Мы нашли его на краю свалки. Вокруг, насколько хватало глаз, терялись во тьме кромешной неясные груды того, что было твердью, плотью, делами и мыслями человека и просто химическими веществами. Танки, телевизоры, фруктовые деревья, затонувшие океанские корабли, обрывки книг, соборы и штанины - всё смешалось здесь и застыло в бессильи недосказанного слова.
Небо было черно и прозрачно, и голубой мазок Млечного Пути пересекал его, увенчанный точками звёзд, которые иногда скрывались под душными клочьями дыма; да плясал на их клубах тусклый огонь, укрытый от нас целым холмом абстрактных геометрических построений из груд старой истлевшей бумаги. Дальше за холмом, скрывшим огонь, не было ничего. Полная темь, даже холодным воздухом не пахло.
Свалка в нашем понятии соединяется с заревом большого города, гулом автомобильного шоссе, миллионными стаями ворон и тяжелым смрадом разлагающегося хлама. Здесь же ядрёный ночной воздух был чист и свеж, как вода в пещере, и я слышал явственное потрескивание и свист слабого полуугасающего огня за холмом, когда остановился на миг. Остановился в поисках обхода этой невиданной груды тысячелетнего старья, преодолеть которую представлялось возможным только через тяжелые увечья, ибо здесь, как говорят в народе, чёрт ногу сломит. Наконец, выбрав широкую и удобную заржавевшую трубу надпространственного перехода, некогда кратчайшим путём соединявшую соседние миры, мы вышли к подветренной стороне холма.
У алых угольев костерка, скрючившись и уткнув заросший подбородок в промасленные шаровары, сидел тот, кого по досадному церковному недоразумению до сих пор величают "дьяволом", и ворошил лепестки огня чуткими обгоревшими руками. Огонь пел и играл золотыми и голубыми цветками и в микрокатастрофе перерождения вещества раскалял добела пепел, покрывший дворцы и лабиринты сияющих угольков. Иногда искра отрывалась от огненного круга и ослепительной траекторией уносилась вверх, к чёрному небу, и там не гасла, а уходила всё дальше и делалась всё голубее, сливаясь с недвижимой вечностью созвездий. Огонь потрескивал и умолял, и трепетал в агонии голубой медузой, стирая последние формы того, что "было", но дявол не спешил отдавать ему новую добычу и задумчиво, осторожно перекладывал угольки в новые хрупкие и призрачные арки и стены, лучившие тёплый свет в игре горячего воздуха.
Он молчал. И мы стояли не шелохнувшись, ибо казалось: вот-вот он обернется, отнимет руку - и потерявшее последнюю опору чудо догорающего огня рассыпется по земле тусклыми искорками.
Дыхание клубилось туманом в морозном воздухе и вместе с дымком костра столбом уплывало вверх - так тихо стало и безветренно; огонь догорал. Наконец конвульсии его прекратились и ровный в своей последней мощи красный отсвет угольев ещё резче прочертил морщины на угловатом и спокойном лице сидевшего у костра. Он медленно поднял голову, провожая последнюю искру, отнял от мерцания руки, и, не поворачиваясь к нам, произнёс без всяких обращений: "а потому и в идее реликтового излучения есть своя прелесть, если принять за основу сплошной спектр. Не правда ли, чудная вышла галактика ? Ради этого стоило вам сегодня забиться в эти кулички. Думал, что не найдёте. Кому сегодня нужны самые роскошные голубые гиганты, если иные граждане-профессора, считающие, что знают их лучше своей квартиры, по существу-то явления двух слов связать не могут. Да ещё решительно не желают отвечать на вопрос: к чему им малая ледяная планета Синглас ? А ведь на ней, будет вам известно, лучшие лыжные горы. И самое холодное освещение в мире. И самый полный музей сугробов, если не полениться и расчистить доступ - не мне же с лопатой шлятся ! Вот вы"- он не обернулся, но я понял, что обращается он ко мне - "думаете, что вы благоприлежный обществу молодой человек и, может быть, даже любите сугробы в новогоднюю ночь, если это не дальше сотни-другой километров от места постоянной прописки; но осуждаете себя за одно лишь поползновение подумать о такой ахинее, как скрип несравненных сугробов Сингласа под промерзшими вашими полуботинками. "Да какого лешего мне там надо ? И с какой мордой я начальству покажусь через тысячу-другую световых лет !"- думаете вы. И правильно. найди вы даже обувку потеплее, как и на чём вы поедете лицезреть это прекрасшейшее место вселенной ? Даже я не знаю. Ибо я могу знать всё, но никак не то, чего не было и никогда не будет. Так ведь и вы в этом не столь от меня отличаетесь. Что-что, а уж чего не может быть на этом свете - вам никогда не ответить внятно, потому что не знаете, чего не может быть совершенно.- Дьявол рассмеялся. - Ну положим, законная доза белены и ударила вам в голову и решили вы туда явится (не приехать же ?) - и кого вы станете теребить по данной нужде ? Единственно, что вы успели подцепить на рога извилин - что меня теребить. А кого это - меня, если упразднен я официально и безоговорочно ? Попросту говоря, как вы это оформите, чтобы имело юридическую силу ? Раньше конечно, случалось: продать душу - все дела. Пожалуйста, если есть. Учтите ещё, что покупателей многовато стало. И посмотрел бы я, с каким видом вы отправились бы вы к нотариусу и в какой другой кабинет от него попали?! "
- И в какой же ?
- "А вот не знаю. Потому что вы не идиот, и не пойдёте к нотариусу. Да и наконец, что бы вы такое мне продать улучили, если бы нашли другого идиота всё это оформить и подписать с вручением мне настоящей заверенной копии ? Думаете, столкнули бы мне нечто, для вас чётко не охарактеризованное, нечто такое отвлечённое ? Да, для вас это - отвлечённая идея. Но нельзя же одну и ту же идею два раза в оборот пускать ! Нельзя, поймите меня ! Одна она. Идёте вы например в кассу, и платите за булку настоящим проектом рубля советского бумажного, а на нём даже номера нет. Что вам скажут ?... Был тут один, столкнул идею, давно это было. Покупал всю вселенную. Ни атомом меньше ! На идее номера даже не было, он сам отчетливо сказать не мог, что такое несет-то мне, окаянный. Но то в первый раз. Вселенную он свою получил и снял покровы с земных тайн. Сняв же, ругался почтенный гражданин безобразно, и уверял, что всё это он уже знает, и уверял, что незачем ему, почтенному гражданину, все эти пакости созерцать, когда всё прекрасное и настоящее, что есть, он и так посмотреть может. Да и рванул к звёздам, искать иных миров. А дальше - сами знаете. При его познаниях небесной механики вскоре завяз он в ближайшей точке либрации вблизи Луны, и до сих пор от него сантиметровые волны отражаются; а поскольку это вот, своё, он мне юридически передал, то больше-то у него ничего не осталось, да так и скончался он в тоске от вопиющей безыдейности в пустоте мирового пространства.
А то, что он мне оставил, я за смертью субъекта передал в хорошие руки - нескольким толковым музыкантам. И они, как говорится, из дерьма конфетку сделали - впрочем и вы знаете, что неплохо."
Сидевший у костра потянулся за брошенной рядом с ним раздернутой рукописью и повернул невольно лицо. Было так темно, что увидел я только половину, обращенную к костру: редкие седые волосы спадали на высокий лоб, изборожденный, как поверхность луны. Нос был скрючен, почернел и заострился. Ни движения, ни блеска не было в глубокой тьме глазных впадин: казалось, и глаза умирают вместе с огнём. Прикусив от волнения губу, он бережно, как птицу, подхватил рукопись на руки, и стал листать её. Корешок болтался, картонный переплёт весь был покрыт тёмными пятнами, бороздками и потёками, как старая карта. Листки выпадали, а их оборванные края перепутались и висели корнями вырванного из земли дерева. Бумага усохла и истлевала, подобно его стволу. Запахло осенней прелью и из книги ночной бабочкой выпорхнул не менее старый трамвайный билет. Может и не трамвайный, но пламя столь быстро схватило его, что на миг прорезав черноту ночи, жёлтой искрой взмыл в небо горящий листок.
"Вы не приметили номер ?"- спросил сидящий у костра.
- Нет, не успели, сгорел.
-"Жаль, конечно, если номер был счастливый, то сейчас бы где-то распустился редкий цветок, вроде горной незабудки. Но в данном случае это, кажется, будет дуб. Материя вернулась в свой круг и где-то под Рязанью пророс желудь. Идеи, по счастью, никакой, кроме того, что была заложена страница пятьдесят три.
На следующий год дубок будет нещадно выдран и поставлен в хрустальную вазочку в квартире пятьдесят три. Вот так.- Он открыл страницу номер пятьдесят три. - Здесь говорится...- поднёс он лист поближе к глазам - о вкладе периода полураспада протона в критическую плотность нейтринного газа... Может и так. Я, с вашего позволения пропущу вступительную часть, где разным товарищам выражается благодарность за всякие ценные замечания, и начну с этой страницы."- Листок бессильно упал в угасающий жар. Долго ждавшие огня истрепанные края его задымились, закоробились и вздрогнув, испустили длинные жёлтые языки. Заплясали, забегали по земле багровые тени. Зашипел и забормотал огонь и завертел над костром свой бешеный танец, уносящий во тьму мириады золотых огней. А пламя летели всё новые, и новые страницы. Грозно кипел огонь, поднялся ветер, и мы невольно отступили, хотя сидящий у костра не сдвинулся с места и руки его поминутно исчезали в багровых вихрях.
"Этой работой я вынужден заниматься уже полтысячелетия, с тех пор, как некий Бруно сказал, что всё, что вы сейчас видите, - он взмахнул рукой к небу, озяряемому всполохами костра - всё это некая часть существующего бесконечного множества. И до сих пор его не могут остановить десятки профессоров, хотя придумывают всевозможные причины замкнутости и ограниченности пространства. Да, да- страх раствориться в бескрайнем был, есть и будет. Так вот, Бруно... Хоть он и не продавал мне эту основу, сказанное давно перестало быть собственностью, как истина. Всё - что над вами, и почти всё - что вокруг вас - есть правда, за которую кто-то не потребовал платы. Так рождаются бесхозные миры, их число действительно бесконечно. И не в том смысле, как у математиков, а в том, что рождаются они каждый день; и когда стала первая звезда - я уж забыл. Когда кто-то решит, что досконально увидел и подсчитал все края вселенной, в этот самый миг родятся ещё звёздные системы, недоступные глазу. В этом смысле их число бесконечно, потому что может быть определено никогда и никем. Вот так. А я работаю и работаю каждую ночь.
p.s. Просьба не смеятся так усердно по поводу полураспада протона. Такая теорийка действительно есть.