Аннотация: К вопросу о вечности души с точки зрения современной химии.
Вы слышали когда-нибудь, как лопаются снегири? Вряд ли. А вот Олег Ефимович Сморчков, бывший начальник отдела секретности, слышал. Открыл он окошко, а там весна, капель, солнышко с тополями в снежки играет, снегири на ветке сидят: тюрлю-тюрлю!
-Ишь, расчирикались,- проворчал Сморчков,- человек с работы пришел, а они тюрлю! Что б вы лопнули! - отхаркался, и закрыл окошко.
Снегири с тихим таким, хрустальным звоном лопнули, и больше вовсе не прилетали.
Тяжелой души человеком был Олег Ефимович. Именная была у него душа, из обедненного урана, с монограммой и номером. Завод уж когда закрылся, а душа осталась! Берег её Олег, по пятницам спиртом чистил, и грязными лапами никому хватать не позволял. Даже жене. От жены особо прятал, то в носок, то в желудок.
Как-то, лет двадцать назад пригласили его в цирк, а не то на концерт Бари Алибасова, кто сейчас упомнит? А он не пошёл! Ни один, ни с Наташкой. Душа, говорит, не велит. В Африке война, дети тощие ползают, а у вас цирк! Чтоб вы лопнули!
Да и не купался Олег вовсе. Обедненный уран такая вещь тяжелая, самая тяжелая, какая в мире есть. На дно вмиг утянет. Так, по пояс в водицу зайдёт, поплюет под ноги и скажет, чтоб все слышали: А там выше по реке уток разводят! От них вша вредная - ни один врач не вылечит. Чтоб они лопнули, эти утки гонорейные.
Однажды, тихим августовским вечером сидел Сморчков за столом и собирался смотреть финансовые новости, про Бернанку Беню, козла лысого, чтоб ему лопнуть, про резню в Сирии и всякое прочее, поднимающее аппетит инвесторов и дух фондового рынка.
Поставил Сморчок на стол солонку, хлеб, вилку железную положил, а ещё огурец солёный, недорезанный, а ещё четвертушку водки, душу чистить. Спиртом оно лучше, да где ж его взять, когда демократы проклятые завод закрыли, чтоб им подавиться!
А ещё яичница на столе была, с гренками. Потому что весь лук жучок поел, чтоб ему треснуть. И жена была, Артемида Ивановна Сморчкова, и смотрела передачу Малахова, про утиную вошь, а про Сирию не хотела.
-Слышь, - говорит Артемида, - певица Кубышкина, ну та, что на евровидении, утиную вошь подхватила, и рожать не может! Ужас просто!
-И чего? Я за неё рожать буду? - пробубнил Олег, вытирая с губы яичницу. "Чтоб ей лопнуть, твоей Кубышкиной, вместе со вшами" - хотел он продолжить, да подавился гренкой. Глаза на лоб полезли, рукой машет, а жена, из-за спины со вздохом ему:
-Бездушный ты пень, Олежка! Ну тебя к бесам, жри свою яичницу.
Откуда ей было знать, как муж душу-то свою лелеял, под подушку на ночь клал и фетром по утрам чистил?
Как Олегу совсем худо стало, и кожные покровы посинели, так Артемида и спохватилась. Взяла она табуретку, настоящую белорусскую табуретку из струганой сосны (а больше нигде таких крепких табуретов и не делают), да и шарахнула по мужниной спине. Душа из того так и вылетела, вместе с гренками и прочей лабудой.
Рухнула душа вниз и пробила пол. Все семь этажей пробила, до первого! Это же уран, а не какашка овечья, бронебойная совершенно вещь, запрещенная к обороту и хранению, только Артемида того не знала.
А Олегу хоть бы что! Спина у него у крепкая, дай Бог каждому такую спину, жилистая. Как-то внутрях даже и полегчало, без души. Отряхнулся он, слюни рукавом вытер, и говорит Артемиде:
-Дай как есть я тебя расцелую, потому как ты правильно и своевременно оказала мне первую помощь, предотвратив тяжкие последствия! Дай я и кошку расцелую, до того у меня внутри покойно и благостно стало! Как камень с души свалился.
Только кошка под шкаф залезла, и тем избегла целования, а жена - нет. Вместе с попой она никак под шкаф не входит.
-Бездушный ты человек, Олег! - кричит из-под стола, - тебя, козла гугнивого, спасли, а ты кошку целовать! И не вылезу, и не проси.
А на первом этаже под Сморчоковыми сидел следователь Илья Гаригинович Скворечкин и смотрел баскетбол с чешским барным пивом и таранками. Как он баскетбол любил! Росточка был махонького, а баскетбол любил. Практически весь в телевизор улез, чтоб баскетбол любить, только руку наружу выпростает, пива долить, и обратно. Душа-то как сверху на стол упала, так к концу тайма, под чешское, вся за милую душу и ушла. Могла и в подвале сгнить, но таранка остановила. Кому положено, тот знает - таранка, сложенная стопкой, останавливает любой таранный удар, даже ураново-обедненный. На то она и таранка. Не то, что кальмар сушеный!
Вроде и наши ихним зад надрали, и пиво недурное, а тяжело у Ильи на душе! Стал он делать логические выводы и вести следственные действия. Головы от таранок посчитал, потолок весь прощупал. И нашёл ведь дырочку! Крохотную, как от винтовки М-16, но знаковую. Такую дырочку через семь этажей без секретного снаряда и не пробить!
Нет бы, Илье прийти к начальству с повинной: "Так мол и так, осуществляю хранение и оборот. Оборотень, практически, в погонах. Но наш оборотень, сознательный, готовый искупить и душу положить...", и так далее.
Но нет. На ночь её фетром протрёт, ружейным маслом смажет, и - под подушку! А при встрече Сморчкову доброго дня пожелает, улыбнется так по-свойски, по-секретному, и молвит ласково: "Как здоровьице драгоценной супруги вашей, Олег Ефимович? Если что нужно будет - дрель вот, или книжку с картинками, просите, не стесняйтесь, я хорошим соседям всегда рад!"
А только Олег за спиной скроется, как Илья про себя шепотом: "Чтоб ты сдох вовсе, козёл нечёсаный! Всех снегирей своим харканьем распугал!" Таким вот двоедушным человеком Илья сделался. Душа у него именная, с номером. Практически вечная, с точки зрения современной химии.