На даче он не был, наверное, года три. И не только он. Года три сюда никто не ездил. В сумерках дом виднелся нечётким силуэтом - из-за разросшейся сирени очертания размывались. Он отпер калитку. С трудом - замок заржавел, а в скважину набилось всякого мусора.
Это был самый обычный дачный кооператив, с домиками, лепящимися почти вплотную друг к другу. Но, оказавшись на своём участке, он почти сразу утратил ощущение близости соседей. Во-первых, день был будний, и на дачах почти никого не было. Во-вторых, от соседей отгораживал забор, возведённый ещё дедом, и старые разросшиеся плодовые деревья. Дед был суров и нелюдим. Ничего удивительного, что перессорился со всеми вокруг и отгородился от них, превратив заурядную, в общем-то, дачу в этакую мини-цитадель. Внук помнил деда очень смутно. Дед умер, когда тот был ещё совсем маленький. Умер здесь же, на даче, на грядках, в июльскую жару. Быстро и безболезненно: удар - и нет человека. Можно было бы сказать: каждый мечтает о такой смерти, но о смерти никто не мечтает, хотя все знают, что рано или поздно умрут.
С тех пор дача стала превращаться в таинственный заброшенный замок. Грядки заглушил бурьян, плодовые деревья (алыча, яблони и что там ещё) разрослись и постарели. Глядя на их сумеречные силуэты, он подумал, что деревья и плодоносить-то, наверное, давно перестали. Век плодового дерева недолог, а этим, по всей видимости, перевалило уже за второй десяток.
Родители бывали здесь совсем редко. Изредка, летом, на выходных, когда некуда было больше поехать. Не раз порывались продать, но каждый раз что-то удерживало: либо жалко становилось, либо в цене с покупателями не сходились. Вот, три года назад тоже продать хотели. Но как раз накануне отец настелил новую крышу. Пожалел. С тех пор дача под новой крышей, никому не нужная, стояла пустая. Соседи косо посматривали на потемневший от времени дом и ругались на лезущий с заброшенного участка наглый бурьян.
Пахло сиренью. Сиреневые кусты бурно разрослись и почти полностью закрывали первый этаж. Три года здесь никого не было. Под ногами пружинил свежий, молодой майский бурьян. Он поднялся на крыльцо. Бетонные ступеньки совсем иструхлявились, подошвы колола вылезшая наружу арматура. Отомкнул дверь. Петли просели... Внутри было холодно - тепло пришло совсем недавно, и дом ещё не прогрелся...
В своё время дом обставлял дед. Это было очень давно. От той обстановки остался только шифоньер без дверец, доверху набитый старым тряпьём. Остальная мебель, не такая ещё и ветхая, а просто старая и ненужная, пошла на растопку печи. Освободившееся место заняли предметы более поздней эпохи - дом загромоздила отслужившая своё мебель с родительской квартиры. Так как к этому времени дача уже практически не использовалась в качестве жилого помещения, вещи не были расставлены в удобном для жизни порядке, а просто свалены в кучу.
Дом был завален обломками его детства. Каждая вещь была ему хорошо знакома. С самого начала своей жизни он был окружён этими вещами. Теперь все они были здесь, наводя своим унылым видом на грустную мысль, что стареют не только люди, но и неживые предметы вокруг них.
Каждая вещь, даже самая незаметная, имеет свою пусть и маленькую, но историю. Когда вещь выполняет предназначенную ей функцию, люди, как правило, не задумываются об этом. А увидев ту же самую вещь, но уже отработавшую своё, вот так, в чёрной пыльной утробе старой дачи, тоже, наверное, доживающей свой век, вдруг начинают вспоминать: так ведь когда я был маленький, эта штука уже была, я её помню, а потом... потом, допустим, у того разлапистого кресла сломалось колёсико, и папа подложил вместо него деревяшку, а раму этого дивана, казавшегося таким незыблемым и надёжным, продавил в своё время неуклюжий толстый дядя Миша.
Давным-давно не видел он этих вещей. Давным-давно в его квартире стоят другие шкафы, столы, стулья и кресла. В углу работает другой телевизор, а проигрыватель виниловых пластинок сменила CD-магнитола. В сумеречной мгле казалось, что вещи плывут. Чёрными бесформенными громадами плывут по реке. Эта река много чего засосала. Редко кто ходит к её берегам. А если уж приходит, то видит, как по воде плывут старые вещи, а в глубину уходят тени их историй.
Вещи - руины. Материальные свидетели ушедшей жизни. Жизнь - это что такое? Неуловимый миг настоящего, ничтожная доля секунды, тут же обращающаяся в прошлое. А прошлое - это ничто. Прошлого нет, от прошлого остаётся лишь какой-то след в сознании, и насколько этот след достоверен, сказать сложно. Ещё остаются руины, которые говорят: да, оно было, твоё прошлое. Когда-то оно было и жило, потому что было настоящим. Теперь его нет. Оно умерло. Теперь есть другое настоящее, в котором твоё прошлое, твоё бывшее настоящее, умерло.
Каждый его взгляд - как вспышка, в неверном свете которой казалось, что старые вещи снова молоды и живы. Но вспышка гаснет, и сразу же приходит осознание того, что это был всего лишь фантом и что реальность на самом деле - тёмная и пыльная.
Однако же, как рано сегодня стемнело. После почти десяти дней солнечной тёплой погоды, сегодня впервые в небе роились тучи, обещая разрешиться первой майской грозой.
Гроза - живая сила, но в предгрозовом затишье всё кажется мёртвым. Особенно в старом заброшенном доме. Но он продолжал блуждание по этому маленькому царству Аида в поисках того живого, которое, он точно знал, здесь было.
Каждый ребёнок наполняет дом фантомами своих фантазий, в которых причудливо переплетаются волшебные персонажи маминых-папиных сказок с неловкими потугами собственного творчества. С возрастом фантомы улетучиваются. Ребёнок вырастает, перестаёт быть фантазёром, превращаясь в унылого реалиста-взрослого, смеющегося над собственными же детскими фантазиями.
В детстве у него был друг - Триллипут. Он сам его придумал, то ли в пять, то ли в шесть лет. Долгие годы Триллипут был единственным его другом. Он приходил домой из школы, где его обижали другие дети и учителя, и закрывался у себя в комнате, потому что знал - там его ждёт Он.
Родители вели жестокую войну с Триллипутом. И кнутом, и пряником, и криками, и угрозами, и сладкими обещаниями купить машинку "лучше, чем у Петьки" и, наконец, врачами они пытались вытравить из его души Триллипута, убедить, что Триллипута нет. Но как же можно убедить в том, что чего-то нет, когда оно есть? Он плакал, прятался под одеялом, и тут же из шкафа неслышно выскальзывал Триллипут, на мягких лапках подбегал к кровати и гладил ласковыми маленькими ручками по голове. Пусть родители и врачи не могли Его увидеть, пусть и сам он до конца не знал, как же всё-таки выглядит Триллипут, но ведь это совсем не значит, что Триллипута нет, ведь правда?
Его спрашивали: ну расскажи нам, кто он такой, твой Триллипут? Увы, он не знал. Триллипут - он просто друг. А какой он и почему именно Триллипут - разве это так важно? Наверное, он маленький и толстенький... Да, он маленький, конечно, маленький... Но не гномик. И очень добрый и сильный. Вот такой он, Триллипут. Вам мало? А, подите прочь, глупые взрослые.
Лет до пятнадцати его разрывало между Триллипутом с одной стороны и всем остальным миром - с другой. Борьба была бескомпромиссной, вничью сыграть было нельзя. И всё же Триллипут сыграл именно вничью. Он ушёл. Он сказал - силы слишком неравны, поэтому я ухожу. А тебе надо жить. Поэтому ты иди, живи, а я ухожу. Может, мы встретимся, а может, и нет. Это решать тебе. Но если я тебе понадоблюсь, ты меня всегда найдёшь.
И Триллипут ушёл.
Много воды утекло, много чего случилось, и он забыл Триллипута. Забыл ли? По крайней мере, не думал о нём. Пока в один прекрасный миг не понял, что в жизни у него, в общем-то, по-прежнему нет никого ближе. И тогда он вспомнил их последний разговор. "Если я понадоблюсь, ты меня всегда найдёшь", - сказал тогда Триллипут.
И он принялся за поиски. Но безрезультатно. В его квартире, после ремонта, с новой мебелью, для старого друга не было места. На всякий случай он облазал все шкафы и потаённые уголки, хотя заранее знал, что ничего не найдёт. Заглянул даже в маленький чуланчик, где сохранились кое-какие предметы старой обстановки. Триллипута не было.
Он звал Его по ночам, выходил на крышу - в ответ только молчание.
Прошло ещё немало времени, и он даже начал мириться с безвозвратной утратой, если бы не чистая случайность. У родителей началось сезонное обострение болезни под названием "продать дачу". И только отец в первый раз произнёс это слово - "дача" - его как молнией ослепило. Ну конечно же! Дача, этот островок погибших вещей и воспоминаний. Туда и перебрался Триллипут, переехал вместе со старой обстановкой. Там Он ждёт.
Половицы скрипят под ногами. Он блуждает в темноте. Можно вкрутить пробки и зажечь электричество, но не стоит. Триллипут не любит света. Где же ты, родной?
Он поднялся на мансарду, которую занимала одна-единственная, очень большая комната с нескладным камином посередине. Комната была почти пуста - лишь несколько коробок вдоль стен. В коробках... Ну да, ну да. Игрушки. Какие-то глупые зайцы и собачки, к которым он был всегда равнодушен. Набор из двадцати пяти машинок - предмет небывалой гордости. Половина машинок не дожила до сегодняшней ночи - погибла в жестоких детских играх. И - Буратино. Великолепный пластмассовый Буратино. Папа привёз его из командировки. Буратино почти не изменился. Разве что выгорел малость на солнце. В играх с этим самым Буратино и родился верный друг - Триллипут.
Он повертел пластмассовую куклу в руках. Спокойное предчувствие овладевало душой и телом. Покой и радость - верные признаки того, что Триллипут где-то рядом...
Снаружи ударила первая молния первой майской грозы.