Я тут немножко прихворнул. Кажется, перегрелся. Целую неделю бушевал у нас этот противный тёплый южный ветер. У меня повысилась температура и начался сильный насморк. Всё в Лапландии потекло, туман съел весь снег, который я рассыпал перед старым Новым Годом. Десять дней уже не выхожу я из своего дворца. Забрался в самую холодную, ледяную спальню, укрылся метровым снежным одеялом, только там и спасаюсь. Ну, ничего, поправлюсь - наведу здесь настоящий зимний порядок. А как у вас? Небось, тоже натворил бед этот южный хулиган. Он у меня добалуется. Вот выйду после болезни, поймаю и посажу в свой холодильник. Поостынет немножко - будет знать, как вести себя зимой... Но нет худа без добра. Пока лежал, вспомнил ещё один рассказ Ары и передаю его в этом письме своими словами.
Последние годы, проведённые Арой в Кельтстоуне, были, наверное, самыми скучными в его биографии. Так он сам говорил. Но лично мне некоторые события этого времени показались очень интересными. Думаю, что и тебе, Катюша, они тоже доставят удовольствие.
Вскоре после исчезновения Бетти серьёзно заболел Анри. Он называл свою болезнь каким-то странным словом - то ли постельгия, то ли усталгия- Ара так и не вспомнил точно. Только первый приступ начался совершенно неожиданно и ужасно. Анри заперся на последнем, четвёртом, ярусе самой высокой сторожевой башни и так застонал, заплакал, что в лесах за рекой на разные голоса взвыли все окрестные волки, в замке в стойлах заметались, заржали лошади, все голуби, которых в Кельтстоуне было несметное количество, рванулись в воздух и устлали помётом стены, башни, улицы и площадь замка. Наутро тёмно-красный, мрачно-величественный замок предстал перед изумлёнными селянами игривой зелёно-белой декорацией ярморочной постановки. А люди скользили, падали, разбивали носы, ноги, и верующие предположили, что Господь ниспослал им манну небесную, не забыв добавить в неё какие-то особые специи из зелёных райских кущей. Некоторые даже попробовали и утверждали, что вкус необыкновенный.
Ара, услышав плач, метнулся к Сторожевой башне, долго бился о двери четвёртого яруса грудью и кричал: "Анри, что с тобой?! Отопри! Не надо плакать! Я тебе помогу!". Наконец дверь отворилась. Анри стоял с какой-то лакированной, странно изогнутой коробкой в одной руке и тонкой палочкой в другой. Он совершенно спокойно спросил: "Что ты так разволновался, приятель? Я просто играю на скрипке". Ара не понял, как может такой огромный человек играть на такой маленькой и хрупкой коробочке, но успокоился и поинтересовался: "Но почему ты при этом так печально и сладостно плачешь, что у меня разрывается сердце?".- "Потому, что тоскую по родине и родным. Но раз тебе это так больно, я буду играть тише. А сейчас пойдём выпьем, и я тебе расскажу, почему я болен".
Они спустились в покои управляющего, распили бутылочку настоящего шотландского виски, и Анри поведал другу тайну своего пребывания в Англии. В пересказе Ары это прозвучало примерно так.
"Много лет тому назад, будучи совсем юным, мой друг жил со своей необыкновенно красивой и умной матушкой в Париже (это столица его прекрасной родины - Франции). Жили они в собственном богатом доме на бульваре Клиши. Красота и ум мадам де Шевалье собрали вокруг неё самых остроумных и знатных людей Парижа. Её салон одно время конкурировал даже со знаменитым на всю Европу салоном фаворитки (любимой женщины) короля Людовика XV, маркизы де Помпадур. (Салон, Катя,- это дом, где люди собирались пообщаться, поделиться новостями, послушать красивую музыку, новые стихи, рассказы путешественников, потанцевать. Ну, вроде того, что нынче называют странным словом "тусовка". Только вряд ли кого из нынешней тусовки пустили бы в салон. Он бы там показался, наверное, обезьяной, сбежавшей из зоопарка.) Соперничество между двумя салонами было серьёзным! На раутах, как на английский манер называла мадам де Шевалье свои вечера, всегда присутствовали не только "сливки" высшего общества, но и писатели, поэты и путешественники, свои и иностранные. Порой удавалось заманить и посетителей салона соперницы, и это сильно раздражало маркизу де Помпадур.
Для поддержания блеска обстановку салона необходимо было полностью менять хотя бы раз в полгода да так, чтобы она была с каждым разом всё оригинальней, красивей и богаче.
Деньги на это, тем не менее, находились. Семья де Шевалье владела большим поместьем на берегах Луары (это самая большая река во Франции), и отец Анри, Виктор де Шевалье, не любивший светской суеты, деньги до поры до времени присылал аккуратно. Но пора пришла совершенно неожиданно: два подряд мощных наводнения - и Луара унесла в море все доходы семьи де Шевалье. Каких-то накоплений при том образе жизни, который вела Антуанетта де Шевалье, конечно, быть не могло. Некоторое время она пыталась сохранить блеск своего салона за счёт займов, но долго это не могло продолжаться. По Парижу поползли слухи о полном разорении их семьи. Анри, между тем, продолжал своё светское образование в различных салонах высшего круга, как ни в чём не бывало. Антуанетта тщательно скрывала от сына финансовые беды семьи и безотказно давала ему деньги на развлечения. Анри же вдруг страстно увлёкся игрой в покер (это игра в карты на деньги - не очень хорошее, между прочим, занятие: со всеми, кто любит играть в карты на деньги, обязательно случается какая-нибудь неприятность).
Юный Анри был очень удачлив, то есть почти не проигрывал. Это, конечно, раздражало его партнеров. Особенно злился молодой граф де Сен-Фужер, племянник маркизы де Помпадур. Но злость - плохой советчик в картах, и де Сен-Фужер постоянно проигрывал именно Анри. Но неожиданно, казалось, фортуна (у древних римлян, Катя, это богиня удачи) одарила своей благосклонностью противника, и граф с нескрываемым злорадством три раза подряд обыграл юнца. Анри был раздосадован, он ощущал себя более сильным игроком и, кроме того, его обижало странное поведение де Сен-Фужера во время игры, когда тот вплотную прижимал свои карты к пышному кружевному жабо, как будто Анри станет подглядывать. Во время четвёртой игры (после трёх поражений) он обратил внимание на странные манипуляции противника пальцами и заметил, как тот ловко поменял крайнюю справа карту на другую, неизвестно откуда взявшуюся. Анри быстро перегнулся через стол и неожиданно дёрнул графа за жабо. Оттуда на стол и на пол посыпались карты: тузы, короли, джокеры. Сначала был общий шок. Все игроки с недоумением и даже с ужасом смотрели на шулера. Скандал был грандиозный. Граф получил от Анри две пощёчины, требование вернуть выигранные деньги и предложение драться на дуэли, где угодно и любым оружием. На что предельно бессовестный и наглый граф ответил, что с нищими не дерется, а подает им, выбросил на стол какие-то деньги и собирался удалиться. Но Анри перепрыгнул через стол, схватил висевшую на стене шпагу и отхлестал ею противника сначала по щекам, а затем, вдогонку, по спине и ниже.
В ту же ночь в дверь его спальни грубо постучали. Он понял - полиция, собрал в охапку одежду и через потайную дверь бросился в другое крыло дома, где жила мать. Ему повезло: она только что вернулась с какого-то бала. Он быстро обрисовал своё положение, а Антуанетта так же быстро нашла выход: "Садись на Тирана (одна из верховых лошадей) и скачи в Брест, там начальником порта Филипп де Шевалье, твой дядя, он переправит тебя в Англию, в Лондон, оттуда езжай в замок Кельтстоун, что в графстве Ноттингем. Хозяйка замка, леди Элизабет Кельт, моя подруга, которая только что гостила у нас, очень добрая женщина и сделает для моего сына всё. Когда можно будет вернуться, я тебе сообщу". Она перекрестила сына, сунула ему мешочек с золотыми, поцеловала в лоб и подтолкнула к дверям... Таким образом мой Друг на много лет стал узником замка Кельтстоун, как он сам себя называл. Анри не получал никаких вестей с родины последние несколько лет - как тут не зарыдать, играя на скрипке?
Ара почувствовал, что сам заболевает, и в смятении вылетел из комнаты друга. Болезнь оказалась заразной. Но играть на скрипке он не умел. А потому кинулся в ближайший лес, где можно было хотя бы с кем-то поговорить на птичьем языке.
Окрестные леса он уже знал и перезнакомился с большинством их обитателей. Изучил местные птичьи языки и наречия. Подружился с вороном, который оказался дальним родственником того, украинского, что когда-то случайно залетел в королевство Ары, женился на попугайке и стал подданным его отца.
Ещё на подлёте к старому дубу, где располагалось воронье гнездо, он услышал совершенно дикие, невразумительные крики. Над дубом носились чёрные перья и белый пух. Его приятель был в невменяемом состоянии. Он орал человеческим голосом: "Карга старая, признавайся, как сюда попал этот выродок? Я в щепы разнесу это вражье гнездо!". Ара, чтобы не попасть под его горячую руку, точнее под клюв, уселся на самую верхушку дерева и оттуда прокричал: "В чём дело, Карлуша?! Какие проблемы?!". Ворон оглянулся, и в этот момент из гнезда в облаке пуха и перьев вырвалась ворона, его жена, и, ломая ветки, умчалась в чащу. Карлуша ринулся было за ней, но затем, безнадёжно махнув крылом, вернулся, уселся над своим жилищем и позвал Ару: "Лети сюда, полюбуйся". Да, ему было от чего бушевать. В гнезде, на белой пуховой подстилке, среди вороньих яиц ворочался и пронзительно верещал, требуя пищи, кукушонок. Карлуша - простой парень, как он мог ещё реагировать на такое безобразие? Он долго не мог успокоиться. Щёлкал клювом, ругался и обещал начистить клюв кое-кому. Ара его терпеливо увещевал: "Ну, не волнуйся, Карлито, береги нервы. А с папашей кукушонка лучше не не связываться, по-моему, он настоящий бандит. Никто ведь его не видел и не знает, где он живёт. Бывшая жена его - пустобрёшка, от неё проку мало. Давно живёт одна, зарабатывает на жизнь гаданием, но врёт безбожно. Я у неё однажды, двадцать лет тому назад, спросил, сколько мне ещё жить на свете. Так она мне накуковала пять лет. Я тут же ей задал контрольный вопрос: "А сколько мне лет, кукушка?". Она долго меня осматривала, видно, хотела определить мой возраст по оперению, а затем уверенно отсчитала восемнадцать. Ну, какова гадалка? Мне тогда как раз исполнилось шестьдесят семь... Знаешь что, пойдём лучше к леди Аул, сове. Она - дама мудрая, опытная, может, и посоветует, что тебе теперь предпринять". Точный адрес леди Аул приятелям был неизвестен. Знали только, что живёт она где-то в центре, в районе "Трех сосен". Они прибыли туда, когда уже смеркалось, и долго блуждали бы в поисках, если бы Ара не обратил внимания на ярко-жёлтый огонёк на большом старом ясене. Дерево находилось совсем рядом, и он из чистого любопытства подлетел поближе и встрепенулся от неожиданности, когда из-под огонька раздался свистящий насмешливый голос "Ну что вы тут целый час уже мечетесь?" Ворон голос узнал: "Я к вам за советом, матушка. С трудом отыскали вас. А чего это вы одним глазом светите?".- "Да рано ещё совсем, я только проснулась. И зачем же я вам понадобилась в такую рань?".- "Беда у него в доме,- встрял Ара.- Можно, Карлуша, я изложу проблему?" Тот не возражал.
Когда Ара рассказал о семейной драме приятеля, старая дама надолго задумалась - проблема-то не из лёгких. И наконец спросила: "Скажите, уважаемый Карл, сколько у вас в этом году ожидается детей?".- "Девять",- сосчитал в уме ворон. "И все, конечно, чёрные",- непонятно продолжила старушка. "Надеюсь",- с некоторым сомнением подтвердил Карл. "А какой масти ваш подкидыш?" - продолжала гнуть свою странную линию сова. "Пёстрый, рыжий",- буркнул потерпевший папаша. - "Ну вот, видишь, как всё ладненько получается? Тебе для ровного счёта - как раз одного не хватает. И будет он рыженький, как солнышко среди туч в твоём семействе. И воспитаете вы его лучше, чем эта вертихвостка кукушка. Будет он вам утешением в старости. Твои-то по своим гнёздам разлетятся, а кукушки гнёзд не вьют. Жена твоя ни в чём не виновата. Это кукушка постаралась, подбросила вам яйцо. Придётся тебе просить прощения за грубость у жёнушки. Лети домой, она уже вернулась. Мне же пора на работу. А то я совсем перестала мышей ловить. Развелось их тут. Болезни всякие переносят. Житья от них нет". С этими словами старая леди Аул поднялась с ветки и медленно поплыла в тёмную чащу, светя жёлтыми огоньками глаз.
Ворон, видимо, принял совет мудрой птицы, наскоро попрощался с приятелем и быстро улетел. Ара поднялся над лесом и направился к тёмной громаде замка, размышляя о достоинствах и недостатках семейной жизни. Состояние Анри продолжало ухудшаться: в дополнение к первой болезни он подхватил ещё какую-то малахолию, что ли? Забросил хозяйство, целыми днями не выходил из комнаты, тихо играл на скрипке или просто лежал на кровати и смотрел в потолок. Ара его понимал. Анри долго считал Кельтстоун почти своим домом, а леди Бет - своей приёмной матерью.
И вот теперь здесь всё совсем чужое. Даже грозные письма из королевского казначейства не понуждали его к активной жизни. Всё чаще обращался он за помощью к другу.
Наутро после разборок в семействе воронов Ара постучал в окно друга - узнать о его самочувствии. Анри ответил: "Спасибо, плохо". И попросил слетать к Джиму Глумп как-нибудь усовестить его. Он уже два года не платил за аренду земли. "Это какой Глумп,- без особого энтузиазма спросил Ара,- кошатник?" - хотя прекрасно знал, о ком идёт речь. Не по душе ему был Джим, да и дружок его Норд Ост был немногим лучше. И Джим, и Норд Ост были одинаково жадные и подлые существа, хотя и принадлежали к разным племенам. В голодное время года - зимой или ранней весной - они буквально устраивали облаву на птиц. Старый скряга Джим вдруг - вроде бы случайно - рассыпал где-нибудь во дворе немного зерна. Ну, а голодные бедные птички - воробьи, голуби, вороны, сороки,- конечно, тут же налетали - кто же откажется от дармового угощения? Соберутся сотнями, толкаются, дерутся, и никто же не вспомнит о бесплатном сыре в мышеловке, не подумает, что не зря здесь рассыпано зерно. А надо бы! Потому что ленивый усатый негодяй Норд Ост, вместо того чтобы охотиться за мышами, располагался в это время неподалеку, на крыше
сарая или в собачьей будке и, дождавшись удобного случая, прыгал в птичью стаю и хватал какую-нибудь беднягу, а то и двух сразу. Мерзкий тип. И хозяин его не лучше - на кормёжке друга экономит за птичий счёт.
С этими мыслями Ара влетел в подворье Глумпа и уселся на карниз дома над хозяином, который, притворившись, что не замечает гостя, продолжал чинить старые грабли. А на крыльце развалился чёрный толстый Норд Ост и одним жёлтым острым глазом наблюдал за пришельцем. Ара начал с неожиданного вопроса: "Джимми, скажи мне честно, ты окончательно решил пустить Георга по миру или есть надежда, что передумаешь?". Вопрос явно застал хозяина врасплох. "Какого ещё Георга?" - обратил он, наконец, внимание на Ару. - "Третьего, короля нашего. Ты явно хочешь, чтобы наш бедный монарх снял свою корону, подвязал к ней снизу суму и в одних холщовых штанах направился с этой торбой в Версаль к французскому Людовику просить подаяния. А они ведь так не любят друг друга. Представь себе, в какое положение ты хочешь поставить нашего господина и благодетеля. И всё из-за своей жадности. Два года ты ничего не платишь в казну. Георг уже пишет письма своемуу другу и интересуется, кто это его так подставляет".
Во время всей этой речи Джим, выпучив глаза, молча смотрел вверх. И наконец с криком: "Что ты там плетёшь?!"- попытался граблями сбить попугая наземь. Ара взлетел, уселся чуть повыше и продолжил: "Да, да, Джимми, за аренду положено платить. Это мой больной и доверчивый хозяин верит, что у тебя недород и половина овец передохла. Но я-то залетал к тебе осенью в амбар - он ломится от мешков с зерном. Стадо твоё пересчитал. Оно увеличилось за два года на тысячу пятьсот двадцать одну овцу". После этих слов Джимми схватил шест, которым, видимо, гонял голубей, и с рёвом: "Ах ты, гад глазастый!" - принялся гонять незваного инспектора по крыше.
Ара долго просто уклонялся от шеста и хохотал над скупердяем, раскрасневшимся, как спелый помидор от гнева и бесплодных усилий. Потом ему в голову пришла забавная мысль: он резко спикировал на не ожидавшего нападения друга Джимми и, крепко схватив его когтями за спину, поднял в воздух. Кот орал благим кошачьим матом и выворачивался. Но когда Ара поднял его повыше, затих, сообразив, что случится, если его отпустят. Теперь командовал Ара: "Джимми, кончай свои упражнения с шестом, залезай в свою кубышку и тащи сюда все двести тридцать три фунта стерлингов (это английская монета - в то время большие деньги), которые ты должен в казну.
Джимми по инерции злобы и азарта рявкнул: "Отпусти Норда Оста немедленно!"- "Ну, если ты просишь",-ответил попугай и разжал одну лапу. Кот заорал так, что из хлевов, вышибая двери, выскочили свиньи, коровы и один здоровый козёл. Им послышалось, что кричат: "Пожар!". А хозяин бросил шест и быстро ушёл в дом. Через некоторое время он вышел с небольшим мешочком, пинками разогнал животных по своим местам и, протягивая вверх мешочек, заныл: "На, забирай последнее, грабь старика, шантажист летучий!"- "Э, нет,- ласково прокурлыкал сверху Ара.- Сейчас мы проверим, как ты учил арифметику в школе. Умеешь ли ты считать до двухсот тридцати трёх? Вынимай по монетке и складывай их на крыльце кучками по десять фунтов". Джимми с неохотой подчинился. Попугай кружился над ним, не отпуская Норда Оста, и громко считал кучки: "Раз, два, три!..". Когда он досчитал до двадцати двух, монетки в мешочке кончились. Ара засмеялся: "Двойка вам по арифметике, Джим Глумп, придётся послать вас за родителями".- "Я - сирота",- простонал Джим. - "Это очень печально, потому как вас, скорее всего, отправят за родителями королевские солдаты - ведь вы по-прежнему не хотите отказаться от своей коварной затеи - разорить нашего короля",- парировал попытку разжалобить себя Ара. Урок закончился всё-таки благополучно. Глумп принёс недостающие деньги, сложил всё в мешочек и снова протянул его вверх: "Бери".- "Вы всё ещё надеетесь решить задачку в свою пользу. Положите деньги на крыльцо и ступайте в угол, хитрый двоечник. Вон туда, в хлев, к свиньям вашим".
Когда Ара принёс добычу, Анри не поверил: "Неужто отдал всё и сразу?".- "Я решил не растягивать удовольствие,- ответил попугай.- Тем более, что на следующий год оно обязательно повторится".
Но ко времени нового сбора арендной платы их уже не было в Кельтстоуне. Летом 1793 года де Шевалье, сдав дела новому управляющему, вместе с Арой покинул место своего долгого добровольного заточения и отправился на родину. Там жизнь была действительно веселей. Но рассказ об этом я пришлю тебе позже.