Аннотация: Небольшое приключение российских граждан на Кипре.
ГРЕКИ БЕГУТ
Вечер! Море! Кипр! Набегающий тёплый бриз, мягко разбивается об остывающий берег, громко стрекочут цикады, и светится большими звёздами южное небо. Променадная дорожка, бегущая вдоль берега, томно приглашает в темноту, местами подсвеченную, приглушёнными кронами пальм, уличными фонарями. Но, ступив на неё, лучше оглядываться по сторонам, прислушиваясь к молчаливой темноте, чтобы не оказаться там, куда не собирался - на пляжном песке, или в глубоком море, слетев с высокого откоса. Если успел дойти до перекинутых через расщелины мостов с крепкими парапетами, то есть шанс остаться сухим и невредимым. Звёзд, из-за светящихся фонарей, с них всё равно не видно, так что есть время смотреть под ноги, и наслаждаясь запахами моря, слушая шум прибоя.
Греки, как настоящие европейцы любят хорошо жить. И в Греции, и в удалённых от неё уголках. В частности, на Кипре! Это подмечают не только туристы, но и многочисленные гастарбайтеры из не особо развитых стран. Вот и рвутся они в благословенный сад, чтобы вкусить плоды райской жизни.
Тяжело достаются эти плоды. Любят греки хорошо жить, а утруждаться тяжёлой работой не очень. Жарко! Сиеста утренняя, сиеста дневная, сиеста вечерняя, и само собой, ночной сон. На работу не остаётся времени. График у греков плотный - позавтракать, пообедать, проконтролировать, как работают замещающие их представители других стран, сбегать на ужин, и где-то в конце списка находится место для вечернего отдыха. Воистину, места населённые греками, курорт не только для туристов, но и для самих хозяев.
Плюсов много, но и минусы наступают на пятки. Поступь эта тяжела, каждый день райской жизни откладывается лишними килограммами на филейных частях женщин и вокруг пупков мужчин. Авторитет мужчин растёт, а женская 'фатима' становится всё шире и шире, и к зрелому возрасту начинаются проблемы с прикрытием срама у одних, и с отлетающими пуговицами на широких пляжных рубашках, у других.
Вот и мельтешат зрелые греки, перед глазами младших собратьев, всем своим видом показывая, до чего доводит райская жизнь. Смотрят младшие и, подмечая ошибки старших, делают выводы.
Спорт на острове это всё! После очередной сиесты и отдыха, молодые греки надевают разношенные кеды, с застиранными до дыр штанами, с прилично выглядящими майками, и выходят на спортивную тропу. Тропу не тропу, а променадных дорожек для бега трусцой, катания на роликах и велосипедах, трудолюбивые гастарбайтеры из дальнего и ближнего зарубежья настроили много. Идут тропы по морскому побережью из города в город, и лишь солнце заходит за горизонт, и на небе вспыхивают звёзды, как на них раздаётся топот тысяч ног. Бегут греки. От лишнего веса и болезней бегут, спеша унести ноги от преждевременной старости. И горе тому, кто становится у них на пути.
Из-за плохой освещённости променадных дорожек, ДТП с участием туристов, явление частое. Бегут греки. В темноте и в духоте. Никого, не видя и не слыша. Музыка для греков второе всё. Вот и бегут греки по неосвещённым дорожкам с наушниками в ушах совмещая приятное с полезным.
***
Дуняша и Степан, прилетевшие на Кипр по туристической путёвке из далёкой и холодной России, ни о чём таком не подозревали, и времяпрепровождение на пляже пятизвёздочного Four Seasons казался им безмятежным видом отдыха. Что может быть лучше, чем позагорать на горячем пляже, помочить в море купальник с плавками и, развалившись на шезлонге под пляжным зонтиком, пить холодный безалкогольный мохито, из украшенного долькой зелёного лайма и никому ненужной бумажной парасолькой бокала.
Потянув из соломинки, зажатой между кусков льда холодный коктейль, Дуня замерла с перекошенным лицом. Покрытый веснушками курносый нос, доселе показывающий, где находится зенит, опустился вниз и, смотрел на горизонт.
- Какая кислятина, - возмутилась выгоревшая на южном солнце светло-русая барышня, сплюнув на горячий песок разжёванный лист мяты.
- Эх, деревня, - вздохнул Степан, успевший опустошить свой стакан одним залпом. - Льдом заедай! Его туда специально положили. Это не наши Весёлки, это же Европа. Тут всё продуманно.
Дуня достала наманикюренными пальчиками кубик льда и, с содроганием положила в рот.
- Ты уверен? - прокартавила она, дробя острыми зубками прозрачный кубик замёрзшей воды. - Зубы что-то сводит.
- Так и должно быть, - подбодрил Степан, поворачивая к солнцу обгоревшую спину.
С трудом закончившая ветеринарное училище, Дуня не была сильна в естественных науках, как и в самой ветеринарии и, о законах физики имела весьма смутное представление. Не смотря на это, что-то смутное всплывало в её разморенном зноем сознании - что нельзя понижать градус. Или это было совсем о другом? Дуня не могла вспомнить точно, и как обычно в таких случаях доверилась мужу.
Растаяв во рту, лёд с журчанием провалился вниз.
- Бррр, - передёрнула Дуня плечами и, ввинтив в горячий песок бокал с остатками коктейля, вслед за Степаном улеглась на шезлонге спиной вверх.
Сборы на ужин были мучительными. Рубашка с коротким рукавом, на Степана налезала плохо, а Дунино, глубоко декольтированное вечернее платье, доставляло большие неудобства.
- Дорвались, - возмущённо шипела Дуня, терпеливо снося потуги Степана, натянуть на её обгоревшие плечи лёгкое платье. Густой слой крема от солнечных ожогов надёжно закрепил лёгкую ткань где-то на узкой талии. - Осторожнее, бретельки порвёшь.
Густой пот, выступивший на лбу Степана застил глаза, и потёк вниз, оставляя серые борозды на густо-смазанном кремом обгоревшем лице.
- Ой! Осторожнее, не прикасайся ко мне, у меня вся спина горит.
- Да я не прикасаюсь...
- Чтоб к тебе так не прикасались... Ой!
- Стой, - сердился на жену Степан, - что ты дёргаешься?
Дуня сцепила крепче зубы и, закрыв глаза, стала считать до десяти. На счёте шесть, с лёгким треском статического электричества или рвущихся ниток, платье оказалось на багровых женских плечах.
- Ну, что замерла? - Степан по привычке, вытер скользкие от крема руки о штаны и, оценивающие осмотрел стройную фигурку жены. - Вроде налезло.
- Убью, - едва слышно прошептала Дуня, и бочком, стараясь не задеть Степана и, не делать резких движений, просеменила к большому зеркалу, занимавшему половину стены.
- Где?
- Что, где?
- Где порвал?
Степан пожал плечами и отошёл, на всякий случай, ближе к двери. Мало ли в жизни бывает случаев? А случай, по имени Людмила Александровна, в миру - Дунька, можно считать исключительным и непредсказуемым.
Осмотр платья ничего не дал, всё было на местах: и бретельки, и длинный, подметающий пол подол, и всё остальное, о чём ведомо только женщинам.
- Повезло, - Дуня поправила перевёрнутую бретельку, неуловимым движением внесла изменения в причёску, придав вьющимся волосам ещё большей пышности и волнистости. На мгновение задумавшись, она подхватила с журнального столика дамскую сумочку, не забыв проверить содержимое, всунула ножки, в маленькие, почти детские, туфельки без каблуков и повернулась к мужу.
Степан замер, только пот потёк по спине от пристально взгляда жены. Он понимал, что повезло не платью и не Дуне. Повезло ему, Степану.
Дуня рассматривала мужа долго. Сначала оценивающе пробежала по небритым щекам, потом взгляд опустился и, завернув 'за угол' осмотрел воротник, а нет ли там предательской тёмной полосы. Ни на чем, не зацепившись, взгляд провалился ещё ниже.
- Ты, хоть бы побрился перед ужином, - вынесла она свой вердикт, остановившись на осмотре ботинок и, отвернувшись, словно забыв о существовании Степана, смахнула с телевизора в подставленную сумочку пластиковый электронный ключ, и направилась к выходу.
Степан огладил колючие щеки, которые, он брил утром и, погрузился в тоску. К дискомфорту от обгоревших плеч, добавлялось нудное и назойливое сосание под ложечкой. Чувство голода, после многочасового загорания и купания, было невыносимым. Тратить время на капризы второй половины не было никакого желания. Любовь, любовью, но своё 'я' Степан не хотел опускать ниже плинтуса.
- Ничего ты не понимаешь в европейской моде, - напустив флегматичности в голос, Степан захлопнул дверь номера и, подтянув сползающие, вдруг, штаны, догнал гордо шагающую по коридору жену. - Недельная щетина, это писк нынешнего сезона. Вот увидишь, в столовой я окажусь самым бритым из иностранцев.
Дуня не поворачиваясь, улыбнулась одним уголком губ, выслушивая глупости мужа и, нахмурившись, поправила.
- Не столовая, а ресторан.
Разницы между одним и другим, Степан не видел. И там и там кормят, и там и там шумно и многолюдно как в колхозной столовой. Но спорить с женой не стал, не только потому, что она была права, он не видел в этом смысла. В свои двадцать пять неполных лет, он считал себя мужчиной вполне зрелым, чтобы устраивать ссоры на пустом месте.
- Именно это я и хотел сказать, - согласился Степан и, подставил Дуне руку. Медовый месяц это не день рождения и не восьмое марта, не каждый год бывает. Можно потерпеть, и чуть-чуть побыть настоящим кавалером. Где-то он об этом читал, и о чём таком, давно, рассказывала его мама, когда вспоминала об исчезнувшем в неизвестном направлении Стёпкином отце.
***
Ужин был разнообразным и обильным. Особенное чувство восторга вызвали у молодожёнов шведский стол и проворные официанты. А чистые скатерти на столах с пирамидками салфеток и богатым сервизом, возносили их на вершину бытия, где они чувствовали себя избранными небожителями.
- Европа... - Степан откинулся на спинку стула, и осоловело посмотрел на лениво ковыряющую вилкой фруктовый салат, жену. - Всё для людей.
Дунька подцепила вилкой клубнику, и лениво кивнув, макнула в сбитые сливки.
Степан прищурился плотоядно посмотрев на жену, отправляющую в рот зелёную дольку киви.... Куда там 'Девять с половиной недель'. То, Голливуд, а это, вот она, живая и тёплая. Своя! Понятная и непредсказуемая, близкая и далёкая... Жена! И как глоток хорошего вина, что-то тёплое разлилось внутри.
На последней мысли сознание Степана остановилось особо.
- А не заказать ли нам вина? Побывать в Европе и не попробовать местного бухла, да меня мужики засмеют.
Вымочив в сбитых сливках кубик ананаса, Дуня поднесла вилку к глазам, чтобы рассмотреть, что она ест, да так и замерла с открытым ртом и задумчивым взглядом.
- Стёпка, - кусочек ананаса недолго маячил перед бантиком губ и, после недолгого обнюхивания был слизан. - Я знала за кого выхожу замуж. И никогда не сомневалась, что рано или поздно ты станешь алкоголиком. Но никогда не думала, что это будет так быстро.
Курносый носик сморщился в презрительной гримасе.
- А я хотела от тебя ребёнка...
Бесовские огоньки мелькнули на дне колодца тёмно-зелёных глаз молодого мужчины.
- Я готов, - засуетился Степан, отодвигаясь от стола. - Побежали?
- Куда?
- В номер, конечно.
Вилка царапнула по хрустальному дну и, кроме белых разводов на острых зубцах ничего не принесла. Дуня вздохнула и, отставив вазочку в сторону, потянулась за длинным бокалом с торчащей из него соломинкой.
- Говорила мне мама, что надо торопиться, пока ты свои гены не пропил, да я всё сомневалась. Похоже зря!
Стул под Степаном скрипнул по мраморному полу деревянными ножками и, снова придвинулся к столу. Две тяжёлые руки легли, на белую скатерть, а сверху пристроился тяжёлый подбородок деревенского тракториста.
- Глупые вы обе, что ты, что твоя мама.
Дуня, не смотря на свои внешние достоинства, умом обделена не была, и продолжать выяснение отношений не собиралась. И на колкость отпущенную Степаном, не обратила внимания.
Допив через соломинку свежевыжатый ананасовый сок, Дуня достала из дамской сумочки стилизованную под кожу крокодила, купленную накануне поездки, фирменную пудреницу в виде сердечка. Припудрив носик, демонстративно с громким щелчком, захлопнула крышку и, щёлкнула Степана по носу.
- Выпивка отменяется, сегодня ты ведёшь меня гулять, а я уж, так и быть, составлю тебе компанию.
Брови Степана, сошлись у переносицы, изображая глубокую задумчивость и, снова разошлись в сторону. Вслед за движением бровей, дёрнулся квадратный подбородок и, над ним разлилась довольная улыбка.
- Куда идём? Но учти, по незнакомому городу я ходить не хочу. Да ещё эта духота, она меня доконает...
- И не надо, - перебила Дуня. - Сегодня мы послушаем шум моря, посмотрим на отражающиеся в нём звёзды и, будем дышать целебным воздухом. Это я тебе как врач говорю.
- Как кто?
Степан с опаской отодвинулся от стола, оглядываясь назад. А не отрос ли у него длинный коровий хвост?
Хвоста не было и, душераздирающий хохот вместе с облегчением вырвался наружу, заставив вздрогнуть отдыхающих посетителей ресторана. Скупая мужская слеза сползла по небритой щеке, оставив мокрое пятно на светлых джинсах.
***
Ограда из плотно посажёных туй, подстриженных в лучших традициях кубизма, с уютными альковами, с поставленными в них скамейками, отделяла освещённую территорию отеля, от сумрака пляжа. Здесь было многолюдно. После вечерней трапезы, чтобы не завязывался жирок, туристы совершали вечерний моцион.
Особой популярностью пользовался пляж!
Вечером, можно было пройтись по серому кипрскому песку босиком, не боясь обжечь ноги. В остальное время, ходить по нему было чревато крупными неприятностями. Высоко висящее жаркое солнце, нагревало песок до состояния плавления, и без толстых мозолей на пятках, или проходящего рядом деревянного настила, любоваться лазурной далью, можно только издалека, или с выступающего далеко в море бетонного мола.
Все скамейки, были заняты на всём протяжении отельного пляжа, и красотами ночного моря молодожёны пошли любоваться на мол. Белое полотнище флага Кипра с очертанием острова и перекрещивающимися оливковыми ветвями, подсвеченное тусклой красной лампочкой, полоскалось на лёгком морском бризе. Развеваясь на ветру, оно отбрасывало на всех находящихся рядом, кроваво-красные блики, создавая мистическую картину из фильмов ужасов.
- Ну, мать, - с застывшим выражением лица, Степан разглядывал замершую фигурку жены, стоящую на самом краю волнолома. - Ты очень похожа на вампира.
Дуня лениво повернулась к мужу и, закрыв ладошкой рот, прыснула от смеха.
- А сам-то, думаешь, лучше выглядишь?
Дуня протянула руку, и сильные пальцы мужа сомкнулись на холодных ладонях, отодвигая её от отвесного бетонного обрыва, о который с лёгким плеском бились волны Средиземного моря.
- Ну, что, надышалась? - прижав крепко к груди свою Дуняшу, Степан заключил её в объятья. - Пойдём?
- Пойдём, - Дуня провела ладонью по небритой щеке мужа, - только не в номер. Я ещё хочу погулять.
Степан еле сдержал вздох досады и нетерпения.
- Ну, тогда предлагай.
Дуня оживилась и, вывернувшись из объятий, потянула мужа за руку.
- Дальше пойдём, на другие отели посмотрим, а ещё говорят, что вдоль дорожки полно ресторанчиков с кафешками. А ещё есть морской ресторан, где подают морские деликатесы. Можем во всех посмотреть меню, и присмотреть местечко для завтрашнего обеда.
В животе у Степана протяжно заурчало. Думать о еде он был не в состоянии, и тем более о морских деликатесах. Он до сих пор, чувствовал во рту вкус свежевыловленной устрицы, и морской тины. Отрыжка с запахом планктона, не самый приятный итог вечерней трапезы.
- Может, так погуляем, - неуверенно протянул он. - Я чего-то, того, наелся.
-Да ладно, я же не предлагаю тебе второй раз ужинать. Просто так походим, посмотрим.
Дунино 'просто так' из её уст никогда не бывало обнадёживающим, и обычно заканчивалось очередной авантюрой.
- Ну, если только посмотреть, тогда пошли.
Мощённая камнем, променадная дорожка, начало которой было там, где и её конец, проходила рядом с территорией отеля и, заполненными туристами, скамеечек. Здесь было светло и весело. Веселье создавали граждане разных стран, а их маленькие дети. разводили суматоху, не только на самой променадной дорожке, но и вокруг неё. Цикады, вечные спутники тропических курортов, в этом время взяли тайм-аут, и вежливо замолчали под напором детского смеха и многоголосого щебетания на разных языках.
- И как они понимают друг друга?
- Это же Европа, - без сомнения в своей правоте постановил Степан. - Тут все друг друга понимают.
- Даже дети? - удивилась Дуня
- Даже дети, - подтвердил Степан
Дуня удивлённо посмотрела на гомонящую стайку пёстро одетой ребятни.
- Надо же.
- Да уж, это не Весёлка... осторожнее, - Степан подхватил Дуню под локоть, вытаскивая из-под трёхколёсного велосипеда. - Ребёнка заденешь.
- Ой! А я его и не заметила, - удивлённо расширила и без того большие глаза Дуня, и предупредительно сдвинулась на обочину, освобождая дорогу: малолетнему водителю велосипеда; затем, такому же малолетнему водителю веломобиля; затем, водителю, чуть постарше первых двух, роликовых коньков; и в конце - дружную толпу родителей.
- Значит так, - Степан выбрался на дорожку, вытягивая за собой Дуню, - идём в... ту сторону.
- В какую?
- Видишь, вон там мыс в море выпирает, там ещё огоньки светятся?
- Вижу.
- Вот туда и пойдём и быстрее, пока нас здесь не затоптали.
Дождавшись, когда Дуня крепче ухватит его под руку, Степан смело направился в сторону одинокого фонаря освещавшего большую круглую и благоухающую тропическими цветами, клумбу, с плешивой пальмой в центре.
- Ой, какой красивый колокольчик, - проворковала Дуня, с восхищением рассматривая маленькую блондинку лет пяти, с длинным хвостиком и в длиннополом платьице.
Топая ножкой от нетерпения, блондинка усердно тянула к носу маленькой ручонкой большой бутон, не определённого, из-за сумрака, цвета.
- Это не колокольчик, - встрепенулся Степан. - Такие цветы у нас в отеле на каждом углу стоят. Это по-ихнему называется.... О, Орхидея!
- Я не о цветах, - Дуня вцепилась Степану в руку, и сбавила шаг. - Я о девочке. Посмотри, она как настоящий колокольчик.
Девочка, услышав Дунин голос, выпустила орхидею из рук и, повернувшись, что-то защебетала на незнакомом языке, показывая на цветок.
- Да уж, - вздохнул Степан, понимая, о чём думает жена. - Он ещё и звонит.
Степан был не против детей, а даже 'за'. Вот только хотелось, чтобы в доме был второй мужик. И чтобы был похож на отца не только цветом волос и массивным фамильным подбородком, но и характером, а ещё, пуще того, умом. Когда он вырастит, с ним можно ходить на рыбалку, а потом показать ему трактор. Девочка тоже не плохо, но что с ней делать? Вязать банты, Степан не умел и, слабо представлял, как расчёсывать куклам волосы. А потом, когда вырастит.... Ну, зачем девчонке трактор? И червяками для наживки, наверняка брезговать будет.
- По-моему, она просит сорвать ей цветок.
- Эка тебя, мать, разобрало. С каких пор ты стала понимать иностранные языки?
- Я их не понимаю.
- Как же ты узнала, что она хочет?
- Не знаю, - удивилась Дуня и, наклонившись, сорвала орхидею, и протянула её девочке. - Как-то само собой пришло.
- Да ты что? Тогда, скажи, чего она ещё, хочет?
Девочка понюхала сорванную орхидею и, отбросив её в сторону, протянула ручку к другому цветку.
- По-моему ты ей не тот сорвала, рви другой, пока ещё есть, что рвать.
Дуня спорить не стала, сорвала следующий цветок и опять отдала девочке. Девочка подозрительно посмотрела на красивый бутон, топнула ножкой, и протянула руку к следующему цветку.
- Я что-то не так сделала? - расстроилась Дуня.
- Угу, - подтвердил Степан, оценивающе приглядываясь к пальме, потом к остаткам клумбы, девочка, похоже, была не единственная, кому нравились цветы. - Ты ей сразу, букет нарви, и бежим, пока нас не поймали.
Дуня, вслед за Степаном посмотрела: на пальму, потом, с жалостью на когда-то красивую клумбу, потом на девочку, что замерла в ожидании.
- Бежим лучше сразу, - сделала Дуня вывод, и потащила Степана за собой. - Пускай родители с ней сами разбираются.
Девочка-колокольчик, посмотрел на быстро удаляющуюся парочку, подобрала сорванные орхидеи, достала, из помятых цветочных зарослей детский двухколёсный велосипед, подтянула платьице повыше и, забравшись в седло, нажала на педали.
- Раскованная девочка, никого не стесняется, даже иностранцев, - делилась Дуня своими наблюдениями со Степаном, идя по неосвещённой дорожке в сторону, где далеко в море виднелись огоньки пригорода Лимассола.
- Европа, - в который уже раз выдал Степан традиционное изречение. - Здесь все дети такие.
- Почему?
- Тут законы такие. Родители боятся своих детей, и отказывать им не имеют права. Даже воспитывают с опаской.
- Почему? - удивилась Дуня, ничего не слышавшая до этого о ювенальной юстиции.
- Засудить могут и в тюрьму посадить, лет на пять. А не дашь карманные деньги, то и на десять.
- Как, - испуганно удивилась Дуня, - дети своих родителей? Даже такие маленькие?
Об этом Степан раньше никогда не думал, поэтому не был уверен в том, что такие дети, тоже могут обратиться в суд.
- Нет, такие сами не могут. Но вокруг всегда найдутся те, кто захочет погреть руки на чужих проблемах. Те же учителя в школе, соседи. Да просто прохожие, которым не понравится, что твой ребёнок, своим рёвом, мешает им отдыхать.
- Какой ужас.
- Европа, - выдвинул Степан в очередной раз свой неизменный тезис.
Дальше шли молча, каждый думал о своём: Дуня о Павлике Морозове и, будучи совсем не набожной, о Страшном Суде для тех, кто воспитывает из детей подонков.
Степан в такие небесные дали не лез и думал о земном. О Дуне!
Не доходя до соседнего отеля, Дуня остановилась и, расширившимися от удивления глазами всмотрелась в сумрак, сквозь который проступали очертания небольшого пляжа, с редкими лежаками и, такими же редкими зонтиками.
- Что они делают?
Степан посмотрел в туже сторону, что и жена.
- Хм, как сказал бы наш старшина Пономарчук, отходят ко сну.
На самых дальних лежаках, почти у самой линии прибоя, три женщины, о чём-то вереща на языке-скороговорке, стелили постели. Всё как в лучших домах Лондона и Парижа. Белые простыни, подушки в белых наволочках и,... пляжные полотенца вместо одеял.
- Во, дают, - восхитился Степан, - чувствуешь, Дунь, дух свободы? Настоящим Европейцам неведомы запреты, не то, что у нас в Весёлке.
- Не надо про Весёлку, мы на отдыхе, - отмахнулась Дуня. - Чем они там занимаются?
Посмотрев сквозь редкие заросли на очертание отеля, потом на маленький пляж и, после недолгих раздумий, Степана осенило.
- Это они места заранее занимают. Смотри, какой пляж маленький, а отель больше нашего...
- Ты думаешь?
- Не думаю. Уверен!
Молодожёны постояли ещё пару минут, впитывая в себя новые знания о европейской ушлости, и пошли дальше, посмеиваясь придуманным на ходу Степановым колкостям в адрес неизвестных героев.
Так под весёлый смех они дошли до небольшой рыбного ресторана с непонятным названием 'Octopus' с нарисованным, на большой синей вывеске, фиолетовым осьминогом с жёлтыми пятнышками. Осьминог смотрел на посетителей большими глупыми глазами и, улыбаясь во все тридцать два зуба, держал в щупальцах вилку с ножом.
Вывешенное у входа кое-как переведённое на русский язык меню, вызывало чувство тошноты у Степана и восторг у Дуни.
- Ой, смотри, смотри, - повисла она на руке мужа. - Смотри, у мужчины, за крайним столиком, осьминог на тарелке лежит. Вкуснотища, наверное.
- Так это, оказывается, осьминог. А то я никак понять не могу, что же у него перед носом шевелится.... Он его, что - живьём ест?
Челюсть Степана свела судорога от омерзения и, вкус планктона во рту, оставшийся послевкусием после съеденной устрицы, почувствовался особенно сильно.
'Вот, так Европа', - подумал он про себя и, плюнул улыбающемуся осьминогу в нарисованный рот.
- Дурак, - прошептала в ужасе, от содеянного мужем, Дуня. - Какой же ты дурак. Как мы теперь сюда пойдём?
- Да уж, - промурлыкал довольный Степан, радуясь точному попаданию и тому, что дорога в эту точку общепита для них закрыта. - Лучше пошли отсюда. Пока твой мужик с осьминогом, нам счёт не предъявил за испорченный ужин.
Мужик, до этого сидевший с чувством превосходства над всеми и, над осьминогом в частности, в брезгливой гримасе зажимал рот обеими руками. Ужин, просился обратно.
Дамская сумочка 'а-ля крокодилья кожа', описав круг, набирая скорость, точно шлёпнула Степана по тому месту, откуда растут ноги.
- Чего стоишь? БЕЖИМ!
Повторять не пришлось. Шлёпнув ладонью убегающей жене по тому же самому месту, Степан побежал вслед за ней.
Так они и бежали наперегонки, пока оплёванный ресторан с непонятным названием и, зело озабоченным мужиком с недоеденным осьминогом, не оказались за очередным поворотом извивающейся променадной дорожки.
А ещё через пару зигзагов по тёмной улочке, молодожёны выбежали к ярко освещённой искусственной гавани с пришвартованными к бетонной стене небольшими яхтами, катерами и водными мотоциклами.
Остановившись и переведя дух после пятиминутной 'скачки', Дуня подошла к потрескавшемуся краю бетонной стены опоясывающей маленький порт и, заглянула вниз.
- Как здесь красиво.
Из-за многочисленных огней, подсвечивающих каменистое дно, гавань светилась мягким жёлтым светом. Среди поросших морскими водорослями бурых камней сновали стайки шустрой рыбной молоди, сверкая серебристыми боками в лучах иллюминации.
От переполняющего её восторга, Дуня захлопала в ладоши, совсем забыв о происшедшем возле рыбного ресторана.
- Ой, смотри, смотри, рыбки плавают....
Любивший ради пустячной забавы, не высыпаться по утрам и, не отрываясь, смотреть на раскрашенную под поплавок пробку Степан, лишь мимолётно взглянул на проплывающую стайку и, сразу потерял интерес.
- Разве это рыба?! - разочаровано изрёк Степан. - Я на Коряжном омуте, бывало и, не таких ловил. - Степан развёл руки на ширину плеч. - Вот каких карасей маме приносил.
Дуня хитро прищурилась и, свела руки мужа на расстояние спичечного коробка друг от друга.
- А мне, только таких показывал.
Степан пожал плечами.
- Клёва не было.
Дуня сочувственно покачала головой и примирительно проворковала:
- Ну, не было, так не было, чего уж тут...
Степан расстегнул на рубашке ещё одну пуговицу.
- Как здесь душно и влажно, я весь взмок. Пойдём лучше обратно, под кондиционером посидим, за жизнь поговорим. У нас в номере тоже красиво.
- Нет в тебе, Стёпка, романтики. Всё тебе на диване лежать, а тут вокруг такая красота.
Дуня подхватила Степана под руку и потащила его ещё дальше, туда, где променадная тропа снова теряется среди сумрака ночного побережья, а прикрытые кронами диких акаций и пальм редкие белые шары уличной подсветки, давали приглушённый бледно-зелёный свет.
Освещённая часть тропы, снова сменилась на тёмную, мощение дорожки исчезло точно так же как и фонари уличного освещения.
- Вот тебе и романтика, - каждый раз ворчал Степан, всё время, промахиваясь мимо дорожки. - Европа... Блин! Какой придурок здесь камней навалил? Чую, без наших здесь не обошлось.
Не успел Степан опять выбраться на утоптанную тропу, как рядом, что-то прошелестело, и подул свежий ветерок.
- Как хорошо-то, - расслабился Степан, ища на ощупь супругу. - Это и есть твой бриз с йодом?
Что-то мягкое попалось под-руку. Мягкое и, строго по форме ладони.
- Ты чего удумал, охальник? Здесь же люди.
- Какие ещё люди? Тут же не зги не видно.
- Всё равно, убери руки.
В темноте раздался звонкий шлепок, короткое 'ой', и треск ломающихся кустов. Степан снова оказался перед выбором, то ли снова выкарабкиваться из густой растительности на дорогу, то ли идти рядом с ней. Уверенности, в том, что Дуня поможет ему выбраться обратно, не было.
И тут пришёл шелест, а за ним и ветерок, да побольше, чем в прошлый раз. В одно мгновение стало, как-то зябко. Пот высох, и кожа покрылась мурашками.
- Европа... Кондиционеры в кустах стоят, - пробормотал под нос Степан, делая вторую попытку выбраться на прогулочную дорожку. - Дунька, визгни для ориентиру, чтоб я опять не промахнулся.
- Тебе надо, ты и визжи, - раздался обиженный голос жены где-то спереди и немного справа. - Я не нанималась тебе сиреной работать. И руки при себе держи, когда вылезешь.
- Мои руки всегда при мне, и когда вылезу, то....
- Только попробуй. Оторву, потом не пришьёшь.
Покрывшись от физических усилий высохшим было потом, Степан снова выбрался на дорогу.
- Спасибо, Дунька, если бы не ты....
Где-то в дали, там, откуда они пришли, нарастал гул, и медленно приближался всё ближе и ближе.
- Кажись, машина едет.
- Какая машина? - удивилась Дуня. - Это же пешеходная дорожка.
Степан почесал подмышкой, втирая обратно стекающий пот, и пришёл к, потрясшему его, выводу - жена права. Дорожка узковата для машины. Даже народный автомобиль 'Ока', не развернётся на этом зигзагообразном пути, да и не вместиться. По ширине не пройдёт.
Пока молодожёны размышляли, стоит ли им, от греха подальше, сойти с дороги, как гул приблизился и, набрав мощь, взвился вверх. Взвился и... начал удаляться, принеся благословенную прохладу, которую они, от близкого моря так и не дождались.
- И что это было?
Дунины зубы невпопад били чечётку, а язык слегка заплетался.
- Европа.... А кто же его знает? Я не справочное бюро. Но сдаётся мне, без нечистой силы здесь не обошлось. Как будто приведение мимо нас прошло.
- Глупости, - в голосе Дуни уверенности не было, но согласиться с мужем было боязно. Вдруг он прав? Эту мысль она отгоняла от себя как можно дальше, боясь испугаться ещё больше. - Приведения так не шумят. Уж больно грохот сильный был и, мне показалось, что кто-то топал ногами...
- Хм, - Степан подхватил Дуню под руку и повёл её дальше, туда, где за изгибом тропы, за зарослями кустов, виднелись белые, слегка голубоватые огни. - Значит не мне одному...
- Ты тоже слышал?
- Не знаю, не знаю. Может и слышал, а может, как и тебе, от страха примерещилось.
Дуня остановилась как вкопанная, и рывком дёрнула Степана на себя.
- Я боюсь, пошли назад.
- Ну, уж нет. Теперь я не хочу идти в отель. Люди платят бешеные бабки за экстрим, а тут почти на халяву досталось.
- Я боюсь, - повторила Дуня и, сделал шаг вслед за Степаном, который, невзирая на робкое сопротивление жены, пошёл на горящий впереди свет.
Мост начался раньше, чем кончились кусты.
- Европа, - промычал Степан под нос, ступая по деревянному настилу. - Тропинку паркетом застелили.
Кусты кончились как-то внезапно. Под ногами послышался шум прибоя, а тропа превратилась в неширокий деревянный мост, идущий вдоль отвесного берега. По всему мосту, через каждые десять метров, то справа, то слева, в шахматном порядке, светились ярким светом белые шары. Несмотря на множество огней, освещён был только мост, а плескавшееся внизу море, оставалось в темноте.
Дойдя до середины моста, Степан отпустил Дуню, и оперевшись о перила посмотрел вниз. Плюнул. Прислушался. Потом поднял голову и посмотрел вдаль, стараясь поймать дуновение ночного бриза, а заодно рассмотреть стоящий на рейде Лимассола большой торговый корабль.
- Безлунная ночь, однако, лунной дорожки нет. Зато смотри, какие звёзды, у нас таких нет. Не звёзды, а маленькие фонари.
Подойдя к мужу, Дуня обняла его за плечи и, ощутив тепло тела любимого человека, почувствовала себя увереннее. Лишь зябко передёрнула плечами, когда взгляд провалился в тёмную бездну под ногами.
- Страсть какая, а вдруг, сейчас из воды, кто-нибудь выползет? Страшный и ужасный.
- Хорошо бы, - мечтательно промурлыкал Степан, - я ему на плешь плюну, для пущего экстрима...
- Тебе бы всё плеваться. Моря не видно, а твои плевки и в темноте блестят.
Степан посмотрел туда же куда и Дуня.
- Это не плевки, - отмёл он подозрения жены в своей схожести с верблюдом, - это пена светится.
- Ага, пена. Так я тебе и поверила.
- Ну, как хочешь....
За кустами, откуда они пришли, раздался нарастающий гул. Как будто, где-то, кто-то, разворошил пчелиное гнездо, и теперь усиленно отбивался от атакующего роя. По спине, опять побежали мурашки, а кровь на мгновение остановила свой бег. Сердце один раз бухнуло и, замерло. Подождало немного, робко стукнуло ещё раз, и опять остановилось. Вслед за сердцем, остановилось и время, и стало робко выглядывать из-за плеча мужчины.
- Кажись, начинается, - Степан отжал Дуню спиной к парапету, спрятав за широкой спиной. - Сейчас рассмотрим это чудо-юдо, а ты готовься нырять, я сейчас, как и обещал, плевать буду.
- Целься лучше, - командовала Дуня из-за спины мужа. - Как поближе подойдёт, плюй сразу, чтобы с первого раза. Я на тебя надеюсь.
Гул приблизился к самому концу кустов и, раздвинувшись вширь, выплеснулся на открытое пространство моста бегущей толпой. Это не были убегающие от пчёл шкодники, да и на спортсменов, бегущие девушки и юноши, женщины и мужчины, бабушки и дедушки, тоже походили весьма отдалённо. Но бежали они быстро. Пока Степан сплёвывал в море приготовленный заряд слюны, и пока Дуня делала глубокий вздох облегчения, бегущие люди достигли середины моста и, обдав молодожён обжигающим сквозняком, спешно приближались к другому концу.
- А ларчик просто открывался, - поёжился Степан, наблюдая как гречанка, бегущая с лыжными палочками, идёт на обгон моложавого грека. - Вот и ответ, оказывается это... - молодой человек поднял вверх указательный палец и, сведя к переносице брови, заключил. - Греки бегут!
Дуня кивнула и, поправив выбившийся от сквозняка локон, взяла Степана под руку и, развернувшись в сторону отеля, потянула его за собой.
Ещё не один раз они сходили с тропы, уступая дорогу бегущим от ожирения грекам, ещё не один раз, они залезали в кусты там, где некуда было сходить.
И уже подходя к отелю, где дорожка делала петлю, подходя к самому морю и, терялась среди пляжного песка, Степан всё же почувствовал ощущения кегли, когда на неё налетает шар боулинга. И не успела Дуня разглядеть, что случилось с исчезнувшим после очередного сквозняка мужем, как оказалось рядом с ним.
- Какие здесь замечательные звёзды, - отстранённо прошептал Степан, пропуская сквозь пальцы остывший, холодный, пляжный песок, и не моргая, смотрел на тёмное и, в тоже время, слепящее звёздное небо. - Большие и яркие.
- Да уж, - проворчала Дуня, вытряхивая песок из густой шевелюры.
- Европа, - заключил Степан, делая глубокий вдох, свежего морского воздуха с запахом водорослей, а значит: йода, брома и, фтора.
- Да, уж, - согласилась Дуня и, обняв колени, слеповато вглядывалась в ночную даль, туда, где на стыке неба и моря, зарождались волны и тихо шелестел прибой.