Она сидела у окошка, смотрела на проплывающие за окном огненные деревья и думала о своем. Это были те редкие минуты, когда не надо было быть примерной женой, образцовой матерью, идеальным солдатом на работе. Когда можно побыть просто 35-летней девочкой, сумасбродной фантазеркой. Можно, наконец послушать Сплин и Рамштайн, потряхивая в так головой.
Видимо эти покачивания и привлекли его внимание. Он сидел на соседнем сидении и смотрел на нее. Потом осторожно тронул ее за локоть, чтобы привлечь внимание.
Она удивленно повернулась к соседу.
- Рамштайн? - Спросил он.
- Ага, - ответила она.
- Класс, тоже их люблю.
- Откуда Вы узнали, что Рамштайн? - Спросила она. Ей бы удивиться, возмутиться, что какой-то незнакомец пристает к ней в автобусе. Но он сразу показался таким родным, как будто знакомы сто лет, и вот встретились после долгой разлуки.
- Ну ты ногой и головой так трясешь, как только под Рамшайн можно. - И улыбнулся.
Она - довольно респектабельного вида женщина, ухоженная, всегда при параде. При одном взгляде на нее можно предположить, что слушает она классику, джаз, ну на самый крайний случай, качественную попсу.
Он - невзрачный, в спортивной куртке и потертых джинсах, в очках. А за очками озорные умные глаза, и улыбка - такая даже в самый сумрачный день сможет зажечь солнышко.
- А у тебя что? - она незаметно и как-то естественно перешла на "ты".
Он вставил один свой наушник в ее ухо, и там заиграл такой любимый Сплин. Она заулыбалась. Так хорошо ей не было очень давно.
Они доехали каждый до своей остановки и разошлись.
А потом каждое утро стало праздничным.
Автобус, музыка, обсуждение книг, фильмов. Болтушки на абсолютно разные темы. И везде они находили столько общего, что даже не верилось, что так может быть у людей.
Потом кофе после работы. Всего на полчасика. Потому что у каждого семья, у каждого заботы и ответственность. Но эти полчаса - это как двухнедельный отпуск после года тяжелой работы. Смотрели друг другу в глаза, смеялись на дурацкими жесткими шутками, потом резко замолкали и снова смотрели. И уходили каждый в свой дом.
- Я пишу детские сказки. - Говорила она.
- Ух ты, круто! Дашь почитать?
И он читал. Запоем, с восторгом. Хвалил.
- Ты даже не думай бросать. Продолжай обязательно. У тебя очень красивый слог.
А она уже давно забросила. Муж сказал, что это глупость, лучше бы делом занялась. Она и занялась. Делала дела, работала, жила. А сказки пылились в далеком архиве ее компьютера. Терпеливо ждали. И вот, наконец, проснулись. Как и она. Встрепенулись.
- А я на велике катаюсь. Ночами. Знаешь, как классно, когда ветер в лицо, никто не мешает, и ты наедине со своими мыслями. - И глаза его становились такие глубокие, как океан.
Потом случались выходные. Когда они не виделись. Даже этих тридцати минут не было.
И тогда она писала. Взахлеб. Сказки. В которых возможно все.
Они стали видеться реже, потому что жизнь не сказка. А она продолжала писать. Ведь то, что они не виделись, ничего не значило. Он был с нею всегда в ее памяти, фантазиях, мыслях, сказках. Он ее воодушевлял и поддерживал.
Проходило время. Она перестала стесняться выпускать свои сказки в мир. Он стали помогать другим людям. И не только детям. Ее мечта детства стала явью.
А он? А был ли он? Может, она его тоже выдумала, как своих сказочных героев? Может.
Но если для того, чтобы снова начать писать, чтобы дарит людям радость, надо было его выдумать, то оно того стоило.