Пирсинг
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
Петр Шерешевский.
Пирсинг.
Действующие лица:
ЩЕЛИЩЕВ.
АЛЕНУШКА.
ФАДДЕЙ ПАРАМОНЫЧ, он же ТРЕТИЙ ПЬЯНИЦА (ВАСИЛИЧ).
АЛЛА ЛЕОНТЬЕВНА, она же АЛКОГОЛИЧКА (МЫМРА), она же БУФЕТЧИЦА.
ПЕРВЫЙ ПЬЯНИЦА (СЕНЯ), он же ГРЕК, он же УСАТЫЙ МАЛЬЧИК В ПАПАХЕ, он же ВРАЧ, он же ВТОРАЯ ДЕВИЦА.
ВТОРОЙ ПЬЯНИЦА (ОЛЕГЫЧ), он же ТАТУИРОВЩИК, он же ДЕНИСОВ, он же КАВКАЗЕЦ, он же ОБЕЗЬЯНА.
ЧЕТВЕРТЫЙ ПЬЯНИЦА (ГРИШКА), он же МАКСЮША, он же МИШЕНЬКА.
СЕРАФИМА, она же ВОЛООКАЯ ДЕВИЦА, она же ОФИЦИАНТКА, она же АЛЛА, она же ПЕРВАЯ ДЕВИЦА, она же ЗОЮШКА.
Пролог.
АКТЕР, ИСПОЛНЯЮЩИЙ РОЛЬ ЩЕЛИЩЕВА. Как скучно мы живем. По воскресеньям нам лень выползать из дома, а ведь можно бы... Нацепить лыжи и скользить, скользить, изредка останавливаясь, чтобы слизнуть с еловой лапы снежную подушку. Это если зима. А летом - по тому же лесочку в поисках гроздьев опят или огненных лисичек. И петь в голос, вспугивая притаившихся птиц заодно с лешими и кикиморами. Или разговаривать с самим собой... Ведь вам есть что сказать друг другу, ведь столько невыясненных вопросов.
Но - нет. Лень...
Или... Во что мы верим? В Деда Мороза - нет уже, в Бога - ну, разве что, как в Деда Мороза. Всё пишем ему новогодние письма - клянчим подарки. Повзрослевшие, потерявшие блеск в глазах, унылые дети...
Просто наш век слишком стар.
То ли дело - какие-нибудь древние греки. Там тебе и кентавры с сиренами, и целый выводок богов на вершине горы. А горка-то - вот она, рукой подать. И мудрые сфинксы... Хотя нет, сфинксы - это, вроде бы, в Египте. Тоже замечательное время было - ходили все плоские такие - локти вбок, коленки - вбок. С солнцем разговаривали.
А, допустим, так сложилось, что вам уже за сорок, величают вас - Дмитрием Сергеевичем Щелищевым, и занимаете вы весьма пристойное место на социальной лестнице. Торгуете картонными стенками или еще какой-нибудь дребеденью. Но что-то свербит, мучает, не дает спать, а заснешь - какие-то исковерканные сны снятся, от которых просыпаешься в поту. Отчего не живется?.. Допустим, просто допустим, угораздило вас до жизни такой... И что же вам делать?
Дмитрий Сергеевич Щелищев с некоторых пор стал посиживать на скамеечке. Жену с сыном он отправил на три недели в жаркие страны. А сам не поехал, хотя мог бы... И вместо галечных пляжей по системе "все включено" облюбовал Дмитрий Сергеевич скамеечку на центральной аллее скверика перед домом, на которой собирались местные пьяницы. И стал на ней посиживать.
Сцена 1.
Скамеечка в сквере.
На скамеечке сидят ПЕРВЫЙ ПЬЯНИЦА, ВТОРОЙ ПЬЯНИЦА, ТРЕТИЙ ПЬЯНИЦА, АЛКОГОЛИЧКА. Разливают боярышник по граненым стаканам. Щелищев подходит и присаживается рядом с ними.
ПЕРВЫЙ ПЬЯНИЦА (СЕНЯ). А у нас мужики на заводе политуру пили. Так они почернели совсем, с кожей там что-то, пигментация... Прямо неграми стали. Даже когда из начальства кто увидит - все спрашивали: "Откуда у вас в цеху негры?" А мы смеемся: "Это Петька Большой и Петька Маленький. Они политуру пьют". И ничего себе, живы... Только черные...
Алкоголичка хохочет.
ВТОРОЙ ПЬЯНИЦА (ОЛЕГЫЧ). Сеня, ты, чтоб ты знал, эту историю уже сто раз рассказывал! Ее, чтоб ты знал, все уже наизусть знают, неинтересно никому.
ПЕРВЫЙ ПЬЯНИЦА. Почему? Вон Мымре нравится!
ВТОРОЙ ПЬЯНИЦА. А ты, Мымра, помолчала бы! Опять ведь не скидывалась! Бесплатно, чтоб ты знала, только Чижик-Пыжик на Фонтанке воду пил!
АЛКОГОЛИЧКА (МЫМРА). Ага! А стаканы чьи? Вы-то, пьяницы покровские, свих стаканов никогда не носите! Все из мымриных лакаете!
ТРЕТИЙ ПЬЯНИЦА (ВАСИЛИЧ). (тост). Ладно, дай бог - не последняя!
ПЕРВЫЙ ПЬЯНИЦА. Понеслась!
Все выпивают. Подходит Четвертый Пьяница.
ЧЕТВЕРТЫЙ ПЬЯНИЦА. (ГРИШКА). Привет, алкоголики! Чего празднуем?
АЛКОГОЛИЧКА. Что не сдохли еще!
ТРЕТИЙ ПЬЯНИЦА. Привет, Григорий Батькович!
ЧЕТВЕРТЫЙ ПЬЯНИЦА. (пожимая руки собутыльникам, по ошибке протягивает свою грязную клешню и Щелищеву. Тот, смутившись, отвечает на рукопожатие. А мужичонка, запоздало заподозрив ошибку, хлопает глазами...) Что-то не признаю... Ты кто?
ВТОРОЙ ПЬЯНИЦА. Да это не наш, чтоб ты знал. Посиживает здесь, неделю уже. Пялится, а не пьет. Эй, мужик, ты, может, выпить хочешь, а стесняешься?
ЩЕЛИЩЕВ. Нет, спасибо.
ТРЕТИЙ ПЬЯНИЦА. Чего пристали? Сразу видать - умственный индивид, не нам чета, пьяни покровской.
ПЕРВЫЙ ПЬЯНИЦА. Что же он, не человек, что ли? Выпить-то любому сладко.
АЛКОГОЛИЧКА. Может ему жена не дает.
ВТОРОЙ ПЬЯНИЦА. А может язва у него, опять же. Нельзя мужику, а хочется... Вот он и пялится.
ТРЕТИЙ ПЬЯНИЦА. Ну и что - язва? У меня тоже - язва, а я ничего, употребляю. Только болеть перестает.
ПЕРВЫЙ ПЬЯНИЦА. Вот и помрешь, Василич, раньше сроку.
ТРЕТИЙ ПЬЯНИЦА. Чего каркаешь? Все мы сдохнем, пьяницы покровские. Наливай...
Подходит синюшная девица в допотопной мини-юбке.
ПЕРВЫЙ ПЬЯНИЦА. Серафима-то, глянь, с голыми мослами нынче выползла.
ЧЕТВЕРТЫЙ ПЬЯНИЦА. Симка, дурища, копыта отморозишь и седалище... Выперлась, тоже мне...
СЕРАФИМА. Солнышко, глянь, какое. На наших болотах грех погодку такую упускать. А то так весь год и проходишь - с ногами синюшными.
АЛКОГОЛИЧКА. Это она тебя, Сеня, соблазняет. (поет) А тому ли я дала, - ля-ля-ля-ля ля, - Обещание Любить? - ля-ля-ля-ля ля...
ПЕРВЫЙ ПЬЯНИЦА. Меня-то чего соблазнять - я и так на все готовый. Али пошли, Симка? У меня и площадь свободная. Моя сегодня в сутки вышла.
СЕРАФИМА. Руки прибери, пьянище. И подвинь, подвинь задницу-то.
ВТОРОЙ ПЬЯНИЦА. Симка-то не про нас заголилась, чтоб вы знали. Мы ей хороши, только боярышник вместе трескать. Ей вон того чистенького, интеллигента подавай. Я давно заметил, с тех пор, как он у нас тут прописался, краля наша в егойную сторону глазом все косит. А, Серафима, верно говорю?
СЕРАФИМА. Не мели, Олегыч, ерунды. Лучше закурить дай.
ВТОРОЙ ПЬЯНИЦА. Ишь, королевна... Вышло всё... Я, вон, последнюю сосу.
СЕРАФИМА. Курить, говорю, есть у кого?
ЧЕТВЕРТЫЙ ПЬЯНИЦА. И у меня кончились...
СЕРАФИМА. А ты, вон, у гражданина поинтересуйся.
ТРЕТИЙ ПЬЯНИЦА. Во-во... Вы же с ним товарищи, за руку здороваетесь.
ЧЕТВЕРТЫЙ ПЬЯНИЦА. А что? И попрошу, делов-то... (Щелищеву). Я извиняюсь, сигареткою не богаты?
ЩЕЛИЩЕВ. (протягивает пачку дорогих сигарет с красной полоской). Пожалуйста...
ЧЕТВЕРТЫЙ ПЬЯНИЦА. Опять же, тысяча извинений, только они у вас запечатанные...
ЩЕЛИЩЕВ. Берите, берите.
ЧЕТВЕРТЫЙ ПЬЯНИЦА. Неловко как-то. Сами откройте, извиняюсь, опять же.
ЩЕЛИЩЕВ. Всю пачку берите, разделите с товарищами.
ЧЕТВЕРТЫЙ ПЬЯНИЦА. Премного благодарен... (возвращается к собутыльникам). Видали, пьяницы покровские, чем Гришка-то разжился?
АЛКОГОЛИЧКА. Дорогие, небось...
ПЕРВЫЙ ПЬЯНИЦА. Ого! Покажь.
ЧЕТВЕРТЫЙ ПЬЯНИЦА. Не тяни грабли.
СЕРАФИМА. Э-э-э, мужчины, это ж для меня дадено.
ЧЕТВЕРТЫЙ ПЬЯНИЦА. Перетопчешься, не принцесса... Я их у Маньки в ларьке запросто на пиво обменяю, да еще папирос пару пачек.
СЕРАФИМА. А она даст?
ЧЕТВЕРТЫЙ ПЬЯНИЦА. Пусть только не даст, я ей тоже потом не дам.
Все хохочут.
ТРЕТИЙ ПЬЯНИЦА. Так пошли, что стал столбом, коммерсант.
Пьяницы уходят.
Сцена 2.
Тату салон.
АКТЕР, ИСПОЛНЯЮЩИЙ РОЛЬ ЩЕЛИЩЕВА. А порой после службы один-одинешенек гулял Дмитрий Сергеевич Щелищев по городу. И однажды набрел на расписную дверцу в глубине двора. В приступе любопытства Щелищев вошел, решив, что перед ним один из ночных кабачков с танцами. Но, оказавшись внутри, понял, что ошибся.
В клубах пряных музыки и дыма пьянствовало человек пятнадцать-двадцать. Атмосфера напоминала студенческое застолье: сдвинутые столы, селедочные головы... Дмитрий Сергеевич хотел уже было ретироваться, но...
ТАТУИРОВЩИК. Не стесняйтесь, не стесняйтесь... Я еще и не пьян совсем. Рука моя крепка, а время - рабочее... Так что - чего изволите?
ЩЕЛИЩЕВ. Простите великодушно, как-то я не очень понимаю, чего я могу изволить...
ТАТУИРОВЩИК. Да любой каприз за ваши деньги! А на этих подонков не обращайте внимания! (махнул рукой в сторону клубящегося застолья) Это - так... Так себе, невинный сабантуйчик в преддверии выходных. Сам, небось, не дурак стопочку бабахнуть? Верно говорю?
ЩЕЛИЩЕВ. Что?
ТАТУИРОВЩИК. Что - что?
ЩЕЛИЩЕВ. Еще раз извиняюсь, но чего вы от меня хотите?
ТАТУИРОВЩИК. Я хочу? Нет! Чего ваша душенька желает!? "Не забуду Варю-детку", или чего позаковыристее, в виде китайского иероглифа? Очень актуальная, кстати, темочка - иероглифы: удача там, или любовь, или богатство. Да у нас и альбомчик с образцами имеется... Вот, извольте взглянуть...
Демонстрирует Щелищеву альбом с образцами татуировок.
ЩЕЛИЩЕВ. Вы что же, татуировки делаете?
ТАТУИРОВЩИК. Смешной дядя... А вы что думали?
ЩЕЛИЩЕВ. Я, собственно, случайно зашел, по ошибке...
ТАТУИРОВЩИК. Э-э-э, полно жеманничать-то, как красна девица. А то я вашего брата не знаю? Ви-и-ижу, ви-и-ижу, что девственник. Вроде и неловко, и глупо, и страшно кажется... Да? Да же? А, только, коли уж решился, пришел сюда - все равно не отвертишься. Не сейчас, так после притащишься. Раз завелась бацилла эдакая в голове...
АКТЕР, ИСПОЛНЯЮЩИЙ РОЛЬ ЩЕЛИЩЕВА. В это мгновенье Дмитрий Сергеевич, уже собиравшийся нагрубить, краем глаза, периферическим зрением, нет, не увидел, а ощутил: какая-то синяя тень, оторвавшись от стола, приблизилась и нависла над ним.
АЛЕНУШКА. (опускается перед Щелищевым на корточки) Миленький, дайте очки примерить... (не дожидаясь позволения, она стягивает с Дмитрия Сергеевича очки, нацепила, улыбнулась). Труба-а-а... Не видать же ничего. Это ты такой слепенький? Бе-е-едненький...
АКТЕР, ИСПОЛНЯЮЩИЙ РОЛЬ ЩЕЛИЩЕВА. Перед глазами привычно все поплыло, как всегда, когда обнажаешь лицо. Сквозь туманную дымку на него смотрели крупные серые глаза, увеличенные линзами мужских очков. Щелищеву почему-то подумалось, что ладони у девушки непременно должны быть шершавыми на ощупь. И очень захотелось взять ее за руку - просто, чтобы проверить, так ли, верно ли...
АЛЕНУШКА. Мне идет?
ТАТУИРОВЩИК. Киса, шла бы ты отсюда.
Девушка вместо ответа целует Татуировщика в лысину.
АЛЕНУШКА. (Щелищеву). Мне идет?
ЩЕЛИЩЕВ. Да.
АЛЕНУШКА. Жаль, самой не полюбоваться... Туман такой, труба. (Выходит, позабыв вернуть очки).
ТАТУИРОВЩИК. Малолетка, дура пьяная. Ну? Что? Глазки будем строить или работать? А?
ЩЕЛИЩЕВ. А чего-нибудь попроще нельзя?
ТАТУИРОВЩИК. Попроще чего?
АКТЕР, ИСПОЛНЯЮЩИЙ РОЛЬ ЩЕЛИЩЕВА. Щелищев, вдруг пожелавший задержаться в этом притоне любой ценой, озирался полуслепой, в поисках подходящего повода... Взгляд его задержался на мочке уха татуированного. "Так, что ли, - подумалось ему, малой кровью..."
ЩЕЛИЩЕВ. Ну, ухо проколоть, что ли?
ТАТУИРОВЩИК. Ушко? Отчего нельзя? Можно... Пойдем, чижик. Ушко проколоть - это, знаешь, как сто грамм хлопнуть. И не заметишь. Сейчас все в лучшем виде отчекрыжим.
ЩЕЛИЩЕВ. Я смотрю... Как у вас насчет дезинфекции?
ТАТУИРОВЩИК. Не боись, лапушка, сифилисом не награжу, сифилисом тебя подружка наградит, а не Мишка Спайдер.
АКТЕР, ИСПОЛНЯЮЩИЙ РОЛЬ ЩЕЛИЩЕВА. Дмитрий Сергеевич поглядел на дверь, и, видать сослепу, ему почудилось, что из-за косяка на него уставилась обезьянья морда. (Протирает глаза и снова глядит на дверь). Исчезла. Привидится же такое...
ТАТУИРОВЩИК. (закурил) Извини, лапушка, я, понимаешь ли, всегда курю, когда работаю, для вдохновения. Ха! Дезинфекция! Все у нас будет стерильно, как в аптеке, не боись.
Ткнул Щелищева кривой иглой в ухо. На белую рубашку Дмитрия Сергеевича обильно потекла кровь.
ТАТУИРОВЩИК. Ай, как же это я не туда... Эх... Но ты не переживай, это первый раз у меня эдак. Я же второй приз на конкурсе в Копенгагене взял.
АЛЕНУШКА. (входит). Мишка, ты же всю рубашку дяденьке замарал... (Протягивает Щелищеву очки). Возьмите... А то сижу, перед глазами все плывет, а я, дурища, понять не могу - в чем дело. И позабыла, что на нос напялила, мартышка пьяная... Мартышка и очки.
ТАТУИРОВЩИК. Брысь из процедурного.
Аленушка разглядывает Щелищева, не двигаясь с места, будто не услышала.
ТАТУИРОВЩИК. (защелкивает сережку, подносит Дмитрию Сергеевичу зеркало). Полюбуйтесь...
АКТЕР, ИСПОЛНЯЮЩИЙ РОЛЬ ЩЕЛИЩЕВА. Щелищев полюбовался: ничего не изменилось. Чуть жгло ухо... Глупо...
АЛЕНУШКА. Скучно там. (Прикоснулась к мочке Дмитрия Сергеевича, растерла между пальцев капельку крови, потом слизнула). Давайте я вам рубашку застираю. Мишенька, ты иди. Я провожу...
Татуированный махнул рукой и вышел. Девочка молча принялась расстегивать пуговицы на груди у Дмитрия Сергеевича. Он тоже почему-то не произносит ни слова, только глупо улыбается... Незамеченный, входит Максюша. Наблюдает, как Щелищев и Аленушка сопят, будто занятые важным, требующим бесконечной сосредоточенности делом. Как, не сопротивляясь, позволяет Щелищев стянуть с себя рубашку.
МАКСЮША. Вы н-на меня н-не оглядывайтесь... Я что? - я н-ничего... Т-так себе - призрак безвредный...
ЩЕЛИЩЕВ. Призрак?
АЛЕНУШКА. А-а, Максюша... (Отходит к раковине, застирывает рубашку). Не сидится? Шпионить притащился?
МАКСЮША. П-призрак, призрак! Призрак в том смысле, что присутствовать я в этой жизни присутствую, а влиять на ход вещей не способен.
АЛЕНУШКА. Только как же вы, бедненький, в мокрой-то рубашке на воздух пойдете?
ЩЕЛИЩЕВ. А-а-а... Тепло на улице.
АЛЕНУШКА. Не дай бог, насморк схватите...
МАКСЮША. Н-на правах призрака, этой самой особой убиенного, могу один совет дать, полезный... На вашем месте я бы рубашечку мокрую-то надел, да и бежал бы отсюда без оглядки. Бог с ним, что простудитесь... Ноги попарите - и пройдет все... В противном же случае я вам, любезный, не завидую... Потому как Аленушка на вас уже прицел навела...
АЛЕНУШКА. Не слушайте этого клоуна...
ЩЕЛИЩЕВ. А если Аленушка прицел навела - все, плохо дело... Труба, как она сама выражается...
АЛЕНУШКА. Ему в цирке самое место...
МАКСЮША. Это я вам на правах призрака, ею убиенного, все рассказываю... Убить-то - убьет, а почивать с миром не даст... За ниточки дергать станет - подай, принеси, к ноге...
АЛЕНУШКА. Ну, раз вы так мило беседуете, я пожалуй за коньячком схожу... А ты, Максюша, пока развлеки дяденьку. Анекдотцем каким-нибудь про меня побалуй... Попикантнее, как ты любишь... Только, будь добр, не отпускай его никуда, коньячку выпьем... (бросив мокрую рубашку на колени Щелищеву, выходит).
МАКСЮША. Ты ей не верь! Она сейчас вернется - щебетать станет, будто человеческих душ познать хочет глубину! Писательницей хочет быть... Ты же знаешь, как эти бабы умеют хвастать... Исподволь эдак, невзначай... И уж так она разрисует себя, будто нимбом окружит - и уши развесишь, и поверишь, во все поверишь... Как на икону на нее смотреть станешь, чуть не молиться... А это же все - фук, жульничество и приемчики женские...
Писательницей она хочет быть! Писательница! А сама "знаешь, хочешь, понимаешь" без мягкого знака пишет! Ты на лобик ее взгляни - у-узенький-узенький!
ЩЕЛИЩЕВ. Не волнуйтесь так, Максим... Вас же Максимом зовут? Я ни на что не претендую. Хотите, я сейчас же домой пойду. Хотите?
МАКСЮША. Это вы правильно, что бежать, что совета послушали. Да только нельзя вам сейчас уходить... Момент упущен...
ЩЕЛИЩЕВ. Это какой же такой момент?
МАКСЮША. Обстоятельства трагически изменились. Мне же велено вас удержать! Мне! Значит мне, мне брошен вызов!
ЩЕЛИЩЕВ. Глупости! Втягиваете вы меня куда-то...
МАКСЮША. Э-э-э! Никто вас никуда не втягивает. Аленушка вернется - и шагайте с богом, куда пожелаете. А отпусти я вас сейчас, выйду я жалким трусом и тряпкою. А как только я себя таким ощущу - или ощутю, черт, как правильно?..
ЩЕЛИЩЕВ. Ощущу...
МАКСЮША. Щу-щу, так щу-щу. Так вот, как только о-щу-щу - так и прибью опять! Не себя - ее! От слабости. И презираешь себя потом, и тошно, будто тухлятины наелся, а сам себя не помнишь... Так что, сделайте одолжение, побудьте... Недолго еще...
ЩЕЛИЩЕВ. Да ладно уж...
Пауза.
МАКСЮША. Она же тварь, проститутка. Я не шучу, она проституткой полгода работала. Мир познавала! Эх, жаль, я ее тогда не встретил... Все бы миновало меня тогда, весь бред нынешний... Поглумился бы, и забыл. А теперь... Теперь она в казино крупье... Тоже мир познает. Там я с ней и познакомился... Помню, как в чаду был, все проиграл... Все думаю, в петлю... И тут глаза поднимаю, - пока играл-то - не видел вокруг себя ничего, - гляжу: она... Рубашка беленькая, крахмальная... Стоит эдакий ангелочек и всех обдирает, как липку ... В петлю всех, в петлю... Это у нее дар такой - всех вокруг себя губить... Тут и она на меня поглядела, и улыбнулась так - ну, ты знаешь уже.
Входит Аленушка с бутылкою коньяка и бокалами.
АЛЕНУШКА. Вижу, не скучали... Что, Максюша, наплел про меня? Весь свой репертуар исполнил?
МАКСЮША. У тебя, милая, мания величия... Будто кроме как о твоей особе - и не о чем...
АЛЕНУШКА. Я его песенки знаю. Перво-наперво он сообщает, что я тупа, как гусыня и пишу безграмотно. Потом - что проститутка. Потом, что в постели без денег - ледышка. И заметьте: все это - первому встречному, для поддержания беседы, так сказать...
МАКСЮША. Мания величия, мания величия! Знаете, любезный, сколько требуется Аленушек, чтобы ввернуть одну лампочку? Всего одна потребуется! Она просто держит лампочку, а мир вращается вокруг нее!
АЛЕНУШКА. Вот, вот! Любимые его штучки! Анекдоты про Аленушек! Он их про блондинок вычитывает, а потом про Аленушек пересказывает! Приятно, как на ваш вкус?
ЩЕЛИЩЕВ. Друзья мои, я пойду, пожалуй... Я вероятно встретился с вами не в самый подходящий момент. И мне очень горько сознавать, что я мог явиться...
АЛЕНУШКА. Сидите, миленький, сидите... Ничем навредить вы нам не можете, потому как хуже уже некуда.
ЩЕЛИЩЕВ. Поверьте моему опыту... Опыту человека, который старше вас... Опыту мужа, отца, человека семейного... Глядя на вас, я вижу замечательную, гармоничную пару. Бывают всякие периоды в жизни... Только-то и нужно: перетерпеть, простить...
АЛЕНУШКА. Испугались, муж, отец, человек семейный? Не бойтесь, небось не съем, не украду... А мирить нас - дело пустое. Мы уж полгода как разбежались... Теперь раз в месяц, как напьется, звонит. Плачет, прощения просит. Шантаж опять же... Я, говорит, вены порежу.
МАКСЮША. Замолчи! Замолчи!
АЛЕНУШКА. Ну, ударь, ударь... Мне-то что, а тебе полегчает!
МАКСЮША. Замолчи! Замолчи!
АЛЕНУШКА. Он сегодня опять... Рыдал в трубку. Приезжаю - а он с блондинкой фигуристой в обнимку сидит, улыбается. "Здравствуй", - говорит. Счастливый, рот до ушей.
МАКСЮША. Я хотел, чтобы ты за меня порадовалась. Что у меня все хорошо!
АЛЕНУШКА. Ты хотел, чтобы я локти кусала, какого лапушку-обаяшку-пузана потеряла!
МАКСЮША. А и хотел! И хотел! (выбегает и через секунду притаскивает из соседнего помещения, где происходит пьянка, волоокую девицу. Та пьяна до полной потери ориентации. Она только покачивается и, глупо улыбаясь, щурится по сторонам, будто только что проснулась). Вот! Вот! Вот она меня понимает! (Страстно целует ее). Вот!
АЛЕНУШКА. Совет да любовь! (Щелищеву). Миленький, проводите меня!
МАКСЮША. (Встает у нее на пути). А ты, ты - холодная мокрая лягушка! Я тебе... (влепил Аленушке две быстрые пощечины).
Рыдающая Аленушка выбегает, звякнул дверной колокольчик. Блондинка хлопает ресницами. Максюша, шмыгнув носом, талою кучей опускается в углу на пол. Щелищев, подхватив плащ, на ходу натягивая мокрую рубашку, он выбегает следом за униженной и оскорбленной.
АКТРИСА, ИСПОЛНЯЮЩАЯ РОЛЬ АЛЕНУШКИ. Аленушка, своим женским чутьем безошибочно определившая, что этот холеный мужчина непременно последует за нею, поджидала Щелищева у выхода из подворотни.
АКТЕР, ИСПОЛНЯЮЩИЙ РОЛЬ ЩЕЛИЩЕВА. Она как ребенка взяла Щелищева за руку и повела за собой. Рука у нее действительно оказалась шершавой, с тонюсенькими пальцами: - тронешь - сломишь. Именно такой, как представлялось Щелищеву давеча.
АЛЕНУШКА. (уткнулась мокрой мордочкой в мокрую рубашку, в грудь Дмитрию Сергеевичу). Он меня измучил, измучил. Я же, только это секрет, действительно проституткой работала. Так, по глупости, из любопытства. И с тех пор спать с мужчинами не могу - не чувствую ничего. Все время кажется - нужно что-то изображать, стонать как-то по-особенному. А потом подумаешь - ну отчего не изобразить, удовольствие не доставить? Тому же Максюше, если он из-за этого так мучается. Но едва начнешь - все, труба... Человек, которого только-только хотелось баюкать и мочалкой тереть, вдруг превращается... Как сказать, не знаю... Его будто нет, а на его месте - что-то такое черное и неодушевленное. Вроде боксерской груши, или козла, дерматином обтянутого, через которого в школе прыгали. Вот скажи мне, разве можно этого козла любить? Или грушу боксерскую? С грушей можно только работать, работать, работать! (девочка затанцевала, изображая боксерскую припрыжку. И застучала кулачками по Щелищеву, выкрикивая, сквозь слезы). Блямс справа, блямс слева, апперкот, блямс справа, блямс слева, апперкот...
АКТЕР, ИСПОЛНЯЮЩИЙ РОЛЬ ЩЕЛИЩЕВА. Щелищев чувствовал, что завязает в какой-то галиматье. Что ему чужие исковерканности и выверты? Будто своих мало... Как это странно, если вдуматься... Говорят, будто созданы мы по образу и подобию... Отчего же все так скучно и неинтересно? Вот передо мной ребенок уже извративший собственную душу до неузнаваемости, так... По глупости лишь. А я... Почему тянет меня к ней? Помочь, спасти? Чем могу я помочь, запутавшийся и унылый старик? И хочу ли - помочь, спасти? Вспомню ли о ней завтра? Нет... Если быть откровенным, то хочу я одного: спать с этим чужим ребенком... Минутного забытья нежности, когда кажется, что мы не одиноки в этом мире, что нужны друг другу. А зачем?
Чтобы еще больше исковеркать ее, чтобы еще больше запутаться самому... Что это за странное влечение к красоте чужого тела, к тайне чужой души? Почему вечно тянет прикоснуться, чтобы тайну уничтожить, красоту опошлить? Содрать покровы и, как всегда, обнаружить под покровами этими пустоту... И почему всегда пустоту, вместо того самого, созданного по образу и подобию?.. Зачем? Зачем?
Сцена 3.
Общественная баня.
Голоса:
- Эй, любезный, парку подкинь, не в службу, а в дружбу.
- Нет, ты видал, он его по ногам, а этот - хоть бы свистнул! Купили, я точно говорю, купили!
- Ага, коррупция везде!... Ур-р-роды!
- Чуешь - забирает! Потому что дровяная, настоящая!
- Играть надо было! А то ползают, как мухи дохлые. Чемпионы, тоже мне!
ФАДДЕЙ ПАРАМОНЫЧ. Мамочка, пройдись-ка по мне веничком, разгони жирок.
Щелищев поднимается, машет веником.
ФАДДЕЙ ПАРАМОНЫЧ. А вот спроси меня: "Старый хрен, что ты здесь делаешь?" Поинтересуйся... "Что тебе здесь - медом намазано что ли? Это же общественная баня, общественная! Сюда пенсионеры убогие в льготный день за десятку ходят, потому что им помыться негде. Раз в неделю телеса свои протухшие от грязи отскрести. И ты, старый хрен, туда же! С ними за компанию". Нет, ты меня спроси, ты поинтересуйся!
ЩЕЛИЩЕВ. Что спросить-то?
ФАДДЕЙ ПАРАМОНЫЧ. А вот так и спроси: "Старый хрен, что ты здесь делаешь?"
ЩЕЛИЩЕВ. Ну и что ты здесь, старый хрен, делаешь?
ФАДДЕЙ ПАРАМОНЫЧ. Я здесь душой отдыхаю...
ЩЕЛИЩЕВ. Понятно...
ФАДДЕЙ ПАРАМОНЫЧ. Жарь, жарь, что ты меня как бабу оглаживаешь? Это, братец, секрет здоровья. Хочешь до седых волос водку кушать да баб ить - в бане не ленись... Так-то!
ЩЕЛИЩЕВ. А я? Фаддей Прамоныч, я-то что здесь делаю?
ФАДДЕЙ ПАРАМОНЫЧ. Что, мамочка?
ЩЕЛИЩЕВ. Что я здесь делаю, Фаддей Парамоныч, благодетель вы мой? Десять лет, каждую неделю? А? Я же эту душегубку терпеть не могу... Теперь ты меня спроси, старый хрен, поинтересуйся...
ФАДДЕЙ ПАРАМОНЫЧ. Да ты, милый друг, перегрелся никак? Ступай, окатись водицей холодненькой - полегчает.
Щелищев выходит, выливает на темя заготовленную шайку ледяной воды. За ним следует и Фаддей Парамоныч.
ФАДДЕЙ ПАРАМОНЫЧ. Ты что, зятек, с цепи сорвался? Хамишь, дома не ночуешь. Смотри у меня!
На табуреточке, прикрытой газеткою, появляются тем временем несколько бутылок пива, сушеная вобла. Фаддей Парамоныч делает большой глоток и глядит на собственную ногу.
ФАДДЕЙ ПАРАМОНЫЧ. Мозоль, черт ее дери! Что с ней ни делай - растет, проклятая! Я, мамочка, дочурку свою, кровинушку, обижать никому не позволю. Звонит вчера, сердечная, со своей туретчины... И отдых ей не в отдых, и солнышко не радует... "Папочка, - говорит, - ты не знаешь, как у Димы дела? Я до него третий день дозвониться не могу..." Волнуется, переживает, а Дима ее является, красавец. Кольцо папуасское в ушко повесил...
Я же понимаю - "жена в Тверь - муж в дверь..." У нас, мужиков, у всех в одном месте свербит... А только ты человек семейный, ответственность должен блюсти. Я вот четверых детей поднял, а Аллу Леонтьевну свою никогда так не волновал... Потому что она мою плоть и кровь нянькает, а значит самый важный для меня на этом свете человек! Так-то!
И смотри у меня, что замечу - я тебе так кислород перекрою, - посинеешь, не хуже утопленника! И дрянь эту из уха вынь, не позорься! Как на тебя подчиненные смотреть станут? Ты же у меня начальник отдела, а не хрен собачий...
ЩЕЛИЩЕВ. Слушай, Фаддей Парамоныч, а тебе никогда не хотелось все бросить?
ФАДДЕЙ ПАРАМОНЫЧ. Чего?
ЩЕЛИЩЕВ. Ты же несчастный мужик, если разобраться... У тебя же радости никакой, кроме бани этой да пьянки раз в неделю... Вот на хрена ты живешь? Наворовал, теперь оправославел на старости лет... И ради чего? Дети твои тебя стесняются...