Лидии, Андрею, Оксане, Симе и пенсионному фонду посвящается...
Пенсия
Просто чтобы каждый знал,
Что всему, что он искал,
Скоро тлеть углём в золе,
Скоро гнить в сырой земле
***
Эх, кабы пенсия побольше... Да разве взялась бы за такую-то работу? Бегаешь, как проклятая, целый день, ни минутки отдыху. А ещё в автобусах в этих поганых не наездишься - толкаются, хамят, "каргой" обзывают.
- Ох, грехи мои тяжкие, - вздыхает Нина Яковлевна, прижатая к окну автобуса. Автобус трясётся на ухабах, натужно пыхтит и чадит, взбираясь на гору.
Эх, кабы не пенсия...
Нина Яковлевна расталкивает пассажиров и пробирается к выходу, бубня себе под нос что-то о нравах нынешней молодёжи. Вот в моё время... И авоську старую, потрёпанную, ближе к себе держать надо - а то и оглянуться не успеешь, как сопрут!
Стоит на остановке, долго ищет что-то в авоське. Про себя примечает - надо внучке абрикос купить, сейчас как раз подешевле будет. Самый сезон.
Вот и он - толстый блокнот в коричневой обложке, вкусно пахнущей выделанной кожей. Яворская Нина Яковлевна. Старушка торопится, листает страницы, слюнявя морщинистый палец. По руке у неё уже давно побежала "гречка" - тёмные пятна, клеймо старости.
Пенсионерка уточняет адрес и поднимается в нужный дом, на шестой этаж. Под самой крышей.
- Ишь куда запёрлись... Нет бы поближе поселиться, - бормочет она скорее по привычке. Прожитые годы, хоть и выбелили тонкие волосы Нины Яковлевны, но не лишили бывшую спортсменку, комсомолку и красавицу упрямого духа и крепких ног.
Железная дверь, обитая бордовым дерматином. Нет нужды звонить, и Нина Яковлевна переступает порог, ныряя в тяжёлую атмосферу, характерную для квартир, где есть лежит тяжелобольной человек. Душный, спёртый воздух прячется в углах комнат от вездесущего запаха лекарств и словно шепчет молитвы... или проклятия. Заговорить вслух или засмеяться - святотатство...
Оставь надежду, всяк сюда входящий.
Эх, кабы не пенсия... Старушка проскальзывает в спальню, мельком заглядывая в соседнюю комнату. Там сидят две девочки - старшая и помладше, лет восьми - девяти.
Как моей внучке, - думает Нина Яковлевна.
- Бабушка выздоровеет, - тихо говорит старшая, но её голос срывается. Младшая девочка механически кивает, не поднимая затравленного и тоскливого взгляда.
В спальне Нина Яковлевна открыла блокнот, который так и не убрала обратно, и посмотрела на часы. На кровати лежит пожилая женщина - скелет, обтянутый желтоватой кожей. Тонкие губы-нитки стали прозрачными и изредка раскрываются, чтобы выпустить прерывистый вздох, наполненный страданием. Глаза глубоко запали и смотрят уже не на окружающих родственников и врачей, а на Нину Яковлевну.
11.52. Время пришло...
***
- Мама, куда вы собрались? - из кухни выглянула невестка. На ней был дешёвый ситцевый фартук в клетку, а волосы стояли дыбом, так что молодая женщина была похожа на испуганного ёжика.
- Пойду пройдусь, Ирина, аппетит нагуляю перед ужином.
- Так ведь темно уже! Опасно по улицам одной гулять...
Вопреки всем анекдотам, свекровь и невестка не пытались подсыпать друг другу стрихнин в утренний чай, а жили душа в душу. Сообща воспитывали внучку, готовили чебуреки для голодного мужа-сына, ругали погоду и правительство.
Провожаемая укоряющим взглядом женщины, старушка поправила тёплый серый берет и проворным колобком выкатилась на улицу.
Стояли свежие осенние сумерки, влажные, упругие, заполненные шелестом опавших листьев. А ведь и правда, решит какой-нибудь алкаш напасть на беззащитную старушку... Нина Яковлевна прерывисто вздохнула и засеменила вперёд, сверяясь с блокнотом. Издевательство над людьми, а не работа. Хорошо хоть, что она в дневную смену работает - это сейчас сосед Дмитрич попросил вечером подменить, и блокнот свой дал. Зато и оплачивается хорошо - не надо у сына на шее сидеть, да и копейки считать, слава Богу, не приходится.
19.02. Скоро уже... надо поторопиться.
Из-за угла с истошным воплем вылетела девчонка в короткой разорванной курточке, чуть не натолкнулась на Нину Яковлевну, и кинулась прочь.
- Хоть бы извинилась, распустёха, - разворчалась пенсионерка, переводя дух. Как напугала-то, пустоголовая. Мчится, не видит куда... Небось, к жениху побежала.
Успокоившись, старушка завернула за угол. Ох, не опоздать бы.
В тёмном переулочке было так же тихо и - уже - пустынно. Ухабистый асфальт окропили тёмные капли, - только вряд ли какой дождь пахнет железом и солон на вкус...
Прямо перед Ниной Яковлевной ничком лежал молодой парень. Лебедев Андрей, 19 лет, черепно-мозговая травма. Только благодаря этой короткой записи в блокноте можно догадаться, что парень действительно молод - его лицо превратилось в окровавленное месиво, в котором уже нельзя угадать ничего человеческого.
Нина Яковлевна прислонилась к стене дома, пережидая приступ дурноты. И на кой сдались эти сверхурочные?! Нет уж, соседушка, Дмитрич, болят ли твои старые кости или нет, а в вечернюю смену сам выходить будешь!
Парень поднялся на ноги и с удивлением осмотрелся вокруг. Впрочем, скоро это выражение сменилось полнейшим равнодушием.
- Я?..
- Да, сынок, - как можно мягче отозвалась Нина Яковлевна. - Пора тебе.
- А как же девушка? Та... - тот, кого когда-то звали Андреем, нахмурился, пытаясь припомнить. - Они схватили её... ублюдки... а я защитить пытался...
- Защитил, милый, не волнуйся - побежала она. За милицией, видать. А ты иди, иди, - Нина Яковлевна уже занервничала. Нельзя так надолго задерживаться, ох, нельзя! Ещё лишат премии... а ведь пальто нужно зимнее покупать, да и сапоги прохудились.
- А куда, бабушка?
- Туда, - и Нина Яковлевна мотнула головой в неопределённом направлении.
Так было сказано в инструкции - "указать любое неопределённое направление", а дальше они сами как-то догадывались. Когда Нина Яковлевна полтора года назад устраивалась на работу на эту, приятный молодой человек очень так вежливо, но строго посоветовал ей не интересоваться тем, что лежит вне её обязанностей агента пункта отправки.
Как же давно это было! Если б знала, что за морока это, да если б пенсию побольше рубликов хоть на 500, то ни за какие коврижки не согласилась бы....
***
Старушка с потрёпанной синей авоськой прогуливается по обочине шоссе. Мимо редко-редко проезжают машины, останавливаются, предлагают подвезти задрогшую пенсионерку, пока та не превратилась окончательно в снежную бабу, но та упрямо отказывается...
По дороге едет серебристый "Опель", а по встречной полосе - блестящая вишнёвая "десятка". Перед "десяткой" неожиданно виляет тупая морда тёмного джипа...
"Десятка" отчаянно сворачивает в сторону, на огромной скорости налетает на бетонные блоки посередине трассы, переворачивается и падет прямо на крышу "Опеля"...
Визг искореженного металл. Скрежет покрышек по обледеневшей земле.
Всё...
21.10. Всё, как в блокноте.
Нина Яковлевна крестится и подходит к "Опелю". "Десятка" уже лежит в кювете, а крыша иномарки сдавлена и смята... В ней были два пассажира - первой рядом с Ниной Яковлевной оказывается молодая девчонка с ядовито-розовыми волосами и серёжкой в губе.
- Что со мной?.. Сима!!!
Полноватый парень в машине успевает бросить последний взгляд на девушку - но не на ту, что сидит рядом с водителем, а на стоящую на шоссе... и тут же присоединяется к ней. Ребята хватают друг друга за руки, словно надеясь обрести хоть какую-то опору в этом мире, сразу ставшем для них чуждым. Они ещё не поняли, почему туманная полоска съедает даль... почему их кожа не чувствует ледяных прикосновений ветра...
Нина Яковлевна ставит крестик напротив их фамилий в блокноте, суеверно шепчет короткое Отче наш. От разбитой десятки к ней спешит старушка с волосами, крашеными хной.
- Вечер добрый! А вы здесь тоже по делам? Даа... - понимающе протягивает товарка, глядя на коричневый блокнот.
Её зовут Раиса Васильевна. Всё та же история - пенсии ни на лекарства, ни на еду не хватает, вот и пришлось соглашаться работать.
- А ещё у меня кошки живут - Барсик, Лёля и Матвей, - делится Раиса Петровна. - Их-то тоже кормить надо!
Нина Яковлевна понимающе кивает. Надо, дескать, кушать все хотят - и кошки, и люди. Только что ж молодые на такую работу не идут, блокноты не получают с золотыми тиснёными именами?.. У них ноги здоровые, им бы бегать и бегать ещё.
- Так ведь им и не предлагают! Вы своим-то рассказывать пробовали? А я рассказала как-то дочке, так она на следующее утро уже всё забыла, а мне выговор сделали... Не-ет, дорогая моя Нина Яковлевна, тут дело явно нечисто, раз только стариков приглашают! Уж попомните мои слова - опять нажиться на нас хотят!..
...Хотят, как не хотеть? - кивает Нина Яковлевна...
***
Апрельское робкое солнце играет в мелких тёплых лужах. Нина Яковлевна старательно их обходит - ну, на сегодня последняя фамилия в блокноте! И можно домой, внучку Юленьку поздравлять - уже 10 лет исполнилось умнице, хорошей девочке.
Эх, вылитая Нина Яковлевна в детстве! Такая же бойкая да говорливая...
Странно, дверь открыта, да не как обычно, а нараспашку открыта. Будто ждут кого.
На пороге в комнату сидит парень. Солнце пробивается сквозь пыльные окна и гладит его по взлохмаченным волосам, по лицу, по рукам. Когда Нина Яковлевна останавливается сзади и достаёт часы и блокнот, он оборачивается: светлые насмешливые глаза смотрят прямо на старушку.
- Я вас не вижу, но знаю, что вы пришли. Подождите одну минутку, я строчку допишу, хорошо?
От неожиданности Нина Яковлевна кивает, а потом спохватывается - как это, что же это? Но до назначенного времени ещё две минуты, так что пускай строчит. Поэт, что ли? Ух, развелось рифмоплётов! Нет бы на завод пойти, скамейки выпиливать...
- Я закончил.
Парень кладёт листок на порог и прислоняется к косяку двери.
- Это вам. Только прочитаете, когда я уже... ну, в общем, потом...
Спасибо, - последний вздох подхватывает шальной ветерок и бережно уносит в нежно-незабудковое небо...