...Задолго до этого он потерял возможность двигаться. Потом - отказал язык, и он в безмолвии созерцал и слушал тех немногих, кто к нему приходил. Но безбрежный океан безмолвия поглотил слух. Ушло и обоняние.
И вот стало ухудшаться зрение. Минута за минутой надвигалась тьма, и никто не мог её остановить.
Последним из сенсорных чувств ушло зрение, но ещё остались чувства и память.
* * *
Так было суждено небом, что родился он увечным. Его кости ниже пояса причудливым образом срастались, образуя один широкий, неспособный к движению отросток.
Он не помнил своих родителей, а детство его прошло в закрытом заведении для неполноценных детей. Никто не хотел радовать и, тем более, любить этого уродливого, замкнутого в себе мальчика. Иногда над ним насмехались, но чаще оставляли в одиночестве. Но и в одиночестве, в безмолвии находил он радость.
Небо не наградило его полноценным телом, но одарило поэтической, возвышенной душой. И он любовался облаками, и сочинял стихи - наивные, но очень искренние.
По выходе из заведения, он работал дома, - печатал и правил на компьютере скучные бухгалтерские счета. Платили мало, и он едва мог позволить себе нормально питаться. Ясно дело, что ни о какой девушке и, тем более, собственной семье, не могло быть речи...
Жизнь пролетела быстро, словно миг, а тут и смерть подошла, и не вырваться от неё, и не убежать. А так хотелось жить, чувствовать, любить. Ведь ему было всего двадцать пять лет от роду...
* * *
Лишённый всякой связи с внешним миром, он остался наедине с собой.
И память и чувства, - это всё, что у него осталось. И оказалось, что он может путешествовать по своим воспоминаньям, словно по королевству. Вот только одна беда: это королевство тоже умирало.
Память представлялась ему деревом, корни которого грызло забвение. Тёмные змеи взбирались вверх по стволу, обращали его в прах, и удивительным было, как это лишённая поддержки крона всё ещё держится.
Он переходил из воспоминания в воспоминание, и искал одно, самое прекрасное из всех, - то воспоминание, в котором он хотел бы пребывать в мгновенье скорой уже смерти.
Вот оно:
* * *
Из своей маленькой пыльной комнатушки, где тяготили над ним бухгалтерские цифры, видел он вдохновляющий его парк. Он всегда мечтал прогуляться по этому парку, но он стеснялся людей, он стеснялся ехать среди них на своей инвалидной коляске. Они такие счастливые, такие здоровые, а он бледный, мрачный; с грубым голосом - этот голос оставался без употребления целыми неделями.
Но в один зимний день, он понял, что не может больше оставаться дома.
И вот снарядился - понадёжнее закутал в плед единственную ногу, и скрытый толстой шубой, выехал из подъезда. С серого неба падал пушистый, мягкий снег. Чистейшие перины сугробов превращали мир в чудесную сказку.
Перед тем как попасть в парк, требовалось перебраться через проезжую дорогу. Движение было оживлённым, и он всё никак не мог решиться...
И тогда подошла девушка. Спросила таким добрым, тёплым голосом, который он разве что во снах слышал:
- Вам помочь?
- Да... если вас не затруднит...
Девушка перевезла его через дорогу.
- Пожалуйста, довезите меня до парка. - попросил он, и сам удивился своей смелости.
- Да, хорошо. - улыбнулась девушка.
И она провезла его по косогору. Открывался зимний пейзаж, подобный которому увековечен на полотне Брейгеля "Охотники на снегу".
У грани парка девушка сказала ему:
- Извините, но я не могу больше оставаться с вами. У меня важные дела.
- Да, конечно. - вздохнул он, и смотрел, как она уходит, становится крапинкой в Брейгелевском пейзаже.
Он хотел закричать: "Постой, не уходи!", но, конечно, не закричал. Какое он имел право? Ведь она и так наградила его прекраснейшим в его жизни воспоминаньем.
* * *
Одно за другим умирали воспоминанья, но теперь он знал, какое самое прекрасное среди них, и в это воспоминанье переселял он самые лучшие поэтические образы.
Также он перетянул это воспоминанию на самую вершину кроны королевства своей памяти, заменив им те бесцветные и ненужные воспоминанья, которые были последними, и предшествовали его угасанию. Таким образом, - это воспоминание должно было уйти последним, вместе с ним.
* * *
Остался лишь этот брейгелевский пейзаж. Купол неба и снежный покров на земле. Это был тихий, святой храм, но он знал, что этот храм окружает бесконечная темнота, и никуда уже отсюда не уйти. Тьма прорвётся сюда, заместит это, и ничего не останется.
Теперь у него было две ноги. Он медленно шёл рядом с нею, а переселённые из иных воспоминаний поэтические чувства полнили воздух весенним сиянием. Казалось, что каждая падающая снежинка - это невинный поцелуй.
...И вот она повернулась, чтобы уйти...
Потемнело небо, - это был конец.
- Подожди, не уходи. - позвал он.
Она повернулась, и улыбнулась.
- Смерти нет. - прошептал он.
В небе плавным лазурным кольцом просияла солнечная глубина.
Она улыбнулась и шагнула к нему, сказала:
- Нет - смерть есть, но она есть лишь начало большего. Твои стихи, твои лучшие воспоминанья - лишь предчувствие грядущего счастья.
Она взяла его за руку.
- Знаешь, - прошептал он. - Есть одна строка: "По жемчужным полям, взявшись за руки, мы побежим..." Эту строку я написал, но на этом и остановился, хотя за ней должна была последовать целая поэма...
- По жемчужным полям, взявшись за руки, мы побежим... - повторила она. - Как хорошо... Эту поэму мы сочиним вместе.
Она поцеловала его, и вся вселенная засияла жемчугом любви.