Уже несколько дней разрасталось прежде неестественное.
А.А.А. знал, что мир изменяется, и что дороги назад уже нет. Ни он один чувствовал - чувствовали все. Изменение было незаметным, и в то же время таким всеобъемлющим, необратимым, что невозможно было об этом даже и думать, не то, что говорить.
Изменялось не только внешность, но и сама сущность всего. Изменялись мысли и чувства. И то непонятное, глубинное, что называется человеческой душой - и это тоже изменялось.
И то, что раньше казалось неестественным, теперь становилось естественным.
Дело в том, что мир расплывался. Раньше такой чёткий, объяснимый, - теперь изо дня в день мир терял свои чёткие грани. Раньше один предмет, ну, например, холодильник - был холодильником. Однако, теперь этот самый холодильник становился и окружающим его воздухом и даже А.А.А.
Так подходит А.А.А к холодильнику, окунает руку в окружающее его беловатое свечение, на ручку нажимает. Ручка словно кисель - мягкая, рыхлая. Но и рука А.А.А тоже мягкая. Ручка холодильника и рука А.А.А. сливаются, образуют одно целое. Сознание А.А.А сливается с бессознательной не-сущностью холодильника. Человеческие мысли растекаются по плавному урчанью морозильной камеры. Он - это живой холодильник, в своём животе он чувствует заточённые в холодильник продукты. Продукты перевариваются, питают А.А.А. - и в тоже время, он уже и эти продукты. Он чувствует, что переваривается в самом себе, и это совсем не страшно. Вообще, ничего страшного в происходящем не было. Казалось - так и должно быть.
...Он сливался с кроватью, он сливался с мраком в своём подъезде. Он выходил на улицу, и видел, что там происходит то же самое. Ездили машины обтянутые плотью их водителей; асфальт вздувался плотью пешеходов. От домов исходила бетонная аура, и некоторые люди в этой ауре тонули. Зато и дома очеловечивались - иногда двигались, иногда шептали слова бессвязные...
А давеча за городом случилась последняя в этом году (и во времени) буря с грозой. Сама гроза не дошла до города, но её вобрали несколько случайных людей, и они, чёрные, клубящиеся ворвались в город. С грохотом неслись они по улицам, из их глоток вырвались молнии, изжигали случайных встречных, переворачивали машины, и... никого это не волновало.
Люди-буря пронеслись по городу, и скрылись в небытии, ушли из нашего рассказа, и в тоже время - стали его неотделимой частью.
А.А.А. чувствовал присутствие этих людей-бурь в себе, а поэтому, когда А.А.А. вобрал в себя случайный порыв ветра, и сущность ветра стала немного и его сущностью - он сразу поплыл над улицей, и задул:
- Мир изменяется... Надо бы узнать, почему?.. Кто мне может дать ответ? Быть может, Старец?.. Старец живёт за городом, у леса. К нему! Скорее - к нему...
* * *
Город окружала золотая осень. Окраинные дома уже почти совсем растворились в светлейшем сиянии полей и парков. Это были лишь блеклые тени былого, погружённые в нарядные золотистые и багровые, естественные цвета и тончайшие оттенки Природы.
Тени домов вздыхали, а их жильцы растекались в воздухе и земле, становились аурами, и выглядели более счастливыми, нежели когда-либо в своём навсегда ушедшем и забытом человеческом бытии...
Проплыв над тёплым, ароматным куполом почти слившихся с небом полей, А.А.А увидел рощу. Это были дубы, но это были и падающие листья, и пропитавший их солнечный свет, и воплощённый в печальном счастье тихий шелест; и поэтический образ, неуловимый, почти незримый, но всё же присутствующий, и более реальный, нежели что-либо иное. Это было общее ощущение счастья и тихой благодати. Наконец, - это был Старец. Сущность его слилась с Рощей, но всё же он ещё сохранил средоточие. Он был серебристо-древним, пульсирующим сердцем. К нему и подлетел А.А.А.
Мятежная сущность ветра была поглощена умиротворением рощи, и он просто вздохнул, то, что донёс, но что его совсем не интересовало:
- Что происходит?
- Просто слияние всего. - прошелестела роща-земля-осень-старец.
И ещё одно незначимое, но принесённое из города выдохнул А.А.А.:
- А, если так, может, приглашу Марию? С ней с одной, я мог бы быть счастлив. Так мы сольёмся с ней, и...
- Зачем? Зачем? - пульсировало сердце Рощи.
- Так я буду ещё более счастлив.
- Но кто такой ты? Кто такая Мария?
- Я уже почти эта роща... как хорошо... как спокойно...
- Ааааа.... всё сливается... Совершенно всё...
- Да... я понимаю... я чувствую.... я... почти уже вы... Всё сливается...
- Ты... я... роща.... свет... свет.... Я понимаю...
....Сливается не только сущность города и людей, не только поля и небо. Сливается весь космос. Я помню. В этом спокойствии золотистых мгновений успокоения - я помню, что Земля - лишь крапинка в бесконечной черноте космоса. Но и Солнце - капелька в сияющей Сахаре галактики. А галактика - атом в пустоте. Бесконечная пустота, она всё поглотит и растворит. Не останется ничего. И мысли, и чувства, и земля, и эта осень, и поэзия, и душа, и любовь - всё это исчезает. Незачем кого-то искать, потому что нет никого, и нет ничего...
Я - осень. Я - поэзия. Я - печальное чувство. Но это уже ничего не значит. Я чувствую бесконечность. Она растворяет в себе. Это вовсе не страшно. Ещё немного печально... Я чувствую - Марию... Я чувствую всех людей... И небо... И время... Мгновенья идут, плывут, увязают во мне. И время растворяется, и сливается, в ничто. Всё исчезает. Навсегда. Нет мыслей. Нет образов. Нет чувств. Нет прошлого и будущего. Нет - всегда. Нет мгновенья. Нет пустоты. Нет тьмы. Нет света. Нет меня.