Щербинин Дмитрий Владимирович : другие произведения.

Поезд в Крым

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

Дмитрий Щербинин

"Поезд в Крым"

  
   К Москве уже приближалась осень, деревья оделись оттенками золота и багрянца. Всё чаще небо хмурилось, всё чаще из туч накрапывал холодный дождичек. И многие ребята были уже совсем не так радостны, как в первые дни лета. Ведь им скоро предстояло идти в школу.
   Вот и Дима с Леной потихоньку собирались в седьмой класс. Они вместе учились, а также и жили в одном дворе. Познакомились они ещё в самом раннем детстве, играя в песочнице, а потом встречались практически каждый день. Вместе ходили в библиотеку, вместе занимались в музыкальной школе. Были у них, конечно, и свои друзья; у Димы - мальчишки, у Лены - девчонки...
   Родители Димы хорошо знали Лену и считали, что она, отличница, оказывает благотворное влияние на их порой слишком беспечного и неответственного сына. Лена жила только с мамой - и её мама считала, что Дима - честный и добрый мальчик. Так что родители только поощряли их дружбу. Диме казалось удивительным, почему в эти дождливые, предосенние дни его родители пропадают на них даче в Подмосковье? И что там делать в такую погоду?.. А у них был отпуск, и они приезжали в город только на выходные, звали Диму с собой, но он отказывался.
   Все же так заманчиво было почувствовать себя владыкой квартиры! Он мог сколько угодно носиться из комнаты в комнату, и никого не встречать. Вот здорово!
   И в эти же самые дни собралась ехать в командировку Ленина мама. Командировка была важная, и её никак нельзя было откладывать, хотя 1 сентября должна была пойти в 1 класс младшая и единственная сестра Лены Оля.
   Оле недавно исполнилось семь лет, и эта девочка отличалась непоседливым, даже озорным характером. Конечно, мама Лены составила целый список тех вещей, которые Лена должна была делать, чтобы уследить за Олей. Возлагала она свои надежды и на Диму, а тот отвечал:
   - Да, да - конечно же. С Олей всё будет в порядке.
   Но вышло иначе.
  

* * *

  
   Настал тот день, когда мама Лены уезжала. А до начала учебных занятий в школе оставалась неделя...
   На вокзал пошли: мама Лены, которая несла чемодан; Лена, которая несла сумки; Дима, который нёс одну сумку, и Оля, которая ничего не несла, но крутилась и носилась вокруг, словно какая-то заводная кукла.
   Вошли на вокзал. Люди спешили к платформам, где ожидали их поезда, следовавшие к разным городам. Лениной маме надо было в Казань...
   Вышли на перрон. Было там шумно и многолюдно. Помимо тех людей, которые садились в Казанский поезд, были там ещё и люди, садившиеся в поезд до Симферополя - центрального Крымского города.
   Мама Лены делала последние наставления своей дочери и Диме, ну а Оле говорила:
   - Оля, я очень тебя прошу: веди себя хорошо.
   Та кивнула...
   Наконец объявили, что посадка на Казанский поезд завершается. Мама Лены поспешила к дверям своего вагона, и тут возникла проблема. Проводник сказал, что место, указанное в билете уже занято другим пассажиром.
   Лена попросила Диму:
   - Побудь с Олей.
   А сама, вместе с мамой, пошла в вагон, выяснять, что там происходит. Дима недоверчиво посмотрел на Олю и произнёс:
   - Веди себя хорошо.
   Та усмехнулась, но ничего не ответила.
   И тут Дима увидел своего приятеля Серёжу.
   - Вот так встреча! - обрадовался Дима и крепко пожал ему руку. - Ты куда собрался то?
   - А к бабке в деревню. Это сотню километров не доезжая до Казани. Еду с родителями.
   - Ясно. Ну и как там?
   - Здорово! Природа - вообще класс. Воздух - чистый, не то что в городе. И рыбалка - клёвая. А ещё есть лес - с заброшенным кладбищем...
   И Серёжа стал рассказывать о тех небывалых вещах, которые знал об этом заброшенном кладбище. Дима любил подобные истории, а поэтому задавал дополнительные вопросы.
   Между тем, объявили, что Севастопольский поезд отправляется, и он поехал - сначала медленно; затем - всё проворнее набирая скорость.
   Через пару минут пришла пора и Казанскому поезду отправляться. На перроне усилилась суматоха. Серёжин папа кричал своему сыну, чтобы тот поторопился. Друзья попрощались, и Серёжа поспешил в вагон, в дверях которого едва не столкнулся с Леной.
   Лена подошла к Диме и произнесла:
   - Ну вот - все проблемы улажены. Оказалось, проводник сам перепутал места.
   Тут и Казанский поезд поехал. Бежать за поездом и махать руками было бесполезно, так как на перроне набралось уже много народа к следующим поездам.
   Дима и Лена постояли на месте до тех пор, пока последний вагон Казанского поезда не скрывался за головами людей. После этого Дима спросил:
   - Ну что - пойдём?
   - Да, пойдём, - согласилась Лена, и поинтересовалась. - А где Оля?
   - Здесь, - ответил Дима, так как был уверен, что Оля действительно находится поблизости.
   Лена огляделась, уточнила:
   - Где же она?
   Огляделся и Дима: много людей рядом с ними проходило, но Оли среди них не было. Дима вздрогнул, прежняя беззаботная улыбка слетела с его лица. Он пробормотал:
   - Ну, она, должно быть, отошла...
   - Куда отошла? - сурово спросила Лена.
   - Куда? - переспросил Дима. - Ну... э-э-э... наверное, ей здесь надоело толкаться, вот она и ушла на вокзал. Ждёт нас около касс.
   - Ведь тебе же говорили - глаз с неё не спускать, - досадливо вымолвила Лена, и добавила, - Ладно, побежали скорее к кассам.
   И они бросились по подземному переходу к вокзальным кассам. Минут пять искали возле них Олю, затем ещё минут пять искали её в зале ожидания. Но так и не нашли.
   - Может, она домой вернулась? - предположил запыхавшийся Дима.
   - А если - нет? - сурово спросила Лена.
   - Слушай, а сотовый у неё есть?
   - Сотовый был, но Оля его неделю назад разбила, когда на роликах каталась. Новый сотовый ей купить так и не успели.
   - Ладно, не будем уходить с вокзала до тех пор, пока не убедимся, что Оли здесь нет.
   - И почему ты только за ней не усмотрел! - едва не плача воскликнула Лена. - Ведь ты знаешь её характер: никогда на месте не усидит, так что никому и не известно, где она сейчас находится.
   - Может, ещё остались свидетели. Вот что - побежали обратно на платформу. Быть может, кто-нибудь видел, куда пошла Оля.
   Лена не стала возражать. Сейчас она рада была любой возможности найти свою младшую сестренку....
   На платформе было уже не так многолюдно. Дима и Лена прошли к тому месту, где они в последний раз видели Олю, огляделись.
   Обратили внимание на бабушку, лет эдак семидесяти - очень худую, голова которой была повязана длинным, тёмным платком. Вот у неё то Дима и спросил:
   - Извините, а вы не видели девочку...
   И даже не потребовалось дальше разъяснять, что за девочка, да как выглядит она. Всё сразу бабушка поняла и вымолвила:
   - Как же не видеть? Такая девочка юркая, да и хулиганистая.
   - Ну да. Это она - моя сестра Оля. Где же она? - воскликнула в большом волнении Лена.
   - Так давайте-ка, я вам все по порядку расскажу, - предложила бабушка.
   Они согласились.
   - Сижу я здесь, значит, сижу, своего поезда дожидаюсь, ибо намного раньше нужного времени сюда прибыла. И вот объявляется, что скоро отходит поезд до Симферополя. Тут то я и заметила вашу Олю. Подбежала она к груде чемоданов, которые у вагона стояли, и вскарабкалась по этим чемоданам, словно ящерка. А там как раз окно было открыто. Вот она в это окно юркнула и внутри оказалась.
   При этих словах Лена громко ахнула и едва не лишилась чувств. А Дима уточнил:
   - И что же эта девочка, Оля, она так и не выходила обратно из вагона?
   - Нет. Не выходила, - покачала головой бабушка. - Я уж внимательно следила. Поезд поехал, а она так и не вышла.
   Тут по щекам Лены покатились слёзы. Она проговорила:
   - Что же вы не остановили её? Что же вы на помощь не позвали?
   На что бабушка ответила:
   - А откуда мне было знать, кто она? Может, ей всеми правдами-неправдами надо было в родной город уехать?
   Лена вздохнула:
   - Ах, но ведь этот город Москва и есть её родной город.
   А Дима сказал бабушке:
   - Ладно, спасибо вам. Всего хорошего.
   И вместе с Леной стремительно пошёл. Так дошли они до того дома, в котором жили. Там Лена спросила:
   - Ну а куда мы, собственно, идём? Что нам теперь делать?
   Дима молвил:
   - Есть у меня один грандиозный план, но сначала скажи: каковы шансы, что вернётся домой, доехав до первой станции - например, до Тулы.
   - Зная характер моей сестры, я могу сказать, что шансы равняются нулю, - досадливо ответила Лена.
   - В таком случае мы начинаем осуществлять мой грандиозный план, - торжественно произнёс Дима. - Прежде всего, мы должны приготовиться к поиску Оли в чужом городе.
   - Ах! - воскликнула Лена.
   - Да-да, судя по всему, ей очень захотелось посмотреть Крым в одиночку, поиграть в крутую героиню. Первой её остановкой будет Симферополь. А удастся ли ей добраться туда без билетов...
   - Удастся. В этом можешь не сомневаться... - Лена едва сдерживала новые слёзы.
   - Итак, мы должны подготовиться к поиску Оли в чужом городе, - повторил Дима. - В этом может помочь мой домашний пёс Джой...
   Через минуту вошли в Димину квартиру. Пёс Джой встречал их радостным, заливистым лаем. Породой этот пёс был карликовым шпицем, цвета рыжего и вообще - весьма напоминал лисицу. В общем - это был скорее декоративный пёс. Но Дима воспитал пса так, что он понимал многие команды, и отлично брал след.
   Дима произнёс:
   - Теперь нужна только какая-нибудь из Олиных вещей, чтобы, понюхав её, Джой понял, кого искать.
   - И всего то! - с горькой усмешкой молвила Лена. - Ведь нам предстоит ехать в какой-то совершенно незнакомый нам город. Нет никаких гарантий, что твой Джой найдёт там Олин след...
   - Найдёт. Это я тебе гарантирую, - уверенно произнёс Дима. - И всё, что нам надо - это купить билеты до Симферополя.
   - Тоже "простенькое" задание! Или не знаешь, что билеты на поезда дальнего следования продаются только совершеннолетним при предъявлении паспорта.
   - Не-а, не знаю. Никогда не покупал.
   - Вот и я не покупала, зато слышала, что об этом на вокзале объявляли.
   Конечно, Дима чувствовал свою вину. Ведь это он не усмотрел за Олей. И ему даже страшно было за такой проступок. Так что он был готов на всё.
   И он выпалил:
   - Доедем до Симферополя на "товарняке". Потихонечку в вагон к какому-нибудь грузу заберёмся и просидим там всю дорогу... Или, хочешь, я один поеду, а ты останешься, ждать будешь....
   - Не буду я ждать, - резко возразила Лена. - Будем собираться, и выезжать сейчас же.
  

* * *

  
   Поезд "Москва-Симферополь" доехал до русско-украинской границы, где пассажирам предстояло пройти формальный, небольшой таможенный осмотр.
   Осмотр начали с последнего вагона. Зашли два таможенника. Вагон был плацкартным, больше половины мест пустовали. По той части вагона, в которой пассажиров не было, таможенники только прошлись, но не стали открывать сидений-лежаков, в которых могли храниться вещи туристов.
   Могли ли таможенники предположить, что внутри одного из этих сидений сейчас лежит маленькая девочка по имени Оля из Москвы?
   А Оля не думала, что придётся ехать так долго. Но была ли она напугана? Нисколько. То, что приходилось ехать так долго, так далеко, в неизвестную жизнь даже вдохновляло Олю. Опасности её только воодушевляли. Ну а то, что за неё, быть может, волнуются родные, Олю не слишком то беспокоило. Ведь она думала, что подобный образ жизни - в порядке вещей.
   Итак, таможенный контроль был пройден и поезд поехал дальше....
   Через пару часов между пассажирами этого вагона (мужем и женой) происходил такой диалог. Жена говорила:
   - Представь, оставила на столе пакет с пряниками к чаю. В пакете было шесть пряников, а теперь осталось только три.
   - Ну и что? Я не ел, - зевнул муж.
   - Да я знаю, что не ел. Так и я не ела. И кто ж съел-то?
   - Мало ли... Может, ты не так печенье сосчитала...
   - Шесть было - я их пересчитывала!..
   Они ещё подумали-подумали, да так и не смогли додуматься, куда три печенья пропали. А их Оля съела. Но не наелась. Ведь поезд ехал уже 12 с лишним часов...
  

* * *

  
   Квартиры Лены и Димы были закрыты, а сами Лена и Дима отправились в дальнее путешествие. Для этого они взяли все свои наличные, а это примерно по три с половиной тысячи рублей у каждого. На случай, если родители вернуться с дачи, Митя оставил им объяснительную записку, что, мол, у своего друга в гостях.
   Собрали рюкзаки, в которые спешно напихали кое-какую еду, но для более тщательных сборов у них просто не было времени. Взяли Олины часы, а также - пса Джоя, который чувствовал, что отправляется в дальнее путешествие, и очень этому радовался. Пёс визжал, вилял хвостом, даже и подпрыгивал, но зато Дима и Лена шли мрачные, разговаривали только о том, что может случиться с Олей.
   Дима спрашивал:
   - Лен, а вот как ты думаешь - может, Оля доедет до этого Симферополя и успокоится, а? Дождётся там нас на вокзале, ну и все - конец приключению. Поедем мы все вместе домой...
   Лена покачала головой и ответила:
   - И всё же ты не знаешь Оли. Она не успокоиться, пока в самое опасное приключение не попадёт.
   Так они добрались до вокзала. Но оказалось, что первый их замысел - ехать на товарняке - слишком рискован. Товарники стояли на каких-то дополнительных путях, и не понятно было, какой пункт их назначения.
   - Едем на электричках! - махнул рукою Дима. - С электрички на электричку будет пересаживаться - так и доберёмся.
   Они решили сэкономить немногочисленные свои сбережения, а поэтому билеты на электричку не покупали, а поехали "зайцами". Через некоторое время увидели контролёров. Но контролёры показались им вовсе не серьёзным испытанием - так что они, подхватив Джоя, просто перебежали пару вагонов.
   Так, сменив несколько электричек, доехали они до Тулы. В Туле покушали пряников, попали чая и продолжили своё путешествие...
   Уже вечерело, когда Лена, сверившись с картой, сказала:
   - Ну вот: мы приближаемся к русско-украинской границе.
   - А значит, всё-таки, придётся перелизать на "товарняк", - вздохнул Дима, который удобно расселся на сиденье электрички.
   И вот они вышли на какой-то товарной станции, вблизи от границы. В темнеющем небе уже высыпали первые звезды, из прилегающих к станции трав слышалось усиленное пение сверчков. Время поджимало - ребятам казалось, что Оля уже должна была добраться до Симферополя.
   Такое положение вещей придавало им решимости, но не осторожности. И Дима, указав на один длинный, стоящий на запасном пути товарный состав, спросил у служащего станции:
   - А куда этот состав едет?
   Тот резко дёрнул своим длинным усом и буркнул:
   - До Евпатории.
   И уж затем, с подозрением уставившись на Диму и Лену, спросил:
   - А вам это зачем?
   - Ни за чем. Просто поинтересовались, - ответил Дима и, подхватив Лену под руку, повёл её в сторону.
   Степенным шагом добрали они до угла, после чего, согнувшись, бросились бежать между тёмными постройками, в самую отдалённую часть этой станции.
   Вот, наконец, и нужный им товарный поезд. Они пошли между вагонов, оглядываясь.
   Дверка одного вагона оказалась приоткрытой - темнотища - ничего не видно, пахло древесиной. Со стороны раздался окрик:
   - Э-эй, кто там?!
   - Быстрее... быстрее..., - засуетился Дима.
   Он подсадил Лену и вот они уже оказались внутри тёмного товарного вагона. Споткнувшись об какие-то ящики, упали.
   И тут взвизгнула дверь, яркий луч электрического света метнулся над их головами. И вновь окрик:
   - Есть здесь кто?!
   Они лежали и не двигались.
   Свет померк, щёлкнул замок.
   - Ну вот. Теперь мы заперты, - вздохнул Дима.
  

* * *

  
   А Оля действительно доехала до Симферополя. Поезд остановился, пассажиры уже вышли - только тогда она и вырвалась из своего убежища под сиденьем. Уже возле самого выхода дорогу ей заслонила проводница. Она спросила грозно:
   - Девочка, а ты здесь откуда?
   - А я - с улицы, - ответила Оля и, оттолкнув проводницу, выскочила на перрон.
   Проводница ещё что-то крикнула ей вслед, но Оля уже не слышала - она затерялась в толпе. Первый миг упоения от пребывания в незнакомом городе прошёл и вернулся голод. Оля покопалась в своих карманах, отыскала несколько рублей... Но рубли пришлось менять на гривны, а все вырученные гривны ушли на один-единственный "хот-дог", которым Оля так и не наелась.
   Оля уселась у вокзального фонтана и задумалась, что ей делать дальше. Одно она знала точно - в Москву ей совсем не хочется возвращаться, а хочется как можно больше увидеть на этой незнакомой земле.
   И тут услышала покашливание и, почувствовав резкий чесночный запах, обернулась. Рядом с ней на бордюре сидела, и внимательно её разглядывала старуха. У старухи этой был длинный, тёмный нос, с большой горбинкой и широкими ноздрями, кожа на её лице была тёмной, сильно морщинистой, а из-под массивной верхней губы выпирал желтоватый клык. На голове у старухи был тёмный платок, из-под которого выбивались длинные, клочковатые, давно не мытые пряди. Тёмное платье старухи было покрыто заплатками. Обращали на себя внимание также и её пальцы - длинные, сухие и костистые. В общем, эта старуха была похожа на страшную ведьму, чем и понравилась Оле, которая по-прежнему искала приключений.
   И поэтому, когда старуха улыбнулась ей, Оля тоже улыбнулась в ответ. Старуха спросила каркающим голосом:
   - И что же ты, такая хорошенькая девочка, одна здесь сидишь?
   Оля пожала плечами.
   Вновь старуха спросила у неё:
   - Что же родители за тобой не следят?
   На что Оля ответила:
   - А их нет поблизости.
   Старуха насторожилась, пристально огляделась и спросила вкрадчиво:
   - Ну и где же родители твои?
   На что Оля ответила:
   - Не в этом городе. Ну а я здесь одна.
   Тут старуха придвинулась ближе, и от её острого, чесночного дыхания девочка едва не закашлялась.
   - Чего же ты здесь ищешь?
   Оля честно ответила:
   - Ищу приключений. Чего-нибудь такого, что потом всю зиму можно вспоминать. А то они так уже надоели со своими наставлениями: этого нельзя, того нельзя. Прямо, можно подумать, я какая-то рабыня для них.
   - Ага, ага, - кивала старуха. - Ну, надо же, какая необычная, какая смелая девочка. Но ведь ты, кажется, проголодалась. Правильно я говорю?
   Оля кивнула.
   - Ну, тогда я тебе помогу. Пойдём со мной.
   Только этого Оля и ждала. Ведь старуха была такой страшной, такой подозрительной - конечно, одно то, что она общается с ней, уже не одобрили бы Олины родные. И вот поэтому Оля с радостью согласилась. Так ей хотелось доказать, что родные были бы не правы, а правой оказалась бы именно она, Оля.
   Итак, Оля встала от фонтана, и пошла следом за этой похожей на ведьму старухой...
  

* * *

  
   Дима и Лена и Джой находились внутри вагона товарного поезда, и ехали на юг. Внутри вагона царила кромешная темнотища, а так как фонарей они не взяли, то единственными источниками света стали циферблат наручных электронных часов у Димы, и экранчик сотового телефона Лены.
   Вот тут они впервые и подумали, что экипировались они весьма посредственно, и что на юге им понадобиться куда как больше вещей, чем они успели прихватить с собой...
   Они выяснили, что в вагоне сложены ящики с какими-то удобрениями. Запашок в вагоне был тяжёлым, так что они начали искать хоть каких-нибудь щелей, от которых поступал бы свежий воздух. Подобную щель первым нашёл пёс Джой и, улёгшись возле неё, с жадностью начал вдыхать прохладный вечерний воздух. А, судя по звукам, товарный поезд уже во всю мчался на юг...
   Заниматься особо было нечем, так что начали говорить про Олю. Дима всячески старался заверить свою подругу, что с её младшей сестрой всё будет в порядке, и что она будет дожидаться их на Севастопольском вокзале. Но такой уверенности у него не было. Чувствовала это и Лена, и даже расплакалась...
   Товарняк размеренно, неспешно громыхал по железной дороге; иногда замедлялся, почти останавливался, и, казалось - конца этому мучительному путешествию не будет. Так хотелось вырваться наружу, вдохнуть свежего воздуха, но двери вагона по-прежнему оставались запертыми...
   - Ты когда-нибудь была у моря? - спросил Дима, зевая.
   - Была..., - тоже усталым голосом ответила Лена.
   - В Евпатории?
   - Нет. Не у Чёрного, у Балтийского моря я отдыхала. В курортном городе Паланга. Слышал о таком?
   - Нет, не слышал. И у моря я не отдыхал. Зато на озеро Байкал в прошлом году с родителями ездил.
   - Знаю. Ты фотографии показывал. Там очень красиво... э-эх...
   Тут и Лена зевнула.
   - Пора спать, - пробормотал Дима.
   - Нет. Нельзя спать. Мы должны быть ко всяким неприятностям готовы, - отозвалась Лена, но всё же чувствовалось, что и она засыпает.
   ...И вот они уже заснули, и размеренный, медлительный перестук колёс казался им сладкой колыбелью; а само их путешествие - уже не представлялось таким уж опасным. Ведь во снах и самые невероятные вещи, самые героические поступки кажутся обычными.
   Дремал и пёс Джой, но уши его подрагивали - и во сне он продолжал настороженно вслушиваться, ожидая такого момента, когда ему доведётся вступиться за своего хозяина и его подругу.
  

* * *

  
   Они долго шли по ночным, пустынным улицам Симферополя: прочь от вокзала, от человеческих голосов и суеты - старуха, от которой резко и сильно несло чесноком, и девочка Оля.
   Верно говорят, что у каждого города есть свой особый, неповторимый дух. Каждый город можно назвать как-то особенно, например: "Город бетонного сна", "Город кривых переулков" или "Город воздушных кораблей". И этот плохо освещённый, незнакомый город Оля про себя назвала "Городом тёмных загадок". Пожалуй впервые, от самого начала её незаконного путешествия, Оля пожалела, что она сейчас не дома, не в своей уютной, безопасной комнатке. Казалось Оле, что из тёмных переулков, которые тут и там чернели между невысокими домами, высовываются чьи-то когтистые длани, тянуться к ней. И тогда Оля сделала бессознательное движение к старухе - надеясь, быть может, что она как добрая волшебница защитит её от любой беды, от злодеев.
   И тут же костистая, жёсткая, да к тому же и холодная ладонь старухи, словно наручник сомкнулась на Олином запястье. И девчонка почувствовала - даже если она будет пытаться вырваться, то всё равно у неё ничего не получится. Старуха, несмотря на кажущуюся свою ветхость, обладала недюжей силой. И проскрежетала старуха:
   - Ничего. Недолго уже осталось, мы почти уже пришли...
   Они оказались на окраинной улице, где уже не было асфальтовой мостовой, а над головами негромко шелестели, напевая какую-то тревожную песнь, высокие, могучие деревья...
   Ни одного человека поблизости не было. В окнах окружённых заборами домов, не горел свет.
   И вот последний дом на этой улице. Они остановились возле высокой ограды, не выпуская Олю, старуха свободной рукой полезла в карман, и извлекла ключ.
   То, что это большой ключ, и выполнен он в форме драконьей головы, Оля разглядела только благодаря тускло-молочному свету полной Луны. Но этот печальный небесный фонарь окружала беспросветно-чёрная, полная таинственных шорохов, совершенно незнакомая Оле южная ночь...
   С громким хрустом, будто это челюсти дракона перекусили кого-то, щёлкнул замок, и дверь распахнулась, старуха подтолкнула Олю внутрь, прохрипела:
   - Ну, вот мы и пришли. Если ты искала приключений, то считай - нашла их.
   И, также закрыв дверь, буквально потащила Олю к дому, который возвышался в глубине старого сада, словно тёмный замок тирана над своими мрачными владеньями.
   Оля, чувствуя всё больший и больший страх, и тщетно пытаясь этот страх отвергнуть, вымолвила:
   - Надеюсь, что всё же приключения, выпавшие на мою долю, будут позитивными...
   Старуха издала странный, хрипяще-свистящий звук, который должен был выражать усмешку, и пророкотала:
   - Не знаю, что обозначает слово твоё "позитивными", но уж что дома тебя вовеки не дождутся - это точно.
   Тут уж Оле совсем страшно стало - сердцем она чувствовала, что ужасная старуха не шутит. Да и уж какие здесь могли быть шутки! Но всё же она пыталась уверить себя, что это просто часть её опасного приключения, и что она, несомненно, сможет выкрутиться из этой передряги.
   Они подошли к унылому, страшному дому, ни одно из окон в котором не горело. Оля была уверена, что старуха опять полезет в свой карман, и достанет ещё один ключ, чтобы отпереть дверь. И, несмотря на железную хватку, девчонка собиралась именно в этот момент вывернуться и бежать, перебраться через ограду. О том, чтобы закричать - позвать на помощь, Оля даже и не думала. Ей казалось, что в этом чужом городе у старухи полно сообщников и на Олин крик все они сбегутся. Вот тогда уж точно не удастся вывернуться, спастись....
   Но случилось непредвиденное, заставившее Олю опешить. Несмотря на то, что в доме так и не загорелся свет, - дверь, как только старуха взошла на крыльцо, распахнулась. Из темноты выступил некто, облачённый в одежду исключительно тёмных тонов.
   Этот некто был очень высок рост, очень тонок, очень (совсем не по южному) бледен, и сначала Оля даже не могла определить, кто это - мужчина или женщина. Девчонка только стояла, и во все глаза глядела на эту таинственную фигуру.
   Но вот старуха заскрежетала своим пренеприятным, приправленным чесночными зловоньями голосом:
   - Ну, Берц, чего встал?! Видишь, привела...
   И тогда этот Берц схватил Олю за вторую руку - его ладонь была такой же холодной и жёсткой, как и ладонь старухи. Так что девочке казалось, что теперь наручники сомкнулись окончательно...
   Берц потащил её в дом, в темноту, а она и не сопротивлялась. Что-то и в этих фигурах, и в самой обстановке было такое зловещее, что вытягивало и поглощало ту, казалось бы, неиссякаемую жизненную силу, которая подвигло Олю на это путешествие.
   Оля никак не могла опомниться, а события стремительно неслись, наплывая одно на другое, поглощали волю...
   Вот её усадили на что-то, и только когда перед ней зажглась одинокая, жалобно трепещущая свеча, девочка поняла, что сидит она на деревянной скамье, перед высоким и широким столом, который тоже был деревянным, и казался очень старым, изрезанным трещинами.
   Оля приблизилась к этому трепещущему свету, будто он мог уберечь её от окружавших ужасов. Но из темноты высунулась костлявая, бледная длань Берца и поставила перед Ольгой тарелку с какой-то дурно пахнущей баландой. Гнутая, тёмная ложка прилагалась.
   Девочка замотала головой, и произнесла:
   - Нет, нет. Я совсем не хочу есть.
   Но из-за её спины раздался вкрадчиво-зловещий голос старух:
   - Ну, как же. Ведь ты говорила, что хочешь кушать.
   Оля, едва сдерживая слёзы, которые так и рвались из неё, ответила:
   - Ну а теперь я передумала. Я, пожалуй, пойду...
   - Куда же ты пойдёшь? - хмыкнула старуха. - Теперь уже поздно куда-либо уходить. И от нашего угощения ты не отвертишься.
   Оля хотела возразить, открыла для этого рот, но тут ледяные, когтистые пальцы старухи сомкнулись на её горле, и девчонка потеряла способность двигаться. Даже и рот она уже не могла закрыть. Ну а старуха зачерпнула ложкой баланду, и влила её в Олин рот. Убедившись, что Оля проглотила - старуха отпустила её.
   Вкус у выпитого был просто отвратительным, и Оля, повалившись лицом на стол, закашлялась. Пытаясь выплюнуть эту гадость, но было уже поздно. Оля чувствовала, как слипаются её глаза, и казалось ей, будто призрачные, но всё равно очень крепкие путы покрывают её руки и ноги, не дают ей пошевелиться.
   А ещё она слышала голос. Старуха говорила холодно и надменно:
   - Есть ли вести от Никодима?
   Ей отвечал холодный, бесцветный, лишённый каких-либо эмоций голос Берца:
   - Никодим извещал, что он уже приблизился к цели, и требовал, чтобы никто ему не мешал. Говорил, что скоро навестит нас, но не здесь, а в Бахчи Сарае.
   - Значит, поедем в Бахчи Сарай и девчонку эту, конечно, повезём с собой! - хмыкнула старуха. - То-то он обрадуется, ведь для окончания нашего дела в пещере - она то, что нужно!
   И особенно страшно для Оли прозвучали эти слова: "наше дело в пещере". Из всех сил попыталась она вырваться из охватывавших её липких пут, и ей даже удалось немного приподняться над столом, но глаз она уже не смогла раскрыть, только лишь прошептала слабо-слабо:
   - Я не хочу ни в какую пещеру... Отпустите меня домой, в Москву, к маме...
   Старуха захихикала, обильно дыша чесноком, где то над самым её ухом и прохрипела:
   - Ну о маме ты можешь забыть. Ты её больше никогда не увидишь. И она тебя никогда не увидит...
  

* * *

  
   Грохнула, стремительно раскрываясь, дверь товарного вагона, и внутрь хлынул обильный, яркий, чрезмерно для северян щедрый свет южного солнца. И даром, что только утро было - временных обитателей этих вагона это сияние заставило не только сразу же проснуться, но и зажмуриться.
   Дима спросил:
   - Лена, ты здесь?
   Она сразу схватила его за руку, шепнула:
   - Здесь. Но ты потише. Совсем нежелательно, чтобы нас здесь заметили. Тогда уже не выпустят - поведут в милицию.
   Где-то, как казалось совсем рядом, раздавались громкие голоса рабочих:
   - Та-ак, ну и что здесь в этом вагоне?! Это ж надо как ящики навалили!..
   - Кто ж их навалил?
   - А вот кто навалил, тот пусть и разгребает! Их только двинешь, и они все посыплются...
   - Да ладно тебе. Разгребём. Не впервой уже!
   Дима почувствовал, как в его бок суетливо и радостно ткнулся Джой. Пёс чувствовал близость свободы, и едва сдерживался, чтобы тут же восторженно не залаять и не броситься из вагона.
   Дима зашептал молитвенно:
   - Тише ты... Я прошу тебя...
   Пёс продолжал дёргаться, тихонько повизгивал, но пока что не лаял. Тогда Дима подумал, что может и зря они с собой Джоя взяли, что он их и выдаст, и окончится их путешествие совсем бесславно.
   Но выдал их не пёс. Вдруг зазвенел, наполняя вагон весьма жалким, но и весьма громким подобием Бетховенской "К Элизе" Ленин сотовый телефон.
   И как они могли про него забыть! А ведь телефон всё это время был включен. И Лена так растерялась, так испугалась, что, вместо того, чтобы сразу отключить связь, уже спрашивала сдавленным голосом в трубку:
   - Да?
   Рабочие, которые до этого топтались у входа в вагона, замерли - удивлённо и настороженно слушая. Один из них окрикнул:
   - Э-эй, а кто тут?!
   А Лена слышала голос своей мамы:
   - Лена, как дела?
   Она ответила совсем несчастным голосом:
   - Всё нормально.
   - А почему у тебя голос такой, будто тебе слон ногу отдавил?
   - Нет-нет, мама, всё нормально. Всё замечательно. Я только что проснулась...
   Рабочий закричал громче:
   - Кто здесь?! А ну - выходи!
   Его товарищ предположил:
   - Наверняка бомжара какая-нибудь!
   Третий рассудительный голос ответил:
   - Но разве у бомжей сотовые бывают?
   Ещё один ответил:
   - Теперь такие бомжи пошли, что и сотовые у них, и машины свои...
   Но первый парировал резко:
   - Если бы машина была, то не катался бы в товарном. А ну - выходи! По-хорошему говорим - выходи!
   Лена вцепилась в Димину руку и говорила в сотовый:
   - Мама, я тебе говорю - нечего волноваться.
   - А кто там так кричит?
   - Это телевизор работает.
   - Что-то непохоже. Ты же обычно не смотришь телевизор.
   - Это не я...
   - Оля?
   - Да.
   Было слышно, как рабочие переговариваются:
   - Так, ну я со Стёпкой полезу, а вы стойте здесь наготове. Мало ли что...
   Казалось, что Джой понимает, всё, что они говорили. Он перестал дёргаться и вилять хвостом, зато тихонько, но весьма грозно зарычал.
   Дима дёрнул Лену за руку и шикнул:
   - Надо уходить, а то ведь действительно схватят.
   Лена, все ещё щурясь от яркого света, встала на ноги. Следом за ней поднялся и Митя. Высокие, но ненадёжно поставленные ящики с удобрениями загораживали их, и вошедшие в вагон пока что не видели их. Но Лена была вынуждена продолжать разговор с мамой.
   Мама спрашивала:
   - Ну и как там Оля?
   - Нормально... Мама, я сейчас не могу разговаривать...
   - Тогда позови к телефону Олю.
   - Она сейчас в ванной... Мама, ко мне Митя пришёл. Вот сейчас в дверь стучит. Я перезвоню.
   Мама ответила:
   - Я сама тебе позвоню. Очень скоро...
   Наконец-то Лена отключила связь, и засунула сотовый в карман.
   - Где он? - спрашивал рабочий.
   - А я откуда знаю, - ответил его товарищ. - Может, здесь вообще целая шайка.
   - Тогда чего мы полезли? Надо было милицию вызывать...
   А Лена, глядя на Диму, как на спасителя своего, спрашивала:
   - Ну, что будем делать?
   - Будем прорываться, - вздохнул Дима, и обратился к Джою. - Ну ты как - готов?
   Пёс утвердительно махнул хвостом.
   Тогда Дима пробормотал: "Была - не была" - и из всех сил толкнул ту ненадёжную груду ящиков, которые возвышались перед ним. Конечно, ящики не выдержали этого толчка, посыпались - вверх взметнулись тёмно-зелёные клубы вырвавшихся на волю удобрений.
   Вошедшие в вагон рабочие не понимали, что происходит, размахивали руками, ругались, но ничего не видели. А в это мгновенье Дима и Лена проскользнули мимо них, на волю, на чистый воздух. Они уже спрыгнули на каменистую насыпь, но перед ними выросли ещё несколько фигур.
   Перед Димой стоял кто-то высокий мужик, от сильных рук которого, казалось, не было спасения. Но под ноги этого рабочего метнулся Джой, и тот, споткнувшись о него, упал, а Дима, перескочив через его поверженную фигуру, устремился дальше. Только пробежав шагов тридцать, вспомнил о Лене, и с досады даже хлопнул себя по лбу - решил, что без его помощи, её уже, несомненно, схватили. Только он обернулся, и Лена тут же налетела на него. Они упали, а сзади уже слышался топот и совсем близкие крики:
   - Стой! Стой!! Врёшь - не уйдёшь!!
   Лена первая вскочила, и потащила Диму за собой. Ну а впереди них нёсся, восторженно взвизгивая, и из всех сил размахивая своим рыжим хвостом, Джой.
  

* * *

  
   Диме и Лене казалось, что из московской прохладной, ранней осени, они попали в самые жаркие летние дни. Так что, убедившись, что их уже никто не преследует, они поменяли все свои сбережения на карбованцы и купили мороженого для себя и для Джоя, который высунул язык во всю длину и устало дышал...
   И только после того как уселись на лавочку в тени от высокого дерева и наелись мороженого - поняли, что способны размышлять, и думать о своей дальнейшей судьбе, а также и об Олиной судьбе.
   Митя спросил:
   - Как думаешь - какова вероятность, что Оля в этой Евпатории?
   На что Лена ответила:
   - Вероятность - примерно такая же, как и то, что она в любом ином городе. От Оли можно всего ожидать. Но всё же, искать её мы, в первую очередь, должны в Симферополе.
   - В Симферополе, в Симферополе, - проворчал Дима. - Море то в этом Симферополе есть?
   - Нет, моря там нет, - молвила Лена.
   - Что ж. Очень жаль. Тогда давай-ка искупаемся здесь. Думаю, до пляжа отсюда недалеко. Мне кажется - я даже слышу шум прибоя.
   Но Лена покачала головой и произнесла сердито:
   - Можешь, конечно, оставаться здесь. Купайся, сколько влезет, ну а я сажусь на ближайшую электричку и еду в Симферополь.
   - Мы не должны..., - начал было Дима, но был прерван покашливанием.
   От неожиданности Дима аж подскочил, он резко обернулся и обнаружил, что рядом с ними на скамеечке уселся благообразный старичок, в белой одежде, с длинной белой бородой, и с сильно загорелым, воистину южным лицом. Как то невольно у Димы вырвалось:
   - А вы кто?
   И старичок незамедлительно и услужливо представился:
   - Серафим Петрович.
   Назвались и московские путешественники. И всё внимательно глядели в загадочные, глубокие глаза Серафима Петровича, подсознательно ожидая, что он окажет им неожиданную помощь. Казалось им, что эта встреча произошла не с проста и многое значит, хотя, надо сказать, во всякую мистику они практически не верили...
   И эту затянувшуюся паузу первым нарушил именно Серафим Петрович. Он сказал:
   - Я то здесь поблизости - а вон на той стороне улице, в книжном был. Знакомился, так сказать, с ассортиментом современного книжного рынка. И через стекло увидел вас здесь, на лавочке сидящих. Ну и вижу - какие-то вы потерянные, явно в растерянности, в незнании, что делать дальше пребывающие. Правильно ли я говорю?
   - Ну да, ну да, - энергично кивал Дима, и опять как-то словно бы случайно вырвалось у него:
   - Мы человека потеряли. Вот её... сестру...
   Лена толкнула Диму, и глазами сверкнула, словно бы прикрикнула: "И совсем необязательно всем подряд об этом рассказывать".
   Серафим Петрович аккуратно разгладил свою и без того ухоженную, роскошную бороду и произнёс:
   - Вот так и знал, что необычайные совпадения, начавшись, так и будут теперь продолжаться. Наверное, причиной этому то, что слишком много душевных сил я положил на поиски, и что поиски эти теперь приближаются к окончанию.
   - А что вы потеряли? - спросил Дима.
   - Не что, а "кого", - молвил Серафим Петрович, и, подняв глаза к безоблачному и становящемуся всё более жаркому небу, продолжил. - Внучка своего Тёму потерял.
   Впервые со времени появления Серафима Петровича, заговорила Лена - и голос её внимания и сочувствия был полон:
   - Как же вы его потеряли?
   И вот что им поведал Серафим Петрович:
   - Вместе с Тёмой мы жили в ста километрах к северу от этих мест, но тоже в Крыму. Там не такой шумный курорт, как эта Евпатория, там маленькая деревушка на берегу Чёрного моря, и живут в той деревушке, в основном, рыбаки. Там получилось, что остался Тёма без родителей, и единственным родственником у него был я. В общем, рос Тёмка смышленым, бойким мальчишкой. Быстро постигал тонкости рыбацкого мастерства, и море искренне любил. Ну а для меня - Тёма был ненаглядным учеником, которого я любил как родного, единственного сына... В ту роковую ночь на море разыгралась буря и небо метало молнии, громы как пушки в войну бабахали - словно бы предупреждали о грозящей опасности. Тёма сидел за столом у окна, читал книгу и слушал, как неистовствует море. Я чувствовал, что ему хочется туда, в самое сердце бури, но из дому, конечно, выпускать не собирался. Берёг его, да не уберёг... Вот раздался стук в дверь. Я подошёл, спрашиваю: "Кто там?". А из-за двери - такой скрипучий, неприятный старушечий голос раздаётся: "Ваша помощь нужна". Я дверь приоткрыл, выглянул. И во всполохе очередной молнии увидел её. Навсегда её внешность запомнил. Толи на ведьму, то ли на саму смерть она похожа. Судите сами: нос длинный и тёмный с большой горбинкой. Ноздри широкие. Из-под губы жёлтый клык выпирает. Вся сморщенная, и такая потемневшая, будто выжженная изнутри. Говорит она: "Ехала я, да в буре этой заблудилась. Нужно чтоб дорогу указали...". Я нехотя ей предлагаю: "А вы у нас переночуйте, пока буря не закончится". Она: "Нет. Мне сейчас же ехать надо. Только укажите, как от вас на большую дорогу выехать". Тут мой Тёма из-за стола вскочил да и заявил: "Я покажу дорогу!" А глаза у него так и сверкают - чувствуется, хочется ему приключений. Я же возражают: "Дорогу я сам покажу, ты же, Тёмка, сиди дома". "Да - пусть лучше мальчик дорогу покажет" - ухмыльнулась старуха. И что я тут, старый дурак, возражать не стал, что Тёму своего отпустил - не знаю, и не прощу себя до тех пор, пока Тёму не верну. Быстро Тёма собрался, на улицу выбежал - я за ним проковылял. И там вижу: стоит возле нашего забора - подумайте только! - не машина, а чёрная, крытая повозка, едва ли не карета, запряженная тремя чёрными, сильными лошадьми, на облучке той кареты сидел кто-то бледный, худющий, длинный, тоже во всё бледное одетый. Запомнилось мне, что старуха назвала его "Берцем". Усадила она моего Тёму в карету, сама дверцу захлопнула. Берц вожжами взмахнул - кони понесли... До утра я Тёму ждал, при каждом шорохе вздрагивал, на крыльцо выбегал. Утром побежал в милицию, заявлять о похищении ребёнка. Заявление приняли не сразу, а когда приняли - начали искать, но искали как-то вяло, и никаких следов тёмной повозки, несмотря на то, что она такая приметная, так и не отыскали. А мне уже жизнь не в радость была...
   - И сколько же вы уже Тёму ищете? - спросила Лена.
   - Целый год, - ответил Серафим Петрович.
   - Целый год! - воскликнули хором Лена и Дима.
   - Да. Целый год, - кивнул Серафим Петрович, и, несмотря на то, что он склонился, чтобы погладить весело махавшего хвостом Джоя, стало заметно, что в его глазах блестят слёзы. - За это время я вдоль и поперёк исколесил Крым. Побывал и за его пределами. Но всё же очень далеко не уезжал - чувствую, что Тёма где-то здесь, поблизости. Иногда он даже снится мне, на помощь зовёт. Вот если бы только найти такую путеводную нить, которую к нему приведёт.
   И тогда Дима от всего сердца предложил:
   - А давайте вместе займёмся поискам. Конечно, очень маловероятно, что с той же старухой и Оля столкнулась, но всё же...
   - Нельзя этого исключать, - произнесла Лена.
   - Вы в Симферополь собирались? - спросил Серафим Петрович.
   - Ага, - кивнула Лена. - Вы пойдёте с нами на станцию.
   - Да. Но ведь вы и искупаться хотели.
   - Да, но..., - начала было Лена.
   - Ну так бежите же к морю! Купайтесь - вода сейчас чистейшая, и отдыхающих ещё не так много. До ближайшей электрички - два с лишним часа. Так что если поторопитесь - успеете.
   И Лена с Димой бросились по пустынной, солнечной улочке туда, куда указал им Серафим Петрович.
  

* * *

  
   Оля очнулась от сильной, режущей боли в голове. Глаза разлеплялись с таким трудом, будто их обильно смазали хорошим клеем. Но когда она всё же разлепила веки, то совершенно ничего не увидела.
   Это её удивило, так она напрочь позабыла о своих недавних злоключениях, и казалось Оле, что она и до сих пор в Москве находится, в своей квартире.
   Но вот донёсся скрипучий, резкий голос старухи, и Оля всё вспомнила. Стало девчонке так страшно, что она закричала бы, но не смогла - в рот её был забит кляп, и к тому же она была крепко связана по рукам и ногам. Так что её попытки встать привели только к тому, что она больно ушиблась лбом о какой-то невидимый во тьме предмет.
   Тогда Оля начала прислушиваться, и поняла, о чём говорит старуха:
   - Вот все документы! Что привязались?!..
   Не менее ворчливый и сердитый, но мужской голос отвечал ей:
   - Привязались потому, что о вашем цирке никакого предупреждения не было...
   - А какое вам должно быть предупреждение? Мы сейчас просто путешествуем, представлений не даём. Посмотрите ещё раз бумаги - там всё написано.
   Мужчина отвечал:
   - Сейчас временами такие - всё надо осматривать. Мало ли что...
   И тогда Оля догадалась, что этот мужчина был милиционером, и что он собирался осмотреть то средство передвижения, которое Оля со стороны ещё не видела, но в которое попала.
   Оля решила, что надо отказаться о всех её мечтаниях относительно долгих, невероятных приключениях, а надо немедленно дать о себе знать, и возвращаться в Москву.
   Девчонка слышала, как ворчит старуха, как долго возиться с замком. И всё это время Оля не двигалась, ожидая, что вот сейчас хлынет распахнётся дверь и хлынет солнечный свет. Она не сомневалась, что тогда милиционер сразу её увидит.
   Вот скрипнула дверь, и... вместо ожидаемого солнечного вихря лишь слабенький, с паутинку толщиной лучик света прикоснулся к Олиной спине. И девчонка догадалась, что она находится не только внутри средства передвижения, но и закрыта в каком-то ящике.
   Всё же она начала активно дёргаться и извиваться.
   Слышно было, как передвигает какие-то предметы милиционер. Затем он спросил у старухи:
   - А что это так шумит?
   Оля начала дёргаться сильнее, надеясь, что теперь то всё разрешится. Старуха ответила:
   - Так это змеи?
   - Змеи? - недоверчиво переспросил милиционер.
   - Ну да. Змеи. У меня же все бумаги на них есть. Вы ж сами видели. И печатями всё заверено.
   - Покажите-ка мне этих змей!
   - Да вы что?! - возмущенно вскрикнула старуха. - У меня там всё упаковано. Откроешь - они как поползут. Не ты ж потом собирать их будешь...
   - Покажите змей, - настоятельно повторил милиционер.
   Оля торжествовала - она была уверена, что теперь её злоключения закончатся, и она благополучно вернётся в Москву.
   Старуха, продолжая ворчать, загремела ключами, заскрипела замком. Оля даже зажмурилась - ожидала, что теперь-то её ослепит солнечный свет, по которому она уже успела соскучиться. Но вместо этого - только второй тоненький лучик света прикоснулся к её щеке.
   И тогда Оля догадалась, что она находится в ящике, который положен внутрь другого, большего ящика. Но девчонка не сдавалась - ведь уж немного оставалось, ведь милиционер уже почти добрался до неё. Так что она продолжала извиваться, выворачиваться. А милиционер говорил сердитым, суровым голосом:
   - Ну и почему у вас здесь столько ящиков навалено? В каком из них змей?
   - Вот в этом! - ещё более сурово и сердито прохрипела старуха и сильно хлопнула ладонью по крышке того ящика, в котором была упакована Оля.
   Оля так ждала, что милиционер скажет: "Ну так открывайте ящик поживее!" - так уверена была в этих его словах, что даже и дёргаться перестала.
   Но первой заговорила старуха:
   - Так, может, и этот ящик для вас открыть, а? Проверить хотите - не человек ли у меня там похищенный лежит, ась?!.. Вот как змеи поползут...
   Милиционер проворчал сердито:
   - Ладно, бабка, хватит языком чесать, пошли...
   Оля опешила. Она сначала даже и не поняла, что это значит, и просто лежала как парализованная, надеясь, что эта несправедливость как-нибудь сама собой разрешится.
   Но уже захлопнулась дверь, голоса напоследок прозвучали в отдалении, а потом окружающее затряслось, отдаваясь новой болью в Олиной голове.
   Повозка отправилась дальше. До Бахчи-сарая, который был временной целью их путешествия, оставалось уже совсем недалеко...
  

* * *

  
   Как же восхитительно, незабвенно приятно было купание в Чёрном море! Заглядывая в прозрачнейшую воду, ныряя и дотрагиваясь ладонями до песчаного дна, Дима и Лена не то чтобы совсем забыли о беде, случившейся с Олей, но эта беда - пропажа её - казалась уже очень-очень легко разрешимой, так как и в себе они чувствовали такие силы, что, несомненно, могли перевернуть Землю.
   И только когда с берега закричал Серафим Петрович:
   - Пора на электричку! - то они старательно погребли к берегу.
   Пока дошли до вокзала, южное солнце не только высушило, но и раскалило их. Билеты купили и разместились в вагоне без всяких проблем. Вагон оказался практически пустым. Электричка поехала.
   Дима и Лена неотрывно смотрели в окно, на ярко сверкавшее в отдалении море. Они надеялись, что ещё обязательно вернутся к этим водам.
   Но до Симферополя они не доехали. Серафим Петрович дотронулся пальцем до Диминого плеча и произнёс:
   - Смотрите - человек плачет.
   Дима и Лена посмотрели.
   Напротив них сидела, не замечая их, и вытирала большим платком обильно выступавшие на её глазах слёзы, пожилая женщина, которая в противоположность одетому во всё светлое Серафиму Петровичу, одета была во все чёрное. И даже измятый её платок был чёрным.
   И таким сильным, таким искренним было её горе, что и Серафим Петрович и ребята почувствовали, что нельзя оставаться безучастными. И они подошли к этой пожилой женщине и спросили у неё:
   - Что случилось? Мы могли бы как-нибудь вам помочь?
   Она, продолжая вытирать слёзы, посмотрела на них сразу доверительно, как на своих старых и желанных знакомых. И сказала:
   - Да, случилось. Беда случилась... Хотя и не правильно так говорить. А на самом-то деле уже давно беда началась... Только вот нужно ли вам это выслушивать?
   Серафим Петрович произнёс:
   - Нужно, нужно. Ещё как нужно...
   Пожилая женщина кивнула, напоследок ещё раз вытерла слёзы, и, помолчав с минуту, глядя в окно на неспешно проплывавший за окном холмистый, лишённый лесов пейзаж, начала рассказывать весьма удивительную историю.
  

* * *

  
   Было нас три сестры. Я - младшая, и зовут меня Маргаритой. Средняя сестра - Клавдия, и, наконец, старшая - Анна. Несмотря на то, что у нас были одни родители, характером мы были совершенно разными. Ну а характер отложил отпечаток и на внешность нашу.
   Я всегда склонна была к рукоделью, дома любила сидеть и мечтать. Быть может, потому и замуж не вышла... Средняя сестра Клавдия - любила путешествовать, всё тайны искала, клады... В общем, ещё в детстве она весь Крым изъездила, исходила.
   Что касается старшей сестры Анны, то про неё вообще тяжело говорить. В стародавние времена её бы ведьмой назвали и, быть может, были бы правы.
   Злобный характер сделал Анну непривлекательной, даже страшной. Люди чурались её, а она старалась делать людям всякие гадости. И ни увещевания сестёр, ни увещевания несчастных наших родителей не возымели на Анну никакого действия. Разве что больше прежнего озлоблялась она.
   А однажды вот случилось. Клавдия, которой исполнилось тогда уже сорок лет, и которая была уже замужем, вернулась из своего очередного путешествия по Крыму, привезла всем гостинцев - ну а самый дорогой и необычный подарок преподнесла Анне.
   Подарком была очень древняя, выточенная из мрамора статуэтка девы игравшей на арфе. Размерами та статуэтка казалась совсем небольшой, но вмещала в себе столько хрупкого, нежного изящества, столько возвышенной душевной чувственности, что, казалось, этой статуэткой можно было любоваться и любоваться. А поразмыслив немного, мы поняли этот жест Клавдии - подарив нашей старшей сестре эту частицу гармонии, Клавдия искренне надеялась что Анна - уже пожила тогда женщина, - избавиться от того мрака, который царил в её душе.
   Не приняла, а буквально выхватила из рук Клавдии эту статуэтку Анна. И не поблагодарила свою среднюю сестру, а зыркнула на неё так, будто бы та была виновата в том, что не преподнесла эту статуэтку гораздо раньше...
   Наш большой, по сельским меркам, дом, был поделен на несколько частей. В трёх частях жили мы, сёстры. В четвёртой - родители. Но после того как родители умерли, их территорию захватила себе Анна, и мы прекрасно знали, что спорить с ней бесполезно. И неприятно было спорить по такому вопросу...
   Анна отнесла статуэтку на свою половину, и надёжно спрятала не только от нас, но и от своих двух сыновей. Анна, несмотря на свою отталкивающую внешность ведьмы, как-то, возможно хитростью, сумела уже в пожилом возрасте выйти замуж. Первый её муж - молодой парень, умер при загадочных обстоятельствах. Вскоре нашла себе второго мужа - брала его молодым, крепким, а через год он захирел, отощал, жаловался на боли в сердце, хотя суеверным не был, а предполагал, что кто-то наслал на него порчу. В общем, полгода он ещё проболел, да и отдал Богу или Дьяволу душу.
   И от первого и от второго мужа остались у Анны сыновья. Старший сын - Никодим, невероятно мрачный, замкнутый, и, вероятно, озлобленный. Внешне он был здоровяком - настоящим великаном, широкий в плечах... Второй сын - Берг - бледный, тощий, облачённый всегда в одежды тёмных тонов, он похож был на призрака, но не на живого человека. Я и Клавдия пытались оказать хоть какое-то позитивное воздействие на этих двух нелюдимцев, но не мы, Анна имела над ними огромную власть. Она их воспитывала, она их учила жить...
   Но как бы ни приближала их Анна к себе - она и им не доверяла, и от них прятала статуэтку. Уже Клавдия попрекала себя за то, что сделала этот подарок, уже догадывалась, что Анне лучше от этого не станет...
   А получилось так, что вся предыдущая, весьма странная жизнь Анны была только своеобразной подготовкой к появлению статуэтки. Быть может, и с самого рождения гнездилась в Анне душевная болезнь, но именно с появлением статуэтки болезнь эта раскрылась, стала такой явственной.
   Как-то по отрывкам её речей, по лихорадочному, безумному блеску в очах её, поняли мы, что Анна теперь одержима идеей завладеть всеми теми сокровищами, которые подаренную статуэтку были окружать в древности.
   Вот однажды подступается она к Клавдии, да и едким таким, вкрадчивым голосом начинает выспрашивать, где Клавдия эту статуэтку нашла. Та и отвечает:
   - Мне скрывать нечего. Статуэтку я не нашла, а купила в антикварной лавке. Конечно и мне было интересно, как такое сокровище, хозяином явно недооцененное, попало к нему. Хозяин же рассказал, что вещь попала к нему от старичка-путешественника, который много по Крыму ходил и в некоторых местах вроде бы раскопки производил. Но о своих секретах тот старичок-путешественник никому не рассказывал. Да и не очень-то нужны были эти секреты хозяину антикварной лавки. Живет он вполне себе мирно, никого не тревожит... А, кстати, сестра, с чего ты взяла, будто к этой статуэтке ещё и какие-то сокровища должны были прилагаться?
   На это Анна в свойственной ей мрачной манере ответила:
   - Да уж навела справки, постаралась...
   Тут она шумно и гневно шмыгнула своим длинным, костистым носом, словно давая понять нам, что и так уже слишком много рассказала. Тем ни менее, от Клавдии Анна не отстала и пилила её своими расспросами до тех пор, пока Клавдия не рассказала ей, где находится та антикварная лавка.
   Прошло ещё немного времени и вдруг Анна, совершено без всяких предупреждений уехала. Даже и два её сына не знали, куда она направилась. Зато знали, что статуэтку она взяла с собой. И хотя она никого не предупредила - все же несложно было догадаться, что она направилась на поиски тех сокровищ, мысли о которых не давали ей спать всё последнее время. Несколько месяцев о ней не было ни слуху, ни духу. Зная характер своей сестры, мы не удивлялись. Так же мы знали, что в Анне заключена огромная энергия, и что, если она только захочет, то в один день очень много дел может сделать. Так что мы уж и не знали, что думать. Ждали - может, и в правду с какими-нибудь сокровищами вернётся...
   Вернулась Анна без сокровищ, но за это время ещё больше подурнела, больше на ведьму стала похожей. Нам ничего не сказала, но сыновей своих - Никодима и Берца призвала к себе и долго им что-то нашептывала.
   Начали они собираться в дорогу, и вновь нам ничего не удалось выяснить. Только видим - совсем странные вещи они делают: купили большую, тёмную повозку, да лошадей чёрных. В повозку эту ящики какие-то нагрузили, да и уехали неведомо куда.
   Три года с тех пор прошло, а где они странствуют - то нам неведомо было. Но вот неделю назад случилась беда. Пошла Клавдия к колодцу за водой и не вернулась. Потом уже один наш деревенский мальчишка рассказывал, что он видел. Подъехала чёрная повозка, выглянула из неё страшная старуха-ведьма, которая несомненно была Анной, и заговорила с Клавдией. Клавдия и уселась в повозку. Больше ни повозки, ни Клавдии мы не видали.
   Что тут думать? Вроде бы похищения не было, так как Клавдия сама в повозку села, да и разговаривала она ни с кем-нибудь незнакомым, а со своей родной сестрой. Но ведь мы то хорошо знаем, что Клавдия хоть и любительница попутешествовать, а все же спокойствие родных высоко ставит, и никогда бы не сорвалась так, на неделю, никого не предупредив...
  

* * *

  
   Таков был, прерываемый вздохами, рассказ пожилой женщины по имени Маргарита...
   Едва дослушав рассказ до конца, Дима выпалил:
   - Ну ведь вы же ни сидели, сложа руки, правильно? Ведь предпринимали что-то, чтобы найти своих сестёр?
   На что Маргарита ответила:
   - Да, конечно. И первым начал действовать муж Клавы (их дети живут далеко отсюда). Он написал заявление в милицию, но там не очень-то большое внимание обратили на его бумажку. Сочли, видимо, это нашими семейными дрязгами. Тогда он отправился в Симферополь - там добиваться справедливости. Так до сих пор и не вернулся. Но зато звонил - обнадёживал, что, мол, делу дан ход. Так как выяснилось, что из разных частей Крыма поступали данные о пропаже детей и при этих пропажах-кражах поблизости как бы невзначай замечали тёмную повозку. Раньше просто почему-то не обращали на эту деталь внимания.
   Дима хмыкнул и заявил:
   - Ну всё, теперь долго она не поездит. Это, может, в Средневековье полно таких повозок было, а теперь - одна на весь Крым осталась. Так что её быстро вычислят...
   Серафим Петрович произнёс:
   - Ну мне кажется, что ваша сестра не такая простая и здесь что-нибудь придумает.
   Маргарита, вытерев новые слёзы, молвила:
   - Да. Анна всегда была хитроумной, и наверняка что-нибудь придумала. Но позвольте узнать, почему моя история привлекла такое ваше внимание? Неужели кто-то из ваших близких тоже пропал?
   - Ага! - кивнул Дима. - Только не из Крыма, а из самой Москвы.
   Лена же сказала:
   - Но мы в вашей истории всё равно примем участие, так как не исключено, что моя младшая сестра попала к вашей старшей сестре.
   Дима хотел сказать: "Вероятность этого равна нулю", но всё же сдержался.
   И вдруг Маргарита спросила:
   - А не хотите ли в гости ко мне пожаловать?
   На что Серафим Петрович тут же и с готовностью ответил:
   - Да. Вот и я подумал, что это могло бы нам на пользу пойти. Может быть, осмотревшись там, и нашли бы что-нибудь такое, что дало бы нам зацепку, где бы эту Анну теперь искать.
   - Правильно, правильно, - кивнула и даже улыбнулась Маргарита, - Ведь мы, и когда Анна ещё жила у нас, и когда уехала, так ни разу и не заходили на её половину. Ещё издали чувствовали ту негативную энергию, которая оттуда шла. Так что, если захотите что-нибудь найти, так, может, и удастся...
   И, не доезжая трёх остановок до Симферополя, они сошли с электрички и направились в деревушку, в которой прежде жили три сестры.
  

* * *

  
   После того случая с милиционером, Оля ещё недолго подергалась, поизвивалась в ящике и, поняв тщетность своих усилий, заснула. Очнулась же она от резкого чесночного запаха, который не слабее нашатырного спирта бил в её ноздри.
   Распахнув глаза, Оля увидела страшное: в багровых отсветах горевшей немного в стороне лампы, склонилась над ней страшная старуха-ведьма, в костистой длани которой был зажат длинный, острый охотничий нож. Оля задёргалась, замычала из-под кляпа.
   - Что, испугалась? - проскрежетала старуха. - Ну так приготовься - впереди тебя ещё большие страхи ожидают...
   И старуха, одним сильным, стремительным движением разрезала верёвки на ногах Оли.
   Однако руки девчонки оставались связанными и кляп торчал из её рта. Старуха потянула её, вытащила из ящика и прикрикнула грозно:
   - Ну давай, давай - пошевеливайся. Привыкай сама ходить, но и не думай убежать от меня...
   Старуха сильно толкнула Олю в спину, и та буквально вывалилась из повозки на каменистый пол. Огляделась девчонка и поняла, что находится в какой-то пещере с искусственно выдолбленными, вполне аккуратными стенами. В стены были вделана электрические светильники, испускавшие багровый свет.
   Старуха выбралась из повозки и ворчала:
   - Ты и к пещерам привыкай. Это - небольшая пещера. А потом увидишь такую пещеру, которая всем пещерам пещера. Быть может, она будет тем последним, что ты в своей короткой жизни увидишь. Хе-хе!.. Ну - пошевеливайся!..
   И старуха, вцепившись острыми ногтями в Олино плечо, потащила её за собой. Всё же Оля успела заметить, что повозка, в которой её везли, имела белый цвет, и даже украшали её борта фигурки ангелов. Девчонка удивилась - она почему-то была уверена, что повозка должна была быть тёмной и с мордами демонов. А старуха уже протащила её по каменному коридору, остановилась возле железной двери и зазвенела ключами, приговаривая:
   - Ты даже и не думай рыпаться! Мой сын Берц - рядом и, если что, он тебя сразу схватит. К тому же ты и не знаешь, куда бежать, дурёха...
   Наконец старуха распахнула дверь, и втолкнула Олю в помещение, которое освещено было только одной-единственной, блеклой, грязной лампой, которая висела, слегка покачиваясь, под высоким потолком. Несмотря на то, что освещение было таким скудным, Оля все же смогла разглядеть, что у стен стопками были сложены гробы. И девчонка даже подумала, что в один из этих гробов и запихнёт её старуха.
   Но старуха просто толкнула её в спину, а сама вышла, захлопнув дверь и щёлкнув ключом. Оля услышала её удаляющиеся шаги, бросилась к двери. Она толкала дверь плечами и хотела кричать: "Выпустите меня отсюда, немедленно! Слышите?! Меня уже с милицией ищут и, когда найдут, то вам не поздоровится!" - но вместо крика, из-под кляпа выходило только мычание.
   Сзади раздался усталый, тихий голос, который заставил Олю вздрогнуть и обернуться.
   - Бесполезно кричать. Твои угрозы, деточка, не тронут её. А кроме неё и её сыновей здесь больше никого нет...
   Голос доносился из тёмного угла между двумя стопками гробов, и пока что Оля не могла видеть, кто это говорит.
   А голос продолжал:
   - Я сестра этой ведьмы - Анны. Зовут меня Клавдией. Но ты меня не бойся - ведь я такая же пленница, как и ты. За тем разве что исключением, что мне удалось освободить руки и вытащить изо рта кляп. Подойди - и я помогу тебе...
   Оля, вполне серьёзно опасаясь, что из тёмного угла выпрыгнет на неё какое-нибудь чудище, все же подошла туда и повернулась, чтобы эта Клавдия смогла освободить связанные у неё на спине руки. И Оля вздрогнула от прикосновения холодных как лёд пальцев. Немало провозившись с плотно завязанными узлами, Клавдия всё же распутала их, и Оля смогла взмахнуть своими затёкшими руками. Затем она поспешно вытащила из рта кляп и предложила:
   - Давайте устроим побег.
   Клавдия ответила:
   - Я бы рада бежать, да у меня сил нет. Анна решила уморить меня голодом. Сейчас я едва двигаюсь...
   - Какая жестокая у вас сестра!
   - Тише, тише. Совсем нежелательно, чтобы услышала, как мы здесь переговариваемся. Хотя здесь такие толстые каменные стены, что - кричи- не кричи, а нас не услышат. И всё же я помогу тебе убежать.
   - Вот здорово, - улыбнулась Оля и всё продолжала вглядываться во тьму, пытаясь разглядеть ту, с которой разговаривала.
   И даже, показалось ей, смогла разглядеть сильно исхудалый, похожий на череп лик. Клавдия говорила ей шёпотом:
   - Ещё в первый день своего заключения я расслышала, что здесь из-за каменной стены доносится журчание. Стало быть, там есть ход, по которому течёт вода. Потом об острый край гроба мне удалось перетереть верёвку. Освободившись от этих пут, я стала ощупывать стену, и поняла, что она покрыта трещинами, а в одном месте была даже дыра, в которую я смогла просунуть руку и дотронуться до холодного ручья. Немало усилий я приложила на то, чтобы расширить дыру. А сейчас я сама отощала настолько, что смогла бы протиснуться туда. Но уже совсем нет сил на это, так что ты беги, доченька.
   Оле больше всего хотелось вырваться из этой мрачной темницы на свободу, поэтому она тут же заявила:
   - Да, да, конечно же - вы только покажите, куда лезть...
   - Вот сюда. Сейчас я подвинусь, и ты сможешь пройти.
   И под Олиными ногами, оставаясь в глубокой тени, проползло какое-то худое, измученное создание. Девчонка начала ощупывать погружённую в глубокую тень стену и вскоре нашла ту дыру с рваными острыми краями, о которой говорила Клавдия. И Оля, уже просунув в дыру ноги, и прикоснувшись пятками к ледяному ручью, молвила:
   - Я обязательно вернусь с милицией и выручу вас.
   - Да - ты уж возвращайся. Надо же остановить эту злодейку... - и Клавдия тяжело, устало закашлялась.
   Оля сильно оттолкнулась руками от каменных стенок, и вдруг погрузилась в воду, которая оказалась настолько холодной, что Оля пронзительно вскрикнула. Её вопль оглушительно прозвучал под низкими сводами, и Оля подумала, что теперь-то старуха-ведьма пустилась за ней в погоню.
   Она нырнула, погрузилась в эту обжигающе-холодную воду, но сильно ударившись лбом о камень, вынырнула, и думала уже не о старухе, а о том только, как бы вырваться под открытое небо. Ничего, кроме мечущихся в глазах искр не видела: ничего кроме упрямого журчания воды не слышала. И хотя в этом месте она пробыла совсем недолго, девчонке казалось, что каменные стены, присутствие которых только угадывалось, уже никогда не выпустят её из своей цепкой хватки.
   Между тем, ледяной поток нёс её всё дальше и дальше. Руки и ноги скользили, ударялись о камни. И не за что было ухватиться. Да и нужно ли было хвататься?
   Но вот Оля ударилась затылком и догадалась, что своды понижались. Вновь она вынуждена была нырнуть, и уже некуда было выныривать в этой узкой горловине. Оставалось только надеяться, что горловина скоро закончится. Но никак не заканчивалась, а только сужалась, и Оля постоянно ударялась о камни, задыхалась, бессмысленно извивалась. Течение всё ускорялось. В лёгких Оли горел пламень, и она думала только о том, как бы не потерять сознание...
   Потом был провал в сознании. Оля очнулась лежащей на берегу, часто и тяжело кашляющей. Перевернулась на спину и увидела, что над ней в черном, словно воронье око небе полным-полно звёзд, которые сами по себе были яркими, но не могли осветить землю. И когда Оля приподнялась, то ничегошеньки не увидела, а казалось ей, что вся земля выгорела, одним большим углём стала. Девчонка выставила перед собой руки но не увидела их. Все же журчанье ручья приободрило её и Оля пошла по берегу, часто спотыкаясь о камни, которых там было в избытке.
   Но вот она дотронулась руками до чего-то влажного, и она вскрикнула - ей показалось. Что это старуха-ведьма поджидает её, ухмыляется во мраке. Но хлынул ветерок и сверху раздался шелест. Тогда догадалась Оля, что это до дерева она дотронулась. Но уже залаяла где-то поблизости собака. Оля в панике бросилась бежать. Она по-прежнему держала руки перед собой, и по-прежнему их не видела. Уже не одна, а несколько собак, почуяв беглянку, оглашали ночь своим усердным лаем. У страха глаза велики, и поэтому Оле казалось, что старуха спустила на неё целую стаю гончих...
   Но вот впереди открылся свет - словно звезда, самая яркая из всех звёзд, к земле припала. И девчонка устремилась к свету так, будто в этом свете было окончательное спасение для неё. И только подбежав вплотную, поняла, что это - фонарь, одиноко стоявший на пустынной улице. Оле даже показалось, что она различает силуэты низких, скособоченных домишек. Но ни в одном из окон не горел свет, и Оля не решалась стучать или кричать, опасаясь, что нарвётся на старуху. Хотя, быть может, стоило и стучать и кричать...
   Но Оля в тишине (собаки уже перестали лаять), бросилась по этой пустынной улице, очень надеясь, что скоро окажется в таком месте, где ярко светит электрический свет, где много людей.
   Так бежала она весьма долго - быть может, десять; а, может, и двадцать минут. Но запыхалась - остановилась, согнувшись, часто и глубоко дыша. Наконец отдышалась, и смогла оглядеться. В общем-то, ничего не увидела - чернильная тьма сгущалась по сторонам и тот одинокий электрический фонарь остался далеко позади, его уже не было видно. А звезды - спокойные и ясные, безразличные ко всему земному, продолжали сиять над её головой. И так тогда Оле стало тоскливо, так захотелось увидеть родных, что она просто закрыла лицо ладонями и заплакала. Умом понимала Оля, что сейчас не время для слёз, но все же не могла их сдержать, и они выкатывались из-под её ладоней, падали на землю. Так проплакала она долго, забыв о ходе времени, забыв даже о том, где она находится.
   И поэтому громкий, прямо-таки громовой мужской голос, который разразился над её головой, заставил Олю затрепетать, отступить на шаг. А голос гремел:
   - Кто такая?!
   - Олей меня зовут, - ответила она голосом дрожащим, жалобным.
   Она, вглядываясь в темноту, и не в силах разглядеть того, с кем общалась, всё же заговорила ему доверительным тоном:
   - Я в беду попала... И не только я... Вы поможете нам? Поможете?
   Секунд десять не было слышно ничего, кроме хриплого, словно бы сильно простуженного дыхания незнакомца. Затем он вновь загремел:
   - Ну давай, выкладывай свою беду. А я уж подумаю, как тебе помочь...
   Оля зачастила:
   - Я из Москвы приехала. Одна, тайком. Потом на вокзале страшную бабку повстречала. А мне приключений хотелось. В общем - бабка мне сказала, и я за ней пошла. Опоила меня чем-то эта ведьма и я сознание потеряла... Везли меня в повозке, в ящике, с кляпом во рту. Потом очутилась я в пещере. Там гробов - куча, а ещё - сестра этой ведьмы Клавдия. Она тоже пленница. Но она мне сбежать помогла, а сама там осталась. Но ей нужна наша помощь, да и вообще - надо старуху-ведьму остановить, чтобы она больше детей не похищала. Ну что - вы поможете мне?
   Громовой голос, снизойдя до зловещего шёпота, посулил:
   - Помогу, можешь не сомневаться.
   И Оля почувствовала, будто каменный капкан сцепил её запястье. И она уже не могла никуда вырваться - она могла только идти туда, куда её вели.
   - Вы правда мне поможете? - спрашивала она жалобным голосом.
   - Помогу, помогу, - гремел мужик, и добавлял властно. - Ты пошевеливайся!..
   И Оля скорее почувствовала, чем увидела, что перед ней распахнули какую-то дверцу. Затем последовал грубый, сильный толчок в спину, и она упала.
   Когда же приподнялась, то поняла, что находится внутри какой-то повозки. Там горела небольшая масляная лампа, и Оля смогла разглядеть страшное лицо, со здоровенными кустистыми бровями, мясистым носом и почти невидимыми за выпирающими скулами глазами.
   Уже чувствуя, что поступила глупо, опрометчиво, Оля спросила:
   - Кто вы?
   Рот мужика искривился хищной ухмылкой, и из-за его кривых, желтоватых клыков раздался недобро-насмешливый голос:
   - Никодимом меня зовут.
   - Никодимом, - прошептала Оля, а затем глаза её округлились от ужаса, и она выдохнула:
   - Но ведь так звали старшего сына той старухи. Неужели...
   Он ещё шире ухмыльнулся и, клацнув своими клыками, прорычал:
   - Ага, он самый и есть. А мать мою Анной зовут. Зачем же ты от неё бегаешь, расстраиваешь старую женщину? Пора возвращаться и вкусить нашего гостеприимства во всей полноте.
   - Если вы меня сейчас же не выпустите - я буду кричать, - предупредила Оля.
   - Кричи, - клацнул клыками Никодим.
   Оля действительно закричала, но её крик очень быстро и резко оборвался. Никодим плеснул ей в лицо какой-то жидкостью, и девчонка потеряла сознание.
  

* * *

  
   - Вот здесь она жила, - сказала Маргарита, распахивая перед гостями тёмную дверь.
   И помещение, открывшееся за этой дверью, прежде всего, поразило обилием тёмных, мрачных тонов. Несмотря на то, что на улице палило утомляюще, ненасытно для жителей севера солнце, навстречу им дыхнула отнюдь не прохладная прохлада, а затхлый могильный холод, от которого захотелось убежать обратно на уличный солнцепёк.
   Но всё же они, следом за Маргаритой, вошли в помещение, и только Джой остался за порогом. Изнутри этот дом казался очень большим - быть может, самым большим во всей деревне. Но это помещение представлялось настоящей залой, которая непонятно как уместилась даже в таком большом доме. Быть может, это была только иллюзия, порождённая тёмными и словно бы уходящими в бесконечную мглу углами...
   На стенах, на окнах висели плотные, толстые, непроницаемые для солнечного света вуали. И когда Дима, который уже страшно утомился от этой унылой темноты, дёрнул одну из загораживающих окон штор, то поднялась такая пылища, что все начали чихать. И особенно активно чихал Серафим Петрович - он достал из своей безукоризненно белой одежды белый платок и приложил его к носу.
   - Не надо, не надо, - испуганно замахала руками несчастная Маргарита. - С тех самых пор, как здесь воцарилась Анна, висели здесь эти занавеси. Так что лучше их не трогать, а то ещё неизвестно, что произойдёт. Лучше я принесу свечи. Ну а вы располагайтесь.
   Маргарита кивнула на чернеющие в сумраке кресла и поспешно удалилась.
   Но нет - они не стали располагаться, так как чувствовали, как из этих стен, из неразличимых предметов исходит на них напряжённая, недобрая энергия. Всё казалось им, что враг где-то поблизости и вот-вот набросится на них...
   Вошла, наконец, Маргарита. Она поставила на стол большой готический подсвечник с двенадцатью высокими свечами, и сразу стали видны полки со старинными, потрёпанными и чем-то похожими на монстров фолиантами. Ещё больше походила на монстров мебель - всегда массивная, старинная, со множеством ящиков и дверок.
   Дима внимательно поглядел на эти полки с книгами, на запертые ящики и вздохнул:
   - Да-а, если эта Анна и оставила здесь ключ к своей тайне, то нам его надо долго-долго искать.
   И он обратился к Маргарите:
   - Ведь вы не знаете, какая из этих книженций была наиболее ценной для вашей сестрицы?
   Маргарита покачала головой и ответила:
   - Нет-нет, ведь мы же никогда не заходили сюда, а Анна все свои дела держала от нас в тайне...
   Лена печально вздохнула:
   - Здесь столько ящиков, а ещё могут быть тайники... И везде может быть то, что мы ищем.
   - Хотел бы я знать, что именно мы ищем? - поинтересовался Дима.
   - А вот это, - торжественно ответила Лена.
   - Что? - хором спросили и Дима, и Серафим Петрович и Маргарита.
   - Подойдите сюда и сами поглядите. Только осторожнее - это весьма хрупко.
   Они подошли к столу и увидели, что на его широкой поверхности лежит весьма плотный и толстый слой пыли. Ну а на пыли тоненькими линиями обрисовывался какой-то план, частично уже повреждённый поставленным Маргаритой подсвечником.
   - Что это? - очень тихо, словно боясь, что план окончательно улетучится, спросил Дима.
   - А я знаю, - ответила вдруг Маргарита.
   Они повернулись к ней, такой загадочной в мерцании двенадцати свечей, и смотрели на неё внимательно и слушали её внимательно:
   - Этот характерный излом линий, который, если смотреть на него издали, похож на человеческий череп, я уже видела прежде, он мне в память вклинился. Видела в толстой старинной книге, которую привезла из одной своей поездки по Крыму Клавдия. Могу сказать, что в книженции той было много-много страниц - и за день не перелистаешь. Но листать надо было очень аккуратно, так как из-за ветхости страниц они почти рассыпались. На многих страницах были иллюстрации. И это - одна из них.
   - Ну а что это значит? - спросил Дима.
   - А мы тогда пытались понять, перевести. Но написано все было на древнем языке, который сейчас знают разве что учёные. Поняли мы только одно слово - "пещера". А потом решили перевод отложить. Да так всё это и забылось. Книга хранилась у Клавдии, но потом её, не спросивши, взяла себе Анна.
   - О, это уже что-то! - произнёс Дима, хотел обрадоваться, но помещение, в котором они находились, очень уж располагало к угрюмой настороженности.
   Дима продолжил говорить тише, почти шёпотом:
   - Итак, с большой уверенностью можно сказать, что нам предстоит поход в пещеру. Наверное, Анна именно там хранит похищенных детей, а также и Клавдию.
   - А зачем ей это нужно? - спросила Елена.
   Дима пожал плечами и молвил:
   - Вот этого я и сам не знаю. Но, если мы отыщем эту старинную книженцию, то, может, переведём, поймём, что там написано.
  

* * *

  
   Когда очнулась Оля, то увидела только тьму. Ей было душно, ей хотелось поскорее вырваться на свободу, но когда она начала дёргаться, то поняла, что находится в каком-то узком, замкнутом помещении, в котором невозможно было нормально развернуться.
   Она уверена была, что у нёе во рту кляп, а поэтому, когда догадалась, что её закрыли в гробу - то даже не закричала, а просто замычала. Правда это мычание было пронзительным и жалобным настолько, насколько может быть пронзительным и жалобным мычанье.
   Но вот случайно вырвался из неё крик:
   - Помогите! - и догадалась Оля, что кляпа на этот раз нет, и она уже из всех сил завопила. - Выпустите меня отсюда!! А-а-а!! Выпустите же!!! Откопайте! Меня зако-о-опали!!
   И очень обрадовалась, когда по крышке гроба что-то ударило, когда она услышала какие-то голоса. Значит, её услышали и выкапывают. Она закричала ещё сильнее:
   - Скорее! Я здесь!
   Крышка гроба откинулась в сторону, и слепящий луч от электрического фонаря ударил её в лицо. Оля вынуждена была закрыть лицо ладонями и сморщится. Тем ни менее она говорила:
   - Меня похитили, но вот пришли вы и выручили. Спасибо вам! Я вам всё расскажу я...
   Но прозвучал скрежещущий голос старухи, и Оля ещё больше сжалась, и прикусила губу. Старуха хрипела:
   - Ах, этот негодяй Берц! Что же он ей кляп то не вставил?! Ведь говорила же! Нет - если сама не проследишь, так сами нормально не сделают...
   Громовым раскатом прозвучал глас Никодима, который Оля не спутала бы ни с чьим другим голосом:
   - Но мы уже почти приехали. А здесь, мамаша, сама знаешь - кричи не кричи, всё равно никто не услышат.
   - Это да, - шикнула старуха. - Но ведь эта негодница могла очнуться и по пути сюда. Если бы завопила, когда рядом были посторонние!
   - Тогда бы пришлось стрелять! - рявкнул Никодим.
   А старуха вопрошала:
   - Сколько нас милиция останавливала, сколько нашу повозку проверяли за эту ночь?
   И сама, не дожидаясь ответа, пояснила:
   - Три раза. И это за одну поездку! Никогда ещё такого не было!
   - Хорошо ещё, что все бумаги хорошо оформлены, - сказал Никодим.
   - Это да, - проговорила Анна. - Но ведь главное - это то, как мы придумали переделывать нашу повозку. Вставляешь белые части, ангелочков всяких, в специальные пазы, и из тёмной повозка преображается в белую.
   - Это моя идея! - произнёс Никодим.
   На что старуха ответила:
   - Идея твоя, а исполнение моё и этого болвана Берца, который способен выполнять только механическую работу, когда ему указывают, что делать.
   - И всё же они пронюхали! - прорычал Никодим.
   - Да - всё-таки заметили, что появление тёмной повозки и исчезновение детёнышей взаимосвязано. Ну, ничего - теперь скоро всё уже закончится... Эй ты, хватит визжать и вылезай, готовься к своей нелёгкой участи.
   А Оля уже с самого начала разговора старухи с Никодимом не издавала никаких звуков. Она была подавлена случившимся; Оле казалось, что ей катастрофически не везёт, и она приготовилась к самому худшему.
   - А ну - вылезай! - бешено рявкнул Никодим, и сильным рывком выдернул её из гроба.
   Ещё один толчок в спину, и она буквально вылетела из повозки на каменистую почву.
   Тут же нахлынул приятный, прохладный ветерок. А воздух был таким свежим, каким никогда прежде не дышала Оля. Особенно желанным этот воздух казался после атмосферы гроба, где Оля едва не задохнулась.
   Но ещё не успела она надышаться вдоволь, как тяжёлая рука Никодима впилась в её плечо, и он прорычал:
   - Ты не вздумай больше бегать! Тут кругом отвесные стены - полетишь вниз - расшибёшься!
   А Оля практически ничего не видела. Только по-прежнему ярко сияли в чёрном небе звёзды. И догадалась девчонка, что уже другая ночь - не та, в которую она пыталась бежать из Бахчи-Сарая.
   Никодим уже потащил её куда-то, а она не сопротивлялась, так как чувствовала, что это - бесполезно. Она только спросила:
   - Где мы сейчас находимся?
   Никодим ответил:
   - На вершине горы.
   А старуха, дыхнув из темноты чесноком, добавила:
   - Только вот тебе совсем не обязательно знать, как эта гора называется...
   Впереди них шёл высоченный и худющий Берг, в руке он держал фонарь, светил им. И стало видно, что возле тропки стоят деревья, а между ними, помимо вполне естественной травы - возвышаются каменные глыбы - большие и малые. Причём многие из этих каменных глыб явно обрабатывались когда-то, быть может, и очень давно, резчиками по камню.
   Но вот с вибрирующим свистом, словно предупреждая о какой-то беде, завыл ветер. И неожиданно Оля поняла, что находится на самом краю пропасти. Она не могла видеть, как далеко до земли, но всё же чувствовала, что высота действительно значительная.
   Ещё сильнее сжала её плечо ручища Никодима. Оле страстно хотелось жить, и поэтому она не могла сдержать мольбы:
   - Пожалуйста, не сбрасывайте меня туда.
   Где-то рядом захихикала старуха:
   - За такое поведение тебя полагается сбросить, но всё же сейчас мы этого не будем делать. Не для этого сюда везли. Ты нам ещё пригодишься...
   В это же мгновенье Никодим толкнул её в спину, и Оле показалось, что она уже падает в эту бездну. Но нет - она не падала, а стояла на ступеньке, которая, оказывается, была выбита в стене, прямо над пропастью.
   - Иди, иди, и не дёргайся, - приказывал Никодим.
   Ещё несколько ступеней - всё вниз и вниз.
   Берц остановился на последней ступени. Его фонарь освещал круглый, выделяющийся из общей массы камень. Едва приметные загадочные знаки покрывали его поверхность. И вот Берц надавил своими тонкими, бледными пальцами в какие-то определённые выемки, и камень, весьма громко загудев, отъел в сторону.
   Навстречу хлынул багровый свет от вделанных в стены пещеры светильников. Оля зажмурилась, а старуха рявкнула:
   - Ну, чего встали! Пошевеливайтесь!
   Вновь в спину Оли последовал толчок, и она перескочила через порог. Потом её волокли вниз по ступеням, и, наконец, распахнув дверь из старого, отсыревшего, но всё равно очень плотного дерева, втолкнули в какое-то затемнённое помещение.
   Дверь закрылась, и напоследок прозвучал голос старухи:
   - Знакомься со своими новыми дружками и подружками! Хе-хе!
   И уже издали донёсся голос Никодима:
   - Что с Клавдией делать?
   - Храните её отдельно. С глаз неё не спускайте. Она нам особенно понадобится. Сам знаешь.
   Оля обернулась, прижалась спиной к двери, и долго вглядывалась в темноту. Ожидала услышать голоса или, по крайней мере, дыхание тех, с кем ей предлагали познакомиться. Но ничего она не услышала.
   Оля уже и не надеялась на ответ; думала, что старуха что-то перепутала, и поместила в ту камеру, где никого не было. Тем ни менее, она сказала:
   - Здравствуйте.
   И вздрогнула от слившегося в печальный, но сильный хор ответа многих детских голосов:
   - Здравствуй.
  

* * *

  
   Ещё некоторое время Дима, Лена, Маргарита и Серафим Петрович провели в жилище Анны, но не нашли больше ничего, что могло бы им помочь.
   Наконец Лена сказала:
   - Ладно, пора завершать. А то здесь такое дурное место, что я уже очень плохо себя чувствую.
   И с очевидной радостью высыпали они во двор. Оказывается, уже близился вечер. И солнце, разросшись в большой, но спокойный шар, клонилось к горизонту. Всё же было ещё весьма жарко, и они укрылись в тенистой беседке. Маргарита их угощала: сначала принесла суп, затем - большие тарелки с виноградом, который с особым аппетитом поглощали московские гости.
   Наконец, наевшись, Дима спросил:
   - Как думаете, почему карта пещеры отпечаталась на столе?
   Лена молвила:
   - Ну, по-видимому, она копировала этот план через кальку. Нажимала осторозаточенным карандашом, вот и отпечатались на пыли эти линии.
   А Маргарита добавила:
   - И я даже догадываюсь, зачем ей понадобилась калька. Ведь книга с картой, сколько я помню, очень ветхой была, того и гляди - развалиться. Вот и решила перевести карту на более современную бумагу.
   - А сфотографировать что ли не могла? - хмыкнул Дима.
   - Анна всегда ненавидела современную технику. С электрическим светом она ещё как-то мирилась, но что касается компьютеров, сотовых телефонов и фотоаппаратов, то от них она всегда старалась держаться подальше. Говорила, что всё это порождение дьявола.
   - Сама она порождение дьявола! - в сердцах воскликнула Лена, и тут же, глянув на Маргариту, произнесла:
   - Извините, я не хотела обидеть вашу сестру.
   Маргарита печальными глазами смотрела на уходящее солнце и говорила:
   - Ничего, ничего. Она заслужила. И мы, её сёстры - заслужили. Потому что не смогли её перевоспитать. Несмотря на все наши старания...
   А Дима спросил:
   - Какие наши дальнейшие планы?
   Серафим Петрович ответил:
   - Теперь я уверен, что мой внук Тёма находится в этой, похожей на череп, пещере. И я буду старательно, неотступно искать эту пещеру.
   Маргарита произнесла:
   - И я составлю тебе компанию - буду искать Клавдию.
   Ну а Лене и Диме, о истории которых она была уже наслышана, Маргарита посоветовала:
   - Вам же совсем не обязательно странствовать с нами, так как совсем не факт, что Оля тоже попала к моей старшей сестре Анне.
   Лена покачала головой и произнесла печально:
   - И вновь скажу, что моя младшая сестра с её характером обязательно найдёт что-то самое опасное. А в данном случае "самое опасное" - это именно Анна.
   На что Дима заметил:
   - Мне, конечно, тоже очень хочется эту пещеру поискать, но всё же, для начала надо посетить Симферополь. Кто знает, может Джой ещё унюхает след Оли на вокзале. И тогда нам надо будет поскорее доставить её в Москву, чтобы твоя мама не волновалась.
   И, как только Дима упомянул о Лениной маме - зазвонил почти забытый сотовый телефон, и Лена включив связь, услышала встревоженный голос своей мамы, которая спрашивала:
   - Ну как дела?
   - Всё хорошо, - ответила Лена.
   - А как Оля?
   - И у неё всё нормально.
   - А к телефону можно?
   - Нет... она пошла в кино.
   - Лена, но ведь я же говорила - глаз с неё не спускать. А ты её в такое время в кино одну выпустила.
   - Она не одна, а с подругами пошла, - выпалила Лена, и покраснела - никогда ещё не доводилось ей врать так много.
   А мама заявила:
   - Ну мне что-то на сердце не спокойно. Всё кажется, что с Олей какая-то беда случилась, или вот-вот должна случиться. Так что я свои дела в Казани быстрее ранее намеченного срока завершаю и уже завтра выезжаю к вам. Необязательно встречать меня на вокзале, но, пожалуйста, чтобы успокоить меня - будьте завтра вечером дома.
   - Но мама! У нас всё хорошо! Пожалуйста, не торопись! Пожалуйста! - взмолилась Лена.
   - И всё же я выезжаю именно завтра, - проговорила мама.
   На этом связь оборвалась.
   - Слышали? - едва сдерживая слёзы, спросила Лена.
   - Не слышал, но обо всём догадался, - ответил Дима.
   - Что же теперь делать? - молвила Лена, и по её щеке покатилась слеза.
   Дима подозвал Джоя, погладил его, радостно виляющего хвоста, и ответил:
   - А что тут можно делать? Ну конечно же - продолжать действовать, и не терять времени. Так что сейчас же направляемся на вокзал в Симферополь, где пытаемся отыскать хотя бы какие-нибудь следы Оли.
   Сказав это, он протёр глаза - всё же из-за всех пережитых за этот день волнений, хотелось спать.
   Маргарита молвила:
   - Я то думала предложить вам ночлег у себя, но раз уж так получилось, то сейчас же начинаю собираться в путь-дорогу.
   - Только приготовьте, если не трудно для нас кофе, и покрепче, - попросила Лена.
   Через несколько минут, выпив действительно крепкого кофе, они направились к станции. В тёмно-сиреневом небе уже засияли первые звёзды. А впереди них по пустынной дороге, вздымая пыль, бежал, размахивая хвостом, Джой, который казался самым неутомимым и радостным из них.
  

* * *

  
   Несмотря на то, что она неведомо сколько провалялась в забытьи, запертой в гроб, Оля отнюдь не чувствовала себя отдохнувшей. И даже очутившись в такой необычной обстановке - в сумрачном, холодном помещении, где-то в недрах горы, окружённая хором незнакомых, печальных детских голосов - она думала о том, как бы хорошо было разлечься в своей уютной городской кровати и спать долго-долго.
   Поэтому, постояв некоторое время у двери, и не дождавшись новых приветствий, она прошла несколько шагов, и споткнувшись об чью-то вытянутую по полу ногу, пробормотала только:
   - Извините, не хотела вас беспокоить...
   И, прислонившись спиной к холодной стене, задремала...
   Всё же, наверное, ей подсознательно казалось, что с ней непременно должны были заговорить - начать у неё расспрашивать, кто она такая, да откуда. Но нет - после этого первого, хорового приветствия никаких больше голосов не доносилось, и даже храпа, столь естественного в подобной обстановке, не было. Не ведая, сколько она уже провела в этом месте времени, Оля встрепенулась, и спросила у своих невидимых собеседников:
   - Ну, кто вы - расскажите о себе?
   Никакого ответа не было, и когда она несколько раз, немного в разных вариациях повторила свой вопрос, то услышала весьма раздражённый голос:
   - Тихо ты... Дай поспать... Завтра целый день вкалывать придётся... Завтра всё и узнаешь...
   Но до самого утра Оля, несмотря на усталость, больше не смогла заснуть. Она волновалась, она думала о своих родных, и именно родных жалела больше, чем саму себя: "Как они там, в Москве?.. Наверное, волнуются, убиваются из-за неё... А я так подвела их - уехала, не предупредив. Хотя, если бы предупредила, то меня бы никуда не выпустили. А так хотелось чего-то такого необычайного! Стать героиней, поучаствовать в необычайных приключениях... Как глупо!"
   Утро обозначилось тем, что распахнулась дверь, и Никодим возвестил своим громовым голосом:
   - Выходите по одному, но жи-иво!
   К двери поспешили тощие, согбенные фигурки. Они не издавали каких-либо звуков даже тогда, когда Никодим отвешивал им звонкие подзатыльники. Оля сидела недвижимо, вжавшись спиной в стену, и всё ждала...
   Вдруг Никодим заорал:
   - Ну а ты чего расселась?! Или тебе особое приглашение нужно?!
   Оля поняла, что это на неё он орал; поняла, что она одна осталась в этом помещении, и вскочила, бросилась к выходу. Невольно пригнула голову, но это не спасло её от подзатыльника.
   Никодим рявкнул:
   - На приём пищи! Быстро! Или до вечера ничего не получишь!
   Оля бросилась по каменному, освещённому электрическими светильниками коридору туда, где мелькнула тощая фигура последнего пленника, и выскочила в квадратное помещение, со стенами каменными. Но здесь стены украшены были старинными, почти уже разрушенными, но всё же хранящими былое изящество барельефами. Птицы и диковинные звери изящно переплетались с невиданными растениями и цветами, там же виднелись и выточенные из камня буквы, прочесть которые Оля не смогла. В одном девчонка не сомневалась - вся эта величественная красота принадлежала к иным эпохам, и не имела ничего общего ни с её похитителями, ни с другими пленниками.
   Кстати, Оля наконец то смогла разглядеть своих собратьев по несчастью. Это, как и следовало ожидать, были дети. Все одеты были в грязные лохмотья, все были худющими, костлявыми. Глаза у всех были усталыми и читался в них уже не страх (страх остался в прошлом), а беспросветное, тёмное отчаянье. И хотя бы кто-нибудь из них хоть одним словом обмолвился, хоть бы шепнул что-нибудь тайком своему соседу. Но никто даже и не пытался общаться. От узников исходило гробовое молчание.
   Они сидели за массивным каменным столом, который, явно тоже был порождением далёкой эпохи, и ждали, недвижимые как камень. Двигался Берц. Сейчас, при ярком электрическом освещении, облачённый в чёрное, почти монашеское одеяние, он ещё больше, чем прежде похож был на призрака. Бледный, худющий, он поставил на стол массивный чан, от которого валил весьма неприятный по запаху, густо-зеленоватый дым, и начал орудовать черпаком - разливать по тарелкам густое, похожее на болотную трясину, варево.
   Оля решила, что ни за что не станет есть такую гадость, но уже гудел, требуя подкормки пустой желудок, уже вырабатывалась слюна, и Оля поняла, что, если сейчас не поест, то потом, может быть, грохнется в обморок от изнеможения.
   Вот Берц плеснул варева и в её тарелку. Оля покрутила ложкой в трясинообразном месиве, и спросила у своей соседки, похожей на мумии девочки неопределённого возраста:
   - А из чего это делают?
   Та девчонка только скрипнула зубами, зато Никодим, который стоял у входа, заорал:
   - Разговорчики!
   И погрозил Оле, а заодно и её соседки своим кулачищем.
   Оля начала принюхиваться к вареву, осторожно его хлебнула, да тут и подавилась, закашлялась... Всё же она смогла сделать несколько маленьких глотков, прежде чем Никодим не скомандовал:
   - На выход! Приступить к работе!
   И вновь они шли по каменному коридору. Вновь оказались в каменном помещении с украшенными старинными горельефами стенами. Там стоял массивный ящик, из которого узники доставали кирки, а у стены, в просторном кресле расположилась старуха-ведьма. В руках она держала массивный, старинный револьвер, иногда размахивала им, да так опасно, что, того и гляди, выстрелит.
   Старуха приговаривала:
   - Ну что, работнички?! Недолго вам вкалывать осталось - ни сегодня, так завтра проход завершите. И добавления вам не нужно. Всё как надо - двенадцать детей. Двадцать четыре ручки. Хе-хе!.. Вот завершите работу, и тогда... Вот тогда и узнаете, что с вами будет!
   И она разразилась таким зловещим хохотом, что никаких сомнений уже не осталось в том, что ничего хорошего с ними не будет.
   Оля взяла кирку, и следом за узниками прошла в коридор, стены которого были повреждены больше, чем стены в других местах - их покрывали многочисленные трещины, а украшения, оставшиеся от иных эпох, уже едва-едва угадывались.
   Шли они довольно-таки долго, да всё под уклоном вниз - углублялись в недра горы. Наконец, остановились у завала, и усердно начали пробивать его. Никодим прохаживался за их спинами, курил, в здоровенной его ручище сжат был хлыст.
   Оля ударила киркой по камню, и тут же вскрикнула - боль отдалась в её запястьях и локтях. Она не удержала и выронила кирку. Тут же раздался свист, и ещё более острая боль прожгла её спину - это Никодим ударил её хлыстом и прикрикнул:
   - Не зевай! Не роняй! Работай! Живо!
   Опасаясь нового удара, Оля схватила кирку, и вновь ударила ею по камню. Вновь вскрикнула от боли в руках, но на этот раз уже ничего не роняла, и вновь ударила...
   Это был какой-то кошмар. Оле казалась, что она уже умирает от переутомления, однако же всё продолжала долбить камень. Болели уже не только руки, но и всё тело. Она плакала, но не чувствовала слёз. Только бились в её голове жалобные мысли: "Милые мои, родные! Простите вы меня! Конечно, я была дурочкой, что решила сбежать, хоть и ненадолго! А вот как оно получилось. Я в какой-то ад попала! И как вырваться из него, не знаю..."
   Но вот пришло такое мгновенье, когда уже при всём желании невозможно было удержать кирку, и Оля выронила её, и закрыла лицо горящими, порытыми волдырями ладонями. Она ожидала, что Никодим вновь её ударит, быть может, и убьёт. Но у неё уже ни на что не оставалось сил - она не могла сопротивляться.
   Но Никодим, выдохнув в очередной раз табачное облако, рявкнул:
   - Перерыв - пятнадцать минут!
   И сам отошёл в дальнюю часть коридора, где начал о чём-то переговариваться со старухой-ведьмой.
   Измученные, обессиленные узники опустились на камни, некоторые просто легли и не двигались - похожи были на мертвецов. Оля приподнялась на дрожащих от переутомления локтях и увидела, что на неё смотрит тоскливыми глазами похожий на скелета мальчишка.
   Она первая к нему обратилась. Спросила:
   - Тебя как зовут?
   - Тёма, - ответил он глухо.
   Оля тоже представилась, хотела задать следующий вопрос, но он её опередил:
   - Как там... Солнце?
   И Оля заметила, что все смотрят на неё, ждут ответа. И она ответила:
   - Солнце, как всегда - щедрое, яркое... Ну а вы здесь как?
   - А мы здесь очень хотим увидеть солнце, - ответила какая-то девчонка.
   А ещё один пленник заметил:
   - Только вот вряд ли увидим.
   - Почему же? - молвила Оля.
   - Да потому что никто нас отсюда не выпустит, - вздохнул Тёма.
   Вновь воцарилось тягостное, напряжённое молчание. Только издали доносились зловещие голоса Никодима и старухи.
   И вновь Оля спросила:
   - А куда мы пробиваемся?
   - К сокровищнице, - ответила узница.
   - Им что, так нужны именно мы, дети? - спросила Оля. - Что, не могли они что ли отбойный молоток прикупить?
   Тёма ответил очень тихо:
   - Нам об этом прямо не говорили, но мы подслушивали: им нужны наши руки, и не только для того, чтобы этот завал продолбить, а и для того, чтобы открыть дверь в сокровищницу.
   - Что - её тоже продалбливать придётся? - спросила Оля.
   Тёма терпеливо ответил:
   - Да нет. Её не продолбишь, а если попробовать динамитом взорвать, то всё здесь рухнет. Нужны двенадцать пар детских рук, которые будут вставлены в специальные отверстия. Тогда дверь в сокровищницу откроется. Теперь понятно?
   - Нет, не понятно, - вздохнула Оля. - Я бы хотела знать, что с нами дальше будет?
   Чей-то мрачный, загробный голос пробубнил:
   - Уж будь уверена, что солнечного света тебе больше не доведётся увидеть.
   Кулаки Оли сжались, и она ответила, позабыв об опасности, громче чем следовало бы:
   - Ну я все силы приложу, чтобы вырваться отсюда. В крайнем случае мы устроим вооружённый бунт. А нашим оружием будут кирки.
  

* * *

  
   Итак, Симферопольский вокзал. Толчея, суматоха - хотя и не такая всеобъемлющая, как на Московском вокзале, но все же весьма и весьма утомляющая...
   Лена, Дима, Серафим Петрович и Маргарита приехали на вокзал поздним вечером, почти ночью. И когда вышли из электрички на перрон, то Маргарита сказала:
   - Ну вот - говорила же я вам, что надо было у меня переночевать. А то приехали сюда на ночь глядя...
   - Ничего. Если сейчас Олю не найдём, то переночуем на вокзале, - ответил Дима таким уверенным голосом, будто он всю жизнь только и делал, что ночевал на вокзалах.
   А Лена достала из кармана целлофановый пакет, в котором лежала Олина зимняя варежка. Конечно эта варежка неуместно смотрелась на этом жарком, южном вокзале, но именно варежка попалась им первой из Олиных вещей, именно её привезли они из московской квартиры.
   Лена сунула варежку Джою под нос и взмолилась:
   - Ты уж, пожалуйста, возьми след. Теперь вся надежда на тебя.
   Джой сильно вильнул хвостом, тем давая знать, что всё понял. Затем он тщательно обнюхал варежку, фыркнул и почти прильнув носом к асфальту, начал двигаться из стороны в сторону, вынюхивать то, что от него требовалось.
   Четверо путешественников неотступно шагали за ним, ждали. Джой усердствовал - выполнял свою собачью работу, но, несмотря на все его старания, след что-то не спешил браться. Наверное, слишком много чужих ног прошли по этому асфальту, слишком много разносортных запахов витало в этом воздухе.
   Поначалу следили за Джоем с видимой надеждой, страстно ожидая, что вот-вот разразиться он лаем, означающим: "Нашёл!", но проходили напряжённые минуты, а желанного лая всё не было и не было, и только время от времени фыркал Джой.
   Так прошло полчаса. Только что отъехал очередной поезд в Москву. Людей в вокзале заметно поубавилось, и тогда утомлённые, незнающие, что им дальше делать путешественники прошли на внутренний двор вокзала. Там уселись на скамеечку, напротив беломраморного фонтана. Лена представила, что завтра в московскую квартиру вернётся мама и не найдёт ни её, ни Оли, и на глаза Лены навернулись слёзы.
   И вдруг Джой, когда от него этого уже не ждали, радостно залаял. Они сразу все вскочили с лавки - и стар, и млад - все бросились к фонтану, где и лаял Джой.
   Лена приговаривала:
   - Ну, пожалуйста - только след не потеряй...
   А Джой, однажды нашедши, больше и не собирался след терять. Он, размахивая хвостом, помчался по улице, а путешественники поспешили за ним.
   Они спешно шли, почти бежали по улицам, всё более пустынным, тихим. Наконец, оказались в таком месте, где только ветер - тихий, неспешный, шевелил кронами деревьев, и ни электрического света в окнах, ни какого-либо движения не было заметно. И только фонарик, который нёс немало уже попутешествовавший Серафим Петрович, освещал некоторые детали окружавшего их ночного мира.
   Джой остановился у высоких, чёрных ворот, которые были заперты, и несколько раз тихонько гавкнул. И все поняли: Оля, либо и сейчас находится здесь, либо, была здесь некоторое время назад.
   И Лена прошептала:
   - Ух, а место то какое... Мне здесь так страшно... А что Оля здесь делает? О-ох, господи, только бы с ней всё было хорошо...
   И она нервным, плачущим голосом позвала:
   - Оля, Оля...
   - Да тише ты, - шикнул на неё Дима.
   Не успели они ещё решить, что им дальше делать - стучать ли в ворота, звать ли на помощь, когда в льющийся из электрического фонаря свет всунулась худая рука, с длинными, странно выгибающимися пальцами. И эти пальцы поочерёдно начали показывать на всех присутствующих.
   Лена так испугалась, что вцепилась в Димино плечо. Она спросила:
   - Вам известно, где Оля?
   Из темноты раздался голос негромкий и загадочный, как шелест ветра:
   - А у вас кто-то пропал?
   - Да. Пропали близкие нам люди, - ответил Серафим Петрович, и направил луч фонаря на незнакомца.
   Не на лицо, чтобы не слепить, тем ни менее, и лицо они хорошо разглядели. Это был пожилой, морщинистый человек с сильно загорелой кожей и испуганным, напряжённым выражением глаз.
   Он прошептал, оглядываясь:
   - А я давно догадывался, что что-то не так...
   - Что вам известно? - спросила Маргарита.
   Тут со стороны раздался какой-то звук, будто ветка треснула. Незнакомец вздрогнул и зашептал:
   - Нельзя здесь разговаривать. Они хоть и съехали, а всё ж - вдруг кто-либо ещё остался и подслушивает? Так что - пожалуйте ко мне...
   Путешественники переглянулись. Серафим Петрович молвил:
   - Ну, если в гости приглашают, то не станем отказываться. Может, и узнаем что-нибудь...
   Следом за этим согбенным, запуганным человеком прошли они к соседнему забору, открыли ветхую калитку и по кривой дорожке поспешили к маленькому домику, который надёжно скрывался за стволами старых деревьев и густо разросшимся кустарником.
   Незнакомец открыл перед ними дверь, подтолкнув в тёмные сени, сам же, с подозрением оглядев сад, закрыл дверь не только на замок, но и на засов.
   В темноте раздавался его тихий, сдавленный голос:
   - Вот сюда попрошу. Проходите, проходите. И осторожнее, не переверните здесь тумбочку и стулья...
   Но света от фонарика Серафима Петровича не хватало, и в темноте нетерпеливый Дима перевернул и тумбочку, и стулья и ещё какую-то мебель. Хозяин досадовал не от того, что мебель падает, а от того, что раздаётся шум.
   Наконец он зажёг стоявшую на столе масляную лампу, и наконец-то кое-что стало видно. Хотя особо и не на что было глядеть - это явно было жилище бедняка, да к тому же и холостяка. Было грязно, не прибрано, давно немытая посуда громоздилась в углу. Неаппетитные запахи витали в воздухи, так что от предложения "чего-нибудь перекусить" они энергично отказались.
   Тогда хозяин выгнулся к ним через стол, и зашипел так тихо, что им приходилось не шевелиться и почти не дышать, чтобы слышать его:
   - А я давно подозревал, что соседи мои какими-то тёмными делами занимаются. Частенько видел повозку и то тёмной, то светлой она была...
   Серафим Петрович глянул на Маргариту и сказал:
   - Ну, стало быть, по адресу...
   А Лена заметила:
   - И Оля, как и следовало ожидать, именно в эту историю вляпалась.
   А Дима нетерпеливо воскликнул, обращаясь к хозяину:
   - Ну, продолжайте же!
   Тот испуганно взмахнул своими костлявыми руками и пролепетал:
   - Да тише же вы... Ведь я и так едва решился выйти, к вам обратиться. Я за улицей то давно слежу, да всё тайно, чтоб не заметил кто. А тут услышал голоса ваши - такие решительные, энергичные, и решил: хватит бояться. Пора людям помочь. И всё же - боязно мне очень. Ведь и подслушать могут. И тогда не сносить мне головы.
   - Да кто вас так запугал? - подивился Серафим Петрович.
   - А соседи мои и запугали, - шепнул хозяин, покосившись на окно, которое, конечно же, было тщательно занавешено.
   - Так вы же сказали, что они съели, - произнёс Дима.
   - Ну да. Съехали. А мне от этого не легче. Всё равно дух их здесь присутствует. Всё равно, такое впечатление, что каждое слово подслушивают.
   Воцарилось молчание. И вдруг Лена притопнула ножкой, и спросила весьма резко и громко:
   - Так вы нам что-нибудь расскажите, или мы так и будем тут сидеть и время терять?!
   Хозяин охнул, схватился за сердце, и забормотал так быстро, будто пытался отговориться за всё то время, пока вынужден был молчать:
   - Так ведь слыхивал: пару раз из соседского дома вроде бы голоса детские вскрикивали, на волю те дети просились. И повозка, как я уже сказал: то приезжала, то уезжала. А уж соседка то моя - страшная, ведьма настоящая. Увидели бы такую - дар речи потеряли бы. И дело даже не во внешности её, а во взгляде. Вот раз глянет такая, и сразу - душа в пятки уйдёт. Да - такой лучше не попадаться на пути. Один раз я только спросил хотел: "Что у вас такое происходит?". А она так на меня зыркнула, что я понял - стоит мне только словом обмолвиться, и всё, не жить мне больше...
   Хозяин замолчал, и дрожащей рукой налил себя из стакана воды. Жадно выпил её, рыгнул, и пробормотал:
   - Извините.
   - Ну а дальше то что? - спросила Лена.
   - А что дальше то..., - вздохнул хозяин. - Дальше и рассказывать нечего. Как я уже сказал: вчера утречком, к превеликой радости моей, съехали. Всё - свет больше у них не горит, голоса не доносятся. Тихо... А тревога осталась, будто бы и по-прежнему ведьма вблизи бродит, и вот сейчас за окном стоит и подслушивает нас...
   - Никто нас не подслушивает, - сказал Серафим Петрович.
   А Маргарита задала вопрос:
   - Куда они уехали, вам не известно?
   Хозяин даже руками замахал, и ответил:
   - Что вы, что вы. Конечно же не известно. Я такими делами не интересуюсь, не надобно мне.
   - Неужели вновь придётся надеяться на нюх Джоя? - опечалилась Лена. - А ведь времени так мало осталось. Да мы и при всём желании уже не успеваем к возвращению моей мамы. О-ох...
   Тогда Маргарита спросила:
   - А не знакома ли вам случайно вот эта карта?
   И она достала тетрадный лист, на которой была перерисована с пыльного карта пещера.
   Хозяин так и впился своим испуганным взглядом в эту пещеру. К радости собравшихся он возвестил:
   - О да. Это мне известно.
   Дима аж подскочил, и воскликнул:
   - Вот здорово! Стало быть, скоро мы всё разгадаем!
   Хозяин схватил Диму за руку, и зашипел отчаянно:
   - Тише, а то я помру от страха, и вы ничего не узнаете.
   - Надо же, как вас запугала Анна, - произнесла, весьма впрочем, тихо, Лена.
   - Вот это пещера Черепа, - сказал хозяин.
   Дима опять выразил своё нетерпение - жажду поскорее освободить Олю и других похищенных детей:
   - Да мы знаем, что это пещера. А вот вы лучше скажите, как нам туда добраться.
   - Ну, этого я не знаю, - ответил хозяин.
   - Не знаете..., - разочарованно проговорил Дима.
   - Ну а что же вам вообще про эту пещеру Черепа известно? - спросил Серафим Петрович.
   Хозяин, всё время глядя на занавешенное окно, залепетал:
   - Так я почти каждый день на наши деревья лазил. Урожай, стало быть, собирал, да и к небу это поближе. И вот о чём-то своём я задумался, по ветви пополз, да и не заметил, что оказался уже над чужим участком. Тут и слышу голос этой ведьмы. Я и обомлел. Думаю - коли заметит она меня, то не сносить мне головы. Значит, вжался я в ветвь, и застыл - ни жив, ни мёртв, жду, что дальше будет... А она там ни одна, а со своим младшим сыном. Этим... Берцем... Он такой бледнющий, худющий, на призрака похож. Сидели они на скамейке, а старуха палкой по песку чертила вот как раз такую карту, какую вы только что мне показали. И говорила эта ведьма: "Ну Никодим с нашими рабами старается, почти уже пробился к сокровищнице. Вот эту тонкую перегородку пробить осталось и все - богатеи мы". Тут Берц ей и возражает: "Поосторожней бы надо быть, а то там своды едва держатся, обрушатся ещё - тогда всех завалит". "Ничего, не завалит" - хмыкнула ведьма. "Доберёмся, а потом со всеми рабами покончим. Ведь в книге ясно сказано - "двенадцать пар детских рук и высокий голос взрослой женщины - помогут нам".
   - И эта женщина - моя похищенная сестра Клавдия, - сказала Маргарита, - У неё как раз высокий голос. В общем, по всем параметрам подходит. Но вы продолжайте, продолжайте. Что вам ещё удалось про пещеру услышать?
   - Ведьма начала говорить "В Бахчисарай...", и всё, - ответил хозяин.
   - То есть как это "всё"? - спросил Дима.
   - А вот так - всё, - проворчал хозяин. - Я там как-то неудачно пошевелился, тут ветвь подо мной взяла да и треснула. Ведьма как рявкнула "Кто тут?!". Я, думаю - всё, пропал. Но все же по ветви потихоньку, помаленьку начал назад отползать, и так дополз до своего участка. Там на землю соскочил, да и опрометью к своему дому бросился. Заперся, сижу, жду. Прошло несколько минут, и тут - стук в дверь. Я уж знаю, что это она, ведьма пожаловала, голоса не подаю. Вот, собственно, и всё.
   Лена решительно поднялась из-за стола и заявила:
   - Что же, ясно. Значит, мы едем в Бахчисарай.
   - Неужели прямо сейчас, ночью? - удивился и испугался хозяин.
   - Да, прямо сейчас. Моя сестра попала в беду, и я не остановлюсь до тех пор, пока не спасу её.
  

* * *

  
  
   Наступила ночь.
   Вообще-то, для заключенных в пещеру ночь ничем не отличалась от дня. То есть, всё так же светили электрические лампы в стенах; всё таким же спёртым, тяжёлым был воздух, которым они дышали. И только вот усталость даже и для самых закалённых из них сделалась уже совершенно невыносимой...
   Но вот Никодим прорычал:
   - Всё!
   Согбенные, измождённые, пошли они назад. Оля не могла идти нормально, у неё кружилась голова, заплетались ноги. Вот она споткнулась, и упала бы на каменный пол, если бы шедший рядом мальчишка Тёма не подхватил её. Тёма умудрился схватить и кирку, которую Оля едва не выронила.
   Сначала они прошли в помещение, в котором, так же, как и бесконечно далёким утром сидела старуха-ведьма, и стоял ящик, в который они и складывали свои кирки.
   Старуха, помахивая старинным револьвером, проскрежетала:
   - Ну что - не добрались ещё до сокровищницы, а?
   Пленники устало качали головами. Оля ничем не качала - если бы Тёма её не поддерживал, то она упала бы прямо перед старухой от изможденья. Старуха рявкнула:
   - Ну, значит, завтра - точно доберётесь! А сейчас - к приёму пищу!
   Пленники поплелись в помещение, где их уже поджидал Берц с чаном, в котором ещё булькало какое-то отвратительное варево. Истомлённые пленники думали уже не о еде, а о сне, и ели нехотя, через силу, под пристальным, недобрым взглядом Никодима, который стоял у выхода.
   Оля вообще не могла есть - голова её безудержно клонилась на стол, и если бы Тёма её постоянно не встряхивал, то она тут же и захрапела бы.
   Тёма шептал:
   - Ты покушай хоть сколько то. Твоему организму необходима подпитка, а то завтра вообще не сможешь проснуться.
   - Не могу... не хочу...
   - А ты через силу.
   Оля вняла совету Тёму и через силу, борясь с тошнотой, успела сделать несколько глотков, прежде чем Никодим возвестил:
   - Всё! Спать!!
   Ещё эхо от его громового голоса металось под сводами, а рабы уже отодвинули тарелки, поднялись из-за стола, и поплелись - такие же согбенные, измученные, со слипающими от усталости глазами.
   И, конечно, вошли в то же тёмное помещение, из которого уходили утром...
   Оля не помнила, как добралась до каменной стены, как упёрлась в нее лбом, как съехала на пол. Но вот кто-то встряхнул её за плечо. Оля, думая, что это продолжение неясного ночного кошмара, вскрикнула. Широко раскрытыми глазами глядела она во мрак и ничего не видела.
   Знакомый голос Тёмы несколько успокоил её:
   - Это я...
   - А-а, Тёма. Что, уже утро? Я не смогу больше работать, я, кажется, умираю.
   - Нет, ещё не утро, и ты не умираешь. Ты просто очень-очень утомилась. Но когда им понадобится, ты поднимешься, пойдёшь, и будешь работать. Они умеют заставить.
   - Я долго не продержусь. Я вся разваливаюсь... Я... так жалею, что уехала из Москвы! Я такая дура!.. Я... Я...
   Оля не могла бороться со слезами, которые так и рвались из неё. И вот слёзы потекли по её щекам. Но эти слёзы в темноте всё равно никто не видел.
   Тёма зашептал:
   - Я хочу, чтобы ты знала: завтра действительно всё закончится. Мы уже практически добрались до сокровищницы. Сегодня я долбил камень с края туннеля, и перед тем как Никодим заорал: "Всё!" - увидел через пробитую выемку каменную дверь. За этой дверью - сокровищница. Завтра наши руки будут вставлены в специальные отверстия...
   - Где эти отверстия? - несколько оживившись, спросила Оля.
   - Да именно в той двери...
   - А потом нас выпустят? - робко спросила девчонка.
   Тёма ответил мрачно:
   - Ну да, конечно, выпустят - размечталась. Зачем нужны лишние свидетели их злодейств? Так они рассуждают. И мы будем уничтожены.
   - Но что же делать? - вытерев слёзы, и вдруг почувствовав как появились силы, чтобы бороться за жизнь, спросила Оля.
   Тёма молвил:
   - Ты видела - у старухи есть револьвер. У Никодима и Берца есть охотничьи кинжалы. И всё же мы должны быть готовы к тому, чтобы завтра поднять восстание. В последний миг бросимся на них. Кто-то из нас наверняка погибнет, но мы возьмём числом - просто раздавим этих негодяев. Кто-то всё-таки вновь увидит свет милого Солнца. Ты готова?
   Оля хотела ответить, что "да, конечно же, готова", но вдруг заснула. И Тёма не стал её будить - понимал, что сейчас для неё сон - это дар. На следующий день всем им потребуется много энергии, вот только где эту энергию взять.
  

* * *

  
   - Чувствую, что скоро увижу своего Тёму, - сказал Серафим Петрович, когда они повыпрыгивали из кузова подбросившего их до Бахчисарая грузовичка.
   Дима заметил:
   - Судя по всему, городок этот небольшой и тихий, но всё же и здесь сколько то тысяч жителей проживает, и искать можно очень долго. Ну ничего, мы упорные.
   Лена сжала кулачки, в глазах её блеснули слёзы, и она проговорила:
   - Мы упорные, но времени совсем нет. Моя мама уже сегодня возвращается в Москву. И..., - Лена не договорила, махнула рукой и решительно направилась к милиционеру, который стоял, прислонившись к стене одноэтажного домика и читал газету, шагах в тридцати от них.
   Подошла к нему и спросила напористо:
   - А вы повозку не видели?
   - Что, какую ещё повозку? - спросил милиционер.
   - Чёрную повозку.
   - Чёрную повозку?.. Хм-м, нам сообщали, что может быть такая большая чёрная повозка, и её надо задержать. Но не видел.
   - Ну, ладно. Может не чёрная. Может, её замаскировали.
   - Как замаскировали? Девушка, вы о чём вообще говорите?
   - Это очень важно. Так что, пожалуйста, выслушайте меня. Видели ли вообще какую-нибудь большую повозку в последнее время.
   Милиционер сложил газету, внимательно посмотрел на Лену, и ответил:
   - А ну да. Видел повозку. Но только не чёрную, а светлую. Украшенную ангелами. Это вчера утром было, на выезде из города.
   - У-ух, вот это как раз то что нам нужно! - воскликнула Лена. - А скажите, куда они поехали?
   - А я откуда знаю? - пожал плечами милиционер.
   - Ну, хотя бы направление покажите.
   - Что ж, направление покажу.
   Тут подошли и Дима, и Серафим Петрович и Маргарита. Милиционер произнёс:
   - Очень странная, разношёрстная у вас компания. Отродясь такой не видел. Так что, сколь могу, покажу.
   И он указал им дорогу, по которой уехала из Бахчисарая повозка.
   - А где здесь могут быть пещеры? - спросил Дима.
   - Да пещер здесь много. Вам какие нужны?
   - Ну, такая пещера, похожая на череп, - произнёс мальчишка.
   - Не, о такой пещере я не слышал. Ладно, счастливо вам.
   Они распрощались и пошли по дороге, туда, где вздымались украшенные деревьями Крымские горы. Вслед за первыми отрогами возносились ещё более высокие. Казалось, там целая страна гор и пещер. И искать-бродить можно там было до бесконечности.
   Через несколько минут первая же попавшаяся легковушка подобрала их. Это был старый, "ушастый" "Запорожец", который неплохо сохранился в этой сельской местности. Также неплохо сохранился и водитель "Запорожца" - загорелый, древний дед с длиннющими и густыми седыми усами.
   Дед спросил:
   - Чего ищите?
   И Серафим Петрович ответил:
   - У нас родственников похитили.
   Дед, нисколько не удивившись, сказал:
   - Да, дело такое - нехорошее. Но всё закончится хорошо, потому что чувствую, что вы хорошие люди. Чем ещё могу вам помочь?
   - Ничего странного в последнее не замечали? - спросил Дима.
   - Каждый день что-то странное происходит, - ответил дед.
   - Ну а что-нибудь в горах? В пещерах? - поинтересовалась Лена.
   - Я в пещерах с юности не был. Не люблю их, - вздохнул дед. - Но ещё месяц назад видел, как какая-то повозка свернула с основной дороги на тропку, которая ведёт к Колючей горе.
   - Что это за Колючая гора такая? - спросил Дима.
   - А я вам покажу, - ответил дед. - Повозка, кстати, была белая, а правил её какой-то бледный и тощий, на Кощея-бессмертного похожий.
   - Это же Берц! - воскликнул Дима. - Ну, всё сходится. Значит, мы очень близки к цели.
  

* * *

  
   Когда утром их выводили из камеры, один незнакомый Оле мальчишка вдруг рванулся в сторону, и из всех сил бросился бежать. Пленники замерли, растерянные, не знающие, что им дальше делать.
   Старуха-ведьма вдруг оказалась рядом и завопила:
   - Взять его!
   Никодим, выставив перед собой охотничий нож, бросился за беглецом. Старуха же направила на оставшихся пленников револьвер и прорычала:
   - Ну, не рыпайтесь! Беглец будет схвачен и примерно наказан. А вы - марш на приём пищи!
   И они прошли в помещение, где Берц разливал им в миски отвратительную жижу...
   Уже сидя за каменным столом, Тёма досадливо шепнул Оле:
   - Вот дурень-то...
   - Ты это про кого? - пробурчала Оля, всё тело которой буквально разрывалось от пережитого накануне.
   - Про Сеньку... Ну про того, который побежал сейчас. Ведь надо было договориться, всем вместе бежать. А он - один. Ведь всё равно, Никодим его схватит.
   А Сенька добежал до верха лестницы и быстро начал ощупывать стену. Знал, что там должен был какой-либо рычажок, для того, чтобы сдвинуть камень, который перегораживал выход на волю.
   Сзади нарастал топот Никодима, его злобное хрипение:
   - Ну, я тебе сейчас задам!
   Наконец Сеня нащупал покатый камешек, который особенно выделялся из общей неровной массы, надавил на него, и тогда уже загудел, начал отодвигаться тот большой камень, который загораживал выход на волю.
   Слишком неторопливо он отодвигался, а Никодим уже тянулся к нему, уже почти схватил!
   Тогда Сеня начал втискиваться в расширяющийся выход. И вот уже дунул навстречу вольный ветер, от которого закружилась у Сени голова. Вот хлынули лучи восходящего солнца, и привыкший к сумраку Сеня ослеп.
   Всё же он протиснулся, и, прикрыв глаза ладонями, сделал пару шагов вперёд. Но тут попал в кусты, которые произрастали из трещин в стене. А если бы не попал в них, то полетел бы вниз, в пропасть.
   Но уже схватил его за руку Никодим, уже потащил назад, рыча:
   - Вот я тебе покажу, как бегать!
  

* * *

  
   Дед-водитель оставил их - уехал на своём "ушастом" "Запорожце", а они стояли у подножья горы, которая называлась Колючей, и внимательно разглядывали её. Было понятно, отчего гора получила своё название. Действительно, во многих местах торчали из её склонов острые, длинные камни.
   - Гора большая, - произнёс Дима. - Поиски будут долгими и упорными. Но я верю, что в конце концов мы найдём.
   - Мы уже нашли, - сказала вдруг Лена. - Смотрите!
   И она подняла руку вверх, указала на то, как у вершине горы, над пропастью отодвигается почти скрытый кустарником и непримечательный с такого расстояния камень.
   Они увидели даже как метнулась из-за камня крошечная, похожая на клопа фигурка, и как потом вторая фигурка побольше, но всё равно малюсенькая, утянула первую фигуру. Ну а камень встал на место.
   - Теперь ясно, что там и есть вход в пещеру Черепа, - сказал Серафим Петрович. - Молодец, Лена. Глазастая ты
   - Начнём восхождение? - спросил Дима.
   Лена, не отвечая ему, бросилась вверх по тропке.
  

* * *

  
   Последняя преграда была пробита, и пленники оказались перед дверью в сокровищницу.
   Старуха сверилась с какой-то бумагой, и указала на отверстия, расположенные по бокам от двери:
   - Вот туда и должны быть помещены руки этих негодников! Э-эй, Берц, приведи-ка Клавдию!
   Берц привёл высокую, статную женщину, которая, несмотря на свой преклонный возраст, сохранила красоту. Руки женщины были связаны.
   Старуха проговорила:
   - Как только руки этих лягушат окажутся в замках, ты, дорогуша, должна будешь закричать как можно более сильно, приблизившись лицом к этому вот солнечному лику на двери...
   Клавдия отрицательно покачала головой. Тогда старуха заскрежетала клыками и взвизгнула:
   - Не хочешь?! Ну а если мы тебя резать начнём?
   Вновь отрицательно покачала головой Клавдия.
   - Ну, так я знаю, чем тебя пронять! - хмыкнула старуха. - Знаю, ты очень жалостливая, детишек любишь. Так что же будет если мы их прямо на твоих глазах резать будем?
   Клавдия вздрогнула и проговорила негромко:
   - Но ведь вам нужны их руки.
   - Верно. Нам нужны детские руки. Но ведь руки можно отделить от тел. Правильно?
   - Быть может, тогда не сработает механизм. Быть может, здесь всё учтено, - заметно побледнев, вымолвила Клавдия.
   - Всё сработает! - рявкнула старуха. - Так что же - нам начинать их резать?
   - Нет, нет, я согласна. Я знаю, что ты, Анна, на всё способна.
   Старуха распорядилась:
   - Так, руки рабов разместить в дырках, а ты, сестрица, подходи к двери, и начинай кричать.
   Клавдия подошла к двери и проговорила:
   - Всё же сохрани им жизнь. Забирай сокровища и убирайся. А дети... ведь им ещё жить и жить.
   - Ну, конечно, я сохраню им жизнь. Обещаю, - хмыкнула старуха.
   Хмыкнули и её сыновья - они то знали, как мало значили честные слова их мамаши.
   Под их присмотром, под дулом револьвера дети поместили руки в выемки. Ну а Клавдия подошла к выгравированному на двери сокровищницы лику солнца и закричала своим высоким голосом долгое:
   - А-а-а!!
   Двери распахнулись и старуха, а за ней и Никодим с Берцем бросились в сокровищницу.
   Дети вынули руки из отверстий, а Клавдия перестала кричать. Двери захлопнулись. Толстыми были эти двери, и криков с противоположной стороны не было слышно.
   Клавдия обернулась к ребятам, улыбнулась и спросила:
   - Ну что - будем их открывать?
   - Нет! - ответили они дружным хором.
   - Да. Я думаю, это сделают милиционеры и учёные. Ну а мы пойдём к солнцу, на свободу.
  

* * *

  
   Они встретились на вершине горы. Измученные, но счастливые дети, и Лена, Дима и Серафим Петрович с Маргаритой.
   Тут же зазвонил сотовый у Лены. Звонила мама из Казани. Она говорила:
   - К сожалению, я приеду в Москву только завтра. Но мне необходимо поговорить с Олей, чтобы хотя бы немного успокоиться.
   Оля выхватила из рук Лены сотовый, и закричала в трубку:
   - Мама, мама! У меня всё замечательно! Не волнуйся!..
  
   На следующий день Лена, Оля и Дима вернулись в Москву. На вокзале они встретились с Лениной мамой, которая сказала только:
   - Ну вот - теперь я могу вздохнуть спокойно. Только, Дима и Лена, где вы так загорели?
   - В Крыму, - ответил Дима.
   - Да ладно тебе шутить, - покачала головой мама. - Расскажите лучше правду.
  

КОНЕЦ

01.04.2006

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"