|
|
||
Марина... Красивое имя.
В нём море, и берег крутой,
И волны, и чайки над ними,
И солнечный свет золотой.
Но также и тьма вековая
Под толщей солёной воды,
Что грозно царит, укрывая
Кораблекрушений следы.
Кораллы, медузы, дельфины,
Жемчужин цветных волшебство...
И всё это - имя Марины,
Бессчётные грани его.
Таинственным именем этимИ разве не кажется чудом,
Когда-то тебя нарекли,
Хотя ты на водной планете
Родилась от моря вдали.
Однако меня поражает,
Как здесь, в сухопутном краю,
Блестяще оно отражает
Бездонную сущность твою.
И разве дождливой порою,
На низкий смотря небосвод,
Не чувствуешь ты над собою
Пучину невидимых вод?
Что ты опустилась сюда
И годы томилась под спудом -
Упавшая с неба звезда,
Прекрасная необычайно?..
И разве не чудо вдвойне,
Что ты не утратила тайны,
Что ты не угасла на дне?
Лишь только померкла, увяла,
Но всё ж не угасла совсем:
Обычною девочкой стала,
Невзрачной, такой же, как все.
Хранил тебя долго от светаЧастенько потом собирался
Невольник морской глубины -
Посёлок, затерянный где-то
В лесах затонувшей страны.
И в этом обычном посёлке
В обычную летнюю ночь
Увидел я в белой футболке
Полдневного племени дочь.
Скользнул по тебе однократно
Мой тусклый рассеянный взгляд
И вновь перепрыгнул обратно -
На прочих, обычных ребят.
Наш род, нерушим и един,
Однако я редко общался
С тобою один на один.
Держалась ты скромно доселе,
Тебя разглядел я не вдруг
В слепящих лучах Эскапельи,
За спинами старших подруг.
Была ты мне словно сестрёнка:
Мила, озорна и легка.
Тебя я любил как ребёнка,
И всё же смотрел свысока.
Изящна, смугла, черноглаза,Мне Ваня всех братьев дороже,
Проворнее суетных птиц -
Но два драгоценных алмаза
Таились за ширмой ресниц.
Ни светом, ни блеском, ни бликом
Они не являли себя -
Лишь в танце раскованно-диком
Видна была сущность твоя.
Глядел я на каждый твой танец
И песню к нему сочинял...
Но ты предназначена Ване -
Об этом я помнил и знал.
Любимый, почти что родной,
А стало быть, вовсе негоже
Вставать между ним и тобой.
Негоже толстенной стеною
Стоять у него на пути -
Напротив, любою ценою
Мечтал я вас вместе свести.
Отдавшись душою и телом
Возвышенной этой мечте,
Я думал о вас как о целом
Из двух неразрывных частей.
А вы всё друг друга стеснялись:А нынче вернулся разбитый,
Упрямо, сверх всяческих мер...
Но вот наконец-то обнялись,
Ломая последний барьер.
Ночной поцелуй не оставил,
Казалось, меж вами преград.
Я первый вас с этим поздравил,
Я первый был этому рад.
И долгую трудную зиму,
В которую тысячу раз
Отчаялся невыразимо,
Провёл, вспоминая о вас.
Утративший силы в борьбе,
Лишённый последней защиты,
Несущий пустыню в себе.
Без веры, надежды и цели,
О прошлом пытаясь забыть.
Вы тоже сойтись не сумели,
Вы тоже боялись любить.
Под хлещущей с неба водою,
Как в море, мы встретились вновь -
До нервов продрогшие трое -
Но нас обогрела любовь.
Любовь показала, как надоУ Вани другие подходы:
Друг друга выталкивать ввысь -
И мы из подводного ада,
Влюблённые, вместе спаслись.
Любовь поднимает нас выше
Доселе знакомых высот.
Имеющий уши да слышит
Аккорды и россыпи нот:
Когда я ночами, Марина,
Колдую над телом твоим,
Рождаешь ты, как пианино,
Восторженно-радостный гимн.
Художник, он видит тебя
Бесценным шедевром природы,
Твой образ прекрасный любя.
И всё же родную Марину,
Пытаясь улучшить, он сам
Руками формует, как глину,
На зависть ревнивым богам...
Когда-нибудь, девочка-лето,
С подводной простившись тоской,
На берег, звездою согретый,
Ты выйдешь из пены морской.
В краю ослепительной сини
Пройдёшь ты по золоту дюн:
Прекраснее юной богини,
Звучнее серебряных струн.
И снова станцуешь, как прежде,
В сиянье святой наготы -
Единственной в мире одежде,
Достойной твоей красоты.
Чудесная будет картина,
И все, кто увидит её,
Навеки запомнят, Марина,
Твой образ и имя твоё.
Но каждый из нас верит и знает:
Ночь сменится днём светлым опять.
Зелена любовь моя - зелень.
Зелень ветра в зелени веток.
Залегли зелёные земли
Под луной зелёного цвета.
Как вода - сгустившийся воздух,
Небосвод - зелёное море,
Кое-где жемчужины-звёзды
В изумрудном блещут просторе.
Между ними - стаи видений:
Охраняя бездны сокровищ,
Проплывают тёмные тени
Облаков - подводных чудовищ.
На земле холмы и равниныНа неспешной влаги движенье
Шелестят зелёной травою,
Языком придворной низины
Говоря с царицей-луною.
А она лишь кажется сонной,
Но прекрасно видит и слышит,
Как летают зоркие совы,
Да шуршат пугливые мыши.
Не даёт царица ответа,
Но прекрасно всё понимает
И рукою тёплого ветра
Незаметно землю ласкает.
С высоты глядит молчаливо,
И лица её отраженье
Стерегут плакучие ивы.
Перевитых веток завеса
Укрывает воды речные.
За стеной далёкого леса
Причитают птицы ночные.
Там и звери хищные бродят,
Там быть слабым очень опасно.
Много боли в дикой природе -
Лишь луна взирает бесстрастно.
В темноте видны еле-елеПотому я часто гуляю
Луговые узкие тропы,
И по ним без видимой цели
Направляю ночью я стопы.
Забираюсь вдаль бесшабашно
По своей извечной охоте.
Мне во тьме нисколько не страшно -
Совершенно даже напротив.
Если спорить кто-нибудь будет,
Уступлю я молча, не споря,
Но зверей опасней, чем люди,
Не встречал ещё до сих пор я.
Под луной от дома далече
И в таких местах отдыхаю,
Где с людьми не может быть встречи.
Где весь мир как будто нирвана,
Где застыло, кажется, время,
Где один в покое желанном
Наконец оставлен я всеми.
Где могу побыть я собою,
Где могу ходить я без маски,
Где во мраке дело любое
Совершить могу без опаски.
Как приятен в час этот тёмныйХорошо под сеткою частой
Посреди зелёной пустыни
Растворённый в воздухе тёплом
Горьковатый запах полыни!
Как приятно в тёплые струи
Погрузить усталое тело
И, луну немую целуя,
Волшебству отдаться всецело!
Как приятно в тёплое небо
Погрузить усталую душу!
Если б мог, слетал я к луне бы
И её секреты подслушал.
Из поникших веток зелёных...
Только как могу я быть счастлив,
Если где-то плачет ребёнок?
Если бьют его и терзают
Мать с отцом, а вовсе не звери,
Если грубо в душу влезают,
Если с криком гонят за двери?
Если он запуган, пристыжен,
Если он к побоям привычен,
Если он растоптан, унижен,
Как могу я быть безразличен?
Как же мне не вздрагивать чутко,Как уйти от тягостной муки,
Если вдруг, взъярившись мгновенно,
Сына мать в истерике жуткой
Головой швыряет об стену?
Как же я блаженствовать буду,
Если то же самое в школе,
Если страх, насилие всюду,
Если нет спасенья от боли?
Как же быть счастливым на свете,
Если, в мире зла вырастая
И зверея, бывшие дети
Составляют грозные стаи?
Если в бой они маршируют,
Поднимают правые руки
И кресты с когтями рисуют?
Если всюду слышны призывы
Убивать чужих и приезжих?
Если где-то страшные взрывы?
Если жгут, стреляют и режут?
Как, скажите, быть мне спокойным,
Если где-то ставят ракеты,
Если где-то злобствуют войны,
Если бомбы падают где-то?
Нет, от мыслей этих не скрытьсяКак сосулька в небе застыла...
Посреди безлюдного луга:
В голове знакомые лица
Мельтешат, сменяя друг друга.
А луна глядит безмятежно,
Как болван гигантского роста.
Ты, луна, меня не утешишь,
Ты, луна, обманщица просто.
Ты всего лишь камень огромный,
Ты всего лишь зеркало - знаешь? -
И в ночи безжалостно тёмной
Ты не светишь - ты отражаешь.
Али горькой правде не рада?
Ты не солнце, ты не светило,
Ты свеча, фонарик, лампада.
Ярче звёзд сияешь во мраке,
Но, увы, совсем не блестяще,
Порождаешь чёрные страхи,
Точно тени чёрные в чаще.
Ишь, красотка, вышла на сцену,
Развела небесную зелень!
Ты подобна трупу и тлену,
Ты мертва на самом-то деле!
Больше знать тебя не желаю
Ни зимой холодной, ни летом!
Пусть взойдёт звезда золотая -
Та, что светит собственным светом!
Пусть разгонит темень и тучи,
Пусть сияет утром пригожим -
С ней хочу я быть неразлучен,
На неё хочу быть похожим.
Всех любить на этой планете:
Всех людей, народы и страны,
И за весь мой мир быть в ответе,
Потому что я Дорельяно.
Стою один, исполненный страданий,
Передо мной стеклянная стена,
За нею жизнь таинственных созданий,
Как в телескоп настроенный, видна.
Те существа со мною схожи внешне,
Но не по сути - в том-то и беда.
Я среди них чужой, иной, нездешний,
Хоть стать своим пытаюсь иногда.
Я к ним стучусь - они не открывают,
Гляжу в их души - там кромешный мрак,
Хочу понять их - языка не знаю,
Хочу любить их - и не знаю, как.
Похоже, это не дано мне свыше.Как будто бы один во всей Вселенной
Я в пустоте - глухой среди глухих.
Я говорю - они меня не слышат,
Я умолкаю - и не слышу их.
Так мы и ходим, словом не обмолвясь:
Они беззвучно разевают рты,
А у меня как будто слух и голос
В другом диапазоне частоты.
Как будто я тяжёлым чем огретый,
Как будто погружён в кошмарный сон,
Как будто прилетел с другой планеты,
Как будто я не ими был рождён.
Я за стеной родился роковой,
И эту заколдованную стену
Ни словом не пробить, ни головой.
Всё бесполезно: слёзы и стенанья,
Призывы, просьбы, крики, болтовня,
Попытки притвориться, заклинанья -
Тем, за стеною, не слыхать меня.
Как будто я в тюрьме - они снаружи.
(Хотя, быть может, и наоборот.)
Им не нужна любовь, и свет не нужен,
Не нужен одинокий рифмоплёт.
И ни одной его несчастной строчки,Все эти мысли масками застыли:
Ни одного простейшего словца
Не внидет сквозь тугие оболочки
В надёжно защищённые сердца.
Контакта нет, язык не найден общий,
А жестами - попробуй объяснись.
С животными и то бывает проще:
У них порою прочитаешь мысль.
А у людей... У них такие мысли,
Что ничего вовеки не поймёшь:
Запутаны, темны... В каком-то смысле
И мысль неизречённая есть ложь.
Под маской маска, и ещё одна...
Слои тумана, грязи, льда и пыли...
Копай - не докопаешься до дна.
В подвалах душ - засовы и запоры,
Замки, решётки, двери, провода,
Проходы, лабиринты, коридоры,
Крутые спуски - в пропасть, в никуда.
Но это всё - бесплотные виденья,
И если говорить начистоту,
То эти жалкие сооруженья
Скрывают под собою пустоту.
Да, пустоту - без дна, конца и края,Ну что же, наблюдать, конечно, можно:
Холодное и тёмное ничто,
Но люди с ним в душе, не умирая,
Живут порою даже лет по сто.
Живут? Иль только кажутся живыми?
Я к ним взываю, а они в ответ
Уставятся глазами восковыми,
В которых ни крупицы жизни нет.
И я для них, наверное, такой же,
И им меня почти что не видать.
Так разум свой мятежный успокой же
И научись за ними наблюдать.
Из полной тишины, из-за стекла.
Из тёплой безопасности несложно
Взирать на застекольные дела
Без сокрушений, без душевной боли,
Без грусти, без досады, без забот...
Но горечь, порождённая любовью,
Спокойным оставаться не даёт.
Я не могу глядеть высокомерно
На мне подобных телом - им пора
Кричать, кричать, что медленно, но верно
Их пожирает 'чёрная дыра'.
Но это не конец всего на свете.Под масками прогресса и культуры
О, человек, пожалуйста, пойми:
Беда в другом - что люди на планете
Упорно не желают быть людьми.
Они любить друг друга не желают,
Любовь для них несносней всех обуз,
Они тела в одежды наряжают,
Снимая с душ ответственности груз.
Законами, запретами, моралью
Закутали себя со всех сторон,
Лишь сохранили ненависть шакалью,
А человечность выкинули вон.
Запрятали животно-дикий нрав.
На вид - краса общественной структуры,
На деле - кто сильнее, тот и прав.
Один - хозяин, а другие - вещи,
Один почти что Бог, другие - тлен.
Вот так теряли люди человечность
И получали ненависть взамен.
И рабства отвратительного бремя
Взамен свободы общество несло,
Хотя когда-то всё же было время,
Рабы смести пытались это зло.
Но длилась за эпохою эпоха,Они толпой прошли огонь и воду,
Не все имели силы для борьбы...
'А быть рабом совсем не так уж плохо,' -
Соображали многие рабы.
'Чем будем мы слабее и покорней,
Тем долее продлятся наши дни,
Тем будем жить сытнее и спокойней,' -
Вот до чего додумались они.
Отринув силу, волю и гордыню,
Украдкой возвели на пьедестал
Смирение - последнюю святыню,
Ничтожество - последний идеал.
Нагородили тысячи проблем,
Сражаясь за последнюю свободу,
За рабскую свободу быть никем.
И бедная планета стала полной
Кишащей человечьей мелюзги -
Самовлюблённой и самодовольной...
Дебильный век, дебильные мозги!
Свободных мыслей там уже немного:
Желанное прибежище найдя,
Рабы предпочитают верить в Бога
И слушаться хозяина-Вождя...
Нет, с этими чудны´ми существами
Мы никогда друг друга не поймём.
Их невозможно убедить словами -
Разумней оставаться за стеклом.
Подальше от лакеев и плебеев,
От прирождённых Божиих рабов,
От их вождей - лукавых фарисеев,
От этих размалёванных гробов.
Чтоб не давать тупому мракобесу
Бесцеремонно в душу залезать...
Вот, написал ещё одну груэсу,
А больше и не знаю, что сказать.
¿Dónde estará mi arrabal?
¿Quién se llevó mi niñez?
(Где мой район, мой квартал?
Кто моё детство унёс?)
Ваш
Ваш бывший сын
|