Шепелёв Алексей, Шепелёв Константин : другие произведения.

Завтра не было войны

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 6.80*5  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Этот рассказ я начал писать два года назад. И не могу завершить сих пор. Очень тяжело пишется... Выкладываю его с единственной целью: понять, нужен ли он кому-нибудь кроме меня и Костика. Он не написал ни одного слова, но я считаю его полноправным соавтором: без его помощи и поддержки я бы давно забыл об этом рассказе.

ЗАВТРА НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

Посвящается всем динамовцам

1940-х годов:

игрокам, тренерам и болельщикам.

   МОСКВА. 14 ИЮНЯ 1941 ГОДА.
  
   - Подъезжаем, товарищи, готовьтесь к выходу.
   - Смотри, Рома, сейчас мы проезжаем Фили, здесь когда-то Кутузов собирал своих генералов на военный совет, как поступить после Бородинской битвы...
   Женщина мягко улыбнулась. Ирмантас был буквально нашпигован всякими знаниями, и не понимал, что многое из того, что он ей рассказывает, ей совершенно не интересно. Однако супруг был ненавязчив, он делился знаниями не ради того, чтобы показать себя или подчеркнуть её невежество ( ну откуда у дочери простого литовского рыбака может быть хорошее образование ), и она в такие минуты просто любовалось своим мужем, не особенно пытаясь вникнуть в то, о чем он рассказывает.
   За окном купе мелькнула небольшая речка.
   - Ну, Москва-реку проехали, сейчас и вокзал. Счастливо Вам, товарищ капитан-лейтенант.
   - И Вам, Семен, счастливо. Вспоминайте о нас у себя в Сормово почаще, чтобы корабли нам делали получше.
   - Не беспокойтесь, мы всегда об этом помним. Наши, советские, корабли должны быть самыми лучшими, чтобы империалисты всякие на нас не зарились. Верно, товарищ?
   - Верно, товарищ.
   - Ну, бывайте.
   Попутчик, молодой инженер из Сормово, у которого закончилась стажировка в принадлежащем союзной Германии Мемеле, торопливо вышел в коридор. Ему предстояло спешить на Казанский вокзал, чтобы успеть на горьковский поезд. Ирмантасу и Роме торопиться было некуда, билеты на ленинградский поезд были только на завтрашний вечер. Моряк хотел показать супруге столицу, которую она никогда не видела. Тем более, что один друг обещал этому поспособствовать.
   Еще несколько минут и поезд остановился у платформы Белорусского вокзала. Переждав, пока самые нетерпеливые покинут вагон, они не спеша и не толкаясь вышли наружу. Гаяускас огляделся вокруг...
   - Ирмантас!!
   - Алексей!!
   - Привет, дружище!
   Лейтенант Алексей Грушин совсем не изменился за эти полтора года... Или...
   - Э, ты чего же молчишь, что тебе старшего дали?
   - А сам? Когда меня вынимал из Балтики, вроде, старшим был, а теперь еще кубарь получил.
   - Так это перед отпуском...
   - А мне - две недели назад присвоили. Потом расскажу. Ты чего меня с женой не знакомишь?
   Рома скромно стояла чуть поодаль.
   - Рома, это Алексей Грушин, сталинский сокол, я тебе о нём рассказывал. Алексей, это Рома, моя единственная и любимая жена.
   - Необычное у вас имя.
   - Это у вас в Москве такое имя необычное, - усмехнулся Гаяускас, поднимая чемодан, - а у нас в Литве - самое что ни на есть распространенное. Куда идти-то?
   - Так, сейчас выходим на площадь, берем такси и сначала в тушинский аэроклуб, там я насчет комнаты договорился, потом заскочим к сестре моей жены. Берем жену, берем сестру, берем мужа сестры - и вперед, смотреть Москву.
   - Подходяще, товарищ старший лейтенант.
   - Скажите, Рома, как вам первое впечатление от Москвы?
   - Знаете, ещё никак, - по-русски она говорила с ярко выраженным акцентом, в отличие от мужа, которого по произношению от русского отличить было невозможно. Вообще, Ирмантас был способен к языкам, Рома знала, что кроме литовского и русского супруг очень прилично разговаривает на немецком, английском и французском. - Я пока что только из окна поезда город видела.
   - Ничего, сейчас вы с Москвой поближе познакомитесь. Вот перед вами площадь Белорусского вокзала. Направо - улица Горького, можно сказать, главная улица столицы, налево - Ленинградское шоссе, по нему мы сейчас поедем.
   - А Кремль мы посмотрим?
   На самом деле, московский Кремль Рому не очень интересовал, однако ей не хотелось обижать этого симпатичного разговорчивого летчика. Он совсем не был похож на тех мрачных русских с малиновыми петлицами, приходивших в их дом в поисках "лесных братьев".
   - Обязательно. Быть в Москве и не увидеть Кремль - это преступление, а Ирмантас.
   Гаяускас, улыбнувшись, кивнул.
   - Эх, жаль, что нельзя вам Москву с воздуха показать. Это, скажу вам зрелище. Кто не видел - не поймет. Даже с вид с Ленинских гор - всего лишь жалкое, извините подобие.
   - Гор? - удивилась женщина. Про горы в Москве ей слышать не приходилось.
   - Это так называется - горы, - принялся объяснять Ирмантас. - На самом деле, конечно, холмы, но вид с них и впрямь замечательный. Было бы у нас чуть побольше времени - непременно бы тебя туда свозил. Но ничего, посмотрим на Москву оттуда в другой раз. А Алексея не слушай, он просто помешан на полетах, как я - на море.
   - Как мы на море, - Рома улыбнулась и теснее прижалась к мужу, а он в ответ крепче обнял ее свободной рукой.
  
   Зиска(1) мчалась по широкому шоссе, в открытое окно врывался летний ветерок.
   - Справа - стадион "Динамо". Ирмантас, ты как к футболу относишься?
   - Прохладно. А что?
   - Да Василий за "Динамо" отчаянно болеет, он на сегодняшний вечер билеты взял на всех, "Динамо" против вторых Профсоюзов... А вот слева сейчас Центральный аэродром. Здесь еще отец Василия летал, в Первую Мировую...
   - Да ну? - всерьез удивился моряк. - На "Фарамантах"?
   - Бери выше, на "Илье Муромце". Первый российский авиаотряд, представляешь? Одно не могу понять, почему сын у такого отца в небо не рвется.
   - Бывает, - рассудительно произнес литовец. - Сердцу не прикажешь. А кем он работает?
   - Он в НКВД служит...
   Внутри у Ромы всё похолодело. Синие петлицы, злобные лица... Кошмар, о котором хотелось забыть, но который её не отпускал...
   - Старший лейтенант госбезопасности. В Красногорске главный по уличному движению - начальник ОРУДа.
   Отпустило... Регулировщик движения - это ничего страшного...
   - А вот сейчас проезжаем посёлок Сокол - граница Москвы и конечная станция метро. Кстати, Рома, Вы метро видели когда-нибудь?
   - Только слышала...
   - Обязательно надо посмотреть, это такая красота. Особенно станция "Маяковская" - просто шедевр. Можно сказать, подземный дворец.
   - Да и другие хороши, - поддержал разговор Гаяускас. - Обязательно прокатимся. Слушай, а что церковь действующая?
   Он кивнул налево, где рядом с пожарной каланчей поднимались увенчанные крестами золотые купола.
   - Действующая, - нахмурился Грушин. - Много ещё, понимаешь, несознательного элемента. Но ничего, с каждым годом этого дурману у нас всё меньше. Ленинградское шоссе уходит на право, мы дальше по Волоколамскому. Еще минут десять - и на месте будем.
   - А оттуда до родственников твоих далеко?
   - Да нет, совсем рядом. Они тоже в Тушино живут, на улице Молотова. Почти на самой окраине, там рядом аэродром. Кстати, ты как, в отпуске веслами помахать готов?
   - Это еще зачем?
   - Есть предложение, пообедать в ресторане на Северном речном вокзале. Но для этого надо взять лодку и махнуть через Химкинское водохранилища... Так как?
   - Моряка веслами не испугаешь, - улыбнулся капитан-лейтенант.
  
   Комнатка в аэроклубе им досталась маленькая, но чистая и уютная. Плохо только было, что окна выходили на шоссе и расположенный за ним аэродром, но Грушин успокоил Рому, что аэродром этот учебный и полеты на нём проходят только в дневное время - занятия со слушателями ОСВАВИАХМа. И сразу потащил их дальше - знакомить с Василием.
   Тушино оказалось совсем небольшим городом: сели в трамвай, проехали три остановки, переехали по небольшому мостику речку - вот уже и конечная. Рома поинтересовалась, какая эта река. Алексей объяснил, что это вообще не река, а обводной канал, для регулирования уровня воды в водохранилище и повел их по тянущейся вдоль этого канала улице Молотова. Открывал эту улицу новенький шестиэтажный дом с желтыми стенами и магазинами на первом этаже, за ним тянулась вереница красных пятиэтажек. Улица была почти пустынна а вот во дворах кипела жизнь. Город Тушино, улица Молотова [Тушинский Хомяк]
   Из раскрытого окна надрывался патефон:
   "Трансвааль, Трансвааль, страна моя -
   Ты вся горишь в огне".
   На растянутых веревках в глубине дворов сушилось бельё, несколько пожилых мужчин играли в домино на врытом в землю деревянном столе, какой-то карапуз железным крюком катал за собой обруч от бочки...
   - А вот и наши...
   Их уже ждали на скамеечке у подъезда. Высокий мужчина со светло-русыми волосами первым поднялся навстречу и протянул Ирмантасу руку.
   - Василий Синявкин.
   - Ирмантас Гаяускас.
   - Маша, моя жена... Шура, супруга Алексея... А это их мама, Анна Григорьевна.
   - Моя супруга Рома...
   Сестры не очень-то были похожи. Шура - миниатюрная, худощавая с длинными каштановыми волосами. А Маша - более высокая, крупная и волосы у неё были иссиня-черными, с проблесками первой седины.
   - Ну, молодежь, идите гулять. Я уж за Светланкой погляжу, - ласково сказала Анна Григорьевна, кивнув на маленькую девчушку, что-то возводившую в куче песка.
   - Сколько ей? - спросила Рома у Маши.
   - В сентябре два будет. А у Вас дети есть?
   - Нет пока... Мы с Ирмантасом женаты совсем недавно.
   И года еще не прошло, как он вошел в её жизнь, а она всё чаще и чаще думала, что было бы с ней и с отцом и со всей семьей, если в августе страшного сорокового года не был бы направлен на создаваемую в Лиепае новую базу Балтийского Флота старший лейтенант Ирмантас Мартинович Гаяускас.
  
   Они шли дальше по улице Молотова, неспешно разговаривая. Улица загибала влево, на повороте они перешли на другую сторону, где не было домов, только редкие посадки яблонь, а за ними - заросли кустарника и молодые топольки. Впереди, за зелёной стеной явственно звучали звонкие детские голоса.
   Мужчины шли впереди, сильно забирая влево. Женщины - за ними. Разговор у них шел о детях. Шура, старшая из двух сестер, своего первенца родила почти четыре года назад. У неё тоже девочка, зовут Тоней. Шура жаловалась, что дочку видит редко: работала она недалеко от Тушина, в Химках в каком-то институте завхозом, жила там же в общежитии, комендант которого девочку поселить категорически отказался. Поэтому дочка сейчас с бабушкой, той самой Анной Григорьевной жила у старшего брата где-то в Ватутинках, далеко на юг от Москвы. Но теперь, когда часть Алексея с Дальнего Востока перевели под Москву, им должны дать квартиру и они смогут, наконец, жить нормальной семьей.
   Рома только успела порадоваться за Шуру, как, пройдя через кустарник они вышли, на берег водохранилища. Прямо перед ними стояло с десяток различных лодок, а дальше начинался пляж. Больше всего гомонили мальчишки - лопоухие, стриженные наголо, они носились по берегу, шумно плескались в воде, гонялись друг за другом... Немного меньше шума производили девчонки. Тушинцы более старшего поколения степенно отдыхали чуть дальше от воды в тени деревьев.
   - Дядя Вась, на рыбалку завтра пойдем? - отделился от стайки ребят белобрысый пацаненок лет одиннадцати.
   - Нет, Ленька, завтра - никак. Видишь - гости у меня, - Василий кивнул на спутников. - Давай через недельку.
   - Ладно, - немного разочаровано протянул пацан. - Только не забудьте...
   - Это ты не забудь червей накопать, - не остался в долгу Синявкин.
   Лицо Леньки расплылось в довольной улыбке.
   - Я-то не забуду...
   И он побежал куда-то по своим мальчишеским делам.
   - И чего все тебя на рыбалку с чужими мальчишками носит? - немного недовольно проворчала Маша.
   - Так своего пока нету - вот и носит с чужими, - с дурашливой виноватостью ответил супруг.
   - Ладно, это вы без нас решите. А сейчас, товарищ капитан-лейтенант, выбирайте средство передвижения, - усмехнулся Алексей.
   - А чьи это лодки? - Рома была удивлена тем, что Ирмантасу предлагалось выбрать любую лодку. Или хозяева просто не посмеют спорить с сотрудником всесильного НКВД ( Василий, как и Ирмантас с Алексеем был в форме ).
   - Ничьи, - с готовностью объяснила Маша. - Общие. Надо тебе на тот берег - садишься и едешь. А там видишь, - она махнула рукой вперед, - тоже лодки стоят - чтобы ехать сюда.
   - Так, нам вот эта большая лодка подходит, - решил Гаяускас. - А кто на второй паре весел грести будет?
   - На второй паре двоим сидеть нужно, иначе не влезем, - рассудительно заметил Василий и повернулся к женщинам. - Прошу барышни. Одна - на нос, две - на корму, мы с Алешкой, как люди сухопутные берем на себя по веслу, ну а моряку достанется целых два.
  
   Ирмантас размеренно отсчитывал: "И раз! И два!". Василий греб на удивление неплохо ( для сухопутного человека, конечно ), а вот Алексей с веслами явно не справлялся. Пока Рома раздумывала, не предложить ли свои услуги, инициативу проявила Маша. Заявив, что грести должны те, кто умеет, она перебралась к мужу, прогнав лётчика на корму. Тот хотел было упираться, однако Василий поддержал супругу, заявив, что в стране двадцать с лишним лет как равноправие, и работу должен делать тот, кто делает её лучше. Робкие возражения Алексея были пресечены накорню напоминаем о Марине Расковой и Полине Осипенко, которые летают на истребителях ничуть не хуже старшего лейтенанта Грушина. Ирмантас поддержал супругов Синявкиных и, вовлекая Рому в беседу, начал рассказывать о труде рыбаков. Сначала она только поправляла его ошибки ( всё-таки военный моряк и рыбак - профессии разные и некоторых тонкостей муж, никогда не рыбачивший, не знал ), но потом незаметно разговорилась. Её внимательно слушали о далекой Балтике, на которой, похоже, бывал только Алексей, о штормах и ветрах, о рыбацких буднях...
   Рассказ прервался, только когда лодка ткнулась носом в песок на противоположном берегу водохранилища, метрах в пяти от начинавшейся набережной.
   - Рома, а как Вам наш Северный речной порт? - спросил Алексей.
   - Нравится, - улыбнулась она в ответ. - Я его в кино видела.
   В голове лихорадочно вспоминалось название кинокомедии, которую крутили на базе, там ещё смешной начальник-бюрократ прыгал с верхней палубы размахивая руками, в одной из которых зачем-то держал портфель. Кто же так в воду прыгает? Наверное, отбил себе всё, бедняга.
   - "Волга-Волга", да?
   - Точно, - обрадовалась Маша. - Здесь у нас её и снимали.
   - Хорошее у вас кино, мне нравится...
   - У нас, - мягко поправил жену моряк.
   - Да, у нас, - согласно кивнула она, - извините, никак не привыкну.
   Теперь это было её кино, её стана... Роме нравилась Москва с широкими улицами, нравилось маленькое Тушино, нравились новые знакомые, даже Василий нравился, но она не могла забыть того, что происходило в Литве. Как бы она была счастлива, если бы просто вышла замуж за Ирмантаса - офицера соседнего государства. Она бы уехала с ним в его страну, она бы полюбила свою новую Родину... И они, конечно, приезжали бы каждый год в Литву, мирную, любимую Литву, живущую по своим законам. Но этой Литвы теперь нет...
   - Ничего страшного, - улыбнулся Ирмантас, - привыкнешь понемногу.
   - Привыкну, - согласилась Рома.
   - Маша у нас чуть артисткой не стала, - с гордостью сказала Шура.
   - Правда? - изумилась Рома.
   - Правда. Это четыре года назад было, когда мы с Васей еще в Москве жили. Я тогда на фабрике декоративных тканей счетоводом работала, у нас драмкружок был. Так у нас многих в театр приглашали, и меня тоже.
   - А почему Вы не согласились?
   Маша на мгновение задумалась.
   - Да баловство это. Как Любовь Орлова мне все равно никогда не сыграть, а плохо - зачем? По мне лучше быть хорошим бухгалтером, чем плохой артисткой.
   - Наверное... А кого Вы в кружке играли?
   - Да много кого. Островского ставили "Не все коту масленица", Вишневского... А больше всего - Горького. Я в "Вассе Железновой" главную роль играла.
   Рома замялась, не зная что сказать: то, что Горький считался в Советском Союзе лучшим писателем современности она знала, но читать его ей не доводилось, да, надо сказать, и особого желания не было. На помощь, как всегда пришел муж, тонко чувствующий такие моменты.
   - Вассу Железнову? Надо же... Я ее совсем не такой представлял.
   - Дмитрий Дмитриевич говорил, что внешность - не главное. Первое время он мне даже хотел роль Рашель поручить, но потом все же передумал, Рашель Сара Бергман сыграла.
   - Здорово сыграла, - вступил в разговор Василий. - Я весь спектакль переживал - кто лучше.
   - И как? - лукаво улыбнулась Маша.
   - Что значит - как? - шумно возмутился муж. - Ты у меня самая самая...
   - Ой, ну тебя...
   Она махнула рукой, но по лицу проскользнула довольная улыбка.
   На противоположной стороне канала почти оттуда, где был дом Синявкиных взлетел самолёт.
   - А как он взлетел? - удивилась Рома. - С того аэродрома который мы видели - никак не мог.
   - А в Тушино два аэродрома, - рассмеялся летчик. - Тот, на берегу Москва-реки, - учебный. А второй - аэродром ГВФ: Гражданского Воздушного Флота.
   - Ночью, наверное, сильно шумят? - поинтересовалась Рома у Маши.
   - Да нет, не очень. Да и привыкаешь.
   - Ко всему привыкнуть можно, - поддержала сестру Шура. - Вот мы в Коломне с Лёшей жили у самой железной дороги. Первое время никак не могла я заснуть: всё время поезда шумели. А потом - ничего, притерпелась.
   - И уж точно не сильнее шторма шумит, - добавил Ирмантас.
   - Ну, шторм-то у нас не каждый день...
   - Товарищи офицеры, а как насчёт по мороженному себе и нашим супругам.
   - После обеда давайте. Еще пять минут - и мы в ресторане, не будем себе аппетит портить.
  
   Здание Северного речного вокзала и впрямь было очень красивым. С набережной на крыльцо вела широкая гранитная лестница, завершавшаяся у колоннады, украшенной мозаичными панно на речную и морскую тематику. Оба верхних этажа были окружены широкими террасами. Венчала здание башенка с часами, украшенная длинным шпилем, на вершине которого находилась пятиконечная звезда-флюгер. Заметив, что звезда привлекла внимание Ромы, Ирмантас тут же сообщил, что такие же звезды установлены на некоторых башнях Московского Кремля, а больше их в столице нигде нет. Правда, кремлевские звезды укреплены на башнях жестко и направления ветра не показывают.
   Ресторан "Волна" располагался в правом крыле здания ( если смотреть с набережной ) и занимал как помещения внутри самого вокзала, так и террасу. Посреди дня ресторан был полупустым, и они заняли столик на террасе, у самых гранитных перил.
   Только взявшись за меню Рома почувствовала, как проголодалась. Она немного неловко чувствовала среди белоснежных скатертей и накрахмаленных салфеток, однако подметила, что и для её спутников это тоже достаточно непривычная обстановка и старалась держаться как можно естественнее.
   Заказали салат, красную рыбу, борщ, свиные отбивные с картошкой и мороженое. Василий добавил к заказу сто пятьдесят грамм водки, женщины начали, было, протестовать, впрочем, вяло. Для окончательного примирения пришлось попросить еще бутылку "Букета Абхазии".
   В ожидании заказа Алексей принялся рассказывать, как их эскадрилья раз в полном составе завалилась в один из московских ресторанов и, решив подурачиться, заказала строганку, чем подвергла официантов в состояние близкое к панике: такого блюда в столице не знали.
   - ...А потом выходит к нам сам шеф-повар. Здоровый мужик, усищи - как самого маршала Буденного, и говорит нам: "Ребята, строганку я вам сготовить могу, только вот рыбы у меня правильной нету. Из той, что есть, настоящей строганки не получится. Жалко продукты переводить".
   - А вы?
   - Ну а что мы? Мы ж тоже с понятием, съели то, что у них там было. Мы народ не привередливый.
   - Не привередливый, - передразнила Шура. - А козье молоко пить не хочешь.
   - Противный у него вкус, - развел руками супруг. - Не молоко, а одно название.
   Официант в безупречно белой рубашке с темно-красной бабочкой уже расставлял перед ними салаты.
   - Ладно, молоко... Водку будешь?
   - Водку буду. Хотя по такой жаре...
   - Пятьдесят грамм за встречу, не более того.
   - Тем более на футбол идем. Перед матчем надираться - себя не уважать, - добавил Василий.
   - Ладно, давайте, - Гаяускас поднял рюмку, - За встречу, за нас, за наших прекрасных жен, за страну нашу Советскую, за товарища Сталина и за мирное небо над нашими головами.
   Рюмочки мелодично звякнули.
   - Вот насчет мирного неба, это ты очень правильно сказал, - энергично кивнул Василий. - Лучше мирного неба на свете ничего нет.
   - Ну, с мирным небом у нас вроде все в порядке, - усмехнулся Алексей. - А если что, то сталинские соколы всегда наготове. Будем бить врага малой кровью, на его территории.
   - Ох, Алексей, и шебутной же ты, - вздохнул Василий, - а все потому, что настоящей войны не видел. А я вот под Халхин-Голом это все на своей шкуре почувствовал. Все правильно: малой кровью, на вражеской территории. А только, знаешь ли, когда эту малую кровь видишь... Всё одно не по себе.
   - Воевал, значит, под Халхин-Голом? - уточнил Ирматас.
   - В тылу отогревался, - отмахнулся Синявкин. - Командовал мехколонной.
   - Хм...
   Это было более чем непонятно. Офицер-танкист, во время тяжелых боёв отсиживающийся в мехколоне - явление не рядовое. Конечно, трусов среди офицеров НКВД было ощутимо больше, чем в Армии или на Флоте, но Василий впечатления труса не производил. Да и то, трусу место в глубоком тылу, в мехколоннах тоже, бывает, убивают. Взгляд каплея переместился на Машу, и тут Ирмантас понял всё: не смог Синявкин сказать жене, что воюет на передовой, боялся что изведётся, беспокоясь о нём. Вот и превратил себя из танкиста в автомобилиста. Наверное, правильно сделал. Ирмантас, пожалуй, тоже бы не сказал жене правды, окажись он на месте Василия.
   Рома чувствовала себя в ресторане жутко неуютно. Во-первых, Москва её подавляла. Прожив всю свою жизнь в маленькой рыбачьей деревне, лишь пару раз побывав в Каунасе, она даже не могла представить себе, что на свете бывают такие огромные города. Нет, разумеется, Рома знала об их существовании, но они были такими далёкими, что казались нереальными. И вдруг эта громадина предстала перед ней даже не во всём своём великолепии, а в малой его части - и даже эта малая часть заставляла трепетать - от восторга и робости одновременно.
   Во-вторых, Москва грубо и безжалостно разрушила её представление о Советском Союзе. Раньше всё было ясно: советские были злобными оккупантами, ненавидевшими всё литовское и жестоко устанавливающими в маленькой стране своё господство. Ну, а внутри СССР. Кто же не знал, что Советы - это жестокая диктатура, где бросают в тюрьмы и лагеря за одно неосторожно сказанное слово. И люди там живут в постоянном страхе, что не сегодня, так завтра станут жертвами доноса. В таких условиях невозможно быть веселыми и дружелюбными. А Ирмантас... Любимый просто был исключением из правил, ведь и такие чудеса в жизни случаются.
   И вот, проехав по Москве, она могла своими глазами убедится, что москвичи меньше всего похожи на стадо запуганных овечек, среди которых бродят страшные волки в форме с синими петлицами. Люди вокруг говорили о чём-то своём, улыбались, смеялись, играли с детьми. На них не было печати обреченности и страха. Те, кто каждую минуту ожидают ареста, себя так не ведут. И как примирить это с тем, что она видела в Литве - Рома не знала. Ну не похож был старший лейтенант госбезопасности Василий Синявкин на лейтенанта госбезопасности Степана Неверова, выявлявшего в их районе "представителей эксплуататорских классов" для последующего ареста. А петлицы-то одинаковые.
   А в довершение всего, Рома казалась себе грубой и некультурной на фоне Маши и Шуры. Казалось бы, все трое родились в небольших деревеньках, но Маша и Шура - читают газеты, ходят в театры, смотрят кино, так свободно судят обо всём. Рома так не могла, это её страшно огорчало. За время обеда она сказала всего несколько фраз, всё время волнуясь, чтобы не брякнуть чего лишнего. К счастью, обошлось.
   И только в самом конце Алексей, душа компании, сумел её разговорить: когда стал спрашивать об открывающемся с террасы виде. А вид был и вправду прекрасен. На том берегу живописно смотрелись небольшие деревеньки. Напротив здания порта - Захарково, а дальше от Тушина, окруженная густым зелёным лесом - Алёшкино. Слева, ближе к шлюзам, водохранилище было буквально белым от множества парусов: оказывается, там находился водный стадион "Динамо".
   - Правда, море у нас всё равно лучше, - закончила свой отзыв Рома, и тут же смутилась, не обидятся ли её новые знакомые.
   - Это каждый своё хвалит, - как ни в чём не бывало отреагировала Маша. - Вот у нас в Мурмино такие заливные луга... Выйдешь на горку, а до горизонта - всё луга, луга, луга... Когда весной всё цветёт - просто прелесть.
   Наверное, это действительно было очень красиво.
   - А почему - заливные? - поинтересовался Ирмантас.
   - Потому что когда Ока по весне разливается, то луга эти заливает. Поэтому, в лугах никто и не живёт. А Мурмино наше - на взгорке.
   - Да, интересно было бы на это посмотреть.
   - Приезжай в гости как-нибудь по весне - съездим, посмотрим, - сразу же предложил Грушин.
   - Легко сказать, - вздохнул Гаяускас. - Мы с тобой - офицеры, люди долга. Куда Родина и партия отправит - там и будем... Но, если возможность такая случится, то приедем. Правда, Рома?
   - Конечно, - улыбнулась жена. Ей и вправду хотелось посмотреть на заливные луга и Оку. Наверняка эта река не похожа на Нямунас.(2)
   - Ладно, товарищи офицеры. Давайте-ка расплатимся и двинемся потихоньку, а то так можно и на футбол опоздать.
   Они прошли через центральный зал вокзала, пустой и холодный, с показавшимся Роме необыкновенно высоким потолком ( такие бывают в костелах и дворцах, а не в здании вокзала ) и вышли на площадь. Прямо перед ними расстилалась усыпанная цветами широкая аллея, а по её сторонам шумели кронами вековые липы и клёны. В дальнем конце аллеи проносились автомобили, наверное, там было шоссе, за ним виднелся высокий забор из-за которого торчали кирпичные трубы.
   Рома на мгновение остановилась, пораженная красотой этого места. Нет, всё-таки в речном вокзале было что-то от сказки.
   - Как мы дальше? - поинтересовался Ирмантас.
   - Сейчас выйдем на шоссе и сядем на автобус или троллейбус, - объяснил Василий. - Доедем до Сокола, а там - на метро.
   - Замечательно, - улыбнулся Гаяускас. - Метро Роме обязательно нужно посмотреть.
   - Ну, много тут не посмотришь: только три станции, - сообщила Шура. - Чтобы оценить красоту московского метро, надо на "Маяковскую" ехать.
   Про "Маяковскую" Рома сегодня уже слышала. Ей захотелось взглянуть на эту таинственную станцию, которую все так хвалят.
   - У нас есть ещё завтрашний день в запасе. Так что, думаю, мы и "Маяковскую" обязательно посмотрим. А что тут раньше было, до постройки канала?
   - Это Васю надо спрашивать, он тут на постройке работал, - посоветовал Алексей.
   Ирмантас заметил, как резко помрачнело лицо Синявкина. Нетрудно было догадаться, кем мог работать на постройке Волго-Балта офицер НКВД. И, похоже, вспоминать об этом Василию совсем не хотелось.
   - Не помню, усадьба какая-нибудь помещичья, наверное, - глухо ответил он.
   - Похоже, - согласился Гаяускас. - Парк-то серьёзный был и до постройки порта. Вот, Рома, раньше в этом парке, наверное, мог только хозяин с семьёй гулять. А сейчас - всё для всех.
   Рома молчаливо кивнула. Она до сих пор не могла понять, что заставляет мужа временами так подчёркнуто демонстрировать свою лояльность режиму. Если этот парк кому-то принадлежал, то в том, что его отобрали у хозяев, ничего хорошего не было. Хотя то, что кругом бегали смеющиеся дети, было хорошо. Вот и разберись тут...
   - А мне парк не так нравится, - вздохнула Шура, - лес лучше. Там воздух особенный, чистый. А парк - что парк?
   - Зато - цветов сколько, - не согласилась Маша.
   Цветов и вправду было очень много. Помимо разбитых среди газона клумб, вдоль аллеи стояли мраморные урны, в которых тоже росли цветы.
   - А там, - Ирмантс указал вперёд, - завод какой-то?
   - Да, Никольский кирпичный завод.
   Аллея заканчивалась небольшой скульптурой: девушка держала в вытянутых руках над головой парусный кораблик. Лицом она стояла не к порту, а к шоссе, поэтому, чтобы рассмотреть скульптуру получше пришлось пройти вперёд и развернуться.
   - А порт-то отсюда как смотрится, - восхитилась Рома.
   Порт и вправду был неописуемо красив. От входа в парк он напоминал корабль, парящий в синем небе. Этажи казались палубами, а увенчанный рубиновой звездой шпиль - мачтой. Стало понятно, зачем по бокам здания сделаны обширные террасы: сейчас это были нос и корма.
   - Так, нам тут какой транспорт подходит? - поинтересовался Гаяускас, когда они налюбовались предложенным зрелищем.
   - Любой. Все маршруты идут по Ленинградке.
   - Ясно. Тогда, пока мы ожидаем, я как раз куплю газету.
   - Ирмант, ты можешь жить без газет?
   - Не имею такого права. Как офицер, я обязан постоянно повышать свою политическую готовность.
   - Точно, - поддержал Грушин. - Тем более, сегодня опубликовано заявление ТАСС насчёт провокационных слухов о войне с Германией.
   Рома заметила, как в глубине глаз мужа мелькнула искра. Мелькнула -и погасла. Он ведь мог рассказать, как часто за последнее время в Лиепае объявлялась боевая тревога. Мог, но не стал. Наверное, это нельзя было рассказывать даже друзьям-офицерам.
   К счастью, никто ничего не заметил. К остановке подкатил троллейбус, и Рома не смогла скрыть удивления. Стало понятно, для чего над шоссе натянуты провода - от кузова машины к ним поднимались специальные усы, по которым передавался электрический ток для работы мотора. Всё это было так ново и необычно, что Рома даже немного растерялась, но быстро взяла себя в руки.
   В салоне было свободно, всем хватило мест на мягких диванах. Алексей комментировал виды за окнами: водный стадион, село Головино ( Роме запомнилась высокая колокольня из красного кирпича ), мост над Рижской железной дорогой.
   А потом Рома увидела знакомые места: здесь они проезжали несколько часов назад. Ну да, кирпичная пожарная каланча, белокаменная православная церковь... Посёлок Сокол.
   Прейдя шоссе, они подошли ко входу к метро, поражавшему роскошным оформлением. Снаружи он выглядел как невысокая галерея в форме полукольца с фонтаном посредине. Из мраморной чаши в верх била струя воды и падала в круглый бассейн.
   За дверями их ожидала широкая винтовая лестница, уходящая влево и вниз. Рома ощутила лёгкий приступ страха: всё-таки под землю, да рядом с кладбищем... Но страх тут же ушёл: её спутники спускались так же спокойно, как раньше шли по земле. Шура поняла замешательство Ромы по-своему:
   - Нравится?
   - Да, очень красиво.
   Она не кривила душой. Действительно, такая лестница была достойна любого дворца.
   - Дальше будет ещё красивее.
   Дальше был туннель, облицованный разноцветным мрамором. Мощные электрические лампы, спрятанные под стеклянными плафонами светильников на бронзовых ножках, заливали его светом так, что было светло, как на улице. Изумленная Рома не сразу заметила кассу: за стеной тоннеля, под винтовой лестницей, по которой они только что спустились, оказалась маленькая комнатка, отделенная от тоннеля толстым стеклом. Купленные билеты, оказалось, почти тут же надо было предъявить контролёру, пропустившему их дальше в тоннель.
   "Где же здесь поезда?" - успела подумать Рома, и тут же получила ответ на свой вопрос.
   Туннель вывел их на мост. Под ними в толще земли расстилалась самая настоящая станция: два железнодорожных пути и широкая платформа между ними. С моста на платформу сбегали две широкие лестницы: Высокий сводчатый потолок станции подпирали колонны, выходящие из середины платформы. Внизу колонны обрамляли деревянные скамьи, на которых как ни в чём не бывало сидели ожидающие поезда люди. А самое странное: рельсы путей убегали в тёмные дыры небольших тоннелей.
   - Ну, как? - поинтересовался Ирмантас.
   - Это действительно очень красиво. Ничего подобного я не видела, - созналась Рома.
   - Понимаешь теперь, почему я так хотел сначала заехать в Москву, а не сразу отправляться в Ленинград.
   - И правильно сделал, что заехал, - поддержал Грушин.
   Из одной из чёрных дыр донёсся глухой гул. Рома непроизвольно вздрогнула.
   - Так, наш поезд. Давайте-ка вниз.
   Гул нарастал. Едва они ступили с лестницы на платформу, как справа к платформе подошел необычный поезд. Роме казалось, что она попала в сон. Поезд был совершенно не похож на те поезда, к которым она привыкла. Скорее, это был трамвай, только без усов сверху. И в сцепке было не два вагона, как это обычно бывает у трамваев, а шесть или семь. Двери вагона отворились с мягким шипением. Внутри диваны были расставлены не поперек салона, а вдоль стен, так что садиться пришлось спиной к окнам. Вагон подошел под посадку совсем пустым, но в ожидании поезда на платформе скопилось довольно много народу, так что офицеры остались стоять, сели только женщины.
   - Осторожно, двери закрываются. Следующая станция - "Аэропорт", - произнес приятный женский голос.
   Двери закрылись и поезд, набирая скорость, скрылся в тоннеле. Вагон, как и всё в метро, ярко освещался электрическими лампами, но за его стенами стояла кромешная тьма. Падающий из окон свет порой выхватывал в этой тьме какие-то контуры, но поезд нёсся так быстро, что Рома не успевала понять, что такое проносится за окном.
   Было немножко жутковато. А вдруг поезд сломается? Что с ними будет тогда? Ведь кругом - тёмнота подземного туннеля.
   Но ничего страшного не случилось. В окна ударил яркий свет: поезд выскочил на станцию, Гораздо более светлую и просторную, чем "Сокол". Колонн на ней не было вообще, только широкая платформа. А стены украшали светло-зелёные каменные панно, напоминавшие чашу распускающегося цветка со множеством тоненьких лепестков.
   - Станция "Аэропорт", - оповестил вагон женский голос.
   Люди заходили и входили, так спокойно, как в Каунасе входили и выходили в вагон трамвая.
   - Осторожно, двери закрываются. Следующая станция - "Динамо".
   - Наша, - уточнил Василий.
   И снова тёмный тоннель, лишь изредка озаряемый светом ламп. Но теперь он уже не был для Ромы таким страшным, не таил в себе пугающей неизвестности. И всё же, женщина с облегчением вздохнула, когда снова за окном вагона увидела свет.
   - Станция "Динамо".
   - Выходим.
   Вышли. Станция отличалась от двух предыдущих ничем не меньше, чем они отличались друг от друга. Посадочная платформа была совсем узенькой, каких-то пару метров шириной. Дальше шли толстые мраморные колонны, украшенные барельефами и разделённые арками, ведущими на центральную платформу - втрое шире. Через неё на станцию входили и выходили. А с другой стороны такие же арки вели на посадочную платформу в другую сторону. Как раз набирал скорость встречный поезд.
   - Нам сюда, - Василий указал налево.
   Оказалось, что они не только куда-то приехали, но и спустились вниз. Чтобы попасть на платформу на "Соколе" им пришлось дважды спускаться по обычной лестнице. А на "Динамо" подниматься надо было по самодвижущейся. Ирмантас предупредительно подхватил супругу под руку. Замирая от страха Рома шагнула на выползающую из-под ног резиновую дорожку и... И ничего не случилось. Дорожка превратилась в лесенку, поднимающую людей наверх, к небу и солнцу. Рома устало выдохнула.
   - Сейчас ещё аккуратно надо будет сойти, - тихонько предупредил супруг.
   "Пожалуй, слишком много всего сразу", - подумала женщина, но делать было нечего: с самодвижущейся лестницей так или иначе надо было расставаться.
   На самом деле, сойти оказалось совсем не трудно: просто шагнуть и идти дальше, чтобы не мешать тем, кто едет следом. Лестница вывела их в небольшой павильон, в круглые окна под крышей било Солнце. Как же Рома обрадовалась его свету. Достав из сумочки зеркальце, она быстро привела себя в порядок.
   - Я готова.
   Когда они вышли из павильона, то украшенный флагами полукруглый фасад с надписью "ДИНАМО" оказался почти прямо перед ними, чуть справа. Синявкин, однако, потянул спутников налево.
   - Надо ещё с друзьями встретиться, - объяснил он.
   Площадь перед стадионом была заполнена народом, и Рома недоумевала, как можно кого-то найти в этой толпе, очень напоминавшей вокзальную. Но Василий знал, что делал. Перейдя улочку, огибавшую стадион слева, они вошли в парк.
   - Василий Григорьевич, приветствую.
   Возле большого, в два обхвата, ясеня, из пол-литровых стеклянных кружек не спеша пили пиво двое мужчин.
   - Привет, Борис Абрамович! День добрый, Иван! Знакомьтесь у сегодня гости из Ленинграда.
   - Петров, Борис Абрамович! - протянул Ирмантасу руку старший из мужчин, крупный, представительный, не смотря на жару в пиджаке и при галстуке.
   - Капитан-лейтенант Гаяускас! Ирмантас Мартинович!
   - Очень приятно.
   - Рома...
   - Рома Раймондасовна, - поправил Ирмантас.
   Женщина украдкой вздохнула. Привыкнуть к русскому обычаю добавлять к имени отчество оказалось куда сложнее, чем изучить русский язык.
   - Иван Яшин, - представился младший.
   - Ирмантас.
   - А Лёвка где? - прерывая церемонию знакомства, поинтересовался Алексей.
   - Дома сидит, с младшим. Жене сегодня приспичило уехать к матери в посёлок. Ничего, сегодня такой матч, что пропустить не жалко. Понимаю, с тбилисцами бы играли, там ради одного Пайчадзе на стадион идти стоит. А Профсоюзы... на кого у них смотреть?
   - Опять ерунду говоришь, Вань, - возмутился Борис. - Скажи ещё, когда с торгашами играть будем, смотреть на Глазкова да Жмелькова. Чушь! На своих смотреть надо: на Михея, на Ильина...
   - Скажи ещё, тебе на Акимова смотреть не хочется, - беззлобно поддел приятеля Яшин и отхлебнул пива.
   - Не хочется, - горячо откликнулся Петров. - Ушел к торгашам - всё. Не хочу больше знать такого вратаря.
   - Ох, и горяч же ты... - усмехнулся Синявкин.
  
   ***
  
   Матч заканчивался. Все уже потянулись к выходу, как вдруг ситуация на поле снова обострилась. Рома не успела заметить, как это произошло, но нападающий "профсоюзов" стремительным рывком шел с мячом к воротам "динамо". Откуда у него только силы взялись. А впереди никого - только вратарь. И чуть сзади не менее отчаянно мчался в погоню динамовский бек.
   - Рубить надо, - пробормотал рядом Борис Абрамович. И вдруг истошно заорал на весь стадион: - Руби его! Да руби же.
   Рома за полтора часа матча очень хорошо выучила, что означает это слово. Руби - бей по ногам, нарушай правила. Да, ударить сейчас форварда и остановить атаку динамовский бек мог. Но не хотел. Из последних сил он старался догнать соперника, чтобы сыграть чисто, без нарушения правил.
   И догнал. Но за мгновение до этого профсоюзник сильно пробил по воротам. Вратарь в который раз исполнил красивый прыжок, даже, кажется, сумел коснуться мяча кончиками пальцев, но тот всё равно вонзился в верхний угол ворот.
   Стадион в едином порыве охнул. Борис Абрамович с силой ударил себя кулаком по колену.
   - Да рубить же надо было.
   - Чернышов, - лаконично заметил Яшин.
   - Конечно, кто ж ещё... Джентельмен, - с иронией выговорил иностранное слово Петров. - Рубить надо было. Лёва бы Корчебоков не церемонился.
   - От Лёвы такие не убегали, - поправил Синявкин.
   - Тоже верно, - убито вздохнул Борис Абрамович. - Нет, помяните моё слово, никакого толку из Чернышова не будет. Нигде и никогда! Добрый слишком!
   Свисток арбитра возвестил об окончании матча. Зрители потянулись к выходам.
   - Ну что, погуляем ещё по Москве, или по домам? - поинтересовался Василий у Ирмантаса.
   Украдкой глянув на жену, моряк ответил:
   - По домам. Надо всё-таки отдохнуть с дороги. Завтра ещё успеем погулять.
  
   А завтра... Нет, завтра не было войны. И они целый день гуляли по городу, успели побывать и на Красной площади, и Лефортовском парке, и на красивейшей станции метро - "Маяковской". Вечером скорый поезд увёз Гаяускасов в Ленинград. Грушины и Синявкины провожали друзей до вагона. Разумеется, не обошлось и без обещаний новых встречь.
   Но спустя неделю война всё-таки началась.
   Ирмантас Мартинович успел до начала блокады отправить жену из Ленинграда в Куйбышев, где зимой и родился маленький Валдис. Алексей Грушин погиб осенью сорок первого, когда при очередном налёте фашисты разбомбили под Наро-Фоминском военный госпиталь. Василий Синявкин - в декабре того же сорок первого, в первые дни контрнаступления под Москвой. Ирмантас Гаяускас всю войну провёл на Балтике и встретил День Победы в звании капитана второго ранга. Спустя несколько дней после окончания войны он получил новое звание и новое назначение: в Ригу, заместителем командующего Нахимовского училища. Там, в Риге, они всем офицерским составом собирались у радиоприёмника и слушали репортажи Синявского с матчей московского "Динамо" в Англии. И отчаянно болели за своих. Тренером команды в том блестящем турне был "хитрый Михей" - Михаил Иосифович Якушин. Судьба не позволила ему взять ещё хотя бы одни золотые медали, как игроку, но, став тренером, он ещё много раз приводил "Динамо" к высшим наградам.
   После войны Шура Грушина получила квартиру в посёлке Комсомольский, в Тушино, в одном доме с Яшиными. Тоня Грушина и Боря Яшин так и остались на всю жизнь друзьями. Ну, а старший сын Ивана Яшина, Лёвка, ещё в войну начал работать на "Красном Октябре". Никто на заводе, включая и нормировщицу Машу Синявкину, не мог предположить, что с ними вместе работает будущий самый великий футбольный вратарь двадцатого века.
   Зато, когда слава Льва Яшина разнеслась по всему свету, заводчане с гордостью говорили: "Наш Лёва!" Особенно радовались болельщики "Динамо" и среди них - Борис Абрамович Петров, которому довелось отмечать все победы любимого клуба в чемпионатах СССР - он дожил и до весны семьдесят шестого. И в своей ошибке успел покаяться не раз: из слишком доброго Чернышова получился великий тренер, заложивший основы советской хоккейной школы.
   Рома Гаяускине умерла в шестьдесят третьем, успев увидеть первого внука - Балиса. Ирмантаса Мартиновича не стало в девяносто первом - но это совсем другая история. А зимой две тысячи второго года в маленькой квартире на Большой Набережной, всё там же в Тушино, вспоминали былое две старушки, две сестры: Маша и Шура. Старшей из них в тот день исполнилось девяносто...
  
   ЗиС - Завод имени Сталина, сейчас - ЗиЛ.
   Нямунас - литовское название Немана.
Оценка: 6.80*5  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"