Валерич, Люгер Макс Отто, Шепелёв Алексей : другие произведения.

6. Другая Грань. Роман. Часть первая. Гости Вейтары

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 8.66*5  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    11-я и 12-я главы.

Глава 11.

В которой происходит настоящее сражение

Я только раз бывала в рукопашной:

Раз - наяву, и сотню раз - во сне.

Кто говорит, что на войне не страшно,

Тот ничего не знает о войне.

(Ю.Друнина)

   Как его занесло на это незнакомое кладбище, Балис уже не помнил. Бывает ведь такое: идет себе человек, погруженный в свои думы, идет, ничего не замечает, а потом раз - поднимает голову, и видит, что забрел незнамо куда.
   В этот раз "незнамо куда" приняло облик старого кладбища. Не заброшенного, с растрескавшимися надгробиями, на которых невозможно прочитать надписи, с давно пропавшими куда-то решетчатыми оградками, с поваленными и погнутыми крестами и расплывшимися холмиками могил, нет. Могилы были ухоженные: большинство из них тщательно расчищены от палой листвы, на многих лежали цветы, порой - совсем свежие, кусты были аккуратно подрезаны, а ограды - покрашены. И все же явственно чувствовалась здесь печать времени: памятники стояли неуловимо старомодные, такие как во времена Балисова детства. Совсем не видно было крестов, которые в конце восьмидесятых сначала робко, в глубине, подальше от начальственных глаз, а затем уж и совсем не таясь, вновь стали появляться над последними пристанищами граждан Советского Союза. Времена обязательного атеизма уходили в прошлое, но на этом кладбище время словно когда-то остановилось и так и не смогло двинуться дальше.
   Он внимательно осмотрелся, стараясь определить, где находится выход, и уловил какое-то движение среди надгробий. А через мгновение метрах в сорока среди памятников поднялся какой-то человек в гротескной восточной одежде - намотанная на голову темно-зеленая чалма, халат в желто-сиреневую полоску... Длинная борода чуть ли не до пояса... Выпученные глаза, раскрытый, словно в крике, рот... И автомат, такой знакомый автомат Калашникова, в руках.
   Раздумывать было некогда. Гаяускас прыгнул в узкий проход между могилами. И тут же в уши ударил грохот выстрелов, свист пуль, их щелчки по камням обелисков. Карикатурный моджахед выпустил никак не меньше трети рожка, наверное, стрелял в первый или второй раз в жизни. Вскинув свой автомат к плечу и поставив его на стрельбу очередями, Балис осторожно присел на колено, внимательно вглядываясь в ту сторону, откуда прилетели пули. Некогда было даже удивляться, откуда вдруг у него взялось оружие, уж чего-чего, а прогулок по городу с автоматом за спиной за ним никогда не водилось. Вот мелькнула среди могил зеленая чалма... Капитан резко выпрямился, и в тот момент, когда в прицеле мелькнул халат убийцы, нажал на спусковой крючок. Короткая очередь в три патрона и тут же снова вниз. Успевая при этом заметить, как переваливается через ограду и кулем падает на могилу пробитое пулями тело.
   Как всегда в таких случаях, время тянулось мучительно долго. До боли в глазах Балис вглядывался в каменные надгробия, пытаясь уловить среди них какое-нибудь движение. Он был почти уверен, что враг мертв, но в бою "почти" - не считается. И выживает в бою тот, кто до самого конца не теряет концентрацию. Это не в футбол играть, где расплата за секундную невнимательность - всего лишь пропущенный мяч. В бою за это платят жизнью.
   Но и вечно сидеть в укрытии тоже нельзя. Гаяускас медленно начал подниматься, готовый в любой момент снова распластаться на земле. Однако, этого не потребовалось: никакого движения среди могил не было видно.
   Теперь можно было бы и начать удивляться: что это за кладбище, что за человек, но капитану хотелось сначала покинуть это странное место, а уж потом рассуждать. По-прежнему то и дело оглядываясь по сторонам, он вышел на аллею и тут же краем глаза уловил движение, на этот раз - слева от себя. Стоя среди могил поднимал винтовку М-16 ( "А вторую", укороченную, с телескопическим прикладом, которую Балис видел только на фотографиях ) мужчина в камуфляжной форме с аршинной надписью US Army на правом нагрудном кармане и в черных очках. Почему-то бросилась в глаза его борода - не длинная, как у первого, а аккуратно подстриженная и немного вьющаяся.
   Чем дальше, тем больше ситуация напоминала дешевый боевик, автор которого использует штамп за штампом, не заботясь ни о правдоподобности, ни о логике. Но вот умирать, даже как в дешевом боевике Балису не хотелось. Он упал назад, успев в падении повернуться влево и выпустить в сторону бородача короткую очередь. Почти в то же мгновение заработала и автоматическая винтовка незнакомца, и по тому, что пули над головой так и не просвистели, а там, где мгновение назад стоял этот человек, полетели вниз срезанные пулями ветки тополей и берез, капитан Гаяускас понял, что и в этого он тоже попал.
   С кладбища следовало немедленно выбираться. Пригнувшись, он бросился бежать по узкой земляной полосе между асфальтовой аллеей и шеренгами могил к ближайшему большому дереву - высокой, толстой березе. Нога запнулась о железный прут, наполовину выломанный из ограды и отогнутый каким-то идиотом почти до самой земли. Балис не сумел удержать равновесие и полетел на землю вниз лицом. Сгруппировавшись, выбросил вперед руки, чтобы перейти в кувырок, но почему-то не получилось: влажная темная земля мелькнула у самых глаз, так, что он мог различить каждую травинку. Потом должен был последовать удар, но его не произошло: Балис проснулся.
  
   Он лежал в хижине в изонистском приюте, который про себя называл монастырем. На улице еще не рассвело, немного света давали тлеющие в кострище угли. Остальные его спутники крепко спали, если не считать Наромарта, который по своему обыкновению, сидел, привалившись к стене, закутанный в плащ - так, что невозможно было понять: спит темный эльф, или просто придается размышлениям.
   Гаяускас откинул покрывало и начал обуваться. Наромарт шевельнулся, давая понять, что он бодрствует. Прихватив автомат, капитан прошел к выходу, отодвинул полог. На мгновение задержался в дверном проёме, приглашающе кивнув целителю. Тот вышел вслед за офицером.
   - Что-то случилось? - тихо спросил эльф, когда они вышли во двор.
   - Не знаю. Вроде бы все тихо, но...
   - Но...
   - Я опять видел странный сон. И я чувствую беспокойство.
   - Беспокойство? Может, ты переживаешь за похищенных детей?
   Балис досадливо поморщился.
   - Нет, не то... Разумеется, я за них волнуюсь, но это совершенно другое чувство. Оно было у меня только два раза: перед тем, как убили мою семью, и перед тем, как... Перед тем, как я очутился на Дороге. И вот теперь я снова чувствую какую-то опасность. Словно она подбирается ко мне... Ко всем нам...
   - К таким предчувствиям следует относиться внимательно, - серьезно произнес Наромарт. - Но, с другой стороны, прямо сейчас нам ничего вроде не угрожает. Давно у тебя это чувство?
   - Вчера вечером всё было нормально. А сейчас возникло, когда проснулся.
   - Так, а перед этим был странный сон... Расскажешь?
   - А чего скрывать? Снилось, что я забрел на какое-то незнакомое кладбище. Ни единой живой души, одни могилы. И вдруг появляется какой-то душман и начинает в меня палить...
   - Кто появляется?
   - Как тебе объяснить? В своём мире я участвовал в войне. Наших врагов называли "душманы". Кажется, это слово означает бандит на одном из местных языков... Не знаю точно, я там был-то всего ничего...
   - Будем надеяться, что эти подробности не важны. Итак, неожиданно появляется твой враг и...
   - И убить пытается... У меня вдруг вот эта игрушка оказывается, - Гаяускас потряс автоматом, - справился я с ним, а там еще один чудик с другой стороны выскакивает. Я и его положил - и проснулся.
   - Напрашивается такое продолжение: проснулся - а вокруг идет битва. Но вокруг - тишина. Значит, битва ещё не началась.
   - Или её не будет...
   - Мне кажется, что предчувствие тебя не обманывает. Слишком хорошо оно ложится на сон.
   - Предлагаешь устроить боевую тревогу? - усмехнулся Балис.
   - Рановато, - Наромарт то ли не понял иронии, то ли не обратил на неё внимание. - Сначала надо провести разведку.
   Он глянул на чуть начинающее светлеть на востоке небо.
   - Примерно четверть часа у меня есть. Полетаю.
  
   - Господин!
   Мгновенно просыпаться Валерий Кудон научился еще в далекие времена юности.
   - Что?
   - Звезды Серпа начинают клониться к земле, господин! Вы приказали будить вас, когда это произойдёт.
   Значит, примерно четыре часа, как наступили новые сутки. Итак, всё происходит по заранее намеченному плану. Четверть часа на свертывание лагеря, час на дорогу, четверть - на непредвиденные задержки... До рассвета час с небольшим, они должны начать атаку как только станет светло.
   - Общий подъем. Скомандовать тихо, без труб. Дюжина Пульхерия снимает шатры, Лонгина и Линория - срывают вал.
   - Да, господин!
   Верный традициям армии, Кудон на каждом ночлеге, который выпадал вдали от жилья, приказывал строить укрепленный лагерь, хотя, имея под рукой всего лишь три дюжины солдат, имел право этого и не делать.
   Легионер покинул палатку, чтобы передать приказание, а командир поспешил надеть обмундирование.
   Валерию Кудону исполнилось двадцать две весны, и дюжину из них он провел на военной службе божественному Императору Кайлу, да будет долгим его правление. Сначала в легких вспомогательных войсках, основную массу которых и составляют подростки, затем в пятнадцать весен он стал легионером, а когда ему исполнилось две дюжины - додеканом. Дважды его награждали за храбрость: кленовым венком и фалерой, а последние две весны младший центурион сделал его своим оптием. И вот теперь выполнение этого самостоятельного задания должно было открыть ему путь к новому повышению: должности младшего центуриона в родном Двадцать десятом Торопийском легионе.
   Покончив с одеванием, Кудон вышел на свежий воздух. Работа кипела вовсю: легионеры разбирали частокол на вершине окружавшего лагерь земляного вала и уже начали срывать сам вал, сбрасывая землю в вырытый перед валом ров. Из соседней палатки выбрался младший из инквизиторов, отец Коглер, совсем еще юноша, едва-едва начавший бриться.
   - Доброго утра, командир Кудон! Да будут боги благословенны к нам и да помогут они уничтожить это гнездо нечестивой изонистской ереси, - приветствовал он командира отряда.
   - Да сбудутся ваши молитвы, отец, во благо Императора, - сухо ответил Валерий.
   То, что его подразделение было усилено двумя инквизиторами и магом, имело как свои достоинства, так и недостатки. Боевая мощь, конечно, заметно возрастала. Инквизиторы, как и благородные лагаты, имели право на ношение длинных мечей, чем оба воинствующих отца и воспользовались. А уж то, что железные доспехи намного прочнее бронзовых, знал каждый солдат. У отца Коглера доспехи состояли из железных блях, нашитых на кожаную безрукавку наподобие рыбьей чешуи и кожаной шапки, укрепленной изнутри железными пластинами. У старшего инквизитора, отца Кокрмента на кожаную основу были нашиты густо натекающие одно на другое железные кольца, защищая все тело и руки до локтей, а длинный подол кольчуги закрывал ноги до середины бедер. Дополнительной защитой были такой же колпак на голову и перчатки для рук. Валерий не мог не задавать себе вопроса, смог бы он справиться с инквизитором один на один и всякий раз вынужден был давать на него неутешительный ответ. И доспехи, и оружие отца Кокрмента превосходили снаряжение оптия ( разве что вместо большого тяжелого щита легионеров у инквизиторов были щиты чуть ли не втрое меньшие, но зато железные ), надеяться можно было только на свое мастерство. Но, посмотрев на то, как вечерами воинствующие отцы упражняются с оружием, Кудон вынужден был признать, что мечи у них не только чтобы крестьянам да слугам почтение внушать.
   Что же касается мага, то в рукопашной схватке его наверняка можно было убить первым же ударом, но для этого сначала к нему нужно было подойти. Военному же магу, чтобы уничтожить своего врага, подходить вплотную совсем не требовалось.
   В общем, все это было замечательно, но, как говорят, и на Ралиосе, бывают пятна. Хотя, если разобраться, то кто их видел? Но одно дело командовать боевыми легионерами, которые беспрекословно подчиняются приказам и готовы в случае необходимости без колебаний умереть за Императора Кайла и державу. И совсем другое - руководить инквизиторами, которые всегда себе на уме, и магом, который и вовсе ни дня не нюхал военной жизни. Оптию все время приходилось быть настороже в ожидании неприятностей, но, слава богам, инквизиторы и маг проблем ему пока что не создавали. Обращались к нему холодно-почтительно и выполняли все его распоряжения. Еще бы не выполняли, если командиром этой экспедиции Кудона назначил не старший центурион и даже не трибун, а сам наместник Императора в Торопии. Ну, разве что из-за мага пришлось держать более низкий темп на марше, да нагрузить на легионеров его поклажу. Впрочем, будучи человеком опытным и острожным, Валерий не торопился вздыхать с облегчением: поход еще не закончен, мало ли что их ожидает впереди.
   Да вот, пожалуйста, лагерь уже почти свернут, а чародей на службе Императора Ланарвалий Петруций с сонным видом хлопает глазами и время от времени зевает с риском вывихнуть челюсть.
   - Господин Ланарвалий, мы сейчас выступаем. Я бы хотел, чтобы ты в любой момент мог оказать нам магическую помощь, для которой тебя сюда послали.
   - Не беспокойтесь, командир Валерий, я всегда готов исполнить свой долг, - подавил зевок колдун.
   Хорошо бы, если б так...
   - В таком случае, после построения займите свое место в походном порядке. Рядом с отцами-инквизиторами.
   Как и подавляющее большинство легионеров, Валерий не уважал ни инквизиторов, ни магов. Первых - за то, что претендовали, пусть и не очень явно, на некоторую независимость от Императора. Боги, они, конечно, боги, но на земле есть только один властелин - Император Кайл, да будут долгими дни его жизни. Во всяком случае - на земле Моры. А инквизиторы - всего лишь слуги богов, и по отношению к Императору должны вести себя с надлежащим почтением.
   Ну а маги... Непонятное всегда заставляет быть настороже. Если знаешь, что кто-то в любой момент может нанести тебе смертельный удар, да еще так, что ты поймешь, что тебя убивают, когда уже поздно будет что-то делать, то хорошему расположению духа это явно не способствует. Самый хороший маг - это мертвый маг. А если он все-таки живой, то лучше держаться от него подальше.
   Но уж если представляется случай досадить и тем и другим одновременно, то грех его упускать. О том, что инквизиторы ненавидят магов, а маги - инквизиторов, в Империи знал любой ребенок. Отчасти именно поэтому оптий при первой же возможности пытался поставить их как можно ближе друг к другу. Пусть потихоньку позлятся, им полезно. А упрекнуть Кудона им не в чем: попробуй, докажи, что командир имел в мыслях хоть что-то, кроме обеспечения безопасности вверенных ему персон.
   - Господин, палатки собраны, - погруженный в свои думы Валерий и не заметил, как подошел додекан Пульхерий.
   - Хорошо. Строй свою дюжину.
   Частокол уже был полностью разобран и частично увязан за спинами солдат, а частично сломан и заброшен в кусты. Легионеры заканчивали закапывать ров. Еще минута-другая и лагерь окончательно будет срыт.
   А дюжина Пульхерия уже выстроилась напротив оптия, плечом к плечу. За спиной поверх вещмешков - тяжелые большие щиты с медной окантовкой. На правом бедре - ножны с короткими мечами, в правой руке легкий пилум, в левой - тяжелый. Медные панцири-сегментаты защищают тела, медные же шлемы с высокими гребнями - головы. У Пульхерия на шлеме небольшой султан из конского волоса - знак того, что он командует дюжиной. У самого Кудона султан втрое толще - как и положено центуриону. И еще Кудону не полагалось пилумов, зато на поясе был подвешен короткий жезл для наказания нерадивых воинов. Впрочем, за все время похода ему пришлось пускать жезл в дело всего один раз: в горы были отправлены не зеленые новобранцы, а опытные воины, знающие дисциплину.
   Между тем дюжины Лонгина и Линория завершили уничтожение укреплений и встали в строй, образовав вторую и третью шеренги.
   - Легионеры! - негромко, но четко обратился Валерий Кудон к стоящим напротив него воинам. - Я веду вас в бой. В бой против врага, осмелившегося нарушить волю Императора Кайла. Слава Императору!
   На последних словах он немного повысил голос и ударил себя кулаком в грудь - туда, где под медным панцирем билось сердце.
   - Слава Императору! - легионеры, как один, повторили возглас и жест своего командира.
   - Один Император! И все в Империи принадлежит ему. Его воля - закон. Все, кто дерзнет противиться ей, да будут уничтожены. Слава Императору!
   - Слава Императору!
   - Мы - воины Императора! Мы - его меч, который должен покарать бунтовщиков. Если надо - погибнем ради Императора, но исполним его повеление. Слава Императору!
   - Слава Императору! - в третий раз откликнулись легионеры.
   - Слушать приказ! Тех, кто окажет сопротивление, можете убивать. Тех, кто сдается на милость, берите живыми. После боя передадите их отцам инквизиторам. А сейчас отец Кокрмент благословит вас на эту битву.
   Инквизитор Пламени выступил вперед. Даже в слабом свете звезд и лун оптий видел довольную улыбку на его лице: инквизиторы отличались изрядным тщеславием и любили быть в центре внимания. Эх, будь бы сейчас в отряде адепт Ренса, никто бы об инквизиторе и не вспомнил, но к каждым трем дюжинам своего жреца не приставишь. Пусть уж хоть инквизитор благословляет, как известно, в длинном походе и коза - тоже баба... Хотя, из тех, кто так говорит, козу в этом плане использовал едва ли один из сотни: вопреки слухам, которые ходили среди гражданских, в легионах подобное не только не поощрялось, а прямо презиралось.
   - Именем Ренса, бога сражений, благословляю вас, славные воины, на этот бой. Да будет с вами удача и успех. Бейтесь смело и мужественно, и Ренс прибудет с вами и дарует победу.
   Инквизитор умолк и отступил на шаг назад.
   - Дюжина Пульхерия идет первой, дюжина Лонгина - второй, дюжина Линория - замыкает. Отцы инквизиторы и чародей идут между дюжинами Лонгина и Линория. Штурмовые бревна несет дюжина Линория. Напра-во! Походным порядком за мной - марш!
   До оплота изонистов можно было добраться совсем скрытно, не выходя из леса, но Кудон посчитал это излишним. Прячущиеся в горной долине неправоверующие были не тем противником, который ночью расставляет вокруг лагеря патрули и дозоры. У них, наверное, и народа-то для этого не наберётся. А если и наберётся, то что это за народ? Сволочь, разношерстная публика, набранная с рощи по сосенке. Не хотел бы сам Кудон спать в том лагере, который охраняют такие дозорные. Слишком легко раз проснуться ночью - уже без головы или с мечом в брюхе.
   В общем, не мудрствуя лукаво, оптий кратчайшим путем вывел своих воинов к реке и повел их вдоль потока. Это гораздо быстрее и удобнее, чем в лесу спотыкаться о корни и биться лбом о ветви. Время половодья уже давно минуло, и между водой и зарослями орешника образовалась широкая полоса, усыпанная крупной галькой, по которой и двигались легионеры. Мерное журчание воды, изредка прерываемое всплеском крупной рыбины, заглушало стук деревянных подошв калиг о камни. Погода, слава богам, благоприятствовала походу: пелена высоких облаков была не густой, и свет Умбриэля и убывающей Иво пробивался сквозь нее, давая людям возможность видеть свой путь. Ветер то стихал, то принимался шуметь в кронах деревьев и трепать султаны на шлемах Валерия и его додеканов.
   Так в полном молчании они шли около часа. Умбриэль скрылся за горами, зато просветлело небо на западе: всходил Ралиос. Наконец, они добрались до границы леса, за которой поднимался пологий холм, а на его вершине темнели стены обители изонистов - каменные, высотой чуть меньше семи песов. Сейчас, в темноте, они казались даже выше, но вчера, во время разведки Валерий имел возможность точно оценить их высоту. И приказал делать штурмовые бревна длиною в десять песов. Самые простые штурмовые бревна - затесать на стволе одну плоскую сторону, да набить через каждый пес на неё по поперечной планке - для опоры стопы. Два таких бревна сейчас несли на своих плечах вместе с пилумами воины дюжины Линория. Большего и не нужно, не крепость штурмовать собрались. Но и излишнего благодушия Кудон себе тоже не позволял, он собирался воевать с изонистами по всем правилам. И сейчас, остановив отряд, он подозвал к себе додекана Линория и инквизиторов.
   - Линорий, ты возьмешь свою дюжину и скрытно, по лесу обогнешь холм. Когда услышишь наши крики - нападай на убежище с тыла, через стену. Если увидишь бой - атакуй ближайших врагов. Если боя нет - проверяй ближайшие хижины, по три человека на каждую.
   - Будет исполнено.
   - Отец Кокрмент, не соблаговолишь ли ты отпустить с додеканом Линорием отца Коглера?
   - Это еще зачем? - нахмурился старший инквизитор.
   - Чтобы придать отряду большую силу и уверенность.
   Кокрменту явно не хотелось отпускать от себя юношу, но просьба была произнесена с надлежащей почтительностью, и повода, чтобы отказать Валерию, найти было трудно.
   - Слишком много церемоний с этими негодяями, - проворчал инквизитор. - Командир Валерий, ты же не крепость осаждаешь. Слышишь, - он махнул рукой в сторону холма, с которого не доносилось ни звука, - они же все спят. Давайте просто подойдем, маг откроет ворота - и все, они у нас в руках.
   - Отец Кокрмент, я командую этим походом. Я исполняю приказание наместника так, как подсказывает мой опыт, и несу за это перед ним полную ответственность. Если ты не согласен отпустить отца Коглера...
   - Я согласен, - прервал его инквизитор. - Ступай с додеканом Линорием, брат Коглер, и да пребудут с тобой боги.
   А потом, когда додекан и младший инквизитор отошли, добавил:
   - И да помогут боги тебе, оптий, ибо, если ты не выполнишь это поручение...
   - Я служу Императору, и он волен судить меня в любой момент, - холодно прервал его Кудон, возвращаясь к отдыхающим легионерам. - А сейчас мы обсудим, как будут действовать при штурме основные силы. Пульхерий, Лонгин, Ланарвалий, следуйте за мной.
   Два додекана и маг послушно отошли в сторону вслед за своим командиром и инквизитором.
   - Выступаем по моему сигналу, - излагал свой план оптий. - Быстрым шагом, двумя шеренгами. Сначала - дюжина Пульхерия, следом - дюжина Лонгина. Пульхерий, выдели двух человек, которые должны в случае, если нас атакуют со стены, прикрыть своими щитами мага. Ланарвалий, ты идешь рядом с теми воинами, которых укажет тебе додекан Пульхерий. Так, чтобы строй был между тобой и стеной. Понятно?
   - Да, оптий, я тебя понял, - кивнул маг.
   - Отлично. Если кто-то появится на стене - воины Лонгина кидают пилумы, воины Пульхерия могут делать это только тогда, когда все пилумы у дюжины Лонгина кончатся. Когда мы подойдем к воротам, ты их отомкнешь. Первой входит дюжина Пульхерия. Не вбегать, сломя голову. Войти осторожно, осмотреться, если за воротами нет ловушки - тогда уже врываемся внутрь. Следом за людьми Пульхерия входим я, отец Кокрмент и Ланарвалий. За нами - дюжина Лонгина. Если кто-то пытается сопротивляться - уничтожайте. Если мы войдем незамеченными, то блокируйте жилища. По три человека у входа. Внутрь входить только по моей команде, пилумы оставить снаружи, если что - использовать гладии. Всё ясно? Есть вопросы?
   Вопросов ни у кого не было.
   - Тогда додеканам довести приказания до солдат. Ждать моего сигнала. Всё!
   Резким взмахом руки он отпустил подчиненных, а сам подошел к журчащему потоку, зачерпнул в ладони холодную чистую воду и умыл лицо. Надо было выдержать несколько долгих томительных минут, пока дюжина Линория пробирается в обход холма через буковый лес и заросли орешника и ежевики. Оптий задумчиво подтолкнул калигой камушек, тот свалился в речку и, коротко булькнув, ушел на дно.
   Кажется, ему было немного жаль тех, кто сейчас безмятежно спал на вершине холма. Конечно, они преступники, которых надлежит предать справедливому имперскому суду, но... Император милосерден, суд мог бы сохранить им жизнь. А вот легионеры тех, кто окажет сопротивление, щадить не станут. Не станет щадить их и сам Валерий. Законы войны предельно ясны: тот, кто противостоит легионеру с оружием в руках - враг, а враг должен быть уничтожен. Но все же жаль. Валерий давно потерял счет тем, кого убил своей рукой, тем более не помнил тех, кого убили его люди. Но раньше это были те, кто по своей воле избрали путь воина, а сейчас против него могли оказаться мирные люди, взявшие оружие в руки впервые в жизни.
   Край Ралиоса появился над горными вершинами. В долину хлынул свет. Кудон подтолкнул в реку еще один камень - вода сомкнулась и над ним. Хватит мучаться. Тех, кто на холме, никто не понуждал к принятию ложной веры, и теперь им придется за это ответить. Тех, кто не окажет сопротивления, он передаст инквизиторам для передачи справедливому суду. Ну, а те, кто посмеют сопротивляться... Судить их души будет мрачный Аэлис...
   Он резко развернулся и решительным шагом направился к солдатам. Те без команды вскочили на ноги и торопливо строились в две шеренги.
   - Боевой порядок принять! - скомандовал оптий.
   По шеренгам прошло шевеление: легионеры вытаскивали укрепленные за спиной на кожаных ремнях большие щиты, и брали их вместе с тяжелыми пилумами в левую руку. В правой полагалось держать легкие пилумы, которые кидались во врагов в первую очередь.
   - К воротам укрепления быстрым шагом... марш!
  
   - "Пора просыпаться!"
   Битый разлепил глаза - в хижине было совсем темно.
   - "Разве Ралиос уже взошел?"
   - "Взойдет совсем скоро".
   - "Ну, так и разбудило бы меня совсем скоро..." - недовольно подумал Воин Храма Изона.
   - "Извини, но я беспокоюсь, что в долине что-то неладно".
   Сон мигом исчез прочь. Битый рывком сел на ложе, отбрасывая одеяло, и потянулся за штанами. Стражу Врат просто так ничего не мерещится. Если он считает, что в долине что-то случилось - значит, и впрямь что-то произошло. Разум, способный проникнуть в мозги любого существа на пол-лины вокруг, просто не способен поднять ложную тревогу.
   - "Что именно неладно?"
   - "Я само не понимаю. Я не чувствую никакого присутствия чужаков, но все мелкие животные от реки уходят вглубь рощи. Мне кажется, они чем-то напуганы, чуют какую-то опасность".
   - "И поблизости нет никого поумнее, способного дать более понятную мысль?"
   - "Увы! Все более разумные слишком далеко, я не могу призвать их. Конечно, я могло бы воспользоваться лошадями, их разума должно хватить, чтобы понять, что происходит. Но чинить ворота конюшни потом придется тебе..."
   - "Обойдемся без этого", - воин уже надел штаны и рубаху, натянул кожаные чувяки, набросил сверху опочку: жилетку-безрукавку из бараньей кожи шерстью внутрь, и, прихватив малый цеп, вышел из хижины.
   На дворе уже начало светать. В тонкой белесой пленке облаков, затянувшей небо, то тут, то там зияли разрывы, сквозь которые лился свет крупных звезд. Над восточными отрогами гор уже появилась верхняя часть багрового ( как всегда на восходе ) диска Ралиоса. Вдохнув полной грудью свежий утренний воздух, Битый направился к смотровой площадке над воротами приюта.
   Обойдя молельню, он с удивлением обнаружил, что не один бодрствует в столь ранний час. Высокорослый воин Балис топтался у входа в хижину, в которой жил Йеми со своими спутниками. А на плече у него висело то самое странное ольмарское оружие. С чего бы это?
   - "Ты почему мне ничего не сказало про пробудившихся путников?" - недоуменно поинтересовался Битый у Стража.
   - "Ты же знаешь, что я не могу войти в разум тех, кто принят убежищем, если меня не призывают. А хотелось бы. Его друг сейчас летает над окрестностями и, наверняка, видит всё, что происходит".
   - "Друг? Летает?"
   - "Да, тот, кого зовут Наромартом".
   На душе у Воина Храма становилось всё тревожнее. Чем необычнее существа приходят просить помощи в приют, тем крупнее у них неприятности. Взять вот Гручо. Обыкновенный душегуб: убийца и насильник. Ну и кто за ним охотиться будет? Городская стража, да родственники погибших, чтобы виселицу заменить чем-нибудь более основательным. А вот у летающего нечки враги должны быть намного могущественнее. Вполне возможно, что сам приют их не интересует, им надо только добраться до этой странной компании. Но раз что-то оказалось под ногами - растопчут и не заметят.
   Нет, конечно, он, Битый, выполнит свой долг до конца и будет защищать приют и находящихся в нём от любой опасности до последней возможности, но до чего же не хочется рисковать своей жизнью на чужой войне...
   С этими невеселыми мыслями он добрел до хижины ольмарцев.
   - Утро доброе, Балис. Что это в такую рань поднялся?
   - И тебе того же, уважаемый. Не спится вот, кошмары что-то мучают.
   - Надо же, кошмары, - усмехнулся изонист. - Давненько уж я о таком не слышал. Здесь, в горах, место спокойное, воздух чистый. Сон у всех крепкий, словно у детишек.
   Балис развел руками.
   - Вот, однако, не спится - и всё тут. Я так переволновался, что даже попросил Наромарта посмотреть, нет ли чего подозрительного в округе.
   - И как?
   - Не знаю. Сейчас вернется, расскажет.
   - Уже вернулся, - черный эльф шагнул к ним из-за хижины. - И у меня плохие вести. К воротам спешит отряд воинов. Два-три десятка.
   - Проклятье! - Битого всего передернуло, словно иглу в пятку вонзило.
   - "Страж! Тревога!"
   - "Тревога! На нас напали! На обитель нападают!"
   Призыв Стража раздался в головах всех обитателей приюта, извещая об опасности. Но спящим сладким утренним сном людям было тяжело сориентироваться в том, что происходит вокруг них. Драгоценные мгновения уходили на то, что они нелепо таращились во тьму ничего невидящими глазами, пытаясь привести в порядок свои мысли.
   Балис сдернул с плеча своё оружие и откинул приклад.
   - Ворота заперты? - бросил он Битому.
   - На засов. Снаружи не открыть, - ответил Воин Храма, доставая из-за пояса малый цеп. - Если только...
   - Что "только"?
   - Магия...
   - Магия? - переспросил Наромарт. - Да, среди воинов был один человек, не облаченный в доспехи.
   - Что за тревога, кто нападает? - послышался из глубины хижины недоуменный голос Нижниченко.
   - Мирон, возьми пистолет у меня под подушкой. Быстро.
   - Понял, - ответил Мирон совсем другим голосом.
   Из домика напротив выскочил благородный сет Как-Его-Там-Из-Какой-То-Ветви. Как ни странно, без пурпурного шарфа. Как, впрочем, и без остальной одежды: наготу почтенного аристократа прикрывала лишь узкая и легкая набедренная повязка легкомысленного желтого цвета. Зато при себе сет имел куда более полезную в данных обстоятельствах вещицу, а именно двуручный меч с клинком почти метровой длины.
   - Откуда опасность? Я могу прикрыть ворота.
   - Ворота держу я, - возразил бывший морпех.
   Меч, конечно, производил впечатление, но в возможностях обнаженного коротышки остановить ломящихся через ворота воинов Гаяускас испытывал серьезные сомнения. В любом случае, старый добрый "Калашников" - надежнее.
   Наромарт видел, что и Битый, и Колина не понимают, что им делать. Не знал этого и он сам. Хоть он один из всех обитателей приюта видел атакующих, но, не будучи воином, не представлял себе, как надо организовать оборону. Единственным среди них, кто, похоже, чувствовал уверенность в себе, был Балис. А, если так, то первым делом не нужно было ему мешать. Темный эльф слабо представлял себе, как можно в одиночку без магии не пропустить никого через ворота, но ясно видно, что его спутник полностью доверяет своему оружию и знает, что говорит. Главное, чтобы Воин Храма и благородный сет не помешали Балису это таинственное оружие использовать.
   - Встаем в цепь, - скомандовал Наромарт, - если прорвутся - встречаем.
   Как ни странно, ему подчинились. Отчасти потому, что у самих плана боя в голове не было, отчасти - потому, что чувствовали за пришедшими с Йеми основную боевую силу в этой схватке. Из темной арки ворот донесся грохот падающего засова, похоже, у атакующих действительно имелся неплохой маг.
   Балис, присевший за хижиной и взявший на прицел выход из надвратной башни, с неудовольствием подметил, как Битый, аристократ и Наромарт растянулись в цепочку посреди двора. По правилам войны, принятым на планете Земля в двадцатом веке от Рождества Христова, это был более чем идиотский поступок. Оставалось только надеяться, что в этом мире действуют иные правила, неизвестные ему, но хорошо знакомые тем, для кого он - родной, или, хотя бы, близкий. А дальше уже размышлять было некогда. Из хижины выскочил Сашка. Растрепанный со сна, босой, в распахнутой рубахе, но с рапирой в правой руке и кинжалом в левой. Разумеется, перекрыл Балису директрису.
   - Сгинь! - рявкнул капитан.
   К чести мальчишки, тот сориентировался мгновенно. Но, к сожалению, неправильно: вместо того, чтобы отскочить назад, в хижину, где ему не угрожала непосредственная опасность, Сашка кувыркнулся вперед и влево, к поигрывающему нунчаками Битому. Грамотно кувыркнулся, спружинив руками, но при этом не выпустив оружия.
   - Да куда тебя...
   Закончить эту фразу Гаяускас не успел. Стало уже не до воспитания подростка. После боя своё получит, если все живы останутся.
   Во двор ворвались первые нападающие, вооруженные копьями и прикрывающиеся здоровенными деревянными щитами, окованными по краям медью и украшенными медными же узорами. Щиты скрывали фигуры людей почти целиком, только сверху над ними торчали головы в шлемах с гребнями, да снизу виднелись обутые в сандалии голые ноги. Правофланговый, самый дальний от Балиса, был, вероятно, офицером: его шлем украшал султан вроде конского хвоста.
   Занявший позицию у дверного проема с пистолетом в руках Нижниченко тихонько выругался: щит и медные доспехи легионеров вполне могли выдержать выстрел из ПМа в упор. Стало быть, стрелять придется в голову. Вроде и несложная задача, только вот, если сказать честно, то Мирон Павлинович в прошлый раз стрелял из табельного оружия аж пять с лишним лет назад, незадолго до присвоения звания подполковника. После получения второй большой звезды на погоны участия в стрельбах никто не требовал, сам же Нижниченко за более, как тогда ему казалось, важными занятиями просто не успевал найти время для посещения тира. Знать бы, где упадешь - постелил бы соломки...
   Балис тоже досадливо поморщился, но по другой причине: пулям его автомата с расстояния двадцать метров ни дерево щитов, ни бронза доспехов препятствием не являлось. Но они были неустойчивы на траектории и, пробив такой щит, запросто могли уйти куда-нибудь в сторону, не причинив врагу никакого вреда.
   Но выбирать было не из чего, а размышлять и удивляться было так же некогда, как и ругать Сашку. Воинам нужно было лишь несколько секунд, чтобы осмотреться во дворе убежища изонистов и принять решение. Но этих секунд у них не оказалось. Гаяускас стрелял в корпус короткими очередями, сначала в офицера, затем в солдат. Ему даже казалось, что он слышал, как пули с глухим стуком пробивали щиты, звонко щелкали о невидимые панцири, прошивая и их и выводя из строя воинов. На самом деле, услышать всё это, когда в твоих руках работает автомат, конечно, невозможно.
   Над ухом словно парус хлопнул. Потом ещё раз и ещё... Битый не успел понять, что происходит, а все трое врагов уже лежали на земле. Двое - неподвижно, третий со стоном пытался отползти в сторону.
   "Восемь долой", - отсчитывал между тем расход патронов бывший морской пехотинец. - "Такими темпами надолго не хватит..."
   - Мирон, патроны найдите...
   Во двор ворвались еще трое легионеров, перепрыгивая через распростертые тела своих товарищей. Они видели, что случилось с идущими в первом ряду и понимали, что среди укрывшихся затесался маг. И теперь им необходимо было уничтожить его раньше, чем он уничтожит их.
   Кто именно из осажденных является магом, было ясно с первого взгляда. Конечно же, увечный чернокожий верзила в расшитом серебром плаще. Не теряя времени, воины метнули в него легкие пилумы и тут же переложили в правые руки тяжелые, чтобы с ними наперевес броситься в атаку. Но это было последним, что они успели: снова раздались громкие хлопки автоматных выстрелов. Последний из легионеров успел заметить, что ни один из пилумов в цель не попал, чернокожий сумел от них увернуться. И даже успел понять, что они ошиблись в выборе цели. Тот, в кого летели пилумы, не размахивал руками, не выкрикивал заклинаний. Но большего воин не узнал: щит рвануло, словно в него ударила дубина огра, и тут же он ощутил жгучую боль в груди. А в упавшем на землю теле уже не было жизни.
   Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Рассказ Балиса и Мирона о возможностях оружия будущего Сашка воспринял с изрядной долей сомнения. Не то, чтобы он не верил новым знакомым, но военным всегда свойственно преувеличивать такие возможности. Однако, то, что предстало его глазам, убеждало в правдивости рассказов. "Автомат" и вправду был ничем не хуже пулемета Максима, даже шумел не слабее, хотя это и не достоинство. Эх, пострелять бы самому из такой машинки...
   - Все назад, - с перекошенным лицом скомандовал Кудон, видя, что его солдаты гибнут один за другим, не успевая ничего сделать. Он не понимал, что происходит внутри укрепления, что означают эти громкие хлопающие звуки. А вот то, что, если он немедленно не скомандует отступление, то останется без воинов, оптий понимал очень даже хорошо.
   - Значит, просто подойдем, откроем ворота и они у нас в руках? - гневно бросил он топтавшемуся рядом отцу-инквизитору. Тот промолчал, и Валерий повернулся к магу.
   - Ты можешь справиться с их колдуном, шаманом или я не знаю кем?
   - Я должен его видеть, - пробормотал бледный как полотно Ланарвалий.
   - Ну, так иди и смотри.
   - Но меня убьют, - жалобно пролепетал маг.
   - Тогда прочь от ворот, - Кудон с трудом сдержался, чтобы не послать чародея гораздо дальше. Дело ясное: вместо полноценного боевого мага ему подсунули подмастерье, годного только замки отпирать. Возможно, из задних рядов он мог бы сделать ещё что-то нужное, но в сложившейся ситуации пользы от волшебника не было никакой. А значит, вся надежда была только на Линория и его ребят. Если они сумеют развернуться в боевой порядок, то, возможно, смогут расправиться с таинственным магом раньше, чем он с ними. Но для того, чтобы они смогли это сделать, надо удерживать внимание осажденных на воротах. И при этом нельзя терять людей...
   Душегуб Гручо Мракс всегда был уверен, что визит в изонистский приют для него добром не кончится. И никогда бы не подался в это сомнительное место, если бы другая дорога не вела прямиком в петлю. Зато теперь он оказался перед очень неприятным выбором: либо погибнуть в бою с имперскими солдатами ( а кто же ещё мог напасть на убежище адептов Изона ), либо попасть к ним в плен, что, собственно ту самую петлю и означало. Ни то, ни другое будущее Гручо никак не привлекало. Поэтому, разбуженный Стражем, он торопливо накинул одежду, прихватил топорик, с которым никогда не расставался, и воровато выглянул наружу. Бой кипел у ворот. В ход пошла сильнейшая магия: грохот, наверное, слышен был за пару морских лин. Вбежавшие легионеры падали, сраженные неведомой смертью. Однако, в конечном поражении изонистов душегуб не сомневался: на территории Моры не было такой силы, что способна противостоять натиску имперских воинов. Зато ему предоставлялся отличный шанс в суматохе боя покинуть опасное место и отправиться на поиски нового убежища. Делать это надо было немедленно, пока и атакующим и обороняющимся было не до него. Пригнувшись, Гручо побежал к дальней стене приюта, чтобы храм скрывал его, когда он будет перелезать стену от случайных взглядов тех, кто сражается у ворот. Краем глаза он заметил, как по другой стороне двора в противоположную сторону бегут Огустин и Тиана с боевыми шестами в руках. Всё внимание служителей Изона было направлено туда, где шла битва, спасающего свою шкуру душегуба они не заметили.
   Не спуская глаз и дула автомата с арки ворот, Гаяускас продвинулся ко входу в хижину.
   - Патроны давайте! - он протянул назад левую руку.
   - Вот, возьмите, - услышал он голос Женьки, и ладонь ощутила привычный холодок металла магазина.
   Быстро сунув скрепленные изолентой в полумесяц рожки за пояс, капитан отступил на прежнюю позицию. Вообще, по всем правилам полагалось её сменить, но из-за бестолкового поведения остальных защитников укрепления, застывших посреди двора, словно статуи, другой удобной позиции у него просто не было.
   Гарий Раэлий, принцип и обладатель кленового венка за храбрость, побывавший во многих битвах, никак не мог понять, что же с ним произошло. Только что он ворвался в убежище проклятых изонистов, метнул копьё во вражеского мага, а потом вдруг получил сильнейший удар по щиту, кто-то или что-то в противным свистом пролетело прямо перед лицом, ещё что-то звонко щелкнуло по бронзе сегментаты, и удар в грудь опрокинул воина наземь. Шлем свалился с головы и закатился обратно под арку. Руки и ноги стали мягкими и непослушными, словно набитые старым тряпьём. Потемнело в глазах, гулкий звон заполнил уши. Гарий чувствовал, как по спине и груди течет тонкая струйка, и знал, что это вытекает его кровь. Опытный воин понимал, что после сквозного ранения в грудь выживают единицы, да и то, если своевременно попадают в руки жрецов, чьи боги готовы даровать несчастным исцеления. Но до ближайшего жреца было несколько дней пути, а значит, пришло его время переселяться в царство Аэлиса. Что ж, если так, то он должен был совершить свой последний поход так, как подобало воину Двадцать десятого легиона.
   Несмотря на застеливший глаза туман, легионер сумел заметить, откуда пришла его гибель. Настоящий маг прятался за второй хижиной с левой стороны двора. Пользуясь тем, что легионеры отступили, он на мгновение выбрался из своего убежища, чтобы взять какую-то вещь, переданную из дверного проема хижины ( не иначе, как какой-нибудь волшебный амулет ) и снова укрылся на старом месте. Надо было предупредить Кудона и ребят, откуда им грозила опасность. Первой мыслью Гария было попытаться отползти в ворота, но он не знал, хватит ли у него сил даже на то, чтобы преодолеть эти несколько песов. К тому же, заметив движение, маг мог запросто добить раненого легионера. Поэтому, воин остался лежать неподвижно, стараясь не привлекать к себе внимания, но, копя силы, чтобы в нужный момент успеть крикнуть своим соратникам, куда следует нанести удар.
   Благородный сет Олус Колина Планк чем дальше, тем больше чувствовал себя полным дураком. А ведь всё вроде делал правильно. Как только в его голове раздался зов Стража, сообщавшего о нападении на приют, он схватил оружие и выскочил во двор, чтобы дать отпор врагу. Разве не глупостью и безрассудством было бы тратить драгоценное время на одевание? Но оказалось, что воевать-то не с кем. У охранника молодого ольмарского аристократа, если только это понятие применимо к варварам, оказалось оружие столь огромной мощи, что он расправлялся с имперскими легионерами прежде, чем они успевали понять, что происходит. Уму непостижимо, уложить шестерых воинов без малейшего риска для собственной жизни. Какое счастье, что Мора не воюет с Ольмарским тирусом. Если таким оружием вооружена хотя бы сотня тамошних воинов, то лучше к этим островам не соваться. Разве что с предельно мирными намерениями. Ну да до будущих битв ещё надо было дожить, а вот сейчас он в неприличном виде топтался во дворе без всякого дела. Это было совершенно непристойно и унижало достоинство, но ведь не скажешь: "Вы подождите, а я пойду, тогу надену". А кроме этого, сознание того, что он поднимает свой меч против слуг Императора Кайла, не добавляло Олусу настроения. И, раздражаясь с каждой минутой всё больше, он только и ждал, когда представится возможность выместить свой гнев хоть на ком-нибудь. Но, как назло, возможность не предоставлялась, и благородный сет продолжал наливаться раздражением и гневом.
   Повинуясь командам оптия, остатки дюжины Пульхерия разбились на две группы по разные стороны ворот. В каждой группе двое легионеров присели, держа щиты вдоль земли, а третий вскочил на этот импровизированный постамент, сжимая в правой руке легкий пилум. Лучшего способа удерживать внимание осажденных на передней стене, чтобы позволить отряду Линория беспрепятственно проникнуть в укрепление, в пылу боя Валерий Кудон придумать не сумел.
   Покидать хижину через дверной проем Йеми не собирался: Саша, а потом и Мирон с Женей, устроили возле него такую суматоху, что туда лучше было не соваться, чтобы не получить удар то ли от привлеченных суетой нападающих, то ли не разобравшихся в пылу битвы союзников. Но и сидеть внутри никакого проку не было: если дело дойдет до драки, то хижина моментально превратится в мышеловку. Поэтому, не вдаваясь в долгие рассуждения, кагманец просто выбрался наружу через соломенную крышу с противоположной от выхода стороны хижины. Как он и предполагал, в этой части двора не было ни одной живой души. Что особенно радовало - никто из нападающих не пытался перелезть через стенку и атаковать защитников приюта во фланг. Значит, число врагов было не очень значительно, а, раз так, то перспектива отбить нападение была вполне реальной. Сжимая в правой руке метательный кинжал, Йеми стал медленно обходить хижину, левым боком прижимаясь к стене. Осторожно выглянув во двор, он обнаружил, что в битве наступил небольшой перерыв: оставив у самых ворот с полдюжины убитых, легионеры отступили за стену. Мощь оружия, которое использовал Балис, производила сильное впечатление, но можно было не сомневаться, что ещё одну попытку штурмовать убежище, враги обязательно предпримут.
   "Не гожусь я в командиры", - в какой уже раз с начала боя повторил себе Наромарт. Ему не раз приходилось принимать участие в стычках не менее внезапных, но всегда им командовал кто-то другой, более опытный, способный подсказать каждому бойцу нужный маневр. Или же эльф отстаивал свою жизнь в одиночку. А сейчас получилось так, что именно он, Наромарт, вдруг оказался во главе обороняющих убежище. Ему казалось, что все ждут его команды, а он не знал, что делать. Ну, с тем, чтобы Балису не мешали оборонять ворота, он угадал. А дальше-то что? Так и топтаться посреди двора?
   В этот момент драконье чутьё ему подсказало, что к линии обороны приближается кто-то с тыла. В следующее мгновение он опознал в этих двух людях Огустина и Тиану. Это навело полудракона на интересную идею: разведать, чем занимаются враги за стеной. От стены его отделяло чуть более двадцати ярдов, ощутить происходящее за нею было несложно, надо было всего лишь сосредоточиться, отрешиться от других чувств и всецело отдаться своей драконьей природе.
   Легионеры вознеслись над стеной совершенно неожиданно для осажденных. Никто даже не успел понять, что произошло, как брошенные сильными руками два легких пилума рассекли воздух, а воины тут же исчезли за каменной преградой, дабы не подвергать свою жизнь опасности. Битый легко увернулся от направленного в него оружия, а вот Наромарт, перестраивавший своё восприятие, замешкался, и пилум пробил ему правое бедро. Черный эльф упал на землю дворика, на плаще вокруг раны расплылось темно-синее кровавое пятно. На помощь ему бросились Сашка и Тиана.
   Гручо Мраксу оставались считанные песы до задней стены приюта, когда над нею появились фигуры имперских легионеров. Душегубец осознал, что убежище окружено, но что-либо делать было уже поздно. Додекан в сверкающем в лучах восходящего Ралиоса шлеме заметил Гручо на несколько секунд раньше, и это определило судьбу убийцы. Метко брошенный умелой и сильной рукой легкий пилум пробил горло разбойника. Брызнула кровь, а с ней тело убийцы покинула и жизнь.
   Звание додекана Линорию купил богатый дядюшка. Чего уж там говорить, всё в этом мире продается и покупается, если только заплатить надлежащую цену. Однако, у молодого легионера хватало ума не чванится связями и серьезно относится к своим обязанностям. По правде говоря, иные ветераны, получившие под своё командование дюжину за долгую и безупречную службу, были худшими командирами, чем избравший воинскую карьеру молодой лагат. По непонятному шуму, доносившемуся с другой стороны укрепления, он давно понял, что командир Кудон столкнулся с ожесточенным сопротивлением и ведет нешуточный бой. Это резко повышало значимость его отряда. Возможно, только его ребята способны принести победу на остриях своих пилумов. А раз так, то их командир, конечно, не будет обойден при раздаче наград.
   Но, прежде чем получить награду, её следовало заработать. Линорий не предполагал, что мятежные изонисты, так яростно сражающиеся против отряда Кудона, вдруг падут на колени при одном только виде его солдат. В любую минуту он ожидал появления врага, с которым придется сражаться не на жизнь, а насмерть. Но первым на пути его отряда встретился не воин, а соглядатай. Видимо, опасаясь удара с тыла, осажденные выслали к задней стене наблюдателя, который должен был предупредить об опасности. Должен был, но не успел. Линорий предполагал такое развитие событий и, заметив неприятеля, тотчас метнул в него пилум, отправив в царство Аэлиса раньше, чем тот понял, что происходит. Спрыгнув со стены, додекан торопливо осмотрел тело, чтобы добить врага, если тот каким-то образом остался жив, но этого не потребовалось - дозорный был мертв. Так и оставив торчать в трупе уже бесполезный в этом бою пилум, Линорий осмотрелся. Происходящего у ворот было не видно: двор заслоняли круглые хижины, сложенные из скрепленных глиной камней и крытых соломенными крышами. Судя по тому, что таинственные громкие хлопки прекратились, и лязга оружия было не слышно, в бою наступила небольшая пауза. Между тем со стены один за другим спрыгивали его воины.
   Раненых на войне Сашка совсем недавно видел почти каждый день. Да ещё каких раненых. Ладно, пуля маленькую дырочку оставляет, и то из пулемета человека изрешетить можно. А уж если шашка или шрапнель... Так что, считал он себя солдатом с крепкими нервами и к виду крови преученым. Но вот человека, проткнутого копьём, видеть Сашке никогда не приходилось. Это только на картинках или, может, в Петербурге на парадах казаки разъезжали с пиками. Ну а на самом деле таким оружием уже давно никто не воевал.
   Вот и получилось, что рана Наромарта повергла подростка хоть и не в ступор, но в близкое к тому состояние. Да еще и синяя кровь вместо привычной красной... Совершенно некстати вспомнились прокламации "товарищей" с рассказами о голубой крови офицеров-аристократов. Будто трудно оглянуться и посчитать, что на одного дворянина среди офицеров приходилось четверо выходцев из других сословий.
   Из шока мальчишку вывела Тиана. Девушка, хоть и была в момент ранения Наромарта вдвое дальше от эльфа, чем Сашка, первой склонилась над получившим повреждение священником. Дар исцеления, про который рассказывал Йеми, может, был у неё и очень сильный, но в военных ранах, похоже, изонистка совершенно не разбиралась. Подросток понял это, когда она неумело схватилась за древко пилума с намерением вытащить тот из раны. Потянула криво, Наромарт непроизвольно дернулся и вскрикнул от боли. Пробудившись от транса, Сашка, с криком метнулся к Тиане и Наромарту.
   - Ты что?!
   Как бы хотелось Ланарвалию Петруцию очутиться как можно дальше от этой битвы. Что может быть глупее, чем окончить свою жизнь среди этого провонявшего потом быдла, не способного воспринять своими крошечными мозгами и сотой доли тех возвышенных чувств, что волнуют истинных мудрецов? Ведь все говорили ему, что в этом походе нет никакого риска, и он не подвергнется ни малейшей опасности. Дойти до убежища адептов ложной веры и открыть ворота - вот и всё, что от него требовалось. На словах это звучало заманчиво, но на деле... Спать на жесткой подстилке, есть грубую солдатскую пищу, целыми днями идти, идти и идти, почти не отдыхая... Не иметь возможности посетить термы... Быть лишенным женской ласки... Общаться лишь с тупой солдатней да фанатиками-инквизиторами... Да о чём с ними вообще можно говорить, они же не знают в жизни ничего, кроме мечей, панцирей, да примитивнейшего совокупления.
   А теперь, в довершение всех бед, оказалось, что эти самые неправоверующие не такие уж беззащитные овечки, безропотно погибающие под ножом мясника. В убежище оказался очень сильный маг, и командир Кудон, потеряв заметную часть своего отряда, приказал отступать, не добившись никакого успеха. Хорошо хоть у него хватило ума не заставлять Ланарвалия сражаться с этим чародеем в одиночку. Сам моррит отлично понимал, что неизвестный оппонент прихлопнет его, как комара. Ведь только недавно ему стала доступна магия второго круга, ну а тот, кто скрывался за стенами убежища, явно работал с силами на более высоком уровне. Вот бы поучиться у такого мага. А еще лучше взять себе его книги, если легионеры всё же смогут с ним справится. Хотя бы на время обратного пути до Белера. На большее рассчитывать сложно: Кудон непременно сдаст трофеи наместнику, а Орден Света, конечно, предъявит на имущество мага-отступника свои права... Но уж в дороге никто не должен помешать ему, Ланарвалию, внимательно изучить всё, что имеет хоть какое-то отношение к магии... В первую очередь - для безопасности самих же возвращающихся победителей.
   Трудно поверить, но за свои семнадцать вёсен Тиане, дочери Джозо, никогда не приходилось участвовать в настоящей драке. Такой, где не останавливаются при виде первой крови, потому что бьются не за то, чтобы победить, а на уничтожение врага. Немудрено, что, увидев насквозь проткнутое пилумом бедро черного эльфа, девушка растерялась. Прежде чем произнести молитву об исцелении, надо было вытащить оружие из раны - это она знала точно. А вот как это лучше сделать - не сообразила. Хотела, было, вытянуть, но неудачно. Эльф застонал от боли, Тиана от страха выпустила пилум из рук. Тут к ним с криком метнулся мальчишка. Сначала она даже не поняла, чего он хочет: в пылу боя парнишка говорил на родном ольмарском языке, которого Тиана не знала, но потом сообразила, что юный принц, наверное, не раз бывал в бою и знает, как не разбередить рану наконечником. Мальчишка, несомненно, более привычный к виду ран, крепко схватился за испачканное в липкой синей крови древко у самого наконечника. Священник таинственной богини, преодолевая боль, повернулся на бок, помогая извлечь оружие из тела. Резкий рывок - и пилум покинул рану. Девушка согнулась, дабы прочесть молитву об исцелении, но черный эльф остановил её.
   - Погоди, - и наложил на своё бедро здоровую руку.
   На мгновение Тианой овладел страх: дарует ли священнику силу исцеления его далекая покровительница. Но, судя по тому, что Наромарт сразу после краткой молитвы начал подниматься с земли, таинственная Элистри пребывала с ним.
   "Ох, навоюем с таким контингентом", - тяжело вздохнул Балис. Главное, ведь ничего и не сделаешь. Читать сейчас лекции о правилах действия в бою - и некогда и бесполезно. Средние века, святая наивность. Встали цепочкой - расстреливай, не хочу. Одна радость: те, кто за стеной, заканчивали те же университеты. Если бы убежище изонистов штурмовали ребята из его роты, то рванули бы через стену в разных местах - и никакой автоматчик всех сразу не удержит. Тем более что хижины создают мертвые зоны. Перевалил через стену - и в безопасности. Конечно, не в полной, но всё же... Так что, оставалось только надеется, что ничего лучшего, чем эти попрыгунчики над стенами, командир легионеров не изобретет. А ущерба от них не так уж и много: точно прицелиться им за такое время не получится, а от неметко брошенного копья на дистанции двадцать метров увернуться вполне реально. Да и копий этих у атакующих не может быть много. По два на человека, шестеро лежат во дворе у ворот, сколько, интересно, там, за стеной осталось? Наромарт сказал, что нападающих двадцать-тридцать человек. Значит, осталось от пятнадцать до двадцати пяти. А он уже полмагазина расстрелял...
   Неполные семь песов - не высота для тренированного мужчины, не обремененного медными доспехами. Йеми легко подтянулся, выглянул за стену - с этой стороны ни одного врага не было видно. Перебравшись наружу, кагманец двинулся вдоль стены, продолжая держать наготове метательный кинжал. По опыту он знал, что солдаты во время боя не расположены отвлекаться на то, что происходит где-то сбоку или сзади, однако осторожность была не лишней. Если воинов у нападающих много, а командир достаточно опытен, то запросто можно оказаться прямо на пути отряда, совершающего обходной маневр.
   Над стеной снова на мгновение взметнулись торсы легионеров, и внутрь двора полетело еще два легких пилума. И снова воины, опасаясь таинственного врага, так легко положившего половину дюжины, не стали задерживаться для прицеливания, бросили оружие почти наудачу. На сей раз оба пилума полетели настолько неточно, что никому из стоящих во дворе даже не пришлось уворачиваться: солдаты бросили их столь сильно, что они перелетели строй защитников укрепления и упали на землю за их спинами.
   В отце Кокрменте ненависть клокотала как вода в котле у брата-кухаря. Проклятые изонисты, осмелившиеся не только отвергать всем признанных богов и их волю, но и сопротивляться солдатам самого Императора. Проклятые тыловые крысы, не способные расправится с какими-то трусливыми изонистами. Проклятый оптий Кудон, не умеющий, как подобает настоящему морритскому командиру, повести за собой солдат навстречу смерти - и одолеть врага. Какая глупость, какое мальчишество, какое жалкое фиглярство - кидание пилумов через стенку на удачу.
   - Командир Кудон, командуйте штурм! - едва сдерживая ярость, потребовал инквизитор.
   - Я не поведу солдат на гибель, - отрезал оптий.
   - Тогда это сделаю я, слизняк! - отец инквизитор решительно направился к воротам, у которых выстроилась готовая к рывку вперед дюжина.
   Мирон давно уже опустил пистолет. Не потому, что был уверен, что попадет с двадцати метров навскидку в голову тому, кто неожиданно ворвется в ворота. Как раз в этом были серьезные сомнения. Но просто так целится в темный проём - уставала рука. А положить ствол было не на что. Оставалось только рассчитывать на Балиса: первых ворвавшихся во двор встретит автоматная очередь, а там уж и он поможет, если понадобится.
   Мертвые воины Пульхерия у ворот сомнений не оставляли: среди осажденных оказался сильный маг. Только этим можно объяснить, что, ожидая застать бой, в котором ему и его людям надлежало нанести последний удар, Линорий прибыл на позиционную войну. К тому же протекающую с перевесом защищающихся: первый штурм был отбит, да еще и с серьезными потерями у атакующих: отряд Кудона лишился никак не меньше полудюжины человек. В этой ситуации единственным решением было завязать ближний бой с изонистами, выстроившимися посреди двора. В таком бою, когда своих и чужих разделяет лишь длина вытянутой руки, боевой маг обычно не решается использовать мощные заклинания, действующие на большой площади. Даже если ему не жалко отправить к Аэлису тех, кто сражается на его стороне, всё равно не станет торопиться с уничтожающей магией, пока не станет ясным, кто побеждает. Додекан приказал своим воинам скрытно развернуться в цепочку по всей ширине двора. Двое из них должны были прорваться каждый со своей стороны между стенами и рядами хижин, остальным же, включая самого Линория и отправленного на левый фланг инквизитора Коглера, предстояло пробежать через двор и ударить обороняющимся в тыл. Легкие пилумы он велел сложить на землю: нужно было завязать именно рукопашную схватку, тратить время на бросок было некогда.
   - Кайл! - зычно крикнул Линорий, бросаясь в атаку.
   - Кайл! Кайл! Ка-айл! - вторили ему солдаты, устремляясь вперед с тяжелыми пилумами наперевес.
   Эти крики донеслись до ворот в тот самый момент, когда отец Кокрмент, выхватив из ножен свой меч, намеревался скомандовать дюжине Лонгина атаковать ворота. Взор инквизитора сверкнул мрачным торжеством. Это была воля богов, что в нужное время в нужном месте оказался именно он, а не этот жалкий оптий с сердцем трусливого кролика.
   - Солдаты, именем Императора Кайла, во славу богов, за мной! Вперед!
   И инквизитор первым рванулся в арку ворот укрепления.
   - Кайл! - в один голос выкрикнули двенадцать глоток ринувшихся вслед за ним легионеров.
   То, что их атакуют с тыла, Балис понял при первом крике. А вот сделать ничего не смог. Устремившиеся навстречу бегущим легионерам, юная адептка Изона и Наромарт перерыли директрису. Остальные бывшие во дворе защитники приюта поступили точно таким же образом, исключая задержавшегося Сашку, который как раз не хотел оказаться на линии стрельбы. Но, быстро смекнув, что стрелять офицер всё равно не сможет, мальчишка ринулся вслед за остальными, наверстывая отставание. А капитан снова развернулся к воротам - и вовремя. Во двор вбежал человек в кольчуге, с длинным мечом в правой руке и треугольным, а точнее - напоминающим своей формой перевернутую каплю со срезанной верхушкой, металлическим щитом, на котором было намалевано бушующее багровое пламя. На древнего римлянина он совершенно не походил, скорее на стражника из фильма "Стрелы Робин Гуда". Впрочем, что бронзовый панцирь, что железная кольчуга для автомата Калашникова на двадцати метрах было совершенно безразлично: и то и другое пробивалось одинаково легко. Капитан нажал на спусковой крючок, но выстрела не последовало.
   Крики раненого принципа Гария Раэлия:
   - Маг слева за второй хижиной!
   и предводительствующего атакой отца Кокрмента:
   - За мной, боги хранят меня!
   прозвучали почти одновременно.
   "Сейчас проверим", - подумал Мирон, прицеливаясь в приближающегося человека в кольчуге. Плавно, как когда-то давно на стрельбах, нажал на спусковой крючок. Пуля попала отцу инквизитору точно в середину лба, над переносицей, прервав его бег. Кокрмент рухнул на спину с залитым кровью лицом и затих.
   "Похоже, боги тут не при чем", - меланхолично констатировал Мирон, выбирая новую цель: во двор вбегали легионеры.
   Хромой Наромарт не мог бежать с той же скоростью, что и остальные защитники укрепления. Двое солдат, атаковавших черного эльфа, продвинулись вглубь двора дальше своих товарищей. Но за этот успех им пришлось дорого заплатить. Навстречу несущимся с копьями наперевес легионерам он простер здоровую левую руку, затянутую в черную бархатную перчатку. Ладонь к небу, растопыренные пальцы согнуты. Миг - и с кисти сорвалась огненная дуга и устремилась навстречу воинам. Они опоздали поднять щиты и пригнуть головы, и лишь успели зажмуриться. А в следующее мгновение, уронив скутумы и пилумы, солдаты схватились руками за обожженные лица.
   На то, чтобы передернуть затвор, у Балиса ушло не больше секунды. Мирон не подвел, завалил стражника в кольчуге, но за тем во двор вбежали легионеры, возглавляемые ещё одним офицером в шлеме с султаном. Вскинув автомат, Гаяускас короткими очередями снял двух первых, но вдруг почувствовал, что опасность угрожает ему сзади. Обернувшись, он едва успел уклониться от направленного в грудь копья. В голове мелькнула мысль, что он поторопился с низкой оценкой военного мастерства имперских войск. Как мелькнула - так и пропала: во время рукопашного боя категорически противопоказано предаваться размышлениям о высоких материях.
   Голый человек, даже с двуручным мечом, не может быть противником двум легионерам в полном вооружении. Не может, за исключением одного случая: если этот человек - благородный сет. Этих владению мечом обучают с самого детства, каждый день не меньше двух часов. Но не могло же быть благородного сета в прибежище поганых изонистов? Благородного сета, поднявшего меч против верных слуг самого Императора Кайла? Наконец, благородного сета, появившегося на глазах у людей низкого звания в одной лишь набедренной повязке. В это мгновение таинственный противник, ловким движением уклонившись от пилума бегущего слева от Линория принципа Пульхерия Трансония, сделал резкий выпад. Лезвие меча, скользнув по кромке скутума, вошло в шею поверх бронзового ворота сегментаты. И додекан понял, что не так уж и важно, был ли этот человек благородным сетом или нет. В любом случае, мечом он владел ничуть не хуже.
   Последние дни брата Коглера беспрерывно терзал один и тот же вопрос: чем от так прогневал богов? Какой радостью наполнилось его сердце, когда отец-наставник объявил ему, что нужно отправляться в поход, дабы покарать неправоверующих изонистов. Какие картины представали его мысленному взору... Восхищенные взгляды провожающих отряд горожан и крестьян. В особенности - горожанок, ну и крестьянок тоже. Марш бравых легионеров. Наставительные проповеди у лагерного костра. Торжество над исполненным грубой силы врагом. И, наконец, триумфальное возвращение в Белер.
   А что оказалось? До их отряда никому из туземцев не было никакого дела. Вместо красивого марша пришлось несколько дней плестись по дорогам Торопии от рассвета до заката, уставая, словно скотина. Только лишь в Плескове командир Кудон объявил дневку. А так - целый день в пути, хоть в зной, хоть в дождь. Тут уж не до проповедей у вечернего костра, только бы проглотить ужин, да добраться до ложа. Да и легионеры ни малейшего желания услышать проповедь не высказывали. Вот тебе и верное богам воинство. Свиньи, сущие животные, которым только бы нажраться и напиться, да ещё потешить свою похоть. Разве в храмы они поспешили, очутившись в Плескове? Где уж им. В лупанарий. А когда вечером брат Коглер попытался упрекнуть их в недостойном поведении и направить на путь истинный, то его мало того, что назвали молокососом и обложили крепкими ругательствами, так ещё и чуть бока не намяли, только появление додекана Пульхерия и спасло. Брат же Кокрмент, узнав об этом скорбном происшествии, даже не потребовал примерного наказания виновных, сказав, что наказания перед боем могут плохо отразиться на боевом духе солдат. Пообещал, правда, подать надлежащую жалобу трибуну по возвращении из похода, но только было у брата Коглера серьезное сомнение, что это обещание будет выполнено.
   И вот теперь, в довершении всех бед, в бою против него оказался, смешно сказать, сущий мальчишка. Если уж его, Коглера, в шестнадцать весен назвали молокососом, то его противнику было самое большое на лето больше дюжины. Босой, в распахнутой рубахе и полотняных штанах, с тонким металлическим прутиком: назвать мечом это убожество язык не поворачивался, в правой руке и кинжалом в левой. За что боги послали ему такого врага? Это ж стыдно рассказать будет о том, с кем он в бою справился. Засмеют.
   Одержимый такими мыслями, брат Коглер сделал длинный выпад, рубанув мечом сверху вниз, чтобы, быстро разобравшись с мальчишкой успеть поучаствовать в настоящем бою. Не тут то было. Парнишка не только уклонился от клинка инквизитора, но и нанес ответный удар. Тонкий прутик устремился к выставленной далеко вперед правой ноге брата Коглера, который не мог ни увернуться, поскольку именно на эту ногу сейчас приходился почти весь вес его тела, ни парировать удар мечом или щитом. Миг - и холодный металл пронзил голень. Инквизитор попытался ударом меча сломать хрупкое оружие мальчишки, но тот быстро выдернул прутик и отступил на шаг назад. У брата Коглера хватило ума не бросаться за ним: раненая нога могла подвернуться в самую неподходящую минуту, оставив его беззащитным. Юный инквизитор понял, что и мальчишка может оказаться опасным врагом, а смешной прутик - смертоносным оружием. Он отступил назад, приготовившись к защите, но парнишка не стал продолжать поединка. Вместо этого он поспешил на помощь другим защитникам убежища, на которых наседали легионеры.
   На кувырок Битый пошел, когда до направленных ему в грудь наконечников пилумов оставалось не больше трех песов. Легионеры не успели на это среагировать, он проскользнул под пилумами, распрямился уже рядом с ними, ударив локтем в лицо тому, что справа. И тут же обратным движением нанес удар в лицо и второму воину, но тот уже успел защититься, подняв скутум. Отразив таким образом атаку изониста, легионер сразу подался назад, чтобы, набрав дистанцию, снова атаковать пилумом. Достать врага за большим щитом не было никакой возможности: ни рукой, ни ногой, ни малым цепом. Зато, закрывшись от атаки, легионер на мгновение потерял Битого из виду, чем тот и воспользовался. Присев, он круговым движением ноги нанес сильнейший удар по лодыжкам воина. Не ожидавший такой атаки солдат опрокинулся на землю.
   Тиана, отведя посохом в сторону пилумы, полагала, что отразила атаку, но не тут-то было. Легионер толкнул её щитом и так сильно, что девушка не смогла удержаться на ногах. Встать она не успела: удар пилума пришелся ей в грудь. Пронзив насквозь тело, дротик пригвоздил изонистку к земле. Воин не стал тратить время на высвобождение оружия, выхватив из ножен гладий, он повернулся к новому врагу - вооруженному кинжалом и каким-то странным тонким клинком мальчишке.
   Нижниченко успел выстрелить ещё два раза, и оба - удачно. Всё-таки в своё время он стрелял весьма недурно, да и дистанцию никак нельзя было назвать длинной, чуть больше десятка метров. А потом пришлось отскочить от дверного проёма, и вовремя: два пилума влетели внутрь хижины, попутно сорвав с косяка занавешивающий проём баранью шкуру. К счастью, они не задели ни Мирона, ни прижавшегося к стене Женьку.
   Держа под прицелом вход, Нижниченко отступил вглубь, торопливо прикидывая шансы на выживание. Получалось не многим больше, чем при обороне Одессы. Другого выхода из хижины не было, во дворе - полным полно легионеров в бронзовых панцирях с копьями в руках. Почему-то заглох автомат Балиса, хотя, по оценкам Мирона получалось, что ещё примерно треть рожка не расстреляна. Судя по лязгу и выкрикам из глубины двора, там кипел нешуточный бой. Было ещё время попытаться вслед за Йеми вылезти через крышу, но Мирон предпочел остаться внутри: стены хижины, мешая ему выйти, в свою очередь мешали врагам до него добраться. К тому же, в тесноте помещения длинные копья превращались не столько в преимущество, сколько в источник проблем: управляться с громоздким оружием в условиях ограниченного пространства не так уж и легко.
   Убьёт или не убьёт, вот в чем вопрос. То, что удар деревянным колом в грудь, совершенно необязательно осиновым, способен навсегда отправить его в небытие, Женька знал. А вот из какого именно дерева сделаны рукоятки копий у легионеров, он не имел ни малейшего понятия. И какую роль сыграет металлический наконечник, тоже не представлял. Вот и получалось, что он то ли мог совершенно не беспокоится за своё дальнейшее существование, то ли находился на волосок от гибели.
   Лучше всего было бы подвести себя под удар меча, который точно никакого вреда не нанесет, вот только трудно себе представить, как поведут себя враги, увидев, что раны мальчишки не кровоточат. И нет ли у них в запасе какого средства против вампиров? Пусть даже и не сильнодействующего, ведь и он сам очень слабенький вампир.
   Ворвавшись во двор убежища изонистов, оптий Валерий Кудон увидел, что победа начинает потихоньку клониться в его сторону. Хотя перед воротами лежал целый вал из тел его солдат, но всё же остальным удалось преодолеть проклятый рубеж. Дюжина Лонгина, точнее, те из солдат, что могли сражаться, во главе с самим додеканом, атаковала какого-то человека в черных одеждах в левой части двора и хижину, в которой, вероятно, засели изонисты. В глубине двора вел бой отряд Линория. Примерно посредине между двумя этими очагами битвы оптий заметил высокого светловолосого человека в черном плаще с длинным мечом, рядом с которым, зажав лица руками и уронив пилумы на землю, стояли два легионера. С этим врагом необходимо было расправиться в первую очередь. Валерий взмахнул гладием, и легионеры, повинуясь команде оптия, бросились в атаку.
   Лучшего развития событий по эту сторону стены Йеми и вообразить себе не мог: маг входил в ворота убежища последним. Убрав за пояс метательный кинжал, кагманец выхватил оттуда другое оружие, тоже кинжал, но сбалансированный не для бросков, а для рукопашного боя. Этот клинок носил название Погружающий В Молчание и достался Йеми по наследству. Когда-то давно неизвестный маг наложил на оружие мощное заклятие, облегчающее его использование для лишения врагов не жизни, но сознания. Быстрым рывком изонист преодолел расстояние между углом ограды и воротами. Волшебник не успел пройти арку и вступить во двор, как кагманец настиг его и ударил рукояткой по затылку. Сработала ли магия, или удар получился очень удачным, понять было нелегко, но, в любом случае, результат получился именно тот, который был нужен: не издав ни звука, чародей повалился, словно подкошенный. Йеми подхватил его под мышки и аккуратно положил на землю, чтобы не производить излишнего шума.
   Линорий сумел принять на щит два удара двуручным мечом, и левая рука уже еле двигалась. Третий удар оказался роковым: додекан не успел ни быстро поднять скутум, ни пригнуться. Клинок проскочил над верхней кромкой щита и врезался в тело, сокрушая основание черепа и нижнюю челюсть. Если бы он прошел чуть ниже, благородный сет просто снёс бы Линорию голову с плеч, но и так удар оказался смертельным.
   Наромарт мог легко убить обожженных легионеров: сраженные болью, они и не помышляли о защите. Но у него подобной мысли и не возникло. Эти воины уже не представляли опасности, в их смерти не было никакого смысла. Нужно было спешить на помощь остальным, и больше всего в ней сейчас нуждался Балис. Вот только слишком много врагов ворвалось во двор, трудновато будет пробиться к воину. И рассчитывать можно было только на меч. У эльфа было достаточно сил ещё на одно некромантическое заклятье, но те, что он знал, в этой ситуации были неэффективны. Да и молитвы, подходящей случаю, не находилось. Но отчаяния не было и в помине. Даже с учётом неожиданно напавшего с тыла отряда, врагов было не так уж и много, чтобы считать сопротивление бесполезным.
   Можно же было взять с собой боевой нож перед тем, как выйти из хижины. Можно же было прихватить хотя бы кортик. И почему капитан Гаяускас не сделал ни первого, ни второго? Расслабился, схалтурил... Взял автомат и решил, что достаточно. Забыл простую заповедь: хороший солдат не играет в войну. В бой надо идти готовым хотя бы на сто процентов.
   Теперь вот пижонство выходило боком: помощи от автомата в рукопашном бою не так уж и много. Особенно, когда на врагах доспехи, а в руках у них - здоровенные щиты. Ну, двинешь прикладом по щиту, а толку? Не то, чтобы совсем никакого эффекта, но далеко не тот результат, как если бы тем же прикладом в челюсть или в печень. К тому же, естественно, никто никогда не учил Балиса рукопашному бою против вооруженного копьём оппонента. Приходилось импровизировать на ходу. Увернулся от первой атаки, когда выскочивший сзади легионер чуть не пришпилил его копьём к стене дома, как бабочку на стенде зоологического музея. Ускользнул ещё от одного колющего удара. Получил возможность выстрелить - и тут же её использовал. Разумеется, легионер, в которого попали пули, больше в этом бою уже не поучаствует. Плохо только то, что ушло на него целых три патрона. Теперь в рожке их оставалось меньше десятка, а менять магазин, попутно уворачиваясь от тычков копьями - занятие уже не для офицера, пусть даже и демобилизованного, а для клоуна какого-то. Не было времени даже на то, чтобы перевести автомат на стрельбу одиночными: пока он разбирался с выскочившим сзади легионером, в ворота ворвался добрый десяток врагов. Кого-то подстрелил Мирон: Балис отчетливо слышал два выстрела из ПМа, но большинство успело преодолеть расстояние от ворот до хижины, за которой прятался морпех. И снова пришлось уворачиваться от ударов копий, ловя шанс выстрелом снять одного из солдат, при этом следя, чтобы кто-нибудь из врагов незаметно не подобрался со спины и не решил бы исход боя предательским ударом.
   Вокруг ещё кипел бой, а Огустин уже покончил с двумя своими противниками. И с третьим, напавшим на него после того, как погибла Тиана. А вот спасти от гибели свою ученицу начальник приюта не успел: всё же он был обычным человеком, а не богом или хотя бы его слугой из высшего мира. Нет, была ещё возможность помолиться Иссону о спасении жизни Тианы, может, пока кровь ещё оставалась в жилах, бог бы и откликнулся на зов и исцелил раны девушки. Но будет ли услышана эта молитва - Огустин не знал. А вот то, что Балису приходилось туго, он знал точно. На выручку своему другу поспешил, было, Наромарт, так же победивший своих противников, но того опередил ещё один отряд легионеров, видимо, последний резерв, предводительствуемый центурионом. Подземный эльф вынужден был принять бой с новыми врагами и не мог ничем помочь человеку. Трудно приходилось и принцу Сашки, оборонявшемуся своим почти игрушечным мечом от вооруженного гладием легионера, но мальчик пока держался, а Битый и Олус почти справились со своими врагами и вскоре могли прийти ему на помощь. Поэтому, сжимая в руках посох, изонист поспешил на помощь Балису.
   Сокрушенный додекан пал к ногам благородного сета Олуса Колины Планка, орошая кровью утоптанную землю дворика - и благородный сет тут же позабыл об этом человеке. Когда идет бой, думают не о поверженных, а о живых. Рядом сражался Битый. Судя по тому, что крови на одежде не было видно, а его противник стоял на ногах очень не твердо, побеждал в схватке Воин Храма. Чуть дальше в окружении нескольких тел в медных панцирях лежала на земле пронзенная пилумом Тиана. Огустин бежал через двор куда-то влево, похоже, к хижине, в которой жили ольмарцы. А посреди двора, отбиваясь мечом от полудюжины окруживших его легионеров, кружился в вихре битвы Наромарт. Опытный воин, Олус не мог не оценить незнакомую, но эффективную технику нечки. Но любоваться этим зрелищем было некогда: техника - техникой, а в любую минуту священник неизвестной богини мог получить смертельный удар пилумом.
   Сашку от напряжения била крупная дрожь. Рапиру он впервые взял в руки уже после того, как попал на Тропу. До этого же, как и все станичные мальчишки, разумеется, казаки, а не иногородние, учился сражаться с саблей - и умел ей владеть очень неплохо. Освоить рапиру посоветовал ему Михаил-Махмуд: сабля для подростка всё же слишком тяжела и поэтому не очень удобна. Он же время от времени приводил ему учителей - таких же, как и он сам, странников межмирья, сохранивших из прошлой жизни навыки владения холодным оружием. Сашка тренировался с интересом и большим желанием: отчасти из-за того, что на Тропе у него оказалось неожиданно много свободного времени, которое нужно было хоть как-то занять, отчасти просто из любви к фехтованию как таковому. Последнее время каждый новый учитель отмечал умение мальчика, взять хотя бы Саида, того, что был в караване Михаила-Махмуда в последнюю встречу. Но лицом к лицу с настоящим врагом, в бою не до победы, а до смерти, с рапирой в руке Сашка оказался в первый раз.
   Первого противника ему удалось наказать за самоуверенность. Вторым оказался легионер, достать которого казалось довольно проблематичным: огромный щит позволял легко парировать атаки рапирой. К счастью, мальчишка не потерял способности к хладнокровному рассуждению. Преимущество воина должно было стать его слабым местом. Необходимо было заставить солдата делать как можно больше движений щитом, чтобы левая рука быстрее устала. И подросток использовал каждую возможность для контратаки, пытаясь достать противника гибким клинком то сверху, то снизу, то обойти его справа, лишь бы тому приходилось делать больше защитных движений. Сашка вился вокруг врага, словно овод вокруг лошади, избегая ударов, каждый из которых легко мог стать роковым - ведь доспехов на мальчишке не было. Пока у него хватало сил вовремя уворачиваться от смертоносного клинка вражеского гладия, или отступать, набирая дистанцию.
   - Изонисты нас окружили! Мы в ловушке!
   Громкий крик откуда-то от ворот не мог не привлечь внимания легионеров, сражавшихся в ближней части двора. Опытные воины, они отвлеклись от боя всего на какую-то пару секунд, но именно эти секунды и внесли перелом в ту схватку, что кипела около хижины путников из Кагмана. Балис выстрелом в упор убил ближайшего из нападавших и тут же проскочил через открывшуюся в их цепочке щель. Он оказался на сравнительно узком пространстве между стеной убежища и рядом хижин, но зато теперь все враги были лишь с одной стороны. И в то же мгновение в ряды легионеров ворвался настоятель Огустин. Ворвался донельзя эффектно, эдаким сине-зеленым вихрем, успев достать своим посохом троих солдат раньше, чем они успели понять, что вообще происходит. Но при этом стрелять в эту кучу, где среди солдат мельтешил старикан, морпех уже не мог: пуля - дура, запросто можно было подстрелить друга вместо врага.
   Когда тебя атакуют шестеро - шансов победить либо нет совсем, либо их очень много. Наромарту выпал второй случай. Легионеры, привыкшие к боям в составе больших отрядов, строй против строя, в беспорядочной драке были гораздо менее эффективными и более уязвимыми. Полукровка, обладавший эльфийской реакцией и драконьей чувствительностью, Наромарт легко предугадывал каждое действие противников, когда оно ещё только начиналось. Помноженное на технику поющего клинка, которой обучал его Халькар, это давало ему возможность оставаться неуязвимым, своевременно парируя удары или уклоняясь от них. Правда, и атаковать у него практически не было возможности. Точнее - была возможность лишь обозначить атаку. Большие щиты практически обеспечивали легионерам полную безопасность. Опытный воин, наверное, мог бы достать врага и за этой защитой, но Наромарт воином не был. Он хорошо умел защищаться мечом, но слишком плохо умел нападать.
   Численный перевес по-прежнему оставался на стороне отряда Кудона. Можно сказать, подавляющий численный перевес. По всем законам войны, это должно было вести к победе - но не приводило ни к чему. Каждый из защитников укрепления без особого ущерба для себя сражались с несколькими легионерами. Да что там - без особого ущерба. Если говорить прямо, то солдат убивали одного за другим, весь двор был устлан трупами в медных панцирях. Нужно было отступать. Это было позором, поражением, но позволяло сохранить жизнь хотя бы части отряда. Иначе убежище изонистов превращалось в могилу для всех, кто пошел на штурм. Но отступить можно было только через ворота, а в них появился новый противник.
   - Верник, Малдун, расчистить ворота, - громко скомандовал оптий. Теперь против воина в черном плаще оставалось только четыре легионера, но, хорошо защищаясь, тот крайне неумело атаковал. На помощь уроду спешил почти обнаженный воин с двуручным мечом, с ним Кудон решил сразиться самолично.
   У Битого оставался последний противник. Остальные лежали на земле, не в силах подняться. Но Воин Храма, уже давно не участвовавший в боях не на жизнь, а на смерть, подзабыл, что сражаться можно и не вставая на ноги. Один из лежащих легионеров полоснул гладием по голени изониста. Боль заставила бывшего марина на мгновение отвлечься, но и этого оказалось достаточно: тяжелый пилум последнего врага вошел ему в живот. Битый тяжело осел на землю. Легионер не стал тратить время на освобождение оружия: оставив пилум в теле жертвы, он выхватил гладий и поспешил на помощь оптию Кудону, схватившемуся с обладателем двуручного меча.
   После того, как пришлось уворачиваться чуть ли не от полудюжины копий, два противника показались Гаяускасу просто легкой разминкой. Нет, конечно, расслабиться он себе не позволил, но вести бой стало гораздо проще. Возможность выстрелить представилась почти моментально, ещё две пули - и ещё одним противником стало меньше.
   Центурион - это центурион. Чтобы заслужить это звание, надо пролить изрядно пота и крови. Олусу Колине никогда не приходилось слышать, чтобы звание центуриона покупали. В общем, это было понятно: никаких особых материальных выгод оно не сулило, а наказанием за подкуп издавна служил огромный штраф, а то и изгнание с конфискацией имущества. Зато авторитетом центурионы пользовались непререкаемым: ведь каждый из них был опытным воином, прошедшим не одну дюжину сражений. Естественно и оружием они владели почище любого принципа. Вот и тот молодой командир, что бросился навстречу благородному сету, оказался крепким орешком. Сначала Олус хотел было встретить его прямым колющим ударом, чтобы тот с разбегу насел на клинок, как рыбаки насаживают червя на ловчий крюк. Но воин ушел влево, так, что клинок лишь слегка скользнул по изогнутой поверхности скутума, и тут же попытался в свою очередь достать противника гладием. Разумеется, из этого ничего не вышло: Олус, входя в ритм боя, уже уходил вправо, набирая расстояние. Когда у противников такое разное оружие, многое решает кому из них удастся навязать бой на удобных для себя условиях. Благородному сету выгодно было сражаться на длинной дистанции, в то время как вооруженный коротким клинком центурион стремился оказаться к противнику как можно ближе.
   "Помоги Иссон", - взмолился Йеми, сжимая в руках рукоятки кинжалов. Два легионера с тяжелыми пилумами наперевес неслись на него с одним лишь желанием - уничтожить. Конечно, они понимали, что их противник вовсе не намерен позволить убить себя, не оказав ни малейшего сопротивления. Но что мог сделать им человек без доспехов и оружия, схватившийся от отчаяния за голову? Возможно, он был магом, но и магу не так-то просто справиться сразу с двумя воинами. А потом мелькнули две коротких серебристых молнии, и оба солдата упали на землю лицом вперед, под головами начали растекаться лужицы крови. Оба кинжала попали точно в цель - в глазницы воинов. Во время тренировок кагманцу не часто удавалось одновременно кинуть оба кинжала с такой точностью. Не иначе, как Иссон сейчас был вместе со своим последователем.
   Глабр Корнелий считал себя человеком рассудительным и осторожным. Упаси боги, не трусливым, а именно осторожным. Трусов в имперских легионах не было, нет и, храни боги, никогда не будет. Но смелость бывает разная. Глабр был сторонником осторожной смелости. Он никогда не рисковал ни на ноготь более, чем требовал его долг солдата и приказания командиров. Додекан Линорий велел ему идти сразу за собой по штурмовому бревну - он шел, хотя и понимал, что у тех, кто шел сзади него больше шансов остаться в живых. Додекан приказал двигаться между стеной укрепления и хижинами и уничтожить любого, кто встретится и окажет сопротивление - он шёл. Не его вина, что врагов на его пути не оказалось. Но вот выбегать на середину двора и ввязываться в кипящий бой ему никто не приказывал, поэтому осторожный принцип позволил себе, прячась за одной из хижин, сначала внимательно осмотреться. Очень внимательно. Естественно, на это потребовалось некоторое время. А затем ему представился замечательный случай отличиться. Командир Кудон скомандовал Вернику и Малдуну атаковать изониста, вставшего в воротах и перекрывшего путь к отступлению. Солдаты бросились исполнять приказ оптия, но оказалось, что тот парень мастерски метает кинжалы. Убить обоих одновременным броском с двух рук - это надо уметь, такого Глабр за всю свою жизнь не разу не видел, а жил он вот уже тридцать шестую весну и повидал за это время немало. Но тот, кто способен так метать кинжалы, наверняка не был ни чернокнижником, не псиоником. Просто не мог им быть, ведь никакое мастерство не дается задаром, без каждодневных изнурительных занятий и упражнений - это воин знал абсолютно точно. А раз так...
   Фигура легионера появилась из-за ближайшей хижины столь неожиданно, что Йеми не успел ничего сделать для своей защиты. Пилум со свистом рассек воздух и ударил кагманца в грудь. Изонист ещё успел услышать хруст, с которым под ударом железного наконечника ломались его ребра, а потом его пронзила дикая боль. Ноги подломились, он упал прямо на тела валяющихся у ворот легионеров. Мертвых и раненых.
   Гарий Раэлий был ещё жив. Изонист, грудь которого пробил пилум кого-то из ребят ( взгляд Гария уже настолько затянуло туманом, что легионер не мог разглядеть, кто метнул оружие ), лежал буквально в паре песов. Он тоже был жив, Гарий видел, как он вцепился в древко, пытаясь вырвать пилум из раны, но силы в руках уже не было. Легионер попытался ударить врага гладием, но и его силы ушли вместе с кровью. Рука Гария еле шевельнулась, изонист, наверное, даже и не заметил этого движения.
   Удар посоха в горло, который сделал небоеспособным последнего легионера, совпал по времени с очередными хлопками ольмарского оружия. Огустин огляделся. Балис стоял в нескольких песах от настоятеля обители изонистов, весь в пыли, забрызганный кровью, но, судя по всему, целый и невредимый. Бой продолжался только в середине двора: с последними оставшимися врагами сражались Наромарт и благородный сет.
   Сашка с каждым мгновеньем уставал всё больше и больше, руки и ноги словно наливались свинцом, дыхание с хрипом вырывалось из горла. Легионер тоже устал, его движения становились всё медленнее и неувереннее. Но ни один, ни другой не прекращали боя. Боя, в котором, было уже понятно, победит не тот, кто лучше владеет оружием, а тот, кто сохранит больше сил. Если, конечно, не случится нечто непредвиденное, неожиданное, нечто, что круто изменит ход событий.
   Горизонтальный удар с разворота - центурион успел отскочить на безопасное расстояние. Перехват, меч взмыл вверх над правым плечом для рубящего удара. А центурион уже шел на сближение, вскидывая вверх скутум. Шаг назад, чтобы позволить мечу набрать большую силу, а щиту не дать заблокировать удар на размахе. Но центурион был проворнее - ещё бы, он только вступил в бой, он ещё полон сил. Ему удалось принять на щит удар на самой начальной стадии, и он тут же сделал ответный выпад, целясь в грудь. Ногу назад, корпус назад, руки, естественно назад, но меч остался направленным на врага. Центурион все же дотянулся до Олуса кончиком гладия, царапнул кожу на груди. Но теперь - наш выпад, двуручный меч намного длиннее, назад не уйти. Но центурион и не попытался уйти назад - он ушел вбок, и клинок лишь скользнул по пластинам сегментаты.
   Два легионера караулили выход из хижины. Внутрь не совались. Понимали, что там преимущество может оказаться не на их стороне. Но и заблокировали Мирона надежно - носа не высунешь. И в то же время внимательно наблюдали за происходящим вокруг: атака Балиса и Огустина врасплох их не застала. Только противопоставить этой атаке солдатам оказалось нечего: Гаяускас убрал своего противника короткой очередью, а изонист нанес отвлекающий удар шестом в колено и тут же с другой стороны ударил врага ногой в голову. Вот и всё, и нету стражи.
   Брат Коглер решил бежать. Ничего другого не оставалось: победа явственно клонилась на сторону изонистов. О том, что с ним произойдет, если он попадется в плен, инквизитору не хотелось и думать: слишком мрачным было такое будущее. Надо было уходить. Но как? Пробиваться к воротам? Для этого нужно было проскочить мимо нескольких стычек, кипевших во дворе. Тратить время на мальчишку, до сих пор умудрившегося не погибнуть под мечом легионера, брат Коглер, конечно, не собирался. А вот миновать без боя середину двора было невозможно: там, в смертельном бою, сцепились оптий Кудон и почти обнаженный воин с двуручным мечом. Лезть к ним было бы верхом неосторожности: один солдат попробовал, было, вмешаться, так мятежник снес ему голову одним ударом, походя, словно чашу вина осушил. Да ещё дальше к воротам на высокого светловолосого изониста наседало четверо легионеров, от ударов которых он, кажется, довольно удачно защищался мечом. Словом, путь через ворота был заказан.
   Зато, ни одной живой души не должно было обретаться на пути к штурмовым бревнам, по которым в укрепление попала дюжина Линория, да и сам инквизитор. Осторожно, поминутно оглядываясь, боги берегут того, кто бережет себя сам, он отступал всё дальше вглубь двора, пока не добрался до нечестивой изонистской молельни. Прижавшись спиной к каменной стене, он пробрался вдоль неё на задний двор. Раненая нога болела, в сапоге хлюпала стекшая кровь, но сейчас брат Коглер старался не обращать на это внимание. Нужно было во что бы то ни стало покинуть поселение изонистов, а уж потом можно будет заняться и раной.
   - Бросьте оружие. Сопротивление бесполезно.
   От хижины к месту боя шли трое: Огустин, Балис и Мирон. Оружие, известное легионерам было в руках только у изониста, но то, что уродливая кривулина в руках высокого человека в черной одежде убивает с безжалостностью городского палача, понимали все - это понимание было оплачено множеством трупов в медных доспехах, валявшихся по всему двору.
   - Бросьте оружие. Мы сохраним ваши жизни.
   Самое тяжелое в судьбе военного - принимать такие решения. Его отряд был обречен, в этом сомнения не было. Оставался выбор: погибнуть всем до одного, но сохранить честь Двадцать десятого легиона, или же сохранить жизни хотя бы немногих солдат, но позорно признать поражение. И выбирать должен был он - оптий Валерий Кудон, которому уже никогда не быть центурионом. Что ж, значит, такова его судьба. Но если ему самому уже больше не жить, то пусть останутся живыми хотя бы некоторые из тех людей, что доверились ему. А позор... Он знает, как стереть позор со штандартов родного легиона.
   - Бросить оружие! - отдал команду Кудон.
   Оставшиеся на ногах легионеры повиновались командиру.
   - Здесь был ещё один! - тут же выкрикнул Сашка. - Он где-то там, за постройками.
   Балис тут же бросился вглубь двора.
   - Держись дальше от стен, - крикнул он сунувшемуся было вперед парнишке.
   Всё-таки хорошо, что изонисты строили все свои постройки круглыми, можно было не опасаться атаки из-за угла. Конечно, опытный воин всё равно сможет использовать здания для укрытия, но эффективность нападения по любому будет меньше.
   - Я его в ногу ранил, - сообщил казачонок.
   Это тоже было хорошей новостью. Раненый в ногу далеко не убежит, если, конечно, он задумал именно убегать. Ну а если нападать, то его подвижность сильно уменьшится.
   Сашка двигался грамотно, стараясь всё время обезопасить себя от неожиданного нападения. Но атаки так и не последовало: во дворе врага нигде не было. Гаяускас подтянулся на стенку.
   Человек в белом балахоне поверх чешуйчатого доспеха с мечом в правой руке торопливо спускался вниз по склону холма, сильно прихрамывая на правую ногу.
   - Стой, стрелять буду! - рефлекторно выкрикнул Балис.
   На убегавшего это не произвело никакого впечатления. Прибавить скорости он, похоже, был не в состоянии, но и сдаваться в плен явно не собирался.
   Что ж, каждый сам выбирает свою судьбу. Спрыгнув наружу, морпех присел на колено, прицелился и нажал спусковой крючок. Автомат молчал. "Две осечки за один бой - это, пожалуй, перебор", - подумал Балис, передергивая затвор. Патрон не вылетел. Тихо выматерившись, Гаяускас отсоединил магазин - так и есть, пустой. Заставляя себя не торопиться, Балис вытащил из кармана скрепленные изолентой запасные рожки, присоединил их и снова вскинул автомат. Беглец, между тем, почти добрался до опушки леса. Для того, чтобы скрыться в кустах, ему оставалось преодолеть каких-то тридцать-сорок метров, когда хлопнул выстрел. Воин, словно получив мощный удар по шее, упал лицом вперед, чуть не перекувыркнувшись через голову. Упал и замер.
   - Убит? - спросил сверху забравшийся на стену убежища Сашка.
   - Это не игра в войну, это настоящая война, - ровным голосом ответил Балис, перебираясь через ограду. - Ему предлагали сдаться. Не захотел - сам виноват. Пошли.
   На появившихся из-за построек морпеха и казачонка вопросительно смотрели все, кто был во дворе.
   - Сдаться он не захотел, - коротко объяснил Балис.
   - Понятно. Пожалуйста, помогите собрать оружие, - обратился Огустин к обитателям приюта. - И посмотрите, кто из раненых жив, мы постараемся оказать им помощь.
   А потом добавил, обращаясь к оптию:
   - Если твои люди помогут разыскать живых среди мертвых - это будет хорошее дело.
   - Ты доверяешь нам? - изумился Кудон.
   - Я слышал, что среди легионеров принято оказывать помощь своим раненым товарищам. Мне будет жаль, если эти слухи окажутся ложью.
   - Ты слышал правду, старик, - мрачно ответил оптий. - Ребята, ищите живых и переносите их прямо сюда. Поживее.
   - Эй, полегче, - вмешался Мирон. Решать, что делать со сдавшимися, было, конечно, правом Огустина, но допускать такую вольницу было просто безумием. - Начнем с дальней части двора. Сначала Саша и Женя соберут оружие, а потом уж вы осмотрите своих товарищей.
   Изонист недоуменно посмотрел сначала на Нижниченко, потом на Кудона, словно вспоминая что-то давно забытое.
   - Как вам удалось защититься от ментального контроля? Почему мы не почувствовали вашего приближения?
   - Маг раздал нам специальные амулеты, которые должны были скрыть наше присутствие, - нехотя ответил Валерий.
   - Снимайте! - потребовал Огустин.
   Солдаты так же нехотя, как и с оружием, расстались с амулетами: маленькими круглыми медными медальонами на тонких шнурках. Мирон недоверчиво посматривал на эту картину.
   - Теперь они целиком в нашей власти, - пояснил Огустин. - Стоим им только подумать о сопротивлении или побеге - и они будут остановлены прежде, чем успеют что-либо сделать. И вот что, центурион, пусть двое из твоих солдат сходят за беглецом. Может, он ещё жив.
   Балис покачал головой, но объяснять ничего не стал. Он видел, что попал туда, куда целился, а целился он в голову.
   Олус Колина Планк счел, что наконец-то в его присутствии во дворе никто не нуждается, и отправился в свою хижину, дабы надеть одежду. Кидаться в бой голышом ещё куда не шло, но разгуливать по двору в одной набедренной повязке в мирное время, без всяких сомнений, наносило ущерб достоинству благородного сета.
   "С карьерой великого серого кардинала будут определенные трудности", - с изрядной долей самоиронии подумал Нижниченко. На то, что у агентуры могут порыться в мозгах в почти буквальном смысле слова, в его мире закладываться всё же не приходилось. Любой профессионал знает, что и "детектор лжи" и "сыворотку правды" можно обмануть. Не то, чтобы легко, но можно. И, если уж на то пошло, то легко разведчикам и контрразведчикам в работе вообще никогда не бывает. Разве что, в примитивных книгах и фильмах, но никак не в жизни.
   Кстати, одну вещь у Огустина теперь просто необходимо выяснить. Прямо сейчас.
   - А наши мысли тоже у вас под контролем? Ведь на нас нет никаких амулетов.
   - Пусть тебя это не беспокоит, Мирон. Мы убедились в том, что в вас нет зла ещё тогда, когда вы только подходили к обители. С этого момента никто не посмеет здесь прослушать ваши мысли иначе как по вашей просьбе или же при крайней необходимости. Иссон учил, что у каждого существа должна быть внутренняя жизнь, куда не следует вторгаться без приглашения, и мы чтим этот его завет, как и все остальные.
   Нижниченко кивнул: такое объяснение его полностью устраивало.
   Балис между тем отошел к воротам.
   - Йеми?! - поверх трупа легионера лежал человек в таком знакомом сером плаще, только теперь плащ был залит кровью, а из груди человека торчало длинное древко пилума.
   Услышав его голос, кагманец приподнял голову и слабо улыбнулся. В уголке рта густела тонкая красная струйка.
   - Я живучий, Балис, - произнес он слабым голосом. - Мне ещё племянницу надо спасти.
   - Спасем. Мы их всех троих спасем, - торопливо ответил морпех, опускаясь рядом с проводником. - Наромарт, быстрее сюда. Йеми ранен.
   Словно эхом с противоположного конца двора раздался голос Сашки:
   - Здесь ранены Битый... и Тиана...
   К мальчишке поспешил Огустин, а к Балису - темный эльф. Мирон, демонстративно поигрывая пистолетом, остался следить за легионерами. Те вели себя смирно: первая фаза знакомства с неизвестным, когда непонимание опасности блокирует возникновение страха, уже прошло. Наступила вторая стадия, когда непонимание этот страх многократно увеличивает. А может быть, причиной их смирения был вовсе не пистолет Мирона, а ментальный контроль, о котором говорил настоятель Огустин. Если изонистам и вправду не составляет труда управлять чужими мыслями, то сейчас перед Нижниченко были не люди, а всего лишь самодвижущиеся безвольные куклы.
   - Ну что? - нетерпеливо спросил Гаяускас, едва Наромарт склонился над Йеми. Тот только отмахнулся. Сил на исцеление такой раны у него не было. Кагманцу ещё относительно повезло: пилум пробил нижнюю долю правого легкого, не задев печени. Буквально два три дюйма ниже - и дело было бы совсем плохо. Но любая рана с повреждением внутренних органов требует серьезного лечения, которого он сегодня всё равно оказать не мог.
   - Балис, вытащи пилум. Я помолюсь за него.
   - Там маг лежит оглушенный. Его обязательно надо связать, - горячо прошептал Йеми.
   - Не волнуйся, никуда твой маг не убежит, - пообещал Балис.
   Отставной капитан осторожно, но решительно вытащил копьё из раны, тут же плащ вокруг отверстия начал напитываться свежей кровью. Наромарт опустил руку прямо на рану, красная жидкость проступила между черными пальцами.
   Бросив копьё, Гаяускас подошел к лежащему лицом вниз в воротах человеку, которого кагманец назвал магом. Перевернул его на спину - тот был без сознания. Нащупав висевший на шее защитный амулет, Балис снял его с бесчувственного врага и вернулся к Наромарту и Йеми. Целитель-священник беззвучно молился. Морпех переводил взгляд с эльфа на кагманца и обратно. Напряжение с лица Йеми спало, дыхание стало ровнее. Кровь больше не вытекала из раны.
   - Это всё, что я сегодня могу, - признался Наромарт.
   - Это немало, - подбодрил его Гаяускас.
   А на другом конце двора в это же время Огустин склонился над Битым.
   - Как ты?
   - Ничего, отец мой. Я справлюсь с этой раной, только извлеките из неё пилум. Как остальные?
   - Увы, Тиана покинула нас.
   - Да примет Иссон её душу.
   - Да сбудутся твои слова. Сегодня вечером мы помолимся о душе нашей сестры, - отвлекая Воина Храма разговорами, настоятель примеривался, как лучше вытащить пилум. Приняв решение, без предупреждения резко рванул за древко, извлекая оружие из тела. Марин непроизвольно дернулся, но тут же обмяк. Наложив руки на рану, старик тут же воззвал к Иссону, чтобы тот дал ему силы остановить кровотечение.
   - Лучше было поберечь твои силы для тех, кто не может помочь себе самостоятельно, - слабым, но недовольным голосом произнес Битый. - Говорю тебе, я и сам бы мог залечить свою рану.
   - Кому и какую помощь оказывать - решают лекари, а не больные. Потому что только они в ответе за жизни тех, кого им приходится лечить. За все жизни, понимаешь?
   Изонист поднялся на ноги, огляделся.
   - Мирон, Балис. Нужно перенести наших раненых в хижины. Мы ещё помолимся об их выздоровлении, но помимо наших молитв им нужен покой.
   - Вот и твои носилки пригодились, - грустно констатировал Гаяускас.
   - Лучше бы работы для них не оказалось, - откликнулся Нижниченко.
   Носилки, естественно, остались там, куда их положили в день прихода в приют - в ближней к воротам хижине в правой части двора, если встать спиной к молитвенному дому. Там у Битого был небольшой склад разнообразной утвари: горшки, плошки, ведра и светильники соседствовали с корзинами, мотыгами, лопатами, граблями, какими-то скребками, косами и вилами. Разумеется, за два прошедших дня хозяйственный марин уже успел произвести на своём складе генеральную уборку и расставить поверх носилок огромное количество всякого барахла. Пришлось задержаться, чтобы переложить всё это с носилок на землю.
   Выйдя во двор, друзья обнаружили, что легионеры уже успели сложить отдельно своих раненых и отдельно - мертвых. Кое-кто из тех, кто был всего лишь избит, уже начинал приходить в себя. Огустин и Наромарт осматривали тех, кто получил огнестрельные ранения. Среди выживших таких было всего четверо. Оружие лежало в стороне отдельной кучей, которую никто не охранял. Не считать же охраной Женьку, который вертел в руках гладий, внимательно изучая его конструкцию. Благородный сет, облачившись в короткую рубаху без рукавов и короткий, но широкий плащ светло-зеленого цвета, топтался во дворе, явно не зная, чем ему заняться. Сашки не было видно: видимо, тоже отправился привести себя в порядок.
   - Боюсь, что простая молитва его жизни не сохранит, - огорченно заметил Огустин, кивая на Гария Раэлия. - Слишком много он потерял крови. Потребуется нечто большее.
   - Я согласен с тобой, почтенный отец, но сегодня я не смогу ничем ему помочь, слишком много сил я уже потратил. А до завтрашнего рассвета он вряд ли дотянет.
   Изонист огорченно кивнул.
   - Наши силы не беспредельны. Я вижу, что и тебе знакомы тревоги и сомнения военного целителя.
   - Знакомы. Мне не раз приходилось быть лекарем на поле боя сразу после сражений.
   - И как же ты поступал?
   - У того народа, среди которого я вырос, принято было спасать жизнь большему числу своих раненых, а потом - большему числу пленных воинов противника.
   - Что ж, наши мысли идут соседними дорогами, как и должно быть. Хотя жизни почтенных Йеми и Битого ничего не угрожает, я бы мог существенно поспособствовать выздоровлению одного из них. Но этот человек нуждается в помощи больше.
   - Я согласен с тобой, почтеннейший. Возможно, оставшихся у меня сил хватит, дабы помочь Йеми и Битому.
   - Так помоги. А я пока помолюсь Иссону об этом несчастном.
   Огустин присел над впавшим в бессознательное состояние легионером и положил руку на его лоб. Наромарт направился к Йеми, которого Мирон и Балис уже уложили на носилки.
   - Давайте отнесем его в нашу хижину. Я помолюсь об исцелении и, думаю, смогу ему помочь.
   - А что делает старик с этими легионерами? Неужто лечит? - поинтересовался Мирон.
   - Именно.
   - Они пришли сюда, чтобы убить его.
   - Думаешь, он этого не понимает?
   - Но тогда для чего?
   - Он делает это "не для того, чтобы", а "потому, что".
   Мирон замолчал. Только такое парадоксальное объяснение вносило хоть какую-то ясность в поведение изониста.
   Переложив кагманца на тюфяк в хижине, Мирон и Балис перенесли затем туда же и Битого. Изонист был словно в забытьи или трансе и даже не заметил, как его перекладывали на носилки, несли и уложили на тюфяк. Наромарт присев над ранеными тихонько молился. Не желая ему мешать, люди вышли из хижины.
   - Как думаешь, поможет? - с некоторым сомнением в голосе спросил Нижниченко.
   - В это трудно поверить, но если тебя за два дня на ноги подняли, то Йеми и Битый, я полагаю, встанут ещё быстрее. Наромарт говорил, что кости срастаются медленнее всего.
   Огустин, завершив молитвы над солдатами, тяжело поднялся на ноги и усталой походкой подошел к обитателям убежища.
   - Все раненые потеряли много крови. Жить они будут, но оправятся от ранений не быстро. Хорошо бы их напоить крепким мясным бульоном, очень полезны мозговые кости. Ради такого дела надо зарезать одну из наших овец. Обычно этим занимался Битый, но он тоже ранен. Вы сможете?
   - Вообще-то этим нам заниматься как-то не приходилось, - ответил Мирон. Балис подтверждающе кивнул.
   - Тогда я поручу это кому-нибудь из солдат. Кстати, беглеца принесли. Он мертв.
   Гаяускас пожал плечами: по его мнению, обсуждать тут было нечего.
   - Скажите, что вы намерены делать дальше? - поинтересовался Нижниченко.
   Изонист непонимающе посмотрел на гостя из дальних земель.
   - Раз сюда пришли солдаты - значит, расположение приюта стало известно властям. Жить спокойно нам не дадут. Поэтому, мы уйдем отсюда сразу, как только сможем. Вам тоже придется уйти. Мне очень жаль, но больше помочь вам мы ничем не сможем.
   - Вы и так помогли нам больше, чем мы смели рассчитывать, - искренне ответил Нижниченко. - Вопрос в другом: как быстро мы сможем покинуть это небезопасное место.
   - Лучше спросить об этом Наромарта, его способности целителя воистину велики.
   - Непременно, но сейчас он занят: молится над Битым и Йеми, и мы не стали ему мешать.
   - Я могу только предположить, что Битый завтра будет в состоянии выйти в путь, хотя идти придется медленнее и пройти мы сможем не так уж и много. Что же касается Йеми... даже не знаю. Возможно, что и его Наромарт завтра поднимет на ноги. Если нет, то послезавтра утром он оправится от ран, это совершенно точно. Мы сможем выйти отсюда на рассвете.
   - Значит, два дня... Вы не боитесь, что за это время сюда нагрянут новые враги? - задал беспокоящий его вопрос Мирон.
   - Нет, это совершенно невозможно. От предгорий до этого места пешим маршем никак не меньше суток пути, да и то, если прекрасно знать горные тропы. А ведь до предгорий надо ещё добраться. Но, самое главное, надо узнать, что здесь произошло.
   - А не может быть такого, что против вас были высланы сразу два отряда? Мы победили один, но вот-вот подойдет второй?
   - Я не военный человек, но мне кажется, что такой поступок был бы глупым и бессмысленным.
   - Мне тоже так кажется, но всё же... Я бы хотел допросить наших пленных. Кстати, что вы намерены делать с ними?
   - Пожалуйста, допрашивай. А намерения мои просты: они смогут покинуть это место спустя некоторое время после нашего ухода.
   - Вы хотите их отпустить?
   Старый изонист снова удивленно поглядел на Нижниченко. На этот раз - не только удивленно, но и осуждающе.
   - Разве я могу поступить с ними по-иному?
   - Но объясните, почему?
   - Во имя человеколюбия.
   - И всё?
   - Не надо говорить лишних слов, Мирон. Я уже сказал, что я - не военный человек, но понимаю, что выбор прост: либо отпустить их, либо убить. Третьего не дано. Иссон учит, что пленных надо щадить, если есть хоть малейшая возможность это сделать. Такая возможность у нас есть, значит, они получат жизнь и свободу. Возможно, хотя бы один из них поймет, что нельзя убивать беззащитных и невиновных. А может, это поймет его ребенок. Да хоть случайный бродяга, которому кто-нибудь из них расскажет в харчевне за кружкой пшеничного пива или кислого вина эту историю. Неважно.
   - А если не поймет никто?
   - Мирон, неужели ты настолько не веришь в добро? - священник особенно выделил голосом слово "настолько". - Не назвал бы ты безумцем того пахаря, который сеет зерно, приговаривая при этом: "Зерно плохое, ничего не взойдет". Не сказал бы ты ему: "Возьми хорошее зерно, и не трать зря своего времени"?
   - Но если зерно хорошо, вот только плохая земля?
   - Полно, Мирон. И на камнях растут деревья...
   Генерал отошел от священника в глубокой задумчивости. Машинально направился в свою хижину, чуть не столкнувшись при этом с Наромартом.
   - Кстати... Что с нашими ранеными?
   - Лучше, чем мне показалось вначале. Полагаю, Битый уже к вечеру будет здоров, у него просто потрясающие способности к восстановлению сил. Ну а Йеми, если боги будут к нам милостивы, поднимем на ноги завтра утром.
   - Надо обсудить, что делать дальше, а без Йеми, сам понимаешь, легко принять неверное решение. Он хоть говорить сегодня сможет?
   Эльф задумчиво потеребил рукой подбородок. Совсем как человек.
   - Вообще-то сейчас ему больше всего нужен покой. Самое лучшее - крепкий сон. Но ты прав, отсюда нам придется скоро уходить... Может, имеет смысл обсудить это дело вечером, когда Йеми хоть немного отдохнёт?
   - Вечером - так вечером, - согласился Мирон.
   С точки зрения земного оперативного военного искусства конца двадцатого века это было вопиюще бессмысленной потерей времени, но он чувствовал, что ничего страшного и непоправимого из-за этой задержки не произойдет. Ощущениям своим Мирон привык доверять. К тому же, было уже не ощущение, а твердая уверенность, что на то, чтобы переключить внимание Наромарта или Огустина на организацию обороны убежища от новых возможных атак, допрос пленных с целью выяснения тактических и стратегических замыслов врага, а так же на подготовку эвакуации, придется потратить просто бешеные усилия. А вот отдача виделась весьма сомнительной. Черного эльфа ещё, пожалуй, можно было убедить сменить приоритеты, а вот Огустин, похоже, непрошибаем. Разве что появление из леса новых штурмующих отрядов было способно заставить его отвлечься от мыслей о том, как исцелить всех раненых в битве.
  
   День проходил в тягучих и нудных бытовых заботах. Солдаты зарезали и освежевали овцу и под присмотром и руководством Огустина сварили в здоровенном котле прямо посреди двора гороховый суп с бараниной. И раненые и здоровые наелись до отвала, осталось ещё и на ужин. Всех раненым Огустин, кроме того, заставил выпить по чаше местного красного вина, якобы, полезного в случае кровопотери.
   Другие легионеры, вместе со своим офицером, на опушке леса у подножия холма рыли для павших в бою могилы. Бежать никто из пленных не пытался. Тела погибших воинов, освобожденные от доспехов, укладывали в неглубокие ямы, сверху насыпали холмики и воздвигали небольшие каменные пирамидки. Душегубца Гручо похоронили чуть в стороне, пирамидку на его могиле устанавливать не стали. Тело Тианы оставалось в изонистской молельне, Огустин и присоединившийся к нему Наромарт читали над ним молитвы.
   Балис, после того, как тщательно прочистил автомат и отыскал не выстреливший патрон, занялся изучением оружия и доспехов и даже примерил на себя сегментату, в которой имел довольно комический вид. Панцирь, рассчитанный на местного жителя небольшого роста, высоченному морскому пехотинцу едва защищал пах. Естественно, он ещё и оказался слишком тесен, Гаяускас едва сумел в него влезть. В общем, воевать в доспехе с чужого плеча нечего было и думать.
   А вот короткие мечи легионеров в случае нужды он бы вполне мог использовать. Конечно, до его боевого ножа им было так же далеко, как броненосцам девятнадцатого века до крейсеров конца двадцатого, но, в случае чего, и с такой вещицей можно было всерьез постоять за свою жизнь. Единственным серьезным недостатком была рукоятка: непривычно тонкая, с непропорционально большой овальной гардой, защищающей кисть от соскальзывания вражеского клинка, и тяжелым набалдашником на конце. Наверное, для удара на отмахе. Перехватывать такой меч было нелегким делом. Кроме того, следствием неудачной конструкции было нарушение балансировки. То есть под ту технику боя мечами, которая культивировалась в имперской армии, оружие было сбалансировано, надо полагать, почти идеально, только вот техникой этой Балис не владел. А для того ножевого боя, которому его учили, эти мечи подходили, мягко говоря, не особо хорошо.
   Сашка, так же с интересом изучавший захваченное оружие, предложил Мирону в качестве трофеев забрать себе пару железных кинжалов, принадлежавших ранее двум покойникам в железных доспехах. Засим последовал не очень долгий, но довольно горячий спор о разнице между сбором трофеев и мародерством. Оказавшись в меньшинстве сначала против Сашки и Балиса, а затем и против поддержавшего их привлеченного горячим спором благородного сета, Нижниченко решился внести некоторые поправки в свои взгляды на эти вопросы. По всему выходило, что стычек им предстоит выдержать немало, хотелось бы выходить из них победителями, а не жертвами. А раз так, то вопрос об отношении к имуществу побежденных будет вставать снова и снова. В конце концов, и вправду есть существенная разница между циничным обиранием мертвых тел и взятием в качестве трофеев некоторых вещей, которые могут пригодиться в самое ближайшее время.
  
   Ралиос - местное Солнце, опустился почти до верхушек дальних гор. В дуновении ветра ощущалась вечерняя прохлада. Из близлежащих рощ доносились птичьи трели.
   Завершившим скорбную похоронную работу легионерам Огустин велел разойтись по хижинам и сидеть там, не выходя во двор. Самочувствие Битого улучшилось настолько, что он, пусть и нетвердой походкой, но самостоятельно дошел до молельни - помолиться над телом Тианы. Йеми встать на ноги не сумел: тут же закружилась голова, но сидел, привалившись к стенке хижины, и говорил довольно бодрым голосом.
   - Не думаю, что нам угрожает здесь опасность в ближайшие несколько дней. Прежде чем префект или трибун, пославший солдат, начнет беспокоиться о судьбе отряда, пройдет немало времени. Послать весть о своем поражении, как я понимаю, они не успели. Сколько воинов похоронили?
   - Четырнадцать. В смысле десять и ещё четверых.
   - Там были ещё инквизиторы...
   - Инквизиторы, - нахмурился Балис. То, что раньше рассказывал про этих людей Йеми, уважения не вызывало.
   - Ну, да. Люди в табардах с изображением восходящего Ралиоса.
   - Ах, эти... Оба убиты.
   - Маг жив?
   - Что с ним сделается, - усмехнулся Гаяускас. - Славно ты его по башке приложил, отлеживается сейчас в отдельной хижине.
   - Значит, остальные убитые - легионеры.
   - Да, остальные - все воины.
   - Так, а пленных сколько?
   - Двадцать шесть, считая мага.
   - Два десятка и ещё шестеро? Тогда всё правильно. Три полноценных дюжины и центурион, командующий отрядом. Додекан входит в состав своего подразделения. Так что, вестового, скорее всего не было.
   - А магия какая-нибудь? - неуверенно произнес Мирон.
   - С таким-то магом? Что-то не производит он на меня впечатление чародея, способного отсюда что-то сообщить в Плесков или в Шоф. Если бы он мог это сделать, то у него и боевая магия должна была быть соответствующей. Но вообще, надо спросить у отца Огустина, он может точно узнать, был ли отправлен гонец.
   - Хорошо, исходим из того, что гонец не отправлен. Что тогда?
   - Тогда, как я уже сказал, у нас есть в запасе чуть ли не осьмица. Пока в городе забеспокоятся, пока поисковый отряд сюда дойдет. Авиации у Империи на полуострове практически нет: вся она сосредоточена на границах с Чикао.
   - Какой авиации? - изумился Балис.
   - Да любой. Хоть драконьей, хоть грифоньей, хоть легкой - на гиппогрифах. Летающих существ тут считанные единицы и никто не станет ими рисковать ради трёх дюжин легионеров. Да, несколько дней у нас в запасе есть при любом раскладе. Но всё же лучше уйти отсюда как можно раньше.
   - Почему? - поинтересовался Женька.
   - Чтобы быть как можно дальше отсюда, когда все откроется. Тех, кто оказал сопротивление имперским легионерам, будут искать.
   - Вот с этого момента, пожалуйста, поподробнее, - оседлал любимого конька Мирон. - Кто будет искать, как будет?
   - Это очень сильно зависит от ситуации. Если командир того отряда, который придет по следам тех, кого мы победили, будет иметь возможность организовать погоню по горячим следам, то, будьте уверенны, он такой возможностью воспользуется. Если же военные увидят, что убежище покинуто несколько дней назад, то сами ничего предпринимать не станут: у них просто нет на это прав и оснований. Командир отряда по возвращении в город доложит трибуну или префекту, те сообщат эдилу Торопии, он начнет расследование, привлекая в случае необходимости солдат или стражников. Его можно особо не опасаться - эдилам хватает проблем в цивилизованной части провинций, слишком усердствовать в поисках они не станут. Но к поискам непременно подключится инквизиция, а это намного серьезнее: эти ребята будут землю рыть.
   - Угу, - кивнул Мирон, - знаю таких. Совсем не злопамятные, просто злые и память у них хорошая.
   Йеми несколько секунд непонимающе смотрел на Нижниченко, потом, когда до него дошел смысл шутки, с облегчением улыбнулся.
   - Где-то так. Для них смысл жизни в том, чтобы найти и уничтожить тех, кого они считают врагами. Поэтому, искать нас они будут старательно и дотошно.
   - Ясно. Значит, инквизиция и эдилы. Вопрос второй: что им про нас будет известно?
   - Хороший вопрос. Уцелевшие солдаты смогут нас описать. У большинства из нас нет каких-то особых примет, но вот Наромарт... У него слишком уж запоминающаяся внешность.
   - Да уж, его с кем-то спутать трудно...
   - И, главное, я очень плохо себе представляю, как это можно исправить. Убрать эти страшные шрамы не под силу ни одному волшебнику Вейтары. Такое чудо мог бы явить Иссон, но я не дерзну молить его о такой милости. Разве что отец Огустин...
   - Его мы непременно попросим, но хорошо бы иметь что-то про запас. Как я понял, ваши боги - существа довольно непредсказуемые и рассчитывать только лишь на их помощь с нашей стороны будет опрометчиво.
   - Боги существуют не для того, чтобы перекладывать на них те проблемы, которые ты можешь решить сам, - наставительно заметил Йеми.
   - Мне нравится такая позиция, - кивнул Мирон. - Итак, что мы можем здесь сделать сами?
   - Во-первых, капюшон, - подал голос молчавший до этого Балис. - Во-вторых, ему нужно поменьше светиться на людях. По легенде он раб, нечка. Пусть держится сзади. Основное внимание всегда приковано к тем, кто едет впереди и ведет разговор.
   - Верно, - согласился Мирон, - легенду, конечно, нам придется здорово исправлять, но сама идея абсолютно правильная.
   - Почему это - исправлять? - спросил Женька.
   Не то, чтобы это его сильно интересовало, просто снова накатывало раздражение. Это был разговор таких умных и таких правильных людей, только что зубы не ломило. Всё-то они знают, всё-то предусматривают. А ведь если сказать по честному, то с самого прихода в этот мир всё у них идет наперекосяк. Сначала украли Анну-Селену и Сережку, потом в горах чуть все не погибли, теперь вот едва-едва от солдат отмахались... И никто ведь не скажет, что чего-то не понимает, нет, будут с умным видом убеждать, что всё делалось исключительно правильно...
   - Много нестыковок. Например, из лошадей у нас остался один только Ушастик, - пояснил Мирон. - Странновато для ольмарского принца не обеспечить своих слуг хотя бы мулами.
   - Мало ли что могло случиться, - не сдавался мальчишка.
   - Могло. Если придумаешь хорошее объяснение - скажи, может именно его и примем за рабочую версию. Кстати, Йеми, где мы сможем раздобыть лошадей и мулов?
   - Это зависти от того, в какую сторону мы отсюда двинемся...
   - Мне не хотелось так говорить, но ты должен понимать, что догнать бандитов и освободить Риону у нас сейчас нет никаких шансов. Самое умное, что мы сейчас можем сделать - это вернуться на равнину и догнать караван рабов, в котором находятся Сережа и Анна-Селена. Они не могли уйти далеко.
   Йеми тяжело вздохнул и тут же зашелся в тяжелом кашле. Лицо моментально резко побледнело, затем побагровело.
   - Саша, позови, пожалуйста, Наромарта или Огустина, - быстро отреагировал Балис.
   Кагманец отрицательно кивнул головой, но, мучимый кашлем, он не мог произнести ни слова. Казачонок выскользнул наружу.
   Кашель прекратился так же резко, как и начался. Йеми тяжело перевел дыхание. Краска с лица спадала.
   - Не надо было звать Наромарта, - сказал он, поморщившись. - Ничего страшного.
   - Почем ты знаешь? - не поверил Мирон.
   - Ранение в грудь мне уже один раз лечили.
   - Весело вы тут живете. Беречь себя надо, Йеми, беречь, - наставительно произнес Балис. - Хороший солдат - это здоровый солдат. Раненый - уже не боец.
   - А я и не солдат вовсе. И никогда солдатом себя не называл.
   - Это уже все поняли. Ты - такой мирный и добрый купец, только вот ножи кидаешь так, что не многие из ребят в моей... моём отряде могли с тобой сравняться.
   - Ох, - лицо кагманца снова исказила гримаса. - Ножи. Кинжалы-то мои целы?
   - Целы, целы, - успокоил его морпех. - Я подобрал. Хорошие кинжалы: что один, что другой.
   - Хорошие... Если потеряю, то потом мне долго на такой не заработать.
   - Да ладно. Можем прихватить пару мечей, продашь - кинжалы купишь.
   - Купишь, как же. Все мечи здесь продать, на такие кинжалы денег не хватит. На них ведь наложены специальные чары.
   - А-а-а, - несколько разочарованно протянул Гаяускас. - Я-то думал, что ты и вправду умеешь кинжалы метать. А выходит, всё дело в чарах...
   В хижину протиснулся Наромарт.
   - Йеми, что случилось?
   - Всё нормально. Я просто слишком сильно вздохнул.
   - Ну-ка, давай послушаю.
   Черный эльф неловко наклонился к груди кагманца и приник к ней чутким острым ухом.
   - Фонендоскоп бы тебе, Нар, - пожелал Нижниченко.
   - Что мне?
   - Фонендоскоп. Слуховую трубку.
   - Никогда не слышал про такую. Как она устроена?
   - Я потом расскажу.
   - Хорошо.
   Внимательно выслушав раненого, эльф прощупал пульс, а затем объявил:
   - Думаю, ты прав, ничего страшного нет. Постарайся не дышать глубоко и поменьше разговаривай. Сегодня тебе нужен покой.
   - Времени у нас мало, Наромарт, - извиняющимся тоном ответил кагманец. - Сам понимаю, что надо бы отлежаться, но нельзя: отсюда надо уходить, и как можно скорее. Если про приют узнали, то его в покое не оставят. Вслед за первым отрядом сюда придет второй, более сильный. Наверное, пришлют целую центурию. И мне совсем не улыбается, если она потом будет дышать нам в спину, когда мы будем отыскивать детей.
   - А кому этого хочется? Поверь, я сделаю всё возможное, чтобы ты скорее оправился от раны. Но ведь и мои способности не беспредельны. Надеюсь, завтра с рассветом я смогу оказать тебе действенную помощь.
   - И что потом?
   - В каком смысле? - удивленно переспросил черный эльф.
   - В прямом. Пусть завтра я буду здоров. Что мы будем делать дальше?
   - Об этом я ещё не думал. Извини, голова была занята совсем другими мыслями.
   - Я понимаю. Но, когда ты исполнишь свой долг священника, прошу присоединиться к нам, чтобы поразмыслить над этим вопросом.
   С привычной неуклюжестью Наромарт опустился на топчан, откинулся назад, оперевшись на стену.
   - Полагаю, что я его исполнил. Элистри не любит длинных молений об одном и том же. Думаю, Иссон так же не требует многословия. Надеюсь, что душа Тианы уже пребывает в его чертогах. А посему, расскажите мне, что вы решили.
   - Ничего мы пока не решили, - вздохнул Мирон. - Первый вопрос: кого преследовать - разбойников, похитивших Риону или вернуться и догнать рабский караван?
   - Мне кажется, что необходимо возвращаться. Боюсь, что от разбойников мы отстали просто безнадежно. У них же лошади, а у нас...
   Заканчивать фразу он не стал - и так всё было понятно.
   - Да, преследовать разбойников сейчас неразумно, - согласился и Йеми. - В любом случае мы от них отстали и отстанем ещё сильнее. Я согласен, нужно спасать Анну-Селену и Сережу, пока их не успели угнать далеко.
   - Тогда, завтра с утра нам нужно двинуться на юг. Предварительно расспросим Битого насчет кратчайшего пути.
   - Я хотел предложить Огустину и всем остальным на время укрыться в Кагмане. Если они согласятся, то до южных предгорий у нас общая дорога.
   - Это ещё лучше, - энергично кивнул Мирон. - Значит, через хребет перейдем с проводниками. А дальше что? Лошадей и мулов мы сможем быстро найти?
   - На это рассчитывать не приходится. В деревнях живут небогатые люди, лошади есть мало у кого, и продавать их никто не захочет. Особенно, если мы окажемся не в Торопии, а в Прундже, что весьма вероятно, поскольку сейчас мы где-то рядом с границей.
   - А чем хуже Прунджа?
   - Тем, что там живут беднее. Лошади есть не просто мало у кого, а вообще почти у единиц. Да и что за лошади... Клячи. Пахать на них хорошо, а не ездить по дорогам.
   - Клячи, не клячи, но на них мы всё одно будем двигаться быстрее.
   - А я не понимаю, - вступил в разговор Балис. - Мы же деньги честно платим. Отдал свою лошадь, пошел с деньгами на базар и купил другую. В чём проблема-то?
   - Во времени. Весна, сейчас в деревнях каждый человек от зари до зари работает. А в город идти - это потерять чуть ли ни целую осьмицу. Земля-кормилица ждать не станет.
   - А чего мы их спрашиваем? - подал голос Женька. - Сашка же у нас прынц. Лошадь взял, денег на землю кинул и пошел своей дорогой. А если кто возбухнет - в репу. Или здесь все господа такие вежливые и добрые, что к крестьянам приходят исключительно с поклонами? "Не изволите ли дани заплатить?" Так что ли?
   В хижине повисло неловкое молчание, словно каждый ждал, что мальчишке ответит кто-то другой.
   - Господа здесь совсем не вежливые и не добрые, - первым заговорил Йеми. - Ограбить крестьян нам будет не очень сложно, но они пожалуются своему жупану, а тот - императорскому наместнику. В общем, может случиться, что нас в самый неподходящий момент задержат для выяснения истории с ограблением этих крестьян.
   - И что, судить будут? Что за такое ограбление полагается?
   - Ну, за ограбление придется заплатить какой-нибудь не очень крупный штраф, с этим проблем не будет. А вот, например, за то, что Саша выдает себя за благородного господина, не являясь таковым, ему, по имперскому закону, полагается бросить в печь.
   - Однако, - не выдержал Нижниченко, - когда мы придумывали легенду, ты об этом ничего не говорил.
   - Мирон, чему ты удивляешься? Выдать себя за благородного господина - очень серьезное преступление. В твоём мире за это не наказывают?
   - Чему удивляюсь? Жестокости. Зачем за это убивать? Да ещё так мучительно.
   - Ты говорил, что в своём мире занимался похищением секретов иных стран. Скажи, какое наказание полагается разоблаченным лазутчикам?
   - Самое умное - заставить их сообщать своим хозяевам то, что нужно тем, кто их разоблачил.
   - Да, это - мудрое решение, - согласился Йеми. - И что, ваши правители всегда так мудры? А попавшие в плен лазутчики всегда соглашаются сообщать ложь?
   - Не всегда, - вынужден был признаться Нижниченко. - Тогда их расстреливают из того оружия, которыми пользуется Балис. Или вешают. Но без жестокости.
   Память немедленно подсказала историю последнего шага по служебной лестнице, которому предшествовала гибель начальника Службы Безопасности Юго-Западной Федерации в вольере с аллигаторами. Обосновывать мягкость подобной смерти относительно сожжения заживо Мирону никогда не позволила бы совесть. Потом вспомнилась история Михаила-Махмуда, сваренного заживо в масле. Пожалуй, апеллировать к нравам на Земле смысла не имело. Разведчик нашел в себе силы признаться:
   - Йеми, у нас тоже хватает жестокости, но, по крайней мере, её не возводят в закон.
   Кагманец только что глазами не захлопал.
   - Прости, Мирон, мне это понять совсем уже трудно. Если за какое-то преступление положено определенное наказание, то его и должно применять. Преступника можно помиловать, смягчив наказание, но никак не увеличить его. Конечно, бывают тираны, вершащие суд исключительно по своему разумению и не связанные никакими законами, но подданным ли тиранов попрекать жестокостью тех, кто живет под властью законов, а не под прихотью одно лишь правителя.
   - Обсудить нравы и законы в разных местах, бесспорно, крайне занимательно и полезно, - вмешался Наромарт, - но сейчас, мне кажется, важнее решить иные проблемы. После того, как мы сражались с воинами этой страны и убили многих из них, полагаю, нам всем при поимке грозит самое жестокое наказание и вряд ли кто из нас может рассчитывать на снисхождение. Так что, все мы в равных условиях, все рискуем жизнью, и, на мой взгляд, не должны из-за этого держать друг на друга зла.
   - А никто и не держит, - немедленно ответил Сашка. - Я бы за ребятами по-всякому пошел, что бы мне ни грозило.
   И, уже про себя, тихо, по-русски добавил:
   - Замучаются печку топить. Дров не хватит.
   Никто из людей этого просто не услышал, Наромарт же, не владеющий русским языком, её хоть и слышал, но не понял. Это его, впрочем, не отвлекло:
   - Тем лучше. Давайте сосредоточимся на том, что же нам делать дальше. Итак, нам нужны лошади. Йеми, не может быть, чтобы они не продавались.
   - Что нельзя купить за деньги, то можно купить за очень большие деньги... Разумеется, если отдать за каждую лошадь эдак полторы сотни ауреусов, то хозяева возражать не будут. Но столько денег у меня нет. Моих запасов не хватит даже близко даже на одну лошадь, а ведь одна лошадь наших проблем не решит.
   - Да, это плохо, - согласился Наромарт. - Расплачиваться ювелирными изделиями с крестьянами смысла не имеет.
   Ответом ему было понимающее молчание.
   - Почему? - не удержался от вопроса Женька.
   - Быстро превратить их в деньги никак не получится. А ведь крестьянам нужно покупать лошадей взамен, - пояснил Мирон.
   - Кроме того, дорогие украшения у крестьян могут вызывать подозрения у чиновников. Дальше возможно различное развитие событий, но, в любом случае, без привлечения к нам внимания дело не обойдется.
   - Тогда что нам делать?
   - Тогда нам нужно как можно быстрее вернуться в Плесков и купить лошадей там.
   - А зачем возвращаться назад, когда можно идти вперед? - возразил Балис.
   - Вперед? Куда? Ближайший город на нашем пути - это Шоф, столица Прунджи. Безусловно, в нём мы тоже сможем купить всё необходимое, продав местным ювелирам драгоценности, но до него слишком долго идти.
   - И всё же, сколько нам до этого Шофа добираться?
   Йеми обвел товарищей задумчивым взглядом. В пути отряд всегда выравнивается по слабейшему. Слабейшим в пешем переходе, конечно, был Наромарт. Хромающий нечка навряд ли был способен за день преодолеть больше трёх лин. Разумеется, по равнине, в горах - ещё меньше. Можно посадить его на Ушастика, весу в целителе немного, как говорится "кожа да кости". Тогда самыми медленными будут мальчишки, точнее Женя. Саша, наверное, не уступит взрослым ни в скорости, ни в выносливости. Значит...
   - Примерно день уйдет, чтобы перевалить через Южный хребет. И дней восемь-девять - на дорогу до города. Пожалуй, так. Хотя, без хотя бы одного привала на целый день мы вряд ли сможем обойтись.
   - Итого одиннадцать дней. Где одиннадцать, там и двенадцать, будем рассчитывать на худшее. Плюс три дня, прошедшие с момента выхода каравана. Итого - пятнадцать дней. Почти две осьмицы, как ты говоришь. Как далеко за это время уведут рабов?
   - Слишком далеко. Если их повели из Плескова на восток, то, значит, ведут в Альдабру. До неё караваны в среднем доходят за одиннадцать дней. Максимум - за дюжину. А уж из Альдабры ведет много дорог. В любой из остальных городов Восьмиградья, оттуда могут увезти морем. Кроме того, могут и посуху отправить - через перевал на север, в Грождигу.
   - А в Шоф их не могут отвести? Он ведь ещё ближе к Плескову, чем Альдабра? И в том же направлении?
   - Шоф действительно ближе, но он стоит в стороне от дороги и совершенно не торговый город. Купцы Восьмиградья просто не позволят вырасти сильному конкуренту поблизости от своих владений. Караваны невольников очень редко сворачивают с дороги.
   - Но мы не можем не отработать и этот вариант.
   - В Шофе мы, так или иначе, окажемся и, разумеется, расспросим тамошних купцов.
   - Эх, оказаться бы там побыстрее...
   - Для этого необходимо вернуться в Плесков и закупить лошадей. По дороге до города не больше пяти лин. Скорее всего, даже не больше четырёх.
   - То есть, где-то около двадцати пяти - тридцати километров, - задумчиво пробормотал Балис. Не привлекая к себе слишком большого внимания, такой путь вполне можно было проделать за день. Конечно, не всем. А значит...
   - Те, кто может идти быстро - идут в Плесков. Те, кто не могут - идут по дороге на Альдабру. Дальше плесковская группа закупает мулов и лошадей и догоняет идущих по дороге. Классика. К концу второго дня мы соединяемся и продолжаем путешествие верхом, - уверенно изложил свой план капитан.
   - Разделяться не хотелось бы, - нахмурился Мирон. - Но, похоже, придется: время дороже. Какие идеи по составу групп?
   - Какие могут быть идеи, когда всё очевидно? Наромарт, Женька и ты двигаетесь по дороге, а мы с Сашкой и Йеми идем в город. Если, конечно, Йеми завтра будет как новенький.
   - Завтра он не будет, как новенький, - предупредил Наромарт. - И послезавтра тоже. Живое существо устроено намного сложнее, чем механизм. Даже такой сложный механизм, как у тебя, - эльф указал на автомат, лежавший рядом с тюфяком Гаяускаса. - Серьезная травма влияет на весь организм, и даже чудесное исцеление по молитвам не может сразу убрать все её последствия. Слабость и быстрая утомляемость останется у Йеми ещё на несколько дней, да и у Мирона нога ещё некоторое время будет побаливать. Конечно, я могу приготовить для них необходимые снадобья, если буду рядом, но, если ты хочешь быстро добраться до Плескова, то Йеми тебе не помощник.
   - Хорошо, мы можем отправиться в город вдвоём с Сашкой.
   - А не слишком ли рискованно отпускать вас туда без Йеми? - засомневался Нижниченко.
   - Не может же он разорваться. Если бы Йеми пошел в город - рисковали бы те, кто пойдет по дороге. Всегда может какой-нибудь встречный патруль придраться.
   - Какой патруль? - изумился Женька.
   - Какой-нибудь. Откуда я знаю их систему патрулирования? Разве что пленных расспросить, - серьезно ответил Гаяускас.
   - Может, нет у них никаких патрулей, - не унимался подросток.
   - Может, и нет. Только кто-то должен же за порядком на дороге следить. Что скажешь, Йеми?
   - Патрулей на дорогах быть не должно: не война же. Но встретить жупанскую стражу или отряд легионеров можно запросто. И, честно сказать, я бы на месте командира отряда поинтересовался, что это за странная компания по дороге передвигается. Уж больно необычно мы выглядим.
   - Думаю, что жупанскую стражу я как-нибудь уговорю. Хотя... Не буду лукавить: при разговоре со здешними стражниками я буду чувствовать себя намного спокойнее, если Йеми рядом. Слишком много неизвестного, слишком много нюансов, слишком мало времени на проработку ситуации. Но те, кто отправляются в город, рискуют гораздо больше. Особенно Балис, вспомните, что архимаг говорил...
   - С одной стороны - да. А с другой, что, собственно, в них подозрительного? - задумчиво протянул Йеми. - Бродяг по этим землям ходит не так уж и мало. Благородный сет завтра напишет сопроводительное письмо, что это его слуги, посланные в Плесков для покупки лошадей. Без особой причины к таким людям придираться никто не станет.
   - Да, благородный сет тут оказался очень кстати, - согласился Мирон. - Похоже, что с планами мы определились.
  
   Но жизнь, как водится, внесла свои коррективы в намерения друзей.
   Рано утром, после того, как Наромарт и Огустин прочли над Йеми целительные молитвы, вернувшие ему силу и бодрость, старый изонист созвал всех обитателей убежища на большой совет. Пленные легионеры, если и проснулись, то не показывались из отведенных им хижин, и не могли подслушать собравшихся позади молельни.
   - Да пребудет с нами Иссон, да дарует он нам мудрости принять верное решение, - краткой молитвой начал собрание священник. - Здесь собрались те, кто искал у Иссона защиты и помощи в своих земных делах. Но ныне это место не может более служить убежищем. Милость и защита Иссона да пребудет со всеми нами, но сейчас нам надо самим позаботиться о себе. А кто имеет такую возможность, пусть поможет остальным.
   - Позвольте, я скажу, - вступил в разговор Йеми. - Недалеко отсюда Кагман, где поклонение Иссону не преследуется. Мне кажется, вам с Битым и с благородным Олусом стоит на первое время перебраться туда.
   - Я думал об этом, - согласился Огустин, - но боюсь, как бы из-за нас не произошло кровопролитие. Слуги Императора не потерпят, чтобы в приграничных королевствах укрывали тех, кого обвиняют в мятеже.
   Благородный сет молча кивнул, подтверждая правоту слов изониста.
   - Надо сделать так, чтобы никто не узнал о том, что вашим убежищем стал Кагман. Мне кажется, что это сделать не так уж и трудно. Судя по значкам, легионеры, атаковавшие убежище, принадлежат к Двадцать десятому торопийскому легиону. Трибун и всё командование легиона находятся в Белере. В Плескове стоит один манипул. Пусть даже эти воины из Плескова - пока они не дойдут до города, никто ни о чём не догадается. Когда узнают, городская стража, конечно, будет вас искать, но выслать патрули к Кусачинскому броду от своего имени старший центурион не рискнет. Ну а жупаны... Эти долго будут искать крайнего: кто именно должен охранять брод. Никто ведь не захочет своих людей просто так гонять непонятно зачем. Одним словом, если вы пойдете сразу к броду, не заходя в город, то успеете перейти Валагу раньше, чем начнется тревога... Я бы с радостью помог вам проделать этот путь, но я должен искать похищенных детей.
   Старик задумчиво покачал головой.
   - Ты оказал нам большую помощь, как и подобает последователю Иссона. Вижу, что ты чтишь его заветы не только на словах, но и в сердце. Это похвально. Я ни коим образом не осуждаю твоё решение помочь детям, ибо мы можем и сами позаботиться о себе, они же - нет. Да пребудет с тобой и твоими спутниками благословение Иссона в этом достойном деле. Что же касается твоего совета идти в Кагман - возможно, мы последуем ему, а возможно и нет. Я стар и не могу идти так долго и так быстро, как бывало в то время, когда я был молод. Легионеры покинут убежище вскоре после того, как уйдем отсюда мы. Они молодые и сильные, они будут идти намного быстрее, чем я. Как только они спустятся с гор на дорогу, то быстро нас догонят.
   - Среди солдат есть тяжелораненые, которые замедлят их скорость. Ни один легионер никогда не бросит раненого товарища, пока есть надежда, что того можно вылечить, - возразил благородный сет. - Кроме того, здесь есть мой конь, которого я готов предоставить вам с Битым, чтобы вы могли быстрее добраться до Кагмана.
   - А что же будет с тобой? Коню не снести троих.
   - Этого и не потребуется. Я не буду прятаться. Я сделал большую ошибку, когда начал убегать от своей беды. Благородному сету пристало встречать опасность лицом, а не спиной. Я уже наказан за то, что пренебрег этим правилом. Бежав из своего имения, я бросил на произвол судьбы тех людей, которых обязан был защищать. Вчера я обнажил меч против солдат моего Императора и убивал их. Теперь мне нужно искать прибежища в чужой стране. Довольно! Я не желаю быть изменником. Я отправляюсь в столицу и отдам себя на справедливый суд Императора Кайла.
   - Боюсь, что от Императора ты получишь лишь плаху и палача, - не вытерпел Битый.
   - Пусть так. Но так я сохраню свою честь.
   - Зачем тебе честь, если у тебя не будет жизни? - удивился марин.
   - Зачем мне жизнь, если у меня не будет чести? - парировал сет.
   - Остановитесь! - властно вмешался Огустин. - Каждый волен распоряжаться своей судьбой по своему разумению. Когда благородный сет нуждался в помощи и защите - мы предоставили ему и то и другое. Но это не значит, что теперь мы будем решать за него, как ему следует жить. Мы готовы дать совет, но не более того.
   - Но вы примете мою помощь? - Олус повернулся к старику.
   - Можешь не сомневаться. Правда, в моём возрасте не очень прилично разъезжать на лошади, ну да приличия хороши в обычной жизни, а сейчас возможно ими пренебречь.
   - А вы? - теперь благородный сет повернулся к Йеми. - Накануне вы просили у меня письмо к префекту Альдабры. Думаю, если я самолично попрошу его помочь вам, то это принесет ещё большую пользу.
   Повисла длинная пауза.
   Путешественники переглядывались, не решаясь принять решение. Предложение морритского аристократа с одной стороны сулило немалые перспективы, а с другой подвергало серьезному риску.
   - Разумеется, мы рады разделить с вами нашу дорогу, - медленно подбирая слова, заговорил Наромарт. - Что же касается разговора с префектом Альдабры, то я думаю, что по дороге в город мы обсудим необходимость этого разговора, и, если он действительно сможет принести пользу, то мы будем благодарны за помощь.
   Благородный сет недоуменно уставился на собеседника. При других обстоятельствах он бы посчитал себя смертельно оскорбленным в ситуации, когда при морритском лагате и иноземном принце с ним осмеливается говорить какой-то нечка. Пускай священник, пускай целитель, но всё же нечка. Но сейчас Олус понимал, что никакого оскорбления в этом нет. Среди этих людей этот нечка был не только равным, но и в некоторых вопросах первым среди равных. Можно было только гадать о том, как такое могло случиться, но что произошло - то произошло. И теперь надо было либо принимать этих людей, точнее, людей и странного нечку, такими, как они есть, либо не оказывать им помощи. Второе, вероятно, было благоразумнее, но Олуса Колину Планка понимал, что не сможет оставить в беде тех, с кем вместе сражался в бою, пусть даже это был бой против имперских легионеров, а его союзником оказался нечка.
   - Что же, решено. До дороги мы можем дойти вместе, а там разделимся. Мы с Битым отправимся на восток, в сторону Плескова, а вы - на запад, в Альдабру.
   - Как быстро мы сможем добраться до дороги? - поинтересовался Нижниченко.
   - Я знаю в этих горах все тропинки, Мирон. Ралиос ещё не скроется за горизонтом, а мы будем на дороге, - успокоил Битый.
   Балис склонился к уху сидящего рядом Сашки и шёпотом поинтересовался:
   - Ночной марш-бросок потянешь?
   Мальчишка почесал пятерней лохматый затылок. Было видно, что он не играет, а действительно оценивает свои возможности. Очевидно, задача, которую подкинул ему отставной капитан, была на их пределе.
   - Должен выдержать.
   Чего уж там говорить, на Тропе Сашка почти забросил физические упражнения: не было смысла. А теперь выяснилось, что прежняя выносливость не то чтобы совсем куда-то исчезла, но изрядно поуменьшилась. Утренние пробежки с капитаном далась казачонку с немалым трудом. Да и во время боя он вымотался так, что потом еле стоял на ногах.
   Но есть такое слово "надо". Сейчас от их быстроты зависело, как долго ещё будут находиться в неволе Анна-Селена и Сережка. По вчерашним прикидкам выходило, что времени, чтобы настигнуть невольничий караван до Альдабры, с учетом того, что необходимо заглянуть в находящийся в стороне от главной дороги Шоф, у них в обрез. Решающим мог оказаться каждый час. И тут было просто необходимо напрячь все силы, чтобы привести из Плескова лошадей как можно быстрее. Форсированный марш на тридцать верст ( а что ещё могло обозначать это непривычное слово марш-бросок ) - испытание тяжелое, но всё-таки преодолимое.
   И, теперь уже с твердой уверенностью в голосе, мальчик повторил:
   - Должен выдержать.
   - Вопросов больше нет? - подвел итог Огустин. - Тогда быстро завтракаем и выступаем в путь. С командиром легионеров я поговорю.
   Завтрак из хлеба, сыра и овечьего молока занял совсем немного времени. Не долгими были и сборы: вещи уложили ещё с вечера. Йеми предложил изонистам взять с собой ещё и доспехи инквизиторов, имевшие огромную ценность.
   - В Кагмане продадите. Деньги вам пригодятся.
   Битому эта идея понравилась, но Огустин решительно воспротивился.
   - Грешно заниматься мародерством, сын мой. Если бы ещё эти вещи могли сослужить нам службу в пути - куда ни шло. Но обирать трупы ради того, чтобы потом на этом нажиться - противно заветам Иссона. Тот, кто не чтит мертвого, не окажет уважения и живому.
   - А разве эти люди заслужили уважения? - не согласился кагманец.
   - Всякий человек достоин уважения. Просто за то, что он человек. Как бы ни велика была степень его падения, но всегда есть возможность для покаяния, стоит лишь пожелать этого.
   - Вы действительно верите в то, что инквизиторы могут покаяться? - поинтересовался слышавший разговор Мирон.
   Изонист развернулся к неожиданному собеседнику.
   - Мирон, я говорю сейчас не просто как человек, но как священник Иссона. Я объясняю завет моего бога. Как же я могу солгать? Это будет страшнейшим прегрешением, которое только может совершить священнослужитель: сознательно исказить слово своего бога. Да сохранит меня Иссон от такого святотатства.
   - А вы можете сказать не как священник, а просто как человек: вы видели когда-нибудь кающегося инквизитора? Или хотя бы слышали о таком?
   - Нет, ни видеть, ни слышать мне не приходилось.
   - Тогда почему вы верите в то, что никогда не видели?
   - Мирон, верят только в то, чего не видели. Иначе - это не вера, а знания. А сейчас простите, я должен ещё собрать свои вещи.
   Слова священника, видимо, произвели большое впечатление на Йеми. Он долго вертел в руках инквизиторский меч, не решаясь ни отложить его в сторону, ни взять с собой. И только когда Битый и Огустин появились во дворе убежища с туго набитыми дорожными мешками за плечами, кагманец тихонько пробормотал:
   - Если эта вещь может сослужить службу в пути - куда ни шло. А благородному лагату являться на людях без меча не пристало.
   После чего решительно подвесил меч себе на пояс.
  

Глава 12

В которой говорят молчащие

Живой, я живые тела крушу; стальной

ты крушишь металл -

И, значит, против своей родни каждый

из нас восстал!..

(Абу-т-Тайиб аль-Мутанабби)

  
   - Хороший домик... Надеюсь, у нас будет в запасе хотя бы пара часов, чтобы во всем разобраться.
   - Успокойся, Нар. Банный лист Евсея действует очень сильно - я убедилась в этом лет еще десять назад на собственном опыте. Так что пошли вперед.
   - Минуточку, госпожа волшебница. Раз уж ты сравнила нас с ворами, то и я сначала попрошу тебя выяснить, нет ли на дверях этого милого домика запирающего заклинания, а за дверью - ловушек для непрошеных гостей.
   - Вообще-то, с такой магией ты должен работать не хуже меня. Но если так просишь...
   Женька с большим интересом наблюдал за происходящим - раньше ему как-то не приходилось стоять рядом с колдующей волшебницей. Однако, как ни удивительно, интересного в этом оказалось мало: быстрая скороговорка, пара неуловимых плавных движений руки...
   - Запирающего заклинания здесь нет. Так же как и любой другой магии. И можешь быть спокойным: при открывании дверей в яму не свалишься.
   - Великолепно. В таком случае, мы с Женькой отправляемся внутрь, а ты ждешь нас снаружи.
   - Это еще почему?
   - Хорошие воры, знаешь ли, всегда оставляют кого-нибудь сторожить - на случай, если взлом вдруг обнаружат.
   - Тогда пусть останется Женька.
   - Отличная идея. Только не подходит: он лучше всех нас знает, где искать улики против Зуратели. Кроме того, только ты из нас владеешь магией иллюзий. Так что, открой нам дверь и жди здесь.
   Мадемуазель Виолетта недовольно нахмурилась, но сделала всё, как просил эльф.
   За дверью оказалась темная прихожая. Женька помнил её смутно: когда он убегал отсюда, времени смотреть по сторонам у него не было.
   - Куда теперь? - раздался рядом шепот Наромарта.
   - Темно, - прошептал в ответ Женька.
   - Извини, не подумал.
   Вампир быстро что-то пробормотал, и в воздухе заплясали, разгоняя тьму, несколько маленьких светящихся шариков.
   - Скульптуры во внутреннем дворе, - тихо произнес Женька. - Кажется, за лестницей есть дверь.
   Наромарт кивнул и медленно двинулся через комнату. Мальчишка заметил, что вампир перемещался совершено бесшумно. В доме стояла мертвая тишина. Стараясь её не нарушить, Женька аккуратно двинулся вслед за своим спутником. За лестницей действительно оказалась большая двустворчатая дверь с разноцветными стеклянными витражами вверху. Наромарт еще немного поколдовал, а затем - видимо, подчиняясь его команде, - шарики устремились назад и где-то спрятались.
   - Зачем? - удивился Женька.
   - На всякий случай. Вдруг свет во дворе кто-то заметит.
   - Да кто его заметит, если дома никого нет? - проворчал мальчишка, но спорить не стал. Дверь с легким скрипом отворотилась, и они вышли во внутренний двор, освещенный слабым звёздным светом.
   Скульптуры стояли так же, как и прошлой ночью. Вампир медленно двинулся от статуи к статуе - видимо, он их как-то проверял. Женька шел за ним. Теперь он смотрел на них не так, как в прошлый раз. Это были не камни, а такие же, как и он, живые мальчишки и девчонки, которых Зуратели заставил изображать всякие гадости, а потом превратил в камень. Его внимание привлекла в этот раз статуя девчонки, увлеченно рисующей что-то на покрытой письменами плите. По меркам Женькиного мира девочка была одета вполне прилично: футболка, шортики и сандалии на босу ногу. Но в Риттерберге, конечно, её восприняли бы как оборвашку.
   Присмотревшись, Женька разглядел набросанную мелом собачку - довольно симпатичную, кстати. Зуратели окаменил маленькую художницу в тот момент, когда та обернулась - словно обнаруженная кем-то за своим занятием. А чего, скажите, в этом занятии плохого? Что, плита - от какого-нибудь памятника, что ли? А если и так - еще неизвестно, какого качества этот памятник.
   Размышления мальчишки прервал голос Наромарта:
   - Пошли. Хватит тут торчать.
   - Они... Они все живые? - спросил Женька, глядя на недоуменно-испуганное лицо рисовальщицы.
   - Во всяком случае, на все фигуры наложены чары. Причем именно школы Изменения Сути, к которой относится и заклинание петрификации, то есть окаменения.
   - А вы можете их расколдовать?
   - Ну... Я не волшебник, я еще только учусь...
   - Ага, и дружба помогает делать вам чудеса, - ехидно докончил Женька.
   - Какая еще дружба?
   - Обыкновенная, из сказки про Золушку.
   - Не слышал такой сказки, хотя она, конечно, права. Дружба с мадемуазель Виолеттой наверняка поможет мне расколдовать этих детей. А сейчас мы пойдем и посмотрим, как именно Зуратели их заколдовал.
   Женька еще раз глянул на каменную девочку.
   - А может, позовем мадмуазель Виолетту прямо сейчас?
   - Нет, надо действовать по плану.
   Взяв мальчика за руку, волшебник повлек его за собой в дом. "Ох уж эти взрослые с их планами", - подумалось Женьке, однако, спорить сейчас было бы совсем уж глупо.
   Осторожно ступая, они направились вверх по лестнице, окруженные вернувшимися огоньками. Женька немного боялся, что не сумеет найти мастерскую, однако это оказалось совсем не сложно: второй такой двери в коридоре просто не было. Он остановился, чтобы сообщить об этом Наромарту, но тот уже повернулся к нему и резко схватил за плечо.
   - Там? - голос Наромарта почему-то дрогнул.
   - Больно... - силы у вампира было, наверное, не меньше, чем у Виктора Кличко, и Женька чувствовал себя так, будто его плечо зажато в железные тиски.
   - Извини, - рука разжалась. - Так ты уверен, что это - там?
   - Уверен, - буркнул Женька, растирая онемевшее плечо. - А что?
   Не отвечая на вопрос, Наромарт извлек из-под плаща меч. Покрытый красивым узором длинный тонкий клинок, гарда составлена из переплетения множества тонких металлических дужек, между которыми блестели какие-то камешки - драгоценные, наверное. Такие же камешки, только покрупнее, украшали и серебряный набалдашник на рукоятке меча, а сама рукоятка была отделана кожей с золотым тиснением - правда, полустертым. Меч был прекрасен. Женьке он понравился еще тогда, в подвале дома мадемуазель Виолетты.
   Пока Женька любовался мечом, его спутник сосредоточено о чем-то размышлял. Вдруг клинок осветился фиолетовым светом.
   - Значит так, - медленно произнес вампир. - Если услышишь шум драки - беги со всех ног к мадемуазель Виолетте и скажи ей, что здесь дракон.
   - Дракон? - Женькино любопытство подскочило выше всех разумных пределов. - Настоящий?!
   - К сожалению, да, - не разделил его восторг Наромарт.
   - "Нет там никакого дракона", - отозвался в его мозгу голос меча.
   - "Но я же его чувствую", - запротестовал Наромарт и еще раз прислушался к своим ощущениям. Нет, драконье чутье, унаследованное от отца и никогда полукровке не изменявшее, недвусмысленно свидетельствовало, что где-то там за дверью был дракон.
   Покрепче сжав меч, вампир шагнул в дверной проем. За дверью оказалась большая комната, заполненная кусками камня, подставками, фигурами - в общем, нормальная мастерская скульптора. Чутьё вело Наромарта к её дальнему концу. Он аккуратно закрыл тяжелую дверь и медленно сделал несколько шагов... В темноте раздался густой и какой-то скрипучий голос:
   - Кто ты такой?
   На мгновение ноги стали ватными, но, собрав силы, Наромарт ответил на Изначальной Речи:
   - Альве А'Лин, Старший Брат.
   И услышал в ответ:
   - Что ты там бормочешь? Ты что, не способен говорить на понятном языке, а не какой-то тарабарщине?
   - "Слушайся старших!" - с ярко выраженной иронией посоветовал Защитник.
   Наромарт чуть не застонал от осознания собственной глупости: дракон не может не владеть Изначальной Речью. Значит, здесь был не настоящий дракон, а просто существо с примесью драконьей крови. И он, он, который сам был полукровкой, об этом не подумал!
   - Меня зовут Наромарт, - твердо произнес вампир и направился к занавеске.
   - Мне нет дела до твоего имени, - ответил из угла скрипучий голос. - Какое это имеет значение? Ты пришел убить меня - что ж, делай своё дело.
   - Убить? Да о чем ты говоришь?
   - Я всегда говорю правду, которую не желают знать. Благородные охотники на монстров... Ха! Гнусные убийцы - вот как я это называют. Ваша работа - убивать. Вы убиваете женщин, убиваете стариков, убиваете детей - вам ведь всё равно, мы для вас только монстры, твари, чудовища. Вы придумали себе богов, которые избрали вас, людей, высшими существами, для того, чтобы оправдать эти убийства. Вы придумали сказки, в которых выглядите благородными воинами - а ведь сами боитесь даже взглянуть своим жертвам глаза. Вот ты, "смельчак", ты глянешь ли в глаза Дранго Хардлонгу?
   Слушая эти странные слова, Наромарт никак не мог понять, с кем же он столкнулся. Одно было совершенно ясно: его собеседник не был драконом. Тем не менее, Наромарт чувствовал в нем кровь дракона. Полудракон? Наверное. Но тогда почему он так странно реагирует на своего собрата по крови? Почему не понимает Истинной Речи? К тому же, драконье чутьё подсказывало вампиру, что его собеседник мало чем походил на дракона и уж совсем не имел ничего общего с гуманоидом. Странное покрытое чешуей шестиногое существо футов пятнадцати в длину насторожено припало к полу, будто изготовившись к прыжку. Несколько толстых цепей связывали его с кольцами, вделанными в прочные каменные стены.
   - "Надеюсь, ты не собираешься смотреть в его глаза?" - ехидно поинтересовался Защитник.
   - "Именно это я и намерен сделать. Только не предупреждай меня, что это опасно: от его гляделок так несет магией, что и гном почувствует".
   - "Тогда я тебя предупреждаю только о том, что я не имею понятия, кто он такой и чего от него можно ожидать. Поэтому если что - на магию лучше не рассчитывай".
   - "Ты с ума сошел - я же вампир! Без магической энергии я в пыль рассыплюсь через минуту!"
   - "Угораздило ж тебя... Ладно, попробуем менее радикальное средство".
   Наромарт ощутил, как перед глазами словно сгустилась магическая энергия.
   - "Фильтр", - подтвердил Защитник. - "Но его можно пробить. Надеюсь, что взор твоего приятеля не так опасен, как у катоблепаса".
   - "А что, взгляд катоблепаса это прошибает?"
   - "Одно из двух: либо да, либо нет".
   Перспектива явно не относилась к числу самых приятных, однако другого способа договориться с таинственным незнакомцем, похоже, не существовало.
   - Что ж, я готов посмотреть в твои глаза.
   Наромарт откинул капюшон и увидел прямо перед собой сильно уменьшенную голову дракона с огромными глазами, испускающими красноватый свет. Несколько мгновений, показавшихся волшебнику бесконечно долгими, они смотрели друг на друга, затем его собеседник отвел свой взгляд.
   - Ты не трус. Ладно, пришел убить - так убивай. Всё рано, цепи не позволяют мне сопротивляться.
   - Да не собираюсь я тебя убивать.
   - Тогда для чего же ты сюда пробрался?
   - Мне нужно было узнать, как Зуратели делает свои скульптуры. С помощью какого устройства или там артефакта...
   - Устройства? - возмутился таинственный собеседник. - Какое ещё устройство? Я никому не позволю таких оскорблений в мой адрес!
   - А ты здесь при чем? - изумился вампир.
   - Ты что же, думаешь, что этот убогий человек мог самостоятельно создать столь прекрасные статуи? Ха... Только мы можем по-настоящему творить с камнем всё, что захотим.
   - То есть, эти скульптуры сделал ты?
   - Да, хотя и не по своей воле. Увы, я не могу сопротивляться его власти. Видишь, я прикован к этим стенам и с цепями мне не справится.
   - Почему? Я догадался, что натурщиков обращает в камень твой взгляд. Почему ты не окаменил Зуратели?
   - Во-первых, он слишком умён... я хотел сказать - слишком труслив, чтобы посмотреть в мои глаза. А во-вторых, это не поможет мне избавится от цепей, и я подохну здесь от голода и жажды. Ты не подумай, я не боюсь смерти, но я решил, что если это произойдёт, то у проклятого Зуратели есть шанс, что его кто-то расколдует. И он будет праздновать победу на моих костях... О, если бы я знал, что Зуратели и его слуга погибнут вместе со мною, я бы не то, что умер от жажды, я бы позволил прибить себя к этой стене гвоздями...
   Вбить гвоздь в камень, из которого были сложены сцены, не смог бы, наверное, и гигант. Но вампир не успел даже заикнуться об этом, поскольку Дранго Хардлонг очень недоверчивым голосом поинтересовался:
   - Кстати, а почему ты не закаменел от моего взгляда?
   Раскрывать все свои тайны неизвестно кому вампир не собирался.
   - Видишь ли, мой отец был драконом, и я могу сопротивляться магии твоего взгляда.
   - Драконом! Где же ты был, мой крылатый собрат, когда я в одиночку сносил все ужасы плена этого злобного мага... Впрочем, ты какой-то бескрылый...
   - Да и у тебя крылья что-то хорошо спрятаны.
   Собрат замолчал, видимо реплика полудракона попала в больное место.
   - У меня драконом был только папаша, - наконец начал он свою историю. - А мама драконом не была. Эх, если бы ты видел папашу... Красавец писаный. Чешуя золотая, на солнце горела огнем. Размах крыльев - этой комнаты не хватит. А главное - добрейшая душа. Он так любил всё живое, что никак не мог пройти мимо представительниц прекрасного пола. Вот и мамаша моя перед ним не устояла. А у тебя?
   - Почти так же, - сотня лет притупила остроту воспоминаний детства, и теперь Наромарт мог рассказывать некоторую часть своей биографии без особых мучений. Хотя всё же рана в душе кровила. - Отец мой был драконом, только не золотым, а хозяином глубин, а мать - эльфийкой. Впрочем, я не никогда не видел ни его, ни её: отца свирфнеблины-охотники убили раньше, чем он съел мою мать, а меня их жены отобрали у матери раньше, чем она успела задушить новорожденного мальчика... Ну, а драу выкупили мать у гномов раньше, чем я научился понимать то, что происходит вокруг.
   Так что, настоящими моими родителями были приемные...
   - Н-да, жизнь у тебя, собрат, видать не легче моей, - задумчиво изрек Хардлонг.
   - Это точно, но прости меня за нескромный вопрос, брат по крови, кто же ты? - спросил Наромарт. - За время своих странствий я повидал не так уж мало, но ни разу не встречал ни подобных тебе существ, ни даже рассказов про них...
   - Я драколиск. Сомневаюсь, что хотя бы в одном из миров, где ты был, подобные мне встречаются достаточно часто...
   - Драколиск? Это мо... тот, который рождается от союза василиска и дракона?
   - Он самый, - мрачно ответствовал драколиск и повернул голову в профиль. - А что, не похож?..
   - Да нет, похож, наверное... Просто, как ты правильно заметил, я никогда в жизни не видел василиска, поэтому мне и не с чем сравнивать.
   - Ха! Если бы ты хотя бы раз видел василиска, тебе было бы просто нечем сравнивать. Каменные мозги плохо думают. Его взгляд смертоноснее моего во много раз и даже драконья невосприимчивость к магии тебе, скорее всего бы, не помогла.
   Разумеется, я спрашивал тебя о том, похож ли я на золотого дракона?
   - А, ты об этом... - замялся Наромарт. - Ну, определенное сходство, безусловно, есть, особенно в профиль. Ног, правда, многовато, да и чешуя скорее выглядит бронзовой, чем золотой...
   - Зато я летать умею! Не высоко, не долго - но все-таки летать...
   - Летать? Без крыльев?
   - Представь себе. Главное - это хорошенько захотеть. Я старался научиться летать, прыгал с горных обрывов до тех пор, пока у меня не начало получаться. А вот мой ленивый брат так и не научился летать - поэтому этот подлый маг, заточивший меня в этих стенах, и смог его поймать. А когда я попытался помочь брату, он поймал и меня. Мать так и не смогла нас отбить, а папаша... Папаша в этот момент сражался где-то далеко с какими-то драконоборцами, и ему было не до воспитания детей.
   - Грустная история. Однако, не пора ли нам восстановить справедливость?
   - Что ты имеешь ввиду?
   - Я хочу вернуть тебе свободу, чтобы ты засвидетельствовал в суде виновность Зуратели.
   - В каком суде?
   - В суде этого города.
   - Ты с ума сошел, брат. Какое нам, детям Крылатых, дело до жалких людишек и их правосудия? Разве они помогли нам с братом, когда этот мерзавец похитил нас из материнской пещеры? Разве кого-нибудь в городе волнует, что он держит меня здесь в цепях?
   - Если бы власти города узнали об этом...
   - То прислали бы сюда какого-нибудь убийцу, чтобы уничтожить чудовище. Все люди - агрессивны и ненавидят тех, кто не похож на них.
   - Что-то очень горяч, Дранго.
   - Да, я говорю то, что я думаю!
   "Если б ты при этом еще и думал, что говоришь", - меланхолично произнес про себя Наромарт, внимая драколиску и прикидывая, как же всё-таки уговорить его дать показания против скульптора.
   - Нет, ты мне объясни, почему я должен молчать, если мне что-то не нравится? И почему я должен вежливо лгать? Я гордое и благородное создание, поэтому я говорю в лицо своим врагам то, что я о них на самом деле думаю.
   - Я не буду убеждать тебя в том, что люди хорошие. Но неужели тебе не жалко детей?
   - Как ты можешь так говорить? - возмутился Хардлонг. - Ты-то должен знать, что драконы любят детей и не могут причинить им вред. Мой отец был драконом. Он так любил всё живое. Я - его законный сын, поэтому я тоже люблю всё живое, а детей - особенно.
   - Ну, так и помоги мне расколдовать детей. Ты же сам сказал, что превращение в камень обратимо.
   - Вообще-то да. Зуратели где-то прячет артефакт, который может превращать статуи обратно в людей.
   - Прекрасно. Я освобождаю тебя от цепей, ты помогаешь мне спасти детей, после этого ты отправляешь к себе домой. Думаю, твой папаша по тебе очень соскучился.
   - Давай. Ради того, чтобы обрести свободу, я с удовольствием тебе помогу.
   В фиолетовом свете меча Наромарт принялся рассматривать оковы драколиска. Оказалось, что существу, обладающими человеческими пальцами открыть крепление цепи вокруг ног - пара пустяков. Не прошло и двух минут, как Дранго был полностью свободен. Он тут же пнул цепи, они отлетели к стене с отвратительным громким лязгом.
   - Ты что, - возмутился Наромарт. - Весь город на ноги поднимешь.
   - Извини, брат, не сдержался. Если бы ты просидел в цепях сорок лет - ты бы понял, как я их ненавижу.
   - Понимаю, брат. Но пойми и ты: чувства надо контролировать. Вот ты скажи, брат, в чем сила?
   - В натиске и мощи.
   - Нет, брат, это неверно. Настоящая сила - в самоконтроле. Не дай врагу воспользоваться твоими слабостями - и ты почти победитель. А теперь поспешим: мы должны освободить детей раньше, чем Зуратели поймет, что мы замышляем.
   - Точно, - воскликнул Хардлонг. - Дети. Дети страдают. Дети ждут, что мы их спасем. Поспешим, брат.
   - Погоди-ка, - волшебник поднял с пола большой кусок материи. - Ты ведь умеешь чувствовать не видя, как дракон.
   - Конечно.
   - В таком случае, я завяжу тебе глаза, чтобы дети случайно не пострадали. К тому же, за дверь мастерской ожидает мой спутник. Он не нашего рода и не устоит перед твоим взглядом.
   Драколиск вздохнул, но позволил обернуть свои глаза повязкой, после чего они двинулись к выходу - на поиски спасительного артефакта.
  
   В этой истории характер Наромарта отразился как в капле воды. Он всегда такой: предусмотрительный и неосторожный, хитроумный и наивный, миролюбивый и вспыльчивый одновременно. Таким он был, когда мы с ним встретились, таким остается и посейчас, хотя воды с тех пор утекло немало. И как это в нём уживается - я понять до сих пор не могу.
   Вот он постоянно твердит, что эльфы и люди - разные. Наверное, так оно и есть. Но для нас, клинков, они настолько похожи друг на друга, что разница эта практически незаметна. Вот мы по сравнению с ними - и вправду другие. Совсем. Именно поэтому нам так тяжело понять тех, кто нас носит. И дело не в том, что мы считаем себя выше - мы просто другие. Иные. А понять по-настоящему чужой, чуждый разум - неимоверно тяжело.
   Легенду о Дан Гьене и Чэне Анкоре я слышал аж в трёх вариантах. Во-первых, конечно, тот, который ходит среди клинков. И ещё два, рассказанных людьми. Один приписывают некоему Рашиду аль-Шинби из Кабира, а второй - двум сказителям с одной из сопредельных Граней, забыл их имена. И никак не устаю поражаться тому, насколько разными получились рассказы об одном и том же. Нет, факты у всех изложены верно ( то есть практически полностью совпадают, а раз так, то, вероятно, именно так всё и было ). Но, когда речь идёт о таких событиях, разве факты главное? Сколько врагов герой положил в стычке, сколько дней он скакал на восток, какая тогда стояла жара... Наверное, это тоже важно, но всё же важнее личности, характеры...
   Именно характеры делают историю - историей. Такой, что её хочется слушать и через сотни лет, после того, как всё произошло. Я сам и беседовал с великими мастерами, и, чего уж там греха таить, немало пролил крови в боях, но вот моя судьба историей не стала. Вряд ли она кому интересна. Значит, не вышел я характером по сравнению с Дан Гьеном. Так-то...
   Так о чём это я? Ну, да, об ином разуме. Очень уж легко получилось понять друг друга клинкам и людям, если верить тому, как рассказали эту историю люди. У тех, что с сопредельной грани вообще получилось прямо-таки поразительное сходство характеров у человека - и его клинка. У клинка - и его придатка.
   Красиво, конечно, только вот не верю я в это. Сколько лет живет человек и сколько - существует Блистающий. Один и тот же клинок проходит через руки множества людей. Людей, эльфов, гоблинов - неважно. Через руки живых. И эти живые - совсем разные, один на другого не похожие. Пусть характеры где-то окажутся и впрямь близки, может, раз-другой на пару десятков. Но не больше. А тут - прямо как по заказу, у всех участников той истории - полное совпадение. Не верю я в такие случайности. Не верю - и всё тут.
   Это одно. А вот и второе: в легендах людей Блистающие ведут себя совсем по-человечески. Словно людские души, отлитые в металл. Вот только мы никогда людьми не были. Мы не живем, мы - существуем. Это не лучше и не хуже, чем у тех, кто живет. Это просто иначе. И характер наш определяет наше существование, так же как характер людей или эльфов определяет их жизнь.
   Я никогда не видел Блистающего, делающего что-либо под влиянием порыва. Мы медлительны и рассудительны. Может быть, это потому, что мы не способны ко внешнему движению, вот и неторопливы в движении внутреннем. Нам не надо тратить силы на жизнь - и вся наша энергия уходит на то, что мы мыслим. Я слышал, что на некоторых Гранях фразу "Я мыслю - значит существую" приписывают то какому-то человеку, то дракону, то кентавру. Сильно в этом сомневаюсь. Вся сущность любого живого существа противится такой формулировке. Так мог сказать только один из нас - из тех, кто не живет, а существует.
   Именно поэтому, из-за разного взгляда на мир, мы редко открываем свой разум живым. Исполнять приказы, проявляя заложенные в нас силы - сколько угодно. Незаметно направлять руку своего воина в бою - и такое часто бывает. Но открыться, что в холодном металле клинка таится неведомое существо, скрывается разум - на это решаются единицы. И по отношению к единицам. К тем, кто имеет шанс понять нас и принять такими, какие мы есть.
   Нет, с Наромартом у нас получилось совсем не так, как в той легенде. "Я-Чэн", "Чэн-Я"... Не было этого, нет и, я полагаю, не будет. Нар для меня просто друг - не больше и не меньше. Он совсем не похож на меня, иногда его импульсивность меня ужасно раздражает... Но попасть в иные руки для меня станет большой бедой. Надеюсь, что этого не случится.
   Так вот, надо ещё сказать, что мы, клинки, узнаем то, что происходит вокруг нас совсем не так, как живые. У нас нет ни слуха, ни обоняния, ни зрения... Только два чувства: осязание и то, что мы называем постижением. Точнее, мы называем это по-иному, но в языке у людей просто нет нужного слова. Да и откуда ему взяться, если люди этим чувством не обладают. Описать, как оно проявляется настолько сложно, что я, наверное, не возьмусь. Напоминает чутьё драконов, но имеет совсем иную природу. Как следствие, и ощущения у нас с драконами разные, хотя результат - один и тот же. И, что немаловажно, дальность у него намного меньше. Человек бы сказал, что клинки по сравнению с драконами изрядно подслеповаты.
   Именно потому, что на нашу долю выпадает не так много ощущений, большую часть времени мы проводим в размышлениях. Вот из-за чего часто бывает так, что сделать выводы из происходящего я успеваю гораздо раньше, чем Нар.
   То, что ночью нас обманули, я стал подозревать сразу при встрече с этим самым Йеми. При нём было двое клинков, напичканных магией по самоё невозможно, но лишенных разума. Как хотите, а таким Кабир быть не может. Ну, представьте себе на секунду город, в котором рядом с людьми живут тела. Именно тела: внешне неотличимые, но начисто лишенные разума. Не то, чтобы я хорошо в людях разбирался, но, по-моему, сходить с ума в таком городе будут ежедневно и ежечасно. Идёшь так навстречу незнакомцу и гадаешь - кто перед тобой: то ли человек, то ли одна только пустая оболочка.
   Но, подозрения - это только подозрения, и делиться ими с Наромартом я не стал торопиться: сначала следовало всё хорошенько обдумать. Как я уже говорил, мы, Блистающие, проворны только в бою. В иных же ситуациях нам спешить некуда. И вот пока я, не торопясь, размышлял, другу моему стало не до воспоминаний о странном сне на Дороге. Украли двух его юных спутников: девочку-вампирочку, ту самую, на которую перекинулся его вампиризм после взрыва в мастерской Зуратели и младшего из встречных мальчишек.
   Хорошо хоть, что, пытаясь им помочь, он не наделал слишком больших глупостей. Слишком уж рискован принцип "Сам погибай, а товарища - выручай". Погибнуть-то несложно, а если при этом товарища не выручишь? Смерть назад не отпускает. То есть, иногда отпускает, но это уже такое чудо, на которое закладываться даже не глупость, а просто хамство по отношению к высшим силам. А хамства никто не любит. Наромарт, конечно, хамить таким образом никогда бы не стал, только вполне способен броситься на выручку не думая о себе. Но на этот раз обошлось. В драку между тигрицами-оборотнями и зомби он не полез, здраво рассудив, что толку там будет немного, а риск попасть под горячую лапу - очень даже большой. Сначала растерзают, а потом подумают, кого, собственно, на части порвали. Если ещё подумают, а то и просто не заметят, что вместе с зомби живого эльфа когтями да клыками обработали.
   А догнать похитителей ему скорости плаща не хватило. Поэтому Наромарт вернулся и правильно сделал. Но тут ему тоже не до моих размышлений было, он со спутниками сначала решал, как организовать преследование, потом Йеми про мир выспрашивал. До города добрались - оказалось, детей оттуда уже увели. Опять погоня, потом - лавина в горах, ранение Мирона, встреча со жрецами иной веры. К счастью, вера оказалось схожей, и Наромарт с ними поладил.
   Обилие новых впечатлений всегда ведет к тому, что некогда серьезно обдумать увиденное. Поэтому, я со своими вопросами к Нару не лез, не к спеху. Не до обмана ему - ну и ладно. Зато у этих священников я встретил в чем-то подобного себе, Стража обители. Он не клинок, но тоже не живой и разумный. Раньше такие мне не попадались. Пообщались мы с ним с огромным удовольствием. Именно пообщались, а не "побеседовали", "беседой" у нас, Блистающих, совсем другое называется.
   Я очень давно подозревал, что кроме нас должны существовать и другие разумные не живые. В самом деле, живых разумных великое множество: люди, эльфы, гномы, кобольды, гоблины, грибоиды, геониды... Даже драуки - и те разумные. А неживых - только мечи? Такого не бывает. Но сколько я не путешествовал по разным землям - никто мне не встречался. Не мёртвых, извините, в счёт не беру: прежде чем таким стать, по всякому, надо прожить жизнь. Хотя, очень уж сильно удивляться этому не стоит: разумных клинков я за всё время своего существования встретил не больше трёх десятков. Эрлант - не Кабир. А вот когда Наромарта вынесло за пределы своего мира - тут-то мои предположения и подтвердились.
   Сначала была главная башня замка лорда-вампира. Впрочем, назвать её разумной - это изрядное допущение. Ум-то у неё, конечно, был, только вот, как говорят живые, сошла она с ума очень давно и, похоже, безнадёжно. Всякое желание общаться с ней исчезло сразу после знакомства - и, наверное, навсегда. Вернуться в эти страшные места, где каждый камень жаждет крови... Нет уж, спасибо.
   Зато Страж - совсем другое дело. Понять его, правда, тоже было нелегко, очень уж отвлеченными, даже на мой взгляд, были его мысли, но всё же мы быстро поладили. Оно даже не стало предупреждать живых обитателей убежища о том, что я обладаю разумом. Зачем? Человеческие судьбы, человеческие интриги и даже человеческие боги - слишком далеки от нас, неживых. Это оно понимало, наверное, даже лучше меня, у него с самого начала был уклон в мистику.
   В самом деле, как появляемся на свет мы, неживые, но разумные, не знает никто. Маги думают, что наш разум - результат их волшебства. Ха. Наложит на меч чары - это не сложно, это они умеют хорошо. Но если кто-то захочет сотворить разумное оружие... Ни один маг не скажет, сколько неудачных попыток предшествовало удачной. Если удачная вообще была. Никто не любит признавать свои поражения - ни люди, ни Блистающие.
   Боги... Может быть, может быть... Они существуют, это я знаю точно, сам дважды наблюдал, как Элистри являлась к Наромарту. Вот только какое отношение они имеют к нам - загадка. Во всяком случае, слышать о том, чтобы среди Блистающих существовали священники мне не доводилось. Кстати, Страж тоже ничего на этот счёт не знал. Точнее, не знало...
   Беда прямо... Мы, не живые, пола не имеем. Как бы не появлялись на свет, но то, что не размножаемся - это совершенно точно. Рождаются те, кто потом живут. Мы - именно появляемся. И, тем не менее, кто-то из нас, общаясь с живыми, упоминает о себе в мужском роде, кто-то - в женском. Так уж издавна повелось. Но Страж оказался оригиналом - просил обращаться к себе в среднем роде. Логика в этом есть, но непривычно. Первое время я всё время сбивался, потом, вроде, приспособился, но, видно, не до конца.
   Рассказал он мне много интересного. И про этот мир, и про изонистов, и Империю. Точнее - про Империи. Кроме Моры есть здесь ещё одна великая Империя - Чиако. Враждуют они между собой ни на жизнь, а насмерть. Но, что интересно, порядки и там и там во многом схожие. Нигде не любят не людей, нигде не любят изонистов, нигде не любят магов и везде в силе инквизиторы. Ладно Йеми, он в этом мире родился, ему это странным не кажется. А вот Мирон наверняка бы заинтересовался к чему бы это, если бы знал. Но Чиако далеко, к похищению детей, похоже, никакого отношения не имеет, вот об этой Империи разговора и не заходит.
   Обсудили мы со Стражем и похищение детей. Оказывается, оно похитителей ощущало - далеко, почти на пределе своих возможностей. Мне бы такую чувствительность. И ещё бы умение мысли читать, как оно. Постижение - вовсе не возможность залезть в чужие мозги. Всё гораздо сложнее. Мысли и эмоции Наромарта мне немного доступны, но больше - ничьи. Да и в его мыслях я вовсе не как у себя дома. У Стража же всё не так. Оно кому хочешь разум наизнанку вывернет. Но могуществом своим пользуется очень редко - только для охраны убежища. Поняв, что люди где-то далеко ничуть не интересуются приютом изонистов, оно утратило к ним всякий интерес. Но то, что цель их путешествия - Толиника, понять успело.
Оценка: 8.66*5  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"