- Девчонки! - воскликнула Милка, округляя глаза. - А вы в курсе, что в магазин завезли новые бамбинезоны?
Девчонки были не в курсе. Они сидели на своей любимой, изогнутой полукругом скамейке, той, что ближе всего к песочнице. Самой старшей из девчонок - Саманте, недавно исполнилось двадцать восемь, самой младшей - Милке, уже полгода, как стукнуло девятнадцать.
- Расцветок много? - спросила Надежда.
- Синие есть, красные, фиолетовые с белым и жёлтые в крапочку, - принялась перечислять Милка.
Милка работала диспетчером на центральном складе станции и обо всех изменениях ассортимента местного бутика узнавала первой.
- Надо зайти посмотреть, - тихо сказала Саманта.
Саманта всегда говорила тихо.
- Чего?! - переспросила Надежда.
- Посмотреть, говорю, надо.
- Сэмчик, так они ещё на складе, - Милка подняла домиком светлые брови. - Тебе какой цвет нужно?
- А инвертики есть?
- Инвертики есть, но только чешские, - сообщила Милка извиняющимся тоном. - У них одни рукава цвет инвертируют. - А ты кому хочешь купить?
Саманта даже коляску качать перестала.
- Патрику, конечно! Не себе же! - сказала она почти с возмущением.
- Он же у тебя, в школу пошёл, - удивилась Милка, - большой уже, вроде.
- У них в школе сейчас самая популярная игра - хидинг, они прячутся, а классная жалуется, - несколько свысока пояснила Саманта.
- Милка думала: а вдруг ты мужу... - не удержалась ехидная Надежда, - чтобы после работы не прятался.
Саманта сочла ниже своего достоинства реагировать на подобные шутки.
- Я думала, может, Глашке, - смущённо поправила Милка.
Саманта хмыкнула.
- А присоски для сандаликов есть? - спросила она, чтобы поменять тему.
- Есть, - Милка наморщила лоб, вспоминая. - На пять-десять килограммов по четыре невро, от десяти до пятнадцати - по шесть пятьдесят...
'Зачем, ну зачем я его уничтожила?' - подумала Маришка почти с отчаянием. Она чуть-чуть подалась вперёд, и голоса подруг разом потерялись, уступая место едва слышной болтовне по детскому каналу. Маришка покосилась на Милку, та сидела прямо, точно суслик, скафандр для беременных мягко облегал семимесячный животик. В выходные Милка ездит к своему Ежи на шахту. Маришка вздохнула и перевела взгляд на песочницу. В песочнице под красно-белым грибком возились трое ребятишек: на Ревекке Гроссман выпендрёжный японский скафандр весь в цветных зайчиках, её занятая мамочка опять попросила Надежду выгулять своё чадо; Надькин Рудик лепит что-то в дальнем углу песочницы, этой самой песочницей гордится весь персонал базы Кеплер, она заполнена не реголитом и не синтетикой, а настоящим речным песком; трёхлетний Рудик лепит пирожки и украдкой поглядывает на играющих подготовишек, лезть к старшим он не решается, три и пять - почти непреодолимое возрастное различие.
Маришка нашла глазами своего Юрика. Мальчик сидел на коленках и что-то горячо втолковывал Ревекке. Прямо над грибком, изображавшим мухомор, висел нереально огромный шар Земли. Светящийся, восхитительно синий, он походил на заполненный водой аквариум. Он был единственным по-настоящему живым пятном среди твёрдых чёрно-белых мазков лунного пейзажа. И, наверное, в сто раз правильнее было бы находиться там, а не здесь.
На дальнем конце площадки несколько старшеклассников играли в рингер на одно кольцо. Ребята в спортивных шлёмах и в цветных майках поверх скафандров плавно, как в замедленной съёмке, взмывали вслед за оранжевым мячом.
Наверное, я дура, думала Маришка, глядя на игроков. Зачем я удалила файл? Думала, что так будет лучше, что нажму 'делит' - и концы в воду. Чтобы никто, никогда, ни за что... Чёрная стрелка нерешительно зависла между 'да' и 'нет': 'Вы действительно хотите уничтожить информацию?' Да! Хочу, чёрт возьми! Хочу!.. Со, страху? Пускай, со страху! А почему я не должна бояться? Это больно, в конце концов. И стыдно. И противно. Я прошла через это один раз, и никто в целом свете не заставит меня проделать это вторично. Кроме того, я должна думать о Юрке. Значит, я всё сделала правильно. Но почему тогда у меня ощущение, будто я не файл уничтожила, а жизнь свою доломала?
Бум-бум! Чьи-то пальцы гулко постучали по Маришкиному шлему.
- А? - Маришка встрепенулась, выныривая из водоворота невесёлых мыслей.
Губы Надежды беззвучно шевелились за ферроглассовым стеклом. Маришка, наконец, сориентировалась и прижала затылок шлема к изогнутой ПУБе. Простейшее Устройство для Болтунов или попросту 'болтушка', приспособление довольно примитивное, не очень удобное, но весьма популярное среди обитателей лунных баз. Местные умельцы приваривают к скамейке металлическую шину, наподобие длинного подголовника, и любители посиделок на 'свежем воздухе' получают возможность общаться, не включая передатчиков. Люди не любят доверять свои частные секреты радиочастоте, пускай даже специально выделенной для частных разговоров.
- ... ворон считает. Ты, Мариш, какая-то квёлая сегодня, - загудела Надежда. - Совсем нас не слушаешь. Алё! У тебя всё в порядке?
- Да, я так, задумалась немножко, - призналась Маришка. - А о чём речь?
- О дурочках.
- Мариш, чего она ко мне привязалась? - жалобно возопила Милка. - Сейчас рожай, где хочешь, хоть на Фобосе.
- Дура ты, Милка, - безапелляционно заявила Надежда. - Тебе надо было на Землю улетать недель пятнадцать назад, а ты всё своего Ёжика караулишь.
- Почему караулю? - обиделась Милка. - Ничего не караулю. Просто я его тут бросать не хочу.
- Ну и летели бы вместе.
- Ага! - Милка надула губы. - У него отпуск только осенью. Кто его сейчас отпустит? У него же контракт.
- Надин, отстань от девчонки, - тихо сказала Саманта. - У них там Левченко на операцию лёг, Ежи и правда никто не пустит. Если Мила не хочет без него улетать, так и не надо. У нас на Кеплере отличный медотсек. И доктор Снайдер замечательный врач. И Ежи сразу с шахты приедет.
- Подумаешь, барон! - Надежда презрительно скривила губы. - Не понимаю! Какого фига к мужику липнуть? Зачем за штаны-то держаться? Хороший мужик сам никуда не денется, а если говно, вроде моего Вовочки, так чем от него дальше, тем и лучше. Вон, у Маришки спросите. Верно я говорю, Мариш?
- Не знаю, - сказала Маришка.
Надежда принялась дуть Милке насчёт низкой гравитации. Её голос постепенно слабел, становился всё тише и тише, совсем как у Саманты.
Всё правильно, думала Маришка, опять соскальзывая в омут путаных мыслей. Если исходить из критериев физики, то все люди - материальные объекты разной массы, движутся по разным траекториям с разными скоростями. Мужчины, большие и сильные, и масса у них более, чем приличная, все занятия их весомые, массивные, значимые. Не дела, а свершения, не предпочтения, а прерогативы, каждый мужик, как минимум, Юпитер, а в идеале - испускающий протуберанцы гигант Бетельгейзе. А женщина? Женщина, в лучшем случае, Европа, Зевсом похищенная. Мы тщимся доказать мужикам, что вот ни на столечко их не хуже, да только масса хитрая штука, её не подделаешь, не сымитируешь. Женщина думает, будто она материальный объект, обладающий достаточной самостоятельностью, чтобы лететь, куда заблагорассудится. Ан нет! Стоит ей попасть в мощное гравитационное поле мужика - и всё. И не надо никаких прочих условий, достаточно просто пролететь слишком близко.
Маришка и Макс познакомились в научном городке залива Радуги. Маришка прилетела слушать лекции Кагарова о цикличности гравитационных возмущений, а Макс участвовал в каком-то своём метеорологическом симпозиуме. Между ними, как говориться, искра проскочила. Теперь-то Маришка знает, что просто подошла слишком близко.
Ещё бы не подойти: широкоплечий красавец с орлиным носом, весь окутанный романтикой редкой профессии, искатель чудесных подарков из неведомых космических далей. Ещё не разу в жизни Маришка не переживала роман подобной насыщенности и скоротечности. Любовь вспыхнула, точно сверхновая звезда, сметая с пути все 'если' и 'как же'. Да тут ещё Кагаров, который знал Маришку по Сиднейскому НИИЦу, предложил ей место в своей научной группе. Макс собирался просеивать метеоритную пыль в Море Дождей. Жизнь виделась влюблённым огромной сверкающей равниной.
Они зарегистрировались в Гассенди, общепризнанном административном центре земного полушария, а через год в животе у Маришки оказался малюсенький эмбриончик по имени Юрка. В отличие от Милки, Маришка не стала дожидаться срока, на котором врачи запретят перелёт, она хотела рожать на Земле, дома, в Екатеринбурге. Макс взял все неиспользованные за много лет отпуска, и вечерним шатлом с вокзала 'Аристотель' молодая пара отбыла на Землю.
Макс начал скучать уже через месяц. Он всегда любил повторять, что Земля для него не более, чем старый детский манежик, возбуждает сентиментальные чувства, но сидеть в нём нудно и тесно. Он честно старался найти себе занятие, и даже чем-то занимался, но ещё через два месяца робко намекнул, что Бюзо собирает экспедицию к какому-то внесистемному рою, который должен пересечь периферию за орбитой Урана, и зовёт его, Макса, принять участие. Он клятвенно обещал вернуться к февралю, и Маришка отпустила. Макс вернулся второго марта, опоздав всего на два дня. Когда он вломился в палату без цветов и апельсинов, которые отобрали на входе, рядом с Маришкой уже посапывал маленький свёрток с носиком-пимпочкой.
- Нос маловат, - посетовал папаша, отыскивая фамильные черты в удивлённом личике отпрыска, - но ничего, подрастёт.
Два месяца семейного счастья пролетели, как один миг, а в середине мая Макс уже летел к Протею, где Антониади нашёл какой-то особенный кратер. Правда, вернулся Макс всего через сорок восемь дней, но очень скоро вновь улетел почти на полгода. Маришка говорила себе: 'Что поделать, он исследователь. Где ещё искать метеорологу куски камней из далёких галактик, как не на периферии?' Едва Юрику исполнилось полтора, Маришка решила вернуться в залив Радуги, ей казалось, что переезд на планету без атмосферы разом решит все проблемы. Макс её горячо поддержал и улетел на Титанию.
Кагаров без вопросов зачислил вернувшуюся сотрудницу в штат, Юрик пошёл в ясли, а Маришка с головой погрузилась в работу, так ей было проще ждать. Макс вернулся с Титании перед Новым Годом, Маришка летала будто на крыльях. Но счастье опять, увы, не собиралось задерживаться надолго. На робкий вопрос: отчего бы не заняться поисками удивительных камешков здесь, Макс, увлечённо игравший с сынишкой, честно ответил, что для серьёзного метеоролога исследования на Селене малоперспективны. Он опять улетел через пять недель.
Два года встреч и расставаний остались в памяти смутной чередой цифр до помеченной маркером даты, и когда Маришка, наконец, осознала размеры своей ошибки, было уже поздно: её вовсю кружило по орбите вокруг материального объекта значительной массы. Вдруг с ужасающей отчётливостью стало ясно, что это Макс выбирает, куда лететь и что делать, а она всего лишь вращается вокруг него по вытянутому эллипсу, то удаляясь, то приближаясь к предмету обожания. Маришка, конечно, могла попытаться превратить эллипс в круг: уйти от Кагарова, отправить Юрика к бабушке в Екатеринбург, стать верной спутницей и подругой любимого человека, но она решила иначе.
Для того, чтобы материальный объект начал двигаться по открытой траектории, нужно просто разогнать его до параболической скорости. Это ясно, как дважды два. Дождавшись очередного возвращения из очередной экспедиции, Маришка дала отгреметь восторженным Юркиным воплям, потом усадила мужа на маленькой кухне их двухместного отсека в заливе Радуги и сказала убийственно простую вещь: 'С меня хватит!' А ещё сказала, что устала от бесконечного соревнования с космическими камнями, что может быть булыжник с Проксимы и перевернёт жизнь человечества, но её жизнь и так третий год перевёрнута с ног на голову, что она, в конце концов, молодая женщина, а Юрке, в конце концов, нужен отец, а не дядя, который появляется, как чёрт из коробки раз в полгода, что она долго терпела, но теперь настало время выбирать. Маришка загодя знала ответ, хотя в глубине души ещё на что-то надеялась.
Макс не стал ни спорить, ни кричать. Они тихо расторгли свой брак всё в том же Гассенди. Маришка перевелась на станцию в Кеплере, а Макс улетел к Юноне. Напоследок Маришка поставила жестокое условие: никаких визитов, писем, открыток с Новым Годом, она вычёркивает Максима Вершинина из своей жизни и не желает даже вспоминать о его существовании. Макс молча кивнул и ушёл, а она вернулась в свой отсек, закрыла двери и два часа рыдала в подушку. Это было жутко трудно: достигнуть параболической скорости. Зато она раз и навсегда вырвалась из гравитационного поля. И теперь не надо ждать месяцами коротенького сообщения: 'Рыжик, я возвращаюсь'. Зависимость проста: суммарная масса делённая на квадрат расстояния. Чем больше расстояние, тем легче ложиться и вставать без него, легче дышать без него, жить без него. Есть правда ещё один компонент уравнения, шесть целых, шесть десятых на десять в минус одиннадцатой, маленькая гнусная постоянная, которая заставляет иногда плакать по ночам, но это со временем пройдёт. Кроме того, вон, Юрка какой вырос! Скоро тоже станет мужчиной, объектом большой массы, и будет мама вокруг него вращаться, хотя и так уже вращается, вне зависимости от массы. Тоже парадокс. Или взять Надежду: выгнала она своего Вовочку, а он липнет к ней, звонит через день, обратно просится в сателлиты. Впрочем, исключения только подтверждают правила. А правила простые: держи дистанцию и никто не пострадает. И держала, полтора года держала. А вчера пришло это проклятое письмо.
Когда Маришка увидела во входящих адрес Макса, у неё чуть сердце из груди не выпрыгнуло, потом ей захотелось плакать, и страшно захотелось увидеть Макса, потом она поняла, что читать письмо ни в коем случае нельзя и что она не может его не прочесть. Маленькая чёрная стрелка между 'да' и 'нет': 'Вы действительно хотите уничтожить информацию?..'
Вчера она лежала без сна на кровати и смотрела в низкий потолок, а утром открыла корзину, и не сразу сообразила, что письма удаляются, минуя корзину. И от этого ей ещё нестерпимее захотелось прочесть письмо... и увидеть Макса. В обед Маришка осторожно спросила Гормана, сохраняются ли удалённые письма на сервере станции. Горман пожав плечами сказал, что это смотря по тому, как настроен сервер.
- Если хочешь, я могу спросить у кого-нибудь из инфонетчиков, - предложил Горман. - Ты, наверное что-нибудь нужное удалила?
- Нет. Я просто так спросила, - соврала Маришка, она уже взяла себя в руки.
Вечером она окончательно утвердилась в мысли, что ни под каким видом не будет ничего спрашивать ни у каких инфонетчиков. Она заберёт Юрку из садика, и они пойдут гулять на площадку. Только мама и сын, а больше им никто в целом свете не нужен...
Оглушительный девчачий рёв заставил Маришку подскочить над скамейкой без малого на метр. В следующую секунду Надежда заорала так, что Маришкин шлём наполнился звоном:
- Юрка! Ревка! А ну!..
Умный чип в переговорном устройстве, почуяв неладное, врубил детский канал на всю катушку. Ещё ничего не понимая, перепуганная Маришка кинулась, если это можно так назвать, вслед за плавно прыгающей по грунту Надеждой. В песочнице творилось нечто невообразимое. Юрик повалил Ревекку навзничь и тузил её кулаками, куда придётся. Ревка визжала благим матом. Налетевшая Надежда подхватила обоих детишек с песка и развела в стороны на вытянутых руках. Юрик отчаянно лягался. Маришка схватила его в охапку и, не слова не говоря, потащила к шлюзу. Краем глаза она видела, как Саманта стоит, нагнувшись над прозрачной капсулой коляски с Глэдис.
Маришка почти втолкнула Юрика в шлюз. Наружный люк закрылся, оставляя снаружи заходящуюся плачем Ревекку. Юрик стоял, насупив брови, и ждал, когда мама разрешит отстегнуть шлём.
Уже в коридоре станции Маришка сердито сказала:
- Я не ожидала от тебя такого, Юрик.
Мальчишка молчал.
- Каким же ты вырастешь мужчиной, если вот так запросто бьёшь девчонку?
- Ревка сама виновата, - упрямо сказал Юрик, не глядя на мать, - рёва-корёва! Как обзываться, так первая...
- Это никакое не оправдание! Драться - самое последнее дело, тем более с девочкой! - взорвалась Маришка, - Пороть тебя некому!
Юрик тихо засопел крупным веснушчатым носом. Маришка ухватила сына за руку и молча потянула его за собой. Постепенно успокаиваясь, они дошли до холла, где большой коридор ветвился на шесть малых. Маришка остановилась, развернула Юрика к себе и присела на корточки.
- Надеюсь, мне больше никогда не придётся ругать тебя за такие выходки, - серьёзно сказала она, заглядывая мальчишке в лицо.
Юрик подавленно кивнул. Маришка уже видела, что ему нестерпимо стыдно.
- Перед Ревеккой надо будет завтра извиниться.
- Извинюсь.
- Вот и хорошо, - Маришка потрепала сына по голове и поднялась на ноги. - Из-за чего хоть подрались?
- Мы поспорили, - неохотно сказал Юрик.
- А о чём спор?
- Понимаешь, мам, - тёмно-зелёные глазёнки сразу заблестели. - Ревка говорила, будто наша Луна вокруг Земли вертится. А как Луна может вертеться, если она такая огромная, а Земля совсем маленькая? Ведь это маленькие планеты крутятся вокруг больших, а не наоборот...
Ослабевшая от смеха Маришка прислонилась спиной к переборке.
- Мам, - глядя на неё снизу вверх, спросил улыбающийся Юрик, - А как по-взаправдышному? Земля вокруг Луны вертится или наоборот?
- А это смотря, как поглядеть, солнышко моё! - Маришка обняла сына, притиснула к себе, потом сжала в пальцах тёплую Юркину ладошку и решительно свернула в коридор номер три, туда, где слабо светилась на стене надпись: 'Помещения инфослужбы. Серверная'.