Аннотация: На праздник в Треверргар съезжаются гости. В руины соседнего замка приходит странный человек, называющий себя "Тот, Кто Вернется".
*
Адван Каоренец
*
Солнышко светит. Денек сегодня - прямо загляденье. Ни тебе туч серых, ни слякотной мороси, ни ледяной крупы. Совсем почти, как в Каорене. Прохладно только малость. Ну, да здесь все же не Каорен. Итарнагон родной. А как отвык, так и привыкнешь, дружище.
Выбрался я на задний двор гостиницы. С Ресом все обговорено, с полного хозяйского одобрения устроил я себе маленькую Площадку. Вот так, любезные. В гостинице живу, а в казарму на общие тренировки хожу, да еще на построения. Хватит с меня, накуковался в казарме. В Таолоре, стоять ему вечно, подобные штучки не проходят. Будь ты хоть десятник, хоть полусотник - дверь в закуток свой запереть не вздумай, не то что из казармы переселиться.
Между прочим, здесь я не один такой. Почти у половины наших - городские дома. Собственные, правда. Чай, не какие-нибудь там - королевская гвардия города Генета. Ну, а у меня городского дома пока нет, зато в гостинице вся прислуга в рот смотрит. Тоже, знаете ли, имеет свои преимущества. Определенного рода.
Подразмялся малость, облился водичкой из колодца и закурил на ступеньках заднего крыльца. Ученичок скоро придет. Он у меня обязательный. Сегодня еще разок с двумя полуторниками попробуем, и если левая его рука поведет себя более-менее так, как я прикидываю, в следующий раз позволю двуручник взять. Пусть разницу почувствует, когда обе хваталки откуда надо растут. Беда мне с ним, с Гером. От "слепыша" брать легче, чем переучивать. Правша он. Хоть удавись - правша. И левая ручонка - как чужая. Ни в какую вести не желает. Просто ни в какую. Ведь вот как случается - всем хорош рубака: и удар - дай боже, и вынослив, и опыта не занимать,- а только поставь его в пешем строю против самого завалящего нашего "пса" - двенадцатой четверти не продержится. Это потому, что не "уделяется внимание разнообразным техникам боя в качестве ознакомления, а также для общего развития". Хотя что с них взять, с итарнагонцев? Это вам не Каорен, не Побережье, куда народишко со всей Иньеры сползается. Да если б только с Иньеры! Местечко-то теплое. Выгляди - как хошь, верь - в кого хошь, а работу свою как следует делаешь - получи хорошие деньги.
- С добрым утром, учитель.
Я отсалютовал:
- Привет, командир.
Вдвоем они прискакали - капитан и молодой Эрвел Треверр. Впрочем, я же сам сказал, чтобы он, коли захочет, тоже приходил.
- Привет,- буркнул, переступил с ноги на ногу.
- Здорово, приятель. Значит, на пару сегодня?
Герен кивнул. На физиономии - некоторая неуверенность. Не зря ли притащил лейтенанта? Не зря, Гер, не зря. Тебе уже чуть-чуть есть, что показать.
- Ну, становитесь. Так. Ты, Эрвел, меч вот здесь положи, на крылечко. Возьми вон дубинку, ага, эту самую, и иди сюда. Показываю. Стойка "журавль". Не путать с "аистом". На равновесие. Держи дубину. Делай. Колено выше. Руки прямо. Прямо руки. Вот хорошо. Постой пока.
Теперь - капитану.
- Петли работал?
Улыбается:
- Старался.
- Делай. Левая рука где? Лучше. Левая, черт! Еще. Еще разок. Ага. Хорош. А ты, Эрвел, поднимай дубину, левой рукой. Как факел ее держи. Сначала. Плавнее. Хорош. Теперь передавай ее в правую. Медленно. Медленно, куда поскакал? Колено не опускай! Спину держи. Спину! Хорош. Меняй ноги.
Герену, чтобы без дела не маялся:
- Давай пока двойную петлю. Н-да-а...
- Плохо?- расстроился.
Отрабатывал, небось.
- Иди с ней ко мне,- прихватил с крыльца Эрвелово махало.- И как ты у меня меч возьмешь? А? То-то. Показываю еще раз. Ясно? Делай. Смерть моя. Ну! Вот. Повторим. Еще повторим... Эрвел, колено! Спину держи. Ладно. Хорош. Показываю. Сие - "раскачка". Вот так. Эрвел, дубину обеими руками возьми, стань прямо. Ноги пошире чуток. Ага. Ты, командир, второй меч брось пока. Поехали. Никуда не годится. От левой ноги - через верх - к правой. От правой - к ле-евой. Ясно?
Сопят. Ничего, лапушки. Станете еще у меня пехотинцами.
Загоняли они меня. Отвык, черт побери. С одним учеником проще. А эти еще и на разном уровне... А, ладно. Где наша не пропадала.
- Хорош на сегодня. Ты, Эрвел, отжимайся. А тебе - приседания.
Герен кивнул, а Треверр интересуется:
- Сколько раз?
- Пока учитель не скажет "хватит",- объяснил Гер.
Или пока не свалишься. Есть у нас при Таолорских казармах такая развлекушка.
Пошел я к колодцу, вытащил бадейку водички, разделся, поплескался. Ух, хорошо!
- Давайте сюда!
Гер подошел, как Альберен к каштану, а Эрвел - в первый раз, не знает еще, что его ждет. Жалеть не стану.
- Штаны снимай.
- Что?
- Раздевайся и становись.
Капитан наш уже разоблачился.
Я достал из колодца еще бадеечку.
Больше всего благородному Эрвелу Треверру хотелось, по-моему, сейчас выдумать какой-нибудь предлог не лезть под ледяную воду. Но попробуй откажись, когда капитан уже и отухал, и отохал, и отподпрыгивал. Тем более, что я велел Геру:
- Передай дальше,- и обливал петушка молодого не безродный рыжак, а тот же самый капитан.
Пока они прыгали, я натянул штаны.
- Не худо бы горло промочить, после трудов праведных,- улыбается Гер.
- Я угощаю!- царственный взмах рубашкой.
У нас в Каорене новичок тоже за учителя платит.
- Что ж, прошу в трактир, господа.
Но Гер пропустил первым - меня.
- После вас, учитель.
Доволен, как попа. Не ударил в грязь лицом при лейтенанте. А оный лейтенант мрачноват слегка. Видать, ожидали мы, что мечом помашем, а нам - дрыняку в рученьки.
Вошли в зал. Рес - тут как тут,- сияет, аки начищенный чайник.
- Прошу, господа гвардейцы, вот за этот столик.
- Пива, любезный,- усаживаясь, велит Эрвел.- И закуски.
Да, вина они сейчас не пьют, последователи Альберена. Пост у них. Ну что ж, зато пивка темненького хлебнем. За Эрвеловы денежки. Рес наши вкусы знает - им светлое несет, а постояльцу - черное. И рыбку. Рыбочку. Рыбоньку. Горяченького копченьица. В Каорене, небось, по части рыбочки докой заделался, Рес-то. А чего - море рядом, иди да лови что хошь, да готовь как хошь... Лучшего повара, чем найлар с Побережья, не бывает. Это потому, что я рыбу очень уважаю. Да.
- Значит, так,- отираю пальцы о штаны,- Тебе, командир, на "змею" - три дня. Годится?
Кивает.
- Ну, а ты, Эрвел, дубье найди приблизительное, да покажешь мне в пятницу "раскачку" и "журавля".
- Я в пятницу не могу,- брови хмурит, отповедь на языке - сорваться не успела. Гер встрял, Миротворец мой личный.
- Праздники, Адван. День Цветения, ты ведь помнишь?
Ну, да. День Цветения. Набольший, можно сказать праздник у Альбереновых последователей. Семейный праздничек.
- Тьфу ты!- хлопаю себя по лбу.
Гер уж недели три ко всем приглядывается, за любой пустяк отпуска лишает. Надо ж хоть пару десяток гвардейцев во дворце оставить. Н-да-а, сорвались занятьица.
- Значит, в пятницу утром я за тобой заезжаю,- говорит между тем Эрвел Геру,- Альсарена будет очень рада. Она о тебе расспрашивала.
- Что еще за Альсарена, командир? Хорошенькая?
Гер мой смутился, Эрвел-лапушка тоже замялся. Потом набрал побольше воздуха и выпалил:
- Адван, приглашаю тебя на День Цветения к нам в гости!
- В гости? Разрази меня гром, приятель, в дом советника Треверра?
- Нет,- усмехается он,- В имение. В Треверргар. В программе праздников - большая охота и прочие развлечения.
- С благодарностью принимаю.
Гер улыбается, довольный своим лейтенантом. Эрвела одобрение кумира малость утешило в жизни его тяжелой.
Вот и славненько. Проведем праздники по-праздничному. В гостях. Выпивка, закуска, девочки, которые "расспрашивают"... И прочие развлечения.
В самом деле, не в городе же торчать!
*
Альсарена Треверра
*
Я поднялась из-за стола.
- Спокойной ночи, господа. Спокойной ночи, отец.
Капеллан задрал седые бровки:
- Ты не хочешь послушать, как я придумал расставить хор, дочь моя? Ты же сама пеняла, мол, орган перекрывает голоса. И посему, смею предположить, следующая расстановка певчих существенно улучшит...
- Я ничего не понимаю в теории звука, отец Дилментир. Завтра приду на репетицию и вы мне все покажете. Хорошо?
- Как хочешь, дочь моя,- кажется, он малость обиделся.
Я поцеловала хрупкую перевитую венами руку. Получила благословение. Отец потрепал меня по щеке.
- Иди спать, милая. Завтра пораньше подниму, дел невпроворот. И, знаешь что... прибери там у себя. Банки-склянки свои припрячь. Веники сушеные. Книги... что там у тебя еще? Сама погляди. Кальсаберит, он хоть и гость... ну, ты понимаешь.
- Да, отец. Приберу.
- Как дела с платьем? Готово? Туфли, побрякушки. Мишура всякая. Ты сама должна за этим следить.
- Я слежу. Все готово.
- И чтобы завтра была как... я не знаю, как принцесса. Чтобы Ульганара приступ сердечный хватил. Обещаешь?
- Я постараюсь.
Герен Ульганар неофициально считался моим женихом. Он был вдовец и соблюдал трехлетний траур, из которого прошел едва год. И вроде бы присмотрел меня в качестве новой невесты. Отец клятвенно пообещал ему не спихивать дочь за первого попавшегося, а придержать, как хороший товар. Мне эта волокита была на руку, а отец просто таял, предвкушая скорое родство с потомком драконидов. Таким из себя благородным, просто пробу некуда ставить. Деньжат, конечно, у прекрасного рыцаря кот наплакал, но кто тут говорит о деньгах в нашем высокодуховном аристократическом обществе? Фу, какой дурной тон!
- Я помню, отец. Чтобы хорошо выглядеть, мне надо выспаться. Тебе, между прочим, тоже. Спокойной ночи.
Остающиеся полуночничать нестройно попрощались. Им еще предстояло утрясти расписание празднеств на неделю вперед, а гости начинали прибывать уже с утра.
Мои собаки, Редда и Ун, молча поднялись и последовали за мной. В доме к ним все успели попривыкнуть и зауважать. Даже скандальная свора золотых гончих, или как они там назывались, номинально принадлежавшая отцу, но на деле находящаяся под опекой господина Ровенгура, управляющего, была вынуждена смириться с их присутствием. В свое время, конечно, имели место собачьи разбирательства, но мои умнички объяснили этим шавкам, кто здесь хозяин, обойдясь без смертоубийств.
Слуга-мальчишка протянул факел.
- Тебя проводить, госпожа?
- Спасибо, Летери, не надо.
Парень вздохнул с сожалением. Он был без ума от Уна, и надеялся побороться и покувыркаться с ним у меня в комнате. Иногда это позволялось. Но не сегодня. Сегодня я желала увидеть Стуро как можно скорее. И так он, бедный, заждался. Замерз, наверное.
Из холла я поднялась на второй этаж, и вышла на мосток-аркбутан, соединяющий дом с галереей внешней стены. Галерея торцом упиралась в башню. В большущую башню, еще старогиротской постройки. Она даже имела собственное имя, тоже гиротское: Ладарава. В переводе, кажется, Сторожевая Вышка или что-то вроде того.
В Ладараве я и жила. Спасибо отцу, он позволил сделать ремонт и поселиться тут, отдельно от всех. Подальше от шума и суеты. И от лишних глаз. Отца немного нервировало мое увлечение марантинской медициной, но, как человек умный и дальновидный он сих изысканий не запрещал. Пусть лучше варит свои зелья под моим контролем, чем тайно, Бог знает где скрываясь, рассуждал он.
О моих тайнах он знал далеко не все.
Я отперла дверку, вошла, задвинула засов изнутри. Лестница вилась вверх и вниз. Первый этаж занимали мрачные обширные помещения непонятного назначения, то ли кухни, то ли конюшни. Сейчас там хранился резаный торф и какой-то хлам, оставшийся после ремонта. Еще ниже имелись совсем уже первобытные подвалы, в которые страшно было даже заглядывать. Туда никто и не заглядывал. Моя же комната находилась на втором этаже, а на третьем - лаборатория.
Впустив собак, я прошла по комнате, зажигая светильники. Зажгла и самый мой любимый, в виде фонарика каоренской работы, где в каждую из сторон было вставлено цветное стеклышко - зеленое, красное, синее и лиловое. С окна, выходящего на озеро, сняла ставень. Поставила фонарь на подоконник, так, чтобы зеленый огонек глядел наружу.
Занялась камином. Камин у меня с характером. Его не топили лет двадцать, если не больше, и теперь он вовсю упрямился и самовольничал. Я, однако, нашла к нему подход и очень этим гордилась - прислуге, например, не удавалось разжечь его так быстро и при этом напустить в комнату минимум дыма. Поставила на каминную решетку кувшин с вином - греться.
- Скоро вернусь, хозяюшка,- сказала я Редде.
Редда поглядела, подняв бровь, вильнула хвостом. Она прекрасно знала, куда я направляюсь.
Со светильником в руке я снова вышла на лестницу. Виток вверх. Моя лаборатория, дверь в которую сейчас заперта, а ключ лежит на притолоке -- нехитрый тайник. Еще один виток. Лестница кончилась небольшой площадкой с люком в потолке. Поставив светильник в нишу, я подобрала юбки и влезла по деревянной лесенке. Крышка отошла легко - я не жалела масла для петель.
В проем потек холодный сырой воздух, полный запаха стылой воды, камыша и близкой зимы. Беззвездное небо, ветер, высота. Кольцо зубцов едва виднелось в темноте. Я выбралась на площадку.
Башня Ладарава стоит на самом высоком месте обрыва, на розовой гранитной скале, а в пятнадцати локтях ниже плещется озеро Мерлут с багровой от торфа водой. Вид с площадки открывается восхитительный, но сейчас без шестой полночь и все внешнее пространство превратилось в космос.
А-а, вот уже...слышно. Слышно? Камыши эти проклятые расшуршались, ветер рассвистелся... Нет, есть!
Стремительный вибрирующий звук, который я ни с чем не спутаю. Отдаленный грохот бронзы, перистый шелест, металлическая полоса режет воздух на студенистые ломти. Я крутила головой, не в силах определить направление.
Широкая тень, черная, чернее окружающей тьмы, спрыгнула с ночного неба на поверхность площадки. Быстрые скользящие шаги, тень вдруг сложилась, сжалась, превратившись в высокую сутулую фигуру.
- Альса!- полушепот, полукрик.
Радостно пискнув, я кинулась навстречу, в протянутые руки. Ударилась об острый клин его груди. Сжала ладонями закутанную в капюшон голову.
- Стуро, любимый, наконец-то...
Жесткие, остывшие в полете губы ткнулись мне в рот.
- М-м! Погоди, пока нельзя... Я не... М-м-м...
- Не отворачивайся. Я осторожно.
- У, какой холодный! Замерз?
- Есть немного. Я уж думал, сегодня этот... как ты говоришь... анкрат?
- Антракт. Нет. Просто семейный совет. Потом расскажу. Пойдем вниз. Я поставила вино на решетку, как бы не закипело.
Стуро лихо спрыгнул в дыру, снял с лестницы меня. При свете стало видно, что крылья у него влажные и блестят как нефть, а на ворсинках суконного капюшона повисли капельки. Он сощурился, заслонился рукой.
- Опять не принес грязную одежду? У тебя там, наверное, целый тюк скопился.
- Не суетись, Альса. Сам справлюсь. Ты мне только мыла дай.
- Я тебе сейчас по шее дам. Вот сниму с тебя все барахло...
- А я с тебя.
- Полетишь назад голый!
- Ха!
Пока мы спускались, я ворчала. Упрямец Стуро корчил из себя самостоятельного и моя опека его раздражала. Я же смотрела на обстоятельства реально. И я вовсе не хотела, чтобы мой ненаглядный подцепил воспаление легких, бултыхаясь в ноябрьской воде. Хоть он у меня и на редкость морозоустойчивый, ибо родился в прямом соседстве с кадакарскими ледниками.
Пропустив Стуро в комнату, я заперла дверь. Собаки бурно возрадовались. Ун опрокинулся, повалился в ноги, расшвыривая резаный тростник и принялся потешно крутиться на спине. Редда, по природе более сдержанная, подсовывала нос под Стуровы ладони. Стуро смеялся, трепал собак и тискал. Забавно. Псы мои позволяли обращаться с собой фамильярно только детям и Стуро-Мотыльку. Да еще, помнится, своему предыдущему хозяину. М-да.
Вино только-только собиралось закипеть. Я подолом подхватила кувшин, перенесла его на стол. Достала бокалы.
- Альсатра, как ты любишь.
Он оставил собак. Подволок табурет, уселся, вытянув длинные ноги. Редда и Ун тотчас улеглись по бокам, глядя на него с обожанием.
- Твое здоровье.
- Твое здоровье, любимый.
Отпив, он расстегнул капюшон. Бросил его на край стола. Встряхнул иссиня-черной дикарской своей гривой, сильно отросшей с сентября, когда мы в последний раз приводили его голову в пристойное состояние. Ничего, после праздников подстрижемся. Волосы до лопаток отмахали, у меня бы так росли. Даже обидно.
- Альса, а что ты хотела рассказать?
- Скорее, предупредить. Скоро праздник, гости съедутся. Родственники. Отец заставит меня всем этим заниматься. Вернее, уже заставил.
- А. Значит, все-таки этот... анкрат?
- Надеюсь, нет. Однако, придется осторожничать. Фонарик буду зажигать попозже. Ты ведь дождешься?
Он пожал плечами.
- Конечно. Само собой. Родственники, они... ну, да. Семья. Клан.
- Обиделся?
- Что ты. Я же понимаю. Как это... кон-спи-ра-ция.
Но его это задело, я чувствовала. Он ведь у меня немного помешан на почве семейных уз. Когда-то собственные родичи, аблисы, изгнали его из рода. Жив остался чудом.
- Хочешь, я больной прикинусь? Все праздники просижу в башне.
Он слабо улыбнулся, показав клыки.
- Пропасть, Альса. Брось это...Лучше выпей свои пилюльки.
Пилюльки так пилюльки. Прекрасное средство. Сложненько бы мне пришлось, не будь у меня марантинского образования. Впрочем, не будь у меня марантинского образования, мы бы со Стуро никогда не встретились.
Я отошла к каминной полке, сняла с нее ларец с побрякушками. Из ларца достала деревянную коробочку, а из той -- пилюльку. Проглотила, запила вином.
- Я сегодня видел Маукабру,- сказал Стуро, теребя Уновы уши.
- Где?
Маукаброй мы прозвали странную и весьма крупную тварь, с недавних пор поселившуюся в наших лесах. Местные называли ее драконом, но это было неверно. Летом и осенью мы со Стуро всерьез на нее охотились. Всерьез - это, конечно, не значит, что нам нужна была ее шкура в качестве трофея, просто мы наблюдали за ней и пытались рассмотреть поближе. Тварь же не подпускала к себе никого, даже Стуро, а это уже было вдвойне удивительно. У меня имелась теория, что Маукабра забралась сюда из Южного Кадакара, однако Стуро меня не поддерживал. Убеждал, что ничего подобного никогда в Кадакаре не водилось. По моему, это не аргумент. Сам-то Стуро родом с Севера, откуда ему знать, что водится, а что не водится в Южном Кадакаре?
- Я сидел на дереве, а она прошла внизу и спустилась к воде. Кажется, она меня заметила.
- Ты увидел ее в такой темнотище?
- Нет, какое. Услышал.
Стуро употребил сугубо аблисский глагол "гварнайт", не имеющий буквального перевода ни в одном из известных мне языков. Наверное, в языках оборотней, арваранов и других нечеловеческих рас имелись аналоги, но я их не знала. Разговаривали же мы со Стуро на диалекте старого найлерта, а найлары обозначали эмпатию как "слух сердца".
- Возвращаясь к праздникам. Отец хочет устроить на Маукабру охоту.
- Альса! Ее убьют?!
Даже вскочил, бедняга.
- Не думаю. Я, конечно, попытаюсь их отговорить, но... Да не бойся ты. Она же умнейшая зверюга. Они ее даже не найдут.
Он моргал недоверчиво.
- Садись,- я толкнула его обратно на табурет и присела ему на колени.- Мои родственники те еще охотники. Ирги, и тот охотился лучше.
Ох, вот это я зря. Стуро моментально нахохлился, отвел глаза. Ирги не хотел быть охотником. Он был не охотник, а жертва охоты. Утащивший за собой всю выследившую его свору. Чтобы эта свора никогда больше ни на кого не устраивала травли.
Никогда и ни на кого.
- Я попробую их отговорить.
- Не надо, Альса. Не надо. Это пустяки... Перестань меня жалеть! Я не маленький!
- Ну, все, все. Никто никого не жалеет. Вот я тебя сейчас безжалостно укушу!
- Куда тебе, у тебя зубы тупые.
- Зато больше сила давления на квадратный дюйм.
- На что квадратное? Квадратным не укусишь. Треугольное, еще куда ни шло... Ай! Ты опять две пилюльки проглотила?
Пилюлю я проглотила всего одну. Просто мой организм, похоже, учится самостоятельно нейтрализировать снотворный эффект аблисской слюны. Медленно, но верно. Впрочем, рано еще об этом рассуждать. Рано. Доказательство основывается на множестве опытов. Чем опытов больше, тем вернее результат. Марантинский принцип.
К опытам, друзья!
*
Стуро Иргиаро по прозвищу Мотылек
*
Я нашел ее у самого берега, среди ив, почему-то не сбросивших листву. Она стояла по брюхо в тростнике. Тростник был пепельно-желтым, листва ив - цвета запекшейся крови и погромыхивала на ветру. А между листвой и тростниками протянулось нечто маслянисто-черное. Почему-то на память пришли длинные натеки вулканического стекла, я много их видел на склонах Тлашета.
И сразу - мягкий, но неодолимый толчок в грудь. Не подходи.
-Я не подхожу, не подхожу. Я издали. Вот отсюда, хорошо? Не надо меня давить. Я ведь ничего плохого... я ведь даже не любопытствую. Маукабра, миленькая! Я тебя предупредить хочу. Только предупредить.
Из тростников вынырнула черная, лоснящаяся голова. Плоская, широкая в висках, с треугольной пастью, с раскосыми кошачьими глазами. По-змеиному раскачиваясь, щупала воздух раздвоенным языком.
-Ар-х-х-х-ссс...
Убирайся. Невидимая сила отталкивала меня. Не угроза, нет. И не злоба. Абсолютное неприятие. Отторжение. Убирайся. Убирайся.
Она не причиняет вреда. Ни нам с Альсой, ни, насколько мне известно, кому-либо еще. Если мы сильно ей надоедаем, она просто уходит. Если она прячется, найти ее невозможно. Она слышит. Не так, как аблисы. По-другому. Не могу объяснить словами. Она разумна, я почти уверен. Опять же, разумна не в привычных нам понятиях. По-иному разумна.
- Скоро начнется охота, Маукабра. Охота на тебя. Завтра или послезавтра. Охота, понимаешь? Люди из замка. Вон оттуда. Придут с оружием. За тобой.
-Аррр...х-х-х-ссс...
Я попятился. Пропасть, она же понимает. Я точно слышал - понимает. Не слова старого языка, нет. Что-то другое. Но ей плевать. На охоту, на людей, желающих ее убить. На весь мир плевать. Я ей надоел. Шел бы куда подальше. Зачем липнешь? Убирайся.
- Хорошо, Маукабра, я уберусь. Ты только... постарайся остаться в живых.
Я повернулся и пошел прочь. Тотчас давление ослабло - Маукабра уже забыла обо мне.
Ну откуда ты такая взялась? Уж никак не из Кадакара. Нет в Кадакаре таких существ. Ни в Южном, ни в Северном.
Она чужая, Альса, совсем чужая. Может, у нее и кровь не красная, а какая-нибудь зеленая. И сама она не из мяса сделана. Может, она порождение забытых странных богов... Я не спорю, Альса, не спорю, Единый твой - самый главный, но это у людей, да и то не у всех...
Прихваченная инеем трава хрустела под ногами. Обходя стороной Маукабрины кусты, я поднялся на высокий берег. Там, прицепившись за каменный гребень, повисла над озером одинокая сосна. Скрученная петлями, завязанная корявыми узлами, косматая и колючая. Сосна-дракон. Старая моя приятельница. Почти каждый вечер, как стемнеет, я прилетаю сюда и сажусь в развилку. И гляжу на противоположный берег. На темный силуэт замка, на башню, что продолжает отвесную вертикаль скалы. И жду, когда на башне вспыхнет зеленый огонек.
Сейчас замок почти не виден. Зябкий сырой туман уже отделился от воды, но не рассеялся, а завис где-то на полпути между небом и землей. И клубился, и шевелился. И передвигался внутри себя. А ветер его тормошил потихонечку. Отрывал по комку, по прядке, и раздергивал на невидимые нити.
Я постоял немного на берегу, глядя, как чернеет торфяная вода под слоями тумана, и шагнул прямо в этот туман. Ветер принял меня на крыло, окунул с головой в густой, тяжелый от влаги воздух. А потом поднял плавно и передал с рук на руки восходящему потоку. Серый шевелящийся пласт пронесся под ногами, истончился, сменился полупрозрачной рыхлой плотью лесов. Осенняя линька - леса растеряли густую свою шерсть, облезли и даже как-то съежились. И хрупкие скелетики ветвей виднелись в сквозных ранах. Впрочем, осень - это не болезнь. Всего лишь отдых.
Вот ты, Альса, говоришь, на юге вообще не бывает осени. И зимы тоже не бывает. А на севере, говоришь, не бывает лета. Но это только если совсем-совсем на севере. Или совсем-совсем на юге. Мне что-то не верится. Хоть об этом и написано в твоих умных книгах.
Я ведь читаю пока плохо и медленно. Говоришь, это потому, что я начал учиться уже взрослым. И что-то там мне мешает. Как, как? Стервотипы восприятия? У взрослых эти стервотипы ужасно давлеют. А у маленьких они еще маленькие и не давлеют. Короче, плохо я пока читаю.
Лес вскарабкался на холм и прорвался очередной проплешиной. Вираж. Я начал снижаться. Это руины, мой теперешний дом. Когда-то здесь тоже стоял замок, наверное, ничуть не меньше Альсиного Треверргара. Его покинули, и не так давно, два, от силы три десятка лет назад. Почему - неизвестно. Вроде бы прежние хозяева умерли, а вместо них в замке поселились привидения. Вроде бы эти места кто-то проклял. Так или иначе, но люди отсюда ушли. Ушли из замка и из деревни, что располагалась у его стен.
Я жил в руинах с мая месяца. Привидений не встречал. Проклятия не чувствовал. Это был просто очень большой старый пустой развалившийся дом. Да и развалившийся не полностью. В нем нашлось несколько вполне пригодных комнат. Пригодных для меня и для моих коз.
Снизившись, я нырнул в пролом западной стены, сразу на второй этаж. С земли сюда не заберешься - лестницы частично сами обрушились, частично погребены под обрушившимися перекрытиями. И это очень хорошо, потому что у меня здесь нет ни запоров, ни дверей. Только сколоченные Большим Человеком деревянные щиты, которыми отгораживался козий закуток.
Они услышали меня. Заволновались, замемекали. Словно теплое дыхание - эхо их ощущений. Предчувствие встречи. Радость. Нетерпение. Спектрально-чистые эмоции, возможные только у животных. У любящих тебя животных.
Распорядок дня у нас сложился такой: утро до полудня я посвящаю козам, кормлю их, дою, расчесываю, убираюсь в закутке. Потом обедаю. Потом поднимаюсь к себе и маюсь бездельем до темноты. Пытаюсь читать. Рисую. Занимаюсь домашними делами. Иногда гуляю, но Альса каждый раз ругает меня за это. Боится, что кто-нибудь меня увидит, выследит или подстрелит. Она вообще слишком за меня боится. Даже неудобно.
Иногда Альсе удается найти время днем. Она приходит с Реддой и Уном. Всех троих я поднимаю наверх по очереди. Когда было тепло, мы много ходили по лесу. Надоедали Маукабре или собирали разные лекарственные травы. Летом Альсин отец почти все время проводил в большом городе, далеко отсюда. Летом она сама себе была хозяйка и мы почти не расставались.
Большой Человек помогал мне обустроиться. Стучал молотком, таскал какие-то деревяшки. Я спрашивал: зачем? А он мне: зимой увидишь. Большой Человек - надежный и основательный. И он все делает надежно и основательно. Он притащил уйму всяких вещей, необходимых для жизни. Он привел из деревни Ночку и Зорьку. Это он посоветовал мне поселить коз на втором этаже, и сам сколотил для них загон. И травы накосил для них - он.
Теперь Большой Человек здесь не появляется. Он избегает меня. Да, Альса, я знаю, и тебя тоже. Я знаю, он стал пить то крепкое вино, которое делают в Каорене арвараны. Он смешивает его с пивом и пьет. Когда-то я тоже пробовал так делать. Быстро пьянеешь, а потом очень болит голова.
Зорька толкнула меня носом. Что задумался? Не грусти!
-Я не грущу, сестричка. Разве с вами загрустишь? Давайте я вам еще корма насыплю...
*
Йерр
*
Мы хорошо пообедали сегодня. Выкопали вкусное из-под снега в лесу. Вкусное закопалось на зиму. Думало, мы его не найдем. Вкусному не нравилось, что мы его нашли. Вкусное сопротивлялось. Ревело, вырывалось. Вкусное хотело спать. А мы хотели есть.
Мы пошли попить и умыться. И пришла Липучка. Та, которая с крыльями. Большая Липучка. Есть еще Маленькая Липучка. Без крыльев, да. И еще есть две собаки. Хорошие собаки. Умные. Не подходят. А Липучки - глупые, да. Совсем глупые. Лезут и лезут.
Липучка боялась. Сильно боялась, да. За нас. Смешная Липучка. Глупая. Кто-то придет. Придет с железом, убивать нас. И убьет. Мы сказали - уходи. И Липучка ушла.
Эрхеас, нам грустно. Нам одиноко. Долго, Эрхеас. Слишком долго. Где ты, Эрхеас?..
*
Тот, Кто Вернется
*
(...Сухие смуглые лица в обрамлении черных волос. Черные глаза без привычной уже ледяной клинковой стали. Улыбка - словно на всех одна. Тепло. Тепло Второго Круга. И Третьего...)
Меня рывком вышибло из сна. Совсем расклеился. Даже Контроль не сразу срабатывает...
Гэасс-а-Лахр. Шесть Гэасс-а-Лахр в жизни моей. Хотя меня не "лахр". Меня только "эрса". Йерр, девочка...
И кровать - слишком высокая, слишком мягкая, неудобная, и стулья-табуреты - дурацкие, неуклюжие, и стол идиотский растопырился, и ковер на стене - аляповатый, грубый рисунок, и железо на нем - дрянь... И ощутимо давит тоска по точеным, выверенным до толщины волоса линиям, по звенящим чистым узорам, по своду пещерки над головой, по тихому, почти незаметному журчанию ручейка, по...
Размазался соплей. Плохо. Если уж снится Гэасс-а-Лахр...
Раз-два - нету.
Зачем вспоминать Гэасс-а-Лахр? Чтобы физически, до ломоты в костях и судорог в мышцах ощутить отсутствие Йерр? Май, все лето и два месяца осени. Как долго, девочка... Надеюсь, ты осторожна.
Скоро я увижу тебя. Уже совсем скоро. Судьба подкинула подарок. Придется ехать дня на два попозже, чем собирался. Но в основном - время и место - как рассчитывал.
Вещей с собой брать не стану. Все останется здесь. В этой комнате. Я больше не вернусь сюда.
Как много за спиной, девочка - людей, мест, лет. Почти четверть века. И дорога моя близится к концу. Она закончится там же, где началась. Дорога. Долгая, нудная работа. Мгновение радости - будет ли? Успею ли, девочка? Сам не знаю. Как сложится.
(...Старшая - отбрасывает со лба жесткую черную прядь.
"-Все, что мог, ты взял. Ты ведь чужак, Эрхеас,- грустно-виноватая улыбка.- Родись ты здесь...
Да, я знаю. Знаю, сестра. Успевшие закостенеть связки, грубые суставы. Отвратительная реакция. Плохая центровка - поднять рахра, конечно, смогу, а вот далеко ли унесу... Но мне достаточно. Там, куда я уйду, не умеют половины того, что ты дала мне, Лассари, сестра моя, Наставник. Ведь я все равно не смогу вернуться сюда. Так зачем оставаться в живых?..)