Аннотация: Рациональный опыт религиозно-философского познания добра
Геннадий Шатов
ЖИЗНЬ ВНЕ ЗЛА.
Рациональный опыт
религиозно-философского
познания добра
От автора
Замысел систематизировать и предать гласности свои личные размышления о жизни впервые возник у меня после того, как я стал замечать, что мои мысли, случайно или намеренно высказанные в общении с другими людьми, находят у них заинтересованный отклик и, как оказалось, часто становятся им полезны. Это открытие заставило меня всерьез задуматься над тем, насколько субъективный взгляд человека на мир, всецело формирующийся в его индивидуальном "Я", способен отражать объективную истину и соответствовать реально существующему положению вещей.
Встречаясь с людьми и делясь с ними впечатлениями и оценками тех или иных жизненных ситуаций, я постепенно все больше и больше склонялся к мнению, что иного пути к познанию сокровенных тайн бытия, кроме как через самого себя, у человека нет. При этом я всякий раз убеждался, что людям, какими бы разными они ни были, приходится не только иметь дело с общим всем нам миром, но и решать по жизни одни и те же проблемы. Это вселяло уверенность, что волнующие меня вопросы небезразличны не только мне. И что, может быть, для людей, пребывающих в мучительных поисках и сомнениях относительно смысла своего существования, предлагаемые мною ответы покажутся убедительными. Мне хотелось убеждать людей не столько в правоте своей личности, сколько в правоте самой жизни и в справедливости наших судеб, а для этого я должен был быть уверен, что имею такое право.
Жизненный опыт и определенное знание людей подсказывали мне, что далеко не всякий человек способен самостоятельно справиться с лавиной ежедневно обрушивающихся на него проблем, порой становящихся причиной серьезного душевного кризиса.
Чувствуя в себе силу помочь им разобраться в своих чувствах и впечатлениях и направить их в позитивное русло, я понял, что должен попытаться это сделать. Так родилась идея этой книги.
Если попытаться в нескольких словах выразить ее основную тему, то, безусловно, ключевой мыслью, пронизывающей все содержание работы, является идея о совершенстве мира и человека, и о естественности счастья, как состояния его души. Я хотел раскрыть людям глаза на тот потенциал жизни, который у них имеется от Бога, от рождения, но которым мы часто просто не умеем пользоваться. Мне показалось, что я смогу найти нужные слова, чтобы это объяснить. В какой мере мне удалось реализовать свою задачу -предстоит судить вам.
Учитывая серьезность цели, которую я перед собой поставил, предлагаемая читателю книга, конечно же, не может относиться к категории развлекательной литературы, но я надеюсь, что знакомство с ней, тем не менее, окажется делом не только полезным, но и увлекательным.
Не пытаясь с точностью определить жанр своего сочинения, я охарактеризовал его как опыт религиозно-философского познания добра. Можно сказать, что эта книга является религиозной по духу и философской по содержанию. В основе моей религиозности лежит глубокое убеждение в божественной природе красоты и целесообразности мира. Я верю в неиссякаемую мудрость Творца, и это придает мне силы думать, что наделив человека разумом и научив распоряжаться им, Господь каждому из нас предоставил шанс открыть для себя великолепие его создания, почувствовать и по достоинству оценить доброту мира и, тем самым, обрести так необходимое нам счастье жизни. Одновременно это еще и, безусловно, философское произведение, ибо таков характер самих поднимаемых в нем проблем. Нет нужды объяснять и доказывать, что при всем значении и величии математики или физики, биологии или химии, других "точных наук", вопросы душевного бытия человека остаются прерогативой философии.
В заключение мне бы хотелось выразить искреннюю признательность доктору философии Виктору Владимировичу Тавровскому за участие в работе над книгой и большую помощь в подготовке рукописи к изданию. Я также хочу поблагодарить моих друзей и коллег, чье заинтересованное участие в обсуждении проблем, поднимаемых в книге, оказалось для меня очень полезным и плодотворным. Должен признаться, что именно в ходе таких дискуссий и споров, и, в значительной мере, благодаря им, родились многие страницы настоящей книги.
Геннадий Шатов
Кишинев, июль 1998 года
ПРЕДИСЛОВИЕ
(Предназначается для особо терпеливых читателей. Желающим приступить к основному повествованию можно эту главу опустить...)
Жизнь порождает множество вопросов и прежде всего о самой жизни. На мучительные поиски ответов на них потрачены усилия множества гениальных умов. Литература, философия, религия и искусство благодаря этим усилиям подарили миру множество подлинных шедевров, каждый из которых по праву может считаться украшением величайшей из всех мировых сокровищниц - сокровищницы человеческого опыта и разума. Но... вопросы остаются. Тайны жизни, загадка ее смысла продолжают будоражить умы людей и не поддаются решению, которое бы можно было назвать раз и навсегда окончательным.
Сколько раз мы пытались обманывать самих себя, убеждая, что истина нам известна, и сколько раз нам приходилось стыдливо опускать глаза и признаваться в том, что пойманная нами Жар-птица оказалась обычной синицей. И все же всякий раз испытанное разочарование оборачивалось пусть не большим, но все же открытием на пути познания смысла бытия. А это значит, что как сама постановка извечных вопросов жизни, так и поиски ответов на них не являются напрасными, даже в том случае, если результат оказывается не столь впечатляющ как нам бы того хотелось.
Два последних столетия в философии с полным правом можно назвать веками проблемы человеческой личности и ее судьбы. Это, безусловно, не означает ни того, что ранее философская мысль была равнодушна к феномену человека, ни того, что в XIX-XX вв. ее, наоборот, занимала исключительно проблема человеческой судьбы. Интерес к своей природе, своему месту в мире, отношениям к окружающему миру, к себе и к себе подобным занимал человека чуть ли не с момента его возникновения. Неспроста поэтому весь комплекс вопросов, связанных с человеком, получил название "вечных проблем". С другой стороны, те же XIX-XX века немало потрудились над тем, чтобы затемнить проблему личности человека, поставив ее в зависимость от более высокого универсума - общества, в котором эти личности сливаются в некое нерасчлененное целое, и таким образом представить "отдельного индивида" в качестве лишь функции "совокупности всех общественных отношений" (Маркс). Это был по-своему замечательный, я бы даже сказал, гениальный стратегический ход, позволявший на какое-то время уйти от казалось уже неизбежного превращения "вечных вопросов" в неразрешимые "проклятые вопросы". Но теориям, даже теориям умеющим "овладевать массами", не дано заставить человека надолго перестать чувствовать себя неповторимой индивидуальностью, личностью, которая не хочет, да и не может, слиться без остатка с чем бы то ни было внешним ей, пусть даже самым великим и возвышенным, будь то Бог, общество или природа.
Примечательно, что при всем различии мировых религий, равно как и религий национальных, отождествление человека с Богом всегда рассматривалось в качестве одной из самых больших ересей. При этом, правда, имелось ввиду не возвышение человеческой личности перед или над Богом, а как раз усмирение ее излишне самоуверенных притязаний на вселенское верховенство. Самое большее, на что мог претендовать человеческий индивид это быть порождением Божьим, что однако не только не исключает, но и, наоборот, подчеркивает противоположность временного, конечного человека и вечного, абсолютного Божественного начала. Но и эта казалось бы совершенная ясность во взгляде известных нам религий на место человека в мире не смогла снять всех вопросов. Не удивительно потому, что в современной религиозной философии все чаще можно обнаружить попытку любой ценой избавиться от прямого их обсуждения, заменив его констатацией неразрешимости "тайны бытия". Так, один из ведущих представителей современного неотомизма Жак Маритен просто называет человеческую личность "великой метафизической тайной", а не менее авторитетный основоположник католического экзистенциализма Габриель Марсель в книге "Мистерия бытия" заключает с еще большей определенностью: "Что такое человек и его жизнь - никто никогда не знал и не будет знать. Что такое Я - вопрос человечески неразрешимый и противоречивый" .
И тем не менее именно в XIX-XX вв. тема человеческой личности и ее судьбы продолжала подниматься вновь и вновь, пока не достигла, наконец, невиданной ранее остроты. Одним из первых философов и писателей, у которого проблема человека заслонила собой все остальные вопросы, стал Сёрен Кьеркегор. Замечательной (и очень близкой мне) чертой этого датского мыслителя явилась его попытка понять сущность человека через самого себя, через свою собственную личность, через свой индивидуальный неповторимый и ни у кого не заимствованный опыт. Может быть именно поэтому в его словах гораздо больше страсти и жажды открытия истины, чем у многих куда более прославленных философов до и после него: "Где я? Что значит сказать - мир? Каково значение этого слова? Кто заманил меня сюда и покинул здесь? Кто я? Как я оказался в мире? Почему меня не спросили, почему не познакомили с его правилами и обычаями, а просто всунули в него, как будто я был куплен у продавца душ? Как я оказался вовлеченным в это огромное предприятие, называемое действительностью? Разве это не дело выбора? ...Кому я могу пожаловаться? ...Вина - что она значит? Или это не известно, как получается, что человек бывает виноват?..." .
Эти вопросы оказались столь значительными, что породили впоследствии целое философское направление - "экзистенциализм", или "философию существования" - в центре внимания которого они и оказались. Уникальность человека, смысл его жизни, судьба стали стержневыми темами этого движения, а сами постановки вопросов еще более обострились и обрели трагическое звучание. Знаменитый французский философ и писатель-моралист Альбер Камю, хотя и отрицавший свою причастность к экзистенциализму, был тем не менее очень близок ему по духу, и именно у него острота постановки проблемы смысла бытия человека доведена до своего логического предела: "Есть лишь один поистине серьезный философский вопрос - вопрос о самоубийстве. Решить, стоит ли жизнь труда быть прожитой или она того не стоит, - это значит ответить на основополагающий вопрос философии. [Выделено мной: Г.Ш.] Все прочие вопросы - имеет ли мир три измерения, существует ли девять или двенадцать категорий духа - следуют потом. Они всего лишь игра; сперва необходимо ответить на исходный вопрос" .
Как мы видим, итог к которому так или иначе приходили почти все мыслители, оказывался для человека малоутешительным. Как это ни парадоксально, но трагизм оценок усиливался, а не ослабевал, по мере развития человеческой цивилизации и расширения власти и возможностей человеческого рода в целом.
Очевидно, самочувствие человека не находится в прямой зависимости от самочувствия того общего, к которому он принадлежит, либо же эта зависимость не является прямо пропорциональной. Но в таком случае причину собственных удач или неудач, причину овладевающих мною чувств следует искать в первую очередь в самом субъективном восприятии мною тех фактов и явлений жизни, которые оказываются для меня существенными и которые, в конечном счете, и определяют характер моей общей реакции на мир. Конечно, и здесь можно поступать по-разному: можно презирать мир и свою судьбу, но при этом испытывать нечто похожее на счастье от осознания своей несломленности - это счастье вечной борьбы, счастье "перманентного революционера"; но можно любить и дорожить своей судьбой, если увидеть в ней нечто большее, иное, чем тяжкий крест, бремя, под тяжестью которого суждено, как на заклание, идти по жизни и умереть, и это иное и есть сама жизнь - разная, многоликая, то плачущая, то смеющаяся, и именно потому лишенная скучной серой однообразности, при которой любые чувства стали бы неразличимы. В ней то и заключено подлинное счастье - счастье жизни, счастье, которое уже не знает традиционного "зла", ибо и "зло" воспринимается в ней как великое благо. Тот же А. Камю, которого трудно назвать певцом безмятежной радости, признавал в "Мифе о Сизифе", что "нет солнечного света без мрака, и ночь надо изведать" .
Раскрытию тайны жизни вне зла, искусству в самые тяжелые минуты оставаться самим собой и посвящена эта книга. Мне хочется предложить людям даже в моменты наивысшей усталости духа, когда казалось бы сама почва уходит из под ног и нет больше привычной опоры, не тяготиться происходящим с ними и попробовать понять, что благо совершающегося с нами недоступно сразу ни нашей мысли, ни нашему взору, а осознать его как добро с позиций привычного мировоззрения часто не представляется возможным.
Научиться принимать жизнь такой какова она есть, извлекать радость из каждого ее мгновения - не самое простое дело. Возможно моя теория и не завоюет весь мир. Но даже если не весь мир, не все человечество, а лишь горстка людей или даже ты один почувствуешь в результате вкус к жизни, ощутишь ненапрасность своего существования, обретешь опору, которую так давно искал и не находил, это будет уже победа. Победа над безысходностью и апатией, над серостью и безотрадностью твоего прежнего существования. Это, наконец, будет твоим желанным освобождением от груза прежних ошибок и обид и обретением подлинного желания жить в радости и согласии с миром и самим собой.
Живем мы только для того, чтобы пользоваться благом жизни. Весь смысл жизни, доступной нам, только в том, чтобы мы имели возможность участвовать в божеской жизни; и потому мы должны быть счастливы. Если мы несчастливы, то это значит только то, что мы делаем не то, что должно, или не делаем того, что должно. Так что не только благо есть последствие исполнения долга, но наш долг в том, чтобы мы испытывали благо...
Лев Толстой
ГЛАВА I.
Происхождение.
Все бесконечное количество теорий о происхождении человека вполне может быть сведено к трем основным взглядам, согласно которым человек есть
(а) порождение Божественной воли,
(б) продукт естественной эволюции и
(в) результат биологической случайности.
Из трех этих концепций я выбираю первую, оставляя ученым-антропологам и палеонтологам поиск "недостающего звена" эволюции и дело пополнения рядов гоминидов и гоминоидов все более свежими "антропами" и "питеками" .
В своем выборе я исхожу из твердого убеждения, что только максимально возможный синтез всех знаний - и научного, и философского, и религиозно-богословского - и всего опыта, как общечеловеческого, так и личного жизненного опыта отдельного индивида, способен приблизить познание к разгадке "тайны человеческой души", в чем, собственно, и заключен для меня весь смысл интереса к человеку. В соединении разума и веры лежит ключ к постижению смысла бытия. Попытка же отыскания человеческой сущности исключительно в истории его природно-биологической эволюции представляется мне малоплодотворной.
ј1. Бог
"Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, первый и последний."
[Откр. 22:13]
"... да будет Бог все во всем"
[1 Кор. 15:28]
"Отвести взгляд от мира - это не поможет прийти к Богу; вперить взгляд в мир - тоже не поможет прийти к Нему; но кто видит мир в нем, тот пребывает в его присутствии... Мир - не забава Бога, он - Его судьба. То, что существует человек, человеческая личность, ты и я, имеет божественный смысл"
Мартин Бубер ("Ты и Я")
Обретение Бога. Каждый человек, очевидно, по-своему приходит к господу. Для одних это незыблемая истина приходящая с первым глотком материнского молока или данность зафиксированная в священных книгах его религии, будь то Библия, Коран, Авеста, Веды, Трипитака или что-то еще. Вера в Бога в этом случае в индивидуальном человеке просто не возникает, она уже есть, присутствует в сознании его народа, его рода, племени, семьи и наследуется человеком от них.
Другие принимают Бога как своего рода утилитарно-бытовую гипотезу, позволяющую им объяснить для себя неподдающееся познанию разума величие и многообразие окружающего мира и его источник, и тем самым поставить конец бесчисленным когда? где? откуда? и почему? вносящим разлад в его размеренную жизнь. Для умов более настырных и взыскательных поиск Бога становится одновременно и поиском смысла мира и его собственной жизни. "Мир без Бога, - говорит, например Николай Бердяев, - лишен смысла и случаен... Если нет Бога, то нет Тайны. Если нет тайны, то мир плосок и человек двухмерное существо, неспособное восходить в гору. Если нет Бога, то нет победы над смертью, нет вечной жизни, то все лишено смысла и абсурдно" . Но есть и совершенно особенное приобщение человека к Богу, которое, подобно неожиданно нахлынувшей волне, захватывает вас полностью и без остатка как ощущение Божества. Но если волна через мгновение уходит, откатывается и растворяется в бесконечном пространстве моря и вы опять остаетесь на берегу один, то присутствие Бога пришедши однажды не покидает уже никогда.
Третьи воспринимают Творца в результате событий произошедших с ними и на тех или иных примерах доказывающих его сущесвование.
И многия... многия... многия...
Мой путь был не лишен некоторой доли мистицизма и пафоса. Для начала - я не метался мучимый бесплотными поисками Всевышнего. Безусловно, я был готов к его восприятию, но не более того. Рожденный в семье атеистов я неизбежно был дитем двух родителей - Коммунизма и Веры в научное познание мира. И тут начинается мистицизм и пафос. Именно в ночь своего 30-летия (почему именно в эту?...) я впервые осознал существование Бога. Мне не понадобились вещественные доказательства, так требуемые материалистами. Вернее будет сказать даже не осознал, а ощутил, именно ОЩУТИЛ. Каким-то симбиозом физических и духовных рецепторов. Мне он не приснился, не пришел во сне в результате влияния каких-то книг, разговоров, фильмов. Я просто проснулся без снов посреди ночи с полным ощущением, что Господь сущь. Что он есть, и нет никакой необходимости в доказательстве его существования. Что он везде - во мне, в воздухе, в предметах вокруг. Что мы все, и каждый из нас, есть часть его и он бесконечен. Все эти ощущения были так явны и сильны, что полностью поменяли мои прежние мироощущения и, пожалуй, предопредели дальнейший жизненный путь.
До того момента я полагал себя абсолютно свободным, абсолютно законченным и самодостаточным. Единым и уникальным настолько, что без сомнения на свете наиболее ЦЕЛОЕ и ЦЕНТРАЛЬНОЕ это и есть Я. Никогда прежде, до этой ночи, я не ощущал себя частью чего-то огромного единого и чрезвычайно совершенного, в котором мое "Я" может претендовать только на роль маленького винтика. Своего рода ничтожного колесика в необъятной Машине Бытия. С этим ощущением, которое постепенно трансформировалось, видоизменялось и дополнялось, приобретая все более новые оттенки и цвета, я живу и сейчас, пытаясь осознать и исполнить свою роль как проводника Божественной воли.
Быть может озарения и откровения, в разные времена посещавшие многих людей, и есть искомое подтверждение существования Бога? Быть может всеведущее просветление, снизошедшее под священной смоковницей на Будду-Гаутаму, или откровение, дарованное Мухаммеду в Ночь предопределения, в чем-то сродни чувству, испытанному и мной?!... Они харизматичны. Они увели за собой миллионы людей и сотни поколений. Они рождаются единожды и это событие в истории человечества. Но кроме таких титанов божественного провидения необходимы и другие, несравненно более мелкие, но так же несущие основную идею...
Не знаю, но как бы там ни было, это чувство истинно для меня как ничто другое. В понимании его поможет, возможно, свидетельство выдающегося русского философа Вл. Соловьева, для которого ощущение Бога в себе было столь же сильно и реально:"В настоящем религиозном ощущении дана действительность ощущаемого; мы на деле воспринимаем реальное присутствие Божества, испытываем на себе его действие. Против переживаемой действительности бессильны всякие отвлеченные возражения... То обстоятельство, что я не всегда испытываю это ощущение, а иные и вовсе его не испытывают [выделено мной - Г.Ш.], так же мало вредит действительности моего ощущения и его предмета, как мало вредит солнцу и зрению то, что ночью я не вижу дневного света, а слепорожденные никогда не видали его и днем. Помимо этого, многие люди имеют, а прежде все имели, ложные понятия о солнце, приписывали ему малые размеры и движение вокруг земли. Но ни существование солнца, ни моя уверенность в нем нисколько от этого не изменяются. Точно так же все теологическое противоречия и заблуждения, связанные с религией, нисколько не касаются действительного ее предмета... Самое ложное и нелепое теологическое учение никому не может препятствовать ощущать Божество и ни в ком не может вызвать сомнения в действительности того, что дано в его ощущении" .
В сравнении с этим моим свидетельством существования Бога любые иные аргументы видятся мне уже не столь существенными.
Разумеется, для меня не утрачивают своего значения и так называемые рациональные доказательства бытия Бога, выдвинутые еще Фомой Аквинским.
Будучи самым видным и влиятельным философом западноевропейского средневековья, после смерти получившим титул "ангельский доктор" и причисленным к лику святых римско-католической церкви, Фома Аквинский (1225/26 - 1274) предложил пять путей доказательства существования Бога, которые, как мне кажется, и по сей день никто не сумел всерьез поколебать.
"Первый путь" исходит из наличия в мире движения. "Все что движется, должно иметь источником своего движения нечто иное", ибо ничто не может быть "само источником своего движения", то есть быть "одновременно, в одном и том же отношении и одним и тем же образом и движимым, и движущим" . Значит, говорит Фома Аквинский, "коль скоро движущий предмет и сам движется, его движет еще один предмет, и так далее. Но невозможно, чтобы так продолжалось до бесконечности... Следовательно, необходимо дойти до некоторого перводвигателя, который сам не движим ничем иным; а под ним все разумеют бога" .
Второе доказательство логично выводится им из наличия "производящей причины". "В самом деле, - рассуждает Фома Аквинский, - мы обнаруживаем в чувственных вещах последовательность производящих причин, однако не обнаруживается и невозможен такой случай, чтобы вещь была своей собственной производящей причиной; тогда она предшествовала бы самой себе, что невозможно. Нельзя помыслить и того, чтобы ряд производящих причин уходил в бесконечность". Отсюда вывод, что "необходимо положить некоторую первичную производящую причину," т.е. Бога.
Третьим шагом к доказательству бытия Бога является анализ понятий возможности и необходимости. Мир полон вещей, которые "возникают и гибнут", а значит "для них возможно и быть, и не быть". Более того, "коль скоро нечто может перейти в небытие, оно когда-нибудь перейдет в него" и "в мире ничего не будет". Но если бы мир состоял только из таких "случайных" вещей, то он бы, как справедливо замечает философ, не существовал уже сейчас. Действительно, для того чтобы нечто возникало и умирало, изначально необходимо, чтобы существовало нечто первичносущее, давшее начало бытию. Но в таком случае, это должна быть "необходимая сущность", не имеющая уже какой-либо иной "внешней причины своей необходимости, но самое составляющее причину необходимости всех иных" .
Четвертое доказательство исходит из того, что раз существует иерархия ступеней совершенства природного бытия (Ф. Аквинский говорит о "различных степенях совершенства"), то это с необходимостью предполагает наличие абсолютного совершенства. "О большей или меньшей степени говорят в том случае, когда имеется различная приближенность к некоторому пределу", то же, "что в предельной степени обладает некоторым качеством, есть причина всех проявлений этого качества". Поскольку же мы находим среди вещей "более или менее совершенные, или истинные, или благородные", то обязательно "есть некоторая сущность, являющаяся для всех сущностей причиной блага и всяческого совершенства"
И, наконец, пятый путь приводит к доказательству Бога из "распорядка природы", иначе говоря, из наличия целесообразности, или гармоничной организации Вселенной. Действия природных тел, говорит Фома Аквинский, "направлены к наилучшему исхоќду. Отсюда следует, что они достигают цели не случайно, но будучи руководимы сознательной волей. Поскольку же сами они лишены разумения, они могут подчиняться целесообразности лишь постольку, поќскольку их направляет некто одаренный разумом и пониманием, как стрелок направляет стрелу. Следоваќтельно, есть разумное существо, полагающее цель для всего, что происходит в природе; и его мы именуем богом" .
И все-таки, принимая предложенные выше доказательства и соглашаясь с ними, повторяю, свое личное ощущение, дающее мне и веру в Бога и знание Его, я ставлю намного выше.
Конечно, мне могут возразить, что представление о том, что бытие Бога очевидно само по себе, ибо каждый человек владеет тем или иным понятием о Нем , известно еще со времен так называемых "отцов церкви" и неоднократно ставилось под сомнение. Но разве перечисленные выше доказательства бытия Бога Фомы Аквинского опровергают их? Нисколько. Они лишь дополняют "аргументы сердца" "аргументами разума". Поэтому можно сколько угодно называть веру в изначальную и самоочевидную данность Бога представлением обыденного религиозного сознания: истинность данного убеждения не становится при этом меньше. Не зря, очевидно, византийский философ Иоанн Дамаскин, живший в первой половине VIII в., считал, что понятие о Боге укоренено в сердце каждого человека, а Августин Блаженный полагал, что наиболее адекватно Бог постигается как раз в глубинах собственной души.
Мое представление о Боге. Человеку, с моей точки зрения, не только не грешно, но и должно иметь собственное представление о Боге. При этом я, безусловно, имею ввиду отнюдь не физиогномическое представление о Боге, то есть не непременное обладание начертанием внешнего облика, внешних черт или форм Божественного "тела", а представление о сущности Бога в отношении ко мне и к миру в целом. С этой позиции меня почти не интересует, является ли Бог неким существом, обитающим вне мира, или Он есть некая абсолютная идея, как мыслят его объективные идеалисты, или это вселенский дух, разлитый во всей природе (точка зрения пантеизма), или это некое дао восточных религий, понимаемое как всеобщий закон Вселенной. Как не интересует меня и то, триедин Бог (христианство) или един (мусульманство). Есть ли Он троица христианская (Бог-отец, Бог-сын, Бог-дух святой) или индуистская (Брахма, Вишну, Шива) и есть ли имя его Яхве или Иегова, Ахурамазда или Аллах и т.п.
В конечном счете, все это есть лишь частные формы проявления или, точнее, явления одного и того же - единого Бога. Вот почему все они не могут ничего ни изменить, ни добавить к тому смыслу, который несет в себе само понятие "Бог". Ни тем более подменить его, хотя в восприятии Бога каждым отдельным индивидуумом (часто столь разных и непохожих друг на друга), безусловно, содержится именно то "зерно знания" своего Господа, которое сам Господь посчитал должным вложить в того или иного конкретного человека.
Пожалуй, наиболее яркой и сильной иллюстрацией попытки индивидуального человеческого разума "объять необъятное" является индуизм, религия, которая, с моей точки зрения, лучше других осознала необходимость поверить в истинность восприятия бога конкретным человеком и которая поэтому не только не подавляет, но и, наоборот, культивирует веру в истинность индивидуального восприятия Бога. Принимая в качестве первопричины и высшей сущности мира безначальный и бесконечный духовный Абсолют, охватывающий собой всё, вся и всех, и недоступный в полной мере ни пониманию, ни описанию, ни определению, индуизм "персонифицирует" этот Высший Духовный Абсолют в трехстах миллионах (!) "личных богов" делая, таким образом, зримым незримое. Но эти триста миллионов богов есть ни что иное, как триста миллионов проявлений Абсолюта, как его триста миллионов имен и форм, и число это "может быть умножено до бесконечности, нисколько не затрагивая при этом основополагающий принцип" .
Мне же кажется, что иметь представление о Боге, значит попытаться понять (хотя бы и силой своего ограниченного разума) и представить Его деятельную функцию как творца, создателя и управителя мира и человека. Бог нам уже достаточно открыт: мы знаем, что Он всесовершенен, всемилостив и всемогущ, и в этом сходятся почти все религии, хотя у одних характеристики Бога могут быть ограничены всего (!) десятком эпитетов, а у других их гораздо больше. В исламе, например, их 99 и, надо полагать, это не предел изобретательности человеческого ума. Но не в состязании называния Бога должен совершенствоваться человек, а в уразумении его истинной роли в жизни. Размышляя об этом, я попытался выразить свои ощущения через, очевидно, весьма приблизительные, неабсолютные, но зримые аналогии, помогающие мне в какой-то мере достичь невозможного: увидеть Творца и Управителя мира.
Итак... Бог представляется мне то как Часовщик, создавший и вдохнувший жизнь в созданный им механизм (к этой аналогии мы еще вернемся позднее), то как гениальный Режиссер и Игрок одновременно, театром которого является весь наш мир. Я вижу его руку, точнее пальцы, каждый из которых облачен в костюм подобающий его роли. Пальцы исполняют свою роль в сложном спектакле, играемом на сцене, и им уже кажется, что они зажили собственной жизнью, что они сильны, свободны и независимы, тогда как на самом деле они остаются лишь окончаниями руки до поры скрытой от постороннего взора. Они выполняют движения, повинуясь воле хозяина этой руки, и как само движение, так и то, каким оно будет, зависит целиком только от этой воли. Но иллюзия самостоятельности упорно держится в этих пальцах, поскольку лицо Режиссера приближено вплотную к сцене и оттого неразличимо, и хотя его дыхания нельзя не ощущать, пальцы сопротивляются очевидности только потому, что не видят самого лица, как будто только "в видеть" и заключена истина.
"Монотеизм" и "полирелигиозность". Листая мысленно всемирную историю религиозных учений и верований, невольно прихожу к мысли о недостаточности для меня ни одной из существующих мировых религий. Эта недостаточность безусловно состоит не в том, что их догматика или культ слишком просты, примитивны или малоразработаны. Вовсе нет, христианское богословское наследие огромно и многообразно, не менее впечатляюща и литература буддизма и ислама. Но во всем этом богатстве я не нахожу ответа на важнейший для себя вопрос: почему же они разъединяют, а не объединяют человечество, мир? Ведь нет богов, а есть только БОГ. Ведь все они религии монотеистические, то есть религии "одного Бога". Не это ли дало основание с великой долей иронии заметить одному из наших современников, что "признавая бога одной религии, мы неминуемо рискуем попасть в ад всех других". И не это ли отвратило от официального русского православия гениального писателя, мыслителя и глубоко верующего человека Л.Н.Толстого, который с горечью писал в своей "Исповеди" (1882 г.):"То учение, которое обещало мне соединить всех единою верою и любовью, это самое учение в лице своих лучших представителей сказало мне, что это всё люди, находящиеся во лжи, что то, что дает им силу жизни, есть искушение дьявола и что мы одни в обладании единой возможной истины. И я увидал, что всех, не исповедующих одинаково с нами веру, православные считают еретиками, точь-в-точь так же, как католики и другие считают православие еретическим; я увидал, что ко всем, не исповедующим внешними символами и словами свою веру так же, как православие, - православие, хотя и пытается скрыть это, относится враждебно, как оно и должно быть, во-первых, потому, что утверждение о том, что ты во лжи, а я в истине, есть самое жестокое слово, которое может сказать один человек другому, и, во-вторых, потому, что человек, любящий детей и братьев своих, не может не относиться враждебно к людям, желающим обратить его детей и братьев в веру ложную. И враждебность эта усиливается по мере большего знания вероучения. И мне, полагавшего истину в единении и любви, невольно бросилось в глаза то, что самое вероучение разрушает то, что оно должно произвести" .
Искренности Толстого и его боли, вложенной в эти строки, вполне можно доверять хотя бы уже потому, что к этому времени он прошел мучительный и сложный путь от "полного нигилизма" к "истинной вере". Но если нельзя полностью положиться на авторитет ни одной из существующих мировых религий, не должен ли я верить так и в то, как и во что предписывает мне верить сам Бог, продвигая меня по жизни и шаг за шагом, ступень за ступенью открывая мне свое величие и даруя постижение смысла бытия?!
Безусловно, даже такой "суровый" вывод вовсе не обязывает вычеркнуть из своего сознания все то, что исходит от христианства, ислама или буддизма. Как раз наоборот, он дает основание свободно и непринужденно познавать истинного Бога и через слово Христа, и через слово Мухаммеда, и через слово Будды, а Библия и Коран остаются для меня книгами мудрости полными откровений.
И последним штрихом в этой главе хотелось бы отметить тот факт, что всему свое время. Религии и их лидеры, пророки и божественные ипостаси не возникли одновременно. Из подобного рождалось подобное, меняя форму, подчас до неузнаваемости, но не суть. Например, единая идея преподаваемая иудаизмом, трансформированная христианством и воплощенная для мусульман пророком пророков растянулась более чем на две тысячи лет, до возникновения ислама в седьмом веке нашей эры. Итак, если суть идеи неизменна, а форма видоизменяема с течением времени несложно предположить, что на том или ином уровне религиозного развития человека ему необходима своя, новая форма-воплощение Господа.
Итак. Если мне недостаточно чего-либо в известном нам мире, почему я не могу востребовать это? А что может быть важнее духовной пищи для ищущего ее? МЫ НЕ ВЫДУМЫВАЕМ БОГОВ, МЫ ПРИДУМЫВАЕМ ИМ НОВЫЕ ЛИЦА. Не удовлетворенное желание познать лик Господа заставляет иначе, чем предыдущие поколения, стараться взглянуть на него. Почему же не с этой стороны?...
ј2. Дьявол
"И низвергнут был великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную."
[Откр. 12:9]
Фауст
Ты кто?...
Мефистофель
Я дух, всегда привыкший отрицать.
И с основаньем: ничего не надо.
Нет в мире вещи, стоящей пощады.
Творенье не годится никуда.
Итак, я то, что ваша мысль связала
С понятьем разрушенья, зла, вреда.
Вот прирожденное мое начало,
Моя среда.
И. В. Гёте "Фауст"
Дьявол, диавол (от греч. diabolos - клеветник, у славян - сатрап) - по религиозным представлениям - предводитель сил зла, главный противник Бога и враг спасения человечества, источник всех бед и всех несчастий... падший ангел самого высокого ранга, не захотевший подчиниться Богу, за что Бог изгнал его с небес вместе с частью последовавших за ним ангелов.
Из словаря
Фигура дьявола (сатана, Вельзевул, "злой дух", "князь тьмы", "лукавый", "нечистый" и т.д.) самым загадочным образом то появляется, то исчезает от религии к религии, при этом его образ перекочевывает в почти неизменном виде от эпохи в эпоху, лишь отчасти изменяясь в оттенках.
Что порождает "дьяволов"? В одних религиях дьявол выступает как неотъемлемый компонент картины мира сверхъестественного бытия, без которого не мыслится объяснение причин мира естественного - земного мира людей - арены извечного противостояния небесных сил, невольным свидетелем и участником которых является весь человеческий род.
Такова, к примеру, религия древних иранцев - маздеизм, или зороастризм, как ее часто называют по имени основателя религии Зороастра (Заратустра - в европейской транскрипции). Для зороастризма характерно резкое разделение светлого и темного начал в мире, олицетворенных в образах духов света и добра - агуров и духов тьмы и зла - дэвов. Во главе светлых духов стоит Ахурамазда, во главе духов тьмы - Анхра-Майнью . Оба они сыновья "Бесконечного времени" - бога Эрвана. "Оба великих духа (бога) признаются равноправными творцами всего существующего. Но Ахурамазда создал все светлое, чистое, разумное, полезное для людей, а Анхра-Майнью, напротив все злое, нечистое и вредное" . В Авесте, священной книге зороастризма, процесс этот описан следующим образом: "Вначале была пара близнецов, два духа, и у каждого из них своя деятельность... Это были добро и зло, в слове, деле и помышлении... И, соединившись, эти два духа создали жизнь (действительность) и отсутствие жизни (недействительность), чтобы определить, как будет устроен мир в конце концов, для злодея самая ужасная жизнь, для святого наилучшее духовное состояние. Затем, когда они закончили каждый свою часть в делах творения, они выбрали себе каждый отдельное царство. Тот, который был злым, выбрал злое, от чего получается наивозможно худшее, а благодетельнейший дух выбрал праведность... ". Поэтому, по учению Авесты, добрый бог не может отвечать за зло мира, так как оно произведено другой, независимой от доброго бога силой. Есть основания полагать, что "такой резкий дуализм светлого и темного начал, составляющий основную мысль Авесты и всего зороастризма, представляет собой явление, для древних религий весьма необычное.
В этом свете еще раз обратимся к зороастризму. Весьма интересна такая картинка основанная на главной идее этой религии. Если два Сына Времени (Злой и Добрый, Темный и Светлый, дьявол и Бог) создатели всего сущего равноправные его творцы, то созидали они мир по рациональной схеме - "от начала к концу" (не видится другая - "от конца к началу"). Если один из них создал СМЕРТЬ (небытие, полный покой, стагнацию), а другой - ЖИЗНЬ (бытие, движение). Если наш мир рожден из Величественного Ничего (покой, небытие) единым движением-волной и результат - ЖИЗНЬ (бытие, движение), выходит, что бог зла Анхра-Майнью создал НАЧАЛО всего (прошлое), а бог добра Ахурамазда творит ПРОДОЛЖЕНИЕ (нынешнее). А в Библии сказано "Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, первый и последний." [Откр. 22:13]. То получается совсем уж провокационный вывод, что дьявол есмь начало, Альфа, а Бог есмь конец, Омега. И существовать бытие по другому не может не имея либо конца, либо начала. И только все вместе и есть Творец всевышний. И дьявол в этом случае вовсе не обезьяна Господа, а суть его начало...
Его не было в религиях Китая, Японии, Индии, он слабо заметен в религиях Египта и Двуречья. Своим столь подчеркнутым дуализмом иранская религия выделяется чуть ли не из всех религий мира" . Скажем, в Китае, где получила распространение идея двух начал, двух космических сил: ян - светлого, животворного, положительного (мужского) начала и инь - темного, мертвого, отрицательного (женского) начала, - обе эти силы даже графически изображаются, как две неотделимые половины, находящиеся в соприкосновении и взаимопроникновении. "Все вещи произошли от взаимосвязи инь и ян. Взаимодействие инь-ян порождает и доброе, и злое в природе и в жизни. Не стоит рассуждать о том, что лучше, что хуже - свет или тьма, покой или движение, - и то и другое необходимо, одно без другого немыслимо, одно переходит в другое, поэтому может быть и плохим и хорошим - в зависимости от времени и ситуации" . Только вместе обе космические силы и образуют дао - всеобщий закон Вселенной.
Другие религии - как, например, христианство - увидев в образе дьявола "соперника" и антагониста Бога, долгое время боролись с его даже гипотетическим присутствием и лишь перед лицом жестокой и, как казалось, очевидной дихотомии добра и зла в конце концов были вынуждены признать его наличие как источник воспроизводства земных зол.
В первые века нашего тысячелетия идея двух начал в мире, светлого и темного, возвышенного и земного, доброго и злого, Христа и демиурга находилась в центре внимания гностицизма, а затем и манихейства, "которое все пронизано мыслью об изначальной и постоянной противоположности света и тьмы, бога и дьявола и которое с момента возникновения (середина III в.) стало одной из основных христианских ересей. Этический дуализм находился в противоречии с идеей всемогущества бога... Идея вечности борьбы дьявола и бога таила в себе взрывоопасные для церкви следствия: если мир не отличается изначальной благостью и зло в нем занимает столь же фундаментальное место, что и добро, если дьявол так же силен, как и бог, то возможно ли вообще спасение человека? И какую надежду в этом случае может предложить церковь? Получается, что сути бытия не столько соответствует опосредствующая, умиротворяющая роль церкви, сколько позиция борьбы, открытой схватки с социальным злом" .
Впрочем, с противоречием этического дуализма идее всемогущества Бога мы сталкиваемся гораздо раньше, причем, на западе так же, как и на востоке. В древнем Китае, например, проблема зла поставила человека перед необходимостью ответа на вопросы, пытаясь разрешить которые, он входил в явный конфликт с основами своего собственного мировоззрения: "Небо всемогуще, и человек от него полностью зависим ("Небо, рождая на свет человеческий род, тело и правило жизни всем людям дает"). Но в таком случае источник зла - небо. Но бог не может быть причиной зла. Значит, зло от человека и "зависят распри только от людей". Но если это так, тогда "нельзя уповать лишь на волю творца". Однако идя по этому пути древнекитайское мировоззренческо-нравственное сознание доходит до тезиса, что "все зависит от людей", хотя при этом и восхваляется значимость Неба. Так или иначе , но уже в древнекитайских книгах "Ши-цзин" ("Книга песен") и "Шу-цзин" ("Книга истории"), входящих в состав "Пятикнижия", зарождается теодицея (оправдание бога), согласно которой не бог - источник зла. Но в таком случае он не всемогущ - вечная проблема религиозного мировоззрения, проблема сочетания в боге благости и могущества при невозможности отрицания наличия в мире зла" .
В Европе ту же проблему, но уже более жестко и определенно, без двусмысленных экивоков на Бога или волю неба, сформулировал Эпикур (342/341 - 271/272 гг. до н. э.):
"Бог или хочет устранить зло и не может,
или может, но не хочет,
или и не хочет, и не может,
или же хочет и может.
Если он хочет, и не может - он бессилен, а таковым бог быть не может.
Если может, но не хочет - он завистлив и зол, что тоже чуждо божеству.
Если не хочет и не может - он бессилен и завистлив, а следовательно он не бог.
Если же он и хочет, и может, что единственно пристало божеству, то откуда возникает зло? Или почему бог его не устранит?" .
Гораздо позднее, на рубеже ХVI-ХVII вв., Томмазо Кампанелла, автор знаменитой утопии "Город Солнца", в трактате "Побежденный атеизм" задался аналогичным вопросом: если Бог беспредельно добр и всемогущ, откуда низвергается на нас такая тьма невзгод? "Почему Бог отдал дьяволу власть над своими тварями большую, чем оставил себе? Из-за бессилия? По неведению? Или не желая прийти к нам на помощь? Но в таком случае он стар, слаб или ленив, либо невежда, либо нерадивый ко всему и жестокий... Почему Бог не предотвращает голодовок, мора, войн?" .
Мучаясь теми же вопросами, а точнее противоречиями я попытался найти на них свои ответы. И, размышляя, постепенно пришел к заключению, что мои именитые предшественники сами приговорили себя к мученичеству сомнения, оказавшись в плену ИЛЛЮЗИИ ЗЛА. ВСЕ ДЕЛО В ТОМ, ЧТО ИХ УБЕЖДЕНИЕ В ОЧЕВИДНОСТИ И АБСОЛЮТНОЙ ДОСТОВЕРНОСТИ СУЩЕСТВОВАНИЯ ДЬЯВОЛА ВОВСЕ НЕ ЯВЛЯЕТСЯ АКСИОМОЙ, КАК ОНИ ПРОСТОДУШНО ПОЛАГАЛИ, И ДОЛЖНО БЫЛО БЫ БЫТЬ ДОКАЗАНО.
Противоречия разрешаются сами собой, когда вместо безысходного стремления понять почему существует зло? и почему Бог допустил к управлению миром дьявола?, мы зададимся целью проанализировать сами исходные посылки - а действительно ли "зло" является злом? и существует ли дьявол? В этом случае любое полученное "нет" разрывает порочный замкнутый круг, поскольку если само исходное допущение оказывается ложным, то должны быть признаны ложными и его следствия.
Существует, правда, два взгляда на природу зла. Согласно одному из них, назовем его традиционным, ЗЛО есть порождение дьявола. Опровержение этого взгляда будет, в таком случае, напрямую зависеть от того, удастся ли нам показать, и насколько убедительно, неистинность идеи самого дьявола.
Сторонники второго взгляда не связывают источник зла ни с чем конкретным. Для них не важно, откуда исходит зло: от Бога, от дьявола или от человека, - для них важен сам факт его существования. Для того, чтобы поколебать эту позицию, уже не достаточно доказать, что дьявола нет, их следует убедить в том, что нет зла самого по себе. Но этому мы посвятим отдельную главу, а пока... вернемся к дьяволу.
Бог и дьявол. Если исходить из наличия в мире двух сил - Бога, как силы положительной, обладающей всеми положительными качествами в превосходной степени, и противостоящей ему силы дьявола, как воплощения всех отрицательных качеств в столь же абсолютной превосходной форме, то законно установить, что глаголом Бога является СОЗИДАНИЕ, а глаголом дьявола - РАЗРУШЕНИЕ. Если Бог - созидатель, а дьявол - разрушитель, то все созданное и существующее могло быть создано только Богом, но ни в коем случае не дьяволом. Будучи антиподом созидающего Господа, дьявол нацелен на разрушение и не способен созидать.
В таком случае логично представить и проанализировать 3 возможные ситуации:
а) Бог сильнее дьявола,
б) силы Бога и дьявола равны, и
в) силы дьявола превосходят силу Бога.
Какую бы из этих ситуаций мы не взялись рассматривать, мы изначально обязаны предположить, что действия каждой из этих сил должны существенно проявляться, или, говоря иначе, что наличию каждой из этих сил должно иметься в мире явное подтверждение.
В пользу Господа говорит уже тот факт что есть мы, есть мир, в котором мы живем и есть все то, что нас в этом мире окружает. Таким образом, все три "есть" однозначно указывают на существование созидающей, творящей силы, то есть Бога, созданиями и детьми которого мы являемся.
Но если Господь Бог все силы устремляет на совершенствование и преумножение своего творения, то дьявол должен бы был стремиться к противоположному и, реализовывая свой разрушительный потенциал, пытаться свести результат Божественного созидания к абсолютному нулю. Однако мы не имеем ни одного факта, подтверждающего наличие такого разрушения. Любое действие на земле, вне зависимости от того называем ли мы его смертью, или разрушением, таковым не является. Разрушение, если оно и имеет место, всегда только временно, не абсолютно, оно - пролог созидания и происходит с целью созидания. Что бы мы ни воспринимали за "разрушение от дьявола", это на самом деле лишь моменты, этапы, элементы созидания нового и дьявол к этому созидающему разрушению не имеет ровным счетом ни какого отношения.
Впрочем, это даже и не разрушение вовсе, это только превращения, метаморфозы, которые только мы, люди, в силу своей ограниченности и приземленности воспринимаем как разрушения, ибо не понимаем, не способны охватить всего глобального смысла созданного Богом мирового механизма. Нас не смущают даже факты истории, которые неустанно учат, что разрушение чего-либо всегда вело к возникновению нового, что своим рождением любое новое всегда обязано смерти предшествующего ему старого. Творение, следовательно, никогда не уничтожается, а только перетекает во все более новые и совершенные формы, и потому, при всем желании, я не могу отметить в окружающем меня мире ни одного примера действия разрушающей силы дьявола.
Таким образом, ни допущение превосходства силы дьявола, ни допущение равенства сил Бога и дьявола не могут быть нами приняты. В первом случае, дьявол, вероятнее всего, не допустил бы самого акта творения, или же погубил бы его еще в стадии формирования, а во втором, на ДЕНЬ созидания, приходилась бы НОЧЬ разрушения. Но, как я уже сказал, наличие нас в мире и наличие вокруг всего того, что мы видим, осязаем и обоняем служит неопровержимым доказательством абсолютного превосходства Бога над дьяволом (либо отсутствия последнего!).
Но если дьявол слабее Господа (а из трех вариантов, допускающих его существование, остается только этот), то, обладая даже маломальской логикой, нетрудно заключить, что в этом случае, дьявол не способен разрушить Божье творение. Он, более того, не способен разрушить его не только полностью, но и даже частично сколько-нибудь значительно, и в его силах, следовательно, остается лишь доля разрушения, крайне мизерная, в сравнении с размерами творения...
Но тогда возникают новые сомнения. Даже если оставить в стороне вопрос о том, зачем Богу, способному уничтожить дьявола в силу своего превосходства, сохранять существование тому, что вмешивается в дела Творца, стараясь ему препятствовать, мы вправе спросить: "А тот ли это тогда дьявол, которым пугают людей? Что общего между грозным Сатаной, перед которым трепещет человеческая фантазия, и жалким шутом, мелким пакостником, каким он предстает, если способен в океане созидания разрушить не больше капли? И что же это за "гордый" , дерзкий и настырный соперник, который всегда проигрывая, будучи вечным неудачником, обреченным оставаться всегда вторым, тем не менее предпочитает жить в позоре, чем отступить и уйти?..." Умножая эти вопросы, я, наконец, задаю себе последний: "А был ли дьявол?!..."
Существование дьявола имело бы хоть какой-то смысл, если бы этот "гений зла" хоть в малой степени соответствовал своей литературной характеристике: "... Это враг рода человеческого, человекоубийца от начала, ангел смерти, друг смерти и вор жизни. Кроме того, дьявол - это разрушитель и клеветник, лжец и Отец лжи, обезьяна Господа Бога, потрясатель правосудия, источник зла, корень пороков... дьявол еще и совратитель людей, начало всех споров и раздоров, поставщик горестей, предатель народов..."
Нет логики, нет смысла содержать рядом бессилие, которое изо всей мочи пыжится тебе помешать. Содержать нечто абсолютно бессмысленное и беспомощное. Оно ведь ничего не способно привнести в мир. Дьявол, по определению, ничего не производит, он только потребляет, питаясь разрушением крох со стола Божественного творения. И как тут не воскликнуть: "И это посмешище, эта "Моська, лающая на Слона", и есть дьявол??..." Так посмеемся над ним все вместе!
В этом свете еще раз обратимся к зороастризму. Весьма интересна такая картинка основанная на главной идее этой религии. Если два Сына Времени (Злой и Добрый, Темный и Светлый, дьявол и Бог) создатели всего сущего равноправные его творцы, то созидали они мир по рациональной схеме - "от начала к концу" (не видится другая - "от конца к началу"). Если один из них создал СМЕРТЬ (небытие, полный покой, стагнацию), а другой - ЖИЗНЬ (бытие, движение). Если наш мир рожден из Величественного Ничего (покой, небытие) единым движением-волной и результат - ЖИЗНЬ (бытие, движение), выходит, что бог зла Анхра-Майнью создал НАЧАЛО всего (прошлое), а бог добра Ахурамазда творит ПРОДОЛЖЕНИЕ (нынешнее). А в Библии сказано "Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, первый и последний." [Откр. 22:13]. То получается совсем уж провокационный вывод, что дьявол есмь начало, Альфа, а Бог есмь конец, Омега. И существовать бытие по другому не может не имея либо конца, либо начала. И только все вместе и есть Творец всевышний. И дьявол в этом случае вовсе не обезьяна Господа, а суть его начало...
А вообще же, если вопреки логике, здравому смыслу и очевидности фактов все-таки допустить существование дьявола , то мне представляется, что в этом случае ВЕЛИЧАЙШАЯ ХИТРОСТЬ ДЬЯВОЛА СОСТОЯЛА БЫ В УБЕДЕЖДЕНИИ МИРА В СВОЕМ СУЩЕСТВОВАНИИ...
ј3. Человек
Что такое человек по сравнению с Богом? Сколь многое мы можем? Что в наших силах по сравнению с тем, что в Его силах? Что такое наша доблесть против Его могущества? Что такое наше знание по сравнению с Его мудростью? Что такое наша субстанция по сравнению с Его субстанцией? Главное, что такое все наше перед всем Его?
Мартин Лютер. О рабстве воли.
Было время, когда одной из наиболее серьезных задач философии считалось доказательство бытия Бога; видимо, уже трудно сомневаться в том, что в наше время важнейшей задачей философии является доказательство бытия человека.
Э. Агацци
С доказательством небытия дьявола, человек оказывается один на один с Богом. А это не самое уютное соседство...
Почему мы разные?... Люди не похожи друг на друга, все мы очень разные. Мы разные не только внешне - по очертаниям лица, телосложению, форме глаз, носа, подбородка, росту, цвету кожи и волос, но и внутренне. У каждого свой уровень интеллекта, свой характер, свои мысли и желания. Наконец, у каждого из нас своя судьба. Все это вместе порождает между людьми отношения симпатии или антипатии, любви или ненависти, уважения или презрения, соперничества или взаимопомощи, вызывает к жизни такие разные чувства как ревность и соучастие, зависть и сопереживание чужой радости и много-много других.
Каждое событие, которое с нами происходит, неизбежно становится объектом нашей оценки и порождает невольные сравнения, сопоставления: "А как у другого? Лучше или хуже? И почему..." Довольно часто, если не всегда, мы находим свое положение далеко не самым предпочтительным и это вызывает в нас целую бурю негативных эмоций . Чтобы их избежать, стоило бы признать любое происшествие своей жизни наилучшим из тех, что нам суждены Господом. Но тогда наверняка возникает вопрос: "А почему я такой, почему я не создан лучше, почему я болею, почему страдаю, плачу, почему не только нахожу, но и теряю, почему меня нельзя было создать сильным, умным, здоровым и красивым?" и тысячи других почему...
Теоретически, Бог, конечно, мог создать каждого человека, мир и вообще всё и всех идеальными. Идеального мужчину, идеальную женщину и всё вокруг них он мог создать идеальным. Если допустить, что идеальной фигурой является круг, то тогда идеальный мир состоял бы из идеальных круглых людей, круглых животных и круглых растений. Круглый человек сидел бы в круглом доме за круглым столом, у него была бы круглая мебель, круглая кошка и все вокруг было бы круглым. Все идеально, все одинаково и нет нужды ни в споре, ни в зависти, ни в соперничестве. Но разве такой мир, составленный только из идеального, и сам будет идеален?... Представьте 100 абсолютно прекрасных людей и поместите себя в их среду и вы почувствуете себя окруженными сотней уродов, поскольку однообразие отталкивает.
В однообразии прекрасное переходит в свою противоположность - оно становится отвратительным.
Если бы Бог создал идеальный, поразительный по красоте рассвет и такой же прекрасный идеальный закат, как смог бы человек, которому эта красота в неизменном виде является день ото дня, узнать, заметить и оценить ее?
Только в разнообразии есть красота. И потому, создавая человека, и имея возможность создать его идеальным, Бог, полагая красоту мира в его разнообразии, создал людей такими разными. Но, создав их непохожими друг на друга, он каждого из них сделал по-своему прекрасным.
В каждом абсолютно человеке в каждом лепестке розы, в каждой капле росы, в каждой капле дождя, в каждой градине или снежинке заключено прекрасное творение. И каждое это творение прекрасно по-своему. Безусловно, это прекрасное надо суметь разглядеть и понять, надо увидеть его как прекрасное в самом себе, а не в отношении к чему-то ему чуждому. "Прекраснейшая обезьяна, - говорил Гераклит, - безобразна, если ее сравнить с родом человеческим" , но ведь она - прекраснейшая (!) среди обезьян, а кроме того и "... мудрейший из людей по сравнению с богом кажется обезьяной - и по мудрости, и по красоте, и во всем прочем" , отчего однако он не перестает быть мудрейшим из людей. Видеть прекрасное в любом произведении природы призывал и "король философов" Аристотель, говоря, что и к животным следует "подходить безо всякого отвращения, так как во всех них содержится нечто природное и прекрасное..." .
Именно в логике многообразия я нахожу ответ и на вопрос о том, почему одних Бог определяет быть царями и господствовать, а других создает рабами, почему он одних делает философами, а других горшечниками.
Естественно, здесь может возникнуть вполне логичный вопрос: "Хорошо так рассуждать, когда ты сильный, красивый и здоровый. Ну а если ты маленький, больной и уродливый? Если тебя предал друг, изменила любимая женщина, оставил без копейки компаньон, - что тогда? Неужели и в этом случае ты не перестанешь утверждать, что все прекрасно?..."
Попробуем разобраться вместе.
Наверное, каждый из нас хотя бы однажды стоял у плиты, если не сказать уж совсем громко - был поваром (я, впрочем, считаю, что повар это звание и далеко не всякий готовящий пищу его заслуживает). Так вот, попав на кухню, мы вполне естественно радуемся наличию большого количества различных кастрюль, ложек, сковородок и иных инструментов и приспособлений, необходимых для приготовления пищи. Взяв в руки любой из них мы можем оценить его полезность и достоинства. Ну, например, кофеварка. Какое шикарное изобретение! Варить в ней кофе - одно удовольствие. Или большая сковорода, в которой можно запросто приготовить омлет из десяти яиц.
Но давайте теперь попробуем выбрать, что лучше, что более необходимо, сковорода или кофеварка? В пользу и той, и другой можно привести великое множество разумных доводов, но... достоинства одной нисколько не умаляют достоинств другой. Иначе говоря, сколько бы мы ни спорили, сколько бы ни судили-рядили по этому поводу, мы все равно не стали бы жарить омлет в кофеварке и варить кофе в сковороде. Для каждого блюда или действия на кухне существует свой сосуд, свой предмет. Можно сколько угодно восхищаться красотой золотого кубка, изготовленного лучшим из ювелиров, но варить борщ мы все-таки предпочтем в большой кастрюле, хотя по своей красоте она внешне несопоставима с золотым кубком. Почему? Да потому, что для приготовления борща не найти более идеального сосуда, чем выбранная нами кастрюля (а вот вид человека, пьющего вино из этой же кастрюли, вызовет, очевидно, отрицательные чувства).
Сократ (469-399 гг. до н.э.) говорил, что и навозная корзина может быть "прекрасным предметом", а золотой щит предметом "безобразным", "если для своего назначения [выделено мной - Г.Ш.] первая сделана прекрасно, а второй дурно... потому что все хорошо и прекрасно по отношению к тому, для чего оно хорошо приспособлено, и, наоборот, дурно и безобразно по отношению к тому, для чего оно дурно приспособлено" .
За всю многовековую историю кулинарии человечество получило от Бога огромное количество предметов и механизмов, облегчающих процесс приготовления пищи и превращающих его в удовольствие. У каждого из них свое время появления. Если, скажем, кастрюля и ложка появились очень давно, то у миксера или кофеварки еще очень короткая история.
Представьте себе средневекового повара, попавшего на современную кухню. Он легко разберется с предметами ему знакомыми, но наверняка застынет в недоумении при виде кухонного комбайна или соковыжималки. Ему эти предметы покажутся никчемными, ненужными, бесполезными, и потому одновременно и некрасивыми, а, может быть, даже и уродливыми. Но таковы ли они на самом деле? Уж мы то, знакомые с их назначением во всех деталях, знаем прелести этих волшебных вещей, и дело значит вовсе не в вещах, а в умении ими пользоваться, в умении, которого у средневекового повара быть, естественно, еще не могло.
Мир, где мы живем, является огромной кухней, в которой готовит Бог. А мы с вами - те самые сосуды, в которые он вдохнул жизнь, предназначив каждый из них для своего, ему только известного действия. И никакой другой сосуд не может его заменить, как сковорода не способна заменить кофеварку. А человек, решающийся в этом восхитительном и безупречном мире сказать о чем-либо - "это уродство", уподобляется средневековому повару, который судит о том, что ему не ведомо.