Шатов Геннадий Сергеевич : другие произведения.

Ответь... Прошу...

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ...История обыкновенна и, пожалуй, неинтересна, как впрочем, и большая часть нашей жизни...

  
  
  Г.Шатов 11.07.2001г.
  
   ОТВЕТЬ... ПРОШУ....
  
  
   Первые 42 строки обыкновенны и, пожалуй, неинтересны,
   как впрочем, и большая часть нашей жизни.
  
  
  
   После концерта югославской музыки, я сел в набитый людьми троллейбус и оказался лицом к лицу прямо с ней. Вполне естественно было спросить ее мнение о концерте - ведь весь троллейбус только об этом и говорил. За обсуждением мы доехали до нужной остановки, вместе вышли. К счастью она была нужна нам обоим, и, я вызвался ее проводить. Самая простая, что ни на есть, история знакомства.
  
   Мне было 17 лет, юный и пылкий, я заглядывал в ее глаза, пытался вызвать хоть какой-нибудь интерес, что, надо признать, удавалось. На скамейке, у ее подъезда мы проговорили в первый же вечер 2 часа. Бежал домой счастливый, и необыкновенно радостный.
  
   Для меня она была восхитительна. Длинные вьющиеся белые волосы, черные глаза, как запятые, волнующая смесь страстной женщины и еще только лишь начинающей чувствовать девчонки. Она была старше меня на год. Ей было 18.
  
   Сентябрь месяц только лишь начинался, но о какой учебе я мог думать? Приезжал на занятия в техникум, думал о ней, смотрел пустым взглядом на преподавателя, испытывал чувство вины за вообще не изучаемый мною предмет. Мысли были далеко, мысли были рядом с ней. Где-то за партой сидела Светлана. Она тоже училась, в другом техникуме, но на курс старше.
  
  Наши первые встречи, свидания, походы в кино. На первое же свидание, которое я ей назначил, вырядился, как попугай. Ну, по тем временам это было весьма привлекательно. У меня был коричневый костюм из мелкого вельвета. Это было неописуемо модно. 1982 год. Я здоров, как бык и глуп, как черепаха.
  
  Желание любить переполняло меня еще даже до нашей встречи. Предчувствовал, что должен был кого-то встретить и страстно полюбить. Очевидно, это мне от влюбчивого папы досталось.
  
  Мы виделись с ней каждый день, я даже был приглашен в гости, пробовал котлеты, ею приготовленные. Они были гораздо вкуснее, чем были на самом деле, они же были приготовлены ее руками.
  Все, чего касались ее руки мне казалось гораздо лучшим, чем было на самом деле. Мне казалось, что она все делает не так, как делают другие - улыбалась, закидывала ли голову, поправляла ли волосы, бежала вприпрыжку к троллейбусу - все казалось необыкновенно прекрасным. Я ее считал самой красивой девушкой на свете!
  
  И не только красивой. Я считал, что мне просто повезло. Что судьба предоставила мне случай, билет на концерт югославской эстрады, а вместе с ней глаза, в которых я утонул, забыв обо всем. Так, как это бывает именно в 17 лет, когда кажется, что мир, создан только для тебя, ты в нем самое главное действующее лицо. Когда печали и радости воспринимаются во сто крат сильнее, чем они есть на самом деле.
  
  Первые десять дней пролетели как сон, как один день. 10 сентября она должна была уезжать в колхоз, вместе со студенческой группой. Долго не могли расстаться. Это было первой нашей разлукой. Прощались до часу ночи. В тот вечер я ее в первый раз поцеловал.
  
  Это был не первый мой поцелуй, но первый поцелуй с такой страстью, с таким необычайным впечатлением. Ее губы обволакивали меня, кружилась голова, я был вне себя от счастья, целовался самозабвенно, и одновременно очень скромно, стараясь никаким из своих действий не оскорбить ее чувств, ее нежности.
  
  Руки касались ее талии. Даже в голову не приходила мысль о том, чтобы совать их туда, куда, по моему мнению, этого делать не следовало бы. Я целовал её лицо, глаза, прижимался к нежным щекам...
  
  Губы опухли, налились кровью. Покрыта была поцелуями шея. Почти не говорили.
   Зачем нужны были слова, когда одной близости рядом было достаточно для того, чтобы улететь на небо и барахтаться на облаках, как на весенней лужайке.
  
  Каково же было мое удивление, когда она попросила меня поцеловать ее чуть ниже. И расстегнула первую пуговку на своей ковбойке. Возбужденный до предела, я был вне себя. Прильнув к ее груди, я с трудом держался на ногах.
  
  У нее была восхитительная грудь, чуть меньше моей ладони. Мне она казалась необыкновенно огромной. Коричневые соски, сжавшись комочками, дрожали под моими поцелуями. И мы оба дрожали. Прильнув к ним, я щекотал их ресницами и упивался блаженством...
  
   Прощание, начавшееся в подъезде еще 2 часа назад, должно было когда-нибудь закончиться.
  Такие обычные мгновенья беспечного юношеского счастья... Я шел домой медленно, стараясь запомнить каждую секунду того времени, что был рядом с ней.
  
  Что-то внутри сжималось от тоски. Огромная разлука на месяц, а то и больше. Как же быть? Как быть без нее?...
  
  ***
  
  Выдержал целую неделю. Пришел в ее техникум, узнал в отделении, куда уехала ее группа. Оказалось, что это п/л «Березка», километрах в 30-ти от города, и решил ехать к ней. А тут еще и удача - отец и мама уехали в командировку. Точнее, мама еще не уехала, а только лишь собиралась. Это был вторник. Мама ехала в ту же сторону, и меня подбросила к перекрестку, от которого на расстоянии 3-х километров и располагался пионерлагерь, в котором жили студенты и собирали виноград.
  
  Уже ближе к обеду, даже чуть позже, я увидел фигурку, бредущую одиноко со стороны виноградников. Старая голубая кофточка, перламутровые пуговицы, джинсики, руки по локоть в виноградном соке, собранные волосы. Увидев меня, она бросилась ко мне, прыгнула на шею. Мы закружились...
  
  Сказал руководителю, что я ее брат, и приехал за ней для того, чтобы на день-два забрать в город. С часик руководитель отряда ломался, но таки отпустил. И вот мы, взявшись за руки, побрели по ночному городу. Я старался, чтобы этот вечер был наиболее романтичен. Зажег свечу, достал 100-граммовую бутылочку коньяка, Пепси-колу, (которая тогда была редкостью). Мы пили импровизированный коктейль «Коньяк кола», обнимались на балконе, целовались в засос. Время, казалось, для нас остановилось. Она была первой моей женщиной.
  
  ***
  
  Уснув только под утро, через пару часов мы были разбужены непредвиденным звонком. Я прыгнул к двери, глянул в глазок. Там стояла моя мама, которая завершила командировку на сутки ранее, и к 10-ти утра уже тарабанила в дверь.
  
  ...Разобранный диван в зале, разбросанная одежда, бутылки коньяка и Пепси-Колы, огарок свечи, сжавшаяся белокурая девчушка на диване, которая укрывалась маминым халатом, не произвели на мою маму положительного впечатления...
  
  Сборы были мгновенными. Так быстро я никогда еще не собирался. Вылетели мы на улицу пулей. Пришел я домой уже вечером, и услышал все, что, наверное, и должен услышать сын, когда мать в первый раз сталкивается с тем, что он уже не ребенок. Любая мама воспринимает любую другую женщину, как соперницу во влиянии на ее сына. Естественно, и моя отнеслась к ней отрицательно, хотя потом, со временем, привыкла...
  
  Вечером я отвез ее в лагерь, и мы снова расстались. А через неделю я опять приехал к ней. На этот раз мы не ездили в город, а нашли укромную кладовочку, в которой стояло всего две кровати. Старые, такие, сеточные...
  
  Девчонок, которые жили в этой комнате, мы выперли. Обнявшись, провели всю ночь на этой кровати, скрипом не давая спать подругам в соседней комнате. Но кто спит в 17 лет, когда рядом любимая девчонка...
  
  ***
  
  Потом наступила дождливая осень. Мы прятались от дождя в подъездах и очень часто молчали. Может быть слов не было, или мы их скрывали. Но что-то начинало происходить в наших отношениях такое, что мне совсем не нравилось.
  
  Совершенно непонятным для меня образом, но возник какой-то барьер, который стоял между нами. То ли по своей юношеской юности ограниченности, я стал ей не интересен или менее интересен. То ли это была форма защиты... Не понятно только от чего и от кого она защищалась, но наши встречи стали происходить с болью, с нервами, абсолютно беспричинными обидами... Иногда с моей, а иногда с ее стороны...
  
  Не имея опыта отношений между мужчиной и женщиной, я мучительно пытался найти выход из положения, старался избежать боли, которые мне приносили ее хмурые глаза. А она уклонялась от поцелуев или резко выдергивала руки из моих ладоней.
  
  Кто любил - тот знает, что мир перестает существовать, когда любимая обижена и молчит.
  А обижалась она изо всех сил. Если уж молчала - то молчала до конца. И своим молчанием приводила меня в бешенство. Я выходил из себя, ругался, кричал, мирился. Потом мы звонили друг другу и снова встречались.
  
  Я пытался разобраться в наших отношениях. Но что я мог? В 17 лет, когда ты не можешь разобраться сам в себе, как ты можешь разобраться в душе девчонки? Потом, чуть позже, конечно, причина-то выяснилась. И была достаточно банальна...
  
  Дело в том, что она была уже влюблена один раз до меня. Парень был на несколько лет ее старше. Это случилось летом, на море, в Одессе. Они встречались два месяца, потом расстались, она очень сильно переживала. А когда наши отношения стали приобретать более серьезные формы, она, как маленький ребенок, старалась оградить себя от боли, которую уже один раз испытала полюбив...
  
  Она начинала испытывать ко мне более сильные чувства и ее это пугало. Она злилась так же, как и я, не могла найти выход из положения, еще больше замыкалась в себе и все чаще отводила губы. Я злился на неё. Не зная причин такого поведения, не мог ни понять, ни принять...
  
  ***
  
  Как-то раз, в конце ноября, ещё одна наша встреча опять грозила перейти в скандал. Как обычно, без причины, она вдруг отказалась зайти ко мне в гости. Имел бы я больше опыта или выдержки, может быть, по-другому реагировал бы, более спокойно. Но откуда было мне знать, как нужно было поступать в тот момент. Реагировал, может даже не я сам, а мое пылкое юношеское сердце, которое всеми силами пытался ей отдать.
  
  
  
  Не в силах понять происходящее я закричал: «Почему?... Ну почему?... Почему так?»...
  Она вдруг повернулась и пошла домой. Шла и молчала. Я пытался услышать хоть что-то в ответ, хоть слово, хоть какое-то объяснение, но она просто шла домой. Я жутко не хотел расставаться в ссоре, шел рядом с ней, что-то кричал, уговаривал. Остановились мы уже у самого подъезда...
  
   «Ты мне должна объяснить что происходит»...
   В ответ услышал короткое: «Нет»...
   Я опять кричал: «Почему? Почему?»...
  
  Бессильно пытаясь найти выход, я каким-то чутьем понял, что только лишь какой-то стресс, какой-то удар сможет вывести ее из этого состояния. Но ее ударить я не мог, да и вроде не за что было.
  
  
  Находясь в состоянии, какого-то плохо контролируемого бешенства, я коротко размахнулся и ударил кулаком в стекло подъездной двери. Стекло вдребезги...
   Просил: «Не уходи»... В ответ рубануло тоже жестокое: «Нет»...
  Я схватил кусок стекла и ударил им по своему запястью. Боли не почувствовал. Мне показалось, что я попал не по руке, а по рукаву куртки. Ударил еще раз, увидел бело-голубой цвет связок, которые мгновенно наполнились кровью...
  
  Светка побелела, закрыла руками лицо. Я отошел в сторону, а она дернула дверь и убежала наверх, на свой 4-й этаж.
  
  Зажав руку в локте и пытаясь остановить кровь, пошел прочь от подъезда, который подарил мне столько счастливого самозабвения...
  
  В голове мелькнула мысль: «Вот перейду через дорогу - там парк, сяду возле деревца и истеку кровью. Найдет меня там уже холодненьким, потом, пожалуй, жалеть будет»...
  
  «Хотя, о чем я думаю? Чушь какая-то. Я не хотел умирать, просто лишь хотел ее вывести из состояния этой идиотской прострации. К сожалению, только не знал, как это сделать. Пришлось это сделать через свою боль, через кровь. Да разве много есть людей, которые не делают глупостей в свои 17?...
  
  Добежав до магазина, возле которого были телефоны-автоматы, я попросил прохожих вызвать скорую. Я быстро терял много крови, пока ждал скорую, но успел позвонить моему другу, чтобы он как-то объяснил моей матери, что я попал в больницу...
  Минут 10 ожидания и медики были рядом... Туго-туго перевязали руку, стали возить по больницам. Сначала в ближайшую - там не приняли, потом в больницу скорой помощи, сразу на операционный стол. Врач взглянул на повреждения - 4 связки перерезаны и артерия, шить необходимо было немедленно...
  
  Болеутоляющее, конечно, вкололи. Но то ли его мало было, то ли оно на меня не действовало, но шили практически без анестезии... Я уже пришел в себя, и с какой-то иронией беседовал с врачом, который зашивал мне руку. Сказал, что ему нужно идти на курсы кройки и шитья, тогда у него, может быть, станет получаться лучше...
  
  Когда врач закончил зашивать мне руку и наложил гипс, я вышел в больничный коридор, в котором ждал меня мой друг. За ним стояла Светлана. Бледная, как полотно. Измученные глаза, как будто бы она не спала несколько дней. Прошло-то всего около часа...
  
  Она бросилась ко мне, стала засыпать поцелуями и слезами, просила простить... А я обнял ее и гладил волосы... Я был рад. Был рад тому, что моя боль растопила этот холодный лед, этот барьер, который стоял между нами и позволил ей перестать себя сдерживать...
  
  ***
  
  Мама, конечно, наплакалась, отец - даже не знаю, как реагировал, скупой он был на эмоции. Чуть позже положили в больницу. Начались небольшие осложнения, нагноения связок, но все обошлось. Через три недели гипс сняли, нужно было разрабатывать руку. Но я был счастлив. В больнице она меня навещала почти каждый день, мы гуляли по парку. Она держала в своих ладошках мои опухшие пальцы, а мне больше ничего не нужно было...
  
  ***
  
  Чуть позже я все-таки задал этот вопрос: «Почему же так произошло?»...
  И ответ был тот, который я и хотел услышать - просто, она стала слишком сильно в меня влюбляться, и так же, как и я, не знала, как с этим бороться. Ее поглощала привязанность все сильнее и сильнее. Как-то подсознательно она этого не хотела, из-за этого злилась. Срывала все на мне, и только лишь тот ноябрьский вечер ее вывел из этого состояния. Она перестала себя сдерживать и вылила на меня, хоть это и банально, но тот океан страсти, нежности, который в себе столь безуспешно сдерживала...
  
  ***
  
  Потом был новый Год. Мы провели его вдвоем. Родители ушли спать, мы сидели возле елки, на которой мерцали игрушки, говорили друг другу слова любви, клялись в верности, рисовали воздушные замки на песке и мечтали...
  
  И мечты для нас были целый миром. Мы мечтали о том, какой будет у нас дом, как мы назовем своих детей, сколько их у нас будет. Мы были счастливы. Она виновато разминала мне руку, часто прикладывала к губам, покрывала поцелуями, которые были для меня лучше всех лекарств...
  
  ***
  
  Рана на руке вскоре зажила. Рана на сердце также зарубцевалась и нашему детскому счастью не было предела... Вместо первой пары я бежал к ней, провожал на занятия, она пропускала вместе со мной первый урок, потом я ехал в техникум, сидел две оставшиеся, сбегал уже с четвертой пары и снова бежал к ней. Встречал ее из техникума, провожал домой. С твердым желанием я шел домой, чтоб выучить хоть какие-то уроки, пустым взглядом смотрел на учебники, на тетрадки, на конспекты, и снова бежал к ней.
  
  ***
  
  Зима... Зиму мы проводили в подъездах, прижавшись к батарее, согревая дыханием посиневшие губы, посиневшие от холода и поцелуев. Не пропускали ни одного нового фильма, на некоторые ходили по несколько раз, когда не было для нас лучшего места. Мы усаживались в углу кинозала, на последнем ряду, чтобы нас не было видно, отгораживались от всех. И ничего больше не существовало...
  
  Однажды у меня дома никого не было, и мы имели ту редкую возможность находиться вместе вдвоем где-то, не в кинотеатре или в подъезде. Это было днём. Мы легли на кушетку, обнялись, предоставив, друг другу свои губы. Глаза в глаза. Мы дышали дыханием друг друга, и так пролежали почти три часа, которые пролетели как одно мгновение.
  
  Я очень долго потом вспоминал этот, казалось бы, очень незначительный эпизод. Так просто взять и пролежать рядышком, испытывая необыкновенное удовлетворение, испытывая всеми фибрами, всеми клеточками близость любимого человека. Зачем слова, когда мы говорили дыханием.
  
  Я вспомнил несчастного Квазимодо, который лег рядом со своей возлюбленной Эсмеральдой, и, не шелохнувшись, умер рядом с ней. Когда я читал его ранее, мне было это непонятно, а после того дня я понял, как это прекрасно, когда любимый человек рядом.
  
  Ты можешь укрыться ее волосами, вдыхать ее запах, ощущать каждое ее движение, покрывать каждую частичку ее тела поцелуями, тысячами поцелуев. Каждый атом этого существа для тебя дорог, ты его не променяешь ни на что. Просто паришь, паришь над Землей, взявшись за руки - как эльфы с крылышками за плечами. Казалось, это счастье никогда не закончится, оно будет длиться вечно... Ведь мы считали, что любовь вечна...
  
  ***
  
  Когда уставали глаза, мы начинали говорить... Когда уставали говорить, мы дышали друг другом. Когда уставали дышать, мы ласкали, прикасаясь еле-еле кончиками пальцев, потом снова смотрели, пытаясь запомнить редчайшие частички той палитры, на которой неизвестный художник нарисовал счастье, которое и называлось Любовью.
  
  ***
  
  Она закончила техникум, устроилась на работу. Я ездил ее встречать, особенно после второй смены, которая заканчивалась в пол-одиннадцатого вечера. Ждал на пустынной улице, радовался, когда она появлялась, вприпрыжку неслась ко мне и прыгала мне на шею, кружились как в танце, не обращая внимания на прохожих, на редких прохожих, которых заботы выгнали на улицу в поздний час. Прыгали на сиденья холодного трамвая, троллейбуса, и снова прощались у ее двери...
  
  Я выбегал быстрее на улицу с её четвертого этажа, смотрел наверх, и она, прижавшись к окну, махала по-детски мне ладошками. Я шел домой, по много раз оглядываясь, очень сильно огорчался, если не видел в окне ее лица, потому что ее родители звали по какой-нибудь заботе.
  
  Так продолжалось день за днем, месяц за месяцем. Мне исполнилось 18, а ей 19. На мой День рождения мы ездили на озеро с друзьями, снимали там любительский фильм. Валерка, друг, обожал киносъемку, хотел поступать во ВГИК. На этих кадрах мы веселились, совсем как дети и снимали все подряд.
  
  До дыр просматривал пленку, когда ее не было рядом. И радовался, что она у меня есть - пленка и моя любовь. С игрой на гитаре пришлось распрощаться, спайки на связках давали о себе знать, не было более и гибкости пальцев. Я бросил музыку, и занимался только лишь спортом в свободное от учебы и любви время.
  
  На борцовском ковре, мне казалось, что я борюсь за любовь, за нее - самого дорогого для меня человечка, которого нужно защищать, ограждать от любых неприятностей и невзгод. Силы мои утраивались, а если она приходила на схватки, то я просто не мог проиграть. Я хотел, чтобы она гордилась мной. Мне было так приятно, когда она мне говорила: «Мой чемпион»...
  
  Слова любви были непосредственны, по-детски искренны. Они не отличались какой-то необыкновенной замысловатостью. Они были точно такие, как говорили до нас тысячи и миллионы людей. Сказанные именно ею, они становились самыми дорогими, самыми важными, самыми нужными. Ведь что человеку нужно, когда ему 18, и глаза, которые он любит, находятся рядом...
  
  ***
  
  И ее родители, как, впрочем, и мои, были против наших отношений. Но что они могли поделать... Мы все равно были бы рядом. Вечерами, расставаясь, посылали друг другу воздушные поцелуи... Засыпали с мыслями друг о друге...
  
  Просыпались и неслись быстрее к телефону - кто кому раньше позвонит. Цифры телефонного номера отложились у меня на всю жизнь - 44-81-17, это самые счастливые цифры были в моей жизни. Сотнями раз я их набирал, волновался с каждым гудком - а вдруг она не поднимет трубку, а вдруг ее сегодня не будет, или она задержалась или на работе, или где-то с родителями... Бывало, часами ждал ее в ее подъезде...
  
  Уже опускался вечер на город, и как волк, часами я бродил возле подъезда, ни на секунду не теряя уверенности в том, что сегодня ее обязательно увижу. Цвета нет и света нет, если его сегодня не зажгла она своими ресницами, своими руками, своими словами. Время без нее тянулось мучительно долго. Рядом с ней пролетало мгновением, и уносилось в прошлое и оставалось в памяти зарубками, которые у каждого человека остаются на всю жизнь. Теми мгновениями счастья, которыми каждый человек дорожит, как самыми необыкновенными.
  
  ***
  
  Пришел еще один Новый Год, в котором уже чувствовалось скорое расставание. Через полгода мне нужно было уходить в армию, а это долгие-долгие два года. Готовиться к ним нужно было заранее. Мы это знали и старались насладиться, как можно больше друг другом, чтобы хватило на долгие месяцы, которые нам предстояло прожить, а разлуке. В наших фантазиях мы рисовали то, как мы будем ждать; то, как мы встретимся после этих двух лет...
  
  Понимая, что это была неизбежностью, в какой-то мере даже радовались тому испытанию, которое нам предстояло пережить. Мы гордились той уверенностью, что готовы ждать. Не сомневаясь ни на йоту, что может быть иначе. Но что могло быть иначе, если мы жить друг без друга, кажется, не могли вовсе...
  
  ***
  
  Пролетела предармейская весна, началось лето, июнь месяц, со дня на день меня должны были призвать. И вот настал тот последний день, была пятница. Вызывали на призывной пункт, определили в «команду», с которой я должен был утром уехать в место дислокации части. После распределения я махнул через забор, бросился к телефону-автомату, набрал ее номер, жутко волновался, что ее вдруг не окажется дома, но она подняла трубку... Сказал, что у нас есть еще один, последний вечер. Мои родители уехали на дачу, проводив меня еще днем. Квартира была пуста...
  
  ***
  
  Страстно, любила она меня в последний раз... С отчаянием безысходности... почти со слезами на ее черных глазах... Сигарета на балконе... и молчание...
  
  Потом я захотел есть, пожарил себе яичницу. Она сидела рядышком на кухне и смотрела на меня. Слезы капали ей на руки. Скупо, она роняла слова любви... С такой тревогой, такой необъяснимой нежностью, что у меня яичница застревала в горле. Я встал, чтобы убрать тарелки, она сползла со стула, обняла мои колени и рыдала в них взахлеб. Я попытался двинуться, но не мог; она не отпускала меня, изо всех сил обнимая, как будто бы хотела оставить меня себе...
  
  Свое сердце я оставлял ей, а ее взял, положил глубоко-глубоко в груди, зная, что там, именно там ее сердцу место. Она не могла говорить, слезы застилали глаза, она всхлипывала, но все равно пыталась что-то говорить...
  
  «Я люблю тебя»... сквозь слезы... проглатывая слова... Снова обнимала, не в силах подняться, но, продолжая стискивать мои колени. Как будто это было в последний раз...
  «Что ты, милая. Два года пролетят, как один день. Это же счастье - иметь возможность проверить наши чувства. Ты согласна»...
  «Да», - кричала она, «Это счастье. Я буду ждать тебя, буду ждать, все два года, каждый день».
  «Писать будешь?»
  «Буду писать тысячи писем, тысячи строк, тысячи слов. Я тебе пошлю тысячи поцелуев»...
  
  Расставание наше длилось, казалось, было, вечно. Наши руки слились воедино. Сердца, которые жили одной жизнью, вдруг нужно было разделить, разделить сотнями километров. Разделить днями и ночами. Мы были готовы к этому, мы знали, что наступит день, когда сердца снова воссоединятся, и мы так же беспечно будем бродить по осеннему парку, как той первой осенью, когда мы с ней познакомились.
  
  Я сел на троллейбус, она осталась на остановке. До последнего поворота я смотрел вслед, и она мне махала рукой. Теперь, я знал - она меня будет ждать, и дождется, обязательно дождется. Потому что в тех черных печальных глазах было столько любви, столько веры и верности, что я мог не сомневаться в этом... Мы любили друг друга...
  
  ***
  
  Начались монотонные армейские будни... Я с жутким нетерпением ждал ее писем. Необыкновенно радовался, когда их получал. Когда писем приходило по два, радости не было границ. Она знала, что мне они нужны, она писала мне самые теплые, самые нежные слова, покрывая их поцелуями, как бабочками...
  
  Я их прикладывал к груди, к тому месту, где когда-то билось большое и доброе сердце оставленное ЕЙ навсегда. Казалось, что чувствовал вкус необыкновенно родных и сладких губ, которые дарили покой.
  
  Через несколько месяцев писем набралась толстенная пачка, сначала я их носил в нагрудных карманах. Потом уже создавалось впечатление, что у меня, у самого растет грудь, как женская. Пришлось их складывать в тумбочку. Но мне хотелось их носить рядом. Она присылала мне свои фотографии, которые были чрезвычайно мне дороги.
  
  Через месяц у меня была присяга. Я очень просил ее приехать ко мне в каждом письме. Ко многим ребятам приезжали матери и девчонки. Моя мама также хотела приехать ко мне. Я просил ее приехать вместе с мамой, но что-то не получилось. То ли родители не пустили, то ли на работе не вышло. Мне было очень погано на душе. Прошел всего месяц, а как будто бы тысячу лет без нее. Ее письма согревали мое сердце, но всё равно было тяжело.
  
  Жуткая тоска, естественная для молодого солдата. Первое отлучение от родителей, от любимой, да к тому же такое длинное. Все ребята держались, кто как мог. Бывало, в укромных местах читали письма от любимых, прикладывая их к сердцу, закрывали глаза, и в мечтах неслись домой назад. Пролетали мгновенно сотни километров, чтобы побыть рядом с любимыми сердцами.
  
  Я рисовал себе картины о том, как она сидит у окна, пишет мне письма, смотрит в небо. На ту скамейку, на которой я ее ждал часами, на ту аллею парка... Время, казалось, летело быстрее.
  
  ***
  
  Пролетело лето, проведенное в учебной школе. 20 октября меня перевели в 636 авиационный истребительный гвардейский полк. Для молодых солдат это было как каторга. Именно первые несколько дней. Дедовщина, реальная служба, битая старослужащими морда... Все это нагнетало паскудную тоску...
  
  
  Просто сил не было, как я ее хотел видеть. Каждую ночь снился милый сердцу образ. В каждом письме я почти умолял ее приехать. В каждом ее письме она мне обещала это, но что-то все время не складывалось. Я начинал злиться... Ругал себя, ругал весь свет, и продолжал ее ждать, продолжал верить, что вот скоро Новый год, и этот Новый год мы все-таки проведем вместе, как и два предыдущих. Мне казалось, что Новый год не наступит, если ее не будет рядом.
  
  Я писал ей требовательные письма, в которых начал ставить под сомнение ее чувства. Что, если бы она любила меня, то она бросила бы все и обязательно бы приехала. Это было, конечно, не так, но все-таки я очень хотел ее видеть.
  
  И вот осталось две недели до Нового года. Она до сих пор мне не дала точного ответа, что приедет ко мне, и я написал ей, очевидно, очень обидное письмо. В нем уже не просил, а требовал во имя любви, во имя наших чувств, чтобы она обязательно приехала.
  
  Целую неделю не было ответа, потом вдруг прилетели несколько строчек: « Я так больше жить не могу. Ты меня совсем измучил. Больше я писать тебе не буду и не приеду к тебе. Живи своей жизнью. Ты свободен, а я еще немножко погуляю и, наверное, выйду замуж».
  
  ***
  
  Строчки сливались. Пытался представить себе это письмо шуткой. Сверял почерк, вдруг это злая шутка подруги. Снова и снова перечитывал. Скрипел зубами. Ночью бегом в самоволку, на телефонную станцию, звонить ей: « Как же так? Что же случилось?»...
   Она что-то плела невнятное, мне вовсе не понятное. Да и что можно было услышать в тех двух-трех минутах, которые у меня были. Просил ее успокоиться, не думать о плохом. Просил каких-то ответов. Хотел услышать прощения, чего, естественно, не получал. Несколько раз еще бегал звонить, но результат был тот же - писем больше не было...
  
  ***
  
  Я думал, что с тоской сжималось сердце тогда, когда она мне писала письма. Нет, всё было не так. Тоска началась именно тогда, когда она перестала писать. Вот это была тоска...
  В каждой белокурой девчонке я видел ее. Мне казалось, что это какая-то ошибка, что, может быть, она хочет проверить мои и ее чувства. Что она вдруг сядет на поезд и приедет ко мне нежданно-негаданно, уже без моего призыва...
  
  ***
  
  Опять пролетела весна, за ней наступило жаркое лето. О ней было ни слуху, ни духу. Я уже не звонил, но все мысли были там, на четвертом этаже, возле нее. Из второй эскадрильи меня перевели в другое подразделение, в штаб, и пришлось поближе познакомиться с начальником штаба нашей части. Убеждать его в том, какое за хорошее молдавское вино мне не пришлось - он и так, без моих слов его очень уважал. В общем и целом, я выторговал себе отпуск на одну неделю...
  
  Это было 2 августа 1985 года. Я был вне себя от счастья. Выглаженная парадка, билет в руках. Просто не сомневался, что как только ее увижу - она прыгнет мне на шею, как это было раньше, мы закружимся и улетим далеко-далеко, и все будет как по-прежнему. Ведь не бывает такого, чтобы любовь прошла за какой-то несчастный год. Если, конечно это настоящая любовь...
  
  А у нас именно такая и была. Любовь, страстная до самопожертвования. Очевидно, было просто тяжело ждать, тяжело писать, точно так же, как и мне. Я знал точно, что все вернется на круги своя... Снова увижу любимые глаза, и второй год пролетит просто мгновенно. Мы снова будем рядом, мы снова будем вместе на всю жизнь, снова будем мечтать, уноситься на небо в своих фантазиях.
  
  ***
  
  Аэропорт, такси, дом, быстрее к телефону. Опять родной телефонный номер - 44-81-17, опять томительные долгие гудки, волнующие своим прерыванием. Вот-вот... После этого, после вот этого... Ну, хорошо, после вот этого гудка — она снимет трубку и скажет: «Алле», - а я буду молчать. Она скажет в ответ: « - Милый, это ты?», - она почувствует, обязательно почувствует, что это именно я молчу. Что я рядом, что нас разделяют всего несколько сотен метров. И через несколько минут я бегом-бегом к ней...
  
  Опять гудки и ничего в ответ. Может быть, телефон сломан. Бегом к ней домой, долго протяжно жал на кнопку звонка, но никто не открыл. Это был день, обед. Может быть, она на работе. Прыгнул в троллейбус. Еду к ней на работу, в справочную - она работала в ателье мод. На вопрос: «Где же моя любимая?»... мне говорят: «Она уволилась, пару месяцев назад» «Где же она теперь?»..... «Понятия не имеем»....
  
  Да что ж такое. Я был в замешательстве, ее нет ни дома, ни на работе, где она работает сейчас - не знаю. Куда звонить - понятия не имею, где мне ее искать. Ведь я же рядом, она должна почувствовать, что я вот здесь, в этом же городке, рядом с ней.
  
  Решил заехать к ее матери на работу. Я знал, где она работает. Это была пятница. Приехал, поднялся в отдел, заглянул, поздоровался, спросил: « Где Юлия Андреевна?».
  Мне сказали: «Она уехала. Взяла отгул, и они всей семьей уехали на море».
  
  Черт побери. Что же делать? Конечно, я знал, куда они ездили на море. Это было на базе, на которой ее дядька работал директором, в Одессе, на Черноморке. Но ехать туда сейчас - это было сложно, и я не ожидал. Что же делать?... Эти мысли неслись в голове, пока одна из сотрудниц не спросила меня: « А вы, собственно говоря, кто будете?».
  
  Я был не готов к этому вопросу. Действительно!!! А кто я буду. Да вроде и никто.
  
   Я просто ЕЁ люблю!!!. Я просто ЕЁ люблю!!!. Я просто ЕЁ люблю!!!.
  
  Эти слова глупо застучали в голове. Сознание, как в тумане. Гражданка. Перелёт. Любимой нигде нет. Я вдруг взял и ляпнул:
  
   «Я жених ее дочери»...
  
  Теперь были они в замешательстве. Последовал еще один вопрос: «Простите, а какой дочери. Старшей или младшей?»
  У нее была младшая сестра, лет на шесть моложе. Я ответил: «Старшей дочери»...
  
  На что эта женщина потупив взгляд заметила: «А старшая дочь вышла замуж позавчера, 30 июля. Вышла за москвича, и уехала в Москву»...
  
  ***
  
  Хлопнула дверь. Выбежал на улицу. Яркое солнце начала августа слепило в глаза. Земля под ногами шаталась. Цвета не различал, только серый и ослепительный солнечный свет. Куда-то брел. В груди пустота. С удивлением узнал, что любовь может принести чисто физическую боль. Боль жила где-то в животе, волнами подкатывая к горлу.
  
  
  Железной рукой ревность сжала сердце или остатки его. Как же так? Я не мог поверить в то, что моя любовь теперь уже не моя любовь, а чья-то. Где-то очень, очень далеко от меня.
  
  Пачка сигарет. Курить до фильтра, одну за другой. Лёгкие болят. Как хреново от одиночества. Нет надежд, нет ничего. Есть только сигареты и пустота.
  
  «Это неправда, этого не может быть, потому что любовь не умирает», - вертелось в голове.
  Очнувшись, придя в себя только лишь под вечер, пошел к другу Владимиру, с которым мы были очень близки перед армией и вместе со Светланкой часто бывали у них в гостях. Все то, что напоминало мне ее, было чрезвычайно дорого, даже друзья, у которых она бывала после того, как я ушел в армию...
  
  Он уже знал о том, что произошло. Как мог, пытался меня успокоить. «Завтра суббота и воскресение, поедем-ка мы с тобой на озеро, развеешься. «Поехали»...
  
  Пожалуй, что еще можно было делать, только лишь разве что вспоминать. Воспаленное сознание рисовало жуткие картины ревности. Я просил его рассказывать все то, что он о ней знает, и он рассказывал...
  
  Буквально через две недели после того, как я ушел в армию, она пришла к ним в гости. Пришла в гости с парнем. И это к моему-то другу. Сказала, что это приятель. Но, пока хозяева готовили кофе на кухне, они оставались в комнате одни и целовались. Владимир, проходя мимо полуоткрытой двери, это видел...
  
  Я не мог понять - как же так, всего лишь через две недели после того, как мы расстались. А как же быть с теми словами любви, с тем прощальным вечером, когда, казалось бы, она просто не могла меня отпустить. Когда она обнимала мне колени и, джинсы были мокры от слез...
  
  Однако правда была такова. Не только Владимир, а и еще несколько моих друзей ее видели с этим парнем. Но что было удивительнее всего — вовсе не за него она вышла замуж, за другого, с которым познакомилась позже.
  
  «А как же письма?» Ведь все это время она мне писала письма, полные любви, страсти, нежности. В каждом слове я видел подтверждение этих слов, в каждой строчке. Мне было совершенно непонятно - что произошло...
  
  Что ж это - как вирус, как болезнь? Когда абсолютно здоровый человек вдруг начинает хворать. Может быть, и она заболела также. И чем? Мне 20 лет, и я ничего не мог понять...
  
   Семь дней отпуска пролетели как один за разговорами о ней и сигаретами. До трех часов ночи засиживались на берегу. Владимир как мог, поддерживал меня.
  Снова самолет. Снова ставшая родной часть. Оставшийся год, каким бы он ни был длинным прошел... Демобилизация, и я вернулся домой.
  
  ***
  Пустой город встретил меня. Город, в котором не было ее. В котором не было ладошек, в которых я оставил свое сердце. Я даже не знал где оно сейчас, где эти ладошки, которым я свое сердце отдал на хранение. А ее осталось у меня - такое нежное, наивное и упрямое одновременно...
  
  Потом прошел еще один год, практически ничего не изменилось. Я также продолжал видеть в любой стройной белокурой девчонке, ту без которой жизнь не хотела считаться счастливой.
  
  И вдруг, однажды в кафе, стоя в очереди за мороженым, я повернулся и увидел знакомое лицо и черты, которые мне очень сильно напоминали близкого мне человека. Это была ее сестра, младшая. Когда я уходил в армию, она была совсем еще ребенком, но прошло 3 года, и из 14-тилетнего ребенка она превратилась в прелестную девушку с огромной копной каштановых волос.
  
  Меня взволновала эта встреча. Через несколько дней я позвонил Людмиле и предложил встретиться. Она согласилась. Потом была вторая, третья встреча. Мы стали встречаться. Почти, как друзья - казалось, во всяком случае. Мороженое поесть, в кино сходить. Пожалуй, даже достаточно редко. Иногда, на несколько дней, я пропадал. И вот однажды, позвонив ей, чтобы просто сказать, что я еще есть: «Привет. Как дела? Что ты делаешь?
  Людмила ответила: «Иду к тебе на свидание»...
  
  Жаркой волной пыхнуло в лицо, трубка стала липкой от пота.
  «Да?» - неопределённо, то ли спросил, то ли ответил я. «Конечно, Да!», - продолжала она. «Мы встречаемся», - вовсе не спрашивая, довела до сведения Люда.
  
  ***
  
  Мы бродили по парку Победы, а потом начался дождь. Я укрыл ее своей курткой. Мы прижались близко друг к другу, и я ее поцеловал... Мне самому не было понятно - что это? Новые чувства или ностальгия по старым. Я должен был разобраться в себе. Чуть позже я понял - держа в своих объятиях ЕЁ сестру, я думал о другой - о той, которая была так далеко от меня...
  
  Нас разделяли тысячи километров - Светлана была необыкновенно для меня далека. Недосягаемо далека. И, чтобы хоть как-то ее приблизить, я обнимал и целовал ее сестру, Людмилу...
  
  ***
  
  Мы встречались целый год, но каждый раз, когда я видел ее, я закрывал глаза. Когда обнимал ее - мне казалось, что ее волосы светло-русого цвета, и глаза не голубые, как те, что рядом - а черные, как запятые, которые далеко-далеко. И в памяти далеко, и вообще.
  
  Однажды, будучи у нее дома, я взял в руки телефонную книжку, стал перелистывать, и обнаружил там телефон и адрес того места, где жило мое счастье. Я его переписал к себе в блокнот. Очень хотелось ее видеть. Я хотел ее видеть так же сильно, как будто это было несколько месяцев после моего ухода в армию.
  
  ***
  
  С её сестрой мы встречались год и расстались. Только лишь в записной книжке у меня остался телефон и адрес. Я не знал, что с ним делать. Конечно, мог бы прыгнуть в самолет, лететь к ней. Но я не мог, не мог простить, не мог понять. Может быть, поэтому просто ждал того момента, когда я буду готов, к встрече с ней.
  
  Я точно знал, что когда-нибудь ее встречу. Очень хотел ей задать один единственный вопрос: «Почему же? Почему же произошло именно так?»...
  
  Конечно, я предполагал, что действительная, истинная причина того, что мы расстались, крылась в том, что она, скорее всего, не любила меня. Не любила меня так сильно и так страстно, как мне казалось.
  
  Ну что ж..... А раз это была не любовь, то вполне естественно, что она улетучилась всего за 2 недели. Это все мне было понятно, но это мне подсказывала логика, ум, а сердце говорило другое. Я снова вспоминал последнюю нашу встречу, снова стояли перед глазами картины тех мгновений, когда я был счастлив. И что-то не вязалось. Выводы разума и голос сердца.....
  
  ***
  
  Годы летели один за другим. Прошло девять лет с тех пор, как я ее не видел. А тот вопрос, который я хотел ей задать так и стучал у меня в висках.
  
  В первые годы, с тех пор как мы расстались, мне хотелось добиться успеха. Чего-нибудь такого, чтобы при нашей встрече она очень сильно пожалела о том, что она потеряла.
  Ерунда, конечно, это... Глупо как-то, по детски, но всё-таки......
  
  Потом, просто хотел узнать - «Что было мотивом нашего расставания?»...
  А точнее, как она объяснит это сама...
  
  ***
  
  И вот, по долгу службы, однажды мне пришлось ехать в Москву. Я сел в свой представительский автомобиль и поехал. В кармане лежала записная книжка, в которой горели телефонный номер и адрес.
  
  «Нет, звонить я ей не буду - вдруг она не захочет меня видеть. Лучше сразу домой к ней. Заеду днем. Может быть, она будет одна»...
  С трудом нашел нужный адрес, высотный дом. Став перед дверью, я думал - что ей скажу.
  «А узнает ли она меня вообще? И вообще, помнит ли она что-нибудь?»...
  Все эти вопросы вертелись в голове. Я стоял с поднятым пальцем, которым готов был нажать на телефонный звонок и не знал - стоит ли это делать. Пробулькал звонок, в глазке мелькнула какая-то тень, за дверью послышался голос: « Я сейчас»...
  
  Через минуту дверь открылась, и я увидел того человека, который эти девять лет хранил мое сердце. Те же белокурые волосы, волнистые, пышная челка чуть на глаза.
  - Здравствуй
  - Здравствуй, - ответила она
  - Могу я зайти
  - Ну, что ж проходи.
  - Вот был по работе, решил заехать, узнать, как ты живешь.
  - Живу. Семья. Двое детей. Раньше работала, теперь нет, муж работает на фирме...
  
  Двухкомнатная квартира, сломанный видеомагнитофон, обыкновенная московская семья.
  Мы два часа говорили ни о чем. Абсолютно не касаясь того, что когда-то было между нами... Когда-то девять лет тому назад... О чем угодно, но только не о прошлом... Значит, видно не пришло время задать тот вопрос: « Почему же?»...
  
  Услышать какие-то невнятные объяснения я не хотел. Я хотел узнать правду, но видел в ее глазах, что она не готова мне сказать, что же произошло когда-то с той девчушкой, которая одиноко осталась стоять на остановке и махала мне вслед руками, пока я не скрылся за последним поворотом......
  
  ***
  
  Прошли еще годы с того момента. С той девчонкой, которой она осталась в моей памяти - уже нас разделяют целых восемнадцать лет...
  
  И тот же вопрос - «Так что же случилось?»...
  
  Но я обязательно задам его. Может быть? Просто еще не время. Может быть, нужно еще немного подождать. Я верю...
   Любовь ведь не умирает.....
   Я верю. Я задам, я обязательно задам.......
   Я верю, я услышу ответ........
   Сердца-то мы друг другу так и не отдали...........
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"