- А кто его знает. Почему одних тянет в море, других в горы? Может, судьба такая. Но без страсти не обойтись. Здесь все намешано - и риск, и страх, и адреналин. Когда не хватает уверенности в себе - идешь в горы; и там каждый метр - это победа. Победа над страхом, над собой. Жена тебе изменила - ты бы убил ее, а не смог.
Веревки, крючья в рюкзак - и вверх. Каждым ударом ледоруба ее хочется уничтожить, растоптать, заставить страдать, во сто крат больше и сильнее, чем страдал сам. Со стороны, может, кажется - ну избей до полусмерти, сломай ей руки, ноги, заставь почувствовать, если не душевную, то хоть физическую боль. Но не могу. У каждого человека есть свой предел. Предел, через который - никогда... Как бы не желал. Как бы не хотел. Вот так и я. Ей причинить боль могу только на скале.
А вижу ее, и сердце бессильным становится, как во сне. Не сопротивляться, не убежать. По рукам и ногам вяжет, будто не я, а она ими владеет и распоряжается помимо воли. Хотя чему удивляться, у каждого человека должен быть, и есть свой властелин. Из людей, конечно.
Как твоя рука?
- Не чувствую пока.
- А ребра?
- Бок болит сильно. Пока не шевелюсь еще ничего, а когда кашлять начинаю - как шилом в живот.
- Лежи, лежи, я воды согрею.
- Не надо, не выходи из палатки. Может, чуть позже.
- Хорошо. А говорить тебе как?
- Если негромко, то могу. Мне молчать страшно.
- А ты не молчи - ты слушай. Чего тебе рассказать?
- Скажи честно - что думаешь, спасемся?
- Честно?
- Честно.
- Один шанс из трех.
- Почему?
- Сложностей много.
- Какие?
- Все перечислить?
- Да.
- Ну, во-первых, погода. Если пурга сутки или двое продлится - еще ничего, а если 4-5 - спасатели в буран в горы не пойдут.
- Почему, они же, спасатели?
- Они спасатели, а не самоубийцы. В такую погоду нас найти практически невозможно, разве что если только точно знать, где находимся. А они не знают. Знают только примерный маршрут. Опять же, одно дело - самому идти, другое - кого-то тащить на себе.
- А если ты сам пойдешь вниз и команду приведешь?
- Думал над этим. Если уйду - ты протянешь сутки, не более. А вниз дойти и вернуться - минимум двое нужно. Это если очень быстро идти.
- А ты этот маршрут за двое суток ходил?
- Нет. Максимально за 52 часа.
- Что остается?
- Остается ждать. Погоду - раз, спасателей - два. Ты лучше поспи. Время быстрее пролетит. И во сне ты кашляешь меньше. Спи.
- Андрей?
- Да, сынок.
- Сколько я спал?
- Часа четыре.
- Как погода?
- Также. Ну-ка, руку покажи. Шевелить пальцами можешь?
- Могу немного, только опухли очень.
- А как живот?
- Болит. Только уже не колет, а тупо ноет... зараза.
- Водички согрею. Попей.
- Андрей, а как это мы под лавину угодили?
- Счастье такое еврейское. У каждого альпиниста своя лавина есть. Она ждет тебя, и накрывает, когда время придет. А вообще-то сейчас лавин быть не должно. Недели через четыре обычно начинаются.
- А эта, откуда взялась?
- А... Эта, похоже, твоя была.
- И что теперь?
- А что теперь. Бог даст - не последняя.
- А ты сам в это веришь ли?
- Верю. Без веры нельзя. Без веры, горы - верная гибель.
******************
- Андрей, а твой властелин - она, та женщина, про которую говорил?
- Судьба дает каждому своего. Мне она досталась.
- Не жалеешь, что именно она?
- А тут жалей, не жалей... Это как родителей - властелина не выбирают. Он тебя сам находит. Становится тебе как воздух. Ты его можешь ненавидеть или любить, сражаться с ним или даже не сопротивляться. Все едино, конец один.
- Какой?
- А какой конец без воздуха? Подохнешь. Если не физически, то морально.
- А если убить?
- Властелина убить нельзя. Он не в нем, он в тебе живет.
- А если себя убить?
- Себя убить - он не позволит. По определению, он же - Властелин, и не чей-нибудь, а твой.
- Значит, выхода нет?
- Есть.
- Какой?
- Борьба.
- С чем борьба? Какая борьба? Это же бесполезно. Это же глупо, если нет возможности победить, как факт. Какой же смысл в борьбе?
- Какой смысл, говоришь. А вот ты мне скажи, сам, зачем в горы полез?
- Не знаю. Хотелось что-то доказать. Самому себе в первую очередь. Проверить - что могу, а чего нет. Смогу ли себя поломать, смогу ли вытерпеть. Если коротко, то бросить вызов, что ли. Каждый, если он чего-то хоть стоит, раз в жизни бросает вызов. Наверное, так, хотя сложно это объяснить.
- То, что сложно - это верно. И все-таки. Ну вот, бросил ты вызов, победил или нет - в общем-то, неважно.
- Стоп. Как это неважно. Очень даже важно. Победа воину нужна, как кровь в жилах. Без нее тоска, а с ней сладко, как с девчонкой.
- Хорошо, нужна. Согласен. Ну, победил ты, увенчали тебя лаврами. Что дальше.
Допустим, тебе 25. И что? Все? Оставшуюся жизнь почивать?
- Нет, не почивать. Еще вызов бросать.
- Хорошо. Еще раз победил, встретили тебя триумфатором, и что?
- Ну, потом еще и еще.
- Тогда, значит, не в вызове или победе дело, а состоянии души? В том именно состоянии, когда и не победа главное, и не смерть или жизнь, а нечто другое.
- Что другое то?
- А борьба сама по себе. Борьба - как сама жизнь, как стремление жить. Если бы мир вступал в борьбу только тогда, когда был уверен в победе и наверняка, то он был бы скучен как воскресная месса, прочитанная трезвым до безобразия попом в 17-ый раз. Люди бьются не на жизнь, а на смерть, вовсе не зная - со щитом или на щите, его внесут в родные пенаты. Поэтому, в бессовестном обмане, который называется вера в победу и кроется сермяжная правда. В стремлении побеждать, а не в самой победе.
- Обдумать надо.
- Обдумай.
*************************
- Писать хочешь?
- Да.
- Я тебе кружку дам.
- Зачем?
- В кружку мочу соберешь.
- Зачем?
- Пить ее будешь.
- Мочу? Ты что сдурел?
- Не сдурел. Ты жить хочешь?
- Хочу.
- Если хочешь - пей. Она тебе жизненной силы даст. Лишние сутки протянешь. А они таки, ой, как понадобятся. Погода, вишь, как не уймется.
*************************
- . Смотри, Андрей. Если смысл жизни в борьбе, и это мне понятно, то, как быть с фактом, что есть люди, которые не бросают вызов вообще. Или, бросив и потерпев поражение, больше никогда не вступают в драку?
- Бывает и так. Видишь ли, люди делятся на две категории - на воинов и слуг. Те, о которых ты говоришь, это слуги. Они неинтересны. Лучший слуга - это тот, которого не замечаешь. С ним комфортно, но и как будто нет его вовсе. А тебя самого вряд ли интересуют люди, которых как бы и нет вокруг.
- Ну, по крайней мере, их интересуют такие же, как и они сами. Ну, по крайней мере.
- А я и не говорю что, они лишены интереса как такового. Это уже другая тема, ты хочешь ее изменить?
***********************
- Скажи мне, а если буря продержится больше трех дней - что тогда?
- Тогда будем ждать четвертый день.
- А если четыре дня?
- Тогда будем бороться за пятый.
- А если и пятый пройдет так же, как и четвертый?
- Какая разница. Мы будем бороться за любой день, каким бы он не был, шестым или
двадцать шестым.
- А двадцать шесть же не реально выдержать, выжить в горах.
- Может, ты и прав.
- Тогда что?
- Не будем об этом. Такие мысли укорачивают, а хорошие удлиняют срок.
- Ты бы сколько выдержал?
- Без пищи и воды?
- С пищей и водой выдержать можно сколько хочешь.
- Нет, без пищи и воды.
- Сутки. Может быть, больше. Часов 30. 28 часов у меня уже было. Еще часа 2, может быть 4. трудно сказать. Это если не ранен.
- Если не ранен. А с поломанной рукой и ребрами?
- Меньше, гораздо меньше.
- Главное, это движение. Без пищи, воды, и движения гораздо меньше времени остается
на жизнь.
- На сколько дней у нас пищи и воды?
- Ну, самой воды-то у нас вокруг великое множество. Вопрос в том, сколько у нас сухого спирта, чтобы ее растопить. Спирт важнее, чем еда. Не есть можно легко три дня в горах, а вот не пить нельзя. Очень сильное обезвоживание. Пить необходимо и очень много.
- И все-таки, сколько у нас еды и воды?
- На три, максимум на четыре дня.
- А ведь если кончится и пища, и вода, а спасатели еще не придут, то тогда у тебя практически не остается шансов выжить.
- Может быть, и так.
- Может быть, мы сделаем таким образом. Ты все-таки пойдешь вниз, а я попробую продержаться эти двое суток сам?
- Нет, сам ты никак не продержишься. Тебе нельзя двигаться. А это значит, что тебя никто не сможет растереть, ты попросту замерзнешь. Если даже постоянно поддерживать температуру в палатке, топлива хватит часов на 10, 11. может быть, на 14, но никак не на 40 или 44, пока я смогу спуститься вниз и привести подмогу. На улице -12. С, здесь +5. Сколько ты сможешь пролежать, 3-5 часов? Нет, не стоит. Не стоит даже и пытаться.
************************
- Значит, спокойно ждать - мы можем двое суток, третьи - под большим вопросом,
четвертые - просто повисли в воздухе.
- Лежи, сынок, не нервничай. Если время твое не пришло, тогда волноваться нечему.
- А если пришло?
- Тогда тоже волноваться нечему. Исход один - все мы там будем.
- Ты так спокойно говоришь о смерти, как будто бы это что-то обыкновенное. Неужели ты не боишься ее?
- Все боятся смерти, боюсь и я. Только нервов и волнений горы не любят. Именно за покоем и идем вверх к вершине. Все, что нам не позволяет быть спокойным, мы оставляем внизу - у подножия. Как будто мы оставляем самого себя за ненадобностью внизу и берем чужую личность с собой. Бывает так. Личность, которая осталась внизу, которую ты испробовал в тех или иных ситуациях и вариантах, вдруг становится совершенно не похожа на ту, которую взял человек с собой в горы.
- Разве так бывает?
- Да, действительно бывает.
- Удивительное дело. Я только лишь начал жить, и, казалось бы, сейчас моя жизнь теоретически, да и практически подвергается определенному риску. У меня сломана рука, сломаны ребра. Вероятность того, что спасатели придут вовремя чрезвычайно низка и при этом всем - я спокоен.
Никогда не было у меня столь экстремальных ситуаций, и те случаи, которые мне перепадали на моем жизненном пути - были гораздо мельче и менее значительнее. И вместе с тем - я очень сильно нервничал, переживал по тому или другому поводу. Но сейчас, когда моя жизнь вроде бы висит на волоске, если это так можно сказать - рядом с тобой мне абсолютно спокойно.
Несколько беспокоит боль, но она не причиняет тех сильнейших страданий, которые были раньше. Я же ломал руки в детстве, и болевые ощущения приносили гораздо больше отрицательных эмоций.
- Ну, это, во-первых, от холода. Ты теряешь немного чувствительность. Да и разряженный воздух также проявляет себя; ну и, естественно, склонность самого характера. Есть люди, которые перед лицом очень яркой, очень сильной опасности, наоборот, приобретают невозмутимость, спокойствие.
Вот ту определенную уверенность в том, что результат будет положительным.
Эта вера, кстати, и позволяет добиваться победы.
- Ну ладно, я-то, допустим, спокоен потому, что ты по возможности мне это объяснил. Но с тобой же другая немного ситуация. По сути дела, сейчас оставаясь рядышком со мной, ты рискуешь погибнуть точно так же, как и я. Но если я ранен и беспомощен, то абсолютно в твоем праве и в твоих силах остаться жить. Не съедает ли тебя эта мысль?
- Ты знаешь, не съедает. Нет, не съедает... Самое главное, пожалуй, состоит в том, что у меня есть очень сильная уверенность, причин, которой я не могу сейчас объяснить, что мы спасемся и обязательно спасемся.
Все будет хорошо, парень. Спи.
********************
- Опять этого Андрея с напарником с горы сняли. Лавиной накрыло.
- Лавиной то накрыло, а у него лишь несколько ушибов. В отличие от парня, с которым он сходил. Чудеса прямо вокруг него.
- А что ты вообще знаешь об этом Андрее? Я слыхал, он личность легендарная.
- Да много чего рассказывают. Может и небылицы всякие.
- А какие?
- Да легенды всякие. Поговаривают, что мозги он в горах оставил. Да и не только мозги.
- А что еще оставить-то можно?
- Да все что угодно. Горы у тебя душу как бы взаймы берут. Срезают как ножом кожуру с яблока шелуху всякую. И остается сердцевина личности без защиты, без доспехов. Открытая и без прикрас, такая как есть на самом деле. Все наружу - мысли, нервы, страхи. От гор ничего не утаить. За то чтобы их одолеть человек способен и без нее, души то, остаться.
- А как без души жить?
- Выходит можно, раз некоторые живут. Именно он как раз и не продал. Это его душу в жертву принесли.
- кто принес? Кто-то ею владел? Он и распорядился?
- Во что - распорядился.
- Расскажи, как это было.
- Ну, точно только он знает, но в общих чертах его историю все знали. Жена у него была. Любил ее без памяти. И жили вроде бы душа в душу. Она тоже альпинисткой была и очень сильной. Они всегда в паре ходили. А духу в ней на троих мужиков. Рисковая до жути - не остановить.
Вот однажды и случилось.
Они шли. До вершины оставалось часа четыре-пять, и он сорвался. Страховку об камень - как бритвой. И вниз. Метров 70 пролетел. На удачу выступ под ним был, он на него и упал. Берцовая в двух местах.
Она спустилась к нему, шину на ногу смастерила, как могла. Установила палатку. Уложила, успокоила, но оставаться с ним не стала.
Вершина была не покорена. А это мечта ее была. В одиночку вверх. Провожал ее глазами и не верил, что может уйти. Ради вершины оставить его. Ради восхождения, которое можно было бы повторить позже бросить друга. Понятное дело, что не на верную смерть, но риск огромный. Да мало ли что. Если вот с ней что случись.
Нет, нельзя раненого в горах бросать. А она ушла. Для нее Гора была важнее. Жила только победой.
Ему ничего не оставалось, как ждать. Прошло пять часов. Он думал - она уже на вершине. Потом еще столько же - а ее нет.
Затем еще три часа, и еще три.
Всего прошло уже 20 часов.
Он грыз веревки от волнения.
Съедала обида, боль, любовь. Страх что может ее потерять, что, может, с ней что-то случилось. Все это в голове представляло адскую смесь из мыслей и бессилия.
Когда его нашла другая группа, он уже бредил. Как выяснилось - после падения 28 часов прошло. Его на носилки - и вниз. Еле успели донести. Два пальца таки ампутировали. Но ногу сохранили.
- А жена куда делась?
А жена так и не вернулась за ним. Почти у самой вершины сорвалась - и насмерть. Может, спешила сильно или не повезло просто. Но факт. Часа через 3-3.5 после того, как его оставила - соскользнула. А он с ума сходил - ждал ее.
Там все вместе: и перелом, и холод, и высота, и переживание.
Но еле живого донесли. В реанимации дня три в бреду лежал. А когда очнулся, тут все и случилось.
Возле его палаты два врача стояли, и один другому историю рассказывал о том, как от кого-то к кому-то жена ушла. Да еще и видно в красках, с подробностями и деталями. А у него сознание воспаленное, разум как бы без защиты, без иммунитета. Вот и впитал инфекцию. Понял, как будто, это его жена к другому ушла.
Для него это как удар Неба по Земле. Вот он и не выдержал напряжения.
Враз замолчал. И как неживой - молчал месяца два. Думали, вообще головой тронулся. Но отошел потихоньку. По чуть-чуть, по чуть-чуть стал говорить. Стал общаться. Только в смерть жены, на то похоже, так и не поверил.
Ему месяца через 3 один из его друзей рассказывать стал о том, как его жена погибла. Так вообще не совсем было понятно, внял он чему-то или нет. Смотрел стеклянными глазами и раскачивался из стороны в сторону.
Все бубнил под нос: "Измена, да измена".
Не смог он понять, как это можно было бросить поломанного напарника, мужа, друга, отца их ребенка, одного на полке, на высоте 4500 метров.
А тут еще и первое впечатление после болезни про сбежавшую жену наложилось на вскрытые нервы ее ухода на вершину. Она ведь по сути дела - его на вершину сменяла. Вот винегрет из памяти, боли и измены в голове у него и остался.
Самому ему в нем не разобраться. Да и не к чему. Он и не пытается, просто лезет в горы и лезет. Практически живет на горе.
Слышал я однажды, как он другу сказал, что в горы идет - соперника ищет, который его жену у него увел. Соперник этот - гора и есть. Вот и получается, что его владыкой жена была. А ее - вершина.
Его душу - она похитила, а ее душу - горы.
Когда владыка пожелает, тогда и отпустит тебя от себя. Ее раньше отпустил. А вот она его еще при себе держит. Как раба, как слугу. Это нам с тобой ее зова не слышно. А для него, как лицом к лицу стоит, и манит в горы. И, кто знает, сколько его еще мучить будет.
- Ну, судя по его удаче, еще долгонько. Смотри, их вдвоем лавиной накрыло. Напарника, парня молодого, сразу насмерть, а у него ни царапины. У мальчишки рука, ребра, и голова проломлена. Считай, практически сразу и умер. Может, самое большее через пару часов. А Андрей возле него трое суток проторчал. Это возле мертвого. Чего он там ждал - смерти, что ли?
- Да нет. Скорее всего, он так и не понял, что парень погиб. Он рядом оставался, так как хотел, чтоб его жена с ним осталась.
Себя на место парня поставил. Ухаживал за ним, и все время что-то рассказывал. Когда спасатели их нашли, он так от него до самого лагеря не отошел. Парни ему:
" Он же мертвый".
Ему нипочем. Не слышит. Знай, свое что-то бубнит.
Успокаивает:
" Все будет хорошо. Не горюй, парень. Это еще не твоя лавина"