Разрывая в клочья дождь, моя машина неслась по трассе. Я не видела дороги - слёзы сплошной пеленой стояли в глазах - я просто знала её наизусть, поэтому ехала на ощупь. Сигареты закончились. Из колонок лился медовый голос JLo. Сквозь слёзы я улыбнулась любимой песне и, сама не замечая, начала подпевать. Впереди показались огни бензоколонки. "До полного бака" - и в магазин. Минералка, сигареты, мятные леденцы. И снова в дождь.
Я остановилась только когда начало светать. На какой-то проселочной дороге, что примыкает к трассе. Слёзы высохли, но глаза болели нещадно, поэтому я решила отдохнуть пару часов, но уже через пару минуть поняла, что это бесполезно, я не могла даже спокойно сидеть и думать о случившемся. Не так много я проехала - оставалось ещё 150 километров да... До чего? До дома? До горя? До слёз? До чего? Я не знала ответа на вопрос, который сама себе задавала. Еще два часа пути.
Звонок раздался где-то в два часа ночи, когда родители уже спали. Я сидела на кухне с ноутбуком и дописывала статью, которую должна была сдать в понедельник утром. На столе завибрировал мобильный, номер псковский. Кто?
- Мариш, это я. Молчи, не говори ничего. Просто послушай. Сашка разбился. Час назад...
Дальше не помню, не слышала, кажется, даже слов, что говорил брат. В голове крутился рой вопросов, но сил спросить и услышать ответ не было.
- Я еду. Уже выезжаю. Не знаю, когда буду, но буду. Жди.
Отбой. Ключи от машины, деньги. Сигареты. В сумку - свитер, белье. Подумав, кинула сверху юбку и две футболки. Шлёпки. Носки. Спокойствие, с которым я всё это делала, поразило бы любого. Только когда я села в машину, слёзы полились по щекам. А на улице начался дождь.
Впервые за 20 лет я не поехала с братом на месяц в деревню - не позволила работа. Мишке удалось взять отпуск в августе и он слился в Псковскую область. Мне отпуск не дали, и, в итоге, я сидела весь месяц в офисе за компьютером. Ничего, утешала я себя, зато в сентябре поедем с Сашкой в Турцию, там хоть не надо будет грядки полоть да картошку копать. Единственное, что меня почти убивало, это то, что я не увижу Сашку сейчас. Правда, приехав в деревню, Мишка позвонил мне, передал трубку Саше, а тот обрадовал меня - осенью он переезжает жить в Питер. Скорее всего, навсегда, если сложится.
- Так что, Маська, теперь не отвертишься, придется тебе за меня всё-таки замуж выйти.
- Замуж? И детей рожать?
- Да, и будешь дома сидеть, детей воспитывать.
- Убьюсь! Лучше на машине с моста, чем дома сидеть!
Мы посмеялись тогда над этим и попрощались уже до сентября.
Сколько себя помню, родители каждое лето отвозили нас с братом к бабушке в деревню. Уже в поезде начиналось наше "лето": мы с Мишкой успевали поругаться и помириться раз двадцать и раз пять подраться.
Всё лето вместе, вместе. А потом Мишка вдруг стал старше. Ему стало скучно с мелкой сестрой. Появились друзья, компания. Я стала играть в куклы с соседскими девчонками. Так и разошлись.
Мы познакомились с Сашей, когда мне было 14, а ему уже 20. брат отмечал своё совершеннолетие с дружками, а мы с девчонками решили разузнать где они и что они там делают. Обнаружили их на заброшенной конюшне. Правда и сами обнаружились, когда под пухленькой Ленкой сломалась одна из досок чердачного перекрытия. Я получила взбучку от брата, но нам было разрешено посидеть тихонько с ними. В этой компании был и Сашка. Простой деревенский парнишка, который никогда не бывал в большом городе, не знает, что такое "пробки", который весь год живет и работает на ферме у местного богача Филиппова.
Я влюбилась в него сразу же, как только увидела: белый "ёжик", светло-серые глаза, курносый нос и вечная улыбка. Я достала брата, который сдружился с компанией Сашки, достала подружек, которые считали Сашу слишком простым для меня ("Ну на фига тебе этот деревенщина? В Питере что ли парней нет?"), достала бабушку, потому что приходила далеко за полночь и гремела засовами.
Сашка влюбился потом. Года через два. Редкие письма, которые он писал, были полны скупой мужской любви. Я ждала лета, опять тряслась в поезде пять часов, но только чтобы увидеть Сашу.
Над нами в шутку издевались все друзья. А мы... Нам просто было хорошо рядом друг с другом, хоть и месяц в году. А остальные 11 каждый жил своей жизнью, скучая по другому.
До деревни оставалось три поворота и один мост. Я остановила машину у поворота на бывший колхоз, который теперь стоял полуразрушенный и пустой. Слёзы опять лились из глаз.
- Саша, Сашенька... За что?
Шепотом я повторяла его имя раз сто. Майка давно была мокрая на груди.
- Надо ехать, надо. Он тебя ждёт.
Ещё пять километров и я всё узнаю.
Выходя из дома я выключила телефон, что бы никто-никто мне ничего не смог сказать про Сашку. Я всё должна узнать "лично". Но с собой мобилку взяла. На столе в кухне оставила записку родителям, что бы не волновались, соврала, что соскучилась по Мишке и уехала на выходные.
Мои родители - самые лучшие на свете. Никогда таких не видела больше. Но, почему-то, они сразу невзлюбили Сашу, ещё когда он был просто Мишкиным другом. Про то, что мы вместе, я ничего не говорила, Мишка обещался молчать. Он хоть и старше меня на четыре года, но очень хорошо меня понимает и старается помогать. Всегда и во всём. Правда, баш на баш - я тоже его всегда прикрываю.
Последний поворот и мост. Мостик. А дальше... Я даже не поняла, что я увидела. Вот он, знакомый, родной даже мотоцикл. Синенький такой, старенький. Но почему он лежит в канаве, уткнувшись передним колесом в дерево? И где Сашка? Где все?
А в ответ тишина. Взяв себя в руки, я с трудом доехала до дома бабушки. У калитки стояла скорая. На крыльце сидели брат и Федя, сосед и друг. Оба курили.
- Миша.. Ты же не куришь...- Ничего другого я сказать не могла. Не захотела.
Я даже не могла представить себе Сашу... нездоровым, что ли. Образ живчика, непоседы, весельчака Саши почему-то никак не вязался у меня в голове с травмами, неподвижностью, болезнью. О большем я даже не задумывалась.
Мишка всё понимал. Братишка...
- Мариш, тихо, зая. Сядь. Держи.
Боже, "Прима". Что за дрянь?
- Где он? Что с ним? Он в доме?
У меня начиналась истерика. Мишка обнял меня и усадил рядом с собой на ступеньку.
- Саша в больнице. Ему делают операцию, нас оттуда выгнали. Часа через три поедем.
- А скорая?
- Это тёте Люсе. Она у бабушки сидела, ей плохо с сердцем стало.
- Миш, я в больницу поехала тогда, что ли... не могу туту сидеть. Сигареты закончились у меня, а эту дрянь я курить не собираюсь.
Спокойная, как тысяча удавов, я встала и пошла к машине.
До больницы 10 километров.
Я остановилась покурить у речки. Вышла из машины. Всё равно ехать не могу - из-за слёз ничего не вижу.
Наша речка бежала, как ни в чем не бывало, как будто ничего не случилось. И солнце. И птицы. Всё как всегда.
Я решила "принять душ" - искупаться в речке.
Через 10 минут я уже летела по шоссе обратно в сторону станции. Там больница.
Операция уже закончилась. Сашу даже перевели из реанимации в обычную палату, но он всё еще был без сознания. После продолжительной истерики меня к нему всё-таки пустили, "на минуточку, не больше". Когда я вошла в палату, солнце ударило мне в глаза. Белые стены, потолок и постельное беле. Даже тумбочка и кровать белые. Это ужасно.
Сашка лежал на этом белоснежном ужасе, и сам не особо выделялся. На голове - белый бинт, который оставил открытыми лишь глаза, нос, рот и щеки. Глаза закрыты. А кожа - тоже почти белая. Казалось, Саша был вылеплен из воска.
Я тихо опустилась на пол рядом с его кроватью. Сколько я просидела рядом с ним вот так я не знаю. Я заснула. Проснулась я оттого, что Сашка пошевелился и задел меня.
- Сестра! Сестричка!
Я выбежала в коридор и позвала ещё раз, но меня и так все слышали, к палате бежали врач и сестра.
- Он, кажется, пришел в себя.
- Стойте здесь.
Молодой врач решительно открыл дверь палаты, а я даже не смогла ничего ответить.
Саша быстро поправлялся.
Оказалось, что у мотоцикла отказали тормоза и Саша "убрался" в дерево в канаве. А во время падения распорол бок. Глубоко, но не смертельно. И головой ударился, но тоже не смертельно.
Я уехала домой в воскресенье вечером, а в пятницу ночью опять была у Саши в больнице. Он уже мог говорить, но мало и тихо. Я не могла ни есть, ни пить, пока была рядом с Сашей, поэтому мой Мишка чуть не силком вытаскивал меня к озеру у больницы перекусить, поесть и отдохнуть от слёз. Я была безумно благодарна брату за помощь и поддержку, но легче мне не становилось.
Уезжая домой в Питер в воскресенье вечером, я сказала, что приеду где-то в середине недели и пробуду до конца месяца. Всего восемь дней. Но я знала, что нужна Сашу, пусть и эти восемь дней.
За окном начинался дождь.
Машина неслась по трассе, разрывая дождь. По щекам у меня опять текли слёзы. Я вдруг вспомнила ту ночь. Когда узнала о случившемся и неслась к Саше. Всё повторялось.
Почему так случилось, что у Саши отказали тормоза? Этот человек больше чем меня, любил только свой мотоцикл. Он копался в нём каждый день, так что не могла там быть каких-то неполадок.
Почему Саша "ушёл" в кювет? Ведь впереди была прямая дорога, он мог просто не выжимать газ...
Почему...?
Свет фар встречной машины на секунду ослепил меня. но этой секунды было достаточно. От неожиданности я дернула руль вправо. Всё вдруг завертелось перед глазами, в голове стоял страшный гул. А потом вдруг наступила тишина...
Я открыла глаза и тут же их закрыла. Опять этот чертов свет фар! Ну сколько можно? Кто будет выключать за вас дальний свет?
Но я прекрасно понимала, что глаза надо открыть. Когда мне наконец удалось это сделать, я обнаружила себя не в своей машине, а, почем-то, в больничной кровати.
Интересно, почему все больницы одинаково белые?
Пошевелила руками, ногами. Где-то через десять минут поняла, что могу встать. Зажмурилась, потом широко открыла глаза, одним движением села в кровати. Затем встала и сделала шаг к двери. Обернувшись к кровати, увидела ... себя. Я неподвижно лежала под тонким больничным одеялом...
Марину похоронили в маленькой деревушке в Псковской области, на берегу лесной речки. Рядом с Сашей, который умер от кровоизлияния в мозг в ту же ночь.
