- Мартин! - дядя Джо, похоже, как всегда с утра был навеселе. - Эй, Мартин! Просыпайся! Хватит валяться.
Я зевнул и сел на своей соломенной постели. В щели сарая пробивались солнечные лучи, расчерчивая утоптанный земляной пол на ровные полосы. Старина Бурый тоже проснулся: вытянул вверх одно ухо, стукнул хвостом по земле и вопросительно поглядел на меня одним глазом.
- Ты-то чего? - спросил я укоризненно. - Спи себе. Такая уж твоя собачья доля.
Но Бурый поднял и второе ухо, коротко взвизгнул, поднялся на все четыре кости и начал ожесточенно чесаться.
- Ма-артин! - дядя Джо за стеной, казалось, вот-вот запрыгает от нетерпения. - Где ты там?
Я нахлобучил свою мятую шляпу (Когда-то мне подарил ее сам Док Холидэй. Правда, с тех пор "стетсон" изрядно пообтрепался) и вышел во двор, щурясь от яркого света.
- Наконец-то, - дядя шумно хлебнул из здоровенной бутыли и заботливо спрятал ее в кожаную сумку, - а то я уж думал, что ты уехал в Карсон-сити. Собирайся, Мартин, для тебя работенка.
- Где? - зевота никак не отпускала. Я плеснул в лицо водой из мятого жестяного умывальника и оглянулся, ища седло. Оказалось, что дядя Джо давно держал его в руках.
- В Ракунвилле, отсюда недалеко, там, где рудник. Сам понимаешь, дело странное. По всем приметам не иначе как День Сурка.
Я присвистнул. Дело и впрямь было серьезным.
- Давно? - мой жеребец Вилли выбежал из-за сарая сразу, как только я свистнул погромче. Хороший конь, можно спокойно оставить его пастись, не стреноживая - никуда не денется, отличная выучка. Увидев меня, Вилли коротко заржал, ткнулся мордой в плечо. Всегда так выпрашивает угощение, хитрая тварь. Дядя Джо рассеянно сунул ему кусок пиленого сахара, обдув с него табачные крошки, и Вилли, фыркнув, захрустел лакомством.
- Да уж с неделю. Забеспокоились только тогда, когда от них не вернулся почтовый дилижанс. Ну помнишь, Сэм Уиллер, муж тетки Дженни, он там за старшего. Мужик аккуратный, никогда не опаздывал, вот и спохватились. Отправили в Ракунвилль мальчишку на лошади - разузнать, что и как. Он вернулся и божится, что объездил все окрестные холмы, но городишки так и не нашел. Выпороли как следует - все одно, стоит на своем. Вот тут-то старики и смекнули, что к чему.
- Ладно, - я затянул подпругу, сначала хорошенько ткнув Вилли в брюхо, чтоб не надувался, - уже еду.
- Иисус в дорогу, сынок, - перекрестил меня дядя, и снова потянулся к сумке за бутылью. Отобрав у него виски, я сделал пару хороших глотков (желудок обожгло как огнем) и взгромоздился в седло, пустив коня рысью. Бурый увязался следом - вот окаянная псина...
Дорога ни шатко ни валко шла между безжизненных плешивых холмов, поросших редкой жухлой травой. Все вместе это очень напоминало мне лысину нашего преподобного отца МакГвайера - так же уныло и безнадежно.
Как я добирался до чертова Ракунвилля, лучше и не вспоминать. Сначала хлынул ливень, словно разверзлись все хляби небесные, потом по моей шляпе забарабанил град, а когда я увидел поодаль торнадо, мне стало серьезно не по себе. Но все же я успел как раз вовремя. Серый туман разорвался, и в лицо мне дунул холодный ветер с запахом талого снега. Понятное дело, здесь была еще весна, хотя во всем остальном штате ранняя осень уже подходила к концу. Но здесь, где окаянный День Сурка вступил в свои права, время бесконечно шло по кругу. Только не спрашивайте, как мне удалось пробиться сквозь бессчетно повторяющийся весенний день, чтобы попасть в Ракунвилль. Мой дед хранил этот секрет, и я не собираюсь выдавать его до самой гробовой доски. Скажу только, что когда я вывел храпящего Вилли из тумана, мы оба с ним были заляпаны черной дымящейся грязью, какой в этих песчаных холмах днем с огнем не сыскать.
Жителей городка я нашел там, где им и следовало находиться. Все эти олухи столпились в поле, у сурчиной норы, а местный краснобай - по виду не то аптекарь, не то гробовщик - держал перед ними речь. А еще в толпе я приметил тех, кто мне очень не понравился.
Братья Кромби, Джек и Сэм. Вот, значит, кто все это задумал. Я пришпорил жеребца и Вилли прыгнул вперед, грудью свалив Джека, потянувшегося было при виде меня за своим ружьем. Он заорал от боли, приземлившись локтем на булыжник, а местные, ополоумев от крика, живенько разбежались подальше.
- Здорово, Сэм, - приветствовал я второго братца. Выражение его лица мне не понравилось - чисто койот, у которого из зубов вырвали добычу в самый последний момент. Еще бы - знаменитый Сэм Кромби, грабитель поездов и почтовых дилижансов, стоял передо мной как на ладони.
- Ланниган... - прошипел он и потянулся к своей кобуре.
Я выстрелил как раз тогда, когда дуло револьвера уже почти поднялось к моему лицу. Сэм Кромби утробно хэкнул и отлетел назад, обильно поливая тупыми мозгами истоптанную траву. Ничему не учатся эти каторжники, ни-че-му.
Его брат, позабыв про ружье, что-то яростно заорал и кинулся вперед, размахивая здоровенным ножом. Очень зря, потому что Вилли, и без того отличающийся паскудным норовом, не дремал. Жеребец взбрыкнул и поддал младшему Кромби задними копытами точно в грудь, так что толстая пряжка, крепившая патронную перевязь, выгнулась дугой, переломилась, и патроны посыпались в пыль. Выпучив глаза, Джек подлетел в воздух и рухнул, описав плавную дугу. Я испугался, что бандюга отдал концы, и быстренько спешился.
Но он еще дышал. Я вынул нож из его ладони и отшвырнул подальше. Потом сел на камень рядом с умирающим.
- Ну что, Джек? Может, скажешь - зачем вам это понадобилось? Ведь без вас не обошлось, верно?
- Пошел... ты... - проскрипел младший Кромби и забулькал горлом. Вытащив у него из нагрудного кармана грязный платок я вытер окровавленный рот.
- Тебе осталось дышать ровно столько, чтоб хватило покаяться и прочитать потом "Отче Наш". Не темни, Кромби.
- Ладно... - прошептал он. - Это все Сэм. Это он придумал... что если сурок будет наш... если проснется тогда, когда мы захотим... то день будет повторяться и повторяться... А золотишка-то в городе будет каждый день столько же... грабь не грабь.
- Так ведь и у вас его не прибавится, - я огляделся. Местные жители боязливо приближались к телу Сэма.
- А ну, отойди! - гаркнул я, взмахнув звездой маршала. - Не трогать место преступления!
Смельчаки тут же испарились, и я снова поглядел на Кромби. Лицо его уже побледнело.
- Вот и нет, Ланниган, - он еще нашел в себе силы ухмыльнуться, - вот и нет... Твой старый хрыч дедуля... не рассказывал тебе что ли... что если что-то положить в сурчиную нору, то оно там остается, будь хоть трижды День Сурка на дворе?
Настала моя очередь выругаться. Никогда бы не подумал, что вот такие у обыкновенной норы особенности.
- И что потом?
- И мы грабили тут... все эти дни... и недели... и месяцы...
Короче говоря, братки неплохо устроились. Каждый вечер они устраивали в этом поселке страшную резню, чтобы завладеть золотом и деньгами. Сначала, правда, никого не убивали. Потом, недельки через две, начали стрелять - от скуки или от жестокости, но так, что к полуночи кровь была повсюду, на каждой улице. А утром - все убитые как ни в чем не бывало оживали и шли по своим делам, которые повторялись и повторялись. Днем братья Кромби были для местных всего лишь двумя торговцами с севера, заехавшими на денек. Старший не уставал повторять Джеку, что "вот только еще чуть-чуть" - и он сделает так, что они спокойно уедут отсюда с полными мешками отборных драгоценностей, и все будет шито-крыто, а время пойдет своим чередом.
- Вряд ли он знал, как это делается, Джек. Скорее всего, вам бы пришлось надолго тут застрять, - сказал я. Потом посмотрел пристальнее и увидел, что младший Кромби в моих проповедях больше не нуждается.
Сзади виновато заржал Вилли. Я потрепал его по шее.
- Ты все правильно сделал, старик.
Труднее всего оказалось раскопать окаянную сурчиную нору и вытащить раскормленную тварь, которая даже не пыталась убежать, из-под земли. Заступ повсюду натыкался на груды монет, ожерелий и мешков с перстнями - скрежетало, точно я рыл колодец где-нибудь в горах. Когда я поднял отчаянно верещавшего сурка за задние лапы, весил он никак не меньше двадцати фунтов. "Дедуле понравится, - подумал я, доставая нож, - вон сколько жира, а у старика ревматизм разгулялся не на шутку".
Потом я постоял немного, глядя, как рассеивается туман, и весна, как ей давно было положено, уступает место осени. Сзади ахали и охали местные жители, а я все никак не мог придумать, что же теперь делать с этой грудой золота, валявшейся без присмотра. Ведь даже после того, как я раздам всем ограбленным их побрякушки, и даже копии, и копии копий этих побрякушек - их останется еще в сто раз больше.