Санька Рязанцев лежал у сосны и перезаряжал винтовку. Дрожащими от холода руками он оттянул затвор - пальцы, закоченевшие на ветру, несколько раз срывались, достал из подсумка обойму. Проклятые патроны никак не хотели вставать на место. Санька сквозь зубы выматерился с отчаяньем, надавил сильнее. Щелкнув, обойма вошла. Он прицелился, обводя мушкой пустую поляну впереди. Никого. Только редкие выстрелы вдалеке: на этот звук он уже давно не обращал внимания.
Рядом застонал дядя Степан. Санька опустил винтовку, устроив ствол на развилке можжевеловых веток, и повернулся. Старшина пришел в себя и теперь лежал, часто дыша, глядя в низко нависшее зимнее небо над соснами.
- Санька? Это ты? Мы где? - Степан Задорожный повернул голову, глядел на молодого солдата запавшими глазами, перебирая рукой под ватником бинт, затянутый на груди прямо поверх рубахи.
- В лесу мы, дядя Степан... товарищ старшина, - отозвался Санька, - окружили нас. Капитана убило осколком, от всего только мы и остались. Сильно жарили, сволочи, на ноги не подняться было. Сейчас вроде как стихло все.
- Почему... в лесу? - старшина мучительно нахмурился, силясь понять. Рязанцев отстегнул от ремня фляжку, бережно приподнял его голову, поднес фляжку к губам. Дядя Степан глотнул пару раз, хрипло закашлялся.
- Водка там, товарищ старшина. Вы снегом заешьте, снега тут много, - вполголоса сказал Санька, черпнул горстью чистый лесной снег. Старшина глотнул, закрыл глаза.
- Почему в лесу? - снова спросил он.
- Так выбили ж нас с окопов. Политрук, пока живой был, все кричал: держаться, мол, до последнего! не отступать, мол - а как не отступать-то, дядя Степан? Я за пулемет схватился, стрелял, пока вода не закипела, потом снег бросал сверху. Рядом шарахнуло, весь кожух "Максиму" посекло. А потом танки пошли... И гранат не осталось, ничего, одни ящики пустые. Я по окопам до полкового блиндажа - думал, там найду чего, а там все в щепки перемешано и только вы, товарищ старшина, лежите рядом без памяти. Я вас сразу в охапку и к лесу потащил... Рядом еще моряки отходили, прикрывали - из хозяйства Савельева которые, с торпедных катеров бывшие, помните? Так все и полегли у самого леса. А я вас вынес.
Задорожный снова открыл глаза. Потом стал приподниматься, обтирая заиндевелый древесный ствол спиной в ватнике.
- Да ты что, Санька? - выдохнул он. - Как ты отступить посмел? Кто тебе разрешил, щенок?
Рязанцев судорожно сглотнул - кадых заходил туда-сюда по тощей шее. Но глаз не опустил.
- Я, товарищ старшина, согласно устава действовал. Одиночный солдат есть боевая единица и сам должен проявлять смекалку, головой думать. А если из командиров никого не осталось и даже вы вроде как мертвый лежали - получается, я сам себе генерал. Вот я выход из окружения и задумал. Кроме как по лесу здесь не выбраться, да и по лесу-то трудно - болота кругом, они даже зимой не замерзают.
Степан Ефремович опустил голову. Сразу же рывком вздернулся, простонал, начал валиться вбок, шаря рукой рядом с собою.
- Товарищ старшина! Вот ваш автомат, я сберег! - испуганно подхватил его плечом рядовой, снова уложил под корнями. Пододвинул лежащий рядом ППШ. Старшина крепко схватился за приклад, затих. Снова заговорил, проталкивая слова через запекшийся рот.
- Не в автомате дело, Санька... Выходит, бросили мы позицию. И полк бросили, и своих - даже мертвых пускай... Как в глаза глядеть будем, когда выберемся?
- Нет полка больше, дядя Степан, - твердо сказал Санька Рязанцев, расстегивая на себе шинель. - Никого нет. И даже сам комполка погиб - как все, отстреливался из винтовки в окопах рядом с нами.
- Откуда знаешь такое?
- А вот откуда, товарищ старшина, - рядовой обеими руками развел на груди рубаху. Под ней тускло блеснул красный шелк. - Знамя полковое у меня, Степан Ефремыч. Не достанется оно гадам, я его прямо из блиндажа взял. Намотал на себя, только после этого и вас понес... Так что, выходит, сейчас мы с вами полк и есть, и боевая задача у нас одна - знамя и себя сохранить до наших.
В первый раз за все время Задорожный улыбнулся, просветлел закопченным лицом.
- Молодец, рядовой Александр Рязанцев! Объявляю Вам благодарность за спасение святыни полка!
- Служу Родине, - серьезно ответил Санька. Отвернулся, тряхнул головой, зачем-то снял шапку, долго смахивал с нее снег и сосновые иголки.
- Однако, Санька, такое дело, - задумчиво сказал за спиной старшина, - разобраться бы с обстановкой надо и решить - куда пробиваться.
- А чего тут решать, Степан Ефремыч? Я эти места хорошо знаю. До войны дружок у меня тут жил, я часто к нему в деревню ездил - на охоту вместе ходили. Охотник он был прирожденный. Жаль, убили Мишку, мать письмо присылала - говорит, извещение пришло в самом начале почти... Так вот, мы с ним по этим лесам бродили много. Здесь если левее пойти - бор выступом к самой реке выходит. Нам туда соваться никак нельзя, поля кругом. Влево тоже не пройти - болотина, которая даже в морозы не промерзает. Мишка-то знал там пару тропок, а я у него расспросить не успел. Зато вот прямо - как раз начинаются леса, чем дальше, тем гуще. Нехоженые совсем. Туда даже местные деревенские за грибами больше чем на час пути не забредали никогда - худая слава про эти места ходит...
- Это с чего ж худая-то? - не сдержался старшина. После того, как Санька показал ему флаг, у дяди Степана вроде как и сил прибавилось. Он снова оперся на сосну и даже свернул самокрутку из остатков табака по карманам.
- А я знаю? - развел руками Рязанцев. - Говорили, мол, люди пропадают тут. Потом вроде как находились, да совсем не там. Короче, чертовщина полная. До войны даже милиция из района приезжала с собаками, бродили по лесам, следы искали. Так без толку все.
- Лю-уди... - протянул Задорожный, - вон как...
Он пыхнул самокруткой, потом бросил окурок в снег и решительно повесил на шею ППШ, чуть морщась от боли. Попытался встать, охнул.
- Осторожно, товарищ старшина! - Санька помог Степану Ефремовичу подняться на ноги.
- Ты вот что, Саня. Найди-ка мне палку попрочнее - глядишь, так я идти смогу. Пуля-то легкое, вроде как, не задела, дышать могу нормально. Похоже, зато контузила меня изрядно.
- Это я сейчас! - Санька схватил винтовку и бросился в подлесок. Через пару минут вернулся с прочной палкой. - Порядок! Снега нынче мало выпало, морозами его в наст схватило - идти будет легче.
- Ну, тогда шагом марш. Куда-нибудь придем, - Степан Ефремович оперся на посох и шагнул вглубь леса. Санька пошел за ним, держа винтовку наготове, то и дело оборачиваясь и настороженно прислушиваясь к лесным звукам.
Лес становился все гуще и темнее. Давно уже не было слышно ничего, кроме хруста снега под сапогами и шума ветра где-то сверху, в кронах сосен. Степан Ефремович все чаще останавливался, тяжело опирался на палку, растирал грудь рукой. Снегу и правда, было не очень много, но спустя несколько часов пути ноги, словно набитые тряпками, уже не поднимались и загребали его, цепляясь за корни. Наконец старшина остановился.
- Не могу больше, - сказал он и привалился к стволу трехобхватной сосны, - запыхался совсем.
- Вы посидите, дядя Степан, - отозвался Санька, - я схожу, гляну, что там впереди - может, набредем на заимку какую-нибудь.
- Не похоже что-то. Но ты сходи, разведка не помешает.
Рязанцев исчез за деревьями, а старшина удобнее устроился на поваленном стволе. Отстегнул диск автомата, глянул - патроны были все. Пошарил в кармане ватника, достал "лимонку", зачем-то переложил в другой, внутренний карман.
- Ничо, - сказал он, глядя туда, где виднелась цепочка их же собственных следов. - Пробьемся. И не такое бывало.
Степан Задорожный кривил душой. Такого с ним еще не было. Растерянность оттого, что они оказались здесь, в незнакомом лесу, злость на себя, так некстати оказавшегося раненым, усталость и боль - все смешалось в голове в вязкую кашу. Услышав шаги, Степан Ефремович подобрался - перед Санькой никак нельзя было показать свою слабость. Но глянув в лицо рядового Рязанцева, старшина замер. Санька был чем-то напуган, да так, что даже губы у него побелели.
- Дядя Степан! - голос его срывался, - дядя Степан, там поляна! Там на поляне... Там...
- Да что такое там, ты толком говори? - прикрикнул на него старшина, машинально снимая автомат с предохранителя. Командный тон подействовал - Санька замолчал, потом вздохнул и стал говорить спокойнее.
- Не знаю, товарищ старшина, там непонятное что-то, на поляне-то... Пойдемте, я покажу.
Продравшись сквозь заросли молодых сосенок, старшина остолбенел.
Поляна была не очень большой - метров двадцать в ширину. Вся она была освещена мертвенно-синим светом, отблески которого плясали на соснах, а в самой середине... Сначала Степану Ефремовичу показалось, что на поляне горит костер - только странный, ярко-голубой, без треска и копоти. Но чем больше он вглядывался, тем лучше понимал, что никакой это не костер. Как следует присмотрелся - и охнул даже.
Посреди поляны висел, не касаясь нетоптаного снега, большой, светящийся изнутри, Шар. Свет от него был хотя и яркий, но какой-то мягкий, так что не резал глаза, переливаясь в самой сердцевине.
Именно так, Шаром с большой буквы, Задорожный сразу же окрестил его мысленно, потому что никакие другие сравнения в голову не приходили. Он присел, не отрывая взгляда от непонятного света, оперся коленом, проламывая наст. Пристроил автомат на колено и зашарил по карманам в поисках табачных крошек.
- Дядя Степан, - жарко дохнул ему в ухо Санька, - это что ж, немцы что ли такое сюда забросили? Шпион какой-то, что ли?
Собираясь с мыслями, старшина лизнул уголок газеты, ловко свернул самокрутку.
- Нет, - сказал он. - Понимаешь, Санька - чую, что не немецкая это штука, да и вообще... не наша, не людская. А почему чую - сказать тебе словами не могу.
- Это как - не людская? - недоуменно спросил Рязанцев. Он переводил взгляд то на Шар, то на старшину и по-детски хлопал глазами.
- Как, как... Говорю ж - не знаю я! - сплюнул в сердцах на снег Степан Ефремович желтой табачной слюной. - Только вот как я думаю - надо нам, Санька, поляну эту обойти. Не нашего это разумения дело и помочь в нашем задании оно никак не может.
- А это что - оставим? А если немцы за нами идут?
Старшина выругался, помянув пророка Илью и всех апостолов, и крепко задумался. Получалось, что парнишка прав - нельзя было уходить, не поняв, как и что и можно ли оставить этот Шар врагам, которые, может быть, придут следом. Махнув рукой, он встал, снял с шеи автомат и протянул его Саньке.
- Значит, так. Слушай приказ, рядовой Рязанцев. Бери ППШ и занимай позицию вон за тем деревом, - он указал на лежавшую в снегу старую сосну, - а я пойду и попробую разузнать, что это за штуковина такая. И если что - слушай меня, Санька! - если что, то ноги в руки и ходу отсюда, понял!? У тебя знамя полка, а остальное неважно! Ясно?
- Так точно!
- Ну и хорошо, что ясно, - Задорожный сунул руки в карманы ватника и медленно побрел к центру поляны. Снег здесь почему-то был глубже, так что при каждом шаге нога проваливалась почти по колено. Степан Ефремович почти вплотную приблизился к Шару - и вдруг острая боль пронзила грудь. Перед глазами метнулась дурнотная пелена и он повалился ничком.
- Дядя Степан! - раздался испуганный крик Саньки и вслед за этим - лязг затвора. Старшина, рыча от боли, уперся рукой и сел на снег.
- Стоять, Санька! - крикнул он не оборачиваясь. - Живой я!
И в этот миг его настиг ГОЛОС. Хотя только много позже старшина вспомнил его как голос, а тогда ему показалось, что кто-то влез внутрь головы и шевелится там, выпуская иглы, словно растревоженный еж.
НЕ НУЖНО ПОДХОДИТЬ БЛИЖЕ.
Задорожный попытался встать и снова упал на четвереньки. От невыносимой дурноты его вырвало желчью прямо в снег.
СЕЙЧАС БУДЕТ ПРОИЗВЕДЕНА СМЕНА ЧАСТОТЫ.
Старшина почувствовал, что в голове прояснилось. Голос больше не давил изнутри.
- Ты... что такое? - спросил он, медленно поднимаясь на ноги.
Я - ТО, ЧТО ПО ВАШИМ МЕРКАМ МОЖНО НАЗВАТЬ НАБЛЮДАТЕЛЕМ. СЕЙЧАС Я НАХОЖУСЬ В РЕЖИМЕ СБОРА ИНФОРМАЦИИ.
- Так ты и вправду шпион? - тяжело прищурился старшина, глядя на сполохи синего света.
НЕТ. Я НЕ ПРЕДСТАВЛЯЮ НИ ОДНУ ИЗ СТОРОН ВООРУЖЕННОГО КОНФЛИКТА, ПРОИСХОДЯЩЕГО НА ЭТОЙ ПЛАНЕТЕ. ИНФОРМАЦИЯ, СОБРАННАЯ МНОЙ, ПРЕДСТАВЛЯЕТ ЦЕННОСТЬ ТОЛЬКО ДЛЯ МЕНЯ.
- На этой планете? - пробормотал Задорожный. - Ерунда какая-то. Это что ж получается - ты оттуда?
Он указал пальцем в черное небо.
ВЫ РАНЕНЫ. ВАШ ОРГАНИЗМ ОСЛАБЛЕН. ЕСЛИ ВЫ ПОЗВОЛИТЕ, Я МОГ БЫ ПОМОЧЬ.
- Чего бы и не позволить? - усмехнулся старшина, - хуже уже не будет, а идти еще неизвестно сколько. Вежливый какой...
Но тут синий свет надвинулся и поглотил его целиком.
... Очнувшись, старшина понял, что сидит, уткнувшись головой в колени, а рядом лежит Санька, прижимая к груди ППШ. Задорожный вскочил, пригнулся, сжимая в руке выхваченный из сапога нож.
На поляне стояла глубокая тишина. Рядом все так же переливался синий Шар, но небо над соснами уже светлело.
- Санька! Вставай! - ткнул рядового Степан Ефремович. - Это сколько ж мы тут провалялись?
Рязанцев очумело вскочил, лапнул автомат и тут же выпустил, увидев старшину. Только тут Задорожный запоздало понял, что дышит полной грудью, не чувствуя при вдохе никакой боли. Он расстегнул ватник, стянул ржавый от крови бинт. На груди розовел заросший шрам.
- Та-аварищ старшина... - протянул Санька, - так это что ж получается... Он вас вылечил?
- Получается так. Ну, спасибо тебе, что ли! - обратился Степан Ефремович к безмолвствовавшему в отдалении Шару.
ПОЖАЛУЙСТА. ВЫ НАХОДИЛИСЬ В БЕССОЗНАТЕЛЬНОМ СОСТОЯНИИ ВОСЕМЬ ЧАСОВ ДВЕНАДЦАТЬ МИНУТ ПО ВАШИМ ОТРЕЗКАМ ВРЕМЕНИ. ЗА ЭТО ВРЕМЯ Я ИЗУЧИЛ ПРОЦЕССЫ, ПРОИСХОДЯЩИЕ В ВАШИХ ОРГАНИЗМАХ. НО Я НЕ МОГУ ПОНЯТЬ - ЗАЧЕМ ВЫ ДОВЕЛИ СЕБЯ ДО ТАКОГО СОСТОЯНИЯ?
- Знамя! - вдруг вскрикнул, хватаясь за грудь, Санька, - где знамя?! Куда делось? - глаза у него были безумные, он схватил винтовку и прицелился в Шар. - Где знамя полка!?
УСПОКОЙТЕСЬ. ВАШЕ ЗНАМЯ ЦЕЛО. ВОТ ОНО.
Шар чуть отодвинулся в сторону. На снегу лежал квадрат алого шелка. Рязанцев бросился к нему, схватил, принялся засовывать под гимнастерку.
- Ты не пугай его так больше, - усмехнулся старшина, - Санька у нас парень нервный.
Я НЕ ПОНИМАЮ. ЗНАЧЕНИЕ ЭТОГО СИМВОЛА - ПРОСТО ОТЛИЧИТЕЛЬНЫЙ ЗНАК ВОЕННОГО ПОДРАЗДЕЛЕНИЯ. ЗАЧЕМ ЕГО ТАК БЕРЕЧЬ?
- Э-э, брат, - Степан Ефремович поднял автомат, стряхнул с него снег, повесил на плечо. - Как же тебе объяснить все остальное, если ты не понимаешь, что такое Знамя? Извини - война есть война. А нам идти нужно. Из окружения выбираться.
Я МОГУ УКАЗАТЬ НАПРАВЛЕНИЕ, ГДЕ НЕТ ВАШИХ ПРОТИВНИКОВ. МОИ ВОЗМОЖНОСТИ ОГРАНИЧЕНЫ И СРОК МОЕГО ПРЕБЫВАНИЯ ЗДЕСЬ УЖЕ ИСТЕКАЕТ.
- Вот за это спасибо! - обрадовался Задорожный. - Сам понимаешь, нам бы побыстрее из этой чертовой чащобы выбраться к нашим. За лечение тебе спасибо - и прощевай. Снова прилетай - когда поймешь, кто прав, кто виноват. Или после войны давай - вот поглядишь, жизнь совсем другая тогда будет. Нам бы только немцев победить. А то, что мы их победим - это ты даже и не сомневайся!
ПРОЩАЙТЕ.
На миг старшине показалось, что он летит над лесами, поднимаясь все выше и выше. Вот мелькнула лента реки... торфяники... парящие окна болот... дороги. Теперь он точно знал, куда нужно идти, чтобы не наткнуться на немецкие позиции. Задорожный открыл глаза, проморгался. Поляна была пуста, синий свет исчез.
- Ну что, рядовой Рязанцев? - весело сказал он, хлопнув по спине Саньку, удивленно пялившего глаза в небо. - Рано немчура радуется, что никого не осталось! Рано пташечка запела!
Два русских солдата обошли поляну по краю и погрузились в лесной сумрак. Впереди по-прежнему шел старшина Задорожный - теперь уже без палки, твердым и быстрым шагом. За ним, вскинув винтовку на плечо, почти след в след ступал Санька.
Старшина обернулся только один раз.
- Ты, парень, про то, что было - молчи, понял? - сказал он, глядя рядовому прямо в глаза. - Вот кончится война, тогда детям своим расскажешь. А сейчас - молчи. Не время.