- Вот тебе на, Вилли. Говоришь, эту как ее там - пьесу - ты писал для меня? Большое спасибо, конечно. Гран мерси, так сказать. Ты когда писал, о чем думал, можно узнать?
Шекспир недовольно покрутил головой. Он не любил вопросы о творчестве.
- О чем, о чем... - рассеянно сказал он. - О тебе и думал. Периодически. Так сказать, весомо и зримо. Как обмакну перо в чернильницу, так и думаю. И вообще, все как ты рассказывал, все взято из жизни.
- Мило. Из чьей жизни? Из жизни порождений твоей больной фантазии? Посмотри вокруг, Вилли. Нет, ты не в пиво пялься, а вокруг посмотри. Мы сейчас где? Ну где, ну скажи?
- Чего ты привязался? - огрызнулся Шекспир. - В кабаке мы. Лондонском. И не на что тут смотреть. Стены грязные, эль разбавляют...
- И не доливают! - сунулся было в разговор пьяный зеленщик из-за соседнего стола. Собеседник Уильяма одним аккуратным ударом кулака отправил его под дощатую столешницу.
- ...и не доливают, - согласился с потерявшимся зеленщиком писатель. - А на местных девиц смотреть страшно!
- Вот-вот. Но вместо того, чтобы написать, как все было на самом деле, как обычно бывает с людьми, которые просиживают в этом кабаке и ему подобных, ты начал марать бумагу романтическим бредом. Знаешь, Вилли, я, конечно, так и не закончил поганый Кембридж, но ума от этого не утратил. Ты посмотри сюда! - человек, сидящий напротив Шекспира, кинул на стол пачку исписанных листов. - Это что? Как ты меня вообще назвал, давай начнем с этого. Я, сколько себя помню, всегда был Гарретом.
- Ну. - лаконично согласился с приятелем Уильям. - Только "Гамлет" звучит как-то... возвышеннее, сам понимаешь.
- Нет! Не понимаю, мать твою! - заорал его собеседник. - Гаррет - и точка! Это мое имя! Мне дал его мой старик!
Внезапно он успокоился и горько ухмыльнулся.
- Но это, Вилли, только цветочки, как говорил мне надзиратель в работном доме перед тем, как дать по морде. Пойдем далее. Мало того, что из обычного копателя могил ты сделал меня чертовым принцем... как у тебя перо в руках только удержалось?
- А что? Тебе не нравится быть благородным принцем?
- Нравится куда меньше, чем быть могильщиком, который этих благородных принцев закапывает. Не перебивай, а то нос разобью. Господом Христом и всеми апостолами клянусь - я не понимаю! Не по-ни-ма-ю - почему другие имена ты оставил в неприкосновенности. Вот чем тебе Розенкранц с Гильденстерном не угодили? Хорошие парни, хоть и немчура, хоть и спившиеся студиозы. Нет, погоди-ка... ну как я сразу не понял! Это ты за то, что Розенкранц как-то увел у тебя девку, а Гильденстерн занял деньжат и не вернул? Ну, знаешь, Вилли, не ожидал.
- Да! - взорвался Шекспир. - Да! Нечего им было ходить и хихикать за моей спиной. Да еще на представлении "Глобуса" освистать мою пьесу. Такое никому не прощается!
Несколько секунд Гаррет молча глядел на разозленного Уильяма. Потом кивнул и пожал плечами.
- Впрочем, дьявол с ними, с этими двумя пьянчугами. Ты что сделал из моей истории про то, как мой дядя вдрызг поругался с моим отцом? Что ты сделал, а? Хорошо еще, что мой старик живет себе в Шотландии и даже читать не умеет, а то бы я обязательно отправил ему твой шедевр, а потом поглядел бы, как ты объясняешь разъяренному горцу, что отрава в ухо - авторский вымысел для пользы дела. А еще, Вилли, тебе повезло, что мой дядя, который как раз умеет читать - человек веселый и когда читал твой magnum opus, хохотал, точно его щекотали все черти разом. Он все время повторял: "Ну надо же! Это я-то отравил братца! Сколько раз мы с ним дрались после жбана виски, но об этом я и не подумал!"
Шекспир попытался что-то объяснить, но его приятель протестующе взмахнул рукой и со стуком опустил увесистый кулак на стол, разбрызгивая лужу пролитого эля.
- Помолчи... писатель. Ты знаешь, все это можно было бы тебе простить, если бы не Джулия. Ты зачем ее утопил, можешь мне ответить? И не ври мне, всем ясно, что твоя Офелия даже в мелочах списана именно с Джулии. Любовь любовью, но утопил зачем, гений пера? Отвечай, кровь Христова на тебя!
Уильям Шекспир пожал плечами.
- Не горячись, Гарри. Ты уже пьян. Людям нравится, когда герои страдают. А уж смерть и любовь всегда выгодно оттеняли друг друга. Поэтому я...
Договорить Шекспир не успел. Молнией промелькнув в воздухе, кулак впечатался ему точно под левый глаз. Уильям отлетел к закопченной стене, по пути обрушив спиной ветхую полку с глиняными кружками, и тяжело осел в углу, недоуменно глядя в низкий потолок.
- Бедный Йорик! - криво усмехнулся его собеседник. Почесал кулак, бросил на стол черный шиллинг, поднялся и вышел,насвистывая шотландскую песенку. Стоя на самом пороге, Гарри вдруг обернулся, пошарил в кармане и кинул еще одну монету в угол. Подмигнул бывшему приятелю:
- Ничего личного, дружище. Думаю, ты все равно поставишь своего "Гамлета", верно? Так уж устроены все сочинители, что без славы жить не могут. Так что, считай - аванс размером в шиллинг и часть признания публики ты уже получил. А в следующей пьесе заранее разрешаю тебе многословно описать меня главным злодеем. Привет от второго могильщика. Как там у тебя говорится - "дальнейшее - молчанье".