Эта ночь точно никогда не кончится. Похоже, чертов дождь зарядил надолго, но дело не в дожде, совсем нет. Дело даже не в том, что сигареты тоже на исходе - половина мятой пачки, а выйти из дома нельзя, надо ждать... Впрочем, зато есть виски, весь холодильник забит бухлом под завязку, даже в морозилке ничего, кроме бухла и какого-то окаменевшего дерьма, раньше проходившего под названием "куриная грудка". Да наплевать.
Малыш поежился, глядя в черное окно, за которым на той стороне улицы дрожала в дожде полуразбитая неоновая вывеска. Что это за название такое вообще - "Лиловый туман"? Там что, бордель? А может, наркоту толкают под видом магазинчика с порнухой? Да какая разница. Он жил здесь уже третий год и до сих пор так и не удосужился зайти в заведение напротив. К тому же смысла нет, сигареты продают на остановке, а бухло всегда приносит с собой...
Приносит... Где его носит, кстати? Малыш положил ладони на выпачканный оружейной смазкой газетный лист, расстеленный на шатком кухонном столе. Потрескавшийся пластик выглядывал из-под газеты, особенно глубокая трещина была похожа на стрелу, наконечником впивающуюся в заголовок "Три трупа в Васапарке". Вот же говно. Вся эта квартира - убогое дешевое говно для тех, кто живет на социальное пособие. Кругом пластик, пожелтевший от кухонного жира и никотина, дверцы шкафов висят на разболтавшихся петлях. Хорошо хоть, тараканов нету. А еще хорошо, что никто не интересуется тобой - ни один сосед. Всем насрать.
Малыш усмехнулся, руки его работали словно бы сами по себе, проворно разбирая пистолет. "Странно, кстати, что тараканов нету", - подумал он. Эти твари повсюду, сунься в любой подъезд, шуршат под ногами, а стоит включить лампочку - разбегаются в разные стороны. В Рикенби везде так, это сраное стокгольмское Сомали не изменится, что бы ни пытались придумать местные власти. Чем больше сюда набивается всякой шушеры, не знающей даже пары слов по-шведски, тем грязнее становится вокруг. Гетто, куда лишний раз никто из полиции не суется, им проще героически спасти бездомную собачку или штрафануть пьяного. Это вам не зажравшийся Эстермальм или Васастан, где все друг друга знают.
Черт... Слышала бы мама, как ее Малыш Сванте отзывается о родном райончике - ахнула бы возмущенно: "Не смей! Это же наш дом!"
Нет мамы.
И папы нет.
Даже Боссе и Бетан больше нет. Никого из них.
Есть только альбом старых полароидных фотографий, где все счастливые и улыбаются. И на ноутбуке в папке немножко осталось, то, что не стерлось, когда в очередной раз навернулась система. Малыш никогда не был особенным спецом во всей этой хитрожопой компьютерной теме. Как-то работает, и ладно. В мастерской, куда он отнес ноутбук, долго спрашивали, что случилось. Ну бывает, упал со стола, в первый раз, что ли. Не говорить же, что смахнул по пьяни, когда в очередной раз мусолил фотки в папке, где мама живая, и папа с ней, и Боссе с Бет...
Никого нет.
Тот взрыв у метро был самым первым. Какая-то нежить в облике человека, очередной попрошайка, пробравшийся в сытую, дружелюбную страну нелегально, а потом наслушавшийся проповедей подпольного имама. Кяфиры не должны жить, так ведь? Все очень просто - покупаешь в магазине пару пакетов шурупов, кое-что из бытовой химии, а потом просто смотришь инструкции в интернете. Даже криворукий дебил справится. И, сука, бабах!
Они как раз поехали за покупками к Рождеству, такая благополучная семья, все наконец-то собрались вместе. Только Малыш остался дома, сопливил после лыжной прогулки с приятелями из универа Лунда. Вот смех-то, восемнадцать лет стукнуло пацану, а все еще горло нежное, как у певицы. Застудил - и чаю с медом, баиньки, съездите без меня, мам, ладно? Боссе здоровый, ему полезно таскать тяжести.
Теперь Боссе нет.
Сначала он думал, что задохнется от этой пустоты. Даже дышать было трудно, в горло как будто насыпали стекла. "Соболезнуем... примите наше сочувствие... денежная компенсация от государства..." - вся эта вязкая блевотина, от которой хотелось выть и разбить себе голову об стену. Наверно, он так бы и сделал. Послал подальше и Лунд, и ту телку... как там ее звали... Ингрид? Юханна? Да какая, блядь, разница... Целыми днями шатался по улицам, без цели, без смысла, руки в кармане куртки, капюшон поглубже на голову. Но не торчал, нет. Всегда терпеть не мог это говно.
А потом прилетел друг.
Появился как всегда неожиданно, будто из ниоткуда. Да может и правда из ниоткуда, а то где бы он пропадал столько времени? Прилетел, посмотрел на все это, на Малыша, который стоял в проеме балконной двери. Покачал головой. "Подрос, значит, щенок", - все, что сказал сначала, прежде, чем чиркнуть колесиком зажигалки и засмолить первую из пачки "Бленда". Малыш и сам не заметил, как вцепился намертво в потертую армейскую куртку, ткнулся головой, царапая лоб об какие-то жестяные значки на кармане. И сверху на волосы легла твердая мозолистая ладонь.
- Ревешь? Давай, браток, реви, не вредно...
Да где он?
Закончив собирать пистолет, Малыш вытер руки грязным полотенцем и прислушался. Он не волновался, конечно, но острая колючка беспокойства нет-нет, да и царапала где-то изнутри. "Ладно тебе, - прикрикнул он сам на себя беззвучно и яростно, - доберется, не ссы!"
А, наконец-то. Через минуту обострившийся в тишине квартиры (орущие соседи не в счет, они уже воспринимались фоном, как бубнящее радио) слух различил тихий знакомый рокот. Ближе... потом под тяжестью скрипнули ржавые прутья пожарной лестницы. Взвизгнула балконная дверь.
- Я когда-нибудь под этим ливнем убьюсь нахер, - Карлсон перешагнул порог, прошел в кухню, крепко ступая солдатскими ботинками. Сдернул со спинки стула полотенце, шаркнул им по мокрым волосам. - Малыш, ну блядь! Я тебя сколько раз просил не вытирать ствол полотенцем? Ветоши какой-нибудь найти не мог, что ли? Вон тряпка валяется!
- Не бухти, - Малыш не сердился, ему было просто здорово, что друг наконец-то вернулся. - Если ты повернешь башку, то увидишь, что твое полотенце висит вон там, на крючке. И оно даже чистое.
- Чего так долго? Я тебе взял пожрать, но уже все остыло. Давись теперь холодным бургером.
- Плевать, холодный тоже пойдет, да и вообще я по пути перехватил, - Карлсон открыл холодильник и достал оттуда початую граненую бутыль "Джека Дэниела". - Главное, есть, что в печень залить.
- Этого добра у нас вагон.
- Не скажи, Свантесон, не скажи... Виски много не бывает. Хватишься его - а уже и нет, вылакал кто-то. То ли жадные чайки, то ли ханыги залетные, то ли товарищи по отряду...
- Лучше скажи, как добрался? Ветрище такой, что я боялся - с курса собьешься.
- Я? - Карлсон сделал пару полновесных глотков и со стуком припечатал донышко бутылки к газете. - Бля, Малыш... Ты погляди на меня хорошенько. Во мне за сто двадцать кило веса, и это, кроме мускулов, старый добрый шведский жир и дерьмо, сечешь? Меня базука с курса не собьет, куда уж там какому-то ветерку. А в придачу, в штанах кое-что болтается, это тоже прибавляет весу... И я не про "кольт" щаз. Кстати, вот бы девок позвать, а то аж пропеллер дымится.
Он зевнул во всю пасть и поскреб небритую щеку.
- Но нельзя. Надо потерпеть. Обойдусь пока... малиновым вареньем.
- Ты узнал? - спросил Малыш жадно. Он сжал руки в кулаки и подался вперед. Карлсон несколько мгновений молча глядел на него, и в желтых, не по-человечьи ярких глазах вспыхивали красноватые огоньки.
- Узнал, - сказал он. Малыш шумно выдохнул. Его плечи, закаменевшие в напряжении, вдруг задрожали. Карлсон сунул руку во внутренний карман куртки и достал замызганный лист бумаги. Положил на стол.
- Здесь все, - спокойно сказал он, положив сверху широкую короткопалую ладонь, поросшую по тыльной стороне жестким рыжим волосом. - Все они здесь. Адреса, имена. Мы их достали, ты понял, Малыш? Достали, нахер. Всех этих сук, до которых полиция не добралась.
Сванте Свантесон по прозвищу Малыш, хрипло и негромко рассмеялся.
- Семь лет... - сказал он, выталкивая слова через сжатые намертво зубы.
- Семь лет, - повторил Карлсон. Потом хмыкнул весело:
- Что главное для солдата, а, Малыш?
- Поесть горячего, надеть сухое, поспать в тепле, - не задумываясь, отозвался Сванте.
- Особенно поесть. - Карлсон еще раз отхлебнул виски и прислушался к заурчавшему животу. - Ты что-то там про бургер говорил? Домашние тефтели, конечно, подошли бы лучше, но ничего, я обойдусь и твоим фастфудом. Лишь бы можно было прожевать и проглотить. А ты - пошел спать, ясно?
Малыш вогнал полный магазин в пистолетную рукоятку и медленно, очень медленно перевел предохранитель.