Огромная, закопченная, словно старая кастрюля, она тяжко рухнула на край села, и несколько старых мазанок, где уже никто не жил, рассыпались глиняной пылью. Чаша глубоко ушла в мягкую паханую землю и замерла, наклонившись.
Разбуженные ударом, оглядывая стены, покрывшиеся сеткой трещин, сельчане повыползали из-под одеял и опасливо, кто в исподнем, а кто - замотавшись в одеяло, кинулись глядеть в окна.
Потом у Чаши собралась толпа, вразнобой качая пятна факелов. Оцепенев, люди смотрели в черное небо, где во мраке терялся край железной, горячей на ощупь, стены. Смотрели молча, сдерживая дыхание, боясь кричать и спрашивать.
А потом пошел дождь.
Что-то звякнуло о край Чаши, кто-то ойкнул и закрыл голову ладонями. По плечам собравшихся больно застучали ложки. Обычные алюминиевые ложки - тусклые, легкие, скрученные штопором, погрызенные неведомыми зубами. Чистые, мытые заоблачной водой, ложки засыпали землю белесым ковром, и глухой стук их, падающих, становился громким и резким.
Толпа непонимающе качнулась в одну, в другую сторону, притихла, готовая кинуться по домам, в панике задвинуть засовы и щеколды. А по стенке покосившейся Чаши медленно потекла красная волна, и поверх голов поплыл резкий запах полыни.
Люди затихли так страшно, что можно было услышать, как кровь стучит у каждого за выкатившимися, помутневшими глазами. Но вот зашуршало, скрипнуло что-то, и вперед вышел дед Афанасий. Легонький, как перо, он опирался на дубовый костылик и бестрепетно глядел на черное железо, по которому ползла красная мокреть. Протянул руку и коснулся Чаши скрюченными, неживыми, тоже словно бы из дубового корня резаными пальцами.
Сзади ахнули и отодвинулись на шаг.
Дед Афанасий долго стоял так, подрагивая обтянутыми смертной рубахой плечами. Потом обернулся и строго глянул на сельчан.
- Вот, значит, оно как... Ну, мужики, чего уж теперь-то? Пора, стало быть.
- Чего пора, деда? - растерянно пробормотал кто-то.
- Переполнилась Чаша Господня. - сказал дед Афанасий. Кряхтя, нагнулся и подобрал с земли ложку. - Через край полилась. Теперь хлебай, кто во что горазд. Хлебай. На всех хватит, сынки.