У плотника Василия Игнатьева было одно, но очень сильное желание. Он хотел набить морду. И чтобы непременно не кому-нибудь, а - Сатане.
Так и говорил постоянно своим дружкам, располагая газету с разложенной на ней рыбой и ливерной колбасой на скамейке, пока Колька Пряников из слесарки, или там, шофер Санька Казанцев крепкими зубами сдергивали пластмассовую "целку" с бутылки портвейна.
- Вот попадись он мне, я ему! Все хайло бы, бля, разворотил. Не посмотрел бы, что Князь Тьмы, бля, и все такое. Я, зёма, если хочешь знать, в армии служил. В ВДВ, это тебе не пуп царапать!
В десанте Василий служил, тут он не соврал, вот только было это лет тридцать назад. Но собутыльники все равно гыгыкали согласно, разливая портвейн по липким стаканам.
- Чего он тебе сделал-то, Сатана? - однажды спросил кто-то, опасливо оглядевшись по сторонам. - Смотри, придет как-нибудь...
- Да пусть приходит, мать его за ногу! Да в натуре, бля! Я его тогда размажу по асфальту, как из брандспойта!
Правда, Василий произносил "асвальт" и "брансбойд", но этого никто не замечал. Разговоры про лукавого всегда приводили плотника в состояние крайнего возбуждения.
- Короче, - объяснил он, чуть успокоившись и зажевав "три топора" листиком щавеля с зубком чеснока, - думаете, я чо так напрягаюсь-то, мужики? Бабка у меня с детства заберется, бывало на печку и давай оттуда бухтеть. Псалмы читала всякие, ну и книжки. Духовные, говорила. И в одной книжке было написано - вот сукой буду! - что с дьяволом, мол, надо биться. Я у батьки спрашивал: как это "биться"? А он бухой был как всегда, ну и ответил - это когда в морду ему, а потом с ноги! С тех пор в душу запало мне...
- Дак это ж, наверно, в переносном смысле-то - биться? - попробовал возразить Казанцев, за что удостоился презрительного взгляда.
- Ты не умничай. "В переносном..." В самом прямом! Я ему тогда зубы в глотку вколочу! - и распалившийся Игнатьев принимался махать увестистыми кулаками, показывая, как именно он вобьет в глотку зубы гипотетическому Сатане. Получалось, что через десять секунд неравной схватки лукавый должен валяться в соплях, не в силах двинуть рукой - или лапой, что там у него? Василий утирал пот и опускал кулаки. Тогда собутыльники тихо ставили убранную от греха подальше бутылку обратно на газету и разливали еще по одной.
В тот жаркий вечер на "Патриках", как все вокруг называют нынче Патриаршие пруды, было малолюдно и душно. Однако, это ничуть не смутило плотника "сотоварищи", которые как всегда взяли в угловом магазине несколько бутылок крепленого и отправились к любимой скамейке. Продавщица попробовала было уговорить их взять водки, тем более что и стоила-то беленькая не намного дороже "семьдесят второго". Но кто ж ее послушает? Народ все больше был старый, закаленный еще в советское время и к портвейну относился с грубой нежностью. Взяли побольше и подешевле, с запасом, чтобы потом не бегать. О закуске тоже позаботились как надо - два круга ливерной, которую все трое ласково называли "кошкотрав", да еще несколько плавленых сырков. Порядок.
Слово за слово - и вечер пятницы лег в привычную колею, потянулся, точно капля смолы по сосновому стволу. Солнце, хоть и закатное, палило нещадно, а потому портвейн ложился как надо, привычными теплыми волнами накатываясь на голову и завершая свой прибой где-то в груди, обтянутой синим плотницким комбинезоном. Через час даже грязная вода Патриарших показалась синей и манящей, а дно, выстланное сеткой - чем-то сказочным. Василий довольно похмыкал.
- Вот хорошо-то! - выдохнул разомлевший на солнцепеке Колька Пряников. - Прям так бы и сидел всю жизнь!
- Сядешь еще, успеется! - отозвался Игнатьев и заржал, радуясь немудреной шутке. Он поднял ополовиненный стакан к губам и уже собирался выпить до дна, привычно выдохнув и хрипнув легкими, забитыми выхлопами "Беломора". Но вдруг стакан опустил и прищурился.
- Эх, попадись он мне, а? Ну, б-бля! Как бы я ему сейчас хлебальник раскроил!
- Все, понеслось, - махнул рукой Казанцев, провожая долгим взглядом девушку в мини-юбке, не скрывавшей почти ничего. Девушка процокала мимо, не обратив никакого внимания на огорченного шофера.
- И не говори, - Пряников проворно осушил стакан. - Ох, нарвется Михалыч. Смотри как орет, а? Придут мусора, заметут нас, потом доказывай, что морду хотел не им набить...
- Точно. Наливай, - шофер немного подумал и фаталистично махнул рукой, - все равно пить надо, не пропадать же.
В этот момент Игнатьев взревел особенно громко, помянув многочисленных родственников Сатаны, его потомство и образ жизни, щедро снабжая речь витиеватыми эпитетами.
Невесть откуда налетевший холодный ветер опрокинул пластиковый стаканчик, до половины налитый портвейном и покатил его прочь.
- Э! Лови! - заорал Санька. - У нас другого нет!
Игнатьев продолжал увлеченно крыть матом дьявольские силы, а двое приятелей кинулись вслед за белым стаканчиком. В это время у скамейки остановилась какая-то фигура.
- Ну? - неприветливо произнесла фигура. - Чего орешь? Вот я, пришел. Достал ты меня, в натуре достал. Сил никаких нет.
Плотник медленно поднял покрасневшие глаза и залпом допил "семьдесят второй".
- Ты кто? - спросил он, разглядывая фигуру. Мужичок, который стоял перед ним, нетерпеливо ковыряя землю облезлым ботинком, Сатаной вовсе не выглядел. Был он тощ, сутулился, да к тому же ощутимо кривился на левый бок. Из-под расстегнутой рубашки виднелась бледная безволосая грудь, богато расписанная синей выцветшей татуировкой - церковь без крестов, но зато с невообразимым множеством куполов и еще что-то.
- Я-то? - нехорошо улыбнулся мужичок, закатывая рукава рубашки. Руки, в отличие от груди, были густо волосатыми, так что синева "портаков" почти и не замечалась. "Лучше нету того свету!" - прочитал Игнатьев на левом запястье.
- Ты-то. Где чалился, зёма?
- У Хозяина, - мужик гадко подмигнул и почему-то посмотрел вниз, под ноги. - Сам у себя. Кого звал, тот и пришел. Вставай давай.
- Чо? Ты что ли и есть Сатана? - плотник развеселился и гулко загоготал. Вернувшиеся с мятым, но целым стаканом дружки удивленно посмотрели на нахального мужичка. Однако тот не смутился, а спокойно снял линялую кепку.
- Твою мать... - Казанцев, подавившийся куском ливерной, долго смотрел на короткие рога, выступавшие по обеим сторонам лба.
- Бля. Допились, - шепотом сказал Пряников и зачем-то сел на траву. Мужичок скучно посмотрел на него.
- Ты, Коля, не отсвечивай, ага? - попросил он. - Сидишь, ну и сиди вот.
Василий уже опомнился.
- Та-ак, - протянул он, тоже засучивая рукава рубахи, - ну все. Счас я тебя уделаю, враг рода людского. Как Бог черепаху. Заходи - не бойся, выходи - не плачь, бля! Думаешь, боюсь? Айда на траву!
- Айда, - согласился мужичок, заметно поморщившийся при слове "Бог".
Как только оба кулачных бойца ступили на пыльную траву, Игнатьев развернулся и взмахнул кулаком. Но хлипкий мужичонка проворно отскочил и впечатал свой костистый кулак плотнику точно в челюсть.
- Это так, для затравки, - пояснил он.
Василий охнул, но удержался на ногах. Потом беспорядочно заработал руками и кинулся вперед.
- Ну... трандец тебе! - заорал он. Умело поставленный хук с левой прервал его удалой замах и заставил воздух разом покинуть легкие.
- Ух! - сказал Игнатьев, кувыркаясь в траву. Сатана издевательски сымитировал походку Майкла Джексона и тут же - "полет бабочки" Мухаммеда Али.
- Это тебе за "хлебальник раскрою", понял? - сказал он. Плотник молча, с сопением поднялся на ноги и, наклонив голову точно бык, снова попер вперед.
- Ы-ы-ы! - он приметился кулаком под глаз врагу. - Ы-ы... ЫХ!!
Отличный апперкот приподнял его над землей. Санька Казанцев присвистнул, увидев как Михалыч, описав дугу, спиной обрушил мусорный контейнер.
- Ничо так! - сказал он, на что лукавый, даже не запыхавшийся, отозвался:
- Сечёшь масть? Меня сам Том Сейерс учил. Сейчас о нем никто и не помнит, а вот лет сто или сто пятьдесят назад он...
Он уклонился от свистнувшего мимо уха кулака Игнатьева и несколькими точными ударами отправил плотника в глубокий нокаут.
- ...Джек Дэмпси или, скажем, Барни Росс, еще как блистали на ринге! - закончил Сатана невозмутимо.
- Да уж, - уважительно сказал Пряников. Потом подошел к плотнику, опустился перед ним на колени и похлопал по щекам.
- Михалыч! Слышь, Михалыч! Ты как?
- Бесполезно, - авторитетно сказал представитель Ада, - теперь проваляется с полчаса. Налили бы, что ли.
- Это запросто! - засуетился Казанцев. Набулькав полный стакан портвейна, он подал его Сатане. Тот одним движением влил в себя все до капли, шумно выдохнул и зажевал сырком.
- А закурить не будет? - набравшись смелости, вдруг спросил Колька.
- Только "Наша Марка", - в голосе лукавого снова промелькнула отчетливо-издевательская нотка. Пряников никогда не читал ничего, кроме кроссвордов, а потому пропустил всю иронию мимо ушей. Он принял от Сатаны измятую пачку "Нашей Марки", вытащил сигарету и сунул ее за ухо.
- Кому расскажи - не поверят, - Казанцев заботливо прикрыл лежащего плотника своим обтерханным пиджачком.
- Да и не надо никому рассказывать, - пожал плечами Сатана и, бросив в рот еще ломтик ливерной колбасы, попрощался:
- Ну, бывайте.
- И тебе не хворать, - отозвался шофер и тут же язык прикусил в испуге. Но рядом со скамейкой уже никого не было.
- Чего только по пятницам не случается, - хмыкнул Казанцев, точными движениями разливая портвейн на двоих.
- А ему? - слесарь кивнул на поверженную тушу Игнатьева. Сашка несколько секунд думал.
- Перебьется! - заявил он. - За базар потому что отвечать надо... В натуре.