Своего бывшего ангела-хранителя пенсионер и садовод-любитель Семен Петрович Телегин встретил в электричке. Обычным будним днем.
Электричка, погромыхивая на стыках, неспешно тащилась вперед, точно еще не проснулась от зимней спячки. Внутренности ее были забиты дачниками, спешившими приобщиться к воспетому графом Толстым ("Будь он неладен!" - злобно подумал Семен Петрович) крестьянскому труду. Всюду, загромождая любое свободное место, стояли и лежали потертые рюкзаки, сумки на колесиках, вязанки лопат и тяпок - в общем, весь нехитрый скарб, с помощью которого человек ковыряет землю и в поте лица добывает хлеб свой.
И сквозь всю эту неразбериху пробирался высокий угрюмый человек в сером, потертом брезентовом плаще, странно топырившемся на спине. В руках человека была увесистая кипа газет и журналов, а на лице - вселенская скорбь и мучительное презрение к окружающему миру. Длинные, неопределенного цвета волосы падали на плечи и вились кольцами, нет-нет да и вспыхивающими золотистым отблеском. Впрочем, этот отблеск был настолько коротким, что никто из занятых кроссвордами и семечками дачников его не замечал.
А вот Телегин заметил. И застыл соляным столпом.
Высокий человек покосился на него и заорал трубным голосом, перекрывая попсу, бренчащую в хриплых динамиках старенького вагона:
- А кому газеты? Сканворды, программы, гороскопы! Скандалы, интриги, расследования! Только у нас на один раз! Кто не купил - зря деньгу замутил!
- Ишь, орет, шалапут... - проворчала какая-то бабка, приткнувшаяся на краешек сиденья рядом с Телегиным. - Ровно иерихонская труба, аж в ушах звенит.
Разносчик газет прошел мимо, хлопнув тяжелой полой плаща по колену Телегина. Призывы купить свой товар он не прекращал.
- Ты чего разорался-то? - не выдержав, прогундосила старуха в широкую спину, злобно позвякивая замотанным в тряпку садово-огородным инвентарем. Продавец чтива не обратил на нее внимания, зато снова бросил взгляд из-под густых бровей на остолбеневшего Семена Петровича и невесело ему подмигнул.
- Э-э... - еле сумел выдавить из себя пенсионер.
- Погоди, Петрович, - резко сбавив громкость, доверительно обратился к нему высокий. - Сейчас до конца дойду, вернусь и покурим с тобой. Лады?
- Ага... - пролепетал Телегин и начал судорожно шарить по карманам в поисках пачки "Петра".
- Я тебя угощу, не суетись, - ангел-хранитель улыбнулся во все крепкие белые зубы и шагнул дальше.
- Чего, знакомый твой, што ль? - сурово спросила бабка и неодобрительно поджала губы.
- Да так, шапочный, - машинально отозвался Семен Петрович, стиснув найденную пачку сигарет в разом вспотевшей ладони. В том, что мимо него только что прошел ангел-хранитель, он не сомневался - слишком хорошо это лицо запомнилось после одного, не такого уж и давнего случая...
Под машину Телегин попал, можно сказать, глупо, хотя сам виноват в этом не был. Просто шагнул на "зебру", дождавшись зеленого огонька светофора и не посмотрев, как это обычно делал, по сторонам. А стоило бы. Потому что через секунду из-за поворота, отчаянно вихляясь на скользком после дождя асфальте, вылетела заляпанная грязью легковушка. И с ходу долбанула Телегина так, что пакет с хлебом, колбасой и поллитровкой "Столичной" (надо же было выпить в заветный день ВДВ!) полетел в одну сторону, а сам пенсионер, не успевши охнуть - в другую, теряя кепку и ботинки. Потом свет померк и наступила полная темнота.
Темнота не была угрожающей или неприятной, скорее наоборот. Потом Телегин, очумевший от пережитого, вдруг почувствовал, что сидит вроде как в удобном кожаном кресле с широкими подлокотниками. Как он ни вглядывался, не было видно ни зги. Семен Петрович завозился, устраиваясь в невидимом кресле поудобнее и удивляясь полному отсутствию всякой боли. "Приложило-то меня крепко ведь, - растерянно подумал он. - Долбанул, козлина, как надо. Пьяный, поди, сволочь, вот как такие за руль садятся?"
- Да так и садятся, - голос, который раздался в темноте, был сильным и ровным. Ледяные мурашки пробежали по спине пенсионера, и он от неожиданности дернулся в кресле. - Садятся, шары свои зальют и газ втопят до пола. А потом ломятся, как олени, а хорошие люди вверх тормашками летают.
Внезапно Петрович понял, что этот голос он уже где-то слышал. Вот только где?
- В голове своей ты меня слышал, - немедленно отозвался голос. - В районе правого уха. Потому что, Семен Петрович, я твой ангел-хранитель.
Голос помолчал и добавил печально:
- Бывший.
Звонко чиркнула зажигалка, и перед Семеном Петровичем зажглась толстая белая свеча. Глядеть на огонек было удивительно приятно и не хотелось отрывать взгляд, но Телегин все-таки огляделся по сторонам. Свеча стояла на каменном столике, в полированной столешнице которого отражался огонек. Напротив стояло другое кресло, в котором, опираясь подбородком на кулак, сидел человек и смотрел прямо на пенсионера. Вокруг по-прежнему царила глубокая тьма, в которой только иногда что-то как будто шевелилось.
Телегин присмотрелся. Человек был одет во все белое - длинный плащ, свитер и белые джинсы. В колеблющемся пламени свечи нельзя было понять, какого цвета у него глаза, зато пряди длинных волос блестели, точно сделанные из тонкой золотой проволоки.
- Так это что - я помер? - пробормотал Семен Петрович. - Вот те на...
- Да нет, - пожал плечами ангел-хранитель, - с чего бы? Сейчас ты, Петрович, лежишь в реанимации, под аппаратом ИВЛ, в чутких руках врачей. Которых ты, кстати, всю жизнь называл "врачи-убийцы", шутник хренов. Но ничего, они тебя спасут, не сомневайся. Похромаешь потом малость с клюкой, но здоровье у тебя медвежье, так что жить да жить... А здесь мы с тобой просто потому, что так интереснее, чем в темноте торчать. Да и вряд ли теперь увидимся снова. Точнее, вряд ли услышимся.
- Это почему? - слова хранителя подбодрили Семена Петровича, и теперь он заинтересовался сказанным. - Я что, еще и оглох?
- Тьфу на тебя, Телегин, - беззлобно махнул рукой ангел. - Вечно ты к себе все примеряешь, даже когда сериалы смотришь. Не оглох, не боись. Слух у тебя как у орла, хоть по деревьям лазай.
Шутки у ангела были, надо отметить, казарменные. Но Петрович и сам был человеком простым, поэтому даже посмеялся в ответ, хоть и тревожно, дребезжащим смешком.
- Не оглох... - хранитель посмурнел и достал откуда-то зажженную сигарету. Крепко затянулся, выпустил дым прямо на свечу и продолжал, глядя, как над пламенем скручиваются дымные завитки. - А вот меня от тебя переведут. Не справился я с работой. Ведь ты почему направо-налево не посмотрел-то? Думаешь, просто так? Нет, это потому, что я отвлекся на личные дела и не проследил. Иначе ты на тротуаре подождал бы пару секунд, пока этот упырь на "калине" врезался в столб чуть подальше. Без жертв. А так... получилось, как попало. За это мне и прилетело.
Он многозначительно показал глазами вверх.
- От Самого, что ли? - спросил Телегин с почтением.
- Да кто их знает. Там целый совет наверху, так и не разберешься сразу, от кого... Главное, что прилетело. Снимают меня с хранителей.
- А куда же теперь? - Семен Петрович удержался от язвительного замечания, хотя ему очень хотелось сказать о том, что нечего хлопать ушами на посту. Но ангел понял и насмешливо улыбнулся.
- Раз уж прохлопал... ушами, то пойду теперь газетами торговать. В поездах.
- Да ты что? - охнул Телегин. - Прямо вот так? И что, все ваши, такие... провинившиеся, туда идут?
- Ну, смотря кто и за что.
Ангел закурил еще одну сигарету, потом спохватился и предложил пенсионеру из своей пачки. Телегин с сомнением закурил.
- А мне можно? - спросил он. - Я ж, вроде как, в реанимации, да еще и на вентиляции легких.
- Петрович, - проникновенно сказал его бывший ангел-хранитель, - ну чего ты спрашиваешь? Я же не доктор, я не знаю - можно тебе или нет... А вообще, сам подумай - ты сейчас тут сидишь, в кресле, с ангелом разговариваешь. Можно тебе сигарету-то?
Телегин решил, что можно и задымил в свое удовольствие.
Ангел тем временем продолжил рассказ. Получалось, что самым суровым наказанием для неудачливых хранителей была торговля в электричках.
- Ты представляешь хоть, каково это - ваш мысленный галдеж все время слушать, не имея возможности его отключить? - спросил человек в белом. - Когда до этого все время только одного слышишь, и то временами хочется отупеть и оглохнуть напрочь... не обижайся, Семен Петрович. А тут - целые вагоны трепотни, и языком и без языка! Особенно без... такую пургу метете, страшное дело. И заглушить, как мы это обычно делаем, никак нельзя, не положено, это тоже в наказание входит. Но самое главное то, что надо эти проклятые газеты все продать, обязательно. Не продал - срок удлиняется еще. Вот и мучаемся...
Дальше Петрович узнал, что сильнее всего везет тем бывшим хранителям, кто торгует сувенирами в купейных вагонах скорых поездов.
- Там тишина, мыслей немного, все газеты читают или книжки. А уж в вагонах типа СВ и подавно - половина вагона пустая, а если где пассажиры есть, то люди серьезные, при деньгах, им не кроссворды нужны, а что-нибудь поинтереснее - платки пуховые оренбургские или подстаканники серебряные. Хотя с другой стороны, это как подумать, везет ли...
Неудачливый хранитель вздохнул.
- Проверяют-то, как в купейных справляешься, цыганки.
- Цыганки? - изумился Телегин.
- Ага. Самые строгие экзаменаторы. Они-то на этом деле собаку съели. В буквальном, кстати, смысле, но сейчас не об этом. Ходят за тобой, зыркают. Проводники их не видят, потому как цыганкам-проверяющим умение дано, заговорное Слово. А сами смотрят внимательно, глазищами своими. И если, не дай... - кхм... не дай кто, не справился ты, не сумел продать сувенир подороже - все, пометочку на особом платке ставят. Каждая пометочка... хотя тебе об этом лучше не знать, дружище. Крепче спать после реанимации будешь.
Ангел прислушался к чему-то и кивнул сам себе головой.
- Закончили, кстати... Скоро у тебя наркоз действовать перестанет, в себя придешь. Ты приготовься, ощущения будут так себе. Зато живой.
- Да уж! - все-таки не удержался от язвительности, прорвавшейся в голосе, Семен Петрович. Но тут же устыдился и спросил тихонько:
- Слушай, а эти... немые? Ну, которые ходят в поездах и всякие наборы продают? Они что, тоже из ваших?
- Эти... - ангел тяжело вздохнул и потушил сигарету прямо об столешницу. - Эти, Петрович, из наших. Самые наказанные. Я бы сказал, обиженные, если ты меня, конечно, правильно поймешь. Эти своего человека и вовсе упустили. На тот свет. Глупо упустили. За это они не только дара речи лишены, но и мысли читать не могут. Полная тишина. С мыслями-то, как я на них ни ругаюсь, все-таки полегче, если подумать. Можно разузнать, чего покупатель хочет, да и впарить ему под это дело товар. А так...
- И что, если справился - обратно отпускают? - поинтересовался пенсионер. Темнота стала потихоньку светлеть, и вместе с этим Телегин почувствовал, как тело, до этого бывшее невесомым и воздушным, словно бы понемногу тяжелеет, втискивается в привычную оболочку. Было это неприятно и как-то даже неправильно.
- Вроде того. Только уже не в хранители. Они за время наказания меняются сильно. Ни любви, как говорится, ни тоски, ни жалости. И поэтому уже служат по другому ведомству.
- И кем?
- Карающими ангелами... - неохотно процедил сквозь зубы человек в белом. Он еще раз прислушался и вдруг поднялся мгновенно, перегнулся через низкий стол и с сокрушительной, но мягкой силой толкнул Семена Петровича в грудь. Темнота порвалась в клочья, и, проваливаясь куда-то вниз, к серому беспощадному свету и боли, Телегин услышал вдогонку:
- Не держи зла, Петрович. Бывай...
Отлежавшись в больнице, Телегин через полгода, к весне все-таки оклемался. Врачи советовали свежий воздух и легкий сельский труд. Всю жизнь проработавший токарем, Сергей Петрович мысленно пожелал врачам самим, от забора до заката, горбатиться на родных нечерноземных просторах, но делать было нечего. Уступив настояниям жены, которая напилила из мужа целый мешок опилок, требуя "оздоравливаться немедленно", он собрался и, как только сошел снег, поехал на дачу.
И вот сейчас он сидел в переполненном вагоне и провожал взглядом спину своего бывшего хранителя.
Минут через двадцать тот вернулся и помахал Петровичу пачкой "Мальборо" через стекло вагонной двери. Тогда Телегин поднялся и, переступая через связки тяпок и лопат, неловко извиняясь перед соседями, начал пробираться в тамбур. Давешняя бабка тихо, но зло пробубнила ему в спину что-то, но пенсионер не обернулся.
В тамбуре, несмотря на разбитое дверное стекло, было накурено так, что можно было повесить даже не топор, а целую пилораму. Ангел ("Бывший, чего уж там", - мысленно поправил себя Телегин) стоял в углу, прислонившись широким плечом к зеленому железу двери и курил. Его лицо показалось Семену Петровичу каким-то огрубевшим, жесткие морщины опускались от углов рта. Хотя может быть, это только казалось - в прошлый-то раз колеблющееся пламя свечи не давало как следует это лицо рассмотреть. Да нет, точно не показалось.
- Как сам, Петрович? - устало спросил ангел. - Удивительно получается, даже не ожидал, что свидимся еще раз...
- Да сам - как сала килограмм, - отшутился Телегин. - Видишь, еду на пахоту, чтоб ее... Здоровьишко укреплять.
- Здоровьишко, это хорошо, - человек, а вернее, нечеловек в сером застиранном плаще поморщился и потер висок. Семен Петрович заметил, что в руках у него уже не было ни одного журнала.
- Все продал? - спросил он.
- А? Да, продал, наловчился уже...
- И долго тебе еще?
- А я откуда знаю? - ангел зло оскалил зубы, белые и острые, но тут же вымученно улыбнулся. - Извини, друг, сорвался. Не говорят нам, понимаешь? Каждый день как заново - газеты в руки и вперед...
- М-да, - Телегин не знал, что сказать, да и слова казались какими-то совсем ненужными. - Вот оно как. А выглядишь хреново, уж извини.
- Бывает.
Постояли, подымили.
- Эх, - бывший хранитель с горечью ругнулся и щелчком ловко послал рассыпавшийся искрами окурок сквозь дыру в стекле. Потом посмотрел на пенсионера.
- Ладно, Петрович. Наверно, зря я тебя позвал. Только разбередил себе... Вообще, так не бывает, чтоб человек и его хранитель, хоть и бывший, встретились. Ну, видать, случается. Теперь уж точно - прощай.
- И тебе всего наилучшего, - отозвался Телегин, потом повернулся и побрел обратно на свое место, слыша за спиной, как ангел чиркает зажигалкой.
На полпути Семен Петрович замер и прислушался.
- Чего встал-то? - каркнула из-за спин стоящих в проходе людей бабка-соседка. - Сейчас живо место займут!
Но тут же сверкнула желтыми глазами как-то совсем не по-людски и спросила:
- А с попутчиком своим чего не попрощался как надо? Нехорошо...
- Извините, - Телегин, изумленно глянув на старуху, вдруг резко развернулся и опрометью бросился обратно в тамбур, сшибая чужие сумки.
- Куда поперся-то?!
- По ногам, как по бульвару!
- Осторожнее надо, мужик!
- Вот скаженный! Пьянь... - ничего не понимающая бабка провела заскорузлой рукой по сморщенному лицу, смахивая странное ощущение и покрепче завязала платок под подбородком.
Не обращая внимания на ругань и окрики, пенсионер, запыхавшись, рванул дверь тамбура, которая взвизгнула, откатываясь на роликах. Электричка уже замедляла ход, подъезжая к какому-то очередному полустанку. Человек в сером плаще стоял, опустив голову.
- Слышь! - окликнул его Телегин. - Ты это... не бери в голову. Прости, братан, короче, за все. Ангел-то ангелом, да мне меньше надо было ворон считать, сам должен был внимательнее быть. Если все время на одних хранителей полагаться, этак далеко не уедешь. Своя голова на плечах должна быть... Короче, держи краба и прости.
Ангел посмотрел на протянутую руку, потом его крепкие пальцы сжали ладонь Семена Петровича, словно тиски. Он уже собирался что-то сказать в ответ, но вздрогнул и растерянно посмотрел на улыбающегося Телегина.
- Что... - голос ангела сорвался беспомощно. А Петрович глядел, как светлеет и снова становится белым застиранный плащ, и на месте вытертого свитерка блестят звенья кольчуги.
- Вот так-то лучше, - довольный увиденным, сказал он и еще раз крепко тряхнул широкую ладонь ангела отмщения. - Не одни только цыганки вас проэкзаменовать могут и оценку выставить. Иногда, брат, и бывший токарь на что-нибудь пригодится. Если, конечно, послушает, что ему говорят. Так что шагай, или как вы там передвигаетесь... На новую службу.
Дверь с шипением открылась. Сквозь исчезающего, ставшего почти прозрачным ангела Телегин посмотрел в небо.
- Дождя, однако, не будет, - с сожалением сказал он. - Видать, копать все-таки придется.