Каждое утро, когда я бодро (хотя и не выспавшись на своей узкой и жесткой кровати) шагаю на службу, мне снова и снова попадается на глаза четверка этих странных птиц. Кто они? Этот вопрос не дает мне покоя уже так давно, что и не припомнить. Старик регистратор, который переписывает исходящие документы за соседней со мною конторкой, говорит, что и в пору его молодости птицы оставались здесь и выглядели ничуть не иначе, чем сегодня.
Впрочем, полно - да птицы ли это? Первый, вскользь брошенный взгляд, как будто улавливает в них нечто, позволяющее с большей или меньшей уверенностью отнести их к пернатой породе, нечто птичье. В самом деле, их торчащие черные клювы, вечно перепачканные в земле и палой листве, их хриплые крики и жесткие черные перья очень похожи на галчиные или вороньи. И так же, как вороны, они не спеша прохаживаются под окнами нашей канцелярии, разгребая своими шестипалыми лапами мусор в поисках чего-нибудь съедобного. Раньше я тоже, как и все мои сослуживцы, частенько бросал им, приоткрыв окно, крошки хлеба или горсть подсолнечных семян; и так же смеялся, наблюдая за их дракой возле еды.
Но с недавних пор я начал замечать в птицах (будем называть их так, ведь как еще можно назвать существо с клювом и перьями, как не птицей?) некие странные и зловещие черты, признаки враждебности и, я бы даже сказал, какую-то "чуждость" - в смысле, совершенную угрозу самой человеческой природе. Однажды старик регистратор, мой сосед, пришел на работу более запыхавшийся и бледный, нежели чем обычно (говоря "обычно", я подразумевал, что у него слабые легкие и врачи давно советуют ему отправиться на длительное лечение в пансионат Оттобург) и встал на свое место за конторкой с видом смертельного испуга. Обычно он серою тенью проскальзывает на свое место в углу, едва обменявшись со мной приветом и поклоном - со Шмидтом, нашим старшим делопроизводителем. Но тут он сразу же наклонился ко мне и пробормотал еле слышно, так что я был принужден наклониться к самому его лицу: "Эти птицы, они..."
Я едва добился от него связного рассказа. Оказалось, что утром, когда он как обычно, проходя двором, решил бросить птицам горсть зерен и уже запустил руку в карман сюртука, где вечно хранил всякую всячину, черные твари вдруг бросились на него, растопырив перья, шипя и стуча клювами. Перепугавшись, старик едва успел спасить бегством в канцелярии - но однако же, прежде чем он захлопнул за собою дверь, одна из птиц догнала его ("Я был уверен, что успел", - проговорил мой сосед) и ударила в спину клювом, точно тяжелым молотком.
При этих словах старик встал и, прежде чем я успел его остановить проворно скинул свой потрепанный сюртук. обнажив голую, костлявую спину. До этого я и не подозревал, что регистратор не носит никакой рубашки, потому что сюртук его вечно был застегнут наглухо и даже в самую жаркую погоду невозможно было заставить его хотя бы чуть ослабить узел шейного платка или расстегнуть пуговицу. На спине и впрямь виднелся большой кровоподтек, размером едва ли не с голову ребенка, словно нарисованный прямо на проступавших под кожей ребрах.
Увидев, что мои подозрения подтвердились таким основательным образом, я с тех пор начал держаться подальше от двора, но что толку? Птицы словно бы подстерегали меня повсюду и проходя по тропинке, я то и дело натыкался то на широко распахнутый, жаждущий корма клюв, то на мелькающую в кустах черную тень. Самое же неприятное для меня заключалось в том, что эти птицы очень нравились жене начальника канцелярией, которая постоянно кормила их с рук и всячески баловала, так что вскоре растрепанные созданья уже совершенно безбоязненно расхаживали по всем кабинетам, не опасаясь быть изгнанными из человеческого общества.
Конечно, долго так продолжаться не могло. Первым исчез сам начальник канцелярии, пропажа которого, вполне естественно, вызвала большой шум и даже недовольство в министерских кругах. Однако, никто и не подумал на птиц - никто, кроме меня и моего соседа, но что могут сделать два простых переписчика? Потом пропала и жена начальника. Одно всегда цепляет за собою другое, и если уж что-то началось, то всему виной были даже не птицы, а мы, такие доверчивые и наивные, вовремя не разглядевшие в них угрозу для нашего вполне безоблачного существования, спокойствия и благополучия.
Вначале мы понимали, что ни в коем случае нельзя допустить, чтобы нелепое это дело было предано огласке; с этой целью были даже наняты двое сторожей, пристально следивших за тем, чтобы никто не покидал канцелярию даже по неотложной необходимости. Но после того, как и этих крепких молодых парней однажды утром не смогли дозваться, все пришло в запустение и уже никто не следил ни за собой, ни за соседями.
Видимо, поэтому я и сижу здесь один, забравшись с ногами на конторку, чтобы не дать птицам повода раньше до меня добраться и сделать со мною то же самое, что и с другими. Конечно, досадно, что я раньше не рассказал кому-нибудь про все свои подозрения, но с другой стороны - какое кому дело до того, что у этих птиц совершенно человеческий взгляд?