Битое стекло было повсюду: хрустело под каблуками, тускло блестело на каждой ступеньке, грудами лежало на подоконниках.
Ян Милей, коротко выругавшись, вытряхнул несколько мелких осколков из капюшона куртки и тихо прошипел в спину Сереге Белецкому:
- Слышь, Беляш, ты осторожней! Не нравится мне это, слишком тихо в подъезде. Чем тут все окна повышибало?
- "Людей нет. И птицы затихли..." - процитировал Белецкий любимый фильм. - Да, что-то не так.
- Замолкни, - чертыхнулся Милей. - Подходим.
Оба оперативника замерли у самой обычной входной двери, на которой был прибит медный номер квартиры - 65. Дерматин, пробитый обойными гвоздиками, давным-давно запылился и выцвел. Но Милей с Белецким не обращали на это внимания. Они, не отрываясь, смотрели на черную лужу, которая вытекала из-под двери и расползалась почти по всей лестничной клетке.
- На кой хрен нас сюда опять понесло? - опять пробормотал Серега. - В ковбоев поиграть некому? Это что, кровь? И чего мы опять вместо патруля?
- Точно не какао, - скривился в усмешке старший опер, - а все патрули на охране фестиваля. Сегодня ж День города, забыл? И только мы с тобой - тучки небесные, вечные странники. Кстати... слушай, Беляш, ты уверен, что именно из этой квартиры пришел вызов о том, что пьяный зять буянит и кровью все перемазал?
- Да из шестьдесят пятой, точно! - убежденно кивнул головой Белецкий, - я сам слышал! Бабка какая-то звонила.
- Этот зять уже набуянил как следует, а перемазать у него получилось - просто на пять баллов. Давай по обычной схеме - ты входишь, я прикрываю. И-эх, кто б зарплату повысил!
Ян еще не успел договорить, а Серега уже примерился к двери квартиры. Отступил на шаг, стараясь не поскользнуться и оставляя в застышей крови глубокие отпечатки. И ударил плечом - вроде бы, совсем несильно, но дверь сорвалась с петель и загрохотала внутри квартиры, брызнув щепками сломанного косяка. Белецкий, сгорбившись и выставив пистолет, ввалился следом.
- Твоя комната, - крикнул ему Милей, вворачиваясь между локтем здоровяка и стеной, покрытой непонятными брызгами, - я остальное проверю!
Говорить шепотом было уже бессмысленно. Белецкий что-то рыкнул согласно, загремел басом: "Всем лежать, бросить оружие!" В это время Ян рванул на себя дверь ванной. И соляным столбом застыл на пороге.
Обычная облупившаяся ванна была до краев заполнена той же черной, загустевшей жидкостью, в которой старший опер без труда узнал кровь. Запах сшибал с ног и выкручивал желудок как половую тряпку, но, присмотревшись, Милей увидел, что из ванны торчит рука с ножом.
- Твою маманю! - прошептал он, не переставая взглядом обшаривать тесное пространство ванной комнаты. Пистолет в его руке поворачивался вслед за взглядом. Но никто не выскочил из-за стиральной машины, никто не орал дурным голосом и не стрелял. В следующую секунду Милей был уже на кухне, где горела одинокая закопченная лампочка. Окно кухни было закрашено черной краской так, что дневной свет не проникал сюда даже в полдень. Здесь тоже никого не было, только тонкой струйкой текла вода из плохо завинченного крана.
В комнате что-то шумно упало, и Ян по-кенгуриному скакнул в коридор, локтем сшибив со стола фаянсовую кружку, которая ударилась об загаженный пол и разлетелась вдребезги.
- Серега! - заорал он. - Что там у тебя!
- Да ничего, - Белецкий отозвался из дальнего угла квартиры, на удивление спокойно, - нет тут никого. Кровищи только, как будто они здесь мясокомбинат на дому устроили. Ходи сюда, я все проверил.
Сунув пистолет в наплечную кобуру, Милей зашел в зал, увидев коллегу, который стоял в дверном проеме, ведущем, похоже, в спальню хозяев. Беляш был явно чем-то озадачен.
- Куда они все делись? - хмыкнул он, пожимая широченными плечами. - Окна изнутри забиты, дверь была заперта...
- Ну, один точно в ванной, - отозвался Милей, - купается. Полная ванна крови.
- Тоже мне, графиня Элизабет Батори, - сказал Белецкий и засопел носом, - вонища тут стоит, не продохнуть.
Милей заинтересованно посмотрел на него.
- Ты такой умный, Беляш... Тебе череп не жмет? Про графиню ты откуда узнал?
- Кино недавно посмотрел, - прогудел Белецкий, - по телевизору ночью показывали.
- Спать надо ночью, Беляш, - наставительно сказал Ян, - спать. Крепко и без сновидений. А то нахватаешься всяких слов - "кроатон", "филадельфийский эксперимент", "телепортация", "самовозгорание". Потом отвезут в дурдом.
- Да ну тебя! - отмахнулся Серега. Тут его взгляд упал на что-то, лежащее посреди зала.
- Ты погляди, - сказал он. В три шага оказался рядом и поднял с пола небольшой кубик, странно поблескивающий гранями и совершенно чистый, несмотря на то, что застывшая кровь волнами расползалась именно отсюда.
- Что это? - спросил Ян без особого интереса. Он потряс свой мобильный телефон, зачем-то подул в динамик и несколько раз нажал на кнопки. - Вот, блин! Сдохла трубка, ну как назло!
Белецкий молча вертел в руках кубик и щурился, что-то вспоминая. Потом он поднял на Яна глаза, и его лицо просветлело.
- Во. Точно, - облегченно хлопнул он себя по лбу свободной ладонью, - это ж головоломка! В детстве батя меня учил что-то такое собирать.
- А я думал - в кино показали, - съехидничал Милей, но Белецкий не обратил на него внимания: его пальцы уже прощупывали ребра и грани кубика.
В комнате внезапно потемнело, или это просто показалось Яну. Откуда-то, будто из стен, прорезались тонкие полоски яркого света, становившиеся все шире.
- Беляш, чо вообще творится? - заорал он, подскочил к оперу и вышиб у него из руки кубик, который медленно разворачивался изнутри, став похожим на распускающийся цветок. Кубик упал на пол, но не покатился, а замер, продолжая вращаться.
- Ерунда какая-то... - пожал плечами Белецкий, и в это мгновенье из раскрывшегося ребра кубика в сторону лица опера выстрелило что-то лязгнувшее и черное. Но лица оно не коснулось, Серега машинально перехватил это "что-то", оказавшееся цепью, густо усеянной крючками, похожими на рыболовные, с засохшей на них кровью. Милей ловко, как кошка, уклонился еще от нескольких цепей, свистнувших возле уха. Цепи впились в стены квартиры и задрожали, натягиваясь.
- Су-ука! - яростно заорал Белецкий. Крючки попытались впиться ему в ладонь, но лишь до крови оцарапали грубую кожу, об которую Серега на спор тушил бычки и угольки из костра. Он сжал огромный кулак еще сильнее (захрустели, обламываясь, острия крючков) и рванул цепь на себя. Раздался звон, металлические звенья не выдержали и лопнули, цепь брякнулась на пол.
Свет становился режущим и почти невыносимым, а посреди зала, прямо из пола, дергаясь и раскачиваясь, вырастал четырехгранный столб, покрытый крюками, шипами и лоскутами сочащейся кровью человеческой кожи.
- Знаешь, Беляш, - старший опер снова вытащил свой пистолет, - я уже давно думал, что надо переводиться в ГАИ. Машины, права, полосатая палка... простые радости жизни! А мы с тобой опять вляпались в какое-то говнище. Э, Беляш! Стой! Стой!
Но Ян уже знал, что кричать бесполезно. Глаза Белецкого медленно наливались кровью, точно у быка, которого только что поцарапал пикадор. Милею даже показалось, что Серега стал выше ростом и еще шире в плечах, напоминая размерами уже не полтора, а целых два книжных шкафа. Он сорвал с плеч кожаную куртку и швырнул ее прямо на пол - Ян едва успел перехватить кожанку, чтобы та не упала в кровавую лужу. "Живые сейчас позавидуют мертвым", - эта фраза, сказанная голосом Джигарханяна из мультика "Остров сокровищ" закрутилась в голове у Милея, который потихоньку пятился назад вдоль стены.
Шипастый столб замер, натянутые цепи дрожали. А потом из-за столба медленно выступила высокая и худая фигура. Голубой свет упал на лысую голову, и Ян обомлел - вся она была аккуратно утыкана длинными иглами, впившимися глубоко в живую плоть. Впрочем, похоже было, что никакого неудобства фигуре эти иглы не доставляют.
- Ты кто? - рявкнул Белецкий. Фигура зловеще поклонилась, окончательно выступив на свет. "Дикобраз", как его про себя окрестил Милей, был одет в какую-то кожаную хламиду, оставлявшую открытой окровавленную грудь. Фигура раскрыла черный провал рта, из которого вырвался клуб пара, и подняла угольно-черные глаза без зрачков на Белецкого.
- Ты вызвал нас, и мы пришли. Сейчас я покажу вам все тайные и кошмарные области сознания. Ибо я есть Боль...
У Яна невольно зашевелились волосы на голове, потому что голос "Дикобраза" будил где-то внутри него старые, забытые страхи.
Но, как выяснилось чуть позже, этот самый голос ровным счетом ничего не пробудил в душе Белецкого.
- Чо? - скривился тот. - Ты - кто?
- Я - Боль... - заново начала было объяснять фигура, но тут Серегу накрыло. Опомнившийся Милей заорал дурным голосом:
- Слышь, дикобраз, беги! Беги, плохо будет! - но его крик перекрыл нечеловеческий рык Беляша.
- Чо?!! ЭТО Я, БЛЯ, БОЛЬ!!!
"Дикобраз" выбросил вперед руку, из ладони которой вылетела уже знакомая цепь с острыми крючками. Но больше сделать он уже ничего не успел. Кулачище Белецкого врезался ему точно в челюсть, дождем рассыпав вокруг блестящие иглы. Что-то задушенно выкрикнув, фигура подлетела вверх и врезалась спиной в потолок - только чтобы потом снова упасть на кулак Белецкого. Второй удар, страшнее первого, впечатал лысого в стену, да так, что обвалился целый пласт окровавленной штукатурки и обоев, подняв тучу белесой пыли. Цепи хаотично метались вокруг фигуры, но сделать с озверевшим Серегой, окончательно вошедшим в роль берсерка, ничего не смогли, они только рвали на нем футболку и оставляли дыры на потертых джинсах.
- Ах ты, гнида! - орал Белецкий. - Н-на! Н-на! И еще получи, пидорюга! Развел тут садомазо! Людей поубивал! Гондон штопаный! Кровищу любишь?! Любишь, когда больно?! Сейчас я тебе хайло перекрою! Как бог черепаху!
Столб судорожно трясся, выбрасывая брызги крови и скрежеща шипами, а Ян Милей, застыв у стены, смотрел, как из-за столба одна за другой выходят хари - страшнее некуда: кто с содранной наполовину кожей, кто весь утыканный крючьями. Похоже, что это были коллеги "дикобраза", который в это время скрипел и булькал под кулаками Беляша. И похоже, что шли они сюда вовсе не с добрыми намерениями. Но сейчас это казалось неважным, потому что вся квартира ходила ходуном, как в сильный шторм. Серега методично рушил болтавшимся в его ручищах "дикобразом" мебель и стены, не забывая и про столб.
- Хва...тит... - вдруг пробулькал лысый разбитым ртом. Белецкий швырнул его на пол и ботинком от всей души приложился к смятому в лепешку лицу с редкими гнутыми иглами.
- Хватит?! Не хватит! Это я - Боль, осознал?!? Лечу без наркоза!
- Ты... боль... - заворочался в штукатурке лысый.
Ян, который уже опомнился, соображал быстро. Он ткнул пистолетом в направлении ближайшей кошмарной хари и заорал на пределе голосовых связок:
- Лежать! Лежать! Руки за голову, ноги раздвинуть шире! Лежать, а то будет то же самое!
Он замер, не дыша, но хари уже заворочались, задергались послушно и принялись укладываться на липкий пол, подвывая и руками обхватывая затылки, или что там у них вместо затылков имелось. Столб съежился и начал втягиваться обратно в зев коробки. Голубой свет разом померк, и затихла пакостная заунывная музыка, все это время звучавшая в ушах Яна.
- Беляш! Хватит! Хорош уже! - понимая, что опер сейчас ничего вокруг не слышит, Ян несколько раз выстрелил в потолок, обрушив еще кусок штукатурки на спину коллеге. Тот, будто потревоженный медведь, принялся оглядываться вокруг, временно оставив несчастного потустороннего изверга в покое.
- Я это! - замахал руками Ян. - Завязывай уже, наши победили. Ну и видок у тебя. Как будто сквозь "егозу" полз...
Еще несколько минут ему пришлось оттаскивать Белецкого, увидевшего, во что превратились его любимые джинсы, от полумертвого "дикобраза". Рискуя налететь на кулак, Милей мельтешил вокруг Сереги и нудно зудел о необходимости заточить злодеев в узилище и снять показания. Наконец, тот сдался и слегка уменьшился в размерах.
- Ф-фух! - сказал Белецкий, утирая со лба трудовой пот. - А это кто? По ориентировкам что-то не помню таких, - наконец-то заметил он неподвижно лежащие хари, прикрывающие головы сразу всеми конечностями.
- Подельники, - авторитетно заявил Ян. - Все пойдут паровозом вместе с этим...
Он достал из кармана связку одноразовых пластиковых стяжек и принялся деловито вязать харям руки. На "дикобраза", поосторожничав, он нацепил сразу три пары стяжек, хотя тот, ворочая вокруг остекленевшим от ужаса взглядом, и не думал оказывать сопротивления.
- Стоп, - спохватился он, - а где эта, ну, головоломка? С которой все и началось?
Белецкий как-то смущенно закряхтел и закашлял. Ян сурово посмотрел на него.
- Чего ты там хрюкаешь, фокусник-рационализатор, едрить твою? Говорил же сто раз - не суй лапы свои куда попало! Вот к жене - суй на здоровье, и к жратве - суй. И даже к пистолету - суй, а куда попало не надо! Где коробка?
- Я, короче, это... Наступил на нее, кажись... - совсем помрачнел Серега. Он поднял ногу и посмотрел на нечеловеческих размеров подошву ботинка, к которой пристало несколько резных щепок.
- Дай дураку член стеклянный, - в отчаянии стукнул себя кулаком по бедру старший опер, - он и член разобьет и руки порежет... Беляш! Ну что мы с тобой сейчас в качестве главного вещдока оформим? А? Тоже мне, Доктор Боль нашелся!
- Да тут этих вещдоков хоть ложкой ешь, - посмотрел вокруг Серега.
- Ладно, разберемся, - плюнул на пол Ян, прислушался к чему-то и расплылся в довольной улыбке.
- Чего веселого?
- Слыхал? Трубка заработала. Я думал - все, с концами.