Все равно - в какой. Но чтоб кругом лес, или степь, или горы, и костер по вечерам, и романтика, и обязательно - исторические находки. И чтоб какую-нибудь из этих находок сделал он, Саша. А потом маститые археологи, бородатые и в вязаных свитерах, хлопали бы его по плечу и говорили: "Наш парень! Молодец!"
Саша очень хотел... Но с его профессией можно было рассчитывать только на какую-нибудь экспедицию в недра городских инфраструктур. Дело в том, что Петров работал сантехником. И работу свою, как ни странно, любил, не обращая внимания на неизбежную грязь, трудности и тяжелую сумку с инструментом. Наверно поэтому жильцы, которым приходилось наблюдать, как Саша возится с протекающим краном или батареей, всегда приглашали его выпить стопку или неловко предлагали деньги.
Саша пил мало, лишних денег не брал, вежливо отказываясь, и уходил, оставляя на пороге приятно удивленных клиентов.
В этот раз мобильник зазвонил у Петрова точно тогда, когда он задумчиво прикидывал место для крепления нового кухонного смесителя. Хозяйка кухни, Клавдия Парфеновна, жилистая и крепкая старуха, очень Сашу уважавшая, засуетилась было, но Петров не спеша полез в карман робы и достал старенький потертый аппарат.
- Алло.
- Саня? Хорошо, что ты на связи, - в динамике звучал радостный голос старого приятеля, научного сотрудника крупного музея, - помнится, ты в экспедицию хотел? Аллё?
- Да ты что? - Петров глазами поискал свою сумку, вытащил из нее разводной ключ, примерился к гайке.
- Все источники подтверждают! - приятель хохотнул довольно. - Ну бывай, Саня, я завтра перезвоню, уточню что и как.
Назавтра Саша взял неделю отпуска. Проснувшись непривычно поздно, он пропылесосил ковер, вымыл несколько тарелок, скопившихся на кухне, и принялся укладывать рюкзак. Сел на табурет и задумался. Потом отмахнулся.
- Все нормально! Съезжу туда-обратно и вернусь. Сто лет уже никуда не выбирался, так и мхом обрасти недолго.
"Так-то оно так..." - печально протянул внутренний голос и замолчал. Зато раздался звонок в дверь. Волоча за собой полупустой рюкзак, Петров вышел в коридор и щелкнул замком.
В квартиру, пританцовывая на ходу, влетела Наташа - с долгим поцелуем повисла у Саши на шее, тут же попыталась насильно накормить мороженым, одновременно выпутываясь из курточки. От Наташи пахло дождем и мокрыми лилиями.
- Сашка! Я соскучилась!
- Я тоже, - улыбаясь, перемазанный мороженым Петров показал ей на кухонную дверь, - марш к чайнику, женщина!
- Слушаюсь, мой генерал! - откозыряла Наташа и тут же спросила:
- Петров, а Петров... Скажи мне, Петров - куда это ты намылился с рюкзаком? Неужели ты хочешь бросить бедную девушку одну в большом городе, где ее каждый может обидеть?
- Ну так уж и каждый... - смущенно пробормотал Саша. Обидеть эту девушку и в самом деле вряд ли смог бы кто-нибудь. Особенно, из живых. Саша вспомнил, как Наташа в первый раз появилась у него перед глазами - прямо из гроба на колесиках, вкатившегося в квартиру. Вздохнул, покачал рюкзаком.
- В общем, я еду в экспедицию.
- Ух ты! - Наташа перестала греметь чашками и высунулась из крошечной кухни. - В какую?
- Там... могилу Аттилы нашли.
В наступившей вдруг тишине Саша услышал, как об пол брякнула ложечка.
- Сашка... - Наташа глядела на него и хмурилась. - Слушай, это нехорошо. Ты бы не ездил. Понимаешь...
- Да я все понимаю, - быстро сказал Петров. Весь вчерашний вечер он читал книгу, взятую напрокат у соседского парня, и теперь вспоминал истории о "проклятьи фараонов" и "предостережении Тамерлана".
- Понимает он, как же. Не езди, Саш... - Наташа подошла к нему, положила руки на плечи. - Знаю я таких.
- Как я или как Аттила? - отшутился Петров. - Все будет хорошо, точно. Наташка, ну сама подумай - кто меня еще позовет? Я же всю жизнь об этом мечтал!
Наташа вздохнула.
- Ох, Петров... Я, конечно знаю, что ты ничего не боишься. Только - все же будь осторожнее.
Когда Саша спрыгнул на землю из кузова старого грузовичка и огляделся, расправляя мятую топографическую карту, оказалось, что до раскопа топать еще пару километров через лес. Водитель, буркнув: "Дальше не повезу", - сунул протянутые Сашей деньги в карман рубахи и газанул так, что грузовик выдал из-под колес целый фонтан камней и грязи. Петров еле успел отскочить в сторону.
Настроения это ему не испортило, зато испортило рюкзак, карту и частично - куртку. Укоризненно посмотрев вслед удаляющемуся кузову, Саша сунул руки в карманы и пошел в лес.
- Санек! Здорово! Ты откуда такой чумазый!? - радостно облапил его старый приятель Валька Козырев, который сидел у раскопа под моросящим дождиком и пел грустную песню без слов. Длиннорукий Козырь, точно кракен, заграбастал Петрова в свои объятья, из которых тот выбрался с трудом, судорожно глотая воздух.
- Ну Козырь... - прохрипел Саша. - Ну здоров...
Оглянувшись и расправив смятые ребра, он обнаружил, что стоит над раскопом, затянутым полиэтиленовой пленкой. Сквозь мокрый полиэтилен виднелись контуры чего-то большого и каменного.
- Это что? - Саша вопросительно оглянулся на Козыря. Тот улыбнулся, закуривая папиросу.
- Это вот, Саня, то самое. Крышка. В смысле, не нам с тобой крышка, а вообще - крышка, каменная. Гробница Аттилы. Сначала думали - кенотаф какой-нибудь, а потом начали очищать - нет, не похоже. Завтра утром шеф сюда банду умников притащит, так что ты вовремя.
Петров сделал шаг вперед по песчаной насыпи - очень хотелось посмотреть поближе на странные углы, видневшиеся под пленкой. И вдруг песок под ботинками шумно обвалился вниз, открывая черную дыру. Саша взмахнул руками и полетел вниз, в темноту. Приземлившись спиной на что-то твердое, он почувствовал, что едет вниз по узкому ходу, а потом бухнулся на груду каких-то затрещавших досок. Следом вылетел его рюкзак и приземлился Петрову точно на макушку...
... Два зеленых огонька неподвижно мерцали перед глазами. Саша сел, ощупывая здоровенную шишку на лбу, и поморщился от боли.
- Нормально так. Наверно, фонарем долбануло! - сказал он громко, и понял, что эха здесь нет. Голос в этой плотной тьме, которую словно бы можно было резать кусками, звучал глухо, будто под слоем ваты. Два огонька, которых Петров сначала не заметил, на секунду погасли, потом придвинулись ближе.
- Ты зачем пришел? - спросил кто-то. Голос был странный - вязкий, текучий, мертвенно-ледяной. Лязгнуло в темноте, и к Сашиной шее прижалось холодное лезвие.
- Эй! Потише там! - возмутился Петров, нашаривая в рюкзаке фонарик. - "Пришел". Я не пришел, а упал. Есть разница! И кто здесь вообще?
Он щелкнул фонариком, и яркое пятно света метнулось по стенам и потолку гробницы. Аттила, весь заросший бородой, сидел, свесив ноги с каменного постамента, вокруг которого валялись истлевшие доски и золотые накладные пластины гроба. Высохшая кожа туго обтягивала его череп, в глазницах светились те самые огоньки. Вождь гуннов медленно убрал длинную костистую руку с пощербленным мечом от горла Петрова. Потом усмехнулся. Выглядело это жутко - затрещала пергаментная кожа, обнажая желтые зубы и почерневший сухой язык. Но Саша в это время внимательно разглядывал каменные барельефы и ничего не заметил.
- Верю, - протянул Аттила. На секунду Саша ощутил, как в голове что-то неприятно помутилось, словно кто-то забрался внутрь и шарит в поисках нужных слов. Потом Аттила хмыкнул.
- Ну ты даешь, Санек, - сказал он, и холод из его голоса исчез, остались только очень знакомые интонации. "Да это ж, если послушать - вылитый мой батя!" - удивился Петров.
- Нашел, куда падать, - Аттила неодобрительно покачал головой в золотом шлеме и повел плечами, которые даже сейчас, обтянутые иссохшими жгутами мускулов, все равно казались широченными и могучими, - вот тебя как будто в детстве не учили, что не надо куда попало лазить... Не учили?
- Учили, - горестно признался Саша, - но как-то так, плоховато.
- Да уж знаю! - вождь досадливо отмахнулся рукой. С одного из пальцев сорвался литой перстень и покатился по плитам пола, дребезжа и сверкая в луче фонаря. Аттила проводил его взглядом. Большой паук забрался на перстень, обхватил его мохнатыми ногами, исчез в темноте.
- Саша, - мягко спросил Аттила, - а ты знаешь, что я, в общем-то, был не очень добрым?
- Наслышан, - Петров потряс фонарик, и тот снова загорелся ярко. - Я даже про похороны читал. Мол, сначала отвели русло реки, потом закопали, потом реку обратно, потом пустили коней... хотя я никогда не понимал - зачем еще и коней-то, если русло? И как их пустили? Вплавь? А потом написано, что всех, кто закапывал, порубили, и тех, кто рубил - тоже.
- Ага. Разъедрить их в корягу, - кивнул Аттила, и Саша снова узнал отцовские ворчливые нотки в чужом голосе, - и тех под мечи пустили, и других, и их жен и домашний скот...
- А скот-то зачем? - поднял брови Петров.
- Ну, тут я погорячился, конечно, - сокрушенно качнул головой вождь гуннов, и нервно повертел нагрудный медальон, - но и ты меня пойми, Санек. Ни на кого нельзя было положиться! И уже потом я понял, что был прав! Ведь реку-то я вовсе не приказывал отводить-приводить. Не было этого! И сырость потом лет четыреста держалась - пауки, змеи...
В дальнем углу зашуршало.
- Привет. Это, кстати, моя любимая наложница. Поздоровайся, Петров, - строго сказал Аттила.
- Здрасте, - Саша помахал рукой. Женская фигура в истлевшем длинном платье робко кивнула и снова исчезла за кругом света.
- Боится, - вздохнул мертвец, - а зря. Это ведь она меня и зарезала сонного. А потом ее зарезали. Ну, тут уж ничего не поделаешь, я на нее за эти годы и обижаться перестал. Стерпелось, как говорится - слюбилось. Сначала-то, конечно, удивился - чо-то не помер? А потом было мне видение...
- Третьего дня? - не удержавшись, рассмеялся Петров, но тут же получил увесистый, но незлобивый подзатыльник и ойкнул, почувствовав, как набрякшая шишка на лбу отдалась болью.
Гунн повертел в руке меч, но сдержался.
- Видение, говорю. Мол, не будет тебе прощения, Аттила, и за смерть брата, и за кровь, что пролил, и за все горе, что причинил. Сиди, мол, и думай. А как что правильное надумаешь - тут же все тебе и простится. Вот и сижу. Точнее, лежу...
- А знаешь, Петров, почему я тебя не убил? - помолчав, вдруг спросил гунн. Саша, который как раз развязал рюкзак и откусил от бутерброда, вопросительно уставился на него, пытаясь прожевать хлеб и ветчину.
- Ты ешь, ешь... А потому, что ты не испугался. Не закричал, не заплакал...
Саша хотел было рассказать Аттиле про свою квартиру номер 13, но тот откинулся на постаменте и выставил вперед ладонь - не надо, мол, без тебя знаю.
- Неправда это! - вдруг, сам того не желая, выпалил Саша. Вождь, затрещав проржавевшей кольчугой, повернулся и глянул на него. Отчего-то Саше почудилось, что в глубоких пустых глазницах вместо зеленых огоньков он видит глаза - усталые, грустные, совсем не жестокие.
- Неправда, - повторил Саша, - просто стало понятно, что совсем и незачем зря никого убивать.
Аттила изумленно поднялся с постамента. Шагнул - и вдруг оказался совсем рядом, положив тяжеленную руку Саше на плечо. И тут Петров понял, что в гробнице стремительно светлеет - не дневным светом, а другим, будто над головой зажгли ослепительно яркую лампу, не дающую теней.
- Ну, Санек... Ну, блин... - вождь гуннов снова улыбнулся. Пахло от него совсем не гнилью, а чем-то похожим на корицу, смешанную с библиотечной пылью. А свет все надвигался, и Петров зажмурил глаза, чтоб удержать слезы, навернувшиеся от режущих лучей.
- Держи! - холодные твердые пальцы сунули ему в ладонь что-то тяжелое и гладкое. И вдруг Саша понял, что стоит один на растрескавшемся каменном полу, рядом с обвалившимися остатками постамента - а сверху из дыры, откуда свешиваются корни деревьев, сочится неяркий свет пасмурного неба.
Он сунул разрядившийся фонарик в карман и поднял голову.
- Санька! Живой! - рявкнул Валька Козырь. Бросил лопату и на радостях свистнул по-разбойничьи, в два пальца.
Когда Саша Петров подошел к двери своей квартиры, он долго копался во всех карманах, не понимая, куда делся ключ. В это время замок щелкнул, и дверь распахнулась настежь. Кто-то бросился Петрову на шею, и он с размаху и очень больно сел задом на твердые ступеньки.
- Наташка-а-ы! - взвыл Саша, отбиваясь без особого успеха.
- Петров! Где тебя носило, чучело мое ненаглядное? - смеялась и плакала рыжеволосая девушка.
Потом он сидел на кухне, пил чай и смотрел в окно, подбирая слова.
- Дальше и сам, честно говоря, не понял. А Козырь вытаскивает меня и говорит - да как же так, ты на чем там жил месяц? Я отвечаю - какой месяц, я бутерброд даже не успел доесть, вот он у меня, в кулаке зажат. Тут у него глаза стали такие большие, круглые...
Саша руками изобразил, какие большие стали у Козыря глаза и отхлебнул чаю.
- ...и главное, когда они внутрь полезли - там ничего не было. Ну, то есть, все было - золото, серебро, оружие всякое. А в гробу - никого, и вокруг ни одного скелета. Профессор очень расстроился. Говорит - я так и знал, что это кенотаф, пустышка. Ну, они там остались копать, а я домой поехал. Уже и так вместо недели месяц в отпуске был.
- А где же Аттила? - тихонько спросила задумчивая Наташа.
- Да не знаю я, - пожал плечами Саша, который уже рылся в сумке с инструментом.
- Как ты думаешь - он все понял, и его простили? Да?
- Наташка, ты не видела ключ на двадцать четыре? - спросил Петров и добавил. - Не знаю. Раз хочется верить - значит, давай оба в это верить.
Он поставил сумку на пол и поглядел на свою левую руку. На указательном пальце блестел холодный и гладкий перстень с выбитой в золоте головой тигра.