Шалашугина Елена Сергеевна
Файноменон

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Саша, круглая сирота, вот уже два года видит сны, которые она называет волшебными - чудный мир, и в нем она - ангел, гуляющий по воде. Встретившись с Создателем этого мира, она сделала первый шаг в пропасть, что пролегает между сознанием и истоками сокровенных человеческих желаний...
  ФАЙНОМЕНОН 
  Посвящается моей матери 
  
  
   
  Не потому, что Вы религиозны, но потому, что сам пережил и прочувствовал это, скажу Вам, что в такие минуты жаждешь, как "трава иссохшая", веры, и находишь ее, собственно потому, что в несчастье яснеет истина. Я скажу Вам про себя, что я - дитя века, дитя неверия и сомнения до сих пор и даже (я знаю это) до гробовой крышки. Каких страшных мучений стоила и стоит мне теперь эта жажда верить, которая тем сильнее в душе моей, чем более во мне доводов противных. И, однако же, бог посылает мне иногда минуты, в которые я совершенно спокоен; в эти минуты я люблю и нахожу, что другими любим, и в такие-то минуты я сложил в себе символ веры, в котором всё для меня ясно и свято. Этот символ очень прост, вот он: верить, что нет ничего прекраснее, глубже, симпатичнее, разумнее, мужественнее и совершеннее Христа, и не только нет, но с ревнивою любовью говорю себе, что и не может быть. Мало того, если б кто мне доказал, что Христос вне истины, и действительно было бы, что истина вне Христа, то мне лучше хотелось бы оставаться со Христом, нежели с истиной.
  
  Ф.М.Достоевский. Из письма Н.Д. Фонвизиной, конец января - 20-е числа февраля 1854 г., Омск 
  Глава первая. СРЫВ
  
  
  Небо было чистым как никогда. Прозрачное и холодное, как волны, лениво пенящиеся на ступнях. Подставив лицо солнцу, я зажмурилась от удовольствия - белый свет стал лучиться от моей кожи, отражаясь в воде мириадами искрящихся бликов, и тут с берега, где река делала крутой поворот, что-то плюхнулось, подняв тучу брызг и заставив меня резко обернуться.
  Вдруг глаза, точно болотной тиной, заволокло кровавой пеленой, а мозг едва не взорвался от приступа дикой, нестерпимой боли - надо же, а я ведь совсем забыла...
  - Кто ты?.. Постой, пожалуйста!..
  Как жаль - вместо этого я растворялась в воздухе, словно роса, и ничего не могла с этим поделать.
  
  Тяжело оторвав голову от подушки, я подобрала мобильник и поднесла к глазам: девять утра, понедельник... ПОНЕДЕЛЬНИК?!.
  Я опоздала на работу в первый раз и все же умудрилась лишиться половины премии. Тон начальницы плавно перетекал из воспитательного в неприятно удивленный и обратно, пока, наконец, не вылился в раздраженное "отправляйся-ка ты, милочка, домой", чему я, откровенно говоря, очень обрадовалась.
  
  С грохотом поставив на плиту пустой чайник, я добрела до комнаты и мешком свалилась на кровать. Так плохо мне еще не было.
  Мучительная жажда совсем скоро вернула меня в сидячее положение. Ощупью попытавшись определить край кровати, я неожиданно пришла к выводу, что нахожусь где угодно, но только не в своей квартире. Сухой горячий ветер яростно метнул в глаза горсть бурой пыли, и я послушно развернулась, пригнув голову к земле.
  На валуне напротив меня сидел человек. Фигуру его полностью скрывала тяжелая накидка, а лицо...
  От зияющего черного провала, на месте которого должно было быть лицо, потянуло сквозняком, да так, что песок на зубах заскрипел в такт отбиваемой ими дроби.
  С ленивой грацией хищника существо с почти человеческой внешностью слегка подалось вперед, опустив локти на широко расставленные ноги.
  - Ну, что же ты? Что ты ползаешь? Ведь ты умеешь гулять по воде, я сам видел.
  В небрежной интонации его голоса явственно слышалась насмешка. Я поднялась на ноги, сделав вид, что его слова меня мало заботят.
  Я догадалась, что сплю и что это он в моем сне, а не наоборот.
  Не знаю как, но мне показалось, что демон осклабился:
  - Тогда проснись, если сможешь, потому что дальше в мои планы входит превратить твой сон в кошмар.
  Оттолкнувшись от земли, я стрелой взмыла вверх, но внезапно сильно ударилась о какую-то серую шершавую глыбу, точно муха о крышку банки, в которую ее поймали.
  Сомнения окончательно исчезли, когда, проведя пальцами по саднившей скуле, я обнаружила на них следы крови.
  В ушах зазвенело от крика - встречный ветер, растрепав, вдруг решил запихнуть его в мои легкие обратно - хрипло закашлявшись, я стала задыхаться.
  - Ты пачкаешь мой мир. Меня это не устраивает.
  - Я?..
  Я с большим трудом приподнялась на руках и посмотрела в его сторону. Грязная паутина из слез и пыли залепила глаза, но все-таки очертания я видела.
  - Я не могу пачкать твой мир, я ангел...
  - Да ты что? А я и не заметил.
  Он наклонился и что-то взял.
  - Я ради этого остаюсь девушкой в реальности. Я чиста!
  Отчего так жалок мой голос?..
  - Я стесняюсь спросить: а что, по-твоему, является главным атрибутом чистоты? Гимен?..
  В ту же секунду мое самообладание лопнуло мыльным пузырем.
  - Хватит! - я заплакала в голос, - Я все поняла, хватит...
  - Поняла она... - забыв дышать, я наблюдала за предметом, который он держал в руке, слегка постукивая по нему когтями. - Ничего ты не поняла.
  - Нет!!
  Кулак с хрустом сжался, и мое тело пронзила острая боль; неожиданно застряв в голове, она трансформировалась в молот и попыталась пробить себе дорогу наружу.
  
  ... - Саша! Саша, ты дома?
  Хозяйка. Это она меня разбудила, колотя в дверь.
  После непродолжительной возни в щель пролезла бумажка, а потом и шаги на лестнице стихли. Завтра опять придет - надо будет приготовить деньги.
  Спустив ноги на пол, я нашарила тапочки и потопала в ванную, сунула в рот анальгин, открыла холодную воду, умылась.
  На дне раковины блестел песок.
  ...Так и есть - простыня, словно после первой брачной ночи, была окровавлена.
  
  ...Кровью брызгая из глаз,
   В муке искривляя рот,
   Ты в первый раз целуешь грязь,
   Набирая оборот - за оборотом оборот...
  
  Из наушников музыка долбилась в мозг, и я, уже обессиленная и выжитая, просто лежала поперек кровати. Взгляд бесцельно блуждал по комнате, пока нечаянно не натолкнулся на висевший на стене крест - все, что осталось от моего двоюродного прадеда, отца Алексея. И от семьи.
  Отбросив плеер, я приблизилась к Распятию.
  Отца Алексея расстреляли прямо в церкви. Мои родители погибли в автокатастрофе, когда мне исполнилось четыре года. Родственники отдали меня в приют, и выросла я в Семье Вишенка. Потом была неудачная попытка окончить женское духовное училище, затем учеба в кульке... И, наконец, самое главное - мои волшебные сны.
  Я быстро сообразила, что не такая, как другие. Мне часто снились необычные сны - в них я оказывалась в тех местах, в которых мне впоследствии доводилось очутиться, будь то новый магазин, школа или улица. Однажды, попав на студенческую вечеринку и прилично выпив, причем впервые в жизни, я очнулась - да, именно очнулась - ангелом в чудной долине. Я была уверена, что не случайно попала в этот сказочно красивый, но все-таки несчастный мир, и что однажды я возвещу его жителям о рождении Мессии...
  Невыносимая боль вернула меня в реальность, по уши утопив в жутком похмелье, зато в следующую пятницу опять исполнялась моя самая сокровенная мечта, и так три года.
  
  Содрав с кровати белье, я завязала его узлом вместе со всеми бутылками, что нашла в квартире, и понесла на помойку. Наверное, моя жизнь уже давно поселилась там.
  
  Замок сухо щелкнул, однако я не решалась переступить порог своей квартиры: электрический свет из коридора совсем не разгонял воцарившийся в ней мрак. Попытавшись нащупать на стене в прихожей выключатель, я просто-напросто не нашла саму стену - снаружи она была, а внутри - нет!
  На автомате я захлопнула дверь и повернула ключ.
  Из сабвуфера стоявшей непосредственно под окнами яркой иномарки электронный ритм сбивал мой собственный, холодный апрельский вечер выцарапывал тепло из-под старой куртки, склеивал ресницы. Одиночество подавляло настолько, что лишь страх оказаться в психушке не давал мне остановить на улице первого попавшегося прохожего и все ему рассказать.
  Около двадцати трех часов, окончательно продрогшая и больная, я снова вставила ключ в замок. Только теперь я даже дверь растворить боялась - темная фигура в глубоко надвинутом капюшоне мерещилась мне повсюду.
  Сделав глубокий вдох, я легонько надавила на ручку. И даже успела заметить на половичке в прихожей черные лаковые ботинки, прежде чем чья-то ладонь зажала мне рот и затащила в квартиру.
  В квартиру!..
  - Тише-тише-тише...
  Господи, да ведь он же специально меня тут караулил! Дернувшись изо всех сил, я предприняла отчаянную попытку освободиться, и он свез руку, чувствительным хлопком напоследок напомнив, чтобы я молчала.
  Второй рукой мужчина осторожно прикрыл дверь и аккуратно повернул круглый рычаг, запиравший изнутри.
  Облизнувшись, я смешала горечь на языке с запахом его туалетной воды. Кончик языка на миг как-то приятно онемел, вызвав слабое головокружение и участив пульс.
  
  ...На лестничной клетке визгливый женский голос угрожал пьяному многоголосью парней сию минуту вызвать милицию, и, видимо, угроза подействовала - все успокоилось.
  Часто-часто дыша, я сползала по стене на пол, оторвав и таща за сбой крючок со старым хозяйским тряпьем. Зрение почти пропало, однако я все-таки взглянула в ту сторону, где висел крест.
  Отец Алексей...
  Порция ледяной воды как плевок в глаза живо вернула меня в сознание: забившись в угол, я испуганно уставилась на непрошеного гостя. Отставив пустой стакан, он произнес:
  - Я останусь у тебя до утра.
  Потеряв для него всякий интерес, я словно растворилась в куче грязного белья на полу. Завтрашний день казался нереально далеким, зато недавний ночной кошмар вкупе с галлюцинацией материализовывался под равномерный стук падающих в ванную капель, стекаясь из вязких сгустков полуночной тьмы в сидящую на валуне фигуру.
  Желтая труха, взлетая в воздух от малейшего движения тяжелого плаща, забивалась под ногти.
  - Саша...
  Душу обожгло холодом. Раскидав тряпки, я вскочила.
  Сердце колотилось в горле с безумной частотой, но ведь я же была не одна! Тихонько заглянув в комнату, я сразу нашла его: он спал прямо в кресле, плечи расслаблены, голова слегка запрокинута. Неслышно приблизившись, я уселась на потертый коврик, положив голову на подлокотник. Сознание того, что рядом со мной находится еще одно человеческое существо, укрепило во мне веру в то, что утро все-таки наступит.
  Неудобно. Я поднялась с пола и отправилась за подушкой и одеялом, а когда вернулась, кресло было пустым.
  Забравшись в него с ногами, я горячо зашептала молитвы - все, какие знала; я просила дожить до утра и не свихнуться, я клялась, что научусь жить в этом мире и дорожить им, обещала, что начну все сначала...
  
  Я поднималась по лестнице с приличной стопкой книг, журналов и песенников, однако до места не дошла - Тамаре Тихоновне срочно понадобилось отнести в актовый зал две вазы. Соорудив на подоконнике нечто вроде Великой Китайской стены в миниатюре, я с новым грузом отправилась обратно вниз.
  Актовый зал располагался сразу за библиотекой, поэтому я знала, что репетиция закончилась минут пятнадцать назад, и, войдя, я никому не помешаю. Миновав ряды кресел, я тихонько поставила вазы на низенькую тумбочку и вдруг снова почувствовала на языке знакомый приятно-дразнящий запах. Обернулась.
  У длинного стола, за которым обычно восседало жюри, стоял, не обращая на меня внимания, мужчина лет тридцати-тридцати пяти: арабская внешность, лоск длинных волос, гладко зачесанных назад, верхняя пуговица черной сорочки с рукавом в три четверти небрежно расстегнута. Обувь его я разглядеть не смогла, но этот запах...
  Собравшись с духом, я опять подхватила вазы и приблизилась к покрытому плотной красной скатертью столу. Аккуратно - дрожали руки - водворила на него свою ношу. Кроме ваз нас разделяла папка с какими-то документами, которые он, не отвлекаясь, изучал.
  - Ты стонешь во сне.
  Он перевернул листок.
  - Так это вы... вы действительно были у меня ночью?!.
  Он поднял на меня глаза:
  - А ты что, решила, что я тебе приснился?
  Я бы, наверное, ответила что-нибудь, если бы меня не поразили так его глаза - ярко-голубые, что в принципе невозможно у выходцев из Ирака, из Саудовской Аравии, из... откуда он?
  Усмехнувшись, иностранец качнул головой, потом неторопливо взял со стола ручку и, склонившись, широким росчерком окончил работу с содержимым папки и наш разговор.
  - Завьялова.
  Я вздрогнула - змеиный шепот за спиной, со сцены, чуть было не стал роковым в судьбе двух ваз, которые я в третий раз зачем-то взяла в руки.
  - Иди, работай, Завьялова.
  Кое-как устроив на полу свои несчастные вазы, я, не оглядываясь, поспешила покинуть превратившийся в газовую камеру от ее резких духов актовый зал, представляя, как наша Мисс Замдиректора улыбается в этот момент важному гостю своей самой обворожительной улыбкой, а сердце тоскливо заныло от одной только мысли о том, что она ему сейчас обо мне порасскажет.
  Примерно через три часа я поняла, что таинственный араб был последним, кому Санина по секрету поведала обо мне всю подноготную - в обеденный перерыв в столовой у моего столика нарисовалась "радеющая о моральном облике коллектива" пожилая секретарша и демонстративно вручила мне записку.
  Я должна была сегодня после окончания рабочего дня всенародно покаяться в холле и упросить своих коллег взять меня на поруки. Изобразив на лице улыбку, я кивнула.
  Аппетит будто корова языком слизала. Почему люди так любят унижать друг друга?
  
  Перегнувшись немного за бордюр широченного балкона на втором этаже, я, даже успокоившись, все никак не могла оторвать глаз от молоденькой зелени газона внизу. Не удержалась, накопила слюну и смачно сплюнула - а не пошли бы вы вместе с вашей порукой...
  - Вон он!
  Я невольно взглянула на главную аллею.
  Теперь, когда на лице, как влитые, сидели черные зеркальные очки, причастность его к капризному миру Востока ощущалась и через стильный пиджак от какого-нибудь Армани...
  Так откуда же он?
  - ...Бабла немерено - смету на капитальный ремонт не глядя подписал.
  - Ага. Чтоб налоги не платить.
  - Да ладно...
  Сложив локти под грудью, Санина практически легла на парапет.
  - Ах, Глеб Давидыч, Глеб Давидыч... Слышь, Захаровна, - она развернулась в пол оборота, заметила меня: выпустила дым и продолжила как ни в чем не бывало:
  - А кольца-то у него нет!
  - Ну, у тебя, мать, и зрение...
  Санина артистично рассмеялась:
  - Да я же на репетиции с ним рядом сидела. А если подфартит, то и лягу. И тогда...
  Она стряхнула пепел в грязную пластмассовую банку.
  Меня замутило. Сдвинуться с места не было сил; я отвернулась.
  - ...я своего не упущу.
  - Чума ты, Верка.
  - Да уж лучше так...
  Сигарета, зашипев, потухла, а потом они ушли.
  Последняя фраза Саниной - явно камень в мой огород.
  И я, наконец, созналась самой себе, что не вынесу этой публичной исповеди. И постоянно помнить о том, что напротив моего имени он мысленно написал алкоголичка, было мучительно стыдно. Для меня стало просто жизненной необходимостью оправдаться в его глазах, заставить его меня выслушать. Но как?..
  Ответ созрел по ходу дела.
  За полчаса до окончания рабочего времени я просто-напросто заперлась в туалете и просидела там безвылазно почти три часа - до прихода сторожа.
  Увидев меня на вахте, Лариса Ивановна всплеснула руками:
  - Б-батюшки, Саша! Ты что не дома?
  Я пожала плечами.
  - Заработалась... А дайте мне, пожалуйста, ключик от кабинета Тамары Тихоновны - она меня попросила перед уходом цветы полить.
  - Конечно, конечно... Вот.
  Плотно прикрыв за собой дверь, я медленно приблизилась к директорскому столу: знакомая папка лежала на видном месте, и я, очень аккуратно листая странички, добралась-таки до контактной информации сторон. Списав на клочок бумажки нужные мне телефон и адрес, я замела следы, взялась за ручку двери и в последний раз окинула взглядом кабинет: на полу возле высокого кожаного кресла что-то блеснуло.
  Нагнувшись, я подобрала шикарную визитку. На одной ее стороне золотом было выгравировано АСМАНОВ ГЛЕБ ДАВИДОВИЧ, а на другой - מגדל בבל. Что означали эти символы и на каком языке они были написаны, я понятия не имела.
  Поддавшись импульсу, я провела пальцем по чужим буквам и еле успела ухватиться за край стола, вновь пережив удар о серую каменную глыбу из сна. Дрожащей рукой я провела по щеке - ранка опять кровоточила. Сунув визитку в карман, я бегом спустилась в холл, оставила ключ и выскочила на улицу.
  Если и есть на свете человек, способный дать внятное объяснение всему со мной происходящему, то это Асманов Глеб Давидович.
  В десять вечера я набрала на домофоне нужный номер и неожиданно пришла в себя: почему я ему сначала не позвонила? Ах, Саша, Саша, ну как же так можно!..
  Поздно: запищав, дверь неохотно раскрылась.
  Я громко постучала, чтобы хоть как-то заглушить бешеные удары сердца, и вошла в квартиру.
  - Глеб Давидович?
  Одетый по-домашнему, Асманов в непринужденной позе полулежал на диване; влажные мелко вьющиеся волосы и еще не остывшая, распаренная кожа на месте двухдневной щетины - он только что из душа.
  - Глеб Давидович...
  Кивнув мне, он снова обратился к экрану ноутбука, раскрытого на журнальном столике.
  Я разделась, робко ступила на толстый упругий ворс комнатного ковра и в нерешительности приблизилась.
  - Глеб Давидович, я...
  - Выпьешь чего-нибудь?
  Выпрямившись в полный рост, он шагнул мне навстречу: я забыла, что собралась сказать.
  - Д-да... - поясница уперлась в какую-то перегородку - дальше пятиться некуда, - то есть, нет. Спасибо.
  - А я выпью.
  Отстранив меня, он откинул прилавок и прошел.
  Звон хрусталя на кухне сменился характерным хлопком вынутой из бутылки пробки.
  Закусив губу, я сдерживалась из последних сил, чтоб не разреветься. Я чувствовала себя шлюхой; да и как еще он мог объяснить себе мой визит...
  Раздраженно смахивая слезы, я завязывала шнурки, когда Асманов, неожиданно бахнув на столешницу что-то тяжелое и откашливаясь, поперхнувшись, появился в прихожей.
  Я поспешно поднялась на ноги:
  - Вы подумали, что я здесь затем... что я...
  Губы кривились, у меня никак не получалось выговорить.
  - ...вавилонская блудница, я понял...
  Потирая глаза тыльной стороной ладоней, он спросил:
  - Ты себя в зеркале видела?
  Крутанув меня за плечи, Асманов вздернул мой подбородок, лишив возможности отвести взгляд от жалкого отражения.
  - Маленькая, худенькая. Лицо по-детски круглое, прическа, как у Алисы Селезневой - пояснять, надеюсь, не надо, кто такая? - а в глаза вообще лучше не смотреть, если нет желания посыпать себе голову пеплом... Разувайся. Завтра я подброшу тебя до работы.
  Зевая, он сцепил пальцы за головой и с наслаждением выгнул спину:
  - Спокойной ночи.
  - Подождите! - запнувшись о свои ботинки, я с грохотом влетела в комнату. - Вы ведь даже не спросили, зачем я пришла!
  - Давай в другой раз, солнце. Я устал.
  Он взял за горлышко откупоренную бутылку и, щелкнув выключателем, поднялся наверх, а я опять осталась в полной темноте и одиночестве.
  
  ...Педаль газа чуть утопилась под узким черным ботинком, и меня мягко вдавило в кресло.
  "Бугатти Вейрон" ночным зверем несся по сонным улицам города, бесцеремонно подрезая попутных легковушек, навстречу нагло проигнорированному вчера собранию. На последнем светофоре я решилась:
  - Глеб Давидович, помогите мне, пожалуйста.
  Он мельком взглянул на меня из зеркала, вопросительно приподняв брови.
  - Меня сейчас на работе... живьем съедят.
  Круто вывернув руль, он припарковал машину у самых ступенек центрального входа.
  - Пойдем.
  В холле уже предвкушало скандальную сцену ядро "коллектива" во главе с пожилой секретаршей.
  Замедляя шаг, я потихоньку отстала, малодушно спрятавшись за спиной Асманова. Полы своего короткого, до середины бедер, плаща он небрежно откинул назад, держа руки в карманах брюк, отчего окружавший его облик ореол таинственности, преломившись, как в воде, в разреженном от напряжения воздухе, сгустился до почти физически ощутимой угрозы.
  - Глеб Дави...
  Опомнившись, Санина скакнула было навстречу, но он жестом остановил ее.
  - Роза Альфредовна, - стая мурашек лихо пробежала по спине, и, судя по обесцветившемуся лицу моей вчерашней парламентерши, не я одна почувствовала металлический скрежет за располагающей белозубой улыбкой, - вот эту девушку, - он слегка подтолкнул меня, вынудив встать между ним и моей обидчицей, - на поруки беру я. И я хочу - нет, я настаиваю - чтобы вы поставили об этом в известность своих уважаемых коллег. Иначе - я вам обещаю - я поставлю раком всю вашу зажравшуюся конторку, а начну с вас.
  В гробовом молчании Асманов покинул вестибюль, дав мне возможность убраться к себе до того, как раздадутся первые охи, ахи, просьбы о валидоле умирающим голосом и риторическое "я так и знала, что все этим закончится".
  Через час к моему столу незаметно подсела Санина. Закинув ногу на ногу, она, прищурившись, нехорошо посмотрела на меня.
  - Правду, видно, люди говорят - в тихом омуте черти водятся... Чем это ты так сумела ему угодить?
  Длинные ресницы под жирной подводкой слиплись от чрезмерного количества туши: меня замутило, как тогда на балконе.
  - Ни кожи, ни рожи...
  - Оставьте меня в покое.
  - А, я, наверное, догадалась, - выбросив вперед руку, Санина больно вонзилась ногтями в скулы, - наша серая мышка, оказывается, профессиональная минетчица...
  Горло свело судорогой; не отдавая себе отчета, я с нажимом провела по странным символам на визитке, которая до сих пор лежала в моем кармане.
  Последовавшая мгновенно вспышка ослепила меня на долю секунды - Санина, испуганно ойкнув, резко отдернула руку.
  - Завьялова... - голос охрип. - Завьялова, ты посиди чуть-чуть, я счас...
  Хлопнув дверью, она, сбиваясь, застучала каблуками по коридору.
  
  Куча листков с черновым вариантом сценария в два счета слетела на пол, прошелестев вслед за Саниной пошлое слово.
  Так, Саша, спокойно. Ничего страшного. Если я расскажу Асманову об этом эпизоде, он будет долго смеяться.
  Вяло собирая страничку за страничкой, я вдруг нечаянно сломалась, обратившись в истеривший под столом комок: это идиотизм, но его смех обидел бы меня еще сильнее.
  - Саша!
  Треснувшись головой о крышку стола, я, вытирая сопли, выбралась наружу.
  - Что тут у вас... Саша?!
  Я водрузила на место растрепанные страницы и глупо улыбнулась:
  - Все в порядке, Тамара Тихоновна. Это у меня аллергия... э-э... на Веру Филипповну.
  Не оценив мой юмор, начальница воткнула в стол пузырек с перекисью и молча удалилась.
  
  Золотом горящие на визитке злосчастные буквы вспыхнули в моем сознании огненными "мене, текел, фарес". Почему я не расспросила его обо всем в машине?.. Далось мне это дурацкое собрание...
  Я пообещала себе, что первым делом, придя домой, позвоню Асманову.
  Как бы ни так: у дверей меня поджидала хозяйка.
  О Господи... Я же совсем забыла!
  - Здравствуйте...
  - Я долго за тобой бегать буду?! Давай, плати.
  - Э-э... понимаете, у нас график выплаты зарплаты немного изменили...
  - Ага... Вот что, дорогуша: собирай-ка свои манатки и дуй из моей квартиры, пока я милицию не вызвала.
  Ни слова не говоря, я упаковала в рюкзак вещи, взяла на последние деньги такси и спустя сорок минут звонила Асманову по домофону...
  
  Бесполезно.
  Приятный женский голос в трубке в пятый раз сообщал, что сейчас абонент не абонент.
  Часто моргая от ветра, я опустилась на лавочку.
  Ну, и что теперь? Без денег, без понятия о том, как добраться до дэка...
  Телефон внезапно ожил.
  - Глеб Давидович, это Саша...
  - Я понял. Что у тебя с голосом?
  - Меня выгнали...
  Услышав с его стороны сочувствие, я перестала сдерживаться.
  - Не реви. С работы?
  - Нет... из дома. Хозяйка-а...
  - Не реви, я сказал. Где ты сейчас?
  - У ва... у вашего подъезда.
  - Жди.
  Он отключился.
  Судорожно вздохнув, я убрала мобильник и огляделась.
  Двор элитной пятиэтажки жил собственной жизнью, не обращая на меня никакого внимания. Ну, разве что однажды семенившая с прогулки рыжая собачонка в красном комбинезончике, покосившись на мой бесформенный рюкзак, подозрительно тявкнула.
  Похолодало. Мелкий мусор из веток и прошлогодних листьев, сметенный ветром, зашуршал под колесами подкатившего к подъезду черного джипа с наглухо тонированными стеклами.
  Из автомобиля вышел высокий мужчина лет сорока, темноволосый, в длинном, до пят, кожаном плаще.
  Я инстинктивно переместила рюкзак на колени, словно это был мой щит, и молча следила за мрачным типом.
  Размагнитив дверь, он неожиданно обратился ко мне:
  - Лапа, отрывай свою задницу от лавки и топай за мной, если не хочешь ночевать на улице.
  Я неуверенно поднялась:
  - Вы от Глеба Давидовича? А где он сам?
  - Асманова не будет в городе несколько дней... Давай, пошевеливайся.
  Впустив меня в знакомую прихожую, он бросил ключи на узенькую полочку перед зеркалом, буркнул, что еще зайдет, и ушел.
  Прислонившись к стене, я закрыла глаза и глубоко вдохнула. В квартире все еще витал его запах, и я собиралась попробовать его на вкус. Когда кончик языка сладко онемел, я с блаженной улыбкой сползла по обоям на пол: забавно, но дышать с ним одним воздухом стало для меня наслаждением.
  Мять голыми ногами толстый белый ворс огромного ковра тоже было наслаждением.
  Интересно, от кого он прятался у меня той ночью, обладая такой неограниченной властью? Ведь деньги - это власть, а денег у него куры не клюют...
  Кстати, насчет поклевать. Я пошлепала на кухню и заглянула в холодильник, больше похожий на двустворчатый шкаф. Сделала себе бутерброд под названием "с каждой полки по чего-нибудь", заела его упаковочкой клубники, а на десерт достала баночку "фанты", пшикнула крышкой и с чувством полного удовлетворения уселась за барную стойку.
  Запрокинув голову, чтобы допить остатки газировки, я с ужасом поняла, что сижу не на вертящемся табурете, а на том самом валуне из своего кошмара.
  Серое небо серой пустыни с трухой и пылью вместо песка вдруг озарилось огненно-рыжей надписью с его визитки, а потом все заволокло плотным, источающим смрад дымом.
  
  Упав на колени, ослепшая, я принялась жадно глотать его с воздухом, раздавленная ненасытной жаждой жить и дышать, дышать, дышать...
  Вновь осветившие небо всполохи мистических символов разорвали в клочья окружившую меня зловонную тьму, а из горстки пепла выросла чудовищных размеров башня, опоясанная широкой дорожной лентой. Мертвые, изъеденные суховеем каменные стены - вот обо что я ударилась тогда...
  Вымощенная грубо отесанными плитами тропа привела меня к лысой площадке, в центр которой был врезан колодец. Заглянув в него, я тихо ахнула: там, под пропитанными влагой облаками мирно лежала моя волшебная долина, и я шагнула ей навстречу.
  Не знаю, что я сделала не так: какая-то неведомая сила отшвырнула меня назад: я корчилась на полу, выплевывая пыль вместе с кровью.
  - Ты не выучила урок, мой ангел. Это печально.
  Вкрадчивый голос демона застал меня врасплох. Плача, я мучительно старалась опереться на трясущиеся руки, страшно закричав, когда он ухватил меня за шиворот и подтащил к своим ногам.
  Паралич разбил тело, только лицевые мышцы мелко дрожали, пока он, разжав зубы, насильно вливал мне в рот какую-то мерзость.
  
  На бок... Перевернуться на бок...
  Просто кафель на кухне очень скользкий, а то я бы давно...
  Наконец, догадавшись поджать под себя ноги, я перевалилась на бок, чихая и отплевываясь.
  Стоп. А почему я на полу, в мокрой водолазке, и откуда этот ужасный запах?
  Рядом со мной валялись смятые жестяные банки из-под крепкого алкогольного коктейля с непроизносимым названием.
  Но почему?! Я ведь "фанту" пила!
  - Это неправда! Неправда!
  Я ведь "фанту" пила?..
  Пальцы, как заведенные, терли подбородок, губы, щеки... Я чудом не захлебнулась собственной рвотой...
  Сморщившись от головной боли, я с трудом поднялась на ноги, и в этот момент в замке повернулся ключ. Испугавшись, я отшатнулась от стойки, поскользнулась, и, больно ударившись затылком, провалилась в черноту.
  
  Белый свет в конце тоннеля оказался идеально чистым ободком унитаза. Лбом я упиралась в чью-то ладонь, не имея ни желания, ни сил держать голову самостоятельно.
  - Пей.
  Сфокусировав взгляд на емкости с водой, я медленно отворотилась.
  За волосы задрав мне голову кверху, он поднес ковш к губам и еще тише произнес:
  - Пей.
  На глазах выступили слезы; я зажмурилась, мысленно умоляя его дать мне еще один шанс.
  Он понял.
  - А теперь два пальца в рот - живо.
  Не потребовалось.
  
  На нежно-бирюзовую плитку мешком мусора свалился мой рюкзак.
  - Переодевайся. Если через десять минут не выйдешь - переодену сам.
  Кто бы сомневался.
  Очень скоро я стояла перед ним с просьбой о таблетке болеутоляющего - в своих вещах я ничего не нашла, а голова раскалывалась немилосердно.
  - Сильно болит?
  Он издевался. Сидел на диване и, смакуя, отслаивал черными глазами мою душу от тела.
  Я проглотила ком и снова прошептала:
  - Пожалуйста. Мне очень плохо.
  - Будет еще хуже, раз по-другому ты не понимаешь.
  - Ч-что?..
  Вне себя от ярости и унижения я закрылась в ванной; набрала в сотый раз Асманову - недоступен.
  Пытаясь смириться с пульсирующей в висках и затылке болью, я, дохнув, криво написала на скользкой стене: Глеб.
  А потом тихо позвала:
  - Глеб... Глеб... Глеб!
  Пришлось лечь на пол: холодная плитка принесла временное облегчение - временное, потому что контакт с моей головой расплавил ее, не мешая мне проваливаться в ад.
  
  Больно.
  - Пожалуйста... ПОЖАЛУЙСТА-А-А!
  Чернота - в ней пусто и тихо. Но нет воздуха.
  Вдох - лавина боли отяжеляет веки, и снова - чернота...
  Придя в сознание, сквозь кровавый туман я увидела, что монстр опустился возле меня на корточки и сдавил ладонью затылок.
  Глаза медленно закрылись.
  Где-то на границе между явью и навью я почувствовала, как его рука словно высасывает боль из моей головы.
  В глубоком судорожном вдохе легкие втянули кислород, окутавший мозг блаженной невесомостью.
  - Спасибо.
  - Не на чем.
  
  Утром на работе я призналась самой себе, что положение дел у меня хуже некуда.
  Асманова нет в городе, и когда появится - неизвестно; еще печальнее, что вероятность того, что он вспомнит обо мне по возвращении, умаляется с каждым днем.
  Жилья тоже нет, а снова провести ночь в компании с тем мрачным типом, который, кстати, мне так и не представился, - благодарю покорно.
  Во второй половине дня на карточку перевели деньги - ура! я смогу снять квартиру.
  Выбрав из объявлений то, что идеально для меня подходило - без посредников, недалеко от работы, с мебелью и совсем не дорого - я договорилась о встрече.
  
  Нужная мне дверь приоткрылась от легкого касания. Громко постучав, я позвала по имени женщину, с которой говорила по телефону, и переступила через порог.
  
  Одна секунда. Сколько это? Я успела подумать, что лучше свернуть себе шею, чем провести остаток жизни в психушке, пока падала с крыши полуразрушенного дома.
  Не повезло - холмик из мелких строительных отходов спас мне жизнь.
  Медленно - вдох-выдох.
  С неба на меня таращились звезды.
  Я зевнула. А потом просто закрыла глаза и заснула. Прямо в куче мусора.
  
  Что-то ужасно большое прожужжало над самым ухом - меня передернуло прежде, чем я окончательно проснулась.
  Стараясь не думать, какого размера было это насекомое - стараясь вообще не думать о насекомых - я, обдирая в кровь руки, спускалась со свалки.
  Рюкзак свалился следом.
  - Опппаньки...
  Зажигалка щелкнула возле самого уха, опалив волосы на виске. Шарахнувшись в сторону, я на кого-то наскочила - желудок скрутило от страха и вони, - отрикошетила на землю, вызвав взрыв хохота, а когда вторая по счету "шутка" закончилась тем, что мне стали пихать в рот чьи-то трусы, поняла, что очень хочу жить.
  Я задыхалась. Из-за слез в глазах звезды, разбухнув до чудовищных размеров, слились в одно гигантское пятно, но скоро и его заслонила мужская рука.
  А потом кляп медленно вылез из горла - меня тут же вырвало.
  В звенящей тишине жесткие пальцы вернули мое лицо под небо.
  Я почти сразу узнала его и, хрипло кашлянув, улыбнулась:
  - Глеб... Как ты меня нашел?
  В мозг неожиданно ворвалась вполне резонная мысль: а с чего это я с ним на ты?
  Поспешно начав новую фразу, я вдруг смешалась и, вконец расстроенная, замолчала.
  Выразительно изогнув брови, Асманов смотрел не на меня, а куда-то под ноги.
  - Удивительное ты создание, Саша.
  Я попыталась прочесть на его лице, какое чувство он сейчас испытывал, но не сумела: ресницы небрежно взлетели, спугнув мои самые смелые предположения.
  - Удивительно беспомощное.
  
  Он нес меня на руках.
  Стараясь не шевелиться, чтобы не перепачкать его, я собралась с силами и сказала, что дальше пойду сама. Он ответил, что не разобрал ни единого слова из моего бормотания.
  
  Очнулась я от слепящих солнечных лучей, нагло ворвавшихся в спальню сквозь приоткрытые створки жалюзи... О: штора из узких белых пластинок висела от пола до потолка, вдоль всей стены, умело сдерживая натиск мощного светового потока - я и не представляла себе, что комнатное окно может быть таким...
  Аккуратно, чтобы не потревожить свои бесчисленные синяки, я вылезла из постели и обвела взглядом огромную и практически пустую спальню. Вот он: мой многострадальный рюкзак сиротливо сгорбился в противоположном углу. Рядом с ванной - маленькой и уютной.
  Струя горячей воды мгновенно наполнила паром душевую кабинку; я развязала тесемки на рюкзаке - под руку попалась та злополучная газета.
  Вдохнув поглубже, я попробовала отыскать отмеченное черной пастой объявление.
  Отыскала.
  Жирным кружком была обведена реклама какого-то брачного агентства.
  Отбросив все в сторону, я с громко колотящимся сердцем нашла в исходящих вызовах номер, по которому договаривалась с женщиной о встрече - он не совпадал с номером выделенного мною объявления.
  Я нажала на зеленую кнопку и поднесла трубку к уху:
  Набранный вами номер не существует...
  
  Подождите-ка: но откуда же тогда время - три минуты пятнадцать секунд, указанное под этим номером?
  Я еще раз вызвала опцию исходящие вызовы - ну да, все правильно: три минуты пятнадцать секунд. Я говорила не сама с собой, я общалась с какой-то женщиной...
  Как же ее звали...
  Обернувшись полотенцем, я осторожно ступила на теплый кафель.
  Впрочем, какая разница, если я и с разгадкой надписи-то на визитке ни на шаг не продвинулась: постоянно что-то мешает.
  События последней недели подвесили над моей головой дамоклов меч (знать бы еще, когда лопнет конский волос).
  
  В спальне кто-то был, так что я снова захлопнулась в ванной. Оделась, взяла себя в руки и вышла.
  В ногах кровати сидел Асманов. Не откладывая ни того, что вертел в руках, ни интереса, связанного с этим предметом, он пугающе тихим голосом произнес:
  - Подойди-ка сюда.
  Я приблизилась.
  - Откуда у тебя это?
  На ладони блеснула металлическая подвеска изящной, весьма необычной формы; диаметр украшения был обозначен узкой полосочкой с выгравированным на ней именем...
  Не успела прочесть.
  - Это не мое.
  Я вскрикнула - схватив меня за предплечье, он с силой дернул вниз; его дыхание обожгло мне висок:
  - Разумеется. Я спросил, откуда у тебя этот браслет.
  В том месте, где он меня держал, в кожу врезалась цепочка.
  Не знаю. Понятия не имею, откуда на мне этот браслет. Откуда несуществующий номер в исходящих, откуда вообще все эти свалившиеся на меня беды.
  
  Рука горела.
  Подняв на него глаза, я прошептала:
  - Я не знаю.
  Господи, как больно.
  Он разжал пальцы - браслет звякнул об пол, оставив на коже ярко-фиолетовый рубец.
  Прикрепив подвеску к цепочке, Асманов сдавил украшение в кулаке.
  А потом медленно произнес, глядя куда-то сквозь меня:
  - Женщина, которой ты звонила, представилась Ноемой?
  - О, да!.. Так вы... вам было известно, что я окажусь на свалке?..
  Язвительный тон незаметно иссушил голос до шепота:
  - Нет, мой ангел, на свалке я тебя нашел чисто случайно - считай, что тебе крупно повезло.
  
  Я ошарашенно смотрела ему вслед. Мой ангел?!.
  
  А что, собственно говоря, такого необычного? Довольно распространенное выражение...
  Тоненькая струйка кудрявила мыльную пену, заполняя джакузи радужными пузырями. Горящие на полу ароматические свечи приятно расслабляли, а звук работающего телевизора, доносившийся из гостиной, успокаивал и создавал атмосферу уюта, будничного семейного вечера...
  Если не брать в расчет утреннего инцидента, день протек очень гладко: с десяти часов квартира перешла в мое полное распоряжение вплоть до двадцати ноль-ноль, когда пара мужских голосов, перебивающих друг друга все новыми и новыми подробностями какой-то сальной истории, возвестила о приходе Асманова и Шарова (кстати, нормальный мужик на самом деле).
  Странно, что за такое короткое время я так сильно привязалась к Асманову. Хотя, с другой стороны, ничего странного: он мне жизнь спас, он первый отнесся ко мне по-человечески...
  Улыбнувшись, я блаженно потянулась. Жаль только, что мое положение и статус не выше, чем у той рыжей собачонки в красном комбинезончике.
  И вот на такой грустной ноте телефон, завибрировав, вывел меня из задумчивости.
  Я дотянулась до трубки: Господи: опять этот несуществующий номер.
  Под аккомпанемент бешеных сердечных ударов мобильник выскользнул из ладони, продолжая светить мне со дна ванны глазом утопленника...
  Что за противный звук?..
  Я медленно взглянула на огромное запотевшее зеркало: чья-то невидимая рука со скрипом выводила на стекле:
  ПРОКЛЯТ ПУТЬ САФА АХАД...
  Сотовый, врезавшись в стенку джакузи, потух, а на правую ногу вдруг шлепнулось нечто бесформенное, волосатое...
  Воздух наполнил легкие со страшным свистом; я дернулась, стремясь подобрать под себя ноги и встать, но на правой щиколотке неожиданно затянулась петля - потеряв всякую опору, я ушла под воду с головой.
  Панически раскидывая руки в надежде ухватиться хоть за что-нибудь, я рефлекторно вдохнула - рот залило мыльной водой, и мне пришлось сделать два больших глотка.
  Помогите...
  Пальцы запутались в какой-то тряпке; судорожно вцепившись в нее, я нечеловеческим усилием подтянулась, вынырнув, ослепшая от разъедавшей глаза пены.
  - Полегче, Саша, полегче...
  - Глеб, нога... нога...
  - Ты застряла, что ли?.. Сейчас, подожди...
  Я дико закричала, почувствовав, что он отдирает от себя мои руки; подогнув под себя свободную ногу, в последней отчаянной попытке вырваться я оттолкнулась от дна.
  - Саша, блядь!!
  Жуткий скрежет моментально привел меня в чувство: Асманов не бултыхнулся в ванную только потому, что среагировал молниеносно, точно хищный зверь.
  Глубокая синева радужки его глаз захлестнула зрачок и белок; голосом демона из моего сна он процедил:
  - Идиотка, я же сказал: подожди.
  Взвесив все, я расслабила пальцы: он недвусмысленно ухмыльнулся.
  - Подумай хорошенько: самоубийцы царства божия не наследуют.
  Больше я ничего не помню, кроме дрожи в губах, когда он вдруг стал мять их своими.
  
  ... - Саша.
  Я отдернула руку, словно обожглась.
  Хотя догадывалась, что он попытается меня остановить.
  - Лучше спроси меня. Я отвечу.
  Я аккуратно опустила крышку ноутбука.
  - Надпись на зеркале... Что она значит? Что такое сафа ахад?
  Асманов отодвинул от себя полупустой бокал, многозначительно взглянув на Шарова: тот, нахмурившись, покачал головой:
  - Невозможно. Да ты и сам это прекрасно понимаешь.
  Стукнув по тарелке вилкой громче, чем хотела, я виновато улыбнулась и все-таки попросила:
  - Ты обещал мне ответить.
  - Я помню. - В голосе зазвенел металл - я и не заметила, как съежилась на стуле. Отвернувшись, он буквально растер в пыль лежавшую под рукой салфетку и далеко не сразу заговорил:
  - "Сафа ахад" переводится на русский как "язык един". Но означает гораздо больше, чем обычное понимание речи другого. После потопа человечество было едино, не разделено на народы, жило Единой душой. И одна душа чувствовала и понимала другую как свою собственную. Это и есть "сафа ахад", естественная - подчеркиваю - основа для выполнения второй по значимости христианской заповеди. По ходу строительства Вавилонской башни Бог лишил людей этой естественной основы, разрушив их "сафа ахад". И если уж говорить начистоту, любая война - прямое следствие этого разрушения.
  - Но зачем?.. Зачем понадобилось разрушать Единую душу?..
  Шаров мрачно усмехнулся:
  - А это, лапа, скрыто от грешных глаз завесой великой тайны.
  Рука Асманова под столом сжала мою коленку:
  - Не забивай голову, мой ангел. Меня гораздо больше беспокоит то, что я не представляю, кто оставил эту надпись.
  Рассеянно взяв бокал, он стал выстукивать им какую-то ритмичную мелодию.
  Ощущение уюта и довольства жизнью неотвратимо ускользало.
  Лишь для того, чтобы поддержать разговор, я спросила:
  - Почему?
  Он грохнул бокал на скатерть - кусочек бисквита попал не в то горло, я едва не подавилась:
  - Потому что в этом случае я не знаю, с какой крыши на тебя упадет кирпич.
  Продолжая кашлять, я выскочила из-за стола по направлению к туалетной комнате.
  В кабинке меня стошнило... клочьями свалявшейся шерсти.
  
  Я умудрилась снять квартиру этим же вечером - спасибо Ларисе Ивановне и ее родственнице. Гостинка оказалась маленькой и без мебели, зато чистенькой и совсем не дорогой.
  Отключив телефон, я легла спать с твердым намерением исповедаться в следующую субботу, чтобы все забыть и начать жить нормальной жизнью.
  
  На работе я поняла, что моего пятничного отсутствия даже не заметили. Я объяснила это себе предпраздничной суматохой, и все же неприятный осадок мутил настроение почти до конца рабочего дня.
  Возвращаясь к себе из библиотеки, я неожиданно услышала в коридоре голос Асманова - пришлось юркнуть в находившееся по соседству помещение подсобки.
  Звук шагов расползся по вестибюлю настораживающим шорохом, когда вдруг кто-то шумно выдохнул в самое ухо:
  - Саша...
  В тот момент я во всех подробностях распробовала, что значит: душа ушла в пятки.
  - От меня не спрячешься, глупая...
  Боясь потерять сознание, я толкнулась в дверь, и тут же была впечатана в стену:
  - Нет, мой ангел - я только начал... Какого черта ты не ночевала дома?
  Очередная попытка освободиться ни к чему не привела.
  - Просто я... я сняла квартиру.
  - Да неужели?..
  - Мне больно!..
  - Так прекрати ломаться!..
  - Нет!.. Я не хочу...
  - А хотела? Да, Саша?..
  - Не надо, пожалуйста!.. Я не хочу-у...
  - Чертова недотрога, ты все это время мечтала о том, чтобы я залез тебе под юбку...
  - Перестаньте!
  - ...так в чем же дело?.. Вечером я тебя жду.
  Шибанув дверь, он вышел, оставив меня на полу в беззвучных корчах.
  
  Я тряслась под ледяной струей, однако охвативший тело и душу адский пожар никак не унимался. Набросив халат прямо так, не вытираясь, я медленно приблизилась к дверному проему комнаты.
  Уже, наверное, очень поздно... впрочем, вряд ли он лег спать.
  Я провела рукой по обоям - гладкие. Точно кожа.
  Капельки воды стекали по спине, по груди, по ногам, а в животе словно мячик пружинил: вверх-вниз, вверх-вниз...
  Я ощущала на языке его вкус; сглатывая слюни, хватала ртом воздух в какой-то пароксизмальной надежде дотянуться до его губ - он дразнил меня, играл со мной, издевался...
  Сдавив промежность ладонями, я в холодной испарине осела на пол; в голове неистово пульсировало, подавляя вообще все, одно желание...
  - Сжалься... Я сейчас с ума сойду...
  Голая, я на четвереньках подползла к рюкзаку - надо просто вызвать такси, он заплатит... Да где же этот гребаный телефон...
  Нечаянно уколовшись, я слизнула кровь с пальца и со злостью рванула молнию внутреннего кармана, откуда выпали ножницы.
  Секунды просветления было достаточно - сжав до хруста холодный металл обеими руками, я с жутким воплем воткнула ножницы в ногу, а потом еще раз, и еще...
  
  ... - Завьялова, да ты, никак, не в себе?
  Я отняла от лица руки.
  - Все нормально.
  Хмыкнув, Санина хлопнула дверью и зацокала дальше.
  Несмотря на то, что я туго забинтовала ногу, кровь продолжала сочиться. Кроме того, у меня поднялась температура.
  Уронив голову на руки, я тихо заплакала.
  Господи, как же я устала.
  - ...да вот она - сидит, никуда не выходит. Странная какая-то.
  - Спасибо, Верочка.
  Я подняла глаза - Санина, побледнев от своеобразной улыбки Шарова, спешно ретировалась.
  Ухмыльнувшись ей вслед, он неторопливо отодвинул стул и сел напротив меня.
  - Ну, лапа, как дела?
  Облизнув пересохшие губы, я сомкнула веки. Боль становилась невыносимой.
  - Ясно.
  Он обошел стол, развернул стул вместе со мной к себе и присел на корточки.
  - Н-да... Встать-то сможешь?
  Потерев скривившуюся было челюсть, я мотнула головой.
  - Потерпи немного. Ладно?
  Я прокусила палец до кости, дернувшись всем телом, когда он резким движением разорвал штанину пополам.
  
  Жжение сменилось покалыванием, а потом и лихорадить перестало. Теперь лишь безобразное бурое пятно на драных джинсах напоминало о вчерашнем безумии.
  Выпрямившись, Шаров вытер кровь с рук влажными салфетками, которые я ему подала.
  В дверях он обернулся со словами:
  - Да, кстати... Если он будет звонить - советую взять трубку.
  
  Асманов позвонил через два дня.
  - Алло.
  - Выйди на "Проспекте героев". Березовская, шестьдесят четыре. Кафе называется "Моно Лиза".
  - Да.
  Проглотив подступивший ком, я еще более остервенело принялась зачеркивать в словах бесплатного рекламного вестника слоги са, фа, ах и ад.
  - Столик у окна.
  Он отключился.
  
  - Здравствуй, Саша.
  Я отвернулась, не ответив: просто боялась разреветься.
  На улице через дорогу гонялся за собственным хвостом бездомный щенок.
  А я уже доигралась.
  Асманов чистил апельсин и молча наблюдал за мной.
  Наконец, я сдалась:
  - Почему я?.. Почему именно я должна была попасть в ваш распроклятый мир?!. Я ведь даже поняла, что сказал тот парень, а он вряд ли говорил по-русски!..
  Он усмехнулся, не спуская с меня глаз:
  - Понятливая какая... А за каким хреном тебя потащило в чрево Мигдаль Бавель - не поняла?
  Меня будто током прошило - Мигдаль Бавель - золотые символы с визитки...
  Я вскинулась, но он, живо подавшись корпусом вперед, опередил меня, накрыв мою ладонь своей:
  - Да, солнце, у меня были связаны с тобой кой-какие планы, а вот чего я никак не планировал, так это слетать с катушек от желания всадить тебе поглубже...
  Бросив мою руку, он упал на спинку стула.
  От его взгляда меня обдало сначала жаром, потом холодом, а потом мне показалось, что он велел мне избавиться от нижнего белья.
  Я в недоумении и страхе уставилась на него.
  - Повторяю: раздевайся - и к мужскому туалету. Если вдруг захочется прогуляться, учти: я найду тебя и выебу, не сходя с места.
  - Сжалься...
  - Не испытывай мое терпение. Мой ангел.
  Негнущимися пальцами я с грехом пополам стянула с себя трусы и, скомкав, сунула ему в руку.
  - А теперь пошла... Я сказал: шагом марш.
  
  Впихнув в кабинку, он одной рукой пригвоздил к стене оба моих запястья, хотя я даже и не думала сопротивляться; взял за подбородок и, слегка надавливая, провел по губам большим пальцем:
  - Что же ты, твою мать, со мной делаешь...
  Взвизгнула молния на брюках, и очень скоро я перестала соображать, кто я, где я и чем все это мне обернется...
  
  ... - Уверена, что не хочешь ко мне?
  - Да...
  Я возилась с ремнем безопасности, радуясь, что на несколько секунд могу сбросить маску и в отчаянии кусать губы.
  - Эй...
  Он повернул к себе мое лицо:
  - Жизнь всегда полна сложных выборов, не так ли?
  Я выдавила из себя улыбку, мучительно стараясь найти в его глазах хоть что-нибудь, кроме сытого удовлетворения.
  
  С тяжелым сердцем я поднялась на четвертый этаж и по длинному коридору дошла до обгрызенного шерстяного половичка.
  Чем дольше тикал старый будильник, тем крепче я обнимала, сидя на полу, свои колени; и тоска, брюзжа по-старушечьи, костлявыми пальцами плела косу из нитей растерзанной души.
  Сама виновата. Сама.
  
  Проснувшись в субботу, я почувствовала, что Асманов уже не позвонит.
  К исповеди я тоже, увы, не подготовилась, поэтому решила, по крайней мере, сходить на могилку отца Алексея: он был похоронен внутри ограды ныне бездействующей церкви, почти в центре города.
  Скрипнув ржавой калиткой, я обошла обветшалый храм.
  - Глеб?!.
  Забыв обо всем на свете, я обвила руками его шею, осыпая беспорядочными, торопливыми поцелуями его лицо, волосы, ладони...
  - Господи, Глеб... Я думала, что больше тебя не увижу...
  Он отстранил меня, равнодушно ответив:
  - Больше и не увидишь.
  Я медленно опустилась на низенькую скамеечку рядом с ним.
  - Зачем ты так со мной?
  Оторвав от лица руки, он рявкнул:
  - Как?.. Как ты себе представляешь наши отношения?
  Я зажала ладони коленками и, выждав секунду-другую, словно между прочим спросила:
  - Ты уедешь?
  - Да.
  Высоко в небе одиноко крикнула птица.
  - Возьми меня с собой.
  Всхлипнув, я сползла на землю, в безудержном порыве спрятав на груди его руки.
  - Мы что-нибудь придумаем, Глеб... обязательно придумаем...
  Он устало поднялся - исступленно целуя его руки, я потянулась следом:
  - Глеб... Глеб...
  - Прощай.
  Стряхнув меня, он легко перешагнул еле приметный холмик и скрылся за облезлой стеной заброшенной церкви.
  Я с трудом взобралась на лавочку - надо бы ее покрасить. А на могиле посадить цветочки - их ведь специально продают, такие красивенькие, голубенькие...
  Вонзившись зубами в переплетенные пальцы, я затряслась от рыданий.
   
  Глава вторая. УБЛЮДОК
  
  
  Я набрала в поисковике Мигдаль Бавель - на первой же странице на сайте Википедии черным по белому было написано: "Вавило́нская ба́шня (ивр. מגדל בבל‎ Мигда́ль Баве́ль) - башня, которой посвящено библейское предание..."
  Интересно... Когда же я перестала сомневаться в том, что моя "сонная лощина" не бред моего горячечного воображения?
  Едва касаясь, я провела пальцами по клавиатуре.
  Наверное, когда, запутавшись в мочалке, едва не искупала в ванне хозяина моей волшебной долины. Мячик в животе согласно подпрыгнул, и я... и я, обмякнув в кресле тряпичной куклой, медленно выдохнула.
  Я забыла причину, которая лишала меня права думать о нем. Потому что он не человек? Потому что он уехал? Потому что он демон из моего сна? Стоп: это я уже говорила...
  Крепко зажмурившись, я заставила себя прогнать грустные мысли и вызвавший их образ... образ... ах, да чего уж там: образ шейха из "Тысячи и одной ночи"...
  
  Я горько усмехнулась. Горечь была и в мыслях, и в сердце, постепенно вытравливая из него все остальное.
  Пнув с тупой злостью валявшуюся на пути сухую ветку, я, запнувшись, едва не упала. В ту же секунду какая-то струнка в моей душе лопнула, издав нежный мелодичный звук; сцепив пальцы в волосах, я улыбнулась и взглянула в затянутое вечерними сумерками небо:
  - А ведь это выход... И терять мне нечего...
  
  Знакомый ларек гостеприимно распахнул передо мной сто раз чиненую дверь, я купила водку (в первый раз, кстати), закуску и в отличном расположении духа отправилась домой. Что ж, господин Асманов, - ваше здоровье.
  
  Тяжело дыша и обливаясь потом, я взобралась на верхний уровень древней башни. Пожалуй, данный зиккурат даже стал внушать мне некоторое уважение...
  Хихикнув, я вдруг качнулась и чуть не свалилась в вожделенный колодец раньше времени - нет-нет, это на десерт, а главное блюдо...
  Я подняла глаза, и неоконченная мысль завязла в безобразно огромном теле паука - там, где находилось нечто, напоминающее органы зрения.
  Я видела в них свою комнату. Себя. Я видела, как из полуоткрытого рта выполз жирный черный таракан и, важно шевеля усиками, не спеша направился по щеке к уху.
  Завизжав, я с размаху хлопнула себя по лицу и проснулась.
  Комната кишела ими: на линолеуме, на обоях, на подоконнике... Голосовые связки болезненно твердели, но, исчерпав весь запас кислорода, я резко вдыхала, чтобы заорать снова...
  Одна из мерзких тварей взобралась на висевшую на гвозде цепь и стала нагло перебирать лапками к Распятию.
  Я сглотнула, заткнувшись: ну уж нет. Всему есть предел.
  Когда, кривясь от отвращения, я сорвала крест со стены, у меня уже не было выбора: напрочь забытая им, облепленная тараканами, я толкнула раму и вывалилась из окна.
  
  На фоне густой копны давно нечесаных волос медленно проступили черты молодого лица. Парень.
  - Привет!.. Ты помнишь меня?
  Меня прострелило.
  - М-м-м...
  То ли от холода, то ли от осознания того, что произошло, язык одеревенел и не ворочался.
  - Куда ты?...
  Шатаясь, я приблизилась к кромке воды; вздрогнув от пронизывающего ветра, не удержалась и упала, вспучив грязь коленками. Полная луна в черном небе очертила вокруг себя кольцо колодца.
  
  "Проснись, если сможешь, потому что дальше в мои планы входит превратить твой сон в кошмар..."
  
  Горло издало странный булькающий звук, но со второй попытки у меня все же получилось:
  - Чертов сукин сын!!.
  Он все рассчитал: никто там меня не спохватится...
  
  "Жизнь всегда полна сложных выборов, не так ли?"
  
  Разлепив глаза, я села. Тело ныло от жесткого ложа, а внутренности словно скрутило в бараний рог. Собрав все в кучу, я поняла, что очнулась от нестерпимого желания помочиться.
  Завернувшись в какое-то драное одеяло, которым меня, наверное, прикрыл тот парень, я тихонько выползла из-под навеса: сухие сучья трещали в костре совсем рядом, но, сколько я ни вглядывалась, так и не смогла увидеть ни дыма, ни огня; никого.
  Я нашла укромное местечко и присела, блаженно расслабившись. Неожиданно треск раздался прямо за мной - мохнатые паучьи лапы толщиной с мою руку мягко опустились на землю справа и слева от меня...
  
  Я не споткнулась бы и не полетела вверх тормашками, если бы не спущенные трусы. С трудом приподняв голову, я скорее ощутила, чем высмотрела, что монстр, плотоядно оскалившись, готовиться приступить к трапезе.
  
  "Я ангел... я чиста!"... "Да ты что? А я и не заметил..."
  
  Истошный вопль - смесь боли и возмущенного негодования - всколыхнул ночную чащу; в овраге появился еще кто-то - мгновение, и в ушах зазвенела тишина.
  Неслышная поступь его шагов научила меня ждать его появления всегда. Не отдавая себе отчета, я облизнулась и хрипло позвала:
  - Глеб?..
  Он стоял сзади. Я догадалась об этом по легкому морозцу, прогулявшемуся по позвоночнику, - только сил обернуться не было. Я ждала, когда он до меня дотронется, и это ожидание становилось невыносимее с каждой секундой.
  - Зачем ты это сделала?
  Бесцветный голос - он прекрасно знал, зачем, но все равно спросил.
  - Ты... - я взглянула на небо, наблюдая за тем, как луна подернулась рябью и раздвоилась, - разве... ты не рад? Разве не этого ты хотел?
  Пауза.
  - А ты?
  - Да! - растопырив пальцы, я попыталась отодвинуть уплотнившийся до прозрачной ваты воздух. - Да, хотела! И чтобы трахнул - хотела! Но, Глеб... Для чего понадобилось смеяться надо мной, внушать, что я тебе небезразлична?.. Я влюбилась бы в тебя и так, просто потому, что ты обратил на меня внимание...
  - Ага: то есть ты по любому нажралась бы до поросячьего визга - прям от сердца отлегло... А знаешь ли ты, моя влюбленная дурочка, что место охотника, которого я убил, вскоре займет другой, более опытный? Его я, разумеется, тоже убью - если успею. Логика ясна?.. Иди на берег, а то пацан тебя обыскался.
  Задев меня краем плаща, он, не оглядываясь, направился туда, где уже должно было разлагаться тело паука.
  - Глеб!!.
  Он даже не остановился.
  В мыслях бешеным волчком закрутилась странная надежда: плюнув на все, я рванула за ним, обогнала и преградила путь.
  Асманов тяжело поднял на меня глаза, словно один мой вид причинял ему страдания.
  - Уйди, Саша. Я не шучу.
  - Глеб... - Я робко улыбнулась. - Мне кажется...
  - Уйди.
  - Я верю, что ты...
  В мгновение ока его лицо вытянулось в уродливую звериную морду с ощеренной пастью; вырвавшийся из нее вместе со зловонием оглушительный рык отбросил меня далеко в сторону.
  Легко преодолев разделявшее нас расстояние одним прыжком, безобразно огромный белый волк склонился надо мной, впрыскивая в душу парализующий страх ядовитым синим огнем, который изредка перекрывали лысые морщинистые веки:
  "И теперь веришь?.. Это хорошо. Вера, мой ангел, страшная сила".
  Дрожа от возбуждения, он опустил морду ниже, задрал носом футболку и с утробным урчанием лизнул левую грудь. Я смотрела на удлиняющуюся ниточку слюны из волчьей пасти и чувствовала, как глаза вылезают из орбит.
  Внезапно что-то во мне насторожило зверя: вздыбив загривок, он с силой тряхнул неестественно большой головой, словно сгоняя бредовый сон, и отскочил.
  Люминесцентный взгляд отозвался в мозгу шипением электрического разряда:
  "Беги. Обернешься - пеняй на себя".
  
  Подвернув ногу, я на полной скорости спикировала в объятия парня с каштановой гривой, и мы кубарем скатились на рыжую полоску пляжа.
  - С тобой все в порядке? От кого ты так неслась?
  - Чудовище... Он чудовище...
  Голова непроизвольно запрокинулась, когда парень встряхнул меня за плечи, и тут предрассветное небо, будто когтями, разодрал волчий вой. Вой, захлебывающийся смертельной тоской и одиночеством.
  Вспомнив, как набряк сосок от прикосновения горячего шершавого языка, я заткнула уши и, вырвавшись, с разбегу бросилась в темную воду, тут же поскользнувшись на илистом дне.
  Плавать я не умела.
  
  Повернувшись на бок, я пришла в себя от собственного стона.
  Оси телеги подо мной уныло скрипели.
  Подтянув колени к подбородку, я обхватила их руками и принялась считать кочки, на каждой из которых повозка угрожающе всхлипывала.
  Раз - мне не выбраться отсюда.
  Два - мне не выбраться отсюда.
  Три - мне не выбраться отсюда...
  
  Я давно сбилась со счета, однако надоедливый механизм щелкал и щелкал, насильно втискивая в мозг целые нагромождения цифр. Вдруг все стихло - облегченно выдохнув, я потянулась, ощущая приятную свежесть постели и прохладу залетавшего в окно ветерка. Наверное, уже часов десять утра. Надеюсь, утра субботы.
  Я выпростала руку в поисках мобильника и сморщилась: под окном какой-то мальчишка опять завертел трещоткой.
  Скинув одеяло, я села в кровати и застыла: почему я голая и откуда в моей квартире кровать? Я ведь сняла ее без мебели...
  Тук-тук-тук.
  От неожиданности меня подбросило, но к тому моменту, как дверь открылась, я все-таки успела обернуться одеялом.
  - Разбудил?
  - Н-нет...
  Приятной внешности нестарый мужчина обошел массивный каркас и, придвинув ногой табурет, сел напротив.
  - Ну? Вчерашний день помнишь?
  А какой вчера был день?..
  - Позавчерашний?
  Я напряглась. Напрасно - горячий укол паники уже подействовал.
  - Давай: все, что помнишь. Не стесняйся.
  С той стороны на стекло села муха.
  Во рту пересохло, но я выговорила:
  - Паука... охотника...
  - Помнишь охотника?.. Очень интересно.
  Не выдержав его пристальный взгляд, я закрыла глаза, заставляя себя дышать ровно.
  Какое там: гудящий в голове улей в момент овладел телом, пронзив его изнутри сотней тысяч невидимых жал. Сцепив зубы на одеяле, я еще крепче зажмурилась.
  - Так, девочка... Слушай меня внимательно. - Вынув пачку "Мальборо", мужчина отвернулся от света и закурил. Мне показалось, что за завесой табачного дыма на его спокойном лице мелькнула жалость. - Вещь, которая лежит у тебя под подушкой, лучше не демонстрировать. А еще лучше, - он выкинул в окно обуглившуюся спичку, - вообще избавиться от нее.
  Вытянув за цепочку крест о. Алексея, я сначала обрадовалась, а потом до меня дошел смысл его слов.
  - Угораздило же тебя взять его с собой.
  В мозгу чиркнула молния:
  - Так вот чего он испугался...
  Зажав сигарету между пальцами, добрый господин одарил меня взглядом, каким обычно награждают дебилов:
  - Кто?
  Я шепнула больше по инерции:
  - Глеб.
  Дверь скрипнула: в образовавшейся щели, как поганка на пеньке, появилась прыщавая голова служанки:
  - Там одёжу нашли, князь, - любопытно вращая глазами, она, наконец, обнаружила меня и громко икнула, - чё, брать, что ли? Или, можа, обождать?..
  
  "Одёжа" являла собой неопределенного цвета и запаха мешковатое платье с глухим воротом, которое и на мне, и на вешалке сидело идентично. Кое-как подвязавшись прилагавшейся к платью веревкой, чтобы не наступать на подол во время ходьбы, я в сотый раз посетовала на судьбу, лишившую меня нормальной жизни: от нижнего белья до сотовой связи.
  
  Вонь от дешевого табака едва не сшибла с ног, стоило мне спуститься в общую залу: что-то вроде бара. Глаза ужасно щипало, но князь ждал меня и за плечи вывел на свежий воздух.
  Сняв с себя плащ, он накинул его на меня и обратился к подошедшему парню - моему горе-спасателю:
  - Ни на шаг от нее не отходи, пока идут сборы.
  - Уже? Ты же недавно приехал?
  - Отряд поведет Семиус. Со мной останется лишь несколько человек.
  - А... понятно.
  Проводив князя взглядом, мы уставились друг на друга.
  - Я - Воля. Помнишь?
  - Нет, - я поежилась от необъяснимого чувства дискомфорта. - А должна?
  Смущенно коснувшись носа большим пальцем, он просветил:
  - Вчера утром, когда мы приехали, ты до смерти напугала... эту... тетку, которая тут по хозяйству, - хозяйку, во. Бредила и все твердила: "он волк, он чудовище"... Ну, она, естественно, докумекала, что это за чудовище. Короче, хозяйка заперлась в своей комнате, и мыть тебя пришлось мне.
  Чудно.
  Я приказала себе посмотреть на него и выговорила:
  - Саша.
  - Ну да. Есть хочешь?
  
  - А я решила, что это служанка к нам заглянула.
  - Нет.
  Воля рассеянно швырнул обратно в огонь с треском выскочившую оттуда горящую головешку.
  - На Пограничных Землях трактиры сами по себе редкость - никто, кроме волостцев, в них почти не бывает. Тем более, здесь - так близко от Дивого леса. Местные не рискнут.
  - А волостцы - не местные?
  Он покосился на меня, тихо ответив:
  - Нет. Как и ты.
  Я медленно кивнула, снова и снова поражаясь тому, насколько сильно отряд волостцев в сотне метрах от нас походил на слетевшуюся на падаль стаю воронья.
  Один из "воронов" оглушительно свистнул, обратившись в нашу сторону; Воля неуверенно указал на себя - ему призывно помахали.
  - Я счас!
  - Угу... Ну, ничего себе скорость...
  Я вздрогнула: на мое бревно бесцеремонно приземлился пропахший потом и гарью здоровенный тип: смесь охотничьего костюма и военной формы, сапоги из грубо выделанной кожи и ремень на костяшках пальцев с двумя далеко расположенными друг от друга металлическими то ли когтями, то ли клыками.
  - Как оно - на Воле?
  - Ч-что?
  Зубочистка переместилась из одного уголка его рта в другой.
  - Воля? Причем тут Воля?
  Он цыкнул, медленно отвернувшись:
  - Тяжело.
  - А... - я неожиданно покраснела, вызвав очередную ухмылку. И, спохватившись, вскочила. Естественно, наступив на свой длиннющий подол.
  - Наскучит юродствовать, спросишь у Тэтки ключ от комнаты Семиуса. Только, смотри, на Энея не нарвись - уж больно горячий мальчик.
  Поднявшись с огромным трудом, вся перепачканная в саже, я чуть ли не зарычала:
  - Не надо прикидываться, будто вам все обо мне известно! До того, как начался... этот кошмар, я любила и жалела ваш мир; я гуляла по таким закоулкам Дивого леса, о которых вы даже не подозреваете! И, в отличие от вас, я оказалась здесь по собственному желанию!
  К моменту окончания моей тирады мощный торс волостца полностью заслонил от меня пламя костра. Не выпуская соломинки, рельефные губы почти сомкнулись в удовлетворительной улыбке.
  - Ух ты. Значит, я на твой счет не ошибся...
  
  - Я велел не отходить от нее ни на шаг!
  Воля ловко увернулся, и табурет разбился вдребезги о дверной косяк.
  - Ну, ведь ничего же не случилось!
  - Не случилось?!
  Князь не на шутку вышел из себя, и это меня все больше пугало.
  - Эта паскуда, - он проткнул воздух указательным пальцем в направлении удалявшегося отряда волостцев, - знает теперь то, чего не должен. Он ведет свою игру за моей спиной, и я не решил пока, что за роль в этом деле он отвел для тебя.
  - Отец!
  На глазах у парня выступили слезы; я не выдержала:
  - Послушайте! - Нужно было срочно отвлечь его внимание от Воли. - Он еще упомянул какого-то Энея и велел мне взять ключ от комнаты...
  - Эней - это его пес...
  - ... у Тэтки... А... понятно.
  Новая волна раздражения внезапно накрыла князя:
  - Что тебе понятно?.. Погоди-ка...
  Воля попытался было вставить слово, но его отец, резко вскинув руку, жестом приказал ему заткнуться.
  - Тэтка?..
  
  Если бы я заранее знала, чем обернется мое признание для несчастной хозяйки постоялого двора!.. Когда ее, окровавленную, без сознания мешком свалили на ее койку, я вдруг подумала, что совсем не такой я представляла себе жизнь в волшебной долине...
  "Проклят путь сафа ахад..."
  Тот, кто оставил на зеркале это послание, знал меня не меньше Асманова. А что еще хуже - ненавидел меня. Люто. И появление паука-охотника прямое тому доказательство.
  Единственный вопрос, который не давал мне покоя, состоял всего из двух слов: за что?
  
  Ночью я не могла уснуть от нескончаемых причитаний и жалобных стонов очнувшейся Тэтки, а на рассвете князь без стука зашел в мою комнату и знаком пригласил меня следовать за собой.
  Возле огромного нечищеного очага мы остановились.
  Внимательно следя за его рукой, я слышала, как он говорил:
  - Дрова... Посуда... Вода... Погреб. Хозяйничай. Завтракают здесь рано.
  Слышать-то я слышала, но осознание того, что же на меня навалилось, пришло гораздо позже, спустя где-то пару часов: я сидела, не чуя рук, с ноющей поясницей у не растопленной до сих пор печи. Все, что мне удалось, - это выгрести золу и слегка привести в порядок кухню.
  Представив, что будет ко времени завтрака, я уронила лицо на ладони и расплакалась.
  Прости меня, Тэтка. Прости Христа ради.
  - Эй...
  Меня словно подбросило. Рванув за ручку первую попавшуюся кастрюлю, я с оглушительным грохотом обрушила на пол весь ряд.
  - Оставь.
  Я выпрямилась. Хорошо хоть, что в этом платье не заметно, как коленки трясутся.
  Воля слегка подтолкнул меня к выходу:
  - Иди. Отец тебе скомандовал выйти в зал. Срочно.
  О боже.
  За длинным дощатым столом сидел Глеб.
  В черной кожаной куртке и байкерских перчатках с обрезанными пальцами.
  В ушах снова гудело, а ноги, как после крепкого алкоголя, налились свинцом: я приросла к месту и, страшась подумать о чем-нибудь недозволенном, принялась считать клепки на его косухе.
  - Здравствуй, Саша, - он взглядом указал на место рядом с собой, - присядь.
  Я опустилась на скамью в позе первоклассницы в полуметре от него.
  Золотая печатка, которой он постукивал по дереву, идеально приклеила к себе мое внимание, и я даже позволила себе выдохнуть.
  - Как ты?
  Я ответила искренне:
  - Нормально.
  - Нормально... - он жутко улыбнулся; хотя его взгляд продолжал скользить по моему лицу, я чувствовала, что улыбка эта адресована не мне. - Твое "нормально" на нормальном языке значит: "спасибо, еще не сдохла"... Да, Вадим?
  Будто кнутом щелкнул.
  Я испуганно обернулась - лицо князя по-стариковски осунулось... Господи, да что же это: сначала Тэтка, теперь вот...
  - Глеб... что происходит?
  - Ничего. Просто рабочий момент... Дождись меня в комнате.
  Поднявшись, я неуверенно обратилась к Вадиму:
  - Простите меня... я...
  Но князь лишь покачал головой, отмахнувшись от меня, как от назойливой мухи.
  
  На постели лежал мой рюкзак с вещами.
  Подумать только: от теплого свитера до прокладок... Я и сама не собралась бы лучше.
  Приведя себя в порядок, я тихонько подошла к двери и приоткрыла ее - тишина.
  Что ж, ладно. Подожду в комнате.
  Я присела на краешек кровати, хрустнув переплетенными пальцами. У меня что, крыша поехала? Или настала моя очередь слетать с катушек?
  Я и не подозревала, что так по нему соскучилась...
  Перетащив рюкзак на колени, я почувствовала, как запах его туалетной воды приятно щекочет ноздри.
  О, Глеб...
  Ты изменишься, я верю. Все будет хорошо...
  - ...мои действия не обсуждаются, Вадим. Пора кончать с этой профанацией.
  Что?!
  Я выбежала на балкончик: Асманов, предупредительно избежав прощального рукопожатия князя, оседлал... э-э... вроде бы мотоцикл.
  Не важно.
  - Глеб!.. Ты же хотел подняться!
  Он опустил зеркальное забрало шлема и повернул голову в мою сторону:
  - Я передумал.
  
  Меня игнорировали. Весь день. И с кухни выпроводили - Воля один там гремел. Каждый раз, когда шум внизу становился апокалипсическим, протяжные стоны Тэтки за стеной резко обрывались, чтобы позволить хозяйке взгромоздить на голову бедолаги целые кварталы отборного мата.
  Очередной такой порцией ругательств я воспользовалась, чтобы достаточно приоткрыть жутко скрипучую входную дверь и прошмыгнуть на улицу (сначала, правда, пришлось дождаться похрапывания стража за дверью моей комнаты).
  
  Князя я заметила практически сразу, однако, когда я, еле дыша, взобралась на пригорок, его и след простыл. Вертясь на холме, как волчок, я обнаружила Вадима уже внизу в окружении небольшой группы волостцев, и...
  Чернота.
  
  Ноеме снилось, что ноги ее ступают по зеленому ковру садов Эдема. Нежный ветерок, лаская, украдкой целовал ее длинные бархатные ресницы, которыми она стыдливо прикрывала глаза под взорами своего старшего брата: так легче было прятать снисходительную улыбку.
  Совсем недавно ее коллекция статуэток из обожженной глины неожиданно пополнилась чудным украшением...
  
  - Эй, подруга...
  Я очнулась. Состояние было такое, словно меня выкрутили, отжали, а потом встряхнули.
  - ...неудачное ты место выбрала для отдыха... Князь! Здесь она. Живая.
  
  Вечером, сидя за столом в общей зале, я ковырялась в тарелке, в сотый раз проклиная свой дурацкий обморок. Возможно, я сумела бы убедить князя поговорить со мной, но теперь я и подойти-то к нему боялась.
  Ясен пень, он не даст мне ключ от комнаты Семиуса, а мне страсть как приспичило в нее попасть: что, если этот здоровенный тип догадывается, зачем Асманов пригласил меня в "чрево Мигдаль Бавель"?
  Если бы еще знать, какую именно комнату занимал Семиус.
  - Князь!..
  "Ворон", ввалившийся в холл, направился прямиком туда, где ужинали Вадим с Волей.
  - Князь, Малюта пропал. Вот...
  Он тряхнул мешком, и обглоданная человеческая кисть едва не угодила в блюдо с хлебом.
  В глазах почернело, но, пересилив себя, я услышала, как Вадим тихим голосом произнес:
  - Со стола убери, дурень.
  
  - Воля?
  Улучив момент, я прошмыгнула-таки мимо князя на кухню, где его сын в гордом одиночестве чистил на завтра картошку.
  - Иди отсюда.
  Устало, но беззлобно.
  Перевернув пустое ведро вверх дном, я устроилась поудобней и взяла свободный нож.
  - Помоги мне, пожалуйста.
  Он наморщил лоб:
  - В смысле?
  - Ты в курсе, что за комнату имел в виду Семиус?
  - Ха!
  Шмыгнув, он почесал нос о закатанный рукав и продолжил, как ни в чем не бывало, свое занятие, но вдруг опустил нож и серьезно ответил:
  - Забудь. Отец с меня три шкуры спустит.
  Я замолчала. Тупо наблюдая, как он нашел в мешке с картошкой яблоко, побултыхал его в грязной воде и оттяпал сразу половину.
  - Ты прав. Пожалуй, я пойду...
  - Эй...
  - А?
  - Я, правда, не могу.
  Тогда я решила все ему рассказать - ну, кроме некоторых подробностей. В заключение я сняла с шеи крест о. Алексея и вложила ему в руки.
  - Кто это?
  - Христос. Спаситель.
  - Спаситель?
  - Мессия, которого все ждали. Сын Божий.
  - Как, говоришь, его звали?
  - Зовут. Иисус Христос.
  - На.
  Раздавленная его реакцией, я без слов спрятала Распятие под одеждой.
  - Странный обычай - носить на груди изображение мертвого бога.
  - Он воскрес!
  - Тем более.
  С горем пополам оправившись от напросившихся неутешительных выводов, я прошептала:
  - Так ты мне поможешь?
  - Спокойной ночи.
  Не целясь, он швырнул огрызок в распахнутое настежь окно.
  
  Окно.
  Спустя два часа я смотрела в него на деревья, не потерявшие своего дивного спокойствия и в призрачном лунном свете - наоборот.
  Однако вовсе не поэтическое настроение приневолило меня - можно сказать - с риском для жизни спуститься в безлюдную кухню и вцепиться в раму единственного в доме окна, выходящего в яблоневый сад.
  Я до смерти хотела яблок! И ничего не могла с этим поделать.
  Прикончив уже пятый изумительно сочный плод, я с тихим ужасом ощутила, как по спине пробежал знакомый холодок. Яблоко, неожиданно потяжелев, выпало из рук, но я все-таки обернулась...
  - Воля?.. что... ты тут делаешь?
  - Да вот, прогуляться решил перед сном... Составишь компанию?
  Проглотив вместе с его сарказмом застрявший в горле кусок, я прошептала:
  - О... ты передумал?!
  В этот момент я взглянула наверх - туда, где чернело окно моей спальни...
  - Эй... Эй! Саша... Ты чего? Покойника, что ли, увидала?
  Я перевела дыхание:
  - Может быть.
  - Пошли отсюда.
  
  Ровно в полночь ключ осторожно повернулся в замке, и мы гуськом пробрались в темную комнату. Плотно закрыв дверь, Воля запалил фитиль: мое внимание сразу же поглотил огромный кованый сундук.
  - Подержи-ка.
  Протянув мне свечу, он подцепил массивную крышку - та поддалась. Одна я ее и приподнять-то бы не сумела.
  Свеча была тут же втиснута во врезанный в стену подсвечник-бра, а я нырнула в ларь: матовый металлический блеск на дне, оказывается, принадлежал тяжелому переплету какой-то старинной книги. Водрузив фолиант на стол, я напрягла зрение и прочитала: "CLAVICULA SALOMONIS".
  - Что это?
  Я растерянно пожала плечами:
  - Пока не знаю.
  Сбросив миниатюрные щеколды, я раскрыла книгу - к полу с шуршанием примагнитился небольшой, но твердый листок - фотография. Черно-белая. Снимок с изображением перстня - вероятно, мужского - с печатью в форме пятиконечной звезды.
  Где-то я уже видела такое кольцо, причем совсем недавно...
  - Ты чего?
  - У Глеба... У Глеба на мизинце...
  - Стой... Да постой ты!
  - Что?
  Рука с фотографией застыла на полпути к рюкзаку.
  - Что вас связывает: тебя и Хорса?..
  Рассудив, я спрятала улику во внутреннем кармане куртки.
  - Я это и пытаюсь выяснить.
  В коридоре скрипнула половица.
  Почти одновременно Воля накрыл пламя колпаком, окутав нас кромешной тьмой.
  - Если...
  - Т-ш-ш!
  Спустя целую вечность, уместившуюся в десяти минутах, мой сообщник прокрался к двери - теперь уже в качестве разведчика.
  Из мрака донесся его приглушенный голос:
  - Надо сваливать.
  Убрав талмуд на место, мы в четыре руки опустили крышку сундука и материализовались на лестничной площадке.
  Воля запер комнату, аккуратно вынул ключ, нашарил маленький тайничок над дверью и внезапно застыл.
  - Что?.. Что случилось?
  Он сделал непроизвольное глотательное движение, потом медленно опустил руку.
  - Здесь кто-то был. Вместе с нами.
  Словно в подтверждение по ступенькам этажом ниже покатилось что-то кругленькое, брякнулось, задрожало с возрастающей вибрацией и затихло.
  Я поняла, что прильнула к парню всем телом, когда в ухе раздался его шепот:
  - Надо спуститься и посмотреть, что там звякнуло. Хотя я догадываюсь.
  Не отставая от него ни на шаг, я сосредоточилась на управлении своими ногами, заклиная их не запнуться обо что-нибудь ненароком.
  Неожиданно мой проводник исчез - подавив панику, я рассудила, что он, скорее всего, просто присел.
  - Точно. Монета. Та самая.
  Я запоздало переспросила:
  - Монета?..
  - Малюта постоянно ее в пальцах вертел... Да, я уверен, это его монета.
  Рядом с этим именем в памяти зависла картинка изуродованной, в запекшейся крови, руки.
  - В какой руке он ее вертел? В правой или в левой?
  Его молчание подсказало мне, что я угадала: в левой. Из мешка на стол вывалилась левая кисть.
  Тишину нарушила я:
  - Я тут не останусь.
  - Рюкзак твой где?
  - О... блин... я его наверху оставила, у двери...
  Парень покорно вздохнул:
  - Сейчас принесу.
  
  Подсадив меня, Воля тоже вспрыгнул на лошадь, выразившую недовольным ржанием свой протест по поводу двойной ноши, и, никем не остановленные, мы глубокой ночью двинулись вдоль кромки Дивого леса, постепенно отдаляясь от него все больше и больше.
  - Что будет, когда нас хватятся?
  - Ничего не будет.
  Обернувшись, я удивилась невозмутимому выражению его лица.
  - Ты... - глаза сузились в щелочки, - ты... какая же ты свинья...
  - Ну и о чем ты сейчас?
  Я уловила угрожающие нотки в его голосе, но меня уже понесло:
  - Я доверилась тебе, я...
  Я больно прикусила язык, когда лошадь, дико заржав, резко встала на дыбы: не удержавшись, я вывалилась из седла с застрявшим в горле окончанием фразы.
  Падение показалось мне подозрительно долгим, да и звук копыт, которыми нервно перебирало животное, гулко расходился где-то над головой.
  - Воля?..
  Страх неумолимо спаивал внутренности в безобразный шарик. Меня замутило.
  - Воля! Не бросай меня здесь!.. Ты меня слышишь?
  Глупый вопрос - челюсть свело судорогой, я сама с трудом разобрала то, что сказала.
  
  Очень скоро чудовищно омерзительный запах ударом под дых абсолютно лишил меня всякой ориентации; все, что я воспринимала из окружающего мира, - это невыносимое зловоние и светящуюся слизь повсюду. Последнее, что я помню, - как ползала по потолку жуткой норы. Да, я была уверена, что именно по потолку, словно таракан...
  
  Он был рядом.
  Он был рядом - я это чувствовала... Нет, не его присутствие - его самого, и это было... как бы сказать...
  О, Господи, это было страшно.
  Я видела его фигуру в черном одеянии: слегка ссутулившись, он сидел на поваленном давно пронесшимся ураганом мощном стволе дерева. Темные вьющиеся волосы рвал колючий ветер, брови практически свела вместе глубокая борозда на переносице, взгляд был устремлен в землю.
  Тем не менее, его глаза неотступно следили за мной, за каждым моим вздохом - налитые прозрачным белым огнем, они с варварским цинизмом рылись в моей душе, унижая так, как еще никто и никогда раньше.
  Я взмолилась:
  - Скажи, что ты ищешь?.. Скажи - я сама отдам тебе...
  Белый пульсирующий туман, пожравший ночное небо, неожиданно вспорола голубоватая молния, забрызгав меня бликами призрачного света; безостановочно делясь, они точно бельмами заслонили от меня нечто чрезвычайно важное, нечто такое, что до этого момента я трепетно хранила в своем сердце...
  
  ...Я сосчитала исполинские во всех отношениях колонны: их было двадцать четыре, и каждая носила имя. Немного ниже названия на колонне в определенный день и час загоралась одна из семи надписей; если я правильно поняла, это были мужские имена: Рафаэль, Сашиэль, Анаэль, Кассаэль, Михаэль, Габриэль, Замаэль. В разной последовательности они неизменно повторялись на всех колоннах, высеченные в камне нечеловеческой рукой и наполненные драгоценными минералами.
  Лежа на испещренном царапинами и трещинами полу, я представляла себя в центре гигантского циферблата, где первые двенадцать колонн - внутренний круг - обозначали дневные часы, а вторые - внешний круг - ночные.
  Я лежала и гадала, на сколько сот метров от земли находится свод, поддерживаемый этими колоннами, и есть ли он вообще...
  Я гадала, чем закончится для меня череда пыток, которые организовал для меня псих, считавший себя Хорсом - Властелином Долины Ирий, с содроганием вспоминая его первое посещение...
  
  ... - Встань!
  Вздрогнув, я с усилием разлепила глаза и, шатаясь, поднялась на ноги. Мужчина приблизился; больно сдавил мне плечо, заставив опуститься на колени.
  Вздернув подбородок, он стал пытливо всматриваться в мое лицо - именно тогда на одной из колонн внешнего круга вспыхнула надпись Анаэль, озарив его лицо бледным лучом света, и я, будто парализованная, застыла, не смея отвести взгляд от его ярко-голубых, как весеннее небо, глаз.
  Смутное воспоминание шевельнулось в сердце, причинив нестерпимую боль, и он, неохотно убрав руку, отступил во мрак.
  - Охотник в Долине. Тварь затаилась и ждет удобного случая, чтобы свернуть тебе шею.
  Он усмехнулся и продолжил:
  - Порой меня одолевают мысли о том, что сам бы я это сделал быстрей и изящней... Шутка.
  Юмора я не уловила, но, на всякий случай, улыбнулась.
  Выйдя в центр круга, мужчина произнес вполголоса какое-то слово, вызвав бесшумное появление из пола пятиконечной каменной столешницы. На ее поверхности тускло блеснула чаша.
  Запрокинув голову, он в театральном жесте раскинул руки:
  - Прости, отец! - зверская улыбка, - но ты меня достал.
  А потом на его ладонь неожиданно легло широкое лезвие кинжала.
  Покрывшись испариной, я словно на своей коже чувствовала предательски прохладный лист остро заточенной стали. Конвульсивно дернувшись, когда он сжал кулак у самого основания рукояти, я так и окоченела в неудобной позе, завороженно наблюдая, как его ладонь, истекая кровью, медленно скользит по лезвию вверх - наполняя потир:
  - Это сделает тебя недосягаемой для охотника.
  - Ч-что?.. Я что, должна это выпить?
  Обернув раненую руку куском плотной ткани, он вместе с чашей направился в мою сторону.
  - Ну - либо ты это выпьешь, либо я сам волью это тебе в рот.
  Я заплакала, отползая от него к краю циферблата:
  - Не надо, пожалуйста, меня все равно стошнит...
  Потир со страшным содержимым ненадолго повис в воздухе: слишком скоро маньяк вынудил меня прекратить борьбу, прижав мои ноги к полу коленом, а локти скрутив над головой. Свободной рукой он разжал мне челюсти, а тот, кто невидимо прислуживал ему, слегка накренил сосуд. Уже на грани потери сознания я сделала два больших глотка.
  
  Процедура, кроме самого ритуала, повторилась примерно восемьдесят часов назад в пятый раз. За все это время я не пила и не ела ничего, кроме... нет, не нужно о еде. Впрочем, мне ничего и не хотелось.
  Я лежала без движения четвертые сутки подряд, глубоко наплевав на то, что хожу под себя. Моего тюремщика не было довольно долго, и я тешила себя мыслью, что он больше не придет.
  Задержав дыхание, чтобы не задохнуться от собственной вони, я согнула ноги в коленях и подтянула их к себе.
  Отлично - стало намного лучше. Теперь можно и поспать.
  
  Шорох тяжелого плаща спросонья показался мне громовыми раскатами. Приподнявшись на руках под бешеные удары сердца, я, дико вращая головой, напряженно вглядывалась во тьму. Со стоном убедившись, что он действительно вернулся, я упала обратно, и вдруг, расслабившись, обмочилась.
  Между тем он склонился надо мной и раздавил что-то большим пальцам на моих губах - ягода. Черная смородина.
  Рот скривился в мгновение ока:
  - Отпустите меня...
  - Ти-ише... - он раздавил еще ягоду, и когда я робко попыталась слизнуть вытекший из нее сок, его большой палец оказался у меня во рту, чтобы не спеша прогуляться по нижнему ряду зубов. Давясь слюной, я боялась сомкнуть челюсти, и его, похоже, это забавляло.
  - Я отпущу тебя, но обещай мне быть хорошей девочкой и не копаться в себе - просто жить и радоваться.
  Я закивала с таким усердием, что онемела шея.
  
  ... - Саша!
  Я присела от неожиданности.
  Саша.
  Парень с взъерошенными каштановыми волосами, налетев, крепко сжал меня в объятиях, однако тут же отпрянул:
  - О-о-о... Ну, и разит от тебя...
  Я шепотом попросила прощения: ответом мне было неопределенное: "По херу...".
  
  Пока Воля, обнаженный по пояс и в закатанных до коленей штанах, топил стоявшую особняком от остального двора баню и таскал воду, я вдоволь налюбовалась на молодое крепкое мужское тело, смутно припоминая, что по веским причинам воздерживалась от этого раньше.
  Плевать - данное под залог свободы обещание меньше всего располагало меня к скромности.
  - ...Если честно, я уже отчаялся тебя найти. Нору чистильщика (я сглотнула), куда ты свалилась, я излазил вдоль и поперек, но тебя и след простыл.
  Он выразительно взглянул на меня, справедливо ожидая ответа на поставленный между строк вопрос.
  - Представляешь, я ничего не помню. Я даже имя свое забыла. Я не знаю, что со мной произошло.
  Смахнув с бровей капельки пота, парень, поднявшись со ступенек, искренне улыбнулся:
  - Я рад, что нашел тебя.
  - Подожди... так это правда?
  Он пожал плечами:
  - Правда.
  - Нет, нет, я имею в виду - это Долина Ирий?
  - Ну да. А что?
  - Так... ничего.
  Хорошего.
  
  Деревенская привычка рано ложиться спать избавила меня от необходимости знакомства с хозяевами дома в тот же вечер.
  Отмокнув в бане, я переоделась в чистое белье из старого мешковатого рюкзака, который принес Воля, и часов около десяти вечера он проводил меня в маленькую спаленку с окном, выходившим в цветущий палисадник.
  - Моя дверь напротив. Если понадоблюсь.
  Я кивнула.
  
  ... На колонне внешнего круга высветилось Замаэль.
  Вскрикнув, я села в постели с вытаращенными глазами - за оконцем пел сверчок, особенный запах деревянного дома успокаивающе окутал ноздри, и я, наконец, выдохнула.
  На носочках выбравшись в узкий коридор, я так же тихо пробралась в комнату Воли и позвала его.
  - Саша? Что случилось?
  Он спрыгнул с кровати подозрительно быстро для только что спавшего человека - замечательно, значит, я его не разбудила.
  - Мне страшно... быть одной. Ты не против?
  Нет, он был не против - в общем, как и я, когда его губы в темноте отыскали мои.
  
  Задрав голову, я всматривалась в небо через сложный узор на занавесках и вот уже битых два часа не могла решить: я предала или меня предали?
  - Саша?
  - А?
  - Ты плачешь?
  Развернувшись, я уткнулась в его плечо. Необъяснимая мука, сравнимая лишь со смертью близкого человека, терзала душу: не видя другого выхода, я разрыдалась.
  Воля, резко сев, привлек меня к себе, начав ласкать и утешая, словно маленького ребенка:
  - Успокойся, малыш, все будет хорошо, я тебе обещаю... только не плачь...
  В эту самую секунду в спальню вихрем ворвался долговязый блондин, еще помятый со сна, однако орал так, что уши закладывало:
  - Поверить не могу - ты дрыхнешь!
  Заметил нас, вцепившихся друг в друга, и мягко осел на кстати подвернувшийся стул с хриплым: "Йоп...". Потом, опомнившись, рванул вон из комнаты, но, похоже, привычка и врожденная бестактность одолели-таки: плюхнувшись обратно на стул, непрошеный гость в раздумье почесал подбородок и с грустью констатировал:
  - Бл-лин... Я сегодня хотел смыться после девяти, а матери бы сказал, что пошел с тобой... Теперь не выйдет.
  - Дурак, - буркнула я под нос, не сдержавшись, и сейчас же поймала укоризненный взгляд Воли.
  
  Хорт - так звали блондина - улизнул из дома, громогласно сообщив о быстром приближении к дому отряда конных всадников. Перепуганные хозяева, наскоро собрав на стол, вышли ждать на крыльцо, а мы с Волей по краю дороги двинулись им навстречу.
  - Отец...
  Узнав в одном из наездников родного человека, парень ускорил шаг, оставив меня на обочине одну.
  Делать нечего - пришлось свернуть в сторону и молча наблюдать.
  Если честно, зрелище было не для слабонервных: около двух десятков разгоряченных вороных коней несли на себе воинов - судя по устрашающим аксессуарам в области запястья, - черные плащи которых с глубоко надвинутыми на лица капюшонами начисто стирали с их облика человечность.
  
  Холл, служивший несколько десятков лет для самой мирной и почетной цели - приема гостей, моментально превратился в зал для допросов.
  Прежде, чем меня завели, Воля успел предупредить меня, что ему пришлось рассказать о нашем копании в вещах Семиуса. Увы, кто такой Семиус и зачем мы копались в его вещах, выяснить мне не удалось.
  
  Допрашивавший меня высокий нестарый мужчина (в обращении к нему использовали титул князя) являлся одновременно главой отряда и отцом Воли, причем последнее обстоятельство лишь усугубляло с его точки зрения мою вину: во всей этой запутанной истории им в гораздо большей степени руководило стремление оградить сына, чем желание докопаться до истины.
  
  ... - Ты угодила в нору чистильщика. Дальше?
  Третий круг ада.
  От слабости я еле держалась на ногах, меня подташнивало, но присесть мне не разрешали.
  - Я ведь уже говорила вам, князь... - голос задрожал. Закусив губу, я уставилась в пол, однако этот невинный, на мой взгляд, жест поднял с кресла другую фигуру, не принимавшую до этого в разговоре никакого участия.
  Волоча по ковру взамен плаща накидку, сшитую из нескольких медвежьих шкур, он остановился в непосредственной близости от меня и тихо спросил:
  - Что было в зале с колоннами? Зачем он тебя там держал?
  Взглянув на него, я увязла в его глазах, как в горячей смоле. Боясь еще больше затянуть паузу, ляпнула уже приевшуюся фразу:
  - Я не помню.
  Ожег и глухота - он ударил меня по лицу; качнувшись, я успела ухватиться за спинку стула и не упасть.
  - Еще раз: зачем Хорс держал тебя в зале с колоннами?
  - Велес, опомнись...
  - Молчи, князь: твоего пса давно бы следовало обучить секретам ремесла, - он сально ухмыльнулся, взял меня за подбородок и рывком обернул мое лицо к собеседнику, - да и в свете последних событий даже я вряд ли сумею ему чем-то помочь. Так ведь, лапа? - не ослабляя хватки, Велес задергал моей головой, изображая кивки, а потом тонким голосом пропищал:
  - О да, Вадим, ваш дорогой сын времени зря не терял и оприходовал меня этой ночью.
  На "ночью" он швырнул меня так, что я чудом не врезалась виском в острый угол стола.
  Ответ князя донесся откуда-то издалека:
  - Он не посмел бы...
  - Ой ли?
  Здесь я отключилась.
  
  Раскрыв глаза, я снова увидела зеленый с желтым лабиринт узора на ковре в гостиной, и все же кое-что изменилось: мебель была сдвинута в кучу в левый угол, а вдоль стен по периметру застыла армия палачей.
  - У тебя есть десять секунд, чтобы удовлетворить мое любопытство. В противном случае я уйду и забуду о тебе... ну, скажем, минут на сорок.
  Я медленно села: лица под капюшонами, как в цепной реакции, преображались от однотипной улыбки, смысл которой для меня стал очевиден не сразу.
  - Вы монстр...
  Нет, невозможно: он не всерьез.
  Велес усмехнулся:
  - Это мои трудности, Саша. Ты лучше подумай о своих. В твоем распоряжении еще две секунды.
  Почти тут же он поднялся:
  - Что ж: уважаю выбор.
  - НЕТ!! Хорс... - я с трудом сглотнула вновь подкатившую к горлу тошноту, - он заставлял меня пить его кровь... говорил про какого-то охотника, про отца... я не знаю...
  
  Я нашла Волю у старой мельницы: парень сидел на корточках, привалившись к стене, в немом отчаянии утирая рукавом кровь с разбитой губы.
  Осторожно подсев рядом, я положила голову ему на плечо:
  - Прости.
  Молчание.
  Оса нудно зажужжала, грозя запутаться в волосах - шугнув ее, я с глубоким вздохом отстранилась.
  Ноющую боль в пояснице больше не было сил игнорировать.
  Выпрямившись, я постояла немного, надеясь услышать хотя бы слово, и поплелась в дом.
  
  Утро следующего дня началось для меня позывом к рвоте. Вытащив из-под кровати ночной горшок, я незамедлительно опорожнила в него свой желудок, искренне жалея об ужине, так заботливо приготовленном вчера матерью Хорта.
  Вчерашний допрос пещерным чудовищем просыпался в памяти. Какая участь была уготовлена Воле? Мысли о нем, особенно о нашем последнем свидании, повергали меня в абсолютное уныние. Получается, по словам Велеса, что парень беззастенчиво воспользовался моей дурацкой амнезией.
  Или нет?..
  Ветерок из приоткрытого оконца заодно с ароматом свежескошенной травы принес в своих мягких лапах запах, от которого из головы выдуло все предыдущие заботы, включая мои собственные - здесь Хорс: это его запах.
  Разве я нарушила обещание?..
  
  Не дав переодеться, в одной ночнушке, меня вытолкали из комнаты, и вновь я предстала на ковре под безмолвными взорами телохранителей Велеса. Сам он не удостоил меня даже взгляда, отступив в тень хозяина Долины.
  Как я ни крепилась, ноги все равно подкосились: я рухнула на колени.
  Ощупав меня глазами, Хорс негромко приказал:
  - Ложись.
  С трудом ворочая шеей, я вдруг заметила накрытую белой простыней кушетку.
  Добравшись до нее, точно во сне, я легла на спину, вытянув руки вдоль тела.
  Он подсел, согнул мне ноги в коленях и задрал рубашку до пояса.
  Судорожными движениями рук сминая простынь, я кусала в кровь губы от страха, что вырвется наружу вопль о немыслимости того положения, в котором я оказалась.
  Хорс задержал ладонь на моих трясущихся коленях и обратился к кому-то в изголовьях кушетки:
  - Выведи отсюда своих опричников.
  Когда дверь закрылась за ними, он вернул мне свое внимание:
  - Раздвинь ноги шире: мне нужно тебя осмотреть.
  Пока он натягивал латексные перчатки, в мою душу закрадывалось смутное понимание причины моего недомогания и болей в области поясницы...
  Оторвав голову от лежанки, я, напрягаясь, прошептала:
  - Я беременна?..
  - Да, солнце. Ляг... Расслабься.
  Его пальцы проникли внутрь; всхлипнув, я инстинктивно выгнулась, вызвав недовольное:
  - Куда?..
  Шок от внезапной новости прошел; мурашки, залезая друг на друга, вздыбливали короткие волоски на шее и лопатках - я с мучительным стыдом созналась самой себе, что могу в любую минуту, как тогда, обделаться.
  Наверное, все отпечаталось на моем лице - встав рядом с кушеткой, Велес расхохотался:
  - Бабы тебя, Глеб, бояться больше, чем меня.
  - Знать бы еще, почему, - хотя безотчетное сопротивление с моей стороны не прекратилось, его пальцы вошли так глубоко, как ему было нужно, - ни на одну пока руки не поднял.
  - А вот если бы бил, то понятно было бы, по крайней мере, чего от тебя ждать.
  Ответная улыбка Хорса походила скорее на волчий оскал:
  - Иди на хер, а то я с ней до вечера не закончу... Давай, солнце, расслабься, иначе у нас ничего не выйдет.
  При обращении ко мне его тон необычайно смягчился; тронутая, я постаралась оправдать эту перемену, сосредоточившись исключительно на дыхании.
  Его руки стали уверенно прощупывать ткани с придирчивостью профессионала, что, несмотря на все пережитое, просто потрясло меня: он врач! Подумать только...
  - Я сейчас возьму все необходимые анализы. Последний будет довольно болезненным - придется чуть-чуть потерпеть.
  Я отвернулась.
  Он с грохотом подвинул к себе табурет с железным ящичком, потом я услышала дзиньканье стекла, потом почувствовала его аккуратное прикосновение.
  Вялый ход моих мыслей прервал собранный голос Глеба:
  - Скажу: вдохни - и ты сделаешь резкий вдох, как будто сильно испугалась. Поняла?
  Я закивала.
  - Вдохни... молодцом.
  Я практически вскрикнула, вцепившись в края лежанки, но он уже опускал длинную прозрачную трубочку к остальным анализам в свой чемодан.
  
  Стягивая перчатки, Хорс приблизился к мусорной корзине:
  - Беременности около восьми недель. Шейка чистая, однако матка в тонусе, так что забудь о бане, о горячих ваннах и... передай своему парню, чтобы не лазил на тебя ближайшие месяца два.
  Оправив сорочку, я спустила ноги на пол:
  - У меня нет парня.
  Я потеряла его - вместе с памятью.
   
  Глава третья. УБЛЮДОК (продолжение)
  
  
  Я забралась на кровать с ногами, когда в мою спаленку без стука вошли Велес и Хорс, продолжая начатый явно не сию минуту разговор:
  - Через два дня собрание, и если я не вмешаюсь, будет принято решение об эмиссии акций...
  - Рейдер?
  Велес с удобством уселся на стуле.
  - В двух словах: Бер-гер.
  - Что ж... С такими юристами, сынок, надо дружить, а ты кинул его в 2003... Где "прописана" твоя компания? На Кайманах, если не ошибаюсь?
  - Я законопослушный налогоплательщик - в чем проблема?
  Велес положил локти на колени, слегка подавшись корпусом вперед:
  - Будь Бергер здесь, он бы тебе ответил так: легитимная собственность - это транспарентная собственность. Все остальное рано или поздно будет или отобрано или пересмотрено.
  - Бергер скоро убедится, что я играю по своим правилам... И, пожалуй, ты прав - ни одного оффшорного счета на имя Шарова А.Л.
  Стоя у окна, Хорс достал, точно из рукава, нагрудный крест на завязанной узлом цепи... какие обычно носят священники поверх рясы... Странно.
  Совершенно сбитая с толку, я в недоумении посмотрела на него.
  - Это твое. Возвращаю.
  Приблизившись, он положил Распятие на постель рядом со мной.
  Я вспомнила - я верующая! Это крест о. Алексея, моего... моего...
  - Эка невидаль... И бесы веруют .
  Он не отпускал мой взгляд, хотя глаза уже откровенно метались, а лицо пылало. Мелко и часто дыша, я промямлила:
  - Как это?
  И зажмурилась, вздрогнув от взорвавшего комнату хохота.
  Я никогда раньше не испытывала такой ненависти к самой себе. Я никогда раньше не чувствовала себя такой одинокой.
  - Скажу тебе одну вещь. По секрету. На ушко.
  Застигнутая врасплох новой волной жара, я споткнулась на первых же словах Иисусовой молитвы, оцепенело наблюдая, как он, взяв меня за основание шеи, склонился к виску и прошептал:
  - Его нет здесь: Он воскрес .
  Я дышала с трудом.
  
  Я весь день провела лежа на кровати, уставившись в стену. Крест, который я вертела в потных ладонях, сделался сырым и скользким. Прижав его к коленям, я, подтянув их к подбородку, обхватила ноги руками и закрыла глаза.
  
  "...Скажу тебе одну вещь..."
  
  Он псих.
  
  "По секрету..."
  
  Однако он знает, кто отец ребенка. Моего ребенка. Я уверена.
  
  "Скажу тебе по секрету..."
  
  А что, если... нет-нет-нет... Господи, что за мысли...
  Это такое странное чувство - отделиться от себя, приняв роль равнодушного стороннего наблюдателя; и хотя приходится кривить челюсть и издавать характерные для истерического плача звуки, все же приятно осознавать, что делает это кто-то другой. А знаете, что самое страшное? Что это помогает.
  Успокоившись, я тупо уставилась на грязное пятнышко на обоях. Ужасно, но все силы уходили на то, чтобы сделать вдох, а потом выдохнуть. Клякса на стене дергалась, двоилась, принимала причудливые очертания...
  
  Ноема по-настоящему улыбнулась, ощутив на ладони приятный холодок новой безделушки.
  - Что это?
  - Браслет: надень.
  Девушка охотно исполнила его просьбу.
  Жестом абсолютного превосходства Тувалкаин кончиками пальцев вздернул ее подбородок, обратив ее взгляд на вершину холма, где был их дом:
  - Смотри, сестра, - ни шатры и скот Иавала, ни нудная музыка его брата не поразили отца так, как мой меч! Он выкован из прочного сплава, что и этот браслет...
  
  Боль.
  Втягивая воздух сквозь зубы, я осторожно отняла ладонь от левого предплечья - там потемневший рубец вспух и кровоточил. Боже мой, откуда у меня такой шрам?
  
  В комнате царил полумрак. С трудом приподнявшись, я глянула в окно - Хорт и Воля беседовали о чем-то с внешней стороны забора, и тут я увидела ее - Ноему. Она стояла рядом со своим братом, два фантома, галлюцинация...
  Я ощущала их присутствие даже сквозь стены дома; они не исчезли, когда я вышла на улицу.
  
  Ноема мягко убрала руку Тувалкаина.
  Ламех, словно забыв о неказистой внешности их матери, Циллы, велел ей стать рядом с обольстительной Адой и заставил обеих внимать его надменным словам:
  - Послушайте голоса моего, жены Ламеховы! Я убью всякого, будет ли то почтенный, зрелый муж или легкомысленный отрок, если он осмелится нанести мне хотя бы малейшее оскорбление. И если Бог за смерть Каина обещался воздать всемеро, то я, вооруженный грозным изобретением своего сына, сумею в семьдесят раз лучше постоять за себя сам!..
  
  Каин? Это тот, что ли, который убил Авеля, первый убийца на земле?
  Но, Господи, я-то здесь при чем?
  
  ...- Саша! Сашка-а!..
  
  ...Мой живот был животом женщины, находящейся на 8-9 месяце беременности, поэтому бежать было очень тяжело. Еле дыша, я остановилась на краю обрыва. Младенец в утробе беспокойно зашевелился, только я уже приняла решение. В последний раз посмотрела на небо и сделала шаг вперед.
  
  Я упала очень неудачно, сломав позвоночник в районе поясницы, обеспечив себе медленную мучительную смерть. Возникшая моментально фигура демона, склонившись, вспорола мне живот и, перекусив пуповину, извлекла на свет красного, сморщенного младенца. Мальчик был еще жив.
  - Не смей... забирать... моего сына...
  - Ты выполнила свою миссию, дорогуша. Счастливо оставаться.
  Непостижимым образом умирающий младенец переместился во чрево чудовища, раздув его до нужного размера.
  - Нет! Сыночек!.. Мехиаель...
  
  Мехиаель... Мехиаель...
  
  ...- Вот так, доченька, глотай...
  Я продрала глаза. Женщина, что хлопотала возле меня, была матерью Хорта.
  - А где, - я закашлялась, - где Воля? Он мне очень нужен...
  - Так он вчера утром в Корсынь ушел, к отцу.
  Поблагодарив, я без сил откинулась на подушки.
  
  ...Значит, вот что ожидает моего ребенка...
  Плетясь за обозом, я инстинктивно положила одну руку на живот; пальцы нервно терлись друг о дружку.
  
  Неужели я не сумею достучаться до тебя, Глеб? По крайней мере, позволь мне увидеть тебя, дай мне слово, ведь я заслужила хотя бы быть выслушанной...
  
  Тяжелые городские ворота со скрипом раскрылись навстречу новому дню и первым караванам.
  Ступив на базарную площадь, я едва не обернулась причиной ДТП, так что поспешно ретировалась в сторону, под навес из опадающей листвы старого клена.
  Не успела я подумать о том, что вовек не разыщу в этой толпе Волю, как мое внимание привлекла странная процессия.
  Когда она приблизились, я различила в центре небольшой группы подвыпивших волостцев мальчика-подростка лет шестнадцати, отчего внутренности неприятно скомкались: изможденное лицо, затравленный взгляд... Куда они его вели? Зачем?
  В этот момент своих "товарищей" догнал еще один "ворон": растолкав остальных, он за плечи привлек к себе малолетку и, склонившись, так как был на голову выше, принялся с нажимом уламывать того на что-то непотребное, сопровождая свои доводы нежным покусыванием кончика уха побледневшего парнишки.
  Меня затошнило, и беременность тут была ни при чем.
  Между тем, пятеро мужиков уводили мальчика в лабиринт деревянных построек, явно давно не использовавшихся по назначению.
  
  Я точно зомби следовала за ними, совершенно отчетливо понимая, что помочь подростку ничем не смогу. Каждого из этих нелюдей я мысленно пропустила через мясорубку, только это не помешало им затолкать свою жертву в пустой амбар и закрыться изнутри.
  Господи, где же ты?.. Почему ты это терпишь?..
  Сдавленный стон замученного подростка резко оборвался на высокой ноте; сорвавшись, я в припадке молотила по воротам, кричала, звала на помощь...
  Они вышли, когда закончили.
  Кто-то плеснул мне в лицо холодной водой.
  - Саша... ты ведь Саша?
  Я с трудом отделила распухшие веки друг от друга.
  Лицо. Широкие скулы, глубоко посаженные глаза. Серьга в ухе.
  - У тебя руки в кровь разбиты. Поверь, он этого не стоит.
  Я постаралась, чтобы плевок получился смачным. Чтобы ему хватило запала убить меня с одного удара.
  Размечталась.
  Вместо того чтобы почить в бозе, я на четвереньках ползла вдоль полусгнившей стены сарая, по битому стеклу, подгоняемая струей мочи и грубым хохотом. Только вход в амбар, увы, уже кто-то заслонил.
  Внутри что-то переклинило; глядя перед собой невидящими глазами, я шептала как молитву его имя...
  
  Чьи-то руки усадили меня спиной к дереву на подстилку из опавшей хвои, резкий запах нашатыря привел в чувство.
  - ...а скажи-ка мне, друг мой Радислав, не преследовал ли тебя в детстве страх кастрации?
  Отвернувшись с усмешкой от чего-то пробубнившего волостца с серьгой в ухе, Асманов взглянул на меня.
  - А зря. В этой жизни, как говорится, надо быть готовым ко всему.
  В этот самый момент нечеловеческий, душераздирающий вопль расколол небо. Опираясь на одно колено, Глеб медленно поднялся, не спуская глаз с маленького облачка на горизонте.
  ...- Тпру!..
  Несколько всадников на взмыленных лошадях одновременно, тесня друг друга, скучились на пятачке перед амбаром. Спешившись, князь выдохнул:
  - Семарглы. Если долетят сюда, город не спасем.
  - Не долетят... О ней позаботься.
  Глубоко надвинув капюшон, хозяин Долины не спеша направился навстречу разбухавшему облаку.
  
  ... - Кретин! Взгрустнулось, что ли?
  - Князь, я...
  - Князь - я. А ты, Радислав, пень с яйцами. Пока еще.
  - С этим-то че делать?
  Один из волостцев кивнул на сарай, и я, похолодев, вспомнила о несчастном подростке.
  - Взяли лопаты и убрали за собой. Не мне вас учить.
  - Нет!.. Нет, Вадим, так нельзя... Господи...
  Он поймал меня за локоть:
  - Послушай меня, девочка, там не бедный ребенок, а мальчик-проститутка с отменным стажем. По-здешнему - пес.
  У меня дрожал подбородок.
  - Ты такой же, как они. Ничем не лучше. На месте Воли я проявляла бы большую бдительность.
  Честное слово, я сразу же пожалела о сказанном, но... слово не воробей.
  
  Я сидела одна в небольшом двухэтажном домике для визитов. Князь, само собой, не пустил ко мне сына и вообще забыл обо мне.
  Прислонившись виском к оконной раме, я в тысячный раз прокручивала в голове его слова; заставить себя в них поверить было выше моих сил. Слезы ползли по щекам, да что в них проку...
  - Саша.
  Не оборачиваясь, я выдохнула на стекло:
  - Я хотела помочь...
  - Кому?.. Энею - бабла заработать? Или Радиславу и иже с ним - оттрахать того до потери сознания? Кому из них ты хотела помочь?!
  - Я... я не думала, что...
  - Вот именно, - он терял самообладание, - ты не думала. Ты не думала, что Долина Ирий - это не Маленькая Страна и даже не Обманный лес. Не думала, что в местных святилищах не стихает эхо от хвалебных од педерастии, что блуд развивается свободнее, чем на Де-Валлетьес . Ты ни о чем этом не думала...
  - Я думала о тебе... Я пос-постоянно думаю о тебе...
  Отступать было поздно. В последнюю секунду на выдохе я шепнула:
  - Мехиаель.
  От потока горячей крови, хлынувшей к сердцу, я задохнулась.
  Пауза.
  - Что?
  - Твоя мать, Ноема, назвала тебя этим именем... перед смертью.
  Картинка исчезла.
  
  Я очнулась на угловом диване в современной квартире. Расположенные по периметру навесного потолка лампочки заливали комнату мягким дневным светом, окна плотно закрывали жалюзи, отчего определить время суток было невозможно.
  - Помнишь, когда ты впервые услышала имя Ноема?
  - Ну... да. Я ведь разговаривала с ней по телефону. Тогда. Она мне и представилась.
  - Нет. Впервые ты услышала это имя от меня.
  Я села, натянув на себя плед:
  - Как это?
  Глеб отпил из бокала и, немного поколебавшись, поставил его назад на журнальный столик.
  - Мне не дает покоя мысль, что связь, существующая между нами, выходит за рамки детерминизма и является нам, как faynomenon, словно она живет сама по себе, независимо от нас.
  Я робко предположила:
  - Это ведь любовь?.. Или нет...
  - Или нет, Саша...
  Я не без усилия вынудила себя посмотреть на него:
  - А что же?
  - Опыт. Опыт, который ты извлекаешь особым образом. Выражаясь метафорически, ты настраиваешь свое сознание как приемник на электромагнитные волны особой частоты, тем самым обнаруживая себя для источника колебаний этих волн. В ночь нашей встречи я уничтожил в твоей квартире первого охотника, посланного Сварогом: в твоем мире эти твари гораздо уязвимее, однако обычный человек с ними не справится.
  - За что, Глеб?.. Что я сделала?..
  - Что ты сделала... - словно эхо, повторил он. - Грубо говоря, для Сварога само твое существование - это постоянная утечка информации. Куда она утекает, и кто сумеет ей воспользоваться - неизвестно.
  - Меня убьют, да?.. Велес уже пытался... на допросе...
  Унизительные сцены, словно поганки после дождя, прорастали в памяти одна за другой.
  После гнетущей паузы Асманов сухо произнес:
  - Одевайся. Я отвезу тебя к Горскому.
  
  Вечер был испорчен. Зачем я настучала на Шарова?..
  "Турне" по грунтовой дороге на практически четырехколесном монстре со скоростью иногда более четырехсот (!) километров в час выдуло из моей головы (несмотря на шлем) все помыслы, кроме одного: снова ступить на твердую землю.
  С первыми лучами солнца мы вспышкой молнии ознаменовали свое прохождении сквозь едва-едва растворившиеся городские врата, внушив мистический ужас тем немногим, что успели нас заметить.
  Посреди пустынной в этот час базарной площади мотоцикл, чуть ли не в положении лежа, сделав несколько кругов вокруг своей оси, остановился.
  Перекинув ногу через седло, я упала на четвереньки, и желудок, точно по команде, вывернуло наизнанку.
  - Пойдем, провожу.
  Он помог мне подняться.
  Чтоб я еще раз... Да не в жизнь...
  
  ...- Нет, отец, я не выживу среди них!.. И потом, и потом, я же местный...
  В кабинете за рассохшейся двустворчатой дверью Воля со слезами умолял Вадима не пополнять им ряды волостцев.
  Пол пятого утра, я на продавленном кожаном диване в темном вонючем коридоре; за стенкой из-за меня летит ко всем чертям жизнь молодого парня, отец которого считает меня зарвавшейся сукой; Асманов вот-вот уйдет, а я...
  Я скрючилась, зажав голову локтями, и вдруг услышала эхо приближающихся шагов.
  - Глеб?..
  На нем была та самая черная сорочка с рукавом в три четверти; ноздри затрепетали от знакомого парфюма, и я, преодолевая дурноту, поднялась ему навстречу:
  - Возьми меня с собой... Я не буду болтаться у тебя под ногами, обещаю...
  Толкнув дверь, он, не глядя в мою сторону, ответил:
  - Исключено.
  Боже...
  С появлением Хорса баталии между отцом и сыном прекратились.
  Я взглянула на Волю и обомлела: за те несколько дней, что я его не видела, он успел обзавестись черными кругами под нижними веками, лицо осунулось, приобрело нездоровый желтоватый оттенок.
  Вздрогнув, когда Асманов положил руку мне на плечо, я словно издалека услышала его голос:
  - Поди сюда, пацан... Любишь ее?.. Не лезь, Вадим, - я не с тобой разговариваю... Ну? Женишься на ней?..
  Что?!.
  Я отшатнулась.
  Женишься?!.
  
  ...- Да.
  - Добро.
  Демон защелкнул на запястье золотой браслет.
  Глаза жгло.
  Ураган, поднявшийся в душе, ища и не находя выхода, разрушал саму душу.
  - Оставьте нас на пару минут.
  Покинув кабинет вторым, князь плотно закрыл за собой дверь.
  - Разочарована?
  - Так это... это из-за него, да? Из-за Велеса?
  Он выпрямился. На целую секунду его лицо обезобразила судорога.
  - Да что я сказала, что ты сделал такие выводы?!
   Он что-то ответил отстраненным, чужим голосом.
  - Что?
  - Пошла вон.
  Инстинкт самосохранения запустил нужную программу, благодаря чему я захлопнула дверь с другой стороны раньше, чем случилось непоправимое.
  Вывод, который, слава Богу, из всего этого сделала я, был следующим: произошло нечто ужасное. Незапланированное. Необратимое.
  
  До чердака, или мансарды, куда меня поселили, посторонние звуки почти не долетали, солнце гостило весь день - короче, не жизнь, а сказка. После так называемой "помолвки" я отказалась кого бы то ни было видеть, с кем бы то ни было беседовать. Общее мое состояние специального ухода не требовало, так что я наслаждалась тишиной и покоем.
  Однако просто сидеть и ждать его возвращения стало невыносимым уже на четвертые сутки.
  
  Я спустилась в сад.
  Старые разросшиеся яблони плодоносили вопреки общей атмосфере уныния, прочно обосновавшейся во всей заречной части города. Трудно было определить, что способствовало этому больше: ветхие строения с захламленными дворами или откровенно скучающие лица встречавшихся мне волостцев.
  Я бесцельно шаталась меж деревьев, пока случайно не заметила на широкой массивной скамье Волю. Забравшись на нее с ногами, он сидел на ее высокой спинке в пол оборота ко мне и... курил? Да, верно. Увы.
  - Саша!.. Погоди.
  Я обернулась - он спрыгнул на землю; перед тем, как выбросить сигарету, пару раз жадно затянулся.
  - Почему ты промолчала, что беременна?
  - Хм!.. Знаешь, я, по-моему, попросила у тебя прощения. Пора бы и тебе взять на себя хоть вот столечко ответственности!..
  - Если мы поженимся, все, за ничтожным исключением, будут думать, что это мой ребенок. Зачем такие сложности?..
  - Можешь передать своему отцу, что я вовсе не горю желанием выходить за тебя замуж!..
  - Да постой ты!..
  - Отстань от меня!..
  - Я не отказываюсь от тебя. Слышишь? Но я хочу быть в курсе того, под чем подписываюсь.
  - А я хочу вернуться домой и нажраться в говно!..
  - Какого хрена...
  Я проследила за его взглядом - от ворот по направлению к дому под конвоем вели блондина с пронзительными карими очами, его левая рука была без кисти...
  
  "...- Ты чего? Покойника, что ли, увидала?
  - Может быть..."
  
  Это его я засекла в ту ночь в окне своей спальни, но с перекошенным, слепым лицом...
  
  - Вернись к себе!..
  - Это... Малюта?
  Между тем во дворе - на противоположной саду стороне дома - начались какие-то приготовления.
  Я осторожно заглянула за угол: тройка "воронов" сооружала нечто вроде виселицы: два вбитых в землю столба с перекладиной... Дыба?
  Свита князя, включая и его сына, расположилась на небольшом возвышении, откуда, наверное, удобно было следить за ходом пытки. Когда блондина со связанными сзади руками подвели к первому столбу, я отвернулась, слившись с серой каменной стеной.
  Сердце билось в горле. Больше всего я боялась сейчас переключить внимание Горского на себя.
  
  ...Заткнув уши липкими закоченевшими ладонями, я вдруг сквозь крик боли и хруст выворачиваемых из суставов рук услыхала имя Кази, прозвучавшее с дыбы для того, кому оно предназначалось, своеобразным паролем, после чего последовал незамедлительный приказ князя остановить пытку...
  
  Отталкиваюсь от стены, заставляю себя передвигать ногами. Бесполезно. Как защитный механизм включается скотская покорность неизбежному, и я падаю, теряя сознание.
  
  ..."Вдоль по морю, вдоль по морю,
  Вдоль по морю, морю синему, вдоль по морю, морю синему,
  Плывет утка, плывет утка,
  Плывет утка со утятами, плывет утка со утятами..."
  
  Надрывное, берущее за душу пение наполнило мою спальню вместе с десятком девушек. Меня замутило.
  - Что происходит?
  - Замуж ты выходишь, милая. А мы обрядить тебя пришли.
  
  "Она плывет, она плывет,
  Она плывет, не шелохнется, она плывет, не шелохнется.
  Отколь взялся, отколь взялся,
  Отколь взялся сизый селезень, отколь взялся сизый селезень..."
  
  ...- Князь!.. Вадим!.. Да ну не трогайте же меня!..
  
  "Он бил утку, он бил утку,
  Он бил утку с налетаючи, он бил утку с налетаючи,
  Он кровь пустил, он кровь пустил,
  Он кровь пустил во сине море, а перышки вдоль по бережку..."
  
  ...Далеко за полдень. В красном сарафане, под непрозрачной фатой я стояла возле жертвенника. Глаза опухли от слез; Воля держал меня за руку через покров. По ощущениям я догадалась, что Хорс тоже присутствует на церемонии, и присутствует в божественном качестве.
  Согласно обряду, мы должны были получить его благословение на брак.
  Очутившись на возвышении, один на один с хозяином Долины, я, рыдая, припала к его стопам, умоляя прекратить этот балаган. Хорс с отеческой нежностью коснулся моей головы поверх покрывала и, склонившись, произнес:
  - Не буди во мне зверя.
  
  Верховный жрец Варух взял меня за руку, поручил моему жениху и приказал нам поцеловаться.
  Приподняв фату, Воля коснулся моих губ своими, затем накрыл меня полой своего плаща. Потом меня трижды заставляли пить мед. Потом мой новоиспеченный муж разбил чашу об пол, проговорив какие-то слова...
  На обратном пути Воля вполголоса посоветовал прижаться к нему как можно крепче - со всех сторон на меня посыпались тычки и щипки: уже подвыпившие гости пытались нас таким образом разлучить.
  Усевшись, наконец, за праздничную трапезу, гости успокоились, занявшись более полезным делом, тогда как нам к еде прикасаться было нельзя. С чугунной головой и ноющей поясницей я ждала развязки.
  
  Неожиданно откуда-то из-за спины раздался клич:
  
  Гой, гой, Сварог
  Проведи через порог.
  Гой, гой, Сварог
  Ладе, Ладе есть пирог.
  
  Воля, прихватив закутанный в рушник обрядовый каравай и жареную курицу, повел меня в дом.
  
  Кунью шубу топтать!
  Друг дружку толкать!
  Здоровенько спать!
  Весёленько встать!..
  
   Дрожь в коленках не утихла - наоборот, присев на краешек широченной кровати, я с тоской наблюдала за парнем. Пардон - мужем.
  - Расслабься, - он грустно улыбнулся.
  Стащив левый сапог, он вытряхнул из него монетку и протянул ее мне:
  - Когда будешь готова... завтра, через месяц, через полгода... вернешь мне монетку. Это будет мне знаком. А теперь поешь и отдыхай - к ночи я вернусь.
  Стоило ему растворить дверь, и до меня донесся громогласный призыв (в исполнении Хорта - дружки жениха):
  Еста! Малые ребята
  Свиные херята!
  Кривые желудки,
  Жимолостные ноги,
  Брюховичные рожи,
  На жопу похожи.
  Благословляйте!
  ...Я не спала. Пристроившись рядом, Воля протянул мне небольшую кисть винограда.
  - Спасибо... Помнишь, как мы ехали вдоль кромки Дивого леса? Если бы я тогда не свалилась с лошади, мы бы поссорились.
  - Ненадолго. (Я улыбнулась.) Отец перед отъездом велел проводить тебя в Ковду, вот я и решил заодно поинтересоваться, что за дела такие общие у вас с Семиусом.
  Сердце вновь кольнуло потерянное выражение его глаз, когда Горский швырнул ему в лицо обвинение в предательстве. Да уж... Странной любовью отец любит сына.
  - Вадим не должен был так говорить. Как ему вообще в голову пришло, что ты действовал по указке Семиуса?
  - Не Вадим - князь. Князь. Запомнила?
  Дыхание в момент сбилось, однако я решительно взяла себя в руки:
  - Прости. А с чем был связан отъезд твоего отца? Не с исчезновением Малюты? Насколько я знаю, накануне он ничего не планировал.
  - Нет... Ладно, слушай. Артания попросила у волостеля помощи, чтобы подавить бунт, волостель передал эту просьбу моему отцу, и отец направил к ним отряд с Семиусом во главе. А через сутки из Чернигова - это столица Артании - прибыл курьер с письмом от тамошнего наместника, что ситуация выходит из-под контроля и попадает под юрисдикцию Велеса. Короче, Семиус подставил отца так, что никому мало не показалось...
  - Да уж...
  Скрипнув половицей возле окна, Горский-младший толкнул створки, щелкнул зажигалкой, и красная точка блуждающим огоньком замерцала в непроглядно темной ночи.
  
  Получается, что артанийский бунт и измена Семиуса связаны между собой...
  Что же, в самом деле, от меня-то Семиусу понадобилось?..
  
  Рано утром меня подняло с постели бряцанье сбруи, храп и фырканье лошадей под окном - сборы. Набросив на плечи отороченную мехом накидку (чей-то подарок), я выскочила на улицу. Роса обжигала босые ноги, но я совсем не чувствовала холода, все мои помыслы и желания вертелись вокруг одной навязчивой идеи: отыскать Мехиаеля.
  Я металась в лабиринте тел, человеческих и лошадиных, уворачивалась от копыт и шпор, пока, наконец, не вцепилась мертвой хваткой в седло его жеребца:
  - Возьми меня с собой... возьми... ради нашего ребенка...
  Он натянул поводья:
  - Не в этот раз. Вернись.
  Я в исступлении замотала головой:
  - Нет!.. Нет!! Я хочу быть с тобой! Я руки на себя наложу!
  Животное начинало нервничать, дергаться то вправо, то влево, и я всерьез опасалась, что он скинет меня ударом сапога.
  Вместо этого Мехиаель спешился, подхватил меня и на руках понес к дому.
  В огромном темном холле он поставил меня на ноги и позвал отца.
  Я в недоумении пробормотала:
  - Отец?.. Но ведь он нанял охотника, чтобы убить меня!
  - Успокойся, Саша. Ты выпила вчера, что ли?..
  Я обернулась на гулкий звук шагов, отдававшихся густым эхом в пустом зале. По лестнице неторопливо спускался вовсе не Горский - Хорс. Я кинулась к нему; угадав мои намерения, он не дал мне упасть на колени, крепко прижав к себе за затылок.
  - Позаботься о ней, отец. Она не в себе.
  - Ладно, ступай. Береги себя.
  Резко отстранившись, я взглянула в его лицо...
  
  Не помню, чтобы я когда-нибудь раньше так визжала, что аж уши закладывало.
  И снова мне представлялось, что я, Саша, лишь открываю рот, а в истерике бьется кто-то другой.
  
  Очнувшись, я не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, я даже глаза открыть не могла, хотя все слышала и понимала.
  - ...с местными травницами водишься?
  Я затрепетала: Мехиаель!
  - Знаю одну. Что нужно?
  А это Горский. Как я умудрилась спутать его с ним?
  - Витекс священный (авраамово дерево), прострел луговой, лапчатка гусиная, манжетка... Пусть делает настой и поит.
  Я повредила бы связки, если бы действительно звала его в голос, - настолько колоссальным было напряжение всех моих сил.
  Он провел ладонью по моему лбу, усеянному капельками ледяного пота.
  Князь кашлянул.
  - Люди в Долине как никогда нуждаются в зрячем поводыре. Грамота у тебя - действуй. Велес не станет вмешиваться. Предашь меня - убью.
  Потом склонился надо мной - от его дыхания кожа под волосами покрылась мурашками:
  - Саша, Саша... А ведь я о тебе с младенцем думал, когда память своего присутствия в твоей наивной душе стирал. И ты, и плод чрева твоего объявлены вне закона Велесовой Книгой, потому как та стражем писана, и упаси тебя твой Христос раскрыть свой девственный ротик и ляпнуть кому-нибудь, что спала со мной.
  
  Я провалялась в горячечном бреду без малого две недели. Постоянное подташнивание вкупе с болезнью начисто лишило меня аппетита, только вот худоба как раз подчеркнула мой наметившийся живот. Ходить, да и вообще двигаться - даже стоять - стало тяжело. Приглашенная Вадимом травница, сухонькая старушенция, очень любопытная, кроме того, что тенью шныряла по всему дому, отлично справлялась со своей работой: боли прекратились, зато общее легкое недомогание перекочевало из легкого в хроническое.
  Причина полнейшей апатии к жизни крылась в моей неспособности принимать ее такой, какая она есть - то есть без него. Я ни в коем случае не претендовала на роль его постоянной спутницы, но и совсем откреститься от него не получалось.
  Вынув Распятие, я глубоко задумалась.
  
  - Послушай-ка, драгоценная, он ДЕМОН! Сколько там ему уже тысяч лет-то, а?
  - Ничего не знаю: его мать была обычной женщиной, да и отец тоже...
  - Ага. А кроме всего прочего, они приходились друг другу братом и сестрой!
  - Чушь! В ветхозаветные времена понятия инцеста не существовало!
  - Все это, конечно, здорово... Да только вот на свет его не женщина произвела. Демон-убийца, покровитель войны и разврата в роли "свекрови", так сказать, "матери" возлюбленного... Круто!
  
  Тяжко. Вздохнув, я спрятала крест под одеждой.
  
  Прогулки по саду черепашьим шагом постепенно становились моим обычным времяпрепровождением. Физически я достаточно окрепла и малость прибавила в весе. С сегодняшнего дня брала отсчет пятнадцатая неделя моей беременности.
  Горский по-настоящему обрадовал меня, сообщив, что на завтра запланирован наш переезд в Аркаим - центр Долины. Поскольку нас было очень мало, а доехать надо было очень быстро (Вадим ждал, когда я полностью поправлюсь), решили вместо лошадей использовать "Харлеи". Благо, в княжеских закромах нашлось пять машин на хорошем ходу и несколько канистр с топливом. Заверив, что сам возглавит колонну (то есть, фактически, пообещав разумную скорость), Волин отец вынудил меня нарушить данное самой себе слово. В конце концов, мотоцикл мотоциклу рознь.
  
  Вечером, сидя на скамье среди яблонь, я решила, что, пожалуй, соскучилась по Воле. Он был моим единственным другом в этом мире, он понимал меня, и он выгодно отличался от других - взять, хотя бы, того же Хорта. Навряд ли бы этот молодчик стал церемониться со мной, дарить мне монетку... Дурацкая монетка, она все портит...
  - Ой, блин!
  По затылку, и больно, треснуло яблоко. Забравшись на лавку, я завертела головой в разные стороны - никого. Само по себе яблоко долететь до меня не могло по причине отсутствия в непосредственной близости яблонь - кто-то его все-таки кинул.
  От удара яблоко раскололось, в сердцевине торчал клочок бумаги.
  Нагнувшись, я аккуратно вытащила записку и прочитала:
  
  Есть способ выбраться отсюда, однако мне нужна твоя помощь. Около полуночи будь на этом же месте, об охране я позабочусь. С.
  P.S. Кстати, не волнуйся об Энее - он у меня крепкий мальчик.
  
  Эней жив?.. Но как?.. Тьфу ты, какая разница! Он жив, и это главное... Ах, как жаль, что Воли нет рядом! Посоветоваться не с кем...
  Теплее запахнувшись в накидку, я улыбнулась собственным мыслям: представляю, как удивиться господин Асманов, обнаружив меня у своего подъезда. Я так соскучилась по городу, по нормальной жизни...
  
  С сильно бьющимся сердцем в самом начале первого я приблизилась к условленному месту. Меня уже ждали.
  Подросток, который до этого, согнувшись пополам, сидел на скамье, вскочил мне навстречу.
  Верткой ящерицей наружу выползла тревога, тут же исчезнув в практически бесцветных, рыбьих глазах мальчишки.
  - Эней...
  Он осклабился.
  На то, чтобы обозвать себя круглой дурой и набрать в легкие воздух для крика о помощи, мне понадобилось чуть больше секунды. Как оказалось, тому, кто собирался обрушить на мою горемычную голову сокрушительный удар, требовалось гораздо меньше времени.
    Конец ознакомительного фрагмента
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"