Шалаев Виктор Григорьевич : другие произведения.

Фантомные дали...другого берега

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Повесть о сложной судьбе человека захватывающая временной период прошлого века и начало века нынешнего. История смешная и грустная, как и вся наша ЖИЗНЬ.

   ВИКТОР ШАЛАЕВ
   Фантомные дали ... другого берега
   (почти жестокая повесть)
  
   ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА
   Уважаемый читатель....
   Не надо читать эту повесть, если вы обожаете детективные романы со стрельбой, и лужами крови. Хотя кровь здесь будет и без стрельбы....
   Главное действующее лицо этой повести, гроза бессонных ночей, блуждающий нерв ВАГУС, не дающий забыть о запрятанных в подсознание болях, и не позволяющий лгать даже самому себе.
   Когда, ночью, он выходит на свой телесный и душевный дозор все фантомы, все ушедшие в прошлое реалии обретают сегодняшнюю муку.... А объект его ночного дозора, маленький человек лежащий в больничной кровати посреди другой страны... то есть ОН .
   Но повесть эта вовсе не про больницу... а, впрочем....
   Если Вы, читатель, человек смелый....ЧИТАЙТЕ ЭТУ КНИГУ !!!
   -----------------------------------------------
  
  
  
  
   "Он приходит ко мне почти каждую ночь. Почему? Наверно, так нужно... Он абсолютно зелёный. Вглядывается своими огромными глазами, шевелит своими жевалами, словно что-то хочет сказать мне, но не может. Не может, потому что он из другого мира, который находится рядом с нами, и очень-очень далеко.... Но мне, почему-то, важно, чтобы он ко мне приходил.... Надеюсь, после того как вы прочитаете эту повесть, вы поймёте почему..."
   НОЧЬ
   Ночь выдалась мягкой, тягучей....Всё нутро было наполнено десятидневными отложениями в атрофированном от антибиотиков кишечнике, оно давило на пространство , где по словам патологоанатомов располагается сердце, надувало здоровые руки и правую ногу, еще пока оставленную для хозяйственных надобностей, а обрубок, культю делало неприкасаемой!
   А начало всех сегодняшних событий было за той чертой, которая отделяла здорового человека, пришедшего на пустяковую операцию, от инвалида, с ногой, оттяпанной выше коленного сустава.
   Вначале сделали ангеографию - это когда кровь окрашивают определённым составом йода и смотрят на компьютерных мониторах её распределение по сосудам.
   Этой процедуре предшествовала очистительная клизма. Кишечник пришлось чистить дважды, так как в первый день очередь на компьютерную диагностику не подошла.
   Затем три дня ожидания с добровольно - принудительным заталкиванием в рот "деликатесов" больничной кухни, и снова журчащая под напором вода в кишечнике, вымывающая остатки переработанной и не переработанной пищи прямо перед операцией.
   Первые боли в лодыжке левой ноги Григорий ощутил месяца три назад. После консультаций у сосудистого хирурга выяснилось, что пульсации подвздошной артерии практически нет, в области ступни она так же отсутствует, поэтому рано или поздно операцию по замене сосудов нужно делать. "Лучше раньше, чем позже, - думал он, - тем более, что бросать курить не собираюсь, и с диабетом, пожалуй, уже не расстаться".
   Итак, решение принято. Нянечки и медсёстры забросили его на каталку и вывезли из палаты почему-то ногами вперёд.
   "Надо же, как покойника", - подумал он, но тут же отогнал эту мысль.... Его везли к подъёмнику, чтобы поднять на третий этаж, где располагалась операционная, и... опять ввезли в лифт... ногами вперёд.
   Он ощутил разряд неприятного предчувствия, и припомнилось, как спрашивал молоденькую медсестру, которая ставила ему капельницу, правильно ли делает, решившись не на терапевтическое лечение, а на радикальную операцию, словно просил у нее поддержки. А та, выдержав паузу, как-то очень значимо произнесла : "Ох, не знаю! Не знаю..."
   В тот раз он тоже ощутил в душе разряд тревожного предчувствия, но задавил его своим отчаянным "Прорвёмся"!
   А главное, по слухам, проверенным и не проверенным, подобные операции эти замечательные молодые врачи просто , как орешки, "щёлкали". Никаких нареканий, никаких сбоев.
   ОПЕРАЦИЯ
   И вот непосредственная подготовка к операции. Укол в позвоночник, выход напрямую в подключичную вену, введение морфия в позвоночный столб.
   Странно, но ему почему-то стало отчаянно весело. Он уже видел себя без устали преодолевающим горные склоны, поросшие сосняком. Представлял, как ниже, не в силах догнать его омоложенные ноги, кряхтят более молодые друзья.
   Была и ещё одна причина для согласия на операцию. О ней он не хотел вспоминать даже на столе...
   Лечащего врача он, краснея и сбиваясь с тона, спросил, а не сможет ли усилить более обильный кровоток подвздошной артерии его... эрекцию.
   Дело в том, что уже лет пять его сексуальные фантазии, всегда ранее вызывающие активное наполнение мужской плоти, стали бессильны, и укрепляли в нём чувство ранней неполноценности. Он стал похож на героя фильма "Развод по - итальянски" господина Фефе, объяснявшего доктору - "Желание-то у меня есть..."
   Эта новая роль ему не совсем нравилась, вернее, совсем не нравилась. Поэтому он, в тайне от жены и друзей искал разнообразные возможности побудить к действию свою увядающую плоть.
   Эта операция могла стать тем самым волшебным "сезамом", который, хоть и ненадолго, мог приоткрыть дверь в ту далёкую юношескую пору, когда желания совпадали с возможностями.
   Наивно? Ну, конечно же, наивно. Но ему даже верилось в то, что изменения кровотока каким-то необъяснимым образом могут повлиять и на функцию поджелудочной железы, даже избавят от диабета.
   В общем, ему очень хотелось верить в чудеса! Доктор же эту веру не стал разрушать, деликатно пробормотав, что-то вроде: "Ну чего не бывает.... Всё может быть... может быть.. может быть...."
   Наверно, и он не любил разрушать веру в сказки даже у взрослых людей, полагая, что эта вера может их сделать капельку счастливее.
   НАЗАД! В АЗИЮ!
   Сознание расслаивалось. Григорий смутно понимал, что с ним что-то делают.
   Доктор - хирург задавал вопросы о чувствительности каких-то участков тела. Он что-то отвечал, стараясь казаться этаким отчаянным смельчаком, которому не страшны ни пропасти, ни вершины.
   Потом исчезло время, или... он перестал его контролировать. Оно сначала как бы застыло, потом вдруг понеслось с отчаянной быстротой.
   Замелькали люди в белых халатах, они образовали какой-то странный хоровод, который, то вращался, сворачиваясь, то рассыпался на отдельные составляющие. Это происходило не беззвучно, а со странным соединением одновременно произносимых слов сразу всеми, с каким-то резонансным эхом , совершенно не воспринимаемым сознанием.
   Лицо одного существа, одетого во всё белое, медленно стало разворачиваться в его сторону, и он удивился, увидев на огромной, несоразмерной человеку щеке, рыжую, растущую клочками шерсть, затем странное ухо.
   Потом фигура стала вырастать в размерах, белый халат покрыли продольные красно-зелёные полосы, затем, (он уже осознал, что это был узбекский халат) через распахнутые его цветастые края вывалился огромный, тоже поросший шерстью живот, затем голенастые, с мозолями на коленях ноги... Стало понятно, что на него смотрит верблюд!
   Тот самый верблюд, который жевал трусы ведущего актёра Самаркандского театра, председателя профкома Евгения Шлейкина!
   В трусах были зашиты 1200 рублей для того, чтобы купить хорошие ковры в дальних уголках среднеазиатских республик, где гастролировал каждое лето русский драматический театр.
   Деньги для того времени были бешенные!
   Это было жаркое лето 1971 года.
   Союзный рубль, ходивший в сцепившихся в "братских объятиях" союзных республиках, давал почти пятьдесят процентов форы безнадёжно отставшему американскому доллару.
   И неважно, что за границей он был никому не интересен! Зато рубль был интересен здесь, в счастливой Стране Советов, где каждый обладатель определённого их количества, готов был отстаивать обладание, поставив на кон.... даже жизнь! Так было и в этот раз...
   ...Мужики - актёры в свободное время поехали купаться на солёное озеро .Оно было в километрах трёх от кишлака, где игралась французская пьеса " Шер ше ля фам" для... местного населения совершенно не понимающего русского языка.
   Но.... Надо так надо! Актёры играли, потому что знали: дирекции надо отчитаться по обслуживанию зрителя.
   Зрители смотрели сосредоточенно и молча, потому что тоже понимали, что это кому-то ТАМ надо... Может быть даже самому большому раису - начальнику!
   А большой раис, это на-а-много больше, чем маленький раис, которого на востоке, тоже надо уважать!
   Это даже не средний раис, которого надо ублажать, совать в рот плов и рахат-лукум, давать запивать жирное мясо коньяком, разливаемым из красивого заварочного чайника в такие же красивые пиалы.
   И не потому, что из бутылки неудобно, или рюмок нет, а дабы АЛЛАХ думал, что правоверные мусульмане чай пьют, а не совершают грех, осуждаемый, запрещаемый шариатом.
   Большой раис для узбека, таджика, туркмена, это... это такой человек, такой человек..., которого даже мысленно... даже мысленно на нехорошее русское слово послать нельзя!
   А для маленького человека, живущего в глубинных районах средней Азии вокруг одни большие.
   Как костюм надел, живот распустил, любой значок нацепил да папку с тремя бумажками под правую руку вложил - вот ты для дехканина и РАИС! Вот и будет он, дехканин, твой милостивый взгляд ловить. И не то, что на русском, на эфиопском готов смотреть, привозимую творческими коллективами театральную чушь.
   Когда актёры поняли, что местный контингент не знает русского языка, они, выступавшие на открытой площадке, среди верблюжьих колючек и саманных построек, совершенно перестали произносить оригинальный текст пьесы, а начали рассказывать друг другу пошлые анекдоты.
   Иногда они, для вида передвигаясь по сцене и, словно издеваясь над зрителями, делали нелепые прыжки, сами над собой покатываясь со смеху.
   Как ни удивительно, но это возымело странное и эффективное действие.
   После рассказанного анекдота смех артистов вызывал... гомерический хохот зрителей!
   Но, участники спектакля точно знали, что в зале не понимают их речь, и терялись от этой реакции. Потом привыкли, стали гаерничать, заливаясь хохотом уже без всякой причины, просто из хулиганства.
   Спектакль прошёл, можно сказать, великолепно!
   Этим абсурдом, который и присниться не мог Бекету и Ионеско, остались довольны и актёры, и зрители! Потом был вечерний плов с чайником и пиалушками....
   ГОЛОДНЫЙ ВЕРБЛЮД
   А сейчас было озеро, палящее солнце, несколько верблюдов, метрах в двухстах, гордо озирающих пустынное пространство. Всем захотелось почувствовать себя дикими, сорвать "оковы цивилизации".
   Подчиняясь нахлынувшему чувству, артисты сбросили с себя одежду и предстали перед Всевышним и природой в той естественной наготе, в какой видело человека это солнце тысячелетия назад.
   По-мальчишески, с визгом и криками они ворвались в прохладные воды озера.
   Оно оказалось совсем не глубоким, и нагие артисты уходили всё дальше и дальше от берега, обдавая друг друга брызгами, в которых вспыхивала и гасла радуга-дуга. Беззаботная игра остановила счет времени и, казалось, могла длиться бесконечно, если бы не истошный крик одного из купающихся:
   - Женька! Верблюд!!! Смотри, твои трусы жуёт!
   Все замерли и повернулись в сторону берега. Над сброшенными одеждами стоял огромный одногорбый верблюд, под его мордой, как борода, свешивались полосатые Женькины трусы, часть которых уже жевалась этим кораблём пустыни.
   - Сволочь! Морда азиатская! - истошно заорал Шлейкин.- Там деньги! Брось трусы! Брось! Кыш! Кыш! - Женька махал руками, точно гнал кур со двора. Потом так рванул к берегу, будто к его толстому заду приделали лодочный мотор.
   Такого буруна не видели даже у Черноморских глиссеров, и, если бы по пути он не падал, мировой рекорд по скорости на воде был бы побит.
   Все гурьбой бросились за Женькой.
   Никто не знал, что можно сделать с этим гигантом. Если верблюд сожрёт деньги вместе с трусами, то достать их можно будет только из его желудка, что, конечно же, проблематично. Отнять у верблюда этот "деликатес" не представлялось возможным.
   Верблюда окружили, стараясь не приближаться слишком близко.
   И только Женька стоял перед ним, как Давид перед Голиафом, и то требовал, то умолял гиганта вернуть его необычную "сберкнижку".
   "Милый,- говорил он плачущим голосом- ну что тебе стоит... отдай... они же не вкусные... они же воняют... Хочешь, я тебе вот рубашку отдам?"...- он поднял из кучи белья первую попавшуюся рубашку и протянул верблюду.
   "Эй! Эй, кончай! - заорал Аброр Раджабов, единственный узбек в труппе русского театра. - Это моя рубашка! Единственная! Подарок! Мне ее жена подарила!"
   Но Шлейкин ничего не слышал. Он видел только свои трусы, и в них утолщение, подтверждающее, что деньги ещё не зажёваны.
   "Брось, Женя! - сказал его друг, парторг театра, красавец Виктор Бабаков.- Жизнь дороже. Он тебя затопчет. Отойди!"
   "Затопчет? - как бы удивляясь, простонал Шлейкин. И вдруг истошно, фальцетом, зачем-то подпрыгнув на месте, он заорал так, что его, наверно, можно было услышать в далёком кишлаке.- За-а-ре-е-жу-у-у!"
   Не знаю, чем хотел зарезать верблюда Женька, но верблюд так удивился, что перестал жевать трусы, и они вывалились , обслюнявленные, на песок пустыни.
   Женька упал на колени и осторожно подполз к своему сокровищу.
   Верблюд, не шевелясь, смотрел на копошащегося в песке представителя рода человеческого, пытаясь обнаружить на этом голом теле тот предмет, которым хотели его зарезать.
   Женька уже поднялся на ноги, прижимая к груди трусы, и дрожащие пальцы его бегали, ощупывая перевязанные резинкой деньги.
   В это время верблюд, очевидно, потерял к нему интерес.
   Морда его выразила презрение, он как-то странно чавкнул, потом, как бы, хрюкнул и... лицо Женьки Шлейкина покрыла зелёная вонючая масса верблюжьей слюны, к которой он инстинктивно прижал трусы с деньгами. А выразивший своё отношение Голиаф гордо повернулся и пошел неторопливо к своим не менее гордым сородичам.
   ...И вот сейчас перед Григорием был тот самый верблюд. И он вот-вот плюнет...
   Но верблюд не плюнул. Наоборот, он стал отворачиваться, облачаться в узбекский халат, на котором цветные полосы стали бледнеть, потом и вовсе исчезли, уступая свои цвета чисто белому. Халатов стало несколько, и Григорий услышал женские голоса: " Да не ногами... Не ногами... Головой вперёд!....( и другой женский) Да, брось-ка ты, какая к чёрту разница!"
   Потом он почувствовал, что его приподнимают.
   И вновь голоса: " Держи простыню, дурра... Зайди с другой стороны... Перекладываем ...Раз...два!"
   Его тряхнуло, он стал осознавать, что операция кончилась, и ,скорее всего, он уже находится в так называемой палате интенсивной терапии, или в реанимации...
   - Григорий Викторович! Как вы себя чувствуете? - услышал он голос хирурга и, открыв полностью глаза, увидел склонённое над ним лицо Виталия Сергеевича.
   " Нормально...- почему то прохрипел он. - Ну, как там у меня?"
   Усталое лицо хирурга стало улыбчивым, он твёрдо и очень убедительно сказал: " Отлично! Операция прошла хорошо. Всё будет отлично!"
   Захотелось снова закрыть глаза, что он и сделал.
   Через какое -то время из морфийного забытия вывел голос жены:
   "Гришенька, мне сказали, что я могу тебя немного покормить..."
   "Ну, вот, - подумал он. - Вот и хорошо. Через семь или десять дней можно будет вернуться в театр, продолжить репетиции! Хорошо, что хорошо кончается!"
   НОЧЬ РАЗРУШЕННЫХ НАДЕЖД
   Хорошо засыпать, погружаться в небытиё, когда впереди есть уверенность и надежда. Хорошо идти босиком по горячей пыльной дороге, ощущая подошвами земное тепло, впитанное от солнца! Краешком сознания мелькнула мысль : " Заглянуть бы в детство, а там, глядишь, и "сезам" отворится....
   Послушное тайному желанию подсознание отшуршало страничками прошлого, и он ясно увидел родовой дом, и вновь ощутил аромат тех чудесных дней, которые зовутся поздним детством.
   Детство, пронизанное ароматами воспоминаний, как бабушкина лепешка из русской печки, что оказывалась в кровати после утреннего вопля: "Ба! Лепешечку испеки!!!"
   Дом был большой, летом прогревался солнечным теплом через окна, выходившие в палисадник, где цвели яркие георгины и росла черемуха, усыпанная терпкими черными ягодами, вяжущими язык и окрашивающими зубы и губы в коричневатый с зеленью цвет, да куст коринки или ирги, на которой попискивали стайки дроздов, клюющие сочные ягоды.
   "Зала", как гордо именовали комнату хозяева, была большой, почти квадратной, четыре шага в ширину и пять в длину.
   В левом углу висела икона с лампадой, а в центре, между окнами, смотрели внутрь комнаты фотографии странных людей в странных одеждах, совсем не таких, какие носили сейчас, все с напряженными позами и строгими, значительными лицами.
   Белые полы, доски которых натирались речным песком перед каждым праздником, источали влажный аромат древесины. С другой стороны залу перекрывала беленая стена русской печки, которая занимала значительную часть дома, раскрывая свой темный зев в сторону небольшой кухни.
   Печь была главной в этом доме. Топилась она дровами, которые стеной выкладывались в хозяйственном дворе.
   Печь просыпалась раньше всех, вместе с бабушкой Марией Александровной, струйкой дыма потягивалась к предрассветному небу, потрескивала поленьями, вбирала в себя их тепло, чтобы потом делиться с домочадцами, дурманя запахами щей, топленого масла и подгоревшего лука.
   В сенях находились двери в маленькую горницу, которая осенью пропитывалась запахами яблок, хранимыми кучами прямо на полу
   . Ещё дальше - дверь в хозяйственный двор, над которым нависал сеновал, смягчающий ароматом сена запах уличного нужника и навоза.
   Летней ночью на сеновале он зарывался лицом в дурман сухой травы и мечтал о сбыточном и о не сбыточном. Слушал коровьи вздохи, пересуды кур на насесте, сытое похрюкивание свиней.
   Именно здесь, на сеновале, он познал самое себя, когда, дав волю полудетским фантазиям, томясь набухающей тяжестью внизу живота, мял отвердевший край плоти и, сорвавшись в конвульсии судорог, провалился в сладкую истому еще неведомого и поэтому... страшного. В ладонь толчками ворвалось горячее, влажное, липкое....
   Ужас от содеянного, предчувствие смерти, какой- то непонятной неизбежности вытолкнуло его из сумрака сеновала к свету.
   В утренних лучах солнца, пробивающихся сквозь засиженное мухами, затянутое паутиной оконное стекло деревенского нужника, он с тревогой рассматривал белесо - серую слизь, вырвавшуюся из его тела. Дрожащими руками сминал нарезанные на квадраты газетные листы, брезгливо вытирал ими пальцы и бросал в овальную дыру пирующим червям.
   Потом его лицо, потное и измятое, обрело вдруг осмысленное выражение. Сжатые губы растянулись в улыбке, и сквозь них протяжно , хрипло, но с каким- то особенным значением, выдохнулись где-то слышанные слова : "сок жизни...мой ..ё..маё! Теперь я...ну, бля... ё...маё!".
   ...Сейчас он видел всё так ясно и чётко, словно это происходило наяву.
   Из собачьей будки на него смотрел друг его детства, пёс по кличке Абрек. Вот пёс, позвякивая цепью, вылез наружу и, хвост его с прицепившимся репьём начал радостно вращаться, выражая любовь и преданность.
   "Надо же, живой ещё... Сколько же ему лет?"- подумал он, не сомневаясь, что всё происходящее, реальность.
   Повернулся к калитке, ведущей в сад, снял со штакетника проволочную петлю, которая заменяла щеколду. Калитка, открываясь, скрипнула, и он пошёл по поросшей редкой травой садовой тропинке, туда, где в конце сада находился родник, из которого набирали для питья воду.
   Вода там была вкусная, проточная и вытекала из вкопанной в землю бочки. Последний раз он был в саду лет двадцать назад, когда театр гастролировал в Ярославле и у него выдались свободные дни. Тогда он так же поспешил напиться живительной влаги из родового родника.
   Живой, рукотворный колодец, находился в низине. Вокруг него образовалось от обилия влаги небольшое болотце, поросшее осокой. По нему были положены дощечки, чтобы не замочить ноги. Дощечки были влажные и трухлявые, поэтому пришлось двигаться осторожно, стараясь находить надёжную опору.
   И вдруг... ноги его на досках разъехались, левая нога по колено ушла в холодную вязкую слякоть, и что-то острое проникло в плоть!
   Он ещё до конца не понял, что произошло, но нога уходила все глубже и глубже, утонув в холодной жиже.
   От ужаса, охватившего его, он выкарабкался из сна, вернувшись в палату реанимации, в полутьму, наполненную жужжанием каких-то приборов.
   Страх не проходил...
   "Нога... нога... - подумал он. - Да нет, это просто приснилось..."
   Тем не менее, попытался левой рукой потрогать ногу, но не получилось, там что-то мешало. Тогда, несмотря на возникшую боль в оперированном животе, он правой ногой попытался толкнуть левую. Удалось. Почувствовал прикосновение, но.... левая нога ничего не ощутила! Тогда попытался пошевелить пальцами . Они не шевелились.
   " Сестра! Сестра!" - ему показалось, что он кричит, но крика не получилось.
   Сразу за головой, за стенкой, был слышен девичий смех. Он знал, что там находится сестринская комната. Правой рукой стал стучать в стенку, чувствуя, что снова погружается в дремотное состояние, и похолодел от страха, что не успеет сообщить.
   " Что у вас, больной?"- медсестра стояла перед ним, красивая, как ангел... Страх и неуверенность прошли.
   -"У меня...вот... нога...- ему, вдруг, стало неудобно, что он ночью побеспокоил эту девушку.- Мне ...мне кажется, я её не чувствую...."
   Она приподняла простыню, что-то там посмотрела и сказала: "Да нет, всё в порядке...".
   " Но я не чувствую... Я не могу пошевелить...."
   -"Ну, хорошо, я позову дежурного хирурга, если он сейчас свободен ...", -успокоила она его и ушла.
   И вновь закрутился калейдоскоп виртуальных событий, отправляющих сознание то в раннее детство, то в театральную юность.
   Почему-то мимо него друг за другом прошли педагоги Ярославского театрального училища, многих из которых он, казалось, забыл. Но сейчас помнил, мог каждого назвать по имени и отчеству. Они шли мимо него в какую-то дверь, не оборачиваясь и не говоря ни слова. И только его педагог Юрий Юрьевич Коршун, перед самой дверью повернулся к нему и погрозил пальцем.
   Ему был так знаком этот жест, что он сразу почувствовал себя в чём- то виноватым, как в те ученические годы, и стал выбираться из сна. Но ничего не получалось.... Смог только услышать и узнать голос медсестры, и еще чей-то ,мужской.
   " Чепуха . Ничего страшного. Никого вызывать не надо. Не вижу никакой патологии. Бредит под морфием... Можешь спать до утра."
   "Это, наверно про меня", - подумал он, и ему стало спокойнее.
   ...Сейчас это было ромашковое поле, по которому он шел к реке. Он точно знал, что там был омут, глубокий и чистый, в который он уже нырял в далёком детстве. Тогда, в том детском сне, ему нужно было нырнуть на самое дно и прикоснуться руками к лежащему там белому камню.
   Камень обладал удивительной силой, и у тех, кто прикасался к нему, желания сбывались сами собой. Тогда у него получилось. Он не сомневался, что получится и на этот раз.
   Омут ничуть не изменился. Так же, как и тогда, вода была прозрачна, но если раньше сквозь прозрачные воды просвечивали далёкие контуры камня, то сейчас дно пугало мистической чернотой.
   "Наверно, потому что вечер", - подумал он.
   Не раздумывая, нырнул с высокого берега. Вода обожгла холодом, и он, как в детстве, когда купался, освободил свой мочевой пузырь.
   Так делали все деревенские мальчишки, когда купались, чтобы не бегать за кусты.
   Загребая руками, опускался всё глубже и глубже в холодные воды, стараясь разглядеть на дне камень. Это продолжалось долго, и он успел удивиться, что совсем не чувствует недостатка воздуха. И вот уже что-то белое и объёмное стало обозначаться на тёмном дне. Он напряг все силы, и потянулся руками к волшебному камню, как левую ногу скрутила... судорога.
   Судорога была такой силы, что он закричал и, бешено работая руками, рванулся к поверхности.
   Он буквально вылетел из сна и понял что кричит. Крик был натуральный, испуганный, как у очнувшегося от кошмара ребёнка.
   В палату вошла заспанная медсестра, тревожно спросила:" Что случилось?"
   " Нога... Судорога..", - ответил он и понял, что никакой боли нет!
   Мало того, он вообще ничего не чувствовал, кроме тяжести с левой стороны. Холодная мраморная колонна, заменившая плоть.
   " Там нет ноги...- сказал он. - Там камень...холодный... Я ничего не чувствую... Позовите врача. Мне страшно..."
   Медсестра приподняла простыню, и лицо её выразило озабоченность. Потом посмотрела на часы и сказала: " Шесть утра... Через два часа сосудистые хирурги уже будут здесь. Не имеет смысла..."
   Сделала укол, и он снова окунулся в небытиё.
   Это небытие было пустым... И только сквозь сумерки сознания вдруг узнаваемым стал голос хирурга Виталия Сергеевича, который в совершенно несвойственной ему манере буквально орал на кого-то... Его гневный голос прерывался женским, растерянным, и, вроде бы, даже плачущим...
   В сознании отложилось только одно слово, которое он не совсем понимал....ТРОМБ !
   Тело его опять качнулось на удерживаемых простынях, удалённой болью отразилось во всём теле от соприкосновения с "каталкой".
   "Снова резать будут", - совершенно спокойно подумал он.
   ...Пустота.... Пустота... Пустота.... Пу-сто-та-а-а..., наполненная безвременьем....
   Он открыл глаза и понял, что сейчас лежит уже на другой "кровати" в той же палате интенсивной терапии. Вокруг были капельницы, от которых тянулись к телу прозрачные трубочки. Напрягаясь всем телом, попытался поднять голову, чтобы посмотреть на левую ногу. Увидел голень ноги ( а, может, это ему только привиделось...), разрезанную вдоль, с обнаженными мышцами.
   Ему было несколько странно, что это его совершенно не испугало. Потом услышал знакомый голос, повернулся и увидел лицо хирурга.
   "Как себя чувствуете?" - спросил тот.
   "Нормально. Как у меня дела?"
   Видя глаза хирурга, стал что-то понимать... В них была такая боль, такая растерянность, смешанная с такой беспомощностью, что ему стало жалко врача.
   "Так уж случилось...- голос доктора звучал на удивление ровно. - Тромб ночью перекрыл движение крови в артерии. Так бывает... Я сделаю всё, что смогу. Мне удавалось спасти ногу после пяти часов без кровотока... Но сейчас.... Больше десяти часов... Будем надеяться... Мне надо дня два, три..."
   Лицо врача стало расплываться. Силы были на исходе, а может обезболивающие наркотические препараты, которыми накачивали через подключичную вену, отбросили его из реальности в новый калейдоскоп прошлых событий, смешанных со вчерашней памятью и какими-то фантастическими существами, из незнакомого ему мира. Это было даже интересно, если бы не ниточка тянущаяся из реальности : "Мне удавалось спасти ногу..."
   "Значит, - подумал он остатками сохранённого сознания - на этот раз может и не удастся?" Но там, в "виртуале", это было совсем не страшно.
   Вновь проплывали перед глазами лица. Студенты театрального училища. Это были его сокурсники, связь с которыми он уже давно потерял. Вот он на сцене Ярославского театра им. Волкова, вместе с другими студентами под звон колоколов участвует в спектакле, изображая крестный ход, старательно выпевая: " Днесь светло сияет на Толге образ твой, пресвятая Дево Богородице...." Вот он идёт по коридорам студенческой общаги.... В конце коридора у окна кто-то стоит очень и очень знакомый. Но, почему-то страшно к нему подойти, и он останавливается, вглядываясь в очертания фигуры.
   Вот фигура начинает разворачиваться, и он видит Геннадия Никитина....
   "Как так? - думает он - Его не должно быть здесь! Он умер ещё на первом курсе..."
   ...Это была страшная, трагическая история. Никитин был талантливейшим студентом, которого Господь наделил великолепной сценической внешностью, взрывным темпераментом, безудержной фантазией и безграничной любовью к театру. В середине первого курса его стали забирать в армию и он, с отчаяния, по чьему-то совету вколол шприцом керосин в ногу, чтобы получить отсрочку. Нога распухла, его уложили в госпиталь, но.... результатом была скоротечная саркома и.... смерть.
   И вот сейчас Никитин смотрел на него. Потом жестом стал подзывать к себе...
   Нахлынувший ужас заставил метнуться его по коридору, затем нестись по пролётам каких-то лестниц и бежать, бежать, бежать...
   " Григорий Фёдорович! Вы меня слышите?"
   Он открыл глаза и по освещению понял, что это уже другой день. К нему обращался врач:
   " Положение очень серьёзное. Обширный некроз тканей. Я бы хотел сохранить как можно большую часть ноги. Надеюсь, что ампутация будет до колена. Я хочу подождать до завтра. Может что-нибудь изменится... Сейчас принесут последние анализы...."
   " Стоит ли ждать? - очень спокойно сказал Григорий. - Боюсь... боюсь что вы меня потеряете..."
   Он видел, как медсестра принесла листочки с анализами, прошептала врачу на ухо, обострившимся слухом услышал: " Белок почти на нуле..."
   Врач коротко сказал: "Готовьте к операции",- развернулся и ушел.
   Дальше опять было движение каталки и .... безвременье, безвременье, безвременье.... Без лиц, событий, калейдоскопов, только темнота....
   Очнулся в незнакомой палате. Совершенно один. Вокруг кафельные стены. Тусклый свет. Он, почему-то, понял, что лежит здесь уже не один день. Вместо капельницы увидел пластиковые пакеты, наполненные донорской кровью, которая вливалась в его руку. Он приподнял край простыни и увидел, что от ноги у него осталась ...только часть бедра.
   Стало ясно: с этого дня для него начиналась... ДРУГАЯ ЖИЗНЬ!
   Вот только он не знал, нужна ли ему ТАКАЯ ЖИЗНЬ ?
   На этот вопрос ему ещё предстояло ответить....
  
   НОЧНЫЕ ФАНТОМЫ(память старого актёра )
  
   Тяжело. Тоскливо-о-о... Григорий видел самого себя сверху, словно с потолка. И спрашивал : "Кто я теперь...?" Хотелось выть от бессилия. Перевязки были мучительно болезненными. А между перевязками думки...думки... думки...
   Удивительно, но за 63 года у него не было ни времени, ни желания перелистать свою жизнь, дать ей оценку от самого начала до обозначенного "барьера". Сейчас это стало какой-то навязчивой необходимостью.
   Дни и ночи смешались. Постоянное разглядывание потолка грозило расстройством психики, поэтому он стал подробно вспоминать основные события своей жизни, не пряча от самого себя то, что при других обстоятельствах было бы стыдным.
   "Начинать надо с конца ,- решил он. - Итак, кто я был до сегодняшнего дня?
   Вполне удачливый, пусть и периферийный, актёр театра, работающий на территории одной из бывших республик развалившегося Союза.
   У меня есть звание, квартира, достаточная известность в городе и должность главного режиссёра. Останется ли теперь эта должность за мной? Как знать. Правда, я потерял на "жизненном вираже" ногу, а не голову...
   Я достаточно часто встречал на своём актёрском пути режиссёров, и даже главных, у которых были отличные сильные ноги, но вместо головы муляж, что-то вроде протеза..."
   Ему до деталей вспомнился электронный диалог с одним молодым режиссёром, выпускником столичного театрального ВУЗа. Переписка настолько четко отложилась в памяти, что он мог воспроизвести её с точностью до слова.
  
   Главному:- Здравствуйте Григорий Викторович! Как давно я искал Вас в "Моём мире"! Надо же.... Вы, такой старый, и ещё.... в компьютере! Напишите, как Вы там... в моём родном провинциальном областном центре...??
  
   От главного: Привет! Напиши , мой двадцатитрёхлетний, молодой друг, закончил ли ты столичный ВУЗ? Напиши о себе подробней...
  
   Главному: Слишком подробно писать, возможности нет - столько много всего происходит... Расскажу вкратце, чем сейчас занимаюсь. На осень запланирована защита кандидатской в Питере. Сейчас нахожусь в Боголюбском городском театре - должен поставить тут два спектакля - "Стеклянный зверинец" и новогоднюю сказку. А в феврале поеду в Прагу - есть приглашение поработать там... На днях отправил вам в Театр факс, с предложением на счет пьесы Т. Уильямса "Ночь Игуаны". Надеюсь в ближайшее время получить ответ от вашего директора.
   Посылаю (краткую) аннотацию и вам: ...В центре событий (как символ) несвободная игуана! Все герои за сутки пройдут дорогу от беспамятного пьянства, группового секса, до попытки самоубийства! Это нужно, чтобы понять себя и освободиться от догм и всего ненужного, от того, что они долго носили в себе..."
   Если заинтересовало, то прошу связаться со мной в "Моём мире". А как у вас дела? Какие работы? Планы?.. Вы так и не написали... А куда ездили или поедете вы?
  
   От главного: Дорогой Роман! В прошлом году мы так и не поехали в Англию.... В этом году мы всё же...не поехали во Францию!
   В будущем году ...не поедем....не поедем...не поедем... напишу, в будущем году, куда..., куда не поедем!
   ....А вот куда нас "посылали", напишу.
   На... Кисель-куль, на Пыхтиловку, на Петухово и в ппп...одобные, романтические, Роман, места....
   В связи с этим нас очень волнует (особенно жителей сих мест) "Ночь Игуаны", групповой секс и проблемы, связанные с нашим несовершеннолетним либидо.
   ...Сейчас ставлю новую трактовку "Трёх сестёр".
   В первом акте Ирина кричит: "Работать! Работать! Работать!"- остальные молчат.
   Во втором акте Ирина кричит: "Не хочу я работать! Не хочу работать!" - остальные молчат. В третьем акте Ирина молчит, а все остальные кричат: "В Москву! В Москву!".
   А директор (новая трактовка) кричит: " В Пыхтиловку! В Пыхтиловку!!!" В четвёртом акте... да фиг с ним, с четвёртым! Они всё равно уже будут в... Пыхтиловке!
   Теперь о себе.... В этом году в нашем средне-специальном колледже искусств защищаю докторскую, на тему: "Казахская домбра как основа русской музыкальной культуры и её влияние на православные обряды".
   Тема беспроигрышная, так что заранее можешь поздравлять с докторской степенью! Вполне возможно и Нобелевское лауреатство!
   Главному: Это очень хорошо, что жизнь кипит  и не стоит на месте... А по поводу поездок по экзотическим местам ..., наверное, Вам уместно тихо промолчать! Это неотъемлемая (!) часть работы областного театра....
   Тут, в Боголюбске, происходит нечто подобное, и это, как я понял, помогает неплохо существовать местному театру и обеспечивать 100% надбавки и различные премии к зарплатам артистов из не бюджетных активов театра.
   Судя по вашему письму, могу сделать вывод о том, что мое предложение вас заинтересовало! Не так ли?! Когда читал пьесу, то думал именно о том, что это надо ставить в вашем Степнолесске! А в марте поеду в Прагу...
   От главного: Ты хоть понимаешь, ЧТО я тебе пишу? ...Роман, переписка с тобой мне всё больше и больше нравится... Ах! Как бы мне хотелось оказаться в РАЮ под названием Боголюбск (60 тысяч населения, 150 спектаклей по районным центрам и сельским клубам!)
   Закрываю глаза и вижу, как сотни селян собираются у поселковых советов и скандируют:" У-иль-ям-са! И-о-нес-ко! Бе-ее-ке-та!!! Да-ёшь  те-атр каж-дый де-е-е-нь!!!" А рядом дети с плакатами :"Хочу в зверинец, но в...СТЕКЛЯННЫЙ!!!" И на этом фоне Театр им. Чернышевского. Фестивали! Дипломы! Лауреатство! И вот они - АКТЁРЫ! Сытые! Раскормленные! Постоянно задающиеся вопросом: Что делать? Что делать?!! Что делать...с  внебюджетными деньгами, которые дирекция безжалостно засовывает в их непомерно раздувшиеся карманы? Ну, хоть бы на денёчек к... вам! Может, замолвишь словечко? Могу внести новую "струю" и наструить... "Стряпуху замужем"", например! А? С надеждой, юмором и пониманием, грустный "филосоВ"ГрЫгорий.
  
   Главному: Ну, раем назвать это сложно... Вообще, Боголюбск, очень похож на Степнолесск : такой же, по сути, купеческий город... А вот что касается ломящихся в театр зрителей с транспарантами - это правда, так как развлечений в городе не так много, и театр тут - место обязательного отдыха граждан, в год выпускает по 10-12 спектаклей... Сейчас нас приехало три режиссера. Еще в театре есть два штатных. Один пока исполняет обязанности главрежа. Вот такая "режиссерская" тут ситуация. Артистов немного - 13 человек.  Если вы всерьез думаете о возможности постановки тут, я смогу забросить эту идею.
   Я не планирую тут задерживаться долго, не далее, чем до Нового года... Как говорится: "Сделал дело - гуляй смело!!!" Тем более, что есть предложение в апреле поехать в Прагу!
   От главного: Очень интересно получить ответ на два вопроса. Первый: Текущий репертуар театра? Все названия. Второй: Какие среди этих (13) артистов возрастные категории, сколько артистов за 50, сколько 40 -летних, и сколько до 30 лет. Сколько женщин и сколько мужчин? Какое у них образование? Напомни, в какой академии ты учился? Какое образование у тех режиссёров, которых ты назвал? Ты ответь подробней, ин-те-рес-но!
   Главному : Да уж... вопросы... За (50) тут актеров, слава богу, нет! Две женщины и трое мужчин до (40), остальные - до 30-ти. Я окончил Санкт-Петербургский Гуманитарный Университет Профсоюзов, кафедра режиссуры и актерского искусства! Другие заканчивали академию театрального искусства. Среди актеров тут половина с образованием, половина без. Учились в студии при театре.
   Наверное, что-нибудь в мае поставлю в Праге!
  
    
   От главного: Спасибо за информацию, но ты мне только добавил загадок. Как ухитряетесь при этих тринадцати актерах, ставить от 10 до 12 спектаклей! И еще, открой секрет, назови тему твоей кандидатской диссертации.
   Главному: Никакой это не секрет! "Театр одного актера в России XX-XXI века"! Тут действительно много загадок... Но я, надеюсь, отгадаю!!! Действительно, сложно ставить при таком скудном составе труппы. Но режиссеры умудряются... Вот только не знаю, какое количество актёров работает в театре в Праге..... В июне ведь надо ехать в Прагу!!!
   От главного: Рома-а-а-н!!! Спасибо! Театр одного актёра! Вот оно! Ведь что-то стучало в моей голове под лысеющей сединой! Театр одного актёра!!! Вот он свет в конце моего тоннеля! Я отгадал своё будущее и твоё, и многих других.... Театр ОДНОГО актёра!!! И.... много, много РЕЖИССЁРОВ!
   Только одно сейчас меня тревожит и гложет. Как при таком НОВОМ театре мы сможем найти... хотя бы одного ЗРИТЕЛЯ....
   От главного: Роман, ты где?
   От главного: Роман, ты где???
   От главного: Ро-о-ма-а-ан, ты где!!!
   Главному: Я в...в... Пп...п-ра-а-а-ге!
   Это были "знаки" нового театра, нового искусства, в котором ему, человеку культуры прошлого века, скорее всего не было места.
  
   Григорию вдруг захотелось вспомнить, когда он был по-настоящему счастлив. И был ли? Нет, не в личной жизни. У него прекрасная жена, которая переносила вместе с ним тяготы жизни, родила ему сына... Сына... Сына...
   Он постарался уйти от этой темы. Здесь было больно.... Но, он к ней ещё вернётся... Потом.
   Сейчас хотелось думать только о профессии, которой он отдал всю сознательную жизнь...
   В отличие от некоторых своих сокурсников, которые переехали в Москву , добавили к среднему специальному образованию московское высшее, и остались "ковать" свою столичную судьбу, Григорий начал актёрскую профессию с периферийных городских театров, где можно было наиграться вдоволь. Хотелось посмотреть отдалённые уголки страны, от медвежьих уголков Сибири до южных морей.
   ПЕРВЫЙ ТЕАТР
   ....Была ранняя осень, но здесь, в краю белых ночей, чувствовалось дыхание приближающейся зимы. У ног плескалось Белое море. Вернее, оно уходило отливом, обнажая песчаное дно, оставляя на холодном воздухе медуз, каких-то каракатиц, а иногда и рыбёшек. Отлив был таким быстрым, что это вызывало тревогу, настораживало неестественностью происходящего.
   Это была первая встреча молодой актёрской семьи с Севером.
   Потом будут архангельская тайга, гастрольное путешествие на баржах по Сухоне и Северной Двине, спектакли в лагерях для заключенных, к которым ехали по узкоколейкам от станции Плисецкая. Перелёты на "кукурузниках" от лесхоза к лесхозу с чемоданами мягких декораций в деревянных ящиках, таёжный гнус и суточные, на которые можно купить только буханку хлеба и банку консервов "кильки в томате".
   ...Наверное, тогда они были счастливы, двое молодых, стоящих на краешке земли. Перед ними расстилалось Белое море, обрамлённое песчаными дюнами и редкими соснами, а справа возвышались массивные корпуса гигантского завода, известного строительством и ремонтом атомных подводных лодок. Место, где они стояли, называлось " остров Ягры".
   У них, недавно создавших семью, имелись в наличии два чемодана с одеждой и постельным бельём, две подушки, и один матрас. Всё это лежало в багажном отделении Северодвинского вокзала.
   В театр они пришли вчера вечером налегке, обратились к заместителю директора, которому показали телеграмму, подтверждающую приглашение на работу.
   Тот пожал плечами, сказал:
   -Директора сейчас нет, с гостиницами очень сложно... Даже не знаю, что с вами делать. Есть одна комната в двухэтажном бараке, там наш бывший радист жил, алкоголик.... Там только кровать с матрасом.... У вас постельное бельё есть?
   Они так устали от вагонной духоты, такое гнетущее впечатление произвёл на них центр города, деревянное здание театра (как выяснилось потом, построенное за месяц сталинскими зэками), что хотелось только одного: поесть и на что-нибудь прилечь.
   Светлана, уроженка солнечного Кишинёва, буквально простонала: " Куда угодно! Лишь бы отдохнуть..."
   Им досталась комната на первом этаже барака. Грязные, затянутые паутиной окна, железная кровать, на которой лежал ржавый матрас с торчащей из швов ватой, стул на хлипких ножках. Всё это тускло освещала засиженная мухами лампочка, свисающая над кроватью на залатанной проводке.
   Спать легли прямо в одежде. Выключили свет и какое-то время присушивались к шумам нового города, к ругани, доносившейся сверху, к шуршанию и потрескиванию обоев, грязных, наклеенных, очевидно, еще до войны.
   Неожиданно пошёл дождь. Но дождь был... сухим! Сверху сыпалось что-то лёгкое, чуть ощущаемое, вызывающее зуд на открытых участках кожи. Чесались шея, руки, все тело. Не выдержав, Григорий вскочил с кровати, нашёл в темноте выключатель. По потолку, по стенам, по покрашенному зелёной краской полу ползли полчища рыжих клопов.
   Жильцы барака, очевидно, периодически проводили санитарную обработку. Уцелевшие от химической атаки кровопийцы находили убежище в конуре спившегося радиста, который не имел к ним претензий, так как укусов не ощущал, да и клопы, скорей всего, не находили вкуса в его крови, разбавленной портвейном и дешёвым плодово-ягодным пойлом.
   Сейчас на клоповьей поляне был праздник. Отощавшие прозрачно -сухие, но от этого не менее активные, они мечтали насытиться и агрессивно шли в атаку. Григорий перевернул матрас и обмер. В складках, в углах скопились гроздья кровососущих тварей, словно пчёлы на сотовых рамках ульев.
   Светлана поставила стул на середину комнаты и села на него. Григорий, сбросив матрас с кровати, устроился на голой панцирной сетке. Идти было некуда. Решили сидеть при свете лампочки до утра, пытаясь удерживать равновесие, когда дрёма наваливалась непреодолимо. Но не тут-то было... Рыжие камикадзе, несмотря на светившую лампочку, поползли по стенам, ленточным потоком потянулись по потолку, чтобы совершить десантный прыжок именно с той точки, которая располагалась над людьми.
   - Всё! - сказала Света. - Больше не могу. Веди меня, куда хочешь, только подальше от этих тварей...
   Кроме вокзала, идти было некуда. В холодном зале ожидания, так же похожем на барак, они провели оставшуюся часть ночи. При первых признаках рассвета, спросив у железнодорожника, в какой стороне море, отправились через весь город пешком встречать утро нового дня....
   Так начиналась семейная романтика театральных буден.
   И эта романтика была. Была! Премьерные радости, перезвон гитарных посиделок, репетиции до изнеможения, зрительские восторги и гастроли.... Одни только названия населённых пунктов, где гастролировал театр, вызывали романтическую дрожь и ожидание чего-то необычного.... Тотьма, Подюга, Мудюга....
   Здесь, в этих северных краях Светлана вынашивала их первого ребёнка, дочку....
   В памяти Григория промелькнули лица сослуживцев. Это были милые люди, фанатично преданные театру, почти всегда голодные , зачастую нелепые и смешные, как и он сам в то время. Очень ярко вспомнился один день в Тотьме.
   ....Жили в гостинице на дебаркадере. Спектакля в тот вечер не было.
   С берега к пристани идёт старший рабочий сцены Юра Холмогоров, высокий, светловолосый парень с рябоватым лицом, заикающийся почти на каждом слове. Он, очевидно, стеснялся своего заикания, и, наверно, поэтому на лице его постоянно блуждала извиняющаяся улыбка. Шёл, покачиваясь, так как был вдрызг пьян. В руках он бережно нёс нечто похожее на когда-то белую рубаху, всю в комках грязи.
   - Юра! Ты откуда такой весёлый?
   - От д..дд...ру..ззз..ей! Тт..оо..лько ч..что пп..озна..кк..омился !
   - А что это у тебя в руках? Что за хлам?
   - Это нн..е хх..лам! Это рр..убаха! За рр..убб..ль ку..ку..пил!
   - Ты что, с ума сошёл! Выброси эту дрянь к чёртовой матери!
   - Не..а ! Это не дд..рянь! Ппа..па..стираю, за тт..ри пп..родам!
   Вот так, ещё тогда, в глубинах севера, зарождался наш российский шоу -бизнес!
   К чему... к чему вспомнился этот Юра и эта рубаха, такая грязная и старая, втюханная новыми друзьями? Ну, должен же быть в клочке этой памяти какой-то смысл?
   А... вот и появился перед мысленным взором и зелёный знакомец, стал вглядываться в Григория инопланетными глазами.
   "Здравствуй, кузнечик!" - захотелось закричать. - Ты принёс мне привет из моего двуногого детства? Верни мне, верни сейчас же кусочек той безоглядной радостной жизни, той редкостной поры, когда кусок ржаного хлеба, присыпанного солью и политого горьковатым подсолнечным маслом, казался вкусней и слаще любого пирожного!
   Григорию показалось, что кузнечик что-то протягивает ему в зелёных лапках, что-то грязное, надорванное мнёт и трёт, будто стирает... . Да это же рубашка! Нет, совсем не та, что нёс когда-то Юра, а клетчатая, яркая, модная тогда среди мальчишек.
   " Что с ней стало?- подумал Григорий. - Рваная, грязная, трухлявая и, наверно, вонючая, как я сам на этой "голгофе". Голгофой он почему-то стал называть железного монстра, именуемого кроватью, на которую уложили его после последней операции.
  
   ПАЛАТА
   Палата, в которой Григорий проводил бессонные ночи, имела знаковый номер "тринадцать"!
   Именно в неё, одноместную, привозили самых "тяжёлых". Здесь высшее провидение решало вечный гамлетовский вопрос : быть или не быть? Жить человеку или не жить?"
   Мысли вернулись из детства в настоящее время. Через три месяца Григорию исполнится шестьдесят четыре года ...
   Он всегда думал, что 63 - это не возраст дожития, как уверяют социальные службы... Шестьдесят три года - это возраст зрелого ума и ...слегка перезревшего тела.
   Но сегодняшней ночью об этом думалось иначе....
   Странная вещь.... Куда-то в небытие ушли такие, казалось, важные проблемы, как взаимоотношения Украины, Казахстана и России... И неважно, как сыграет роль артист Клабуков, и что скажет о тебе артист Маско... Даже то, что думает о тебе начальник управления культуры, уже не в счет... И даже... подумать страшно, со-вер-шен-но неважно, как к тебе относится... ПРЕЗИДЕНТ!
   Всё, что было важным, стало никчемным, тускловатым, не имеющим какой-либо ценности. И только самая что ни на есть близкая конкретика, такая как температура по утрам, уровень сахара в крови, ночные кошмары, холодный липкий пот, заставляющий дрожать беспомощное тело, наполняемость так называемой "утки" и консистенция "стула"( не слишком жидкая, чтобы успеть "добежать" и не слишком плотная, чтобы исключить геморройные шишки ) - вот, пожалуй, главное, что волнует, напрягает, заставляет работать самые потаённые уголки сознания, имея на противоположной чаше весов только одну альтернативу.... А не послать ли всё это на...?
   Вот, висит над больничной "голгофой", согнутая металлическая труба, вращающаяся во втулках передней спинки кровати. Мудрое приспособление, на конце которого, как на поручнях троллейбуса, на ремешке, висит что-то наподобие ручки для пассажиров, дабы обездвиженный больной мог на руках подтянуться и поменять положение тела. Полезнейшая для принятия радикальных решений вещь...
   Снимаешь со своего махрового синего халата мягкий пояс, пропускаешь один конец в эту ручку, предварительно соорудив из другого конца пояса нечто вроде ошейника , дожидаешься, когда дежурные сёстры отойдут в свою комнату делиться событиями прошедшего дня, разрывая больничную тишину почти не сдерживаемым молодым хохотом, таким неуместным в этом доме страданий, и когда в соседней палате начнут похрапывать, слегка подтягиваешь правой или левой рукой свободный конец пояса, чтобы затянулся ошейник, но не сильно, а слегка.... И закрепляешь его так, чтобы еще дышалось, но голова сладко кружилась и возникали грёзы, видения, под утро уводящие туда, откуда нет возврата, где главным является баланс между добрыми и злыми делами, завершенными или еще не завершенными на Земле.
   Но нет, нет и нет... это слишком просто... Это скучно , наконец, банально, и вряд ли понравится любимой жене... Ха-ха-ха-ха-ха-а-а-а! "Вот я сам себя и насмешил! - подумал Григорий. - Смеюсь? Значит, жив, курилка! Давай смеяться дальше... Сослуживцы скажут, что я их обманывал все эти годы, притворяясь сильной личностью. Враги скажут: "Мудаком жил, мудаком и умер! Друзья повздыхают, скажут на дрожащем выдохе : "Господи!!! Прости ему этот грех! Не в себе он был, не в себе, ибо не знал, что творил!!! Прости ему, ГОСПОДИ!!!"
   А потом все забудут и будут поминать только по случаю, по особым дням, когда не вспомнить, не помянуть просто нельзя. А потом, постепенно и сами уйдут в небытие и друзья, и враги, и сослуживцы, и о них тоже забудут, а останется только желтизна старых газет в архивах и библиотечных фондах, имена, фамилии, в большинстве своём незнакомые и неинтересные тем, кто будет жить в новое время. А, может, и этого не останется... Ни памяти, ни людей, или будут люди без памяти, или, если такое бывает, только память без людей..."
   Ночь прошла. Утром пришла жена. Григорий видел , что она изо всех сил держится, прячет боль за немного утрированным оптимизмом. А глубоко в глазах запрятана тревога. И где она только берёт силы?
   Знакомая женщина-врач, во время дежурства навестившая Григория в палате, с тоской и отчаянием произнесла :
   - Я всё понимаю, такое бывает, но почему это произошло именно с Вами ?
   Ему нечего было ответить, кроме как : - Значит, судьба!
   Но в ночной тишине, глядя в тёмное ночное небо, он тоже задал этот вопрос : " Ну, почему именно со мной?"
   Ответ прозвучал в голове почти сразу. " А почему бы и не с тобой? Чем, собственно говоря, ты так отличаешься от других?!"
  
   ТА НОЧЬ...
   ( глава, которую не стоит читать брезгливой и эстетствующей публике)
   ... Это была ещё та ночь.... Многодневные отложения рвались наружу, вызывая даже не страх, а ужас пред предстоящим...
   Было около полуночи. Под кроватью стояло судно, приготовленное санитарками, ежедневно спрашивающими: "Что, так и не сходили?"
   Даже отвечать на этот вопрос ему почему-то было неудобно. Чувствовать себя неспособным самостоятельно, без помощи чужих рук, пусть и внимательных, сочувствующих, жалостливых, справлять свои естественные надобности, угнетало сознание, и всё естество вопило: "Не-е- ет!!!"
   Если время пришло, он всё должен сделать сам...
   Подтянув рукой к "голгофе" единственный стул, другой рукой водрузил на него "судно". Теперь, придерживая левой рукой замотанную пропитанными кровью бинтами культю, опустив правую ногу на пол, опираясь на нее и на правую руку, необходимо было перенести вес ягодиц на это гигиеническое приспособление...
   Несмотря на испытываемую боль, у него это получилось. Страдания от боли казались ему меньше, чем стыд беспомощности. " Если не смогу обслуживать себя сам, не буду жить",- подумал он, и впервые почувствовал, что ему стало страшно от такого решения.
   Судно оказалось очень неудобным , ягодицы проваливались, упираясь в самое дно агрегата. Он очень хорошо представил, как будет выглядеть, когда освободившиеся из кишечника массы выйдут и залепят всё это пространство. Его чуть не стошнило.
   Попытался приподняться, опираясь на руки и не обращая внимания на кровоточащую культю. Почти получилось. Возник естественный позыв, вызванный напряжением мышц живота и .... Тут он понял, что у него ничего не выйдет!
   Там, где должно было происходить освобождение от продуктов распада, находился жёсткий комок, похожий в основании выхода на большую кедровую шишку, запиравшую своим объёмом путь всему тому, что должно было покинуть измученное тело. Он попробовал ещё раз напрячься, чтобы попытаться вытолкнуть этот "кляп". Перед глазами в ночных сумерках всё поплыло от совмещённой боли, и в культе и в промежности, пульсирующей атакой напоминая перезрелый нарыв.
   "Что, герой, допрыгался? Надо звать. Надо, на-а-а-до..."
   ...Давно, еще в детстве, он слышал байку об одной деревенской соседке, которую инвалид муж, приняв основательно "на грудь", гонял по деревне, награждая подолгу не сходившими с лица синяками и ссадинами. Говорили, что она, ждавшая его с фронта, день и ночь потом выхаживала мужа, еле живого после тяжелого ранения в живот. Выносила его, почти недвижимого, каждый погожий день на завалинку греть раны на летнем солнышке . А когда у него отказал кишечник и раздуло живот от возникшей непроходимости, она спасала его от неминуемой гибели при помощи шпильки для волос, которой, по кусочкам, в течение нескольких суток, освобождала снизу путь спрессованной массе.
   Но здесь, рядом, не было такой бесконечно родной, как мать, или бабушка, перед которыми, может быть, и не было бы стыдно, ведь они когда-то меняли тебе твои детские пелёнки, считая естественными любые проявления твоей жизнедеятельности.
   "Нет. Сам..." - решил он, как только представил, что сейчас сюда придут молодые санитарки и медсёстры, приспособят клизменные резервуары, начнут накачивать и без того надутый живот, а потом вся эта масса вырвется наружу заливая простыни , бинты, и потом долго в палате будет стоять вонь и смрад, разносимый по всем палатам. А соседи, зажимая носы, долго ещё будут говорить : " Воняет.... Артист обделался!"
   Глупость, конечно! И почему только лезут в голову такие мысли? Очевидно, не только с ногой непорядок.... Похоже, что с головой тоже....
   Но порядок в голове не восстанавливался, и он решил самостоятельно сделать то, что делала та соседка со своим мужем. Пальцем правой руки он проник в плоть своего тела, нащупал запирающий выход комок и стал осторожно отделять кусочки спрессованного содержимого, стараясь проникнуть как можно глубже. Нутро его напряглось от такого вторжения, стало выталкивать содержимое, раздирая нижний фрагмент кишечника, он заорал, беззвучно, как в немом фильме. Погрузив палец как можно глубже, зацепил комок и вытолкнул его наружу, давая путь уже не такой твердой застоявшейся массе, приподнялся над судном на правой ноге, давая пространство для исторжения, почувствовал, как стало легко и пусто в обмякшем животе, и... потерял сознание.
   Очнулся, лежа на левом боку, на "голгофе". Правая рука была поднята вверх, застыв в положении "голосование на партийном собрании". Он понял, что падая, инстинктивно направил тело в сторону кровати, а испачканную руку, каким-то чудом, зафиксировал в этом положении. Рука онемела. Сколько он так её держал?
   " Интересно, что бы сказали зрители, увидев заслуженного артиста Республики в такой мизансцене?" - подумал он. Ему от такой мысли стало вдруг смешно. И он стал смеяться, но не беззвучно, а вслух, негромко, совершенно не заботясь о том, что в ночной тишине его могут услышать.
   И его услышали. В палату через какое-то время заглянула медсестра, тревожно спросила:
   - Больной, у вас всё в порядке?
   - Теперь в порядке... - чуть ли не с радостью ответил он и попросил: - Позовите, пожалуйста, санитарку и попросите, чтоб принесла воды... Мне руку помыть надо.
   Когда пришла санитарка, он при помощи бумажных полотенец привёл руку и другие части тела в относительную чистоту.
   - Вот... - сказал он санитарке, которая зашла в палату с большой бутылью воды. - Вот, получилось. Вы уж извините, что беспокою ночью.... Так вышло. Пожалуйста, полейте мне на руки.
   Отмывая над судном руки, натирая их мылом, стараясь чтоб части его проникли под ногти, в каждую пору кожи, он не ощущал никакого неудобства, не чувствовал запаха, и ... не испытывал стыда. Теперь всё казалось естественным. Он чувствовал себя ПОБЕДИТЕЛЕМ.
   - Ми-ла-ай!... - протяжно сказала санитарка - И зачем тебе такие муки? Надо было позвать меня. Я бы помогла. Чего стесняться? Для нас это просто работа. Мы ведь и не такое видели....
   - Спасибо вам... - ответил он.- Я должен был это сделать сам. Наверно, вам не понять... Судно уносите, и... больше оно не нужно. Жена принесла костыли, поэтому буду ходить в туалет сам. Сам....
   Она с сомнением и, как ему показалось, укоризненно покачала головой и вышла из палаты, унося результаты его ночных трудов.
   Он откинулся на подушки и облегчённо вздохнул.
   Сон пришёл легко, незаметно. В эту ночь Григорию ничего не снилось. Даже зелёный кузнечик, очевидно, загулялся в травяных зарослях, и не навещал его .
  
   БОЛЬНИЦА 21 ВЕКА
   После этой ночи он встал на костыли.
   Добираясь до туалетной комнаты и возвращаясь обратно, не мог спокойно проходить мимо палаты интенсивной терапии, где в одну ночь халатность сотрудников изменила всю его жизнь.
   Нет, он не держал на них зла и даже с раздражением воспринял желание жены искать правду и требовать компенсацию за ущерб, нанесённый здоровью.
   Он был и оставался реалистом в практических жизненных ситуациях. С кого компенсация? С медсестры? С дежурного врача? Они сами, как и его сослуживцы в театре, зарабатывали в месяц столько, сколько их коллеги на западе за три дня. Да и букет болезней, начиная с диабета, плюс вредные привычки, делали все претензии бесперспективными, обещая только изнурительные судебные тяжбы.
   Больница, еще в первые дни пребывания, произвела на него двойственное впечатление...
  
   Стационарная общая хирургия располагалась на втором этаже. Примерно двадцать коек было отдано сосудистой хирургии, которая в Казахстане отстаивает права на лидерство перед "общей" в своём направлении.
   Коридоры, впрочем, как и в большинстве других больниц, темные, вечером подсвеченные тусклыми лампочками, три сестринских поста. Один, основной, слева, где расположены палаты по семь -восемь коек для тех, кто пришел на сосудистое терапевтическое плановое лечение в виде уколов, капельниц, физио-процедур. Здесь же, ожидающие оперативного вмешательства , надеющиеся продлить жизнь, или сохранить подвижность, за счёт сосудистых имплантатов. Пациенты в большинстве своём двигаются медленно, у большинства в лицах и глазах просматривается обречённость. За всё время, которое предшествовало операции, Григорий не слышал ни одного весёлого голоса, ни одного взрыва смеха (как обычно, после рассказанного анекдота) ни в одной палате.
   Григорию не хотелось показаться идиотом в глазах некоторых реалистов от жизни: дескать, нашел место для веселья и смеха. Но из собственного опыта пребывания в медицинских стационарах восьмидесятых годов, он знал, что юмор и смех бытовали в больничных палатах, во всех, исключая разве что территорию патологоанатомов.
   Медсёстры, стройные, можно даже сказать, красивые в белоснежных брючных костюмах, накрахмаленных шапочках, с лёгким макияжем на лицах, улыбчивые и предупредительные. Санитарочки в таких же брючных костюмах, только салатного цвета, постоянно в работе, переносят какие-то лекарственные флаконы, моют полы в палатах и коридорах с утра и до вечера, кварцуют, помогают медсёстрам увозить на каталках больных и возвращать их после операции в палату интенсивной терапии.
   Здесь-то, в реанимации, и расположен второй пост, может быть, главный в жизни больного, потому, как известно, сделать успешно и талантливо операцию - это еще полдела, главное - вы-хо-дить, не допустить послеоперационного осложнения.
   Еще дальше по коридору располагаются пять двухместных палат и одна одноместная. Здесь так же палаты повышенного внимания к пациентам, которых привозят после однодневного или двухдневного пребывания в интенсивной терапии.
   Одноместная палата имеет номер 13, у большинства ассоциирующийся как несчастливый. Её, действительно, трудно назвать счастливой. Уже то, что она одноместная, говорит не о социальном статусе пациента, удостаиваемого отдельной палаты, а о тяжести его состояния, близости к переходу в другое измерение, тяжело воздействующее на моральное состояние больных в двух или трёх местной палате. И, наверно, это правильно - отселять тех, кто может вот-вот уйти....
   Врачи, сосудистые хирурги, оба молодые. Им немного за тридцать. Работают тандемом, в паре. Двигаются по палатам и коридорам решительной походкой, энергично, размашисто и легко выбрасывая вперёд ноги. Характеры разные. Один мягкий, предельно внимательный. Другой, жёстче в движениях, в общении, иногда впадающий в раздражение от капризных пациентов. Диагностируют больных уверенно, рекомендации в лечении дают тоном, исключающим возражения.
  
   Заведующий хирургическим отделением, высокий солидный мужчина, похожий на римского патриция, с достоинством несущего свою должность по коридорам больницы.
   Глаза у него проницательные, с холодной хитрецой. Когда смотрит на собеседника, возникает ощущение, что он знает что-то такое, чего тот о себе сам не знает. Чувствуется, что за его плечами огромный опыт не только в хирургии, но и в общении с пациентами. Буквально через минуту они становились скучны доктору, как в сотый раз прочитанная книга. Он обычно резко прерывал разговор, словно перелистывал наскучившую страницу.
   - Ну как? - спросил он, появившись в тринадцатой палате на второй или третий день после ампутации.- Как самочувствие?
   - Нормально! - ответил Григорий, играя роль лётчика Маресьева.
   - Ну, ну... Так уж и всё нормально?... - усомнился он пытаясь проникнуть через барьер чужой черепной коробки - И что?.... Мысли какие-нибудь не возникают ? Особенные мысли...
   - Какие мысли ? - Григорий перешёл на роль идиота, при этом подумав: "как он мог догадаться о фантазиях с поясом от халата?" и продолжил: - Какие в моём положении могут быть мысли?
   - Нехорошие мысли.... Иногда такое бывает.... Ну так как?
   - Не...а! - Григорий сделал неимоверное усилие, чтобы смех выглядел естественным - У меня всегда только хорошие мысли! Голова-то цела!
   - Ну, ну.... - протяжно произнёс хирург, усмехнулся и вышел из палаты.
   "Общие" хирурги чаще всего делали сложные операции по удалению камней из желчного пузыря, иссечение геморроя, удаление грыж, и многое другое, не входившее в компетенцию сосудистых специалистов. И, несмотря на то, что работа их была дополняющей друг друга, чувствовалась какая-то клановая разобщенность и профессиональная ревность. Может быть, это чувствовал только Григорий, так как профессия заставляла его обращать внимание на эмоциональные нюансы человеческих взаимоотношений?
   Среди клятвенников Гиппократа ему больше других запомнился один, не входивший в число хирургов. Это был молодой человек с короткой корейской фамилией и русским именем Дмитрий. Он занимался диагностикой кровообращения при помощи компьютерной аппаратуры, называемой непонятным словом АНГИОГНОСТИКА. Еще до операции, он, пришедший предупредить пациента о прохождении данного исследования и рассказав вкратце о технологии самого процесса, заинтересовался ноутбуком, который Григорий взял с собой в больницу, чтобы иметь возможность работать над сценической редакцией пьесы.
   Скорей всего, заинтересовал его сам пациент. Среди больных, он был единственным в достаточно пожилом возрасте, кто взял с собой не компактный DWD или книгу, а компьютер.
   Из короткого разговора с врачом Григорий узнал, что тот свободно владеет английским, любит поэзию, театр. Разговор, возможно, не остался бы в памяти, если бы доктор не стал одним из немногих, кто вскоре добавил Григорию силы ЖИТЬ !
  
  
   ПОТЕРЯ РАВНОВЕСИЯ или....МАЯТНИК ЖИЗНИ
   Забавинка: полчаса искал носок с левой ноги, забыв, что ноги-то уже нет ...
   Попытка закрыть за собой дверь в палату, опираясь на костыли, привела к потере равновесия....
   Он теперь стал понимать, что такое падать, когда нет одной ноги, а рукой можно хватать только воздух, думая о том, чтобы не ударить культю, чтоб не разошлись швы.
   Григорий лежал на холодном полу и сочинял в гудящей от полученного удара голове тактику и стратегию возврата на костыли, в вертикальное положение тела. Скрипел зубами от болезненных усилий, отгоняя стыдливо мысль о том, чтобы позвать на помощь. Ведь эти молоденькие девушки будут смотреть на него, как на букашку с оторванными лапками, сочувствовать, в глубинах нормального человеческого сознания прятать естественное чувство брезгливости, свойственное здоровой особи перед больным или ущербным сородичем.
   Ползком, извиваясь на полу, как червяк, добрался до стены, ухватился за батарею отопления и вернулся в вертикальное положение. Подобрал отброшенные к стене во время падения костыли и, уняв дрожь испуга, вернулся в палату на свою "голгофу". Впереди была ещё одна, следующая ночь....
   ...Накатывалась дрёма. Мысли стали тягучими, неторопливыми. Он терпеливо ждал зелёного пришельца. И тот пришёл из зарослей густой травы.
   - Ну как? Нашёл в своей прошлой жизни уголок счастья? - спросил зелёный гость.
   Григорий, удивлённый, что услышал этот странный голос, звучащий в его голове, безуспешно попытался открыть сонные глаза, чтобы увидеть говорящего. И, вдруг, понял: к нему обращается кузнечик! Значит, теперь они могут разговаривать? Нет, не говорить! Это было больше похоже на телепатию. Он ответил:
   - Ну что... Клопы...море...Окуджава... комары, гитара, тайга, водка... Может, такое оно и было, счастье? Только как его узнаешь? Тем более столько лет прошло...
   - Идём! Будем искать! - ответил зелёный - Я помогу.- И скрылся в траве. Григорий двинулся за ним.
   ....Здание театра соответствовало его назначению. Каменное, с парадным входом, с колоннами. Просторное фойе, уютный зрительный зал, оборудованная для спектаклей сцена.
   Но было стойкое ощущение абсурда.
   У фасада здания на верёвках, к крюкам, вбитым в стену, были привязаны козы, быки, лошади, коровы. По рынку, на территории которого находился театр, ходили люди в странных одеждах, с красными лампасами на синих штанах, заправленных в сапоги. Многие из них с окладистыми бородами, с суровыми обветренными лицами.
   В селении насчитывалось три пятиэтажных "хрущёвки", трёхэтажная гостиница. Всё остальное - частный сектор. Именовалось всё это городом Урюпинск, а по старому, казачьей станицей Урюпинской. Совсем недалеко находилась станица Вёшинская, родовое гнездо великого Шолохова.
   Селение это, где по утрам многоголосым хором пели петухи, а вечерами лаяли и выли собаки, стало базовым для творческого коллектива , гордо именуемого Волгоградским областным передвижным драматическим театром.
   Именно сюда, после Северодвинска, с театральной московской биржи, купившись на импозантный вид директора Битянского, приехал искать своё театральное счастье Григорий. Приехал не один, а с женой и трёхмесячной дочкой Иринкой. Вместе с ними в этот театр с биржи приехало ещё человек двадцать. Народ был самый разнообразный. Молодые девочки из самодеятельности, решившие попробовать себя на поприще профессионального искусства, театральные зубры - мужики, сменившие в театральной биографии множество театров. Некоторые из них служили когда-то в академических и даже в столичных театрах. Здесь впервые Григорий увидел трудовую книжку актёра, в которой было записано больше тридцати приказов об увольнении по статье, которая в актёрском мире называлась "запойной", однако, не мешавшей её обладателю находить новые места театральной службы. Именно здесь он, молодой артист, получил один забавный документ, который ему запомнился на всю жизнь.
   На документе с его фотографией и гербовой печатью значилось: "Урюпинский городской МЯСОКОМБИНАТ". Далее крупными буквами "ПРОПУСК". Ниже написано: "цех - ДРАМТЕАТР". Еще ниже: "должность - В СТОЛОВУЮ".
   Кормили здесь свежим убойным мясом за копейки. И, несмотря на полчища мух, готовых каждую секунду залететь в рот или упасть в тарелку, многие актеры, из вновь приехавших, были довольны такой спайкой ЖИВОДЁРНИ и ИСКУССТВА.
  
   На этаже гостиницы, где располагался актёрский "табор", стоял терпкий запах яблочного вина, продаваемого за копейки на разлив в деревянных киосках на пересечении всех пыльных улиц.
   Светлана выдерживала этот смрад десять дней, потом, забрав дочь, уехала к матери в Кишинёв. Ещё через две недели, утвердившись в мысли, что он наверняка сопьётся, если останется, уехал и Григорий.
   Нет.... В этом уголке памяти счастья не было, да и не могло быть. Раздвинул травяные джунгли и вслед за зелёным и большеглазым шагнул дальше, вслед за "зелёным".
   ...Солнце, солнце, солнце, солнце!... Этого просто не может быть, чтобы столько солнца!!!
   САМАРКАНДСКИЙ КАЛЕЙДОСКОП
   Небо, сливающееся с лазурным глянцем куполов медресе Регистан и усыпальницы Биби- ханум . Пыльные переулочки старого города. Мечети, трубные звуки карная по праздникам. Пресные лепёшки, равных которым нет во всей Средней Азии. Горы арбузов и дынь, источающих терпкий аромат... Вот! Здесь! Здесь, наверняка, он испытывал счастье!
   ...Русский театр находился рядом с городским парком, занимая одноэтажное здание бывшего купеческого собрания. В небольшом, мест на двести, зрительном зале, под потолком красовалась на стенах лепнина, изображающая резвящихся в море дельфинов. Сцена маленькая, но с театральным кругом, позволяющим вращать размещенные на ней декорации согласно воле режиссёра и художника. Механика круга была довольно необычная.
   По сигналу помощника режиссера рабочие сцены спускались в подвал и, упираясь руками в балки, крепившие доски, по команде " раз-два.... навались!..." поворачивали, кряхтя и тихо матерясь, диск круга на нужный в спектакле ракурс.
   Театр имел большую и славную историю, насчитывавшую многие десятки лет. Когда-то до войны, когда Самарканд был столицей Узбекистана, в студии при театре учились такие прославленные артисты, как Н.Москвин, Ф.Раневская, Н.Рубенская, В.Ржевская.
   В сезон приезда Григория театр репетировал пьесу "Мирза Улукбек"
   Великого астронома, внука прославленного "потрясателя вселенной" Тимура, играл Александр Гринберг. Он был Заслуженным артистом, главным режиссёром и постановщиком спектакля.
   На всю жизнь Григорий запомнил, как Гринберг в парчовом эмирском халате спускался по лестнице и произносил текст:
   - Я вот о чём тревожусь постоянно... Я нынче утром принимал послов Московии, Египта, Индостана... Я, думаю, что было б, наконец, когда по дружбе , сговорясь заранее, согласно шли, забыв различья вер, буддийцы, мусульмане, христиане.... И без того достаточно беды, (путь всех людей достаточно тяжёлый), зачем же взваливают груз вражды Себе на плечи люди и престолы?! Хочу я крикнуть: Разогните спины! Стряхните тяжкий груз! Давно пора! Едины Солнце и Земля... Едины! Един язык познанья и добра....
   Эти слова тогда потрясли Григория. Он и сейчас был готов подписаться под каждым словом. Но, Мир становится ДРУГИМ !
   ... А тогда, в Самарканде, в семидесятые годы, солнце светило всем равномерно. Тогда.... Тогда.... А, может быть, ему это только казалось?
   Но нет! Было нечто особенное в той жизни. Короткая зима, переходящая в буйную весну, украшенную цветением персиков, черешен и вишен. Они росли прямо на улицах, в кварталах, называемых "махалями".
   Знойное лето, каждый вечер, начиная с девяти часов, озвучивалось музыкой французской песни, которая в русском переводе звучала: " Я тебя, хочу простить, как будто птицу в небо отпустить, Я тебя хочу простить сегодня раз и навсегда..."
   Эта мелодия, заканчивающая Союзную информационную программу "ВРЕМЯ" прогнозам погоды, неслась из открытых на всю ночь створок окон на первых этажах и балконов в блочных "хрущёвках".
   И не было на них никаких решёток, и не взрывался город от слухов о грабежах и убийствах, и гуляли люди по улицам до утра, не страшась за свою жизнь...
   За те шесть лет, которые Григорий прожил в Самарканде, ни один актёр или актриса, обычно возвращавшиеся с работы поздно вечером, или даже ночью, не пострадали от уличных хулиганов, в каком бы районе они не проживали.
   А традиции Самаркандских праздников и тризен!
   Люди выносили столы и стулья во двор и устраивали застолья прямо у подъездов. Все жители дома, независимо от национальности, просто, потому что они соседи, скорбели об утрате ближнего или радовались созданию новой семьи все вместе. Знали каждого по именам, называли братьями.... Да, да, это было!!!
   За маленькой обшарпанной дверью, которая являлась служебным входом в театр, царствовал вахтёр, старик-узбек Рузи-ака. На газовой плите, которая стояла у стены, обычно уже с утра булькал зирвак плова, или шурпа из любимых Рузи бычьих хвостов. Запах распространялся по всему небольшому помещению театра, создавая с утра атмосферу домашнего уюта.
   Да и сам театр был очень... домашним. Это была настоящая большая семья. Нет, нет! Родственных связей почти ни у кого не было. Это была семья в театральном смысле. Семья талантливая и дружная. Этнический состав был самым разнообразным. Белорусы, украинцы, русские, евреи... Евреи... Именно в этом городе Григорий понял, что понятие "жиды" напрямую не соотносимо с этой национальностью. "Жиды" есть среди всех народов, к какой бы этнической группе они ни относились. Здесь работали и жили милые, добрые, умные, талантливые евреи. Цыва Ефимовна, служившая в театре заместителем директора, Марек Факторович - администратор, комедийный актёр толстяк Боря Матковский, про которого Григорий на "капустнике" сочинил шутливые стихи:
   Борух хлопотно живет, Борух сильно устаёт, Чай начальству подаёт, и "заслуженного" ждёт! Борух улицей идёт, впереди живот несёт.... Награждают толстым пузом, лучших комиков Союза!!!
   А нежная и красивая аккомпаниаторша Анечка Гринберг! А молодой, немного самовлюблённый, очередной режиссер Игорь Лобач и его жена Фаина?! Все они составляли изумрудные вкрапления в памяти Григория.
   Перед самым его приездом здесь сменился директор. Занял эту должность народный артист Узбекистана Николай Балаев. Уже пожилой, но очень энергичный, невысокого роста, он буквально летал балетной походкой по маленькому зданию в модных туфлях с высокими каблуками. Его энергичное лицо с прищуром острых глаз, обрамлённое абсолютно седой шевелюрой, мелькало то в одной стороне здания, то в другой. Он был весь полон идеями.
   До него в течение десяти лет здесь директорствовал узбек Зизаев, ушедший на пенсию по возрасту. Про того в театре ходило множество анекдотов, которые выдавались за быль.
   Рассказывали, что он, бывший ранее небольшим начальником коммунальных служб или директором бани, до прихода в театр понятия не имел о спектаклях, так как никогда их не видел. Просмотрев несколько постановок и генеральную репетицию " Вишнёвого сада", он срочно назначил общее собрание коллектива. Речь его была полна гнева и укоризны:
   - Ети шито такоя ? - спрашивал он у актёров и постановщика. - Смотрель, смотрель.... Ничего не поняль! Ети шито за спиктакля ? Там гиде сад с вишьнями... О чём, понимаети? Рюбить! Не рюбить! Рюбить? Не рюбить? Нада решать па партийнаму! Рюбить - значит рюбить! Не рюбить - значит оставить! Па партийнаму ! Где секретарь парткома? А... ты Баляев ! Чито скажешь?
   Балаев поднялся с красным от сдерживаемого смеха лицом и, собрав все силы, чтобы казаться серьёзным, произнёс:
   -Мы тут уже посоветовались с автором... с этим... с Чеховым! Он не против. Будем рубить!
   Но на этом дело не кончилось. Разбору подверглись и другие увиденные им спектакли.
   - А ета... Как она называется... - Зизаев заглянул в програмку спектакля. - А! Воть... Ми-ло-дра-ма... Зачем такия спектакля? Народная артистка Узбекистана ходит по сцене и при всех просит: " Хлиба дай! Хлиба дай!" Стидно таварищи! Баляев! Где Баляев! Пачиму народная артистка галодная? Ета пазор, панимаишь!
   Балаев к новой методике театрального разбора был уже готов, и поэтому отреагировал сразу же:
   - Партийная организация возьмёт над ней шефство. Перед каждым спектаклем, поочерёдно, каждый член парткома будет приглашать её на обед!
   Тут коллектив не выдержал и в зале раздался общий гомерический хохот.
   Зизаев от такого отношения ушёл... в запой... на три года. Но театр продолжал работать, так как "рельсы дела" были накатаны, а коллектив профессионален.
   Только больше всего доставалось Балаеву. Как парторгу ему приходилось участвовать во многих тоях (застольях) на которые был приглашён его директор. А парторг спиртное не любил. К тому же никогда не был "патриотом желудка". Но приходилось соблюдать местные обычаи. Особенно трудно было тогда, когда Зизаев приглашал на застолье к себе. Среди прочих гостей парторг был гостем особо почётным.... По обычаю, в знак особого расположения, хозяин должен был кормить такого гостя пловом с руки....
   Рассказывали, что Балаева начинала бить нервная дрожь, когда приносили плов, а хозяин, у которого после возлияний, почему-то всегда начинался насморк, а лицо лоснилось от пота, начинал ополаскивать над тазиком из кувшина руки. Тщательно протерев руки полотенцем , он сначала вытирал пот с лица, затем тыльной стороной ладони (а иногда и не тыльной), ноздри воспаленного носа. Затем запускал ладонь в горку с пловом и, набрав щепотку, говорил всем:
   - Баляев! Мой пачётный гость. Моя парторг!
   Затем подносил ослюнявленную ладонь с пловом к лицу любезного сердцу мученика и заталкивал рис с мясом ему в рот. Это была освящённая веками традиция. Отказаться - значит обидеть хозяина. Выказать брезгливость - значит оскорбить.
   "Осчастливленный" Балаев делал вид, что жуёт, затем пользовался случаем, бежал за ограду, и, сунув пальцы в рот, давал волю настоящим чувствам.
   Года через три, совершенно неожиданно, Зизаев бросил пить. Театр замер в ожидании. Все уже привыкли, что основные решения принимает "большая тройка" - главный режиссёр, парторг и заместитель директора.... А первый руководитель существует только для подписи в редкие моменты отрезвлений.
   Но Зизаев, не вмешиваясь в творческие процессы, воспылал такой любовью к театру, что на многие годы стал любимейшим и справедливейшим директором для всего коллектива.
   Казалось, для него не существовало преград, если надо было добиться каких-то благ для актёров или театра. Городские власти стали выдавать ордера на квартиры, в здании театра произвели капитальный ремонт. Он шёл по этажам власти, от обкомов партии до министерства культуры с возмущенным монологом, вызывавшим зачастую смех коллег: "Узбекскому театру Хамазы, академии, дай!!! Узбекскому Бухарскому театру дай!!! Ферганскому дай!!! Как не стидно? А нам, рюським, чито ?"
   И что самое удивительное... почти всегда его запросы выполнялись.
  
   Приезжающих из России актёров, в особенности молодых, подвергали особенному экзамену - розыгрышу.
   Во время застолья, за бокалами вина и ароматным пловом, старожилами проводилась шумная рекламная кампания среднеазиатских специй и трав, которыми так щедра узбекская кухня. Особый акцент уделялся салатной траве, называемой по-узбекски "кутемом". Отмечали ее особые свойства, целебные для мужской силы, а для женской половины - благотворное влияние на цвет кожи лица. Эта трава, действительно, была необычайно вкусной, входила во все салаты и оттеняла вкус, когда ее ели с мясными блюдами.
   Обычно новички покупались на рекламу, особенно женщины, и тут же выражали готовность после застолья идти на базар, чтобы к вечерней трапезе обеспечить себя чудо- травой.
   - Как? Повторите, как называется эта травка - спрашивала молодая актриса. - Произнесите точно. Это же по-узбекски... Я должна запомнить.
   - Имейте ввиду, - говорил разыгрывающий - на базаре эту траву продают только мужчины. И не надо очень афишировать свой интерес.... Спрашивайте тихо...
   - Ну да.... Я понимаю...- отвечала актриса -... так повторите её название.
   - Она называется кутак.... Запомнили? Ку-у-так ! Повторите, чтоб не забыть.
   - Ку-у-так...- повторяла она - Странно, мне казалось, что раньше вы назвали ее чуть-чуть иначе...
   - Да нет! Всё правильно. Запомнили?
   Она запоминала, но....
   В этом-то и заключалась фишка розыгрыша. Слово "кутак" по-узбекски означает нечто иное. Так именуется та часть тела, наличием которой мужчина отличается от женщины.
   Дальше всё происходило по одному сценарию.
   Парни в отдалении сопровождали на базар поклонницу травы кутема, чтобы на расстоянии насладиться импровизированной комедией.
   Актриса подходила к продавцу на базаре и, оглянувшись по сторонам, как партизан, сделав значительное выражение лица, громким шёпотом спрашивала:
   - Любезный....Послушайте, у вас это... кутак есть?
   - Е..! Ти что...? - отвечал ошарашенный узбек
   - Ну..,кутак.., ку-у-так у тебя есть? Мне он нужен к мясу... на ужин...как приправа.
   - Ти-и... чито??? - лицо узбека начинало наливаться кровью - Ти-и чито дурра чито ли? - начинал орать тот.
   - Тише... - пыталась успокоить его актриса - Ну, если нет...так бы и сказал, что нет у тебя.... Шуметь- то зачем?
   - У меня нет ?! - яростно орал продавец на все ряды, призывая всех свидетели - Она говорит , у меня кутака нет! У меня всегда есть! Ети... у твоего мужа нет!
   - Ладно, ладно...- говорила изумлённая реакцией на вопрос просительница. - Пойду у других спрошу...
   Разумеется, ни у кого другого она больше не спрашивала, а соглядатаи умирали от хохота где-нибудь в сторонке.
   Но, иногда, любители розыгрышей сами становились жертвами розыгрыша вновь приехавших.
   Примерно через год после появления в театре Григория, в коллективе появился Виктор Калинников.
   Он приехал с женой, прекрасной театральной портнихой и маленькой дочкой. Отличался от общей актёрской массы изысканностью и в то же время строгостью в одежде, всегда носил при себе модный в то время пузатый кожаный портфель и черный складной зонт в виде трости.
   Первое, что сказал он молодым артистам после общего сбора коллектива, означавшего начало работы в новом сезоне, звучало примерно так:
   -Ребята! Сам я совершенно не пью, но "проставиться" в новом коллективе для прописки считаю святым делом. Сейчас я возьму спиртное, закуску и едем ко мне. Где у вас тут гастроном?
   Гастроном рядом с театром был один, поэтому всей толпой шли туда. Около магазина Калинников остановился, в растерянности пошарил по карманам, раскрыл пузатый портфель, затем пресным голосом сообщил:
   - Подъёмные... Деньги что выдали как подъёмные и в оплату билетов...Жене отдал.... Ну, и вы все, как я понимаю, после отпуска "на мели"?
   Радужное настроение ожидавших праздника сменилось осенней хмарью. Глядя на опечаленные лица и выдержав паузу, Виктор решительно повернулся к магазину:
   - Ну, что ж! Придётся на халяву... Только, о том, что увидите, никому ни слова! - строго предупредил он и вошёл в магазин.
   Бросив взгляд на прилавки, Виктор подошёл к одному из продавцов и внимательно, с каким- то особым значением глядя тому в глаза, медленно и отчетливо, словно внушая, произнёс:
   -Ты меня помнишь?
   - Помню, помню! - радостно и торопливо ответил продавец.
   - Мне надо... - медленно продолжал Виктор - пять больших бутылок портвейна, две бутылки водки, четыре "сухого". -Он раскрыл свой пузатый портфель, и продавец стал суетливо складывать туда товар.
   -Пиво брать? - обратился Виктор к онемевшим от его наглости спутникам.
   - Нет,... не надо... - ответили те, представляя, какой скандал разразится сейчас в магазине, когда продавец предъявит счет.
   - Тогда две минералки и полкило сыра, гольляньского! - гаерничал наглец и торжественно завершал: - Посчитайте!
   Продавец торопливо посчитал, пробил чек, протянул его Калинникову.
   Пока тот рассматривал чек, его спутники потихоньку пятились к дверям. Но скандала не происходило....
   Так же внимательно глядя продавцу в глаза, новый актёр медленно и значимо произнёс:
   - Любезный... Значит мы с тобой в расчёте? Сдачи не надо. - Он спокойно закрыл портфель на все замки и спокойно вышел из магазина.
   Сначала за ним шли молча. Потом как- то робко начали задавать вопросы:
   - Виктор В...в..асильевич...( с этого момента все в коллективе звали его только по имени и отчеству, чего в принципе, в театре не свойственно). - Как это у вас получается?...
   - Я повторяю, - сурово отвечал тот - никому ни слова. Я и так под колпаком у органов. Вы понимаете, о чём я? Это результат... работы с Мессингом.... Так,был эпизод в моей биографии.... Я это делаю крайне редко. Огромное напряжение сил...
   Мессинг здесь, конечно же, был ни при чём. Много позднее, когда Григорий стал с ним дружен, Калинников рассказал, что так "прописывался" почти во всех театрах. Заранее сговаривался с продавцом ближайшего магазина, оплачивал стоимость покупки, давал "чаевые" за услуги. Результат был один и тот же! Молоденькие артистки замирали от восторга, когда он обращал на них внимание, а те, что постарше, отводили глаза, опасаясь, что он прочитает их грешные мысли.
  
  
   В театре работали фанаты. Несмотря на обилие соблазнов, даримых природой этого края, некоторую облегчённость южного строя жизни, оторванность от России, театр оставался для них главным, первостатейным.
   Именно здесь Григорий наигрался вволю, что называется взахлёб.
   Он и сейчас словно воочию видел свою партнёршу, милую Тамару Бабкину, с которой он играл Валентина, в пьесе Рощина "Валентин и Валентина". Помнил, как Балаев поручил ему, тогда ещё совсем молодому артисту, роль начальника лагеря в "Аристократах" Погодина. Мелькали в памяти сыгранные роли : Дон Сезар де Базан, Транио, Пушкин....
   Пушкин... Ему в будущем еще предстояло сыграть роли исторических личностей, но он тогда не мог об этом знать. Для него был совершенно неожиданным павший на него выбор Гринберга, подбиравшего актёра на роль в одноимённой пьесе драматурга Глобы.
   Да. В творчестве он в этом городе был успешен и, может быть, счастлив! А в личном....
   Именно здесь он узнал, что бывает женское предательство и ...предал сам. Здесь он влюбился, как мальчишка, в актрису, от которой уехал муж, но не стал с ней счастлив, даже после развода с женой. Здесь, в Самарканде, он встретил ту, с которой соединил свою жизнь навсегда и повёл ее по ухабам жизни, оберегая и обижая, обожая и укоряя, так, как это делает большинство мужчин. Здесь он навсегда простился с мамой, которая переехала к нему, обменяв квартиру в Ярославле на самаркандское тепло, и, по воле судьбы, умершая от простуды.... Так был ли он здесь счастлив?
   -Вре-ме-на-ми...вре-ме-на-ми...вре-ме-на-ми ...- стучало у него в голове.
   Картины той жизни выстраивались в калейдоскопе памяти причудливой мозаикой, без последовательности и какого-то смысла. Вот они едут на гастроли по среднеазиатской пустыне в автобусе. Мужчины в плавках, а женщины, независимо от возраста , в купальниках.
   ...Вот они всем коллективом потеют в бетонных купальнях посреди раскалённых песков между Навои и Учкудуком, принимая из природных источников горяченные родоновые ванны....
   ...Вот спят, прямо на полу летней сцены, на драных матрасах, среди фаланг и прочей живности, в посёлке золотодобытчиков Мурунтау.
   ....Вот жгут ночью костры рядом со сломавшимся автобусом и, так как кончились запасы питья, сливают из радиатора воду, кипятят и заваривают чай.
   .... Вот гуляют по солнечному Ташкенту, покупая сочную самсу, закусывая ею портвейн N 26, везде продающийся на разлив...
   .... Вот Ольга Гургенова, партнёрша по спектаклю, влюбленная в него, как кошка, заползает ночью потихоньку к нему в постель, несмотря на то, что в комнате спят, а может и не спят, другие артисты....
  
   - Нет! Всё! Хватит! Пора возвращаться. Пора просыпаться ! Не знаю, господин "зелёный", где оно живёт, это счастье.... Может, я его просто не заметил....
   Но это всё не то, не то, не то....
  
  
   ПАЛАТА
   Медсестра, которую звали Танечка, была очень симпатичной. Когда она утром приходила к нему в палату, у него поднималось настроение. Её природная доброжелательность иногда сменялась напускной строгостью и тогда она делала выговор нарушителю больничного режима, как старшая по возрасту. Казалось, ещё немного и она будет грозить дедушке пальцем, как разбалованному ребёнку.
   Григорий знал, что она, в каком-то конкурсе медсестёр, выиграла "гранд" на бесплатное обучение в медицинском институте, но учиться не поехала, так как недавно вышла замуж, и молодожены купили по ипотеке квартиру, за которую надо было расплачиваться многие годы.
   - А из нее мог бы получиться отличный врач - думал он, совершенно не испытывая боли, когда она делала ему уколы.
   Солнечные картины Самарканда ещё освещали отражёнными бликами его сознание и совсем не хотелось смотреть в окно , на серые словно мокрая вата облака, изредка выбрасывающие из себя шлейфы мелкого, словно песок снега. Но смотреть было больше некуда....
   - Надо же.... Как в Тюмени.... Жаль, что сейчас день, а это не твоё время, кузнечик.
   Придётся путешествовать по тропинкам памяти самому. Как же это начиналось.... Конечно же, с биржи....
  
  
   АКТЁРСКАЯ БИРЖА
   Биржа - не совсем точное название для того действа, которое разворачивалось на территории московского дома культуры "Буревестник". Скорее это был рынок, базар, барахолка, где покупался и продавался залежалый, а иногда и свежий, человеческого вида, "актёрский товар".
   Довольно широкая лестница вела с улицы к высоким дверям, перед которыми находилась довольно обширная площадка, которую он, когда-то, назвал "поцелуйной".
   В начале августа, когда большинство периферийных театров уходило в отпуск, этот дом культуры арендовало Всесоюзное театральное общество для организации центра по трудоустройству творческого контингента. Актёры, желающие сменить театр или место жительства, слетались сюда как пчёлы на мёд. Но многие приезжали просто так, желая увидеть старых сослуживцев, обняться и поделиться новостями, накопившимися за год разлуки.
   На "поцелуйной площадке" только и слышалось:
   - Ну, мать... ты даёшь! Еще лучше стала! Ну, ничуть не постарела (Чмок,чмок,чмок)
   - Сыграла Офелию в Ирбите.... Зритель в обмороке! Завалили цветами! (Чмок, чмок, чмок)
   - И не сомневаюсь! Тебе ведь в прошлом году было сорок пять...Да? А ты и сейчас выглядишь не больше чем на тридцать! (Чмок,чмок, чмок)
   Басили поставленными голосами мужики. Так же громко чмокались, хлопая друг друга по плечам, выпячивали груди и втягивали животы при виде импозантно одетых, солидных людей с портфелями в руках, которые, по всей вероятности, были режиссёрами или директорами.
   За дверями находился большой стенд со списком вакансий в театрах на необъятном просторе страны. Здесь , при желании можно было устроиться в любой небольшой театр от Прибалтики до Дальнего востока. Большие театры здесь не пополнялись. В них практиковалась рекомендательная и конкурсная комплектация коллектива. Но, иногда..., иногда и здесь появлялись периферийные мэтры.
   Далее за столиками сидели сговариваясь продавцы и покупатели. Тут "товар" предлагал и рекламировал себя сам. На столах, на цветных картонках красовались надписи - Сов.Гавань, Тобольск, Арзамас, Котлас.... Диалоги между покупателем и отдающими себя во временное пользование новизной не отличался и повторялся с небольшими вариациями каждый год.
   - Я, артист высшей категории! Меня комната не устраивает. Я в Бугуруслане Гамлета играл! На мне репертуар держался!
   - Поеду! Уговорили! Но, прибавка через две категории! Я же из центра, из Рыбинска к вам на край Ойкумены еду!
   - Если возьмёте не пожалеете.... Я уже полгода не пью...
   - Я на всё готова.... Конечно, у нас взрослый разговор... Сколько...? Мне двадцать! Сегодня вечером? В гостинице? А какой монолог мне вам прочитать? Я подготовлюсь.... Лишь бы у вас работать... Я так мечтала! Хорошо в десять. Номер 325? Конечно же буду...
   Уже под вечер, когда запах духов "Красная Москва" и дешевого мужского одеколона начинал перебивать стойкий сивушный запах портвейна и водки, употребляемых господами актёрами "за встречу", к Григорию подошёл пожилой человек с потёртой кожаной папкой для бумаг. Негромким, тусклым голосом, произнёс:
   - Устраиваться приехали, или как?
   Этот человек не вызвал у Григория никакого доверия. Скорее даже настороженность. Одет он был довольно странно. Костюм на говорившем сидел мешковато, лицо выглядело уставшим, и только в маленьких глазках, прячущихся под кустоватыми бровями просматривалась колючая ирония.... Но больше всего удивляло другое. На улице стояла жара, градусов тридцать, а под пиджаком у спрашивающего был одет толстенный вязаный шерстяной свитер.
   - Да нет... мы так, проездом - ответил Григорий, и взял под руку жену, показывая всем видом, что им пора уходить.
   - А, может, поработаете у меня? Вы, молодой человек, меня заинтересовали. И вы тоже - обратился странный человек к Людмиле - По-моему, вы хорошая пара.
   - Пара мы действительно хорошая - засмеялся Григорий - Только вот куда вы нас приглашаете? Говорю сразу - в Котлас, Бугульму, или ещё раз в Урюпинск мы не поедем!
   - В Тюмень. Надеюсь, слышали о таком городе. Я..., Плавинский.
   От растерянности Григорий, как на "автомате" произнёс :
   - Тюмень... столица.. деревень... - и смутился под насмешливым взглядом.
   Конечно же, он слышал и о Тюмени и о Плавинском и о директоре этого театра Калугине. Попасть сюда, считалось удачей. Именно этим летом театр успешно провёл отчетные гастроли в Москве и получил хорошую прессу. О причине некоторых странностей главного режиссёра он тоже был наслышан от актёров, ранее с ним работавших.
   Говорили, что Плавинский во время войны попал в плен и был отправлен немцами в лагерь военнопленных в Норвегию. Это был особый лагерь. Заключенные работали на заводе по получению "тяжёлой воды" для изготовления компонентов атомной бомбы для вермахта. Правда это было или нет, но, якобы, с тех пор Плавинский страдал от озноба, даже если вокруг стояла знойная жара. И вот теперь этот известный в театральных кругах режиссёр делал им предложение!
   Сговорились быстро. В тот же вечер в Самарканд ушла телеграмма с заявлением об увольнении, в связи с переходом на работу в другой театр.
  
   Тюмень семидесятых встретила промозглой осенью и однокомнатной квартирой. Это, действительно была столица деревень. Хрущёвские блочные дома сочетались со сталинскими кирпичными тяжеловесами и, неожиданно возникавшими среди них, срубами деревянных домов. Рядом с ними, как монстры, выделялись серым бетоном громадные, неуклюжие здания, остеклённые по фасадам, с разнообразными вывесками Тюмень- Нефте- Газа. Возникало ощущение хаотичности застройки и в то же время предощущение будущего потенциала центра нефтяного монстра.
   Здание театра располагалось рядом с городским парком, практически в старом центре города, было неинтересным по архитектуре. Когда-то в этом здании располагались то ли соляные, то ли мучные склады, впоследствии переделанные под театр. Фойе, гримерки, сценическое оборудование, были убоги. Актовый зал непропорционально вытянут , левую стену его "украшали" запасные двери обитые утеплителем и поглотителем шума, так как выходили на на дорогу, по которой постоянно шёл поток машин. Имелся небольшой балкон, неуклюже нависавший над оконечностью зрительного зала. Возникало стойкое ощущение большого сельского Дома культуры, если бы не фотографии артистов в фойе и большая карта гастрольных маршрутов по Союзу, на которой были отмечены почти все крупнейшие города, где театр показывал своё искусство.
   А вот артисты были замечательные.
   Город театр любил. Зал зачастую был заполнен до отказа. На сцене царствовали артисты составлявшие гордость тогдашней труппы. Народный артист Дьяконов -Дьяченко, колоритный возрастной артист с крупными чертами лица, Ирина Аркадьева - способная создать образ и простой русской женщины из глубинки и женщины царских кровей, обуреваемой страстями, например Федры из одноимённой пьесы Рассина.
   Из молодых вспоминалась талантливейшая Наташа Зубкова, всегда нацеленная на успех, Маргарита Кудина, Михаил Гасенегер, Вовка Орёл, Толик Бузинский и..., дальше листать этот виртуальный фотоальбом становилось утомительно. Где они сейчас, в этот день, когда он лежит на "голгофе"? Живы ли? А если живы, то, как сложились их периферийные судьбы? Хотелось вспомнить что- нибудь весёленькое из эпизодов бурной театральной жизни той поры, но ничего не получалось. Хотя нет... Один эпизод розыгрыша актёрами сослуживца вызвал улыбку на его мрачноватом в последнее время лице.
   Это произошло перед началом спектакля, и было, честно говоря, хулиганством со стороны нескольких молодых актёров, решившихся на своеобразную месть своему товарищу, которого невзлюбили за кляузы начальству, и постоянные доносы на своих товарищей по гримёрке.
   Он был человеком выпивающим и частенько являлся на спектакль с глубокого похмелья, воняя на всю гримёрку смесью чеснока и мускатного ореха. Но актёру это сходило с рук, так как человеком он был НУЖНЫМ и неприкасаемым. Он мог являться на спектакль за пять минут до начала спектакля, чуть ли не к третьему звонку. Он быстро, по армейски, переодевался в костюм персонажа пьесы, выдвигал ящичек гримёрного столика, открывал коробку грима, размазывал по лицу "общий тон", пудрился и бежал на сцену. Этим дефицитом времени и воспользовались шутники.
   Мужских гримёрок в театре было несколько. Они разделялись тонкими фанерными перегородками, к которым были поставлены гримировочные столы. За час до спектакля шутники проделали из соседней гримёрки в стенке и задней части его столика отверстие, пропустили туда леску, закрепив ее гвоздиком на задней планке выдвижного ящичка. В гримировальную коробку, вместо тонального крема, положили то, что в народе называют "детской неожиданностью" и стали ждать появления своего "терпилы".
   Очевидно, похмельный синдром в этот вечер у разыгрываемого был особенно тяжел. Пришел он необычно рано, минут за десять до начала. Тяжело дыша, он быстро переоделся, сел перед зеркалом, разгладил своё помятое лицо и не торопясь потянул на себя ящичек. Потом, посмотрев на часы, открыл гримёрную коробку и потянулся пальцем к тональному крему. И тут... ящичек медленно, без чьих-то усилий, словно кто-то сказал "Сезам, закройся" втянулся вглубь стола.
   Некотрое время из гримёрки не доносилось ни звука. Потом снова послышался шорох выдвигаемого ящичка. И вновь, как только палец актёра потянулся к тональному крему ящичек медленно вернулся на своё место.
   Из гримёрки донеслось что-то пожожее на стон, потом бормотание актёра
   - Допился ....Крыша едет...
   Он вышел в коридор, заглянул в соседнюю гримерку. Все сосредоточенно гримировались.
   - Ребята, у вас тут... ничего необычного не происходило?
   Раздался третий звонок. В динамиках прозвучал голос помощника режиссёра: " Три звонка! Три звонка! Актёры занятые в первой картине на сцену"
   - Что здесь может быть необычного о ответил ему один из гримирующихся. - Спектакль начинается, а ты ещё не гримировался.. Хоть бы запудрился! Весь от пота блестишь. Через минуту выход на сцену.
   Тот снова бросился в гримёрку, открыл ящик и окунул палец туда, где должен был находиться тональный крем. И тут же ящик с невероятной скоростью захлопнулся.
   - Ну, бля! - на весь театр раздался крик. - Я тебе бля!
   Одной рукой выдвинув снова ящик и уже не отпуская его, он начал всеми пальцами намазывать то, что должно было быть тональным кремом на лицо, подвывая и приговаривая
   - Хрен тебе! Я фазе не сдвинулся! Что это? Это же ...говно! Нет , точно сдвинулся! Не буду больше пить... Мама! Мамочка... Это же...говно!!! Го-о-вно-о-о-о!!!
   Трезвонили звонки. Звучал в репродукторах возмущённый голос помрежа. Бились в конвульсиях смеха участники жестокого шоу.... Герой розыгрыша с выпученными сумасшедшими глазами бежал на сцену, распостраняя вокруг себя запах чеснока, муската и "детской неожиданности".
   Виновников, почему-то искать не стали, а через неделю доносчик написал заявление об увольнении.
  
   Григорий буквально выдавливал из памяти эпизоды театральных буден и праздников Тюменской эпопеи, но стройной картины воспоминаний тех лет, увы, не получалось.
   Зато вспоминались давки в магазине за дешёвым вином, траур в городе по случаю отравления многих сотен тюменцев метиловым спиртом, оставленным без присмотра в цистерне на железнодорожных путях рядом с вокзалом.
   Вспоминалась воняющая дрожжами молочная фляга, почти всегда наполненная "гуляющей" брагой, из которой по ночам гнали самогон....
   ....Самогон гнали многие. На рестораны у периферийных актёров денег обычно не было. А праздников, в осенние или зимние вечера, ох как хотелось... И не тех, что на сцене, а таких же, как у парней, что приезжали с вахты, с буровых Сургута или Нижневартовска. Те денег не считали... бросали официанткам пачками, и, казалось, совсем не знали им счета.
   Там он впервые в жизни попал в вытрезвитель, после обильного возлияния, по случаю рождения сына.
   Он вспомнил, как это было. Окно роддома, где лежала жена, несколько часов назад подарившая ему наследника, находилось на первом этаже. Григорий стоял на придвинутом к стене камне, пытался заглянуть в окно и орал, как оглашенный на всю улицу: - Людка! Я люблю тебя!
   Незнакомая женщина в халате, с вываливающимися из него наполненными молоком грудями отвечала со смехом : - Она тебя тоже! И он пьяный и счастливый продолжал орать ещё громче, пока не упал с камня и не заснул, прямо на декабрьском снегу, где и подобрал его наряд милиции.
   В милиции отнеслись к нему гуманно и на работу о посещении им вытрезвителя не сообщили.
   У театра была особая гордость - театральная дача. Располагалась она километров в пятнадцати от города в сосновом бору на берегу озера. Добираться до нее было удобно. Рядом находился профсоюзный дом отдыха, куда ходил рейсовый автобус из города. Дача была двухэтажной, имела семь комнат на две койки, бильярдную, и небольшой уютный банкетный зал, куда актёрам вход был заказан. Две смежные комнаты в конце первого этажа отводились директору театра и открывались только по случаю его появлению с женой на отдыхе.
   Дачу посещали высокие гости из столиц, или видные заезжие режиссёры, или особые друзья театра из числа нужных первому руководителю людей. Их угощали парным молоком от коровы, которую держали сторожа дачи.
   Это была семья, проживающая в отдельном домике, так же принадлежащем театру. Муж числился сторожем, а жена, молодая красивая украинка, кастеляншей и прачкой. К услугам гостей была ещё и деревенская банька, которую готовил к приезду особых гостей всё тот же сторож. На даче имелась небольшая кухня, набор посуды, колодец со студёной водой и моторная лодка, на которой, при желании, можно было прокатиться по озеру.
   Театральная судьба Григория и его жены в Тюмени не то чтобы не сложилась, но оказалась немного бледней, чем до этого, в Самарканде. Он получал и играл главные роли, но это были пьесы второго эшелона. А может, у него была слишком завышена самооценочная планка, так как трудно назвать роль Ипполита в Федре, или Фёдора в "Барабанщице", проходными ролями.
   Но, ему казалось, что его талант недооценивают. Лучшие роли отдают артистам, которые пришли в театр раньше его, и его изнуряла постоянная зависть, особенно тогда, когда решался вопрос о повышении актёрских окладов, и он оказывался на категорию ниже, чем его более удачливые сослуживцы.
   Это могло продолжаться сколь угодно долго, если бы не отъезд в другой театр на должность "главного" , Сергея Чулкова, служившего очередным режиссёром в Тюмени. Он принял областной театр в соседней республике и засыпал Григория телеграммами с обещанием всяческих благ. Так они оказались в Степнолесске.
  
   НА МНОГИЕ ГОДЫ
   Григорий закрыл глаза и стал звать "зелёного". Тот не появлялся. И только вдали слышался звук похожий на стрекотание, зовущий в пререулки сознания. Вот он усилился и перешёл в рокот, ревущий рокот мотора. Григорий увидел себя и Людмилу в пассажирском кресле самолёта АН-2 называемого в народе "кукурузником". На нем они подлетали к городу в котором,как оказалось впоследствии, предстояло прожить большую часть жизни. Вещи были отправлены контейнером по железной дороге, сами же они с двухлетним сыном прибывали налегке.
  
   Город оказался небольшим, но очень уютным. Центральная пешеходная улица, тянувшаяся через весь город была застроена одноэтажными и двухэтажными домами которые несли в своём архитектурном облике черты старинного купеческого и называлась именем вождя пролетарской революции. Она начиналась от железной дороги, ровно, словно по линеечке пересекала город и упиралась в большое современное здание русского драматического театра, построенное по типовым проектам дворцов культуры начала семидесятых годов. Театр носил имя автора, драматурга, создателя "Ленинианы" , органично и идеологично ставя точку, в окончании улицы Ленина.
   Так тогда казалось Григорию.... Это потом, много лет позднее он понял сакральный смысл данного сочетания улицы и названий.
   Дело в том, что театр был построен на месте снесённого в тридцатые годы Вознесенского собора от которого начинался, в прежние времена Вознесенский проспект, впоследствии переименованный . Были вокруг собора и захоронения, на которые власти не обращали внимания.... "Подумаешь, потревожим чьи-то кости...." Но, как оказалось, потревожили нечто большее.
   Итак, улица Ленина стала начинаться от театра с именем создателя пьес о Ленине и заканчивалась... на рельсах железнодорожных путей.
   Театр начала восьмидесятых являлся средоточием культуры, и, несмотря на то, что в городе было ещё два шикарных дворца культуры и областная филармония, пользовался особым вниманием областного руководства и города.
   Область славилась сельским хозяйством и обеспечивала огромную часть той большой страны зерном и мясом. Тушёнку с маркировкой Степнолесского мясокомбината можно было увидеть на полках магазинов от Москвы до Магадана. Особые сорта деликатесных мясных консервов изготавливались на экспорт.
   У области и города было славное целинное прошлое.... Память о первоцелинниках оберегалась, история о первопроходцах залежных земель хранилась не толко в музейных экспонатах, но и характерах, в душах тех, кто посвятил свою судьбу этой земле, суровой как Сибирь и ветреной, как и все степные просторы. Приветливость и открытость была главной чертой жителей этого региона, впитавшего, независимо от национальности главный закон казахской земли - всегда усадить у своего очага гостя, заблудившегося в буранной степи.
   В городе имелась промышленность. Правда промышленнось была особого рода, изделия которой не рекламировались. И, несмотря на то, что там, за "бугром", были прекрасно осведомлены о продукции трёх ведущих заводов, в городе предпочитали о ней не говорить. А "изделия" были более чем серьёзные. Ракеты СС-20, управляемые морские мины и торпеды, радиоэлектроника для кораблей и самолетов. На всё это страной выделялись огромные деньги, из которых руководители предприятий выпускавших для вида радиоприёмники "Казахстан", тракторные тележки, и сенокосилки щедро делились на нужды и развитие города.
   Благодаря этим высокотехнологичным предприятиям в городе проживало много технической интеллигенции, имелось два ВУЗа, Педагогический институт и технологический, множество техникумов и профессиональных училищ. Всё это создавало ту необходимую среду делавшую театр в городе востребованным, если не сказать, необходимым.
   Как сказал какой то из писателей: - Если в населённом пункте нет театра, то он не имеет права называться городом. Он должен называться населённым пунктом.
   .
   Театр находился на творческом подъёме. Оба руководителя молоды и амбициозны. Труппа профессиональна. Большая часть актёров выпускники столичных вузов и престижных театральных училищ. Но были и необученные самородки, такие как нар. Арт Арчибасов и нар. Арт. Кучина. Обучала их в своё время местная театральная студия и их увлеченность театром, помноженная на талант дала свои плоды. Они стали заметны не только в области и республике, но и за их пределами.
   У этого старейшего театрального коллектива приближался юбилей - 100-летие со дня основания театральной профессиональной труппы в городе Степнолесске. В репертуаре шедевры мировой классики "Мария стюарт" Шиллера, "Свадьба Кречинского" Сухово-Кобылина", "Кошка на раскалённой крыше" Уильямса. Они мирно соседствовали с перлами современной советской драматургии и национальной драматургией республики, ежегодно появлявшейся в переводах на русский язык, и обязательной на сцене русского театра.
   Жизнь закрутилась, завертелась, наполнилась новыми ролями, новыми надеждами. Гастроли театра интересны, включали в себя географию всего Союза от юга Украины до Благовещенска, пограничной области с Китаем. Перед столетним юбилеем театра замаячила возможность получения почётного звания. И несмотря на то, что он никогда не был членом коммунистической партии, которым звания давались в приоритетном порядке, он, сыгравший образ легендарного сына казахского народа , перед отчётной поездкой театра в Москву получил заветную медаль и удостоверение, где было написано: "Присвоено почётное звание засл. Арт. Казахской СССР."
   Был ли он тогда счастлив? Наверное, да! Это было такое время, когда уходя в очередной отпуск, измученные трёхмесячными гастролями артисты уже через две недели начинали считать оставшиеся отпускные дни, мечтая скорей приступить к работе.
   Как давно это было.... Ну, конечно же. В прошлом веке.... Потом всё рухнуло, расползлось, полиняло во время "большой стирки" устроенной Горби и Ельциным.
   СУДЬБА ПЕРЕСТРОЕЧНАЯ
   В эту ночь совершенно не удалось уснуть. В голову лезла всякая дурь, ныла обрубленная нога, напоминая о безрадостном будущем человека с ограниченными возможностями.
   "Ограниченные возможности" - слова-то какие, не несущие конкретной информации.
   Сегодня он вдруг задал себе вопрос : А сам- то он, пока был здоров, использовал ли свои тогда, в прошлом, "ничем не ограниченные возможности"? Есть ли в его прошлом те моменты, которые позволяли бы ему и сегодня держаться за свою, теперь ограниченную возможностями, жизнь?
  
   "Говорящие головы" по телевизору как-то сказали, что у каждого поколения есть "своя война".
   Григорий не знал, как у поколения, но то, что она есть у каждого человека - верил. Скорей всего это война с самим собой.... И, увы, не каждый её выигрывает.
   Жизнь - дорога. То с чистым асфальтовым покрытием, то с рваными дырами колдобин на проезжей части, то полосой жидкой, вонючей грязи, столь непролазной, что как болото засосать может...
   Сегодня он понимал, что по такой дороге идет человек, любого вероисповедания, любой профессии, любого уровня образованности и таланта. Вот только способность не поломать ноги, не изваляться в грязи, не свалиться в обочину, дана не каждому...
   И в ночной тишине он сам себе стал рассказывать "сказку" о своём житие-бытие в той "четвертушке времени", на стыке веков, тех завихрениях, в которые бросала его жизнь.
   Стал рассказывать честно, не стыдясь. Да и кого было стыдиться наедине с собой и прошлой жизнью. Это был молчаливый рассказ, дополняемый иногда почти цветными картинками прошлой жизни, в которых серых страниц было гораздо больше.
  
  
   ЕГО СКАЗ....КА
  
   Да, да, да... что - то стало разваливаться.... Те же премьеры.... Те же заполуночные пьянки.... Вроде бы все как обычно....
   А, может, именно потому, что все стало обычно.... Тупая режиссура заезжих непонятых другими театрами периферийных гениев стала раздражать...
   Кончилось тем, что в период лета 89 года он поехал в Москву на актёрскую биржу и устроился с женой в г. Великие Луки, что в Псковской области.
   Хорошо, что не сдали тогда жильё, так как, обещанная там квартира, уплыла военным, бежавшим по воле "Горбатого" из Восточной Германии. Жили в двухкомнатном номере гостиницы (платил театр), вещи на складе, перспектив никаких....
   Ну, какие перспективы?! Жизнь, в то время, в России, начинала дичать, даже по сравнению с Казахстаном. За вшивыми синими куриными тушками выстраивались очереди по триста человек. В дефиците было все. Даже макароны.
   От тоски там все прилично "закладывали", несмотря на то, что спиртное было строго по талонам. Да и в отношении творчества было паскудно...
   Но важней другое... Глаза... Глаза, и общение между людьми было совсем не такое как в Степнолесске.... Местные жители почти все взглядом упирались в землю....
   Наверно в Казахстане, после целинной эпопеи, тогда ещё оставался какой-то особый человеческий слой, ну, какое-то особое сообщество, которое тянуло....
   Вернулись! Но не в театр. Он стал преподавать актерское мастерство в колледже искусств. Параллельно, при областной филармонии, организовал частный театр под названием "Маленький театр комедии и скетча", где играл сам, играла жена, его студенты. Сначала шло хорошо, затем ситуация изменилась, пошли неплатежи, взлетели цены на бензин, аренда помещения...ПРОГОРЕЛИ!!!
   Летом 91года, волей случая, в город, на один из последних спектаклей его театрика, попадает главный режиссер, из новообразованного театра крупного областного российского города и предлагает работу. Они едут. Живут в отдельной двухкомнатной квартире гостиничного типа, общаге. Театр почти самодеятельный, но год выдержали....
   Потом пошли слухи что Степнолесск, так как через него проходит Российская железная дорога, перейдет к России. Возвращаются в свою квартиру.
   Он, конечно же, гордый, в театр не идёт. Ждёт, когда его, гениального, позовут.
   Но никто не зовет. Про него, как бы, забывают.
   Снова в педагоги. Обучает свой трехгодичный курс от начала до выпуска. Ездит ставить спектакли в соседние города . Жена начинает заниматься торговлей вещами. Ездит за товаром в Алма- ату и в Омск.
   Он начинают крепко выпивать.
   Сын закончил 9 классов и Григорий устраивает его в училище, которое дает среднее полное образование и специальность сварщика широкого профиля. Тот учится год и бросает. Он снова устраивает, по его очередному желанию, в школу ДОСАФ на специальность "радиотелемеханика".
   Сын учится, заканчивает, но по специальности работать не хочет. Хочет быть водителем - профессионалом. Григорий определяет его в платную автошколу и сын получает категорию "Б"и "С" . Но, так же не работает.
   Где-то в этот период, почти вся молодежь города срывается с катушек. Массовые пьянки. Сын с ними.
   Из школ города на помойки завхозами выброшены оранжевые коробочки из запаса гражданской обороны, с противохимическими и противоатомными препаратами защиты, среди которых глюкогенный препарат "тарен". "Тарен" на фоне водки - это кошмар. На пике этих возлияний, сын уносит из дома огромную, по тем временам сумму, которая хранилась дома. Все торговые деньги жены и, собранные жильцами дома деньги, на общий тепловой счетчик и ... в течение суток всё с дружками прогуливает. Жена плачет, она в панике!
   Григорий бегает по всем знакомым, чтобы занять, избежать позора... Никто....
   На фоне депрессии и постоянного похмелья, в семь часов утра, с бритвой в кармане, он идёт на берег Ишима заканчивать СУДЬБУ. На пути церковь. Заходит попросить у ликов святых заступников прощения... Священник разговаривает с прихожанкой, случайно бросает взгляд на него и... тут же подходит. Спрашивает: "Что случилось, сын мой?" Григорий отвечает, что хочет совершить смертный грех. Священник что-то говорит, и Григорий погружается в глубину его глаз, плохо понимая, о чём тот рассказывает, и только слово "грех, смертный грех" остаётся в его сознании. И вот священник умолкает, кладёт руки ему на голову и говорит, чтоб шел с добром и что у него с божьей помощью все будет хорошо.
   Это невероятно, но, буквально через полчаса, Григорий встречает на улице директора театра, рассказывает о проблеме, и тот предлагает ему сумму, в обмен на постановку спектакля в театре. Через день деньги уже в доме, но.... сын уносит и эти деньги!
   На этот раз никаких мыслей о самоубийстве не приходило.
   Обменяли квартиру в центре на квартиру на окраине, с доплатой, и рассчитались с жильцами дома.
   Жена работает на рынке, продавцом вещей, на хозяев. Буквально через три месяца сын обворовывает квартиру работодателей жены, приезжих таджиков, унеся две громадные сумки товара.
   Чтобы его не убили и не посадили в тюрьму, они продают эту квартиру за копейки. Рассчитываются с долгом, и жена с сыном, на остатки денег от квартиры, уезжает в Россию.
   Он снимает холодную халупу в частном секторе, без отопления. Но зато у него есть постоянная работа в театре.
   Через 15 дней из Тюмени приходит SOS. Едет за ними, привозит назад.
   В театре дают комнату в подсобке. Потом договариваривается о комнате в общаге при Университете. Он пьёт много. Денег катострофически не хватает. Жена торгует мороженным. Иногда вещами на рынке. Он подрабатывает на чтецких концертных программах. Время трудное. Летом, в отпуске, помогает жене торговать мороженным. Торгует жареными семечками на базаре, выкрикивая: " Жареные семечки от заслуженного артиста!"
   В театре его пьянку прощали... Говорили молодым - Это же Мастер! А что касается вас, вы должны помнить - что позволено Юпитеру, то не позволено быкам.
   Такое отношение позволяло ему благополучно катиться вниз дальше и дальше....
   Сын познакомился с девушкой, немкой, переезжающей с семьей в Германию, благополучно женился и отбыл с ними в Фатерланд. Но, хватило его там ровно на год. Там с водкой еще проще. Да и наркотики там оказались очень даже доступными. Короче, сын вернулся, обласканный цивилизацией, с плоским цветным телевизором, который через месяц продал за долги.
   Время уже подходило 2000 году, жили они уже в театральном "аппендиците" при гараже театра. Это такая общага без удобств на несколько семей, каждому по комнате, с общим туалетом и умывальником.
   Но они были счастливы, потому что не платили ни за свет, ни за воду. Жена практически не работала. Сын, если и устраивался, то очень ненадолго, до первой пьянки.
   Да, тогда я уже редко отделял бред от действительности, но пока спектакли еще играл, не срывал репетиции, но... и этому пришел конец. Встал вопрос о разрыве со мной трудовых отношений.
   Я, конечно же, алкоголиком себя не считал... Считал, что это жизнь вынуждает, что другого пути нет, ведь все же пьют, только не попадаются. А все претензии ко мне - это интриги бездарей. Да и как не пить, когда от прошлой благополучной жизни остались одни воспоминания.
   И вот 2002год. В это время в театре произошла смена руководства. Директором стала женщина.
   Она, долго не раздумывая, так как относилась ко мне, как к актеру, с большим уважением, хитростью, воспользовавшись моим глубочайшим синдромом похмелья, заманила(якобы для очистки крови, на три дня) в наркологический диспансер, где меня и оставили на целый месяц, отменив все, идущие с моим участием, спектакли.
   Это действительно был месяц ОСОЗНАНИЯ.
   Прямо там, был написан, а по выходу из него опубликован в областной газете материал, под названием "Репортаж со дна бутылки", где было рассказано о той клоаке, о тех унижениях, которые испытывают находящиеся на излечении пациенты и пациентки, о порочности всех методов, о безнравственности персонала, о невозможности таких методов подавления личности. Я стал врагом главврача номер один, которого чуть не сняли с должности, но... САМ ПИТЬ ПЕРЕСТАЛ!!!
   Произошло нечто подобное ,по результату, моей встрече со священником в то страшное утро девяностых годов. Мне снова был дан шанс. Мне как бы говорили -" твой потенциал не исчерпан!". И я это услышал!
   Началось привыкание к новой жизни. Для всех я оставался временно непьющим Мастером. Это надо было пройти! Все эти подколки, иногда провокации, заспинные ухмылки.
   Месяца через четыре из театра уходит главный режиссер, и директор, до прихода нового, предлагает мне стать исполняющим обязанности Художественного руководителя. В театре - ШОК! В данную авантюру не верит никто. Прошу директора помочь мне, и взять жену в театр актрисой.
   В театре снова шок.
   Разговоры среди сослуживцев: "Директор сошла с ума! Она уже давно не актриса! Пятнадцать лет на сцену не выходила".
  
   Ставлю очень удачный спектакль, который получил резонанс в городе. Потом другой. Ставлю спектакль, где жена дебютирует в роли второго плана. Затем спектакль на нас двоих. И вновь успех!
   Жена, по газетному опросу, признается лучшей актрисой года. На театральном фестивале мой спектакль получает "Гран-при" в номинации "русская классика". Успешные гастроли в Россию на сцене академического театра. Отличная пресса, признание.
   Я уже не исполняющий обязанности, а полноценный гл. режиссер и художественный руководитель. В театре - смесь признания и смирения.
   Мы с женой "пашем" до изнеможения. Сын периодически бывает трезвым. Поступаю в университет. Факультет социологии и практической психологии. В пятьдесят девять лет, получив диплом с отличием, заканчиваю его.
   Практику психолога прохожу в той самой наркологии, где был пациентом. Взаимоотношения с глав.врачем наладил - не зря же на "психа" учился! Диплом писал по методике преодоления алко-нарко зависимости.
   В этот период основательно изменился мой социальный статус. Получаю муниципальную двухкомнатную квартиру на окраине города. Сын женится вторично. "Таксует" на моем стареньком жигуленке. Потом, по дешёвке, покупаю ему москвиченок. Какое - то время затишье, потом снова у него "штопор"! Так запивается, что даже в роддом за ребенком не приходит... Берет кредиты, пропивает их, а мы расплачиваемся... Расходится с женой. Сноха, почему-то нам в отместку, меняет фамилию дочери на свою, и лишает нас общения с внучкой. Так как сын не платежеспособен, алименты платим мы, до тех пор, пока она не договаривается с ним о его отказе от отцовства .
   В это время губернатор области решает, что главный режиссер должен жить в центре города и даёт квартиру в элитном доме, большую трехкомнатную, на шестом этаже девятиэтажки.
   Жена сидит на полу кухни и плачет.... "Как мы будем оплачивать коммуналку... Чем заполнять эту квартиру.... Не поеду.... Буду жить в старой!"
   Ревет! Сопли на кулак наматывает. В доме только часть муниципальных квартир, остальные в частном владении, люди все ба-а-га-тые!!! В доме консъержки. Во дворе домовая стоянка для машин... Отплакалась и... стали жить, обустраиваться, привыкать к следующему статусу.
   В театре дела шли нормально. Получил государственную награду .
   В коллективе непререкаемый авторитет. Стали проситься на работу в наш театр из других городов. Даже с Алма-аты. Попутно занимался психологической помощью. Но, в основном, через знакомых, родственники которых попадали в затруднительное положение. Закодировал алкашей театра. Даже женщин. Получалось довольно надёжно. Это был результат университетских знаний и тех "шаблонов", которые я попутно изучил в центре "Саентологии и дианетики" Рона Хаббарда во время моей командировки от театра на фестиваль "Балтийский дом" в Санкт-Петербурге. Нет, я не стал апологетом этой религии, но полезные знания для себя получил.
   И все время твердил себе: "Неважно, каким ты был в прошлом, важно, то, какой ты стал сейчас".
  
   И только на сына моё воздействие было и остаётся... нулевым! Но, как говорят специалисты, это естественно. Я для него в ДРУГОМ статусе. Помочь может только чудо - значит БОГ! А он в него не верит. И чувствует себя в Храме, по его словам, ОЧЕНЬ дискомфортно!
   Жизнь продолжает своё течение. Волей высших сил, устраивается творческая и бытовая сюжетная линия.
   Вот и три телевизора, по одному в каждой комнате, три холодильника(и вроде бы даже не пустые), оргтехника, видаки и видеокамеры, стенки, кресла, одежда не в одном экземпляре, иномарка... Но, гложет..., гложет неизбывная ВИНА перед сыном, который сейчас опять лежит "на просушке".
   Где найти те слова... или правильное действие, чтобы изменить предопределённость ЕГО судьбы??? Если бы можно было отмолить, вернуть невозвратимое время, и совершать... другие поступки.
   Григорий престал листать страницы прошлой жизни и сделал вывод:
   - "Да, не был ты полностью честен Григорий в своей "сказке", жалел себя, очевидно, невольно хотел, даже перед собой, предстать некой жертвой обстоятельств..." - думал Он, глядя в потолок палаты, который начинал светлеть от приближающего рассвета.
   Григорий вспомнил оценочную мудрость прожитой жизни : "Построить дом, посадить дерево, родить сына...." Дом он не строил, дерево не сажал, сына ... не воспитал.
   Что ещё может держать его на этой земле?
   Ах, да! ТЕАТР! Но, кому он сейчас, в это новое время нужен?
   Тот, новый театр, театр стёба и кривляний, его совершенно не привлекал, скорее даже вызывал раздражение. Серьёзный, социальный, философский театр, у молодой публики вызывал откровенную зевоту и насмешки.
  
   Может и правда, пора уходить.... По пути указанному поясом от халата? С этой мыслью он неожиданно провалился в глубокий сон, продлившийся до процедур перевязки.
  
  
  
  
   ПЕРЕВЯЗКА
   Григорий орал.... Орал во всё горло, сдерживая мат, рвущийся сквозь сжатые зубы. Хирург в паре с медсестрой обрабатывали частично раскрытые швы его культи, засовывая в плоть тампоны, что-то вскрывали, рвали по живому....
   - Что нибудь... обезболивающее! Не могу! Не могу-у-у! - он сделал попытку рассмеяться - Доктор! Ну почему вы меня так не лю-ю- бите-е-е-е!
   - Морфий вам больше нельзя, другое не поможет - отвечал тот, продолжая делать своё дело.
   Надо было играть роль героя и Григорий, старательно, между воплями стал изображать этакого героя боевика, смеющегося над пытками.
   - Ой! Ну что вы так! Щекотно! Ха-ха-ха! А-а-а-а!!! Это я от смеха... А-а-а-а!!!
   Если бы он знал, что в это время, за дверями палаты его жена упала в обморок от его криков, он бы придумал что-нибудь другое. Может быть заставил бы себя шипеть, мычать, молча плакать, но...молча.
   Пытки закончились и в палату зашла жена. Её глаза ненавидели врачей, больницу, палату и всю медицину в целом. Конечно же, она считала их виновными во всём происходившем и произошедшем.
   Он, как мог, успокаивал её, а она, вытирая слёзы, повторяла одно и то же:
   - Ну нельзя же так.... Нельзя же так... Тут камера пыток!
   Она принесла ему обед и ужин.
   Григорий не ел ничего из больничной столовой. Жена ежедневно готовила ему еду, покупая на рынке свежие продукты, которые повышали уровень его белка в крови и, как мать, заставляла Григория кушать чуть ли не с ложечки.
   - А ведь если я уйду.... Она тоже не будет жить - вдруг подумал Григорий. - А, может, мне это только кажется? Нет, не кажется.... Получается что я ответственен перед ней. Перед теми тридцатью годами баламутной жизни, в которой мы шли плечом к плечу. Есть, над чем подумать....
   НОВАЯ СУДЬБА ТЕАТРА
   Думалось в основном по вечерам. Из-за бессонницы "зелёный"не приходил, а в дневном сне не появлялся, так как, наверно, был занят со своими подружками в травяном царстве. Вечерние мысли определялись конкретикой сегодняшнего дня.
   "Построить дом, посадить дерево...." - стучало в его голове - А, может это иносказание. Ведь если подумать, то театр это мой дом. Я уже восемь лет, можно сказать, строю его. Не один, а вместе со всеми. И дерево посадить - это как вырастить молодых актёров, дать им актёрские навыки, профессию. Он вспомнил, как в начале своей работы на должности художественного руководителя открыл театральную студию, в которую пришли ребята, ставшие теперь молодым ядром коллектива.
   Но, время менялось стремительно, и на его призыв в прошлом году к молодёжи города придти в студию театра не пришёл никто. Все в городе знали, как оценивается актёрский труд на периферии.
   Да и отношение властей города и области менялось по мере обновления этой элиты в соответствии с новыми веяниями. Театр в городе становился не предметом гордости, а скорее, обузой для бюджета. Часто, очень часто, приходилось слышать после премьеры спектакля оценку новых руководителей :
   - Да, хороший показали КОНЦЕРТ. Но можно было бы повеселей. И песен побольше!
   Он вернулся в мыслях в совсем недавнее прошлое, и сердце его сжалось от невысказанной обиды....
  
   " тварь я дрожащая,или..."(один день Григория)
  
   Тот день начинался... погано. В девять утра в понедельник Григорий должен быть у нового начальника управления культуры и развития языков.
   Дней десять назад Григорий побывал у его секретарши и просил записать его на приём, назвавшись, и, упомянув свою должность. Секретарша была новенькая. Григория она не знала, несмотря на то, что его лицо в течение уже нескольких лет не сходило со страниц местных газет, да и телевидение показывало его достаточно часто. Но, очевидно, новая хранительница чиновничьего распорядка культурные хроники не смотрела, газет с событиями в мире искусства не листала, поэтому фамилия, звание, и должность соискателя аудиенции вызвала у нее лёгкое недоумение. На обидчивое замечание Григория "Меня весь город знает...", она кратко ответила: " Я тут недавно". Обещала на следующий день позвонить, сообщить волеизъявление своего босса, но... не позвонила. Звонок раздался только на пятый или шестой день, вежливым голосом молодая дама сообщила, что в ближайшее время начальник очень занят и, принять не может. Григорий поинтересовался о том, что сказал ей начальник? Она через небольшую паузу сказала: " Он ...промолчал".
   Повод встретиться с руководством у Григория был.
   Где-то месяц назад , после просмотра местной телепрограммы о кошмарах наркотизации и алкоголизации молодёжи, и о принятии государственной программы борьбы с этим бедствием, он решил что театральное искусство не должно стоять в стороне от этой проблемы.
   Надо создать драматургический материал на местной основе, решил он. И поставить жёсткий публицистический спектакль, обращённый к молодёжи, воздействующий на эмоции и разум.
   Григорий был, да и оставался, несмотря на возраст, немного романтиком. От нового начальника над культурой ему требовалось немногое - подписать письмо, адресованное главному врачу наркологического диспансера, о разрешении посещать данное учреждение, и не препятствовать встрече с контингентом.
   Однако вызов к руководству на утро понедельника, прозвучавший по телефону в субботу вечером, тогда, когда чиновники и секретарши должны были отдыхать, явно был не по этой теме и не предвещал ничего хорошего. И Григорий догадывался, о чём там пойдёт речь....
  
   В кабинете нового начальника управления культуры области, собрался актив руководителей профессиональных коллективов, директора театров, дворцов культуры, первые заместители, и руководители отделов.
   Начальник, в темно-синем костюме в серую полоску, переживал своё назначение и предстоящий "разгон" творческой личности, посмевшей выйти за рамки "винтика", в слаженном механизме, где он, начальник, должен был играть главную роль.
   Григорию было немного жаль его. Можно сказать, впервые, эту должность стал занимать представитель творческой профессии. В прошлом, начальник, много пел на свадьбах, на городских филармонических праздничных мероприятиях.... Пел хорошо! У него за плечами было заочное обучение в Журденовской консерватории, заочный юридический факультет местного Университета.
   Скорее всего, последнее и определило выбор высоких чиновников при назначении его на место руководителя культурными процессами.
   Сейчас же, он нервно метался от офисного стола к столу для заседаний, нервно поглядывал на телефон, соединяющий с областным руководством, что в прошлые времена называли "кремлёвским". Он словно ждал, что вот-вот раздастся требовательный сигнал, и всё тело его выражало нервную готовность броситься на призыв.
   - ....Вот так же, наверное, метался он среди свадебных клиентов, махавших у него перед носом деньгами, в надежде угодить, угадать их желания, не ошибиться с выбором репертуара...- с тоской подумал Григорий.
   Повод, по которому собралось творческое начальство области, был на взгляд Григория бестолковый.
   Несколько дней назад город посетил представитель соседнего государства, неофициально, проездом. Через своих помощников, он выразил желание посмотреть спектакль областного русского театра, рассказывающего о нелёгкой и даже трагической судьбе местного, казахского поэта, начала прошлого века. Представители русской диаспоры, которая в городе, да и в области, насчитывает около семидесяти процентов всего населения, от имени "Русской общины" обратились к нему, Григорию, с вопросом: " Может ли театр показать спектакль, если они обеспечат полный зал зрителей?"
   " Да почему же не можем? - ответил Григорий - Правда, театр ещё не открыл свой активный сезон, поэтому разрешение на его разовое исполнение надо получать у вышестоящего начальства. Я художественный руководитель, главный режиссёр. Моё дело - готовность спектакля. А готовность я гарантирую".
   Директор, Валентина Степановна, крупная красивая женщина, всю жизнь, проработавшая в недрах аппарата культуры и только последнее десятилетие руководившая профессиональным театром, слыла руководителем осторожным. До пенсии ей оставалось два года, поэтому приобретённая с опытом чиновничества осторожность в ней, иногда, даже зашкаливала.
   "Только через нового начальника управления! - заявила она представителям "общины". - Мы государственное предприятие и такие вопросы не в нашей компетенции".
   Те, согласно покивали, в знак уважения и понимания служебного рвения руководителя и...пошли по инстанциям. Тут-то и произошёл сбой, по причине которого Григория вызвали на "голгофу".
   То ли опыта у нового начальника культуры не хватило сразу отказать, то ли посетители были очень убедительны. Скорей всего, он еще не знал, что за отказ, мера наказания гораздо меньше, чем за самостоятельно принятое решение. И он сказал - "да!".
   Правда тут же обмолвился, что проконсультируется ещё там...наверху. Он точно помнил, что не на всякой свадьбе можно исполнять песни, которые нравятся молодожёнам! Иногда надо петь только то, что нравится человеку заказавшему свадьбу!
   На более высоком уровне тоже сказали "да", даже похвалили за инициативу, а вот.... На ещё более высоком...сказали "Нет!".
   Но к этому времени, представители общины успели сообщить помощникам прибывающего "лица", что встреча с "искусством перевоплощения" будет! И это "нет" вызвало у них неодолимое желание узнать - почему?
   Григорий, всё-таки, вину свою чувствовал.
   Когда, почти с самого верха, прозвучало это грозное "НЕТ" и по телефонной цепочке команда дошла до директора он, худрук, отказался..... врать!.. А всего-то ему было предложено сказать, что артисты... заболели! И все недоразумения были бы исчерпаны!
   - " Дурак...ох, дурак....- думал Григорий, глядя, как сосредоточенно занимает место за столом заседаний квадратный, с борцовской шеей и татуированными пальцами директор театра кукол. Как поджимает и без того тонкие губы руководитель городского дворца культуры, как осторожно, словно боясь обжечься приседает на стул директриса филармонии, как отводит от него взгляд, прячет под столом нервные руки его директор.
   - Ну что стоило....наврать! - думал Григорий - Чехова начитался, дурак! Это его дурацкое... "тварь я дрожащая, или человек?"... Вот и получается что ...тварь! Дрожишь ведь!".
   И в самом деле, Григория бил озноб. Нет не от страха. От какого-то нервного возбуждения и предощущения абсурдности происходящего.
   В главном телефонном аппарате запиликал зуммер, начальник бросил своё тело к деловому столу, приложился к трубке и через несколько секунд напряжённого внимания отчеканил - "Да! Да!". Трубка, слегка дрожащей ладонью, была положена на место, его взор обратился к присутствующим, а в руке появилась газета.
   Собственно говоря, эта газета и была детонатором происходящего. Еженедельная, одна из многих, что привлекают читателей главным образом размещёнными телепрограммами, перепечатанными абсурдными вымыслами, городскими сплетнями и гороскопами. Традиционно первые страницы таких газет отданы официальной информации, поступающей сверху.
   На этот раз газета совершала "поступок", выражала свое мнение о приёме неофициально побывавшего в области официального лица, раскрывая некие нестыковки в отказе просьбы "Русской общины", обнажая чиновничью ложь, и называя по имени...того...почти самого главного! И в центре всех этих событий, почти как Матросова перед дзотом, поставила его ...Григория!
   И сейчас он, на этот дзот, должен был лечь!
   - Сначала биография, а затем уже траурные речи...- подумал Григорий, глядя, как начальник разворачивает газету.
   После минутного молчания, тяжёлого вздоха, тот стал читать статью. Голос его был неровным, надтреснутым. Как гвозди вбивал, произнося фамилию Григория.
   "Странно, - подумал Григорий, - два года назад он по-русски разговаривал почти без акцента.... Специально что ли? Зачем?..."
   Наконец начальник дошел до абзаца, где упоминалась фамилия высокого начальника, и оценка корреспондентом его роли в возникшем недоразумении. В голос вернулись четкие, твёрдые звуки, выровнялось дыхание, и финальная часть статьи закончилась громким и гневным восклицанием: - Вот!!! Что это, я вас спрашиваю!? Политическая провокация? Или что ещё?
   Он сделал паузу, обвёл темнеющим взглядом сотрудников, сидящих за столом, и продолжил.
   - Каково, вот это всё, было читать одному из руководителей области? Он целыми днями в районах, по двадцать часов в сутки бьётся за урожай...
   -...И зачем ему биться за урожай, - невольно подумал Григорий - в области давным-давно все хозяйства в частных руках. Пускай бы, частники и бились... Интересно, губернатор Калифорнии, со своими замами, тоже бьётся? Ну, если и бьётся, так, наверное, за свой собственный, ему принадлежащий урожай.... - И тут ему в голову пришла такая мысль.... такая мысль... что он её тут же... отбросил!
   - Да, да! Бьётся, можно сказать, сутками! А вы, только представьте себе , каково это будет прочитать его детям, внукам, отцу, матери, жене, да вообще... всем родственникам и знакомым. Якобы, ОН, видите ли, сказал "нет"! Кто это слышал? Кто это слышал?! - повторил он, повернувшись к Григорию, словно именно тот написал статью.
   За столом воцарилось молчание.
   - Милиционер родился....- автоматически подумал Григорий - потом мысленно поправил себя - ...нет...на этот раз... прокурор!
   Но прокурор, пусть, может быть, где-то и родился, и стал подрастать, смачивая пелёнки, а вот следователь, судьи и присяжные были уже здесь.
   -Валентина Степановна! - "следователь" повернулся к директору. - По должностному положению за всё происходящее в коллективе отвечает первое лицо. Кто у нас, в конце концов, руководит театром? Русская община? Есть у нас в театре директор, или нет?
   Григорий, краем глаза, посмотрел на своего директора и, ему стало страшно. Бледность проступала через макияжную краску, губы нервно вздрагивали, пальцы правой руки пытались успокоить левую.... Но, сказывался, (ох, как сказывался) прошлый чиновничий опыт, поэтому голос её был почти спокоен.
   - Театром руковожу я, и решения принимаю тоже я. - она сделала короткую паузу и немного торопясь добавила - Конечно же, после консультаций, и утверждения наиболее важных решений вами...
   Резкий взмах рукой с зажатой в ней газетой заставил ее замолчать.
   - У вас, Валентина Степановна, это не первый, это второй прокол! Вам надо об этом помнить! - и начальник ещё раз резко рубанул воздух газетой.
   Григорий видел, что Валентина Степановна помнила.... Он знал историю этого "прокола" со слов своего директора. К ней в кабинет пришли администраторы ансамбля от Министерства обороны, дающие концерты по Республике в честь дня Конституции. Они пришли договариваться о бесплатной аренде зала и она, полагаясь на значимость мероприятия, и поверив на слово, что они, в верхних эшелонах власти, уже договорились, дала "добро", определила день выступления. И не позвонила.... Не проконсультировалась! А начальник культуры узнал о её решении от других. Концерт, конечно же, состоялся! Он не мог не состояться! Но грозный "прокол", как первое предупреждение, в давно забытых водительских "талонах предупреждений" уже был! Ещё пара таких же, и.... Но в данном случае "пересдача" была не предусмотрена.
   - Я помню об этом... - продолжила она - но, хочу сказать, что в первом случае меня ввели в заблуждение, сказав, что всё согласовано наверху и Вы в курсе. Что касается данного случая, и этой возмутительной публикации, то хочу пояснить следующее. Да, я директор театра, и никто кроме вас, мной не руководит. Но я отвечаю за производственно - эксплуатационную деятельность предприятия. За творческую деятельность, за создание и готовность к показу спектаклей, соответственно театральной специфике, отвечает художественный руководитель и главный режиссёр....
   -- Та-а-а-к.... Начался театральный "ликбез", -- ехидные мысли не к месту, не ко времени, лезли в голову Григория. Это был третий начальник управления за время ее директорства. Представитель ещё той, старой номенклатуры, был снят с должности, чем-то не понравившись новому руководителю из "столичной обоймы", назначенному на должность первого лица области. Новый "первый", как его потом называли "ноль - первый", (вкладывая в это уважительный смысл), был человеком действия, высокообразован, имел опыт дипломатической службы. Начал свою деятельность в области, как это обычно бывает, с перестановки кадров. Только на должности стал ставить молодых, и зачастую для "старой гвардии" неизвестных.
   Чем приглянулся ему этот молодой человек, с круглым лицом, маленькими, но очень живыми глазами из "руководящего резерва" Григорий не знал, но факт оставался фактом, бывший директор районного клуба стал руководить всей культурой области. Тут же к нему в коридорах власти прилепилось прозвище "сынок". Прозвище, то ли обидное, то ли уважительное, да это и не важно! Важно то, что "сынок", начал очень энергично "окучивать" свою новую "делянку". Не обходилось и без казусов. С театральными особенностями он, естественно, не был знаком. Познавая процесс "по ходу", первое что сделал, так это начал "прессовать" народную артистку, которая, якобы, требовала особого к ней отношения. Даже запретил отмечать ей в здании театра достижение пенсионного возраста, сам не откликнулся на приглашение юбилярши придти на празднование в кафе и запретил посещение юбилея сотрудникам управления.
   Как-то во время доверительной беседы за чашкой чая "сынок" поделился с Григорием главным уроком, который дал ему прежний районный руководитель, под началом которого он служил. " Руководитель всегда должен перед подчинёнными быть недовольным! Вот все дела у тебя идут хорошо, но ты всё равно будь недоволен! Чтобы они видели, что ты чем-то не-до-во-лен, и... всегда чувствовали свою вину. Это главное! Тогда тебя будут уважать! - доверительно говорил он Григорию, прихлёбывая чай.
   Этот урок он применял на практике, сменяя маску на лице только в том случае, если встречался с вышестоящим начальником, или перед теми, кому он доверял. Григорию он частично доверял и ... если честно, переживал за дело и был неплохим руководителем. "Слетел" этот второй начальник неожиданно, после разборки на комиссии по чиновничьей этике, за "хамство", представителю какой-то общественной организации, очевидно забыв сменить маску. Сейчас перед Григорием стоял ТРЕТИЙ.
   - ...Я была в курсе, что представители общины обращались с просьбой к художественному руководителю, - продолжила Валентина Степановна, - но ко мне, официального обращения не поступало. Если бы такое обращение ко мне поступило, то я в первую очередь направила бы общественников к вам! Тем более, что театре активный сезон ещё не начат, актёр исполнявший одну из ролей уехал в другой театр.... мы выполняем ремонтный фронт работ по дорожной карте, и тем более.... ( тут, она, сбившись, запнулась) у нас... у нас все эти дни не было света, так как заменялось аварийное освещение.
   -- Абсурд абсурда... - размышлял Григорий - Все сидящие за столом прекрасно знали ситуацию в деталях, но делали вид, что всё излагаемое директором театра для них внове. Все знали, что она врёт, и внутренне восхищались - как она врёт! Те, что моложе - набирали опыт, те, что постарше - отдавали дань мастерству.
   --... Григорий Фёдорович, как художественный руководитель, превысил свои полномочия, пообещав показ спектакля.... Но, его ошибку можно понять, он не политик. Он, как творческий лидер коллектива, должен заниматься творчеством. Он не имел права, заявлять о готовности спектакля, не посоветовавшись со мной....
   -- Так это что же, получается...,-- прервал её начальник - Правая рука, не знает, что делает левая? Получается, что директор, и художественный руководитель не могут найти общего языка, и.... нам из этого надо будет сделать соответствующие выводы?
   -- Нет, ну почему же...,-- голос Валентины Степановны задрожал, и Григорий как на экране увидел её мысли... "два года до пенсии...два года до пенсии...." -- Это единичный случай.... И если бы не публикация в газете...
   -- Вот именно если бы...- начальник посмотрел на директора дворца культуры и, Григорию показалось, а может и не показалось, что тот ему кивнул.
   С первых дней назначения нового начальника, стали ходить слухи, что тот своим наставником, так сказать "гуру" выбрал этого неулыбчивого, похожего на злого сельского учителя, человека. Скорей всего их объединяло общее музыкальное образование, принадлежность к "титульной нации", может быть дальние родственные связи, которые на востоке ценятся куда выше профессиональных способностей. Но, главное, тот имел опыт чиновничьей подковёрной борьбы, которая славилась приёмами подталкивания и выталкивания, удушения и защемления, не меньше, чем знаменитые восточные боевые искусства. Только в данной дисциплине это было "многоборье", а соревнование "олимпийцев" никогда не заканчивалось и в нём, в той или иной мере, участвовали все.
   Директор дворца культуры работал сначала в районном, затем в городском исполкоме, переименованном, после обретения суверенности, в горакимат. Там он был незаметной фигурой, но, по мнению начальника, приёмами пользоваться умел.
   -- Вот именно если бы...- повторил начальник и перевёл свой тёмный взгляд на Григория. - Что скажете, Григорий Фёдорович? Всё началось именно с вас.
   -- С меня? - Григорий старался унять вновь накатившее волнение - ...Косвенно, наверное, да. Но я никому не давал интервью, я никому не заказывал эту статью. Если бы я захотел высказаться в прессе, я бы это сделал сам!
   За столом произошло движение. С губ директора дворца культуры слетело еле слышное "пи-сс-аки...", и Григорий понял к кому это слово относилось.
   Он, действительно, мог излагать свои мысли и чувства на бумаге. Его печатали в областных, и даже в Республиканских газетах, где он старался честно высказываться по волнующим его проблемам. И многим, такая самостоятельность не нравилась....
   -- ....Единственное, что я сделал, это сообщил пришедшим ко мне людям, представителям русской общины, что все спектакли идущего репертуара находятся в полной готовности и могут быть показаны в любой день. Какую государственную тайну я раскрыл? А что касается статьи, то вы с автора статьи и спрашивайте.
   -- А почему вы, вообще, докладываете русской общине, готовы ваши спектакли или нет? Действительно, получается так, что вами управляют общинники. Вы что, перед ними отчитываетесь? - взял на себя роль прокурора директор дворца культуры, которого Григорий стал мысленно называть "сельский учитель".
   -- Я не док-ла-ды-вал! Я сообщил! - "сельский учитель" стал раздражать. - И говорил о творческой готовности коллектива. Как художественный руководитель, я обязан все спектакли содержать в рабочем состоянии.
   -- Как же так? А вот Валентина Степановна говорит, что спектакль не мог состояться, так как исполнитель роли одного из персонажей уехал в Россию? Как это понять? - взяла на себя роль "свидетеля обвинения" заведующая отдела театров.
   Она, пожалуй, осталась единственной, кого с натяжкой можно было назвать специалистом в этом раздувшемся до двадцати шести человек аппарате культуры, перекладывающем бумажки. До пенсии ей оставалось лет семь....
   -- ... Хороший вопрос .... На эту роль было назначено два актёра. В силу определённых причин второй актёр, впоследствии, не играл в спектакле. В данном случае, после одной вводной репетиции, он мог играть эту эпизодическую роль и был готов. - Тут, Григорию, пришла спасительная мысль, и он ухватился за неё - А вот, случись так, что там, наверху, - он показал пальцем на потолок - вдруг приняли решение обязательно показать спектакль, а я бы доложил вам о невозможности показа? Какие вопросы вы задавали бы мне сейчас?
   В кабинете зависла пауза.
   --Да это всё русская община воду мутит. Они, блин... Им...блин... все неймётся! - подал хрипловатый голос "татуированный шкаф" - директор театра кукол.
   С директорами русских театров с начала девяностых происходили странные метаморфозы. Коммунисты, несмотря на все справедливые упрёки в адрес их правления, предпочитали утверждать на директорские должности отраслевых специалистов. Необходимым дополнением являлась принадлежность к партии.
   Почти все предыдущее десятилетие, начиная с восьмидесятого года, театром руководил относительно молодой, деятельный, выдвиженец районного управления культуры, со знаменитой дворянской фамилией и партийной "корочкой". В молодости он "гулял" с кинопередвижкой по району совмещая работу за баранкой и работу "киносапожника". Не пил, не курил, а главное обладал хорошим чутьём на "нужность" в данный момент, начальству. Если было нужно, то он становился заядлым охотником, возникала необходимость - яростным оратором, а была потребность в лакеях - становился лакеем. Но даже среди лакеев , старался быть старшим. Он окончил заочно институт культуры, стал двигаться по районной служебной лесенке. Достиг должности начальника районного кинопроката. Затем выдвиженца заметили и назначили директором областного театра. И не ошиблись.
   Он, несмотря на свой маленький рост, оказался тяжеловесом, рвал "постромки" и резво рулил "театральный воз". Маленький рост давал о себе знать, поэтому руководитель тешил себя, назначая на должности своих заместителей людей высокорослых, габаритных. И еще он имел особое пристрастие к людям связанным с шоферской профессией. Завгары, водители, вызывали у него особое доверие. Поэтому назначал их инженерами по зданию, зам.директорами по снабжению.
   К людям творческой профессии относился как к неизбежному злу... а, может быть, даже, как к неразумным детям, и подобно настоящей матери, которая пестует увечного ребёнка, всё же любил их....
   Успехи театра были заметны и в конце восьмидесятых, он занял освободившееся место начальника управления культуры, пригласив из другого города, на своё директорское место, бывшего своего зама, как ни странно, с высшим театральным образованием, человека высокой культуры, интеллигента....
   На должность директора, вновь открытого областного театра кукол, он поставил последнего своего зам.директора, бывшего завгара, а тот, не долго думая взял в свои "замы" водителя из театрального гаража, соблазнив перспективами, открывающимися в новой должности. Так в театрах началась эпоха "директоров - водителей", которым что "баранку" крутить, что театром руководить.
   Директора "интеллигента" хватило на несколько лет. Тот не умел крутить "баранку", и, по наивности, как-то отказал начальнику управления предоставить, и без того изношенный театральный "Уазик", на охоту для нужных людей, после чего попал под такой прессинг, что закончил инфарктом, и был вынужден уйти на пенсию по инвалидности.
   И... началась "шоферская" чехарда! На должность директора "драмы", поставили "завгара - директора" театра кукол. На должность директора театра кукол поставили его "зама - водителя".
   К этому времени начальник управления, "залив полный бак бензина", как поговаривали ехидные и завистливые люди, "газует" управлять южным театром в соседнюю Россию.
   "Директор - завгар" театра драмы, так же "газует" директором в маленький российский городской театр, забрав туда "замом", своего нового, следующего "зама-завгара".
   "Директора-водителя", из театра кукол, перебрасывают директором театра драмы.... А на должность директора театра кукол ставят "специалиста" из управления культуры Валентину Степановну....ненадолго!
   ..... "Директор - водитель" театра драмы любит охоту, рыбалку и водку больше, чем систему Станиславского. Его любимый девиз: " не любите себя в искусстве, а любите меня!" - в драмтеатре не поняли.... Не полюбили! Пошли, проклятые склочники, туда...НАВЕРХ!!! Но, он уже в номенклатуре! А там своих, просто так, не сдают. Он свой! Так хорошо на банкетах шоферские анекдоты рассказывает! И вновь чехарда!
   Валентину Степановну ставят на ее сегодняшнее место. А "директора - водителя" вновь возвращают на место директора театра кукол.
   Но.... Не зря говорят - посеешь привычку, пожнёшь характер, посеешь характер - пожнёшь судьбу! А в шоферской привычке "замом" надо назначать своего, "водилу". Вот и назначил. И "замом", и водилой, и охранником, и другом.... А сам стал... спиваться. И когда там, в верхах, стало уже совсем невмоготу, то его самого, сначала перевели "замом" к его бывшему "заму", а затем уволили. А оставили исполнять обязанности директора, его, уже бывшего "друга-водилу", которого Григорий, именовал не иначе, как "Татуированный шкаф".
   --.... Да... блин...помните тогда.. С моим театром... Они тоже....Короче... нам тогда голову заморочили.... Волну подняли...- он не договорил, очевидно, не отыскав в голове нужных слов. Но Григорий догадался, о чем тот хотел сказать. Даже не сказать, а попытаться воспользоваться возможностью, как это говорится, "перевести стрелки".
   Дело в том, что за "шкафом" числился "старый прокол"!
   В прошлом году руководство области, еще при старом начальнике культуры, захотело выселить детский театр из здания, в котором он находился более пятнадцати лет, дабы разместить в нём другую организацию. Сделано это было неуклюже, не ко времени скандально. Попытка переселения началась в новогодние праздники, в дни, когда шли детские утренники, и вызвала огромный общественный резонанс. "Татуированный шкаф" не обладал тогда ещё достаточным опытом, поэтому повёл себя достойно. Собрал пресс-конференцию, собрал подписи родителей и общественных организаций, обратился к представителям Республиканского телевидения. Театр, очевидно на время, оставили в покое, а он чувствовал себя спасителем коллектива и героем дня.
   Пока не пришло новое понимание - героем можно быть только с разрешения начальства!
   Для реабилитации в глазах руководства подходило всё. А здесь был случай закричать "держите вора", он меня тоже обокрал! В данном моменте был шанс перевести стрелки того события на русскую общину, и тем самым доказать искренность своего сегодняшнего покаяния, показать новому начальнику готовность отрапортовать: "Никогда!!!".
   Тот заметил это и с пониманием кивнул.
   -- Нет, ты скажи, зачем тебе это надо! Зачем тебе надо! - вдруг резко, почти на крике, на "ты", обратился к Григорию "сельский учитель", - Провокации устраиваешь.... Я не поверю, что всё, что здесь написано, написано не с твоего голоса . Вот, пожалуйста! - он схватил со стола брошенную начальником газету
   - Вот! Читаю! "....Труппа с пониманием отнеслась к предложению художественного руководителя...." ,и ещё... "извиняться перед гостем пришлось худруку Григорию Горланову...", и ещё ... "артисты были готовы...." Ты , вообще кто? Руководитель или ммму...мальчишка? Ты, прежде чем бегать в русскую общину, у кого-нибудь спросил.... - он не договорил, у кого и что должен был спросить Григорий, и демонстративно повернулся к нему спиной.
   Григорию показалось, что где то рядом, завизжали тормоза. Это недремлющее подсознание предупреждало об опасности, включало в нервной системе резервы контроля и только пальцы рук предательски задрожали. "Сахар подскочил", - привычно подумал Григорий. Он уже лет двадцать жил на таблетках и знал все симптомы привычной болячки.
   -- Стоп! Хватит! - голос Григория зазвучал чересчур резко и все за столом напряглись. Директор дворца культуры вновь, медленно, как в растянутом кадре стал поворачиваться в его сторону. - Статью я читал. И здесь ещё раз вместе со всеми прослушал. Повторяю, что не имею к ней никакого отношения. Вы вызвали меня для того чтобы зачитать мне статью, или выслушать?- последние слова были обращены к "сельскому учителю".
   -- Я тебя..., те-бя, не вызывал! - громко и опять на "ты" буквально прошипел тот.
   Григорий игнорировал этот явный вызов. Он понимал, что его провоцируют, провоцируют на взрыв, на скандал. Это был самый простой путь, выставить его неуравновешенным человеком, скандалистом, осколком великодержавного русского шовинизма, зазнавшегося от прошлых успехов ин-тел-ли-гента. А уж свидетелей его недостойного поведения будет предостаточно. Вот этого, допустить он не мог!
   -- Давайте разберёмся... - уже тише сказал Григорий, отметив про себя, что голос предательски дрожит.
   - Я, в отличие от некоторых, к русской общине, никаких претензий не имею. Упрекать мне её не в чем. Но, хочу заметить, что я не был замечен в её активистах, хотя по должности участвую во всех, проводимых ею, культурных мероприятиях. - Он сделал паузу, собираясь с мыслями.
   --А ты не дрожи..., чего трясешся? Чего ты дрожишь...- вновь зацепил его "гуру" начальника, продолжая свою игру.
   -- Хорошо... Я попытаюсь не дрожать...- принял игру Григорий. - ...Но не кажется ли вам странным, что мне приходится оправдываться перед вами, за контакты с общественной организацией "Русская община" , которая входит как составляющая, в Ассамблею народа Казахстана. Я по национальности русский, по рождению русский, по культуре русский...., а вот по гражданству - Казахстанец. Что, уже появились негласные запреты на общение с соплеменниками? Или это касается только "русской общины"?
   Он заметил, что в глазах некоторых сидящих за столом появилась растерянность. Простенькое на их взгляд судопроизводство оборачивалось местечковым "политическим процессом" по ущемлению прав инородца. Начальник до конца это еще не понял, но нутром ощутил, что привычный ход "свадебного мероприятия" даёт трещину, и надо срочно менять...музыку.
   Честно говоря, Григорий мало верил в действенность всяких общественных организаций. А уж в то, что русский народ - это народ общины, не верил и вовсе.
   Россия в его воображении представлялась не Гоголевской "летящей тройкой", а Репинской "артелью", которую тот точно изобразил в "Бурлаках на Волге". Все разные.... С разных земель.... Кто-то тянет лямку, кто-то делает вид что тянет, а кто-то сбрасывает её.... А над всеми ими... невидимый... ХОЗЯИН баржи!
   Григорий с большим уважением относился к активистам Русской общины, и к их усилиям в сохранении самобытности, сохранности культурно наследия, содействия объединительным процессам в диаспоре, которая своими корнями уже проросла в этой земле. Но...,и жизнь это подтверждала, русский человек тяготеет к... "артели".
   -- Ну, хватит об этом - завершил скользкую тему начальник. - С руководством Русской общины будут разбираться те, кому это положено. Выяснят их роль в этом скандале.... И надо полагать выводы сделают.
   --- Давно пора! - подсуетился "шкаф".
   -- На место пора ставить... - добавил "сельский учитель". Он явно был разочарован, что попытка вывести из себя "подследственного", успеха не имела.
   -- Надо решать, что делать в данной ситуации и нам. Для этого я и собрал вас.
   -- А что тут решать, - подала, наконец, голос директор филармонии,- надо срочно в следующем номере писать опровержение!
   -- И кто будет писать? - поставил вопрос начальник.
   -- Как это кто? Это и барану понятно! Кто заварил всю эту кашу, тот пусть и пишет. Господин Горланов и должен написать опровержение. Его имя упоминается в статье, ему и отвечать ! - запустил эту, очевидно заранее проработанную идею, "сельский учитель".
   Григорий, честно говоря, не был готов к такому повороту. Не просчитал....
   -- Ну, и что же я буду опровергать? - спросил он. - То, что я подтвердил готовность спектакля? Я должен буду объявить, что солгал, забыл, или был в тот момент невменяем? Должен буду сказать, что актёры не соглашались играть, а я их заставил? То, что я не извинялся перед высоким гостем, так как на встрече с ним, разговора о театре вообще не велось? То, что второе лицо в области не говорило "да" или "нет"? Так я, вообще, не могу знать, кто и что говорит там, наверху! Я не понимаю, чего вы от меня хотите?!
   -- Вот! Вот! Вот! Он и показал своё истинное лицо! Вот он и признался.... Не хочет! Этим сказано всё! Он сам заварил эту кашу...он! - гнев и ярость "сельского учителя" были неподдельны. С его тонких губ слетали брызги и блёстками оседали на полированную поверхность стола.
   Боже, за что он меня так ненавидит,- подумал Григорий, глядя на искажённое злобой лицо.
   -- Григорий Фёдорович! Но, ведь надо. Надо! - почти простонала заведующая отделом театров. Чувствовалось, что ей жаль Григория.
   Вспышка ярости накатилась внезапно, сметая на пути все защитные барьеры, и, Григорий резко ударил ладонью по столу, так, что заболели кончики пальцев.
   --Ладно! Я напишу!!! Я на-пи-шу!!! Но, напишу так, как это было на самом деле! Со всеми подробностями напишу! Правду напишу!!!
   В той тишине, которая наступила после его эмоционального взрыва, можно было услышать, как трутся в воздухе друг о друга... молекулы.
   --- Не надо...ему писать..., -- медленно, вполголоса, точно боясь нарушить тишину, сказала заведующая отделом театров.- Если он напишет, будет еще хуже..., будет такой скандал...
   --- Я напишу... ему не надо, - сказала Валентина Степановна, и Григорий удивился, увидев каким каменным, стало её лицо.
   Говорила Валентина Степановна, но, все смотрели, молча на Григория, и ему казалось, что они прощались с ним....
   Зуммер "кремлёвского" подбросил начальника, швырнул к рабочему столу и..., повторилась сцена, предшествующая этому заседанию.
   Начальник так же осторожно положил трубку, поправил галстук и деловым тоном сказал:
   -- Меня вызывают.... Туда...наверх. Вас там тоже ждут - обратился он к директору дворца культуры - Вы со мной. Да...и вот что.... Надо кончать со всеми этими пис..саниями. Разберитесь. Твои тоже... там..., в столицу пишут.... У филармонии писаки объявились....-- Он повернулся к директору театра кукол -- У вас, сейчас, в театре тихо, молодец! Ну, а вы, Валентина Степановна.... Ну, в общем, я на вас надеюсь.... В пятницу буду читать газету.
  
   Расходились молча. Григорий сел в машину и долго не решался повернуть ключ в замке зажигания. Наступила апатия, которая за рулём опасней нервного возбуждения. День ещё только начинался. В одиннадцать его ждали актёры на репетицию, и он должен быть, что называется, "в форме". А в голове звучали строчки перевода на русский его любимого казахского поэта начала двадцатого века:
   Слышишь судьба, не хочу подаяний
   Полною мерой отмерь мне страданий
   В огненном вихре сжигая дотла.
   Пусть этот вихрь моё тело корёжит,
   Испепелит, до золы уничтожит
   Чтобы из глаз моих соль потекла....
   ...Но слёз у него не было. Сердце сжимала сухая обида.
  
   ПУТЕШЕСТВИ В БУДУЩЕЕ
   Весь следующий вечер ныла оперированная нога. Он не оговорился. Именно нога, несмотря на то, что большей части ее не существовало. Её не было и она БЫЛА. Он ощущал даже подошву ступни и, почему-то ноготь на большом пальце. Он, знал, что это называется фантомной болью. Но знание облегчения не приносило.
   - Интересно, - подумал он - если есть фантомная боль тела, то, очевидно, есть и фантомная боль души. Может именно здесь кроется причина участившихся в мире террористических актов? Фантомная боль за справедливо и несправедливо казнённых родственников обнажает виртуальную память нервов души и на поверхности этой боли остаётся только месть.... Великий инквизитор Сталин, очевидно, хорошо понимал это, поэтому уничтожал целыми семьями, вырывал с корнями. Но и он не справился с задачей стирания носителей фантомных болей. Внуки и правнуки казнённых отомстили и ему и всей СИСТЕМЕ. Если подумать, то мы все являемся носителями нервных обрубков обид и просто насыщены фантомными болями. Может, именно поэтому редко души наши бывают счастливы?
   - Господи! - вырвалось у него - Что ты, Гришка, рассуждаешь об этой чуши. Думай лучше о том, как ты собираешься жить.... Что у тебя останется, если в твоей жизни уже не будет ТЕАТРА?
   Григорий понял, что заснуть опять не удастся, позвал медсестру и принял снотворное.
   Глядя на движение теней от деревьев спроецированных на стене от света уличных фонарей, под воздействием снотворного он, остатком бодрствующего сознания стал звать ночного друга КУЗНЕЧИКА, который, казалось, уже забыл про него. И тот появился. Выглянул из переплетения движущихся теней и стал что-то перетирать передними лапками.
   - Поговорим? - предложил Григорий
   - Не время... - ответил "зелёный"
   - Что ты трёшь в своих лапках?
   - Время...- значительно произнёс кузнечик - твоё время...
   - Брось.... Это же абсурд! В это даже сумасшедший не поверит, а я пока ещё....
   - А разве вся твоя жизнь не похожа на абсурд - засмеялся "зелёный". - Хочешь, покажу твоё будущее? Одно из многих.... Для этого нужна смелость.
   - Мне, кажется, я уже перестал бояться... давай. Всё лучше, чем мучиться от бессонницы.
   - Закрывай глаза - приказал "зелёный.
   Он, быстро - быстро зашуршал передними лапками, и Григорий почувствовал, как его тело поднимается над кроватью, проникает вверх, сквозь потолок, как через мягкое облако и куда-то несётся, несётся, несётся....
   ЗАГЛЯНУТЬ В БУДУЩЕЕ
   Он находился в вышине над пространством покинутой сцены. Слышно, как где-то , в "колосниках" подвывает ветер. Мечутся тени от колышущейся на сквозняках "дежурной" лампы. Сцена не пуста, на ней остатки каких-то непонятных сооружений из неразобранных сценических "станков", обрывков кулис, свисающих на старых проводах осветительных "бэбиках".
   Среди пыли, пробитых молью, заляпанных краской драных тканей валяется смятая жесть бутафорской короны, старый башмак, часть какого-то костюма, без рукава. На спущенном штанкете висит зацепившееся за него жабо, грязное, жалкое, возможно когда-то бывшее деталью этого костюма. И, еще много хлама непонятного для непосвященного человека, назначения. В чёрном колодце, растущем вверх от сценического круга, под жалобным стоном сочленения трущихся конструкций возникает новый аккорд и над всем этим космическим пространством медленно, плавно, спускается, планируя кусок расписанной яркими красками фанеры.
   Ему этот пейзаж напомнил дни детства, когда он мальчишкой забирался в старую церковь в деревне. В ее стенах, с одной стороны была лесопилка, а в молельном зале валялись битые кирпичи, грязные, заляпанные птичьим дерьмом книги на непонятном ему буквенном строе. Только то был божий храм, а здесь доживал свои последние дни храм светский.
   В глубине театрального нагромождения послышался негромкий всхлип, стук сдвигаемых предметов, наконец, появилась фигура человека пробирающегося на ощупь в сторону темноты зала.
   Григорий стал внимательно вглядываться в его фигуру, которая была ему чем-то знакома....
   Человек подошёл к тому, что раньше называлось рампой, вгляделся в глубину зала. Неожиданно, как слепой начинал ощупывать воздух, прикасаясь к чему-то невидимому.
   Рука его натыкается на, какое-то, только ей ощущаемое, препятствие. Он не удивляется. Это препятствие знакомо ему. Но оно вызывает в нем нарастающее раздражение.
   - Раздраженно бормочет : Здесь она... здесь.... Как всегда! Не рассыпалась.... Даже не потрескалась... - он, очевидно, старался ощутить только ему знакомый обьект - Молодец, Константин...постарался. На века уложил.... Все разрушается, все дряхлеет, даже Мельпомена под слоем белил,... а ты стоишь! - внезапно с исступлением начинает молотить кулаками по невидимому - Стоишь!!! Стоишь!!! Стоишь...
   Григорий узнал этот голос, фигуру, манеру говорить, но это было настолько невероятно, что он обратился к КУЗНЕЧИКУ, который парил в пространстве чуть выше его.
   -Это же.... Как же так! Это же...
   - Да, это - ТЫ. Зачем удивляться абсурду? Его нужно понимать...
   - Но, у него... То есть, у меня там...две ноги!
   - Значит, отросла.... - засмеялся КУЗНЕЧИК - Или протез хороший. А-ме-ри- канн- ский !
   Очевидно, взрыв непонятно к чему обращенной ярости, истощил силы его двойника. Тот сел на пол и на какое-то время застыл неподвижно. Потом посмотрел по сторонам, затем словно в бессильном отчаянии погрозил указующим пальцем кому-то там, наверху и, неожиданно, запел, сначала тихо, потом все громче, с надрывом...
   - Чёрный ворон... что ты вьёшься... над моею головой... Ты до-о-бы-ы-чи не добь-ё-ё-шь-ся....черный во-о-о-рон я не твой!...- он вытер проступившие слёзы.
   - Дурак старый, всё ещё не наигрался! Сам себя жалеешь... Нервный драйв ловишь! Сколько там? Часа два, наверно, осталось. Придут, не придут? Два часа...Час - чёс! Чёс! Чёс! Чёс! Самое главное слово. Чёс и гламур. Гламур...мур, мур, мур...Кошачье что-то. Не для нас....Для нас ближе что-нибудь псивое...с репьями в хвосте. Интересно...сколько собак я переиграл? Там, столичным, и не снилось....Телепузики хреновы!
   Двойник снова пошёл вдоль только им ощущаемой стены, ощупывая неровности, только им ощущаемые кирпичики. Григорий продолжал вслушиваться в его бормотание.
   - Когда она появилась? Когда? Ты не причём, Константин. Она была всегда! Еще до пирамид! А, может, до сотворения? Нет! Она появилась вместе со мной. Когда туман рассеялся, а скарлатина отделяла мир грязным окном больничного барака....
   Во временном пространстве, эхом проявился молодой женский голос, сопровождаемый постукиванием по стеклу. - " Гриша! Гришенька! Это я, мама! Я приехала! Это я! Ма-ма! Гриша! Гриша"
   Григорий узнал этот голос. Он был до боли родным.
   Двойник метнулся по сцене, вглядываясь в тёмное пространство и заговорил в сторону рампы торопливо и яростно.
   - Сквозь ржавое стекло блестели медальки на обтянутой гимнастеркой женской груди. Эта выпуклость женского тела была незнакомо чужой и в то же время странно знакомой. Сколько мне тогда было? Три? Четыре? Я не помнил ее,... но она была очень красива. Красивее всех кого я видел до сих пор. Но именно тогда я понял, что это была моя мама. Я плакал... плакал, потому что не понимал - почему нельзя за эти стены, за это карантинное стекло... к ней, о которой мне столько рассказывали....
   Раннее детство я жил в деревне с дедом и бабкой. Та женщина за стеклом, которая называла меня Гришей, прошла всю войну от Москвы до Берлина лейтенантом административной службы десантной дивизии "СМЕРШ" и в то время продолжала нести службу в гарнизоне далекой Костромы, надеясь получить военную пенсию по выслуге.
   Вновь возникает тот же голос с теми же словами. Двойник уже не слушает его, а продолжает:
   - Гриша ! Гри-и-ша! Григорий! По-бе-до- но-сец! А, может, Бедоносец? Если отсчитать девять месяцев от даты моего первого свидания с миром, то, как раз получится, что в конце победного лета, два пьяных от счастья и летнего зноя победителя, сотворили "замес" ещё одного.
   Они были молодыми. Ей двадцать один, ему..., а хрен знает, сколько ему было, но, наверно, не намного старше. Они трамбовали мной землю, которая стала фундаментом первой СТЕНЫ середины прошлого века, разделившей один город, одну страну, один народ. Это была и моя стена, стена, сопровождавшая меня всю жизнь. (помолчав)
   Сейчас мне кажется, что отца я получил "по назначению". И я пользовался им.... До того самого дня, когда он меня... убил.
   Григорий вздрогнул. Двойник говорил ... правду.
   - Убил, когда мне исполнилось восемнадцать, когда до боли захотелось увидеть его воочию...
   Я с другом поехал в Иваново, где он жил, в адресной справке узнал его место проживания, через друга вызвал его на улицу. Николай, мой друг, сказал ему : Вот, ваш сын из Ярославля. Ваш сын и Веры Фёдоровны Горлановой...
   Я, дрожащим голосом, произнёс - Здравствуй, папа....
   Он был такой же, как в далёком 1953 году, в той гостинице в Костроме, где они встретились с матерью. Только тогда на нём была военная форма, а сейчас дорогой спортивный костюм.
   Я тогда, семилетний, уснул, зажав в руке подаренную им шоколадку, счастливым сном, на гостиничной кровати, под их негромкий разговор. Не помню, о чём они говорили. Я помню, что был очень счастлив!
   Сейчас он даже не смотрел на меня. Я был для него пустым местом. Лицо его покраснело, и обращаясь к моему другу, он, с гневным презрением сказал:
   - Сын?! Какой сын? Этот? Пусть у своей матери спросит, чей он сын!
   После произнесённых слов он развернулся и пошёл к своему подъезду. А вслед ему неслись мои смешанные со слезами и ненавистью слова:
   - Сволочь! Сволочь! Ты так на маму! Сволочь! Чтоб ты сдох? Сдох! Сдох! Сдох!
   Я часто, потом во снах видел, как он тонет в болотной жиже, тянет ко мне руки, а я, с наслаждением наблюдаю, как его затягивает трясина... Да.... И там была стена!
   Григория бил озноб. Это тоже была правда. Только было непонятно кому и зачем двойник рассказывает историю жизни. Там за рампой, где должен был находиться зал была тем-но- та.
   Между тем двойник Григория продолжал
   - До того страшного дня я видел его ещё и на фотографиях. У него были литые плечи с майорскими погонами, высокий с залысинами лоб, чётко очерченные, крупные, округлые, правильно посаженные карие глаза, крупный прямой нос и подбородок с ямочкой. Такая же ямочка на подбородке была у меня. Я её часто сравнивал, придерживая альбом перед зеркалом. Они были похожи! У него ямочка и ямочка у меня. И фамилии! Он Терехов и я Терехов! Мне сначала очень нравилась эта фамилия, её раскатистость и трескучесть! Гораздо лучше, чем у деда с бабкой - Горлановы! Те-ре-хов! Но..., но на этом сходство заканчивалось.
   Моё лицо было скуласто. Глаза, по-восточному, слегка скошены, брови коротковаты и стремились куда-то вверх за виски, над слегка утолщенными краями глазных дуг. Мальчишки дразнили меня "япошкой". Дрожа от страха, лез в кулачную свару, но, чаще всего, моя японская морда была бита и после "русской Цусимы", я жаловался на свою генетическую судьбу фотографическому папочке. В драке меня не жалели. Били за Цусиму, за Халкингол, за Перл-Харбор, и даже, за Тай-Вань и Чан-кай-ши!
   В конце концов, их стараниями и от частого глядения на папочку- красавца, лицо у меня стало приобретать частично русское содержание, довольно симпатичное, почему-то, даже цыганистое.
   На вопрос-"ты ведь не русский?", я гордо отвечал -" Цыган!". Били реже. Цыгане ходили с ножами. (запел) ....Ой да зазноби-и-и-ло ты-ы-ы мо-о-о-ю го-ло-о-вушку...... Ой, да-а заз-ноби-и-и-ло ты-ы да рас-ку-у-у-дрявую.... (прервал песню) Наверно уже тогда я становился хорошим актером, потому что, без каких-то понятных причин, волосы у меня закурчавились, рванулись в буйном росте, лицо обрело выражение хищной степной птицы. Ме-та-мор-фо-за ! (снова запел) ......Би-и-де-ма гро-о-ма-а-не, би-и-де-ма-а чаве-е-лэ, би-и-де-ма-а гро-о-ма-а-не, би-и-де-ма-а чаве-е-лэ....(снова прервал песню) Я заучивал цыганские песни с патефонных пластинок и вливал их в девчоночьи сердца расплавленной лавой молодецкой страсти....(снова запел) ...Ой да зазноби-и-и-ло чара-а-ми оку-у-тало, ой да зазноби-и-и-ло... жизнь мою всю спу-у-ута-ало!..- он прервал песню.
   - Я так вжился в образ, что поменял облик и, даже ярославские цыганки, обращались ко мне - "Чэвэло!" - и вновь запел - ......Би-и-де-ма гро-о-ма-а-не, би-и-де-ма-а чаве-е-лэ, би-и-де-ма-а гро-о-ма-а-не, би-и-де-ма-а чаве-е-лэ... - он пел все громче и громче и Григорий даже стал ему подпевать.
   Неожиданно в пространстве театрального колодца зазвучала цыганская музыка, элементарная, знакомая каждому "цыганочка". Она звучала всё громче и громче, двойник Григория фантастически преобразился, гитарной струной напряглось его тело и в такт, в размер, возбужденно вскрикивая, он исступленно стал исполнять танец кочевого костра. Потом в изнеможении, тяжело дыша, упал на доски сцены. Григорию стало его жалко...
   - Не достать...время уже не достать.... Слишком далеко уплыл... Не поможет, Константин, вера в предлагаемые обстоятельства. Ничего, что я так к тебе, запросто... Кон-стан-тин? Или надо - Константин Сергеевич? Ничего... мы уже можем запросто.... А может и там...стена? А? Понастроили!? А? - он немного помолчал, переводя дыхание. - Когда же я научился убивать?
   Прислушался к чему-то, словно ожидая ответа.
   - Не вздрагивай, Константин. Это виртуальные построения, основанные на творческих фантазиях и ярком актёрском воображении.....
   Не бзди! Не бздюхай! Эстет ты чертов! - и вновь, обращаясь к кому-то, невидимому, и с отчаянным вызовом продолжил:
   - А знаешь ли ты, как после роли туберкулёзного Фёдора в "Нашествии", артист кровью харкает в больнице, загибаясь от, черт знает откуда полученного, воспаления легких!? Как после исполнения засраной роли, какого-то дерьмотургического геройчика, страдающего в примитивной пьесе приступами диабета, артист, работающий и проживающий роль по твоей системе, "садится" на инсулин?!
   Что?.. Правильно?! Не принимать всерьез! Хороший артист не будет, по настоящему, душить Дездемону!
   А себя!?
   Да знаешь ли ты, идиот, врач сам себя не лечит, зовет другого врача! А кого же я, в себе искать буду? А!? Ой,ой,ой.... Извини, извини, господин Станиславский, что назвал тебя идиотом....Это я про себя, про себя! Ну что ты! Разве я мог? Ты же гений! Основатель! Тебя во всем мире! Или всем миром.... Как и Господа.... Все любят, все верят. А в храме - гадят!
   А как же не гадят, если храм-то - это душа. Вот и ходят по Земле загаженные "храмы двуногие" .
   Сегодня мой день! Сегодня мой вечер.... - он помолчал, потом задал себе вопрос:
   - Почему Пушкин любил осень? Как странно - любил красоту умирания.... - помолчал не найдя ответа и продолжил:
   - Сегодня я доиграю фарс жизни с самым комичным финалом...(достает верёвку) Чёрт! Чёрт! Чёрт... мыло забыл... Склеротик хренов..... Надо два куска.... Одним натирать, на другом поскользнуться.... Все должно быть по сценарию.
   Ну, и чего теперь делать... реквизит же? Ладно, смочу в луже. А поскользнусь...вот на бутерброде (достает из сумки бутерброд, откусывает) с маслом.
   (кричит в зал) Эй,там! За стеной!
   Не слышат... Трудно искать зрителя в зале, если его там нет.... Пойду, помочу тряпку... (захохотал)
   "Помочу тряпку"...ха-ха-ха...это мы с друзьями так говорили, когда нам стало за пятьдесят, когда к молодым любовницам шли...ха-ха-ха ( уходит захлёбываясь от хохота)
   Григорий молча смотрел ему вслед. Затем спросил у Кузнечика:
   - Он что, насчёт верёвки и мыла серьёзно?
   " Зелёный" молчит, словно не слышит, словно он о чём-то задумался.
   Вновь раздается в сценическом колодце скрип, вновь планирует кусок расписанной фанеры, ударяется о сценический хлам, подняв туманное облачко пыли.
   Там где оно возникло, вдруг появляется существо женского пола, без возраста. Удивительно не сочетаются в нём ни одежда, ни лицо, ни фигура.... Все существует отдельно, в разных культурах и эпохах, в возрастных несоответствиях.
   И вновь в сердце Григория возникло предчувствие узнавания чего-то далёкого, но очень знакомого.
   Женщина, спотыкаясь о валявшийся реквизит, двинулась в сторону рампы. Григорий спустился ниже, чтобы услышать, что она говорит.
   - Валя! Валя.... мальчик мой...Люди сказали, ты здесь.... Ты не можешь без меня... (кричит) Ва-а-ля!!! Я тоже хочу как ты... Я с тобой, Валя! Я тоже хочу попасть...(падает) куда...куда, это я попала...(обнюхивает руки) Конечно...как всегда.... Пора привыкнуть. Ва-а-ля! ( резко идёт к рампе, ударяется о невидимое, как отброшенная падает на спину) За-а-бы-ла !!! (плачет) Ты здесь!!! Зде-е-е-есь! (поднимается, вытирает выпачканные дерьмом руки о невидимую стену) Ты годишься только для этого...для этого... для этого. Об тебя надо вытирать руки..., чтоб ими можно было обнимать, любить.... Ва-а-а-ля! Почему ты решил придти сюда один? Помнишь, как мы играли.... Пьеса... Валентин и Валентина этого... как его.... Фамилия такая... парковая. А. вот как... Рощина! Когда это... Начало семидесятых...прошлого.... Уже, прошлого.... Я была твоя Валентина.... И зал, полный народу.... И любовь... и мир, полный любви.... Помнишь...? (прислушивается) Там...шум за четвёртой стеной.... Там всегда была стена...,а мы бились об неё....
   -Боже, этого не может быть! - Григорию показалось, что он закричал. Но на самом деле рот его открывался беззвучно, как в немом фильме. - Это же Валентина Бабкина, его партнёрша по спектаклю в далёкие семидесятые прошлого века.... Но ведь она давно уже... померла. А, может и ему кажется, что он ещё живёт? Почему же тогда она старая? Неужели и там стареют!?
   Казалось, в пространстве, что-то произошло. Возник шум зрительного зала, три звонка. Еле слышный через репродуктор голос помощника режиссёра : "Третий звонок, третий звонок.... Потом так же, из ниоткуда, чуть слышно возникла лирическая музыка. Эта музыка делает её моложе, ее лицо освещается улыбкой и вот она уже почти прежняя Валентина и молодо, звонко звучит её голос текстом из того спектакля....
   - Я засыпаю, просыпаюсь, и только о тебе... Хожу, ем, сижу на лекциях, а сама... Я уже давно ничего не слышу на лекциях.
   Григорий, как зачарованный отвечает ей сверху и ему совсем не важно, слышит она его или не слышит.
- Это гениально, что мы встретились, а?
   Но, оказывается, слышит, так как ответ звучит немедленно.
   - Подожди, Валечка! Мне страшно....
- Не бойся... А помнишь, как я не мог дотронуться до тебя, мне казалось: как же так? Я оскорблю тебя этим...
- Говорил мне "вы"!.. А я каждую минуту мечтала, чтобы ты меня хоть раз за руку взял. - Все девушки исчезли из города, никого мне не надо, кроме тебя... - Не надо, подожди...
- Аля!
- Подожди, милый....
   После этих слов она как бы потянулась к воображаемому партнёру, споткнулась и упала на кучу каких-то тряпок, и замерла, мгновенно состарившись, став похожей на груду таких же тряпок.
Григорий увидел, как неожиданно зашевелилась груда тряпья, лежащая правой стороне сцены и, как из кокона, оттуда выползли два юных создания. Ему стало интересно, и он подлетел поближе, чтобы слышать, о чём они будут говорить.
   ОН Чё...? Это глюки да? Не.... ты прикинь как нажрались... Не... прикинь... я точняком гоню... Ты видишь это чучело, или я один мультяшки зырю?... Мы ж вчера не ширялись, не нюхали... Во, псёвое пойло...
   ОНА Пойло как пойло.... Это не глюки... это жизнь. Колготки мои где?... Посмотри рядом с собой. А! Вот они! (надевает колготки) Где мы?
   ОН А хрен его знает... склад какой то...А там вон баба пьяная. (хохотнув) Наверно, товаровед! Или приёмщица! Судя по барахлу, в котором мы барахтались, здесь Суперсэкенхенд!
   ОНА Как зовут, обезьяна?
   ОН Меня Тарзан, а тебя... Чита красножопая?...
   ОНА Что за имячко - Чита? А Маргарита не хочешь?
   ОН Маар-га-ри-та ! Ну, тогда я Мастер.
   ОНА Мастер - ламастер. Дальтоник.
   ОН Ла-ма-стер ... Ну, ла-а-мать, положим, там давно уже было нечего. И капремонту этот агрегат не подлежит! Но, почему дальтоник?
   ОНА Красное от розового отличить не можешь...Небось и не слышал такое... "у нее было здоровое, нежное, розовое тело.... Оно благоухало лепестками роз, груди и живот напитаны оливковыми маслами..."
   ОН А ноги звались конскими мослами.
   ОНА Сволочь! ( выбирается из тряпья и Григорий видит девушку в дорогом вечернем платье, с большим вырезом на груди и спине) Это вот мослы, да? (она задирает платье) Это мослы?
   ОН (восторженно) О, если б знали, из какого сора...растут цветы! Где же я тебя снял?
   ОНА На ипподроме, козёл. Сумочку подай.
   ОН Держи. (бросает ей дамскую сумочку) А за козла, коза драная, ответишь!
   ОНА (раскрыв сумочку, долго смотрит на него, затем достаёт из нее небольшой пистолет) Пристрелить Тарзана?
   ОН (вначале оторопел, но постепенно пришел в себя.) Ой! Ой! ОЙ! Я тобой разродилась, я тебя и пристрелю! Чуден Днепр при тихой погоде... Ты - негодяй, Педро, я тебя пристрелю.... Был бы ты Педро педрила, я бы тебя пристрелила! Спрячь свою пукалку-зажигалку, пока я тебе её туда, где ла-а-мать не...
   Его шутовской монолог разрывают два выстрела. От неожиданности он отскочил назад, затем плашмя бросился на пол, закрыв голову руками
   Из глубины сцены вновь появляется двойник. Он не решается приблизиться к молодым людям и кричит издалека
   - Эй! Какого хрена... Эй! Я милицию вызову! Здесь территория....
   - Здесь территория старых пердунов, среди засраных развалин. - прерывает его молодая особа.
   Двойник Григория подходит ближе
   - Сейчас....Сейчас.... Я только прикрою глаза ... Вот. Потом, надо очень захотеть и ...вы сот-рё-тесь. Ну! Стирайтесь же! Ваше место не здесь! Племя молодое... незнакомое.... Ваше место за ней, за стеной.... Для вас её не-е-ет! Вот...я закрываю глаза (он сначала зажмуривается) потом закрывает лицо ладонями и кричит) Вас не-е-е-е-т! Не-е-е-т!!!
   Григорию тоже захотелось, чтобы тех двоих не было.
   Моргнул свет и на сцене, действительно, остался только он, старый актёр, и всхлипывающая старая актриса "Ну, вот, что я говорил" - подвёл итог двойник.
   Где-то далеко, в глубине зала, раздались сначала жидкие, затем всё усиливающиеся аплодисменты, они достигают апогея, переходят в овации, ритмически напоминая марширующую толпу, так что становится страшно...
   Актёр - двойник вслушивается в этот ритм с блуждающей улыбкой на лице, с пола поднимается актриса и на ее лице возникает так же осмысленная улыбка.
   АКТЁР: Ты слышишь? Печально, но наш театр кончился...
   Двойник Григория вдруг начинает играть роль, она ему подыгрывает
   - Аля... Алечка, ты придёшь? Придёшь...
   О н а. Ты думаешь только об этом...
О н. Алечка!..
О н а. Ты правда меня любишь?..
О н. О! Я не знаю, как об этом сказать...
О н а. А если все кончится? По Фрейду, знаешь, любовь длится года четыре...
О н. Какой еще Фрейд? К черту!..
О н а. Первая любовь всегда плохо кончается...Я слышу...
   На сцене слышны звонки, звонки...
   АКТЁР: Надо идти... Они ждут... Уже третий звонок..
   АКТРИСА: Третий звонок... Надо идти...
   АКТЁР: Надо идти....идти...идти...
   Григорий видит, как они телами и лицами исступлённо прижимаются к невидимой стене, как-будто хотят сквозь неё просочиться. Ползут по ней, как осенние мухи, хрипло повторяя: "...надо идти..., надо идти...,надо идти..., надо идти....". Он со всего размаха влепился вместе с ними в эту стену, желая прорвать её, и повторял беззвучно вместе с ними- "Идти, идти, идти..."
   Вверху раздаётся скрип, в сценической коробке возникает порыв ветра и медленно и плавно летят на сцену какие-то выцветшие лоскуты материи вперемешку с осенними листьями....
   Голос Кузнечика настойчиво требует: "Пора возвращаться! Пора! Пора!"
   РЕАЛЬНОСТЬ
   Лицо и подушка были в слезах. До вечера он молчал, терпеливо переносил перевязки. Он стал бояться ночи. Григорий больше не хотел встреч с КУЗНЕЧИКОМ. Да и откуда он взялся этот зелёный пришелец? Чего ему от него надо?
   После ужина взялся читать детектив, надеясь, что эта "мура" утомит его, и он уснёт без сновидений, или если уж что и приснится, так со стрельбой и погонями. Такой сюжет был бы лучше....
   - Григорий Фёдорович! Как вы себя чувствуете?
   Григорий оторвался от книги и увидел, что в дверях палаты стоит врач ангеограф, который делал ему диагностику проходимости сосудов ещё до того как ему сделали операцию. Он вспомнил его странную короткую фамилию Тё, и совершенно русское имя Дмитрий.
   - Нормально - ответил Григорий - Спать вот собираюсь...
   - Я видел, что вы уже достаточно хорошо ходите на костылях. Возьмите свой халат и пойдёмте со мной. У меня сегодня есть немного свободного времени. Я в эту ночь дежурю по больнице.
   Предложение куда-то пойти в этот поздний час было более чем странным, но Григорий посчитал неудобным расспрашивать врача о цели приглашения. Он набросил халат и пошел полутёмными коридорами за Дмитрием.
   Они прошли через несколько дверей и оказались в актовом зале. Перед рядами кресел был небольшой подиум, на котором располагались столы президиума, а чуть левее новенькое пианино.
   -Если сможете подняться на сцену, то поднимайтесь и садитесь на стул - сказал доктор.
   - Смогу, -ответил Григорий - всё ещё не понимая зачем его сюда привели.
   Врач, поставил стул к инструменту, открыл крышку клавиатуры, легко, чуть касаясь, пробежал пальцами по клавишам.
   - Григорий Фёдорович.... Я, сегодня для Вас хочу немного поиграть. Думаю что вы не против? - и не дожидаясь ответа Григория стал исполнять Шопеновский этюд.
   Григорий окунулся в море волшебной музыки, извлекаемой пальцами доктора из недр пианино, качался в этих волнах, испытывая восторг и удивление. Доктор играл, как настоящий профессионал, то нежно, то энергично, со всеми нюансами присущими исполнению настоящих мастеров. Минут через десять этюд закончился, и наступила тишина. В горле у Григория стоял комок. От восторга, от благодарности. Как мог догадаться этот врач, что именно этого "праздника души" Григорию и не хватало?
   - Ещё? - спросил Дмитрий.
   - Нет...подождите. Теперь моя очередь.- ответил Григорий. Я не умею играть на пианино, но.... Послушайте.
   И Григорий начал читать своего любимого Бориса Пастернака, его удивительные строки из "Во всём мне хочется дойти до самой сути..." Так, с таким внутренним восторгом и сладкой болью, он не читал ни на одном из концертов. До перехвата дыхания, до дрожи, до внутреннего изнеможения....
   " В стихи б я внёс дыханье роз,
   Дыханье мяты,
   Луга, осоку, сенокос,
   Грозы раскаты.
   Так некогда Шопен вложил
   Живое чудо
   Фольварков, парков, рощ, могил,
   В свои этюды.
   Достигнутого торжества
   Игра и мука -
   Натянутая тетива
   Тугого лука.
   И вновь повисла тишина.
   Спасибо! - через паузу сказал Дмитрий.- Это тоже настоящая музыка.
   Он играл ещё и ещё. Играл попурри на песни Таривердиева, джазовые импровизации, а Григорий отвечал ему стихами любимых поэтов.
   - Как случилось так, что вы доктор, врач и так профессионально владеете инструментом? - спросил Григорий
   - Всё просто - ответил тот - потому что музыка это моя первая любовь, а первую любовь забывать нельзя.
  
   Это был незабываемый вечер и Григорий, вернувшись в палату, уснул с необыкновенной лёгкостью и умиротворением. И никакие кузнечики не мешали его засыпанию, только воспоминание о волшебных звуках баюкало его сознание.
   Под утро он неожиданно проснулся. На душе было спокойно. Он попил воды и повернулся на бок, чтобы продолжить сон. И тут появился "зелёный". Григорий перевернулся на другой бок, чтобы отогнать видение, но КУЗНЕЧИК проявился снова.
   - Зачем ты пришёл? Я не хочу больше видеться. Я не хочу встречаться с тенями.... Уходи!
   - Не сердись - ответил кузнечик - То, что было прошлой ночью, было испытанием. Я тебе показал только один из вариантов будущего, совсем не лучший. Остальное зависит от тебя самого.
   - Почему именно ты? Кто тебе дал право испытывать меня? Кто ты такой, зелёная букашка?
   Глаза у кузнечика стали печальными.
   -Ты и правда не узнаёшь меня. А я ведь живу в твоей памяти. Правда там, в твоей памяти живёт мой пра-пра-прадед. А я только исполняю его наказ, его волю.... Вспомни.... Ты был тогда ещё совсем мальчишка и не умел читать знаки судьбы. Это было тогда, когда трава для тебя была всегда высокой и в ней можно было прятаться, играя в войнушку, а полкорзины грибов тяжёлой ношей.... Вспомни....
   И Григорий вспомнил!
   КУЗНЕЧИК
   Какой духмень... Какой духмень! - уже в который раз повторял Владька Красиков, тащивший на плече полную корзину грибов, которые дразнились красными шапками подосиновиков, и желтеющими блюдцами сыроежек, хрупких, готовых поломаться от первого прикосновения и поэтому аккуратно прикрытых пучками травы и слегка прижаты сверху тремя еловыми веточками. Ветки и трава были спасительны для грибов от прямых лучей полуденного солнца.
   Вадька по грибам был дока. Корзинка полной была только у него. Женька Шитиков , веснусчатый парнишка в кемалайке, (так здесь называли нечто похожее на тюбетейку), набрал лесных гостинцев чуть больше половины. У Григория же они лежали в два слоя на дне корзины, но, зато, поверх их, царствовал удивительный белый, удивительно ядрёный, без, единой червоточинки в ножке, настоящий боровик! За него Владька предлагал, чуть ли не треть своей корзины, разнообразных лесных находок, но Гришка только хмыкал, представляя, как буду хвастаться дома красавцем, а бабушка измерит его сантиметром и его диаметр составит не менее 35-и черточек отмеченных на дермантиновой жёлтой ленте портновского измерительного инструмента. И будет повторять: Какой ядрёный.... Нет, ты, дед, посмотри, какой мнучек Гришанька притащил ядрёный. Она так и говорила - не внучек, а мнучек...
   Пацаны, были деревенские, но мы возобновляли нашу дружбу всякий раз, как он приезжал на каникулы из города. Мы городские гордились своим местом проживания и за это нас деревенские из особого уважения сначала били, но "один на один", постоянно побеждая городских соперников, так как хождение босиком или в калошах до ноября месяца, заботы по хозяйству, ранние сенокосы, делали их удивительно жилистыми и сильными.
   Мы возвращались со стороны "лоховских лесов", славящихся грибными россыпями, редко посещаемыми из больших районных населённых пунктов ярославщины, в связи с достаточной удалённостью грибных мест.
   Пить хочется! - сказал Григорий, - а до Большого села ещё километров пять.
   - Хочешь, пей - сказал Владька , кивая на оставшуюся после прошлых дождей придорожную лесную лужу в которой плавали шустрые головастики.
   Я брезгливо сморщился.
   -Ох уж эти городские,- презрительно сказал Владька, резким движением сорвал с головы старенькую кепку и пошёл к луже.
   Я наблюдал, как он зачерпнул краем кепки воду из лужи, и она стала стекать каплями, просачиваясь, через плотную ткань. Потом приложил к месту протекания губы и смачно, с удовольствием стал втягивать фильтрованную воду.
   Следом за ним, через его фуражку, так же, со смаком, попил воду и Женька.
   Мне казалось, что мой язык уже "шуршал" во рту, и страх желудочных расстройств, уступил место желанию насытиться влагой.
   Я сорвал с головы свою кепку и зачерпнул воду из лужи. Краем глаза увидел, что на дне головного убора плавает лягушачий питомец, но... очень не хотелось услышать - " Ох, какие мы ,городские, брезгливые!" , впился губами в мокрую ткань, высасывая живительную влагу.
   Вода показалась даже вкусной и напившись я растянулся вниз лицом в густой сочной траве, стараясь расслабиться и набраться сил для еще одного пятикилометрового перехода.
   Зелёные, желтые, надломанные, а рядом, рвущиеся к солнцу, молодые сочные травинки , рисовали взгляду маленькие джунгли первого надземного мира, наполненного запахами прелости и свежести. Смесь запахов смерти и ... Жизни ! Всего было поровну. И среди этого растительного пиршества выживания и угасания ползали, прыгали маленькие обитатели планеты. Хитиновые муравьи, яркие, в тёмных пятнышках божьи коровки, какие-то козявочки-букашечки, которым я и названия не знал. Это было так интересно, что много позднее часто вспоминал эти свои ощущения, досадуя на себя, что так редко заглядывал в этот странный и удивительно фантастический мир.
   Но... человеку более свойственно смотреть в небо, отождествляя себя с космосом, чем смотреть на какую жизнь наступают подошвы его ботинок.
   Этот мир подарил ему встречу,(это он понял только сейчас) которая за пятьдесят лет была, то ли предупреждением, то ли отложенным пророчеством, которое он тогда , конечно же, не мог предчувствовать или понять....
   Из сплетения травинок, по сухому стеблю склонённого, довольно толстого стебелька стало подниматься вверх, к свету и солнцу большеглазое существо ярко зелёного цвета. У него был большой рот, маленькие передние лапки которыми он цеплялся за стебель, подтягивая своё зелёное тельце, всё выше и выше... Он был похож на большого кузнечика. Но, наверное, необыкновенный кузнечик, так как те, в обилии прыгали по поляне среди травы, отличались маленькими размерами и светло-коричневым окрасом. Но даже не это поразило Гришку. Тот был... не си-ме-три-чен! Он не сразу понял, в чём дело и, только потом сообразил, что это был насекомный инвалид! У него была только одна правая толчковая лапка, которую он старательно подтягивал по стеблю вслед за передними.
   " Ах, ты страдалец,- подумал тогда Гришка. - видать отпрыгался! То ли птица, попалась тебе на пути, то ли ещё какая необойдённая опасность, но тебе уже не взлететь над этим морем травы в могучем прыжке, и не петь зазывную песню своей подруге, теперь тебе только ползать...."
   И только он об этом подумал, как подтянутая нога этого голиафа - кузнечика резко разогнулась и тот, как выброшенный катапультой взлетел зелёным телом над зелёной травой, высоко, немного в сторону, но взлетел, воспарил над поляной, приземлившись где-то далеко от него.
   Сейчас, через пятьдесят лет, он четко, до деталей, вспомнил тот полёт, и его удивление... перед силой и желанием жить, этой букашечки-сикарашечки....
   - Спасибо, я вспомнил - обратился Григорий к КУЗНЕЧИКУ. Ты умный. Ты выполнил задание прадеда. Мне теперь будет легче. У меня есть пример.
   - Не в примере дело, а в самом тебе. Музыку Шопена надо играть, потому что она есть, она уже написана. А жизнь надо жить, потому что... она тоже написана. Нельзя обрывать музыку, нельзя обрывать ЖИЗНЬ. Она, бывает, полна абсурда, но это абсурд жизни и к нему надо относиться, как и к самой жизни.... С уважением!
   Ну, вот и всё. Я тебе больше не нужен. Играй свою жизнь без меня. У меня дела....- и он исчез, оставив Григория одного с его воспоминаниями и будущими мечтаниями.
   Григорию стало немного грустно, оттого что "зелёный" больше не придёт. Но, он теперь верил, что всё наладится, боль забудется.
   А вот память, о том зелёном пара-олимпийце, теперь отгоняла дурные мысли у него, баюкающего культю, в больничной кровати. Надо прыгать!!!- стучало в голове - Прыгать, несмотря ни на что!
   2010 год (июль) Виктор Шалаев
   Адресные данные автора: Шалаев Виктор Григорьевич КАЗАХСТАН, город Петропавловск (СКО) ул. Пушкина кв117 дом.тел: 8-7152- (49-42-54) сотовый: 8-7771660807 e-mail: shalaich@rambler.ru Персональный сайт: http://shalaev.ucoz.kz
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

1

  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"