Эта война запомнилась ему трупами. Бесконечными и вездесущими. Они находились абсолютно везде: гниющей плотью на земле, злостным смрадом в воздухе и мертвыми частичками в питьевой воде и реках. Но больше всего ему запомнились не расстрелянные, полные свинца солдаты, не разорванные на части вояки, разлетающиеся вокруг фонтанами мяса и крови, а худые, иссохшие трупики, раскачивающиеся в виселицах между деревьями. Чаще всего вздёрнуты были мирные жители и военнопленные. Линчевать любили обе стороны конфликта. В предрассветных сумерках висящие среди деревьев трупы выглядели особенно дико. Шагая по лесу, он обычно смотрел под ноги и особенно сильно пугался, когда чьи-то холодные пятки касались его лица. Он не любил смотреть наверх. Трупы слишком быстро начинали смердеть и разлагаться, а ещё с них текло. Но больше всего он боялся смотреть в лица мертвым. Обычно не вешали поодиночке, убивали семьями, поселениями, с взрослыми, стариками и детьми. Грудничков просто затаптывали рядом. Очень часто он видел повешенных детей, и от этого ему становилось невыносимо больно. Да, он не любил смотреть наверх, но если посмотреть ещё выше, то можно было увидеть стаи черных птиц, летающих над мёртвыми. Они то резко пикировали вниз, хищно вгрызаясь в размякшую плоть и вырывая куски, то бережно садились на холодные плечи. Он смотрел на птиц и представлял, что это души умерших людей, висящих среди деревьев. Они переговаривались друг с другом, летали в небесной лазури наслаждаясь мягким светом солнца вдали от всех этих земных перестрелок и взрывов. Они обдавались потоками прохладного ветра и улетали в те страны, в которых мечтало побывать их земное тело. Именно поэтому он всегда запрещал кому-либо из своих стрелять в птиц, даже когда им не хватало еды. Его никто не понимал. Иногда доходило до драк. Но вы поймите его: как можно убить человека два раза? Это нечестно!
Поэтому он мирно висел, покачиваясь на ветру, мечтая, смотрел на птиц и чувствовал, как у него раскрываются крылья.