Аннотация: откуда-то из середины цикла о реке. начало и конец существуют только в моей голове.
Семенящая навстречу девчонка запнулась, увидев Вагара. Отвела глаза, тайком начертила в воздухе короткий знак охраны - только мелькнула красная иззябшая ручонка. Сообразив, что Вагар заметил, с вызовом уставилась на него, хлюпая покрасневшим носом. "Беги к мамке, замерзнешь, - Вагар еле шевелил задубевшими губами, - холодно, беги к мамке..." Девочка еще раз начертила знак, теперь уже в открытую. Подумав, добавила знак добычи и понеслась вниз по улице, поднимая сухую снежную пыль. По спине хлопал короб для шерсти, ломкий на морозе.
Вагар сплюнул, и, растирая рукавицей немеющее лицо, заспешил к дому.
Под дверью сидел пес. Увидев Вагара, он бросился навстречу, мотая хвостом и стелясь по земле.
- Уж больно ты плюгав, - с сомнением протянул Вагар, - ну да заходи, заходи, что же теперь... - он приоткрыл дверь, на всякий случай прочертив знак очищения.
Пес шевельнул хвостом и протиснулся в дверь. Вагар слегка подпихнул его ногой, пес выскочил на середину сеней и замер, поводя боками. С шерсти капало; по комнате отчетливо запахло мокрой псиной. "Живая тварь, нехорошо, мерзнет, - бурчал Вагар, грохоча железом, - нехорошо нынче, холодно..." - голос стал гулким - Вагар обследовал горшки, хлопая крышками и принюхиваясь.
- На вот, покормись. И откуда ты только взялся такой облезлый... Одинешенек по морозу бегаешь, прям как я... Им-то хорошо - дождались, когда кричащий к самому дому подберется, станет бегать вокруг, на живую изгородь кидаться, а изгородь колючая - вот клочья шерсти и остались. Прошлись вокруг дома, прошлись вокруг деревни - да насобирали на семью, всем хватит шапок связать. А чужаки? Им-то как? - Вагар строго посмотрел на пса, сунул в печь растопку. - Приедет такой по осени, с холмов там - мед пахучий, горьковатый продавать, или те, которые со степи - за лесом, хорошо за лес платят, щедро. А я тут как тут. Про Реку слышал? Знаешь, что не шутят с рекой? На тебе шапку, немного денежки возьму, и мне хлеб, и тебе сохранность.
Пес влез в горшок по уши, с хлюпаньем и чавканьем въедаясь во вчерашнюю похлебку. Гудение Вагара отвлекало, но на всякий случай пес помахивал хвостом. Вагар, приободрившись, продолжал:
- Ты ешь, ешь. Шапки хорошо берут, на похлебку всегда хватит. Тем и живу. Рыба меня не любит, зверь не идет, лес валить - слабый я, вот и хожу зимой по лесу, шерсть собираю, весной да летом шапки плету, чтобы к осени поспеть. Страшно, да, а как еще прокормиться? Вокруг деревни все обирают, не успеть. Шапки-то у каждого есть, да только изнашиваются, вой кричащего в них три осени держится, потом затихает. Шерсть всем нужна.
От печки уже несло блаженным теплом. Пес со вздохом свалился на пол и слушал, изредка подергивая ухом.
- Кричащие - они такие. Шкура серебряная, глаза зеленые, тоскливые. Холодно от их глаз, пахнут сильно, морозом да шерстью, ни один зверь так не пахнет. Думаю, заблудились они. Хочется знак пути нарисовать одному, посмотреть, что выйдет, да пугаюсь я. Кто их знает, откуда пришли да какой дорогой. Сделаешь знак, а тебя самого на тот путь и затянет, нехорошо выйдет, человеку своими тропами надо ходить, а кричащим - своими, не стану знак чертить...
Вагар подкинул полено, пожевал губами,
- Ты мне нравишься, так я тебе скажу: у меня знак особый есть. Потому меня кричащие и не трогают. Я еще мальчишкой был, пошли с мамкой за шерстью, а тут кричащий. И стонет, и стонет... Морозом их к самым домам выгнало. Я-то сразу заплакал и упал, лежу, плачу да пальцами по снегу скребу - это же мука страшная, когда кричащий рядом вопит... Мамку-то заворожили. Так и пошла в пасть. А я еще долго лежал, ждал все, что сейчас меня на кусочки порвут. Потом оклемался маленько, гляжу - мамки и следа нет, а на снегу линии нарисованы. Будто бы и знак, а не знакомый. Не видел я такого никогда, да почему-то запомнил.
Сабер как об этой истории проведала - сама ко мне пришла. Долго выпытывала, что на снегу чертил, а я что - я по мамке плачу да от страха, не до знаков мне... Так и ушла ни с чем. А я догадался - охранный это знак, особый, от кричащих. Не заворожить им меня, и от воя их не заплачу больше. Тут и понял, как одному-то жить. Шерсти в лесу много, если кричащих не пугаться - можно на десять шапок набрать и еще на десять. Потом уже придумал чужакам их продавать. Знак не показываю никому, а то на всех шерсти не хватит. Вот только одна беда - шапку-то себе теперь трехслойную плету, плохо вой держит. Меня ж той осенью чуть река не забрала, не знал еще, однослойную шапку носил, как все.
Пес заскулил во сне, задергал ногами. Вагар на минуту замолчал, сбитый с толку, а потом снова забормотал:
- Я далеко в лес заходил, и зимой за шерстью, и летом ходил - просто так. Там река тихая, узкая, глубины неведомой. Омуты черные, прозрачные, как отвар из холмовых трав, а дна не видно. Лед на них зимой - как глаза у кричащих, зеленый, переливается, завораживает. А люди там странные. Живут в землянках, мхом заросших, и сами лишаем поросли. Старые с детства, с рождения к смерти готовятся. Говорят, туда Добрая Канди когда-то убежала, да мало ли чего говорят, и про кричащих говорят, и про реку, и про духов холмовых... - Вагар задремывал, клевал носом, убаюканный собственным голосом. Пес все поскуливал, и во сне Вагару казалось, что это - кричащий, перед которым наконец-то кто-то нарисовал знак пути.
Утро как всегда свалилось неожиданно, пролезло сквозь покрытое морозным узором окно лучом маленького белого солнца. Повизгивание пса прорвалось в сон, полный ломких кустов и шерсти. Вагар потянулся, закашлялся и вышел на порог. В лицо сразу ударило холодом. Под ногами скользнул пес, задрал ногу на забор. От горячей струи валил пар, брызги замерзали желтыми шариками. Вагар поежился. Немыслимо было в такой мороз идти в лес - через полчаса и пальцы не согнешь, чтобы снять клок шерсти, и знак не начертишь - замерзшая рука не поднимется. Он собирался уже вернуться в дом, когда услышал обрывок разговора.
- Жена-то моя вчера мальчонку подобрала на околице... Куда шел - непонятно, сам уже, наверное, не знал, куда. Дуреешь тут от холода, в голове только снег остается...
По улице брели два рыбака.
- И куда его?
- Пацана-то? В дом привела, куда ж еще... Говорю - от холода дуреешь, вот и Хаси почудилось, будто он на сына нашего похож...
Скрип снега под ногами заглушал голоса.
- ... река забрала, так не вернет...
- ... все слова искал, думал - слова сплетет, так и от реки отобьется... а мы и не мешали... Хаси с горя и на слова надеялась... знаки... Сабер...
- ...травы-то...
- И травы, и соль... не помогли, забрала...
- Найденыш сына не заменит...
- И то... - рыбак увидел Вагара, замолчал и ткнул напарника локтем. Они торопливо прошли мимо, опустив глаза.
Вагар вернулся в дом, постоял, глядя в стену и слушая жалобное скуление пса, и начал одеваться.
Увидев гостя, Хаси нахмурилась. Из-за ее спины выглядывал бледный взъерошенный мальчишка.
- Чего тебе?
- Говорят, найденыш у вас, - заискивающе начал Вагар, - вот посмотреть пришел... мало ли, помочь может надо... травки какой... шерсти...
- Вчера мальчишку подобрали, замерзал, синий уж весь был, - согласилась Хаси, - а шерсти нам не надо, своя есть. Чего еще?
- Был бы у меня сынишка... - Вагар тоскливо посмотрел на мальчишку.
- Да ты что ж это? - Хаси отшатнулась и загородила мальчика широкой юбкой, выводя охранный знак. - Шел бы отсюда подобру-поздорову, - она попятилась, - мужа позову!
- Собачку я подобрал, - торопливо ответил Вагар, попятившись, - хорошая собачка, только облезлая больно да скулит все время. Сама к дому прибилась. А нынче слышу - Хаси пацана нашла, дай, думаю, схожу поглядеть, вдруг его собачка-то... Скулит, знать, хозяина потеряла, мучается... Вдруг пацана собачка?
От Вагара несло шерстью кричащих, морозным лесом, тревогой. Он просительно заглядывал в глаза и сам чуть не скулил. Хаси недовольно поморщилась и приглашающе махнула рукой.
- Как звать-то тебя? - спросил Вагар, основательно пристраиваясь на чурбаке.
Мальчишка испуганно замотал головой, кутаясь в шкуры, наваленные у печи.
- Не говорит, как звать, - вмешалась Хаси, - второй день башкой трясет, а не говорит.
- Видать, со степи, у них в степи обычай такой - имя не говорить, - рассудил Вагар.
Мальчишка только сопел из-под груды шкур.
- Так, поди, прозвище какое-нибудь есть? - Хаси подступила к найденышу, тряся горячими боками, - как тебя дома кликали-то?
Мальчишка совсем ушел под шкуры, только сверкали в темноте глаза. В тишине стал слышен треск очага и сиплое раздраженное покашливание в соседней комнате. Хасиного мужа мальчишка не интересовал.
- Собачку я подобрал, - наконец заговорил Вагар, - хорошая собачка, ласковая, только скулит все. Не твоя ли?
- Ты кто? - неожиданно спросил мальчишка.
- Вагар меня звать, - с готовностью ответил старик, - видишь, имя не скрываю, хотя откуда мне знать, кто ты такой, по зиме мало ли всяких ходит, а я имя не прячу... - мальчишка упрямо прикусил губу, а Хаси насторожилась. И правда, мало ли кто зимой ходит, может, злой дух мальчишкой перекинулся... Хотя - не замерз бы так дух, и к огню вряд ли жался бы...
- Ты кто? - повторил найденыш. Хаси нахмурилась. Странные люди в степи живут, невежливые.
- Вагар меня звать, шерсть по лесу собираю... Шапки из шерсти чужакам продаю, и лесным, и тем, которые с холмов, и вашим, степным продаю... Ты меня не бойся, ваши степные меня не чураются, и ты не бойся... Я много чужаков повидал, и все они - люди хорошие...
- Много чужаков, - завороженно протянул мальчишка.
- Ну да, ну да, - закивал Вагар, - историй могу порассказать - на всю зиму хватит. Вот например... - Хаси тяжело вздохнула и загремела печной заслонкой, но мальчишка слушал, и Вагара уже было не остановить:
- Вот, например, приехал нынче один со степи вашей, бочкарем сказался. Знаем, какие такие бочкари в степи живут. За лесом к нам ездят, на бочки много лесу надо, на бочки у них в степи спрос большой. Хорошие доски купил, прочные да упругие, и задешево. Купил - и езжай себе в степь, как все делают, а этот - нет... Задержался, со старой Сабер какие-то дела у него были. Каждый день к ней ходил. А как уйдет, Сабер за ним на порог и давай плевать да знаки охраны чертить. Трясется вся, космы чуть не дыбом стоят. Да только бочкарь на другой день приходит - а она его не гонит, снова в дом пускает...
- Надо бы мальчика к Сабер свести, - вмешалась Хаси, хмурясь, - мало ли...
Вагар недовольно пошевелил плечами и продолжал:
- Ходит и ходит. А дело к осени. Ветер заболтал, река всхлипывать начала. Тут-то я к нему и пошел. Купи, говорю, шапку, недорого возьму... А он мне - дескать, денег нет. Доски хорошие купил, поиздержался...
Врет. За лес с него недорого взяли, должны были деньги остаться. Я к нему опять - купи шапку, нельзя без нее, заберет река. Так и ходили - бочкарь к Сабер ходит каждый день, просит что-то, а я к бочкарю, шапку продать. Не берет...
Конечно, был у него запас. Только он Сабер обещал все отдать, если его просьбу выполнит. Сам бочкарь и рассказал. Осень совсем близко подошла, холмы зажелтели, никак без шапки нельзя. Купи, говорю, совсем дешево возьму. Нет, отвечает, все обещал Сабер отдать, до последней монеты. И смеется еще - а ты подари.
А я уже чуть не плачу - жалко же, хороший человек погибает, хоть и бочкарь, а шапку подарить не могу. Мне тоже денежка нужна, зимой-то как жить, кто мне забесплатно рыбы принесет? Никак нельзя мне шапки раздаривать... Была б у меня жена теплая, добрая, может, и уговорила бы, а так - нельзя мне шапки раздаривать, живу я ими.
Так и ходили. А однажды вышел он от Сабер, ветра глотнул, и заболтала его река. Сразу мокрый стал, синий, волосы шевелятся, и часу не прошло - пошел на берег да камнем в воду бросился...
Я, как узнал, к Сабер пошел. Вот, говорю, до чего твоя жадность довела, пропал наш бочкарь, забрала его река вместе с монетами. Сгубила, говорю, хорошего человека, не оставила денежки шапку купить. А Сабер только засмеялась и дверь перед самым моим носом захлопнула.
- Чего он хотел? - напряженно спросил мальчик.
- А кто ж его знает, Сабер разве скажет...
- Вот сведу тебя к старухе, сам и спросишь, - добавила Хаси. - И хватит уже тебе, Вагар, языком молоть, ночь на дворе, иди уже...
- Так что насчет собачки-то? - спохватился Вагар, - скулит собачка...
- Я заберу, - тихо ответил найденыш, помолчал, втягивая голову в плечи. - Меня в степи Бочкаренком звали, - выпалил он и с головой ушел под шкуры.