|
|
||
Одна из сказок тридевятого царства.
Каждый из нас с самого детства знает, что в тридевятом царстве царей, героев и дураков едва ли не больше, чем всего мирного народонаселения. Сообщество их нестабильно, в нем постоянно вершится некий круговорот: дураки возводят героев на царский престол, цари назначают дураков героями, герои же выставляют царей последними дураками. Много что могут рассказать о них жители тридевятого царства, да многое и рассказывают каждому, кому случится забрести к ним в гости.
Тут есть всеми уже многократно слышанные истории про Кащеев, Бабу-Ягу, домовых; есть и малоизвестная легенда про трех котов, которые управляют всем миром. Каждая такая история связывется обычно с именем очередного царя, правившего в то время. Могилы всех царей находятся на одном кладбище, что недалеко от столицы тридевятого царства, и если кто сомневается в истинности какого-нибудь рассказа, то может в хорошую погоду сам сходить туда и проверить: да, был такой царь, а потому и весь рассказ - правда, а то чем же ему еще быть?!
Поскольку, как я уже сказал, царей в тридевятом царстве было великое множество, то лучше ходить по этому кладбищу с провожатым из местных, как правило, они про всех знают, где кто похоронен. Есть только один правитель, могилу которого никому не показывают, пока гость сам о нем не вспомнит. Историй про его царствование тоже почти никто из жителей не знает, да и не было их, говорят. Я сам не встречал ни одного человека, который бы сказал об этом царе что-нибудь плохое... либо хорошее. О нем не говорят ничего. Поэтому и возникает у любого чужестранца вопрос: а что же такого сделал (или не сделал?) этот человек, что навсегда исчезло из памяти его подданных и их потомков?
Один из встреченных мною в тридевятом царстве долго вспоминал, и наконец поведал кое-что про столь загадочного государя. Говорил он весьма неохотно, но не потому что ему не нравилось то, что он рассказывал; это, скорее, было недовольство человека, которого заставляют пересказывать то, что он давно уже забыл, а врать и выдумывать не хочет.
У этой легенды, и вправду, есть та особенность, что она быстро забывается; позднее я записал все, что мог припомнить из речей передавшего мне ее человека;
по-моему, получилось довольно связно, за исключением самых последних эпизодов, но об этом я еще скажу в свое время.
Днях в трех пути от столицы тридевятого царства, на берегу Холодного моря, стоит город со странным названием Свинедом. Нигде - ни в городском архиве, ни в церковных книгах, ни в головах у местных старожилов - нигде нельзя найти теперь историю происхождения такого названия. Каждый, кто приезжает в город и слышит его, моментально спрашивает: Здесь что, свиней разводят? Горожане не обижаются, просто пожимают плечами: Не знаем, когда-то, может, и разводили...
Теперь, во всяком случае, как и четыреста лет назад, когда начиналась эта история, сам город больше напоминает о рыбе и о море, чем о свиньях. Таверна Рыбак, которая располагалась в те времена на центральной площади; от нее по чудесной красоты улицам можно было пройти прямо к морю; вдоль морского берега протянулся бульвар, усаженный невысокими деревьями, летом он бывал просто очарователен! Вдоль всего бульвара стояли виллы богатых горожан: причудливые украшения, башенки, ничего лишнего и ничего заурядного, что может быть лучше! Гостиницы Посейдон и Адмирал с их резными украшениями миниатюрных балкончиков ничуть не уступали по совершенству виллам.
Большинство жителей Свинедома были отважными мореплавателями, промышляли рыбной ловлей в далеких океанах. Уже в то время, о котором идет речь, кому-то из них пришла в голову мысль сохранять особым образом самые уникальные рыболовные трофеи, и теперь любой приезжий может увидеть почти все виды морских животных, попавших в сети свинедомских рыбаков за последние четыреста лет.
Итак, в те годы, то есть четыреста лет назад, в городе Свинедом жил-был человек по имени Альберт, по занятиям рыбак. У него была своя шхуна, на которой он хотя и не мог плавать в чужие океаны, но уходил все же далеко в море и там рыбачил. Рыбу он затем продавал на городском базаре и тем кормил свою семью. Его семья состояла всего из четырех человек: сам Альберт, его жена Магдала, и два сына, Карел и Артур, первый на пять лет старше второго.
Альберт был еще не стар, и сил его могло хватить на много-много лет. Когда старшему сыну, Карелу, исполнилось пятнадцать лет, отец стал брать его с собой в море. Казалось, этой семье все обещало благополучное будущее - старший сын перенимал навыки отца, а через несколько лет и Артур подрос настолько, что смог ходить с ними рыбачить.
Никто не мог предсказать, что в один далеко не прекрасный день все это будет разрушено. В тот день на море внезапно поднялся сильный шторм, началась гроза, дождь лил как из ведра, - в общем, погода была такая, что даже самым бывалым рыбакам Свинедома она казалось ужасной. Но случилось так, что как раз с утра Карел с отцом отправились в море. До начала шторма они не вернулись. Не вернулись они и после того, как на следующее утро шторм стих. Их ждали больше недели. Днем на людях Магдала крепилась, но по ночам Артур слышал, как его мать, лежа без сна в постели, рыдает и просит море вернуть ее мужа и старшего сына. Десять ночей Артур слышал эти рыдания; проснувшись на одиннадцатое утро, он увидел, что его матери нет дома.
Ее нашли через полчаса; она лежала ничком бездыханной на берегу Холодного моря, протянув к нему руки в последней мольбе, и на лицо ее нельзя было смотреть без содрогания.
Похоронив мать, Артур, которому тогда едва сравнялось семнадцать, собрал немногие оставшиеся после родителей деньги и ушел из города. Куда он пойдет, этого он еще и сам не знал; он хотел лишь уйти из этих мест, где все напоминало ему о брате, о матери и об отце. Хорошенькие городские домики потеряли свою прелесть; улочки, на которых они с братом и с друзьями играли в детстве, стали чуть ли не ненавистными. Он ушел, почти ни с кем не прощаясь кроме ближайших соседей, и с тех пор в Свинедоме никто не слышал о юноше по имени Артур, младшем сыне рыбака Альберта.
Он странствовал четыре года по всей стране и нигде не смог найти себе постоянного пристанища; то тратил имевшиеся у него деньги, то зарабатывал новые, но это случалось очень редко. И, как всегда бывает в таких случаях, пришел момент, когда он обнаружил, что ему нечем заплатить за ночлег. Между тем, на улице была зима, то ли начало, то ли середина февраля, и стоял не очень сильный, но весьма ощутимый для тех мест мороз. Арутр находился совсем один в совершенно чужом городе, где у него не было ни друзей, ни родственников; никто здесь не знал его и ни одна дверь не открылась бы, чтобы приютить его на ночь.
Все эти невеселые мысли мельтешили у него в голове, когда в половине десятого вечера он сидел в темном углу на какой-то городской площади, весь сжавшись в комок, прижимаясь спиной к стене старого сарая. Прошедший день был первым в его жизни, когда он, не найдя работы, пробывал просить милостыню, но даже это не принесло ему достаточно денег.
Вдруг откуда-то вынырнула фигура, закутанная в странный и, по-видимому, старый темный балахон с капюшоном, затенявшим лицо. Фигура остановилась прямо перед Артуром и некоторое время разглядывала его. Тот, подняв слезящиеся от холода глаза, в свою очередь тоже пытался рассмотреть лицо незнакомца; так продолжалось с полминуты. Фигура молчала, и у бедняги Артура мелькнула даже жуткая мысль, что это сама его Смерть стоит перед ним. Он приготовился уже отдаться в руки костлявой старухе, когда фигура наконец заговорила. Голос был вполне земной, сильно охрипший, и принадлежал, судя по всему, молодому человеку немного старше самого Артура.
Ну что, приятель, мерзнешь? - в голосе незнакомца Артуру послышалось что-то знакомое, как-будто он его уже где-то слышал. Вместо ответа он кивнул.
Идем со мной! - коротко приказала фигура.
Артур почти не колебался, да и выбора у него, по сути, не было. Он все так же молча встал и последовал за человеком в балахоне. Тот шел не очень быстро, сначала по одной из улиц, ведущих от площади куда-то к окраине города, затем свернул на другую, и почти сразу остановился. Артур так же стал и огляделся. Они находились в богатом, судя по строениям вокруг, но в этот поздний час пустынном квартале.
Видишь дом прямо против нас, на другой стороне улицы? - зашептал Артуру на ухо его провожатый. - Там живет один старик, самый богатый человек в городе. Ему не будет слишком плохо, если мы позаимствуем чуток от его добра, а, приятель? Он этого даже не заметит. Конечно, я мог бы сделать все сам, но, видишь ли, единственный путь в дом, так чтобы старик не заметил, через балкон на втором этаже, открыть там дверь - пара пустяков; но он слишком высоко, я не дотянусь. Ты меня подсадишь, а потом, когда я буду возвращаться, поможешь мне спуститься. Мы с тобой все честно поделим пополам. Ну как, согласен?
Артур никак не мог решиться открыть рот. Ему вдруг стало как-то не по себе. Незнакомец заметил это и приободряюще похлопал Артура по спине:
Да ты не трусь, приятель, старик один живет, он не проснется, а по улицам сейчас никто не ходит, грабителей, говорят, развелось - хоть пруд пруди! - и он сам засмеялся своей шутке.
Как ни странно, Артур сразу почувствовал какое-то облегчение от этого смеха; ему самому почему-то захотелось рассмеяться, но он совсем замерз, был очень голоден, и только тихо сказал, стиснув зубы:
Идем.
Вдвоем они перелезли через забор, убедились, что за ними никто не следит, и направились к дому. Артур, как и было договорено, подсадил человека в балахоне, тот залез на балкон, открыл там бесшумно дверь и скрылся внутри. Артур остался стоять на холодной улице, с тревогой озираясь по сторонам. Его по-прежнему не покидала мысль, что он уже где-то встречал человека, с которым судьба свела его в этот вечер.
Прошло минут двадцать. Незнакомец вновь появился на балконе. В руках он держал какой-то узел.
Эй, приятель, лови-ка! - сказал он громким шепотом. - Да смотри, не удери с ним, а не то... - грабитель вновь тихонько рассмеялся.
Артур поймал мешок, который скинул ему незнакомец. Тот сам перелез через ограду на балконе и спрыгнул на покрытую снежком мерзлую землю.
В ту же секунду из-за угла дома выскочили несколько человек. Артур метнулся, пытаясь скрыться, но его крепко схватили за руки, вырвав из них узел. Раздались крики:
Огня, огня, принесите огня!
Попались, давно вас выслеживаем!
Принесли факелы, и в их свете Артур увидел, что его сообщника тоже схватили; их обоих плотным кольцом окружила толпа человек из двадцати. Кто-то сдернул капюшон с головы грабителя в балахоне, и у Артура почти непроизвольно вырвалось:
Карел!
Да, это был именно Карел, брат Артура, уже четыре года считавшийся погибшим. Братьев посадили в одну камеру в городской тюрьме, пообещав на следующий же день повесить. Всю ночь они провели в разговорах. Карел рассказал, что во время шторма их шхуну перевернуло, но ему чудом удалось схватиться за какой-то деревянный обломок. Тщетно звал он отца: тот либо сразу утонул, либо не слышал его сквозь рев ветра и волн. Через полчаса Карела, который уже исчерпал все силы бороться за жизнь, подобрал проплывавший в тех водах пиратский корабль. Три года он провел с пиратами, затем вернулся на сушу, но разбойного промысла так и не бросил: стал грабителем. Последние два или три месяца обретался в этом городе, где его в конце концов и выследили.
Рассказ Артура был, наверное, таким же долгим, но не столь богатым на приключения. Как только он умолк, открылась дверь камеры братьев и стражники повели их на суд.
Судилище размещалось на той самой площади, где накануне вечером Карел нашел своего брата и увел его грабить старика-богача.
Суд был очень скорым и, по тем временам, гуманным: Карела приговорили к шести месяцам каторги с последующим изгнанием навечно из города; Артуру же назначили сто ударов плеткой здесь же на площади и немедленное изгнание.
Экзекуция происходила при сильном снегопаде и диком восторженном вое толпы. Во время нее Артур потерял сознание.
Очнулся он уже где-то в поле за городом, такой же голодный, но теперь еще и полураздетый и избитый; должно быть его бесчувственного выкинули за городские ворота. Снегопад усилился, начиналась метель. Плохо соображая, что он делает, Артур поднялся на ноги и побрел не разбирая дороги, просто туда, куда гнал его ветер. С трудом осилив метров десять, он снова рухнул лицом в снег, поваленный порывом ветра. Сил подняться еще раз у него уже не было. Он лежал и понимал, что на сей раз умирает уже по-настоящему, он ждал смерть и ему казалось, что она сейчас явится перед ним, как вчера вечером его брат на заснеженной городской площади.
Метель свистела и выла у него в ушах; ему уже не было холодно, и он не удивился, когда в завывании ветра ему послышался чей-то зов:
Слы-ышишь? Слы-ышишь?
Она, - подумал Артур, - смерть.
Ему уже было все равно. Внезапно, последним проблеском сознания он понял, что голос, звавший его, звучал очень отчетливо, как-будто человек, обращавшийся к нему, стоял совсем рядом.
Ты что, умирать собрался? - это был уже не звук метели, это был именно голос, но Артуру не хватило сил даже повернуть голову, чтобы посмтреть на говорившего. Он продолжал лежать лицом на снегу, и равнодушно сказал в этот снег:
Да.
Смерть отпустит тебя, - продолжил Голос, - ты еще молод и можешь жить.
Артуру почему-то очень захотелось поверить Голосу.
Я буду жить... - пробормотал он, едва шевеля холодеющими губами.
Будешь. Более того, ты станешь самым счастливым человеком на свете; любое твое желание будет исполняться. Есть только одно условие...
Какое? - выдохнул Артур и закашлялся. Он вдруг почувствовал, что ему тяжело, практически невозможно стало дышать.
Одно простое условие: любое твое желание исполнится, но кому-то другому станет при этом хуже; может быть, совсем плохо...
А... а иначе..., никак?.. - спросил Артур. В ответ Голос только расхохотался, и в этом хохоте Артур ясно услышал свой предсмертный хрип.
Я согласен! Я согласен... согласен... согласен... - проговорил Артур и куда-то провалился.
Он проснулся на следующее утро в том же поле, так же лежа лицом в снегу.
Почему я не замерз ночью? - удивился он; он лишь смутно помнил, что с ним было вчера, но главного не забыл: Любое твое желание исполнится.
Артур встал и пошел обратно к городским воротам. На этот раз он уже именно шел, а не плелся, как накануне, и вообще, он чувствовал себя сильно посвежевшим. У ворот он был немедленно остановлен стражей.
Ну, ты, куда прешь, оборванец?! - один из солдат грубо схватил его за плечо и сбил с ног. - Убирайся-ка отсюда, пока цел, в нашем городе не любят голодранцев!
Но я хочу войти! - воскликнул Артур, морщась от боли в плече, и пытаясь встать. Его слова вызвали дружный хохот стражи.
Но в этот самый момент из караульной будки выскочил офицер - начальник караула, подбежал к тому солдату, который сшиб Артура, и так ударил его, что страж отлетел на несколько шагов.
Свинья! - заорал офицер, - Невежа! Как ты смеешь так обращаться с нашим наследным принцем Артуром!? Деревенщина тупая! Сколько раз я повторял, что его высочество сейчас путешествует инкогнито и собирается посетить наш город!? - затем офицер подошел к Артуру, помог ему подняться и низко поклонился: Умоляю вас, не гневайтесь, ваше высочество! Этот невоспитанный хам к тому же туп, и потому будет примерно наказан за такое поведение - сегодня же его казнят в вашем присутствии!
Напрасно Артур уверял офицера, что он вовсе не хочет ничьей смерти - тот был непреклонен в своем воспитательном усердии.
Артура, теперь уже наследного принца ввели в город, поместили его в лучших комнатах в доме у мэра, одели в лучшие одежды. Сам мэр почел за великую честь обедать с его высочеством.
Пребывание наследного принца в городе было недолгим. Артуру не терпелось уже попасть в столицу, чтобы в полной мере насладиться всеми прелестями своего королевского существования. Одна из тогдашних газет сообщала, что отъезд принца из города был ускорен, в частности, следующим неприятным событием. Мэр, желая всевозможно выказать свое уважение принцу, решил показать ему городскую тюрьму. Его высочество, должно быть, был чем-то обеспокоен, потому что сразу же после того, как его ввели в тюремный двор, он начал морщить лоб и иногда потирать его рукой, как-будто пытаясь что-то вспомнить. Он рассеяно оглядывал мощные стены и заключенных, сидящих в тесных холодных камерах. Наконец, дошли до того места, где в специальных клетках содержались особо опасные преступники, приговоренные к смерти или к каторжным работам. Один из таких заключенных, ранее приговоренный к каторге за многочисленные грабежи, увидев принца, бросился к решетке, вцепился в нее руками и стал неистовым голосом кричать, что это его родной брат, Артур. При виде этого зрелища его высочеству, говорят, сделалось плохо, он смертельно побледнел и упал бы, если бы не поддержали его бывшие рядом с ним мэр и прочие чиновники.
Городские власти постарались хоть как-то загладить свою вину перед принцем, повесив полоумного каторжника вместе с невоспитанным стражником. Однако даже это, безусловно, верноподданичесое действие не смогло удержать принца от его решения вернуться в столицу, тем более что там ждала его жизнь куда интереснее и увлекательнее, чем в захолустном городишке.
Столица тридевятого царства встретила крон-принца во всем своем великолепии. Вам это должно быть ничего не говорит, но потому лишь, что вы никогда не бывали в этом замечательном городе. Вы никогда не видели, как ликует народ, высыпая на украшенные цветами и знаменами улицы, чтобы приветствовать царственную особу. Вы никогда не участвовали в гуляниях по случаю какого-нибудь всенародного праздника. В такие дни каждая улица превращалась как бы в маленькую сцену, на которой разыгрывалось какое-нибудь представление.
Главная площадь столицы не была исключением точнее, была, но не всегда, а когда-то давно. Другой государь, правивший в те времена в тридевятом царстве был, говорят человеком в общем хорошим, но характер имел несколько склочный. Он объявил, что чернь недостойна увеселений на Главной площади. Горожане было приуныли, жизнь разладилась. Но новый царь это упущение быстро исправил, горожанам было специально велено ходить по праздникам на Главную площадь и смотреть, как жизнь налаживается обратно.
Под вечер в такие дни город наполнялся нестройным хором подвыпивших голосов. Нужно ли говорить, что приезд наследного принца являлся безусловно одним из таких праздников и в одном из пригородов столицы устроили раздачу подарков. Опять же газеты тех времен сообщают, что при этом в давке погибло несколько десятков человек.
Принц, по прибытии своем в главный город царства, еще раз убедился, что главным украшением столицы, безусловно, является самое важное здание в государстве - царский дворец. Снаружи он был обнесен стеной мощных укреплений. Укрепления эти были сооружены еще много сот лет назад и с тех пор ни разу не разрушались и не перестраивались, так как нужды в этом не было - ни один враг не мог сломить сопротивления их защитников, и царство ни разу не было под иноземным владычеством. Внутри же этих неприступных рубежей располагался сам дворец, внутри и вокруг которого, в свою очередь, постоянно сновали царские министры и придворные слуги. Неподалеку от дворца находилась главная торговая лавка тридевятого царства - Канцелярские товары для тайной канцелярии. Продавалось там множество всякой всячины: бумага для написаня доносов, бланки царских указов (с уже имеющейся царской подписью, разумеется), специальные чернила, очень похожие на симпатические, только наоборот - все написанное ими не проявлялось, а безвозвратно исчезало, и не при нагревании, а всего лишь на солнечном свету, и так далее, словом, все самое необходимое для повседневной жизни во дворце. Сама же тайная канцелярия размещалась неподалеку, как и положено, в невзрачном сарайчике.
Жизнь принца потекла своим обычным чередом, в полном соответствии с тем, что пророчил Голос в метели. Каждое желание его исполнялось, но кому-то приходилось расплачиваться за это своим благополучием, а чаще всего жизнью. Через несколько лет его короновали на царство - после того, как предыдущий царь скоропостижно скончался во время эпидемии чумы; он влюбился в красивейшую из девушек тридевятого царства, и, естественно, получил ее в жены, но лишь после того, как ее первый возлюбленный погиб где-то в чужих краях от рук разбойников. Все это и еще несколько подобных вещей можно упомянуть, рассказывая о том, как царь Артур получал обещанное ему счастье.
Прошло десять лет, и однажды, как можно было предвидеть, настал тот день, когда казалось, у него есть все. Но такова уж человеческая натура, будьте вы хоть царем, хоть распоследним нищим, что даже имея все, хочется все равно большего. Вот тут-то и случилось так, что казалось, предсказание Голоса в метели не сработало... но, впрочем, судите сами.
Почести власти и полководческая слава вскоре наскучили царю; он решил прославиться как поэт и писатель, опубликовав книгу своих стихов и нечто вроде мемуаров. Граждане, хоть неохотно, все же покупали творения своего повелителя - но слава не шла к нему. Царь, отчаянно, всеми силами желавший стать поэтом, по-прежнему оставался царем!
Как-то осенним вечером царь стоял перед одним из окон своего роскошного жилища, и задумчиво смотрел на двор. Солнце уже успело зайти за стену, окружавшую царский дворец, и во дворе под окнами наступили сумерки. Во дворце же настала пора самой интенсивной жизни. Царь видел, как открывает свою торговлю хозяин Канцелярских товаров, и как несколько министров деловито устремляются на службу в сторону сарайчика тайной канцелярии. Тут впервые за долгие годы какая-то необычная, непривычная ранее мысль блеснула в мозгу царя Артура, как последний солнечный блик. Мысль тут же потерялась, но от нее осталась духота - душно стало царю в его покоях, когда он представил себе, что там, снаружи, в городе, еще день, еще светит солнце, еще... но тут царь начал думать о другом. Он велел тайно вызвать к себе двух самых могущественных (кроме него самого, конечно) людей в царстве: уже упоминавшегося хозяина Канцелярских товаров для тайной канцелярии и первого министра тридевятого царства.
О хозяине главной лавки государства сказать особо нечего: дело он свое, судя по всему, знал, коли считался одним из влиятельнейших людей при дворе. Первый министр тоже был как и все первые министры - внушительных размеров мужчина с голубой орденской лентой. Единственным отличием его от первых министров прочих государств было то, что основной обязанностью таких людей является самолично следить за тем, чтобы в стране все было хорошо; главной же обязанностью этого министра было ежедневно объявлять народу, что в стране все хорошо.
Оба мудрых деятеля не замедлили явиться по приказу и внимательно выслушали проблему царя Артура. Когда тот кончил свою речь и велел говорить своим советникам, то начал первый министр:
Ваше величество! Насколько мне известно, в нашем государстве существует еще один поэт, кроме вас. Его люди считают гениальным, и его стихами наслаждаются. Вам следует, как мне кажется, писать такие стихи, чтобы никто не мог отличить их от тех, что пишет он - и вас будут считать таким же гениальным!
Зачем сильно трудиться, ваше величество? - это вмешался в разговор торговец канцелярскими товарами. - Велите, и мои подчиненные выкрадут его стихи и выдадут их за ваши!
Царь велел. В самом деле, совет этот был не так уж плох, но, как оказалось, кое-чего искушенный в делах тайной канцелярии сановник не учел...
На другой же день торговец тайно-канцелярскими товарами послал двух своих слуг в дом поэта и те выкрали там черновики его еще не изданных стихов. Всем типографиям тридевятого царства было приказано незамедлительно напечатать эти стихи самым большим тиражом; автором их был объявлен царь Артур. Все было исполнено в лучшем виде, и царь со дня на день ожидал пришествия к нему славы (вот уж не знаю, каким образом он бы увидел, что она к нему действительно пришла). Так или иначе, задуманное им не удалось: царь, изо всех сил хотевший стать гениальным поэтом, был назван поэтом, но гениальным его никто не считал.
Между тем осень подходила к концу, сумерки во дворце и его окрестностях наступали все раньше и раньше, и царь все никак не мог отогнать от себя ту самую душащую его мысль, что когда во дворце его стоит полумрак, где-то совсем рядом еще светит солнце. Его начинала терзать бессонница, и в одну из ночей он вызвал к себе мудрецов. Царю казалось, что должно где-то быть объяснение тому, почему вдруг перестало сбываться пророчество: Любое твое желание исполнится.
И это объяснение нашлось. Вот что сказал царю один из мудрецов, в ответ на его вопрос:
О государь! Человек един. В голове гения бывают и мысли бездарные без этого он не был бы человеком. Чтобы стать таким, как тот поэт, которого все называют гениальным, ты должен украсть все его творения, не только лучшие, но даже самые плохие; кроме того, ты должен украсть все его мысли, ты должен жить его помыслами, как возвышенными, так и низменными. Вряд ли смертному под силу это. Терпи, государь!
А вот терпеть-то царь уже не мог. Мрак все больше окутывал его собственный разум, по мере того как солнце все ниже и ниже поднималось над стеной, окружавшей дворец. Я не могу украсть чужие мысли, я не могу...?! - от одних только этих слов его бросало в жар и он начинал задыхаться еще больше. Он велел доставить к себе гениального поэта.
И вот, в середине декабря, когда день во дворце сжался до размеров получаса, перед царем предстал молодой человек приблзительно его лет, худощавый, светловолосый, невысокого роста. Беседа проходила в кабинете царя Артура при неровном свете свечей. Царь некоторое время смотрел на поэта, затем глухим голосом спросил:
Как тебе удалось стать таким гениальным поэтом?
О ваше величество! Это удивительнейшая история. Да будет вам известно, что еще лет десять назад я был самым бедным и разнесчастным из людей. Меня выгнали отовсюду за мою бедность и ни одна дверь не открылась бы передо мной, чтобы приютить меня на ночь. Я вынужден был ночевать прямо в поле. Стояла зима, и ночью началась метель. Я пробывал спастись, добраться хоть до какого-нибудь жилья, но силы оставили меня, я упал и понял, что умираю. Должно быть, я действительно бредил, потому что явственно улышал голос, обещавший мне долгую счастливую жизнь с одним условием: каждая моя удача будет оборачиваться горем для других. Из последних сил я выдавил из себя слово нет и потерял сознание. Когда я очнулся, я находился среди совершенно незнакомых мне людей, и был весьма удивлен тем, что не замерз. Оказалось, что меня, полумертвого, подобрала труппа странствующих актеров. Я выступал с ними вместе довольно долго, писал песенки, сочинял сценки к их представлениям. Все они до сих пор нравятся людям, вот почему меня и считают гениальным.
Свечи в кабинете равнодушно потрескивали, пока поэт вел свой рассказ. Когда тот смолк, царю почудилось, что их треск сейчас превратится в грохот, который сотрясет стены и разрушит их и все погибнет... Он опасливо огляделся.
Этот человек не должен жить. - понял он. -Тот кто знает обо мне едва ли не больше, чем я сам, должен умереть.
В тюрьму его! - приказал он вслух.
Поэта казнили на рассвете на площади перед стеной, окружавшей дворец. Царь, сидя на троне на специально сооруженном для него помосте в окружении министров, невидящим взглядом смотрел прямо перед собой. Его глаза, привыкшие к сумеркам дворца, не видели ничего кроме эшафота посреди площади. Поэт был уже там. Он готовился положить голову на плаху, и в последний раз глядел на столицу тридевятого царства. День обещал быть ясным, где-то там вдали над городом розовел рассвет, первые лучи зимнего солнца радостно освещали дома, ухоженные улочки между домами, множество людей на них. Все это было внизу, потому что сама площадь находилась на холме, и все это поэт видел в последний раз.
Когда палач заносил топор над головой поэта, ни один мускул не дрогнул на царском лице. И вот, наконец, удар! Голова покатилась по эшафоту, толпа вокруг радостно завизжала; министры же, не отрываясь, смотрели на царя. Тот поморщился, поднялся с трона и пробормотал, ни к кому не обращаясь:
Впредь такие казни публично не производить.
Министры почтительно склонились.
А что же было дальше? Тут, как я уже говорил, я и сам изрядно подзабыл. Кажется, Артур царствовал еще чуть больше года, и умер от разрыва сердца в один из тех дней, когда во дворце круглые сутки стояла тьма. За несколько дней до смерти он вдруг сделался нелюдим, угрюм, никого не хотел видеть. Однажды, придя с утра, слуги нашли его лежащим замертво возле его кровати.
После того, как я сам узнал эту историю, мне подумалась, что Артур был в конце концов за что-то наказан, не самой своей смертью, а тем, как она пришла. Никто и никогда не узнает, что он пережил в последние минуты; он сам убил тех, кто мог бы об этом рассказать, и умирал мучаясь, и мучаясь еще больше от сознания того, что никто никогда не узнает про эти мучения.
|