Сешат : другие произведения.

Белогвардейцы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    - ... если б не советская власть! - Ерошкин вздохнул с белогвардейской тоской. В глазах отражалась бутылка "беленькой" и грусть об ушедшей эпохе, о золотых погонах и девочках в кабинетах. Ерошкин тосковал о былом веке и прадедовском офицерстве. О той судьбе, которая могла бы у него быть. Сам он, правда, ну ничегошеньки из себя в жизни не представлял. И когда б не всеобщеизвестная отечественная история, так и звался бы - неудачник. А так - жертва советской власти.
  Белогвардейцы
  
  - ... если б не советская власть! - Ерошкин вздохнул с белогвардейской тоской. В глазах отражалась бутылка "беленькой" и грусть об ушедшей эпохе, о золотых погонах и девочках в кабинетах. Ерошкин тосковал о былом веке и прадедовском офицерстве. О той судьбе, которая могла бы у него быть. Сам он, правда, ну ничегошеньки из себя в жизни не представлял. И когда б не всеобщеизвестная отечественная история, так и звался бы - неудачник. А так - жертва советской власти.
  - Эк! - опрокинул стопарь Вован. - Да, Антон, круто тебя революция-то подсидела. А то был бы сейчас дворян, плювал на нас с высокого дерева.
  - Дворянин, - брезгливо поправил Ерошикин. И тоже опрокинул стопарик. - Нет, ты подумай, братан, ты подумай: и все ж!.. ты понимаешь - все ж! все, что нажито непосильным трудом... заработано... заслужено...
  - Зафлужено, - ни к селу ни к городу вставил Вован.
  - Да иди ты! - отмахнулся Антон.
  Ерошкин смахнул слезу и задумался. Обычно полет его мысли в горние дали уважительно воздействовал на друзей и собутыльников. Сразу открывал им натуру чувственную, чуждую сиюминутного и тленного, можно, сказать - аристократическую.
  - Ты б выпил еще Антон? - осторожно предложил Вован. Ребята сочувственно забормотали. Кто-то подложил Антону колбаски, кто-то - селедки. Вован самолично налил рюмашку. Когда Ерошкин вот так ностальгировал о потерянном титуле, очень Вовану хотелось хоть чем-то отвлечь друга от грустных размышлений. - Давай еще по рюмочке, а?..
  - С сабли бы! - возопил Ерошкин с надрывом. - О Россия, Россия, не любишь ты, мать, своих сынов...
  - Мать... - сочувственно поддакнул Вован.
  Бутылка пустела, и со скрипом надрывался заезженный с конца 80-х Малинин. Дисков Ерошкин не признавал как класс. Лучше всего, говорил, граммофонные пластинки, но Малинина на них нет. Да и вообще-то, признаться, не было у Ерошкина таких денег, чтоб покупать в антикварном граммофонные пластинки.
  - Все забрала советская власть, - вздыхал он.
  Обычно друзья принимались его уважительно успокаивать. Тогда Ерошкин входил в раж, его бил азарт, и чувствовал он себя королем за игорным столом.
  - И это быдло, ты понимаешь - это бы-ы-ыдло! - Ерошкин кипятился, подыскивал слова, чтобы лучше передать свое сложное чувство по отношению к новой, а теперь уже старой, власти. - И вся история, вся Россия... И вера, и царь, и отечество...
  - А еще по рюмашечке! - жизнерадостным голосом предложил Вован.
  - Господа офицеры... - захлюпал Антон.
  
  - Господа офицеры, мы собрались сегодня, чтобы принять решение, которое определит судьбы нашей родины.
  В штатском и в форме, нынешней, постсоветской (российской, российской! Привыкаем, господа, к этому, привыкаем!), сидели в полутемной комнате двенадцать - четырнадцать человек, вплотную придвинувшись к массивному столу с антикварной лампой под зеленым абажуром. Темные портреты, старый кожаный диван, плотные старинные портьеры - не один год и не один рубль потратил хозяин, чтобы воссоздать атмосферу последних лет старой России. Эпохи, которую он знал по рассказам бабки и фотографиям, по книгам и фильмам, и которую - главное - чувствовал душой.
  Сам хозяин, статный полковник советско-российской армии, наследник последнего из царских офицеров семейства Маричьевых, стоял над столом, внимательно изучая реакцию друзей и соратников. Начавших, как он, с невинного хобби, с восстановления архивов и поисков семейных вещей, с родословных и фотографий. Все - с высшим или с двумя, все дворяне, все русские, почти все - офицеры.
  Каким-то образом собравшиеся понимали, что сегодня собрали их не пить красненькое, и не ностальгировать об ушедшем. И не фотографиями обмениваться, и не письма прадедов гимназисткам читать.
  То, что говорилось всегда тихо и в компании по двое - по трое, вполголоса, с прощупыванием почвы - сейчас должно было быть сказано вслух. С тем и собрались.
  Не все, далеко не все члены дворянского просветительского общества "Щит России", только те - кто готов понять, готов принять и готов изменить.
  - Позвольте представить вам Алексея Георгиевича, господа, - глухо сказал хозяин. - Вот он сейчас расскажет, в чем, собственно говоря, все дело, к которому мы готовились и которое решит наши судьбы... и судьбу Отечества, это главное.
  С чего так церемонно представлял хозяин Алексея Георгиевича - было не совсем понятно. Может, от волнительности ситуации. А так - где именно и в каких чинах служил сей член известного уже нам дворянского общества - все собравшиеся более или менее знали. Хотя о конкретной работе отдела и не были осведомлены.
  - Итак, господа, - протер старинное музейное пенсне Алексей Георгиевич, - шутки в сторону. Поиграли, наигрались, и хватит. Не театр. А вот то, ради чего мы и создавали с Михаилом Николаевичем наше общество, сегодня... Я волнуюсь, извините. Позвольте воды, - отхлебнув из граненого стакана, Алексей Георгиевич продолжил подрагивающим голосом. - Так вот, господа. Наш отдел - мы все понимаем, о чем речь - завершил работу над экспериментальной хроноустановкой. И, как вы понимаете, есть у меня возможность отправить туда, - он сделал недолгую паузу, - трех человек. Офицеров. Кандидатуры утверждены на самом высоком уровне, все афганцы, все кавалеры различных, очень высоких орденов... По счастливой случайности, - он пожевал губами,- повторяю - по случайности... все они - члены нашего общества. Михаил Николаевич?
  Хозяин кивнул.
  - Родион Остапович.
  Кивок.
  - Дмитрий Валентинович.
  - Я.
  - Мы не считаем нужным скрывать от вас имена этих людей. И собрались мы здесь не для того, чтобы провожать товарищей туда, черт знает куда... Михаил Николаевич, продолжайте.
  - Мы должны решить, чем тройка членов общества будет заниматься там, в прошлом. Официально едем... отправляемся мы с ознакомительными целями, снимать на камеру особенности боев Первой мировой. По мнению аналитиков, это не может вызвать хроноклазмов и искажений истории. Если никуда не вмешается, наше влияние будет минимально и сглажено самой тканью пространства-времени. Подробней может объяснить Игнатий Львович, он у нас, знаете ли, по образованию физик... Я же в подробности вдаваться, конечно, не буду. Довольно того, что скажу: возможность такая существует - при сильном влиянии ткань времени не восстановится, и история пойдет иным путем. Насколько сильным должно оказаться воздействие - пока сказать не могу, но несколько ключевых точек мы прощупали... Внешне совершенно незначительных, но, тем не менее, надавливание на них может существенно исказить хроновектор. Вопрос же в следующем: следует ли нам выполнять только наше официальное задание, господа? Или?..
  Ну вот, и сказано самое главное вслух - хотя каждый все это обдумывал и обкатывал в голове не один месяц и не один год. Каждый готовился, каждый участвовал. Военные и физики, историки и архивисты - дворяне ушедшей эпохи и граждане самой странной на планете страны.
  Голосование было кратким и скорее для проформы.
  - Единогласно, - подвел итог Алексей Георгиевич.
  - Должен еще раз предупредить, - сказал Михаил Николаевич. - Вы знаете и решили, но. Сейчас, здесь, каждый должен сказать: понимает ли он, что это, скорее всего - конец его жизни? Кажется, только двое из нас смогут существовать в новой российской истории. Это все понимают?
  Кто-то пожал плечами, кто-то кивнул. Кто-то закурил.
  А завтра начнется совсем другая история.
  
  Вот дернул же черт за язык - как будто кто просил Ерошкина напрашиваться на эту в гробу виданную экскурсию!
  - Ну вы точно решили, контрреволюционеры несчастные? - в пятый раз вздыхал Валька.
  - Точно-точно, Ломоносов... - исподлобья взглянул на Валентина Ерошкин.
  - Не сбивай испытателей с пути истинного! - возмутился инициатор идеи, Деня Курочкин. - А то вдруг откажутся.
  Одея такая, если честно, Ерошкину в голову уже приходила. И, будь он немного потрезвей (хотя хмель за дорогу почти выветрился, но не весь), он бы, наверное, отказался. Но так - дворянская гордость не давала. И обещание отметить возвращение в ресторане за Валькин и Денькин счет.
  Вот идиот же, а... И куда они пришли? Куда приперлись? Лаборатория физтеха, это понятно. На обшарпанной двери табличка от руки: "Осторожно, хроноклазм!". И рожица смеющаяся пририсована. В самой лаборатории бардак, огрызки яблок и недоеденный бутерброд, шкурки от колбасы, бутыли из-под лимонада, две, похоже, из под чего покрепче... В углу раскорячился какой-то агрегат, смахивающий на раздувшуюся стиральную машину. Шланги, иллюминатор (господи, там что, центрифуга?!), табличка, тоже от руки: "Электричество. Не влезай, убъеть".
  - Влазь и устраивайся, подопытные! - скомандовал Валька, настраивая зловещего вида аппаратуру.
  - Куда? - похолодел Антон.
  - Туда! - показал пальцем Валентин. - Куда Вован забрался.
  Тот и правда уже устраивался на огрызке сидения чего-то там, засунутого прямо в машину. Из сидения торчали деревяшки, лезла пакля, а дермантин словно погрыз кто-то. Спинки у приспособления для задопомещения не было. Взглянув на кресло, его благородие вздохнул и уселся прямо на пол, подогнув ноги.
  - Ну у вас и размерчики...
  - Энергию бережем, - сообщил Валька. - А то вечно током пробивает, так меньше убыток.
  - Да, мы, между прочим, по приказу ректора сами за свет в лаборатории платим! - возмущенно добавил Курочкин.
  Вован промолчал, а Ерошкин подумал, что как хорошо, что он не пошел учиться в вуз. Как правило, он мотивировал это тем, что жиды не пускают дворян учиться в университете. А еще тем, что у него образование - ого-го! (В чем именно заключалось это ого-го, толком Ерошкин объяснить не мог, но чувствовал, что у исконного дворянина аристократизм впитывается с молоком матери).
  В любом случае, неоспоримый для Ерошкина факт заключался в том, что эти ученые молокососы (при своих двадцати семи Антон мог смотреть на них свысока) занимались всякой фигней, и непонятно совсем, почему он, русский дворянин, участвует в этом сомнительном предприятии...
  - Готовы? - спросил Валька.
  - Да, - ответил этот баран Вован.
  - Ну, тогда пуск, господа?
  Ерошкин вздохнул и закрыл глаза.
  - Надеюсь, эта стиральная машинка не будет крутиться?
  К несчастью для желудка, он угадал.
  
  - Мы свой хлеб не даром едим, - это утверждение Мицухина не было голословным. Они действительно выявили и обнаружили два факта незаконного (хотя о каком законе речь? если машины времени официально как бы и не существует?) проникновения в хроновектор.
  Мицухин с удовольствием рассматривал себя в новых погонах и доверительно беседовал с отражением. Новое назначение очень ему нравилось.
  - Эх, тщеславен ты, брат Алеха, - заключил майор. Отражение с ним, похоже согласилось.
  Ну, налюбовался, и хватит, решил Мицухин. Молод ты брат, а уже ого-го! Почти генерал. И не за красивые глазки. "Не девочка", - отчего-то радостно подумал Алешка. Но пора работать в дальнейшем направлении. С нарушителями вот делать что-то надо.
  Причем вот ведь какая неприятность: оба проникновения, похоже, вела одна и та же организация, подбиралась, так сказать, с разных сторон. "Щит Отечества", конечно, давно был под колпаком. Копания тезки Георгиевича в направлении протаскивания в проект своих людей засекли и отследили. Возьмем с поличненьким, голубчиков. А то вишь ты, проект министерства обороны, военная история... Как у нас там? "Здравствуйте, товарищи чекисты! - Здравствуйте, здравствуйте, товарищ маршал...". И кто у нас всегда главный?
  А вот второе проникновение - абсолютное безобразие. Главное, что неожиданное и непредсказуемое. Кто бы мог подумать, что эти физтехи сварганят давно уже изобретенную, только сильно засекреченную хроноустановку буквально из подручного металлолома? Отслаживать надо, куда металлолом идет. Кулибины...
  Вот второе-то проникновение нравилось Мицухину меньше всего. Потому что было совершенно нелогичное, непонятное и непредсказуемое. Внимание отвлекают? Под дураков маскируются?
  Алеша вздохнул. Придется выяснять.
  Мицухин еще раз глянулся в зеркало, поправил погоны, смахнул невидимую пылинку, вздохнул и пошел собираться. Не лбил он эти перемещения - словно в взбивают тебя, болезного, в огромном блендере.
  А делать нечего. Родина зовет.
  
  Все белым-бело перед глазами. Белое-белое, как молоко. Потом - как туманная пелена. Потом просто мутное.
  "Живой", - подумал Ерошкин. Услышал стон сбоку и понял: Вовка тоже живой. Полежал, прислушиваясь к ощущениям, ощуения не понравились. Попытался приподнять голову - затошнило. Рядом, по звукам, похожие ощущения испытывал Вован.
  - Валька, сука, Курочкин, гад, убью... - прошептал Антон.
  ... Оклемавшись, друзья кое-как уселись на пригорочке. Раз уж на пригорочек вышвырнуло, тут и сидеть будем. Цивилизации не было. Лаборатории физтеха не было. Было какое-то покосившееся деревянное предместье и люди в допотопных одеждах.
  - Кажется, влипли... - прошептал Антон.
  Он вдруг ощутил себя совершенно трезвым, и от давешних планов переврнуть историю его бросило в холодный пот. Целые сутки до автоматического возращения!.. Маменька родная...
  А вдруг убьют?..
  Эта мысль так остро врезалась в сознание, что Ерошкин аж подскочил на месте. Что за год? 1914? 1917? Надо же было хотя бы спросить! Да тут же война... и красные... и корниловцы... и эсеры... и черт знает кто... Исторических познаний Ерошкину явно не хватало, но оценить обстановку он мог одним словом. Которое и высказал Вовану. Тот согласился, но гораздо более распространенной фразой.
  Обе сентенции мы воспроизводить приводить по причине их нецензурности не собираемся...
  Обхватив голову руками, Ерошкин думал, что делать. Слава Богу, хоть угораздило одежду приличную одеть. Пыльная, правда, но что вы от театрального реквизита хотите? Еще неизвестно, где его Валька с Курочкиным сперли.
  Но все же... где-то глубоко пульсировала мысль, что все же... это ведь шанс - такой шанс есть один раз в жизни... шанс все изменить... все...
  - Тварь я дрожащая или право имею? - прошептал Ерошкин, вслушиваясь во внутренний голос. - Тварь я дрожащая или право имею?
  - Че? - продирая глаза, спросил Вован. - Кто?
  - Тварь я дрожащая или право имею - цитата такая, из писателя Достоевского.
  - А...
  "Тварь я дрожащая или право имею?" - повторил Ерошкин еще раз, про себя, и решил, что пора заканчивать с аутотренингом. Так как дрожащая - не дрожащая, а кто тут тварь, выяснится очень быстро, в зависимости от того, кто первый натолкнется на него, Ерошкина, с этим подобием мыслящего существа в виде груды мускулов. И не факт, что эта тоска бодибилдинга сумеет что-то предпринять против банды эсеров... или коммунистов? А разница! Ерошкин очень не любил хулиганов, неважно каких. Не любил - и все. Потому что справедливо полагал, что в драку лезть ему, носителю аристократизма, не с руки. Еще в морду дадут.
  А тут его, болезного, любой обидеть может. В таком-то пролетарском наряде. Господин офицер пролдет - и в морду набалдашником. Если они ходят с тростью, эти господа офицеры. В любом случае, местные аристократы руку Ерошкину жать не будут. Это Антон понимал абсолютно четко.
  Увы, как справедливо полагал Ерошкин, за дворянина ему сойти будет трудновато. Быдло-с, как любил приговаривать сам Антон. "Это все от советского воспитания" - утешил он себя.
  Что делать дальше, Ерошкин пока не решил. Но на всякий случай решил навестить прадеда. Жил он где-то неподалеку от будущего физтеха, на улочке Корнауховской.
  
  Прапрадеду Ерошкина только что сделали заманчивое предложение.
  Всего-то надо было - опубликовать под своим именем ряд статей патриотического содержания. Против левой швали и либерального нытья.
  Статный офицер, который предложил пакет, долго говорил о судьбе России... Почему-то капитану в отставке Ерошкину дальнейшая судьба России очень не понравилась. Ну не приглянулась - и все. Хотя отчего так поверил странному незнакомцу - Антон Павлович так сразу объяснить бы не смог. Может, потому что офицеры не лгут? А по гостю сразу было видно - офицер. Хотя и изъясняется как-то странно, и форма... того... Отмененная эта форма еще до японской войны.
  Но в то, что бедняцкая шваль устроит то, что Михаил Николаевич обещал - в это Ерошкин поверил безоговорочно. Поэтому опубликовать статьи он согласился с удовольствием. Но, признаться, какой толк - толком не понимал. Мало ли кто пишет. Научились писать - вот и пишут, кому не лень.
  - Это не простые статьи, - объяснял Михаил Николаевич. - Они написаны особыми словами, с учетом психологи и нейролингвистики.
  Рошкин покивал с умным видом, демонстрируя университетское образование. Хотя последнее слово было ему не совсем понятно.
  - Пиар-технологии так шагнули, - продолжал выражаться офицер непонятными словами, - что только они решают, кто пройдет, а кто останется за бортом. В ваше... в это время они тоже решают уже слишком многое. Семнадцатый - это борьба за умы. Не надо много пулеметов, чтобы взять Зимний... Мы перевернем историю. Словом и делом...
  - А почему я?
  - Видите ли, Антон Павлович, сам не знаю... Но показывают нам расчеты, вы - ключевая точка в данном хроновекторе. Отчего? Не знаю. Но по расчетам, есть фактор, который может помешать вам изменить историю. Видимо, в нашей истории он вам и помешал. А в этой - не помешает. Вы ведь предупреждены.
  - И вооружен, - улыбнулся старый капитан.
  Ерошкин кивал и угощал офицера вином. Вино было отвратное, и Антон Палычу было немного стыдно. Не приберег... Но Михаил Николаевич остался премного благодарен и весьма доволен. И даже пожелал взять с собой пару бутылочек. Если господин Ерошкин не возражает. Тот, польщенный, не возражал.
  Бутылочки решили дело: уж если там, у них, такая кислятина за вино считается - с корнем надо их мир, с корнем...
  А потом пришел внучек и все перевернул с ног на голову.
  - Ты, деда, слушай - я вот чего... - начал Ерошкин-младший...
  
  Алеша Мицухин тяжело вздыхал. Куда делся Антон Ерошкин с сыном Вениамином - Господь его ведает. А ФСБ разыскивает.
  Троица "щитовиков" культурно фотографирует окресности. Трудится на благо военной истории. Захват не удался, ибо - опередили. Двое отвлекающе поперлись убивать Ленина и Троцкого, а собственно душа организации отправился к этому самому Ерошкину, якобы гуляя по городу с кинокамерой. И Мицухин его позорно упустил.
  Ну правильно - он думал, что с кинокамерой - и есть отвлекающий маневр, а оказалось - наоборот!
  Майор-то майор, как говорит бабушка, а молокосос ты Алешка, молокосос.
  В добавок почему Ерошкин? Непонятно. Но объект Љ2 тоже приходил к капитану. Ну этого-то скрутили горяченьким, на выходе. Сейчас, наверное, уже "у нас" обрабатывают. А дедуля его оказался шустрей - ранил двух оперативников, на коня - во старикан! - и был таков. И сына-подростка из гимназии забрал, прежде чем Мицухин до него добрался.
  Кстати, а молодец старикан - и на коня, и сына...
  
  Темным-темно. Темная пелена, как ночь или угольнаое облако. Потом пыль оседает, и остается туман. Смерть. Вот какая она. Темное небытие.
  Кто-то хлестал по щекам, тряс за плечо. Открыв глаза, Михаил увидел, что в чувство приводит его не черт и не ангел, а лупит его со всей красноармейской дури чертов чекист Мицухин.
  - И на том свете ты от меня не отвяжешься, - вздохнул Михаил. - Ну вычислил ты нас - молодец. Погоны тебе дали - тоже молодец. Толко на месте мы тебя обошли, друг ты наш, обобшли... И теперь вместе на небесах прохлаждаемся.
  - Ну, оклемался, родимый наш! - обрадовался Мицухин. - А что небеса чудятся - не боись, подлечим! Тебя даже не уволят, дубина. Потому что я доказательства не собрал. А свою жопу мне тоже подставлять не хочется. В общем, напишу, что подозрения не оправдались.
  - Стоп, друг, - сказал Михаил. - А почему не удалось ничего?
  Мицухин возвел очи горе.
  - Старик Ерошкин решил ничего не менять и свалил куда-то от греха поддальше. Чтоб ни вы, ни мы искали.
  - Как решил?!
  - А вот так. Признаться, мы сначала думали, что внучка ему вы подсунули...
  - Какого внучка?
  - Потом расскажу, - махнул рукой Алешка. - Давай лучше думать, как отчет писать, чтоб и тебе и мне хорошо было...
  
  Ерошкин раскрыл книгу. В книге были цари и дворяне, офицеры и гимназистки. Тихо лилось с колонок: "Гимназистки румяные..."
  Спокойно-спокойно на душе было.
  Все как всегда.
  Страшно подумать, если бы прадед его изменил историю. Ерошкина бросало в дрожь от одной мысли об этом.
  Сейчас он кто? Оскорбленный аристократ, дворянин старинных кровей, у которого все отняли и ничего не дали в замен.
  А был бы? Просто ничтожеством и неудачником.
  Прадед, услышав аргументы, долго кричал. О том, что давить в колыбели. О том, что не для того... Ерошкин-младший валялся в ногах и стоял на коленях. Вован что-то мычал подтверждающее.
  Мальчишка какой-то, лет пятнадцати, стоял за капитанским креслом, смотрел на Ерошкина, вытаращив от ужаса глаза. И сказал что-то вроде:
  - Слава Богу, что я уже родился...
  Прадед закрыл рукой глаза и долго-долго сидел и молчал. И, в общем, утих. Жалко правнука стало? Не поверил, что изменить что-то сможет? Или другие какие-то соображения двигали Антоном Ерошкиным-старшим, когда он решил не менять историю? Об этом не знал ни Ерошкин, ни Михаил Николаевич, ни даже всеведущее ФСБ. Знал, наверное, старый капитан, но он об этом никому ничего не сказал.
  
  - Вот он, фактор, - вздыхал Михаил. - Нарушил таки. Все нарушил. А я ведь думал, конец мне совсем. Я-то по отцовской линии дворянин, но... с примесью. Знаешь, как это в СССР бывало... Рабочие, дворяне, разночинцы, попы, батраки... Кто родословные спрашивал? В царской истории места мне не было бы.
  - И ты пошел менять?
  - Может, и не прав... кажется мне, та история была бы лучше.
  - А я вообще князь, - признался Мицухин.
  - И?
  - Какую дали, в такой и жить будем.
  На травке хорошо сидеть было, отчет сочинять. Троица "щитовиков", протошнившись после перехода, активно помогала Алешке в сочинении документа секретной отчетности.
  Вино, правда, оказалось кислым. Михаил был здорово разочарован. К сожалению, как выяснилось, при переходе вино не имеет тенденции приобретать благородную старину.
  - Херня, - заключил он, вновь отведав подарочка семейства Ерошкиных.
  Мицухин, впрочем, не привередничал. Под хороший глоток ему хорошо придумывались строки отчета.
  - Вот так оно и вышло, господа-товарищи, что орден за ненарушение истории выписывать мы должны Ерошкину Антону Вениаминовичу, - подвел итог майор Алеша.
  - Перебьется, - фыркнул Михаил.
  - Молчи, контра, - возмутился Мицухин. - Тридцать седьмой забыли.
  Солнышко припекало, хорошо было. И погоны вполне устраивали, свои, советско-российские.
  - А скоро Победа, - сказал кто-то из "щитовиков".
  - Точно... Наши деды Берлин взяли.
  - Давайте выпьем, что ли, господа белогвардейцы?
  - Давай, чекист, - вздохнул Михаил. - По маленькой.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"