Сергеев Иван Дмитриевич
Отель "удельный"

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Она устала от этой вечной смены декораций. Ей хотелось чего-то постоянного. Не стакана, который можно помять и выбросить, а тяжелой керамической кружки, из которой пить годами, пока на дне не останется след от чая. Не улыбки для галочки, а настоящего смеха до колик в животе. Не транзитной зоны, а дома. С цветочником у подъезда, с трещинкой на потолке, которую знаешь, как свои пять пальцев. С тем самым надоевшим видом из окна, который почему-то не хочется менять. С вещами из хороших натуральных тканей, которые служат годами, в шкафу.

Отель "Удельный"

   - Маха, ты с нами? - насмешливо окрикнула её Люба. - Или тебе по кайфу мокнуть здесь, на улице?
   - Пока мы возились, Машка уже свидание себе организовала. У неё это быстро, - хихикнула Валя.
   "Знакомы всего три часа, а ведёшь себя, как моя одноклассница", - с раздражением подумала Мария. Вздрогнув, точно просыпаясь, она бросила:
   - Иду, иду.
   "Всё нормально. Просто устала. Тяжёлый рейс, круги над городом, нервы... Ничего тут нет, кроме койки, горячего душа и двух дней покоя. Только бы добраться до номера".
   Собравшись с силами, Маша буквально втолкнула себя в холл отеля "Удельный".
   Подошвы ее форменных сапожек на низком каблуке бесшумно утонули в густом ковре цвета запекшейся крови, заглушив каждый шаг. Тактильная память, сформировавшаяся за многие и многие часы полётов, подсказывала Марии, что по такой поверхности ручная тележка с напитками шла бы тяжело и неровно.
   Она подошла к стойке ресепшен, где уже оформлялись коллеги, - высокий, точёный силуэт в длинном синем пальто, которое идеально сидело на ней, подчеркивая строгость формы и скрытую элегантность. Мягкая шерсть, казалось, была бессильна против странного пронизывающего холода, шедшего словно не с улицы, где нудил холодный октябрьский дождь, а от самого камня этих стен.
   Лицо Маши, обычно оживляемое улыбкой для пассажиров, сейчас было обездвижено усталостью. Косметика давно поблёкла, подчеркнув фарфоровую бледность кожи и тени под глазами, глубокие, как провалы в черном небе за иллюминатором. Эта бледность делала её черты резкими, почти неестественными, будто отретушированными на старом фото: матовый лоб, острые скулы, алые губы, сжатые в тонкую ниточку сдерживаемого раздражения.
   И только волосы - густая, тяжёлая чёрная волна, убранная в безупречную служебную прическу - казалось, сохранили остаток молодой энергии, отливая на тусклом свете люстры синеватым стальным блеском. Мария поставила свой чемодан у ног, привычным, отточенным жестом поправила прядь, выбившуюся у виска, и упёрлась озябшими пальцами в холодную столешницу из полированного черного дерева. Её осанка, прямая спина и приподнятый подбородок выдавали профессионала, привыкшего к непредвиденным обстоятельствам, но здесь, в этой гнетущей тишине, это выглядело не уверенностью, а уязвимостью. Словно одинокий стебель тростника перед надвигающимся штормом.

***

   Заперев дверь пятнадцатого номера на ключ, Мария прислонилась к ней спиной и наконец-то выдохнула. Тишина, наконец-то. Не та мертвенная, втягивающая любые звуки тишина коридоров "Удельного", а своя, личная, пусть и ненадёжная.
   Она медленно расстегнула пуговицы пальто, сняла его и аккуратно повесила в узкий шкаф. Форменный пиджак с нашивками авиакомпании последовал за следом.
   "Ну вот, миссия выполнена, - проговорила Маша про себя, разминая затекшие плечи. - Доставили пассажиров, спасли борт от хаоса, ты лично успокоила истеричку на пятнадцатом ряду. Жанна д'Арк в полиэстере и на низком каблуке".
   Только сжигают тут не на костре, а в едком растворе из вежливых улыбок и бесконечных "добро пожаловать" и "счастливого пути". Мария поймала свое отражение в зеркале: бледное лицо, уставшие глаза, строгий силуэт белой блузки. Не святая воительница, конечно. Просто рабочая лошадка, выдержавшая ещё одну битву с гравитацией, турбулентностью и человеческими слабостями.
   Она провела рукой по рукаву формы. Эта ткань, висящая сейчас в заштатной гостинице, видела больше, чем иные люди за всю жизнь: слезы, улыбки, панику, счастье, рассветы над океаном и огни мегаполисов под крылом. Девушка захлопнула дверцу шкафа, будто отрезая себя от образа стюардессы. По крайней мере, на эти два дня она будет просто Машей.
   Душ шумел, наполняя ванную комнату горячим паром - озябшая Мария выкрутила вентиль почти до упора. Но даже этот жар не мог прогнать внутренний холод, тело оставалось одеревеневшим, а в висках, вопреки шуму воды, отчётливо стучала тревога.
   Она пыталась взять себя в руки, но ничего не выходило. Беспокойство, подступившее ещё на трапе, лишь нарастало, обрастая деталями: ледяной воздух холла "Удельного", странная администраторша - худая, безэмоциональная и практически прозрачная, словно призрак, - и наконец, тот самый взгляд. Взгляд парня в дорогом помятом костюме, сидевшего в кресле у стойки ресепшена. Не случайный, а пронзительный, понимающий. Но почему, откуда?! Маша видела его в первый раз. Всё это сливалось в единую давящую мелодию, в которой не было ни одной спокойной ноты.
   Мария старательно вытерла себя полотенцем, надела халат. Загудел фен, и однообразный гул на время заглушил тревожные мысли. Она уже почти успокоилась, предвкушая тёплую постель, как вдруг...
   Резкий толчок адреналина заставил её вздрогнуть. Нога, занесённая над порогом ванной, замерла. Боковым зрением Маша поймала мелькнувшую в зеркале тень. Чужую.
   "Так. Вырубай свет и марш в люльку. Так и кукухой поехать недолго", - скомандовала она себе, заглушая панику.
   Сон был на удивление хорош, глубокий и без сновидений.

***

   Взгляд Марии, обычно ясный и собранный, отрешённо скользнул по веренице, выстроившейся вдоль раковины в ванной: одноразовый гель для душа, одноразовая зубная паста, одноразовые мыло и лосьон...
   "Эдвард Нортон в юбке", - подумала она.
   Эти мысли всплывали все чаще, как навязчивый рингтон, который нельзя отключить.
   Одноразовые стаканчики. Бесконечная вереница белых, сминаемых в ладони стаканчиков. Наливать, убирать, выбрасывать. 
   Одноразовые салфетки.  Протереть, собрать, выбросить. 
   Одноразовые улыбки. Расплыться в приветливой гримасе, повернуться - и стереть с лица, как ластиком. 
   Одноразовые разговоры. "Добро пожаловать на борт", "Приятного полета", "До свидания". Слова-пустышки, сказанные в пустоте на высоте десять тысяч метров.
   Колготки. Натянула, отработала, подсчитала количество зацепок и дырок, выкинула.
   Её жизнь стала чередой одноразовых локаций. Гостиницы в чужих городах и странах были всего лишь кроватями для ночлега, интерьеры сливались в один калейдоскоп безликих люстр и одинаковых мини-баров. Аэропорты - стерильными транзитными зонами, где время текло иначе, выхолащивая суть жизни.
   И лица. О, Боже, эти лица. Сотни, тысячи лиц в месяц. Встревоженные, счастливые, уставшие, скучающие - а вместе никакие, размытые до неузнаваемости вечной спешкой. Они проплывали перед ней, как в кадре ускоренной съемки, не оставляя в памяти ничего, кроме общего впечатления - "пассажир 12А", "дама с ребенком", "мужчина, который просил виски".
   Она устала от этой вечной смены декораций. Ей хотелось чего-то постоянного. Не стакана, который можно помять и выбросить, а тяжелой керамической кружки, из которой пить годами, пока на дне не останется след от чая. Не улыбки для галочки, а настоящего смеха до колик в животе. Не транзитной зоны, а дома. С цветочником у подъезда, с трещинкой на потолке, которую знаешь, как свои пять пальцев. С тем самым надоевшим видом из окна, который почему-то не хочется менять. С вещами из хороших натуральных тканей, которые служат годами, в шкафу.
   И несколько лиц рядом - родных, близких, изученных до последней морщинки и ямочки.
   Найти, наконец, что-то, что не придётся выбросить после использования.
   И тогда она вспомнила, с чего всё началось.

***

   Провинциальный городок, небольшой, как аквариум, где все друг друга знают. И она в нём - крупная, неуклюжая рыба, которая постоянно обо что-то бьётся. О стены собственной комнаты, о стены типовых панельных или кирпичных домов, которые медленно, но верно сдвигались, грозя раздавить. Просто Мария, как в той идиотской мыльной опере.
   Маша окончила университет, друзья семьи устроили её на хорошую работу. Домашние ссоры, полные невысказанных претензий, временно притихли. У неё получалось, девушка была на хорошем счету, и уже планировала, как снимет квартиру и, наконец, съедет, благо, зарплатой не обижали.
   А потом был тот бурный, нелепый, невозможный служебный роман, в который Маша, дорвавшись, бросилась с головой. Парсифаль на Лексусе... Интересно, есть ли на свете хоть один человек, верящий в то, что она спала с ним не ради карьеры?
   Закончилось всё безобразным скандалом и увольнением. Стены квартиры сдвинулись ещё ближе.
   И тогда она сбежала.
    Сбежала ночью, набив чемодан так, что он еле закрывался, не оглядываясь на спящие окна своего дома. Поезд до Петербурга был не транспортом, а ковром-самолетом, уносившим ее из котлована серой обыденности.
   А, может быть, в Питер, и всё наладится... Мекка для неудачников.
   Потом была авиация. Не романтика неба, нет; Маша прекрасно понимала, на что шла: на лошадиную работу. Это был самый радикальный, самый отчаянный способ раздвигать стены. Каждый взлёт - это физическое ощущение того, как земля, со всеми ее проблемами, мелкими дрязгами и давящим чувством долга, оставалась внизу, уменьшаясь до размеров игрушки, а потом и вовсе пропадая в облаках.
   Стюардессой она стала потому, что это работа без прошлого. Ты - функция, ты - дежурная улыбка, кофе, инструкция по безопасности. Тебя не спрашивают, откуда ты и что оставила позади. Твой городок - это твоя униформа и чемоданчик. Ты можешь быть кем угодно... или никем. Главное - движение. Вечное движение между точками на карте, где нигде нет корней, а значит, нет и ловушек.
   Тогда побег казался ей триумфом. Мария думала, что сменила клетку на свободу, всем утёрла носы: родителям, бывшим коллегам, без устали перемывавшим ей косточки, подружкам. И лишь сейчас, спустя годы, до неё начало доходить, что она просто поменяла маленькую клетку на очень большую. Клетку без стен, но с огромным современным технологичным беличьим колесом, вращающимся где-то на высоте десяти тысяч метров.

***

   Тоска переплавилась в ярость. Схватив первый попавшийся флакон, Маша с силой швырнула его в стену. Следом пришёл стыд, обжигающий и знакомый. Стыд за эту беспомощность, за пять лет, выброшенных на бег по кругу. Хорошо, что флакончик выдержал и не запачкал кафель нелепым жирным голубоватым пятном содержимого. Горничная точно не виновата, в том, что пять лет назад Мария выбрала эту дорогу.

***

   Ресторан и удивил, и обрадовал. Удивил безлюдьем: постояльцев не было никого, а из персонала пару раз мелькнула та же самая полупрозрачная девица.
   "Стоп, она же точно стояла сейчас на ресепшен, - подумала Мария. - Я мимо шла. Аааа, близняшки... Семейный подряд".
   Многолюдства Маша совсем не жаждала; она приступила к трапезе, и тут "Удельный" порадовал её обильным шведским столом на завтрак и отменным качеством блюд. Это вам не самолётные харчи из касалеток.
   - Извините за беспокойство. Приятного аппетита.
   Мужской голос - ровный, бархатный, поставленный. Его было бы слышно, даже если бы он звучал шёпотом в переполненной комнате. Голос, привыкший доносить информацию без искажений.
   Спиной Мария ощутила чьё-то присутствие - навязчивое, как прикосновение. Мягкое, но не ласковое, а скорее профессиональное. Сфера услуг, ага. Но следом пришло ощущение, будто её не просто видят, а считывают: фиксируют особенности внешности, мимику, малейшие признаки усталости. Будто кто-то мысленно составляет на неё досье, и это у него получается само собой, по старой, неистребимой привычке.
   Повернувшись, она заметила, как мужчина лет пятидесяти в безупречном дорогом костюме-тройке - не мятом, как у парня вчера, а превосходно отутюженном - кладёт руки за спину, сплетая пальцы в чёткий, отработанный замок. Поза полного контроля. Поза человека, который десятилетиями наблюдал за другими из тени, а теперь вышел на свет, чтобы наблюдать уже в стенах собственного царства.
   -  Марк Савельевич Пустовалов. Владелец "Удельного". Вот, решил лично проверить, как идут дела. Даже самому хорошему персоналу - а меня только такие люди - доверять нельзя.
   - Очень приятно. Зовите меня Мария, этого достаточно.
   - О, конечно. Чудесное имя. Если я мешаю, так и скажите, не стесняйтесь. Я столько вложил в "Удельный", так трясусь за него, за уровень сервиса, что порой бываю навязчив...
   - Вовсе нет, - ответила Мария, и этого вежливого "нет" оказалось достаточно. Её ответ повис в воздухе, а следующий вопрос Пустовалова - о качестве кофе - прозвучал уже с той интонацией, что не предполагает отказа. Он не спросил, можно ли присесть. Он уже отодвигал стул.
   Возникло тошнотворное чувство, знакомое каждой женщине, оказавшейся один на один с опытным насильником, - когда вежливость становится ловушкой, а любое твоё слово, любое движение обращается против тебя. Возникло - и тут же пропало. Пустовалов ловко втянул её в длиннющий разговор об истории отеля, его слова текли плавным, усыпляющим потоком, и Маша ловила лишь обрывки фраз. Кофе в чашках пополнялся сам собой, и это почему-то совсем не смущало.
   - ...Гостиницу тут открыли ещё в 15 году, при нашем бедном Николае. Представьте себе, Мария, идёт война, Великое отступление, а у нас строится эдакое уютное гнёздышко....
   - ...Не закрывалась ни на день, даже во время Гражданской...
   - ...Была близка к банкротству...
   - ... Я нашёл инвесторов...
   - ...Долго работал в сфере безопасности.
   Ага! Взгляд Марии выхватил ещё одну деталь: значок-фрачник на лацкане пиджака собеседника. Звезда и...по идее, меч, раз в этой сфере, но на вид скорее как перевёрнутый факел.
   - ... Тишина, уют, комфорт. У нас даже бандиты в девяностые вели себя, как институтки.
   - Ой, - он с комичным ужасом поднёс ладонь к груди. - Я Вас совсем заговорил. А вы ведь, наверное, мечтали просто поесть в тишине? 
   Он, точно купец из пьесы Островского, достал из жилетного кармана часы на массивной золотой цепи, способной выдержать стаю учёных котов. Из-за этой золотой луковицы Пустовалов разом потерял в глазах Маши половину своего старательно наведённого лоска.
   - Оставляю Вас, Мария. Если какие-то вопросы, замечания, то-сё - сразу на ресепшен. Вас свяжут за мной в пять минут!

***

   - Тихо, тихо, тихо. Успокойтесь, они не опасны.
   Мужская рука не очень умело пригладила ей волосы. Мария, очнувшись, торопливо отстранилась.
   - Оставьте меня!
   Вчерашний владелец мятого костюма виновато улыбнулся.
   - Вы бежали и кричали, как будто за Вами гнался маньяк.
   Он подошёл к кулеру, набрал воды в стаканчик, протянул Маше. Та, кивнув, приняла ненавистный одноразовый пластик. Она опустилась на диванчик, парень присел рядом.
   - У меня вчера был очень тяжёлый рейс, видимо, ещё не отошла. Померещилось, а нервы ни к чёрту...
   Парень грустно улыбнулся. Глаза его оставались мрачны и серьёзны.
   - Да, я узнал Вас. Вы одна из тех вчерашних стюардесс.
   - Ну, типа того.
   Повисло неловкое молчание.
   - Лев.
   - Мария. Что, Ваша мечта сбылась?
   - В смысле?
   - Многие мужчины мечтают познакомиться со стюардессой. Романтичная профессия же. Романтичнее только солдат, наверное. Или шахтёр.
   - Ааа (Лев посерьёзнел). Не угадали. Моя мечта сбылась год назад.
   - Да Вы счастливчик, - не скрывая ехидства, бросила Маша.
   - Возможно.
   Пауза затянулась. Лев закашлялся, явно готовясь уйти, и тут Маша проговорила:
   - Что значит "они не опасны"? Что Вы имели в виду?
   - А почему Вы убегали и кричали?
   Мария помолчала с полминуты, сглотнула, нервно сжала колени.
   - Тени... Я шла из ресторана. Лев, они повсюду, в каждом угле, в каждом зеркале... И звуки: вздохи, плач, шёпоты... Один раз я убедила себя, что померещилось, второй тоже, но потом... И ещё: такое впечатление что мы здесь одни. Где остальные?! Где персонал? Где мои коллеги, Вика, Люба Валя?! Что за хрень тут происходит?! Вы ведь что-то знаете, да?!
   - Идёмте, - коротко бросил, поднимаясь, Лев.  Его пиджак, и без того помятый, зацепился за ручку дивана. Он дернулся, смущённо высвобождая ткань, и эта маленькая неуклюжесть вдруг показалась Маше до смешного человечной. Совсем не то, что слаженные, отработанные движения Пустовалова.
   - Это куда ещё?
   - В холл. Проще показать, чем объяснить. Пропустите меня вперёд, если не доверяете, а сами ступайте следом.
   "Интересно, где он попытается меня изнасиловать и задушить? - мелькнула в голове Маши шальная мысль. - Всё, вот так и сходят с ума..."
   Она, тем не менее, покорно поплелась за Львом. Тот не предлагал руку, не старался казаться галантным. Он просто шёл впереди, немного сутулясь, и время от времени оборачивался, чтобы проверить, идёт ли Мария за ним. В его взгляде читалась не угроза, а странная смесь решимости и растерянности, будто он и сам не до конца понимал, что делает, и в этой неуверенности была какая-то обаятельная искренность, полная противоположность отлаженной, как швейцарские часы, ядовитой вежливости Пустовалова.

***

   В холле было всё так же холодно (Мария, поёжившись, застегнула до упора молнию худи и накинула капюшон) и практически безлюдно. На диванчике сидела молодая женщина - прекрасно сложенная, в байкерских доспехах, с каре золотистых волос, перехваченных узким плетёным ремешком. Рядом на журнальном столике лежал мотоциклетный шлем.
   - Это Нелли, - шепнул, остановившись Лев, - моя невеста.
   - Красивая...- недоумённо отозвалась Мария.
   Нелли и вправду была очень хороша собою, и всё же что-то в ней тревожило Машу, не давало покоя.
   - Она идеальная. И у неё было...есть...было хобби. Мотоциклы.
   Лев смотрел куда-то в пространство и говорил монотонно, глухо, словно на допросе в кабинете следователя.
   - Она гоняла, как амазонка, шалела от скорости. Сколько раз я ей говорил... Рассказывал, что зимой врачи утешают пациентов, нуждающихся в трансплантации: весной выедут мотоциклисты, и органы появятся. Она лишь улыбалась в ответ, целовала меня и говорила: "Не понимаю, как я могла влюбиться в такого зануду".
   Лев спрятал лицо в ладони, помолчал, затем убрал их и твёрдо выговорил:
   - Можно, я не буду рассказывать, в каком виде её нашли в тот день?
   "Он сумасшедший, - с ужасом подумала Маша, - бредит. Это как на одном московском рейсе, когда мужик подошёл ко мне и попросил открыть люк, мол, ему надо выйти. Еле успокоили его с Танькой".
   И тут её осенило, что не так с Нелли: сквозь девушку были отчётливо видны подоконник, горшки с цветами и улица за окном.  Маша перевела взгляд на Льва, любовавшегося призраком, - он был плотным, реальным. Готовый вырваться крик застыл: на плечо Маше легла сильная мужская рука, а голос Пустовалова игриво проговорил:
   - О, молодые люди уже познакомились, чудесно. Жаль, что сердце Льва занято, вы прекрасно смотритесь вдвоём. Я ненадолго похищу у Вас даму, не возражаете?
   Рука Марка Савельевича обвила её талию, увлекая девушку за собой - пока что галантно, но прозрачно намекая на возможность насилия. Поднявшееся было в Маше чувство отвращения, ужаса и беспомощности почти сразу погасло. Пустовалов вдруг показался ей единственной точкой опоры в этом безумии - уверенным, сильным, надёжным, знающим. Она подчинилась и последовала за ним.
   - Мария, в искусстве работы над реальностью со мной может соперничать только один мастер, - заговорил Марк Савельевич, - и то, этот вопрос этот надо о-о-очень серьёзно провентилировать. Наш бар как раз открывается, и там я продемонстрирую Вам свои возможности.

***

   За стойкой стояла всё та же унылая бледная девица. Пустовалов усадил Машу за столик, заказал два коктейля. Внезапно вдалеке послышались два голоса.
   - Ага, вот и гости. Точность - вежливость королей.
   Марк Савельевич снова достал часы, и Маше на мгновение померещилось, как толстая золотая цепь холодными путами обвивает её запястье. В бар вошли двое, и у Марии перехватило дыхание.
   Алексей. Молодой талантливый пилот из той же авиакомпании, харизматичный, смелый, ему прочили блестящую карьеру. Тот, на кого она засматривалась, тайно подбирая слова для разговора, который так и не состоялся.  Через пару месяцев после их знакомства он погиб в авиакатастрофе, успев отвести самолёт от жилых кварталов.  И теперь стоял здесь, перед ней, с той самой обаятельной, чуть виноватой улыбкой, которая снилась Маше почти год.
   И Марина. Не просто коллега, яркая красавица. Её питерская сестра, спасательный круг в первые месяцы жизни в чужом городе. Это с ней они засиживались в кафе, строя планы покорить дальние направления. Это ей Маша могла позвонить в три ночи с рыданиями. И это её тело так и не нашли среди обломков того самолёта.
   На гостях не было ни строгой формы, ни торжественных нарядов - просто мягкий кэжуал, очень к ним шедший и добавлявший непринуждённости в обстановку.
   Позже Мария вспоминала, что не испытывала в тот момент ни малейшего страха и удивления. Лишь всепоглощающее, пьянящее облегчение: та катастрофа оказалась дурным сном, они живы, они здесь, всё как прежде. Сердце её рванулось к Лёше и Марине, как к единственному островку в этом кошмаре. 
   - Ну что, Маш? - заговорила Марина. - Сидишь тут с каким-то стариком, а мы с Лёхой скучаем. Он мне уже все уши прожужжал: познакомь да познакомь с подружкой.
   Знакомый низкий голос с хрипотцой.
   Алексей церемонно поцеловал ей руку, Маша потупила глаза. Пустовалов исчез, точно растворился в воздухе.

***

   Сон не шёл. Маша лежала на спине, отрешённо глядя в потолок, голоса призраков перекликались в её ушах.

***

   Голос Алексея, ласковый и убедительный:
   - ... Как жаль, что мы раньше так и не полетали вместе в одном экипаже. Мы бы составили отличную команду.
   Шёпот Марины, доверительный и весёлый:
   - ... Он всегда тебя выделял, знаешь ли? Только и слышно: Мария да Мария. Мы могли бы жить вот так вот, вчетвером - завтра я познакомлю тебя со своим парнем - всегда вместе. Никаких прощаний. Тут бы и поселились, Марк Савельевич - прекрасный и радушный хозяин.
   - Секретничаете? А я всё слышу, - игриво добавил Лёша. - Я только "за". Откроем свой бизнес, Марк Савельевич поможет.
   И тут в этот дружеский хор вплелся новый, бархатный и властный голос. Голос Пустовалова.
   - Знаете, Мария, как пахнут розы на цветнике у входа в "Удельный"? - спросил неведомо откуда взявшийся Пустовалов. - Вы заработаете много денег, тут рядом бутик, накупите себе хорошей одежды. Хлопок и лён, кашемир и меринос, только натуральные ткани... Купите сервиз, который будет служить десятилетиями. Никаких одноразовых стаканчиков, капризных пассажиров, глупых коллег, душного полиэстера, от которого чешется тело.
   Маша почти почувствовала нежность дорогой ткани на коже и тяжесть фарфора в руке. Искушение было тактильным, почти осязаемым.
   - Соглашайтесь, Мария, - тихо настаивал Пустовалов. - Впрочем, понимаю, Вы очень умная и рассудительная девушка, цените себя, Вам надо подумать. Ещё полтора дня впереди, время пока есть. Но завтра к вечеру я жду ответа, больше дать не могу.
   Марк Савельевич как бы невзначай коснулся её колена, задержав руку ровно до того момента, за которым следует возмущённый взгляд, а то и пощёчина.
   И чары рухнули.
   Сердце Маши сжалось в ледяной ком. Сквозь улыбку Алексея она увидела барную стойку. Сквозь радостный взгляд Марины - узор на стене.
   Они были такими же призраками, как байкерша Нелли. Иллюзией, созданной из самых светлых и самых болезненных обрывков её памяти. Мария перевела глаза на Пустовалова и осознала, насколько ужасен его взгляд: немигающий, тяжёлый, взгляд змеи и статуи одновременно. Взгляд хищника, для которого она - лишь очередная порция.

***

   Мария не помнила, как выбралась из бара. Девушка влетела в холл, надеясь увидеть хотя бы одного живого человека и думая о том, что если призрачная Нелли тоже там, то она просто рухнет без чувств. К счастью, Лев сидел там один с блаженной улыбкой посетителя викторианской опиумокурильни.
   Маша с трудом привела его в чувство, растолкав за плечо. Парень смотрел на неё пустым взглядом, который постепенно наполнялся болью.
   - ... В том периоде своей жизни я считал, что реальности надо смотреть в лицо, - неторопливо рассказывал он, - так что у меня не было никаких обычных утешений. Религия, оккультизм, водка, наркота, сериалы, блядство... Ничего такого. Ясное и твёрдое осознание: Нелли больше нет. Мог часами сидеть и смотреть на её фото. Потом брал электронную книгу и механически читал всё, что попало, от Донцовой до Ницше, не понимая ни слова. С работы я ушёл.
   Лев помялся, глядя в пол.
   - На самом деле они бы ждали меня столько, сколько нужно. Как ждали туберкулёзного Кафку в его конторе. Но мне было стыдно занимать чужое место, а деньги... У нас с Нелли были деньги. Мы копили на свадьбу и путешествие.
   Деньги почти закончились, я начал искать работу. На моё прежнее место уже взяли перспективную девушку, чью-то племянницу. И тогда позвонил Пустовалов, пригласил сюда на деловой обед. Трепался о блестящих рекомендациях и больших перспективах. В ресторан вошла Нелли... С тех пор я постоялец "Удельного".
   Он замолчал, и в его глазах стояла боль, смешанная со стыдом.
   - Лев, так жить нельзя, - вырвалось у Маши.
   - Почему? - бесцветно спросил парень.
   - Да потому что она ненастоящая! Это ложь, подделка. Даже не привидение, просто иллюзия, сварганенная из наших воспоминаний и грёз! Она же просвечивает, как марля! Ты правильно мыслил: реальности надо смотреть в лицо...
   - И что дала мне реальность? - голос Льва внезапно сорвался, в нём впервые зазвучала острая, живая боль. - Мир, где человек, бывший для меня всем, превратился в кусок мяса?! Нет уж, благодарю покорно.
   - Ну и сиди здесь всю жизнь! - крикнула, вскакивая, Маша. - Ты просто наркоман. Слабак! Не лев, а комнатная собачонка!
   Она бросилась к выходу из отеля, оставив Льва одного в холодном, безмолвном холле, потянула дверь... и очнулась в своём номере. Рука всё ещё была вытянута вперёд, сжимая пустоту. Побег был лишь очередной иллюзией, мастерски подсунутой ей отелем. Они с Львом были в западне. Вместе.
   А девчонки? Валя, Вика, Люба? Они что, тоже часть этого кошмара?
Мария схватила телефон, судорожно набрала номер диспетчерской авиакомпании. В ответ - лишь короткие, равнодушные гудки. Она набрала снова, потом ещё раз, тыча в экран дрожащим пальцем, - результат тот же. Ни один номер не шёл.
   Телефон выскользнул из ослабевших пальцев. Мария опустилась на кровать... и разревелась в голос. Рыдания душили её, вырывались наружу против воли, страх перемешивался с унизительным стыдом. Это было не просто поражение, очередное. Это был крах. Окончательный и бесповоротный.
   Вылезать из номера не хотелось. Не хотелось видеть ни торжествующего Пустовалова, ни - что, возможно, было хуже -  бессильную жалость в глазах Льва. Так она и просидела до глубокой ночи, вглядываясь в узор на обоях, пока тени в углах не сгустились в непроглядную черноту. Потом разделась и попыталась уснуть, но и этот короткий побег от реальности провалился.

***

   "А может, я зря дёргаюсь?! Может, вся моя жизнь была лишь путём в "Удельный"? Расслабься и получи удовольствие, Маруся..."
   Нет уж!
   Мария вспомнила мимолётное, но от этого не менее омерзительное ощущение, когда Пустовалов впервые сел к ней за стол, паучье прикосновение его пальцев к колену, оставившее липкий, отвратительный холод.
   "Меня можно убить, но не поиметь, Марк Савельевич".
   Девушка выдохнула, сжимая кулаки. Ярость была сладкой и чистой, единственное противоядие от ядовитого соблазна. Но в одиночку ей не справиться. Прозрения мимолётны, а следом хозяин "Удельного" ловко опутывает её своей сетью, снова и снова. Нужен союзник, и придётся лепить его из этого сломленного Льва. Мария резко поднялась с кровати. Первый шаг - найти его.
   Она стянула со стула легинсы, и тут же, не выдержав, рванула молнию на сумке. Пальцы нащупали упаковку влажных салфеток. Одну, другую - Маша с силой протёрла чёрную ткань, сдирая невидимую грязь, след его прикосновения. Пластиковая упаковка зашуршала, нарушая гнетущую тишину комнаты, и этот бытовой звук окончательно вернул её в реальность. Постирать бы, но некогда.
   Теперь можно думать и действовать.
   Льва не пришлось долго искать - он, точно послушный пай-мальчик, был там, где его оставила Маша. С лица парня исчезло выражение наркотического блаженства, оно было осмысленным и печальным.
   - Убедилась? - бросил он Маше. - Думаешь, я такая тряпка? Думаешь, не пытался?..
   Она проглотила колкость.
   - Прости. Я была не права. Но нам надо поговорить. У тебя или у меня, неважно...
   - Пошли ко мне.
   Дверь восемнадцатого номера, где жил Лев,  закрылась с тихим щелчком.
   Комната была такой же, как её, но с одним отличием - на прикроватной тумбочке лежала потрёпанная книга, а на столе валялась почти полная пачка сигарет.
   - Рассказывай, - потребовала Мария, прислонившись к стене. Её голос звучал жёстко, по-деловому. - Всё, что знаешь. Ты здесь дольше меня.
   Лев горько усмехнулся. Неловко, дважды уронив пачку, вытащил сигарету - и тут же отложил её.
   - Не так уж много я и знаю, Мария. Пустовалов умеет хранить секреты.
   Насколько я понимаю, "Удельный" имеет два уровня. На первом - это комфортабельная гостиница с историей, 1915 года постройки, памятник архитектуры, владелец которой, Эм Эс Пустовалов - успешный бизнесмен-отельер.
   Второй уровень - вот это всё (Лев обвёл рукой вокруг себя). Мы с тобой здесь. Твои коллеги, похоже, наслаждаются первым.
   - Интересно, почему.
   - Трудно сказать. Думаю, или они не интересны Пустовалову, или в душах этих трёх женщин нет трещин, через которые он может затащить их сюда.
   "Да уж, - подумала Маша, - они непробиваемые, вся троица".
   - И вот ещё что: сейчас на этом уровне нет никого кроме нас с тобой, Пустовалова и бледной моли с ресепшен, которая ему прислуживает. Но я не верю, что мы тут первые. Видимо, это лишь преддверие...и я даже не хочу думать, чего.
   - Значит, надо бежать, - твёрдо выговорила Мария.
   - Надо. Но как? Поверь, я даже из окна прыгал...
   - Дадим бой хозяину. Марку Савельевичу.
   Маша прошлась туда-обратно.
   - Сегодня Пустовалов облажался. Лев, он тоже мне кое-что предложил, когда увёл от тебя. У меня свои скелеты в шкафу и трещины в душе. И...словом, я почти ответила "да". Но в этот момент он... в общем, потрогал моё колено, как обычный бабник в кабаке. И всё, как рукой сняло. Я поняла, что лучше умру, чем останусь здесь. Он облажался, а значит, его можно победить.
   Она села рядом со Львом и доверительно заговорила:
   - Но одна я не справлюсь. И ты не справишься. Он умеет запудрить мозги. Знаешь, всякий раз, как Пустовалов подходил ко мне, первой реакцией были ужас и отвращение. Как будто я одна в лифте с маньяком, извращенцем, насильником (Машу передёрнуло)... Но он открывает рот - и через мгновение я слушаю его, развесив уши. Умеет, гадёныш. Он из тех, кто не бьёт, а тем, что смотрит и знает, что ты уже не убежишь.
   Она придвинулась к парню.
   - Будем держаться вместе, заякоримся друг о друга. Скажем Марку Савельевичу "нет". Примем и отпустим прошлое, откажемся от иллюзий - и покинем это проклятое место навсегда. Должно сработать, я уверена.
   - А я нет. Но я готов, попытка не пытка.
   Маша посуровела.
   - И вот ещё что. Договариваемся на переправе, Лёва. Я не буду тебе второй Нелли. Объединяем силы, вырываемся на свободу - и каждый идёт своей дорогой. Я в аэропорт, ты куда хочешь. Без обид. Ситуативные союзники.
   - Нелли одна. Второй нет и быть не может. Идёт.
   - Рада, что ты мыслишь в правильном направлении, Лёва. Дай пять!
   Хлопок ладоней. "Надо его приободрить, чтоб не раскис".
   Мария посмотрела на свои руки, сжатые в кулаки. На его взгляд, полный отчаянной надежды. В углу комнаты тень на стене шевельнулась, стала гуще. Воздух задрожал. Отель почуял их со Львом сговор, но они были готовы. Не как герои, а как два заключённых, нашедшие напильник.
   - Через час у ресепшен с вещами. Начинаю я. Поддерживай, не спи сам и не дай усыпить меня. Я обещаю не дать усыпить тебя.
   Её голос приобрёл привычный рабочий тон бортпроводницы, объявляющей о турбулентности.

***

   - Я обдумала предложение Марка Савельевича, посоветовалась вот с Лёвой и хочу дать ответ прямо сейчас.
   Мария широко улыбнулась. Бледная немочь кивнула, потыкала тощим пальчиком в кнопки телефона, что-то буркнула в трубку.
   Двери лифта мягко отворились. Пустовалов раскрыл объятия - но, увидев пальто Маши, плащ Льва, её чемодан, его сумку, замер на месте.
   - Марк Савельевич, я бы хотела поблагодарить Вас за гостеприимство, но мне...нам пора. Прощайте.
   - Присоединяюсь, - коротко буркнул Лев.
   - У вашей гостиницы странный выход, - продолжила Маша, - мне надо в аэропорт, а Льву домой. Потрудитесь, пожалуйста...
   Она заметила, что "Удельный" был уже не тем. Стены теряли чёткость, сквозь дорогие обои проступала влажная штукатурка, а с хрустальной люстры сыпалась пыль. Пустовалов, однако, не изменился. Лишь тонкая паутинка трещин легла на его безупречную маску спокойствия.
   Мужские пальцы коснулись её руки. Маша благодарно приняла руку Льва.
   - Какая трогательная солидарность потерянных душ, - его голос по-прежнему звучал бархатно, но в нём появилась стальная нить. - Но вы играете не в ту игру. Вы пытаетесь разбить зеркало, забыв, что осколки поранят в первую очередь вас.
   Пустовалов вдруг обворожительно улыбнулся.
   - Мария, я допустил бестактность. Загонять прекрасную даму в столь жёсткие временные рамки...теряю хватку, надо признать. Тысяча извинений! Думайте, сколько желаете, время не ограничено, затянуть можно не только праздничную полночь. И если Вам не нравится это предложение, у меня есть множество других вариантов.
   Он достал часы, словно готовясь сковать Машу и Льва одной цепью. Лев бережно, но твёрдо сжал пальцы девушки, бросив короткое:
   - Мы уходим.
   - Вы торгуете иллюзиями, потому что не понимаете будущего. Настоящее - это не отсутствие боли. Это право идти дальше вместе с ней, - добавила Маша.
   Пустовалов замер. Его идеальная маска на мгновение сползла, и они увидели даже не дьявола, а нечто древнее, пустое и бесконечно уставшее.
   - Что ж. Идите. Но помните: дверь отсюда выходит только в одну сторону. Реальность, которую вы так хотите, не будет вас ждать. Она жестока, скучна и неблагодарна. То, что было твоей Нелли - отбивная из человечины - гниёт в могиле (Маша сжала пальцы Льва, вкладывая в этот жест всё сострадание и нежность). Другой кусок человечины, горелый - это Алексей. Твоя Марина - просто кучка праха, которой играет ветер (Лев бережно провёл рукой по тыльной стороне ладони Маши). Сейчас вы видите надежду друг в друге, но найдёте лишь боль и разочарование. Его горе, его чувство вины, его призраки да тлеющие угли твоей, Мария, усталости. И когда вы в этом убедитесь, то будете мечтать вернуться в мой тихий ад.
   - Мы уходим, - гнул своё Лев. - Я отказываюсь от твоего дара. Нелли жива в моей памяти. Этого достаточно.
   - А я, - сталь зазвучала уже в голосе Марии, - отказываюсь от твоего будущего. Я выбираю идти вперёд сама. Со всеми своими ошибками и шрамами. Я буду помнить мёртвых, но любить живых. И если у меня будет всё то, что Вы мне расписывали мне в баре - семья, дом, деньги, шмотки - я добьюсь этого сама.
   После этих слов Пустовалов перестал быть нужен самому себе. Его фигура растворилась в сгущающихся сумерках холла, как последний след от кошмара.
   Они не побежали. Они вышли через парадные двери.

***

   Микроавтобус авиакомпании уже ждёт, мотор тихо постукивает. Голоса коллег не раздражают, радуют, вызывая чувство облегчения.
   - Машка! Явилась - не запылилась. Бегом!
   Вика, их старшая. Иерихонская труба.
   - Да погоди ты. Видишь: амур-тужур. У Маруси это быстро.
   Валька залихватски подмигивает.
   - Да иду я.
   Лев первый нарушит молчание. Он не смотрит на Машу, его взгляд устремлён куда-то вдаль, в будущее. "Спасибо", - говорит он тихо, и это слово звучит тяжело и полноценно, как слиток. Он благодарит не за спасение, а за то, что она заставила его увидеть правду.
   Маша лишь кивает, закутываясь в своё синее пальто. Между ними пропасть пережитого кошмара и в то же время странная, необъяснимая близость тех, кто прошёл через одно и то же и выдержал испытание. Она вдруг понимает, что не может просто пойти своей дорогой.
   - Береги себя, - говорит она, оттягивая расставание.
   В аэропорту Машу ждет спешащий, деловой мир: новые рейсы, расписания, суета. Лев достаёт телефон. Теперь он, не отрываясь, смотрит на девушку.
   - Я прекрасно помню наш уговор, но... Обещаю, я не буду просить тебя стать Нелли. Мне интересна Маша.
   Вопросительный взгляд. Мария, помолчав, улыбается и снова кивает.
  

Сентябрь 2025 г.

  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"