"Жизнь есть череда случайностей, упорядоченных Высшим промыслом", - сказал я однажды своим студентам в Схоле. Казалось, это было несколько десятилетий тому назад, настолько я отдалился от тех, в общем-то, недавних времён. Нынче же я мог на себе убедиться в правильности этого вывода.
Всё началось с того, что меня вызвали к местному инквизитору. Не стану петушиться, распускать перья и строить из себя храбреца - сердце моё ёкнуло. Кто знает, как выглядели со стороны мои алхимические, к примеру, штудии; да и большая часть моих заказчиков были подобниками. Впрочем, хорошенько поразмыслив, я не нашёл за собой ничего такого, что могло бы обрушить мне на голову кару Священного трибунала. Более того, я даже несколько приободрился - в конце концов, я сам давно уже искал дорогу к Псам Господним, дабы поведать им о разрастании и укреплении Тени, о подобничестве, о гемидаймонах, и это мог быть долгожданный шанс. Словом, уже на следующий день мы с инквизитором стояли друг перед другом, и каждый из нас внимательно изучал своего визави. Мне предстояло вскорости понять, что встреча сия, несомненно, была отмечена движением Божественной длани.
Это был брат-доминиканец, невысокий коренастый крепыш, чернявый, как большинство италийских варваров, с неожиданно добродушным и открытым лицом. Взгляд его не был ни колючим, ни тяжёлым, ни жёстким, но в то же время каждый, на кого смотрели эти похожие на маслины глаза, сразу понимал, что брат Варфоломей (так его звали) внимательно прощупывает его, стараясь добраться до самой души. Он производил впечатление простолюдина, выученного, что называется, на медные гроши, но очень много потрудившегося над собой и приобретшего немалый жизненный опыт, закалённого трудностями и испытаниями. Это, несомненно, был скорее воин, чем книжник.
Брат Варфоломей благословил меня, после чего на удивление изысканно принёс свои извинения за беспокойство.
- Я давно наблюдаю за тобой, Иоанн. Я возблагодарил небо, когда узнал, что ты, наконец, вступил в лоно нашей матери - Святой Римской Церкви. Это важный шаг на пути к спасению твоей бессмертной души, сын мой.
Я в ответ лишь смиренно склонил голову. Знал бы это латинский монашек, чего мне стоило подобное решение. Брат же Варфоломей вдруг хитро подмигнул мне и продолжил:
- Но, подобно тому, как в сей юдоли скорби высокое пока что перемешано с низким, и овцы пасутся вперемешку с козлищами, так и помыслы мои о твоём обращении, сын мой, увы, не чисты от своекорыстных устремлений. Я знаю, что ты разбираешься в старых греческих книгах.
- Вы преувеличиваете мои скромные способности, святой отец, - парировал я.
- Твоё христианское смирение похвально, сын мой, но вспомни всё же притчу о муже, зарывшем талант в землю. Так что присядь и выслушай меня.
Расположившись напротив меня, брат Варфоломей проговорил:
- Святой инквизиции хорошо известно о твоём усердии в овладении книжной премудростью. При этом тебе, Иоанн, удалось избежать ядовитых соблазнов ереси и язычества.
"Неужели он вызвал меня только чтобы расхваливать?" - промелькнула в моей голове удивлённая мысль.
- Святой отец, я не вполне Вас понимаю, - не выдержал я.
- Ооо, ситуация проста, как ум праведника! В наши руки, как ты понимаешь, часто попадают заблудшие: от мирных обывателей, в чьих мыслях просто образовалась некоторая путаница, и на которую мы, ради их же блага, должны мягко указать, до матёрых чернокнижников и еретиков, чьи души может спасти от вечной погибели только очищающее пламя костра. Так вот, в домах этих несчастных зачастую находятся всевозможные книги...
"Если это действительно то, о чём я думаю, мне действительно крупно повезло".
- Хитроумная машина Гуттенберга, несомненно, способствует распространению писаного слова. Оно сигануло через стены монастырей, словно юный послушник, спешащий к блудницам. И я горечью всё больше понимаю, что мне попросту не хватает знаний, чтобы разобраться во всех этих томах. Там, где я нёс своё служение раньше, такого ещё нет.
Приволакивают ко мне, скажем, какую-нибудь молодую вдовушку, обвинённую в чародействе. В доме её мы и вправду находим книгу с пентаклями. Согласись, одно дело, если это подлинный дьявольский гримуар, и совсем другое, если мы имеем дело с новоделом, который дуре всучили втридорога в базарный день какие-нибудь цыгане. А в домах иных язычников, до коих нам всё же удаётся дотянуться, мы находим целые библиотеки! Так можно упустить опасного колдуна, скрывающегося под обличьем вздорного любителя новомодной премудрости, или наоборот - предать в руки светской власти безобидного глупца, которого нужно лишь строго одёрнуть, отведя тем самым от края пропасти.
У меня уже голова от этого пухнет. Иногда с досадой я повторяю про себя слова архиепископа Нарбонны, сказанные им во время войн с патаренами, но потом спохватываюсь, вспоминая, что об одном раскаявшемся грешнике Господь радуется больше, чем о сотне праведников.
- Вы абсолютно правы, святой отец, - снова не удержался я. - Тем более что приверженцы отступника Плифона в погоне за золотом поставили подделку книг на широкую ногу...
- Понятия не имею, кто это такой, но, думаю, ты знаешь, что говоришь. Я запомнил это имя, и мы ещё вернёмся к твоим словам.
Так вот, я ощущаю себя словно странник, в одиночку пересекающий на утлой лодчонке бушующее море. Люди, которые могли бы помочь мне, сплошь язычники, веры им никакой. А потом я узнал о тебе, Иоанн. Твоё обращение сняло последнюю преграду. Не мог же я, инквизитор, сотрудничать со схизматиком...
- Вы предлагаете мне работать на Святую инквизицию, святой отец?.. - спросил я.
- Именно, сын мой. Согласись, это более душеполезное занятие, чем служить язычникам и дорвавшимся до власти временщикам, коих немало развелось в городах несчастной Италии, - брат Варфоломей вдруг уколол меня, словно опытный фехтовальщик шпагой.
Я встревожился, но внешне не подал виду. Неужели он заманивает меня в свои сети?
- ...Или Вы хотите обвинить меня в чём-то? - парировал я.
Инквизитор отрицательно помотал головой:
- Нет-нет-нет, сын мой. Мне и вправду нужен человек, разбирающийся во всех этих мудрёных книгах, что буквально затопили наш край, и в то же время надёжный и не запятнавший свою душу. Твоя персона кажется мне подходящей. Любящая мать наша - Святая Римская Церковь не оставит тебя своими молитвами, это primo, но есть и secundo: труд этот будет достойно оплачен.
"Стоит рискнуть. На ловца и зверь бежит", - подумал я и согласился.
- Вот и bene. Эх, знал бы ты, Иоанн, сколько в наше время развелось всевозможных алхимиков, астрологов, некромантов...Что вообще случилось с людьми? Неужто рога, копыта и хвост кажутся им столь привлекательными?
- Представляю. Но поверьте, святой отец, большинство из них имеют такое же отношение к так называемым тайным наукам, как рыба и раки, что живут в реках, к небесным созвездиям Рыб и Рака.
Брат Варфоломей нахмурился.
- Ты прав, Иоанн, но лишь отчасти. Зло ловко прячется за спинами таких глупцов. На дюжину дурных скандальных баб приходится одна настоящая ведьма, что может устроить массу неприятностей целой коммуне. Пока я перелопачу эту дюжину... Опять-таки несчастной жертве, которую зарезали или обесчестили на алтаре во славу нечистого - а случается и такое - всё равно, кто это сделал, настоящий чернокнижник или самозванец.
"А он очень неглуп", - подумал я.
- А теперь расскажи-ка мне, кто такой этот самый Плифон.
Брат Варфоломей выслушал меня внимательно, не задавая вопросов. Когда я закончил, он хмыкнул и проговорил:
- Scientia potentia est.Я думал, что неплохо разбираюсь в ересях. Засиделся я в Рутении, ох, засиделся. Ведь если оного Плифона почитало такое чудовище, как Малатеста, значит, это и вправду был зловреднейший ересиарх. Ну, ничего, сontra Gracchos Tiberim habemus. С Божьей помощью на всех найдём управу.
Мы ещё долго разговаривали. Я быстро убедился, что брат Варфоломей опытным путём, посредством обширной своей инквизиторской практики приобрёл немалые знания о природе и замыслах Тени. Я читал о зле в книгах, разговаривал со сведущими людьми, он же почти ежедневно вживую сталкивался с ним. Подобный союз теории и эмпирии мог дать немалые всходы.
Итак, я сделал ещё один шаг на пути к реализации своего замысла. Мне надлежало аккуратно, но быстро подготовить брата Варфоломея к посвящению в сделанные мною открытия.
Примерно через месяц я, сидя в келье инквизитора, с умыслом выудил из прошлого одну из его реплик - это моя давняя привычка, ещё с юности я неоднократно огорошивал своих собеседников неожиданным возобновлением разговоров порой годичной давности - и спросил:
- Вы, святой отец, как-то подивились многократно возросшему в наше время увлечению всевозможной чертовщиной. Каково Ваше мнение, в чём причина сего прискорбного явления?
Брат Варфоломей задумался на секунду, а потом заговорил, неторопливо и обстоятельно. Чувствовалась, что этот вопрос этот тоже давно его занимает.
"Тем лучше", - подумалось мне.
- Видишь ли, Иоанн, одной причины здесь быть не может. Начнём с начала: Священное писание гласит, что мир наш движется к своему концу, который ознаменуется кратковременным торжеством зла, битвой с ним и торжеством Господа нашего Иисуса Христа. Исходя из этого, легко прийти к выводу, что трудности и испытания будут только усиливаться, и каждый последующий век будет суровее предыдущего. Зло собирает силы.
- Об этом говорили и язычники, - вырвалось у меня. - Эллины писали о железном веке, индийские гимнософисты - об эпохе, ознаменованной торжеством многорукого идолища, именуемого Кали, что почитается ими как владычица смерти...
- Что ж, идолопоклонники много врали, но и им по бесконечной Своей доброте Господь мог дать крупицы Своей премудрости, - отозвался брат Варфоломей и продолжал:
- Это primo. Теперь secundo. Чёрная смерть, войны и мятежи, опустошившие некогда эти земли, унесла немало добродетельных мужей и жён, что имело двоякое последствие. С одной стороны, умирали те, кто мог уберечь стадо от волков в овечьих шкурах. Богословы, пастыри, монахи, книжники, наконец, просто праведники, обычные добрые христиане. С другой, смерть их произвела на выживших тяжёлое впечатление. Некоторые люди усомнились во всемогуществе Господа, а некоторые - в самом Его бытии...
Брат Варфоломей набожно перекрестился.
- ...Или в Его благости, - отозвался я.
- И в этом. Превосходная, кстати, почва для ядовитых семян патаренской ереси.
На Севере, в землях свеев дело доходило до возврата к идолопоклонству, к почитанию нечистого одноглазого Вотана. Землю, словно во времена безбожных Диоклетиана или Деция, обагрила кровь мучеников.
Кое-кто решил перебежать на сторону врага, думая, что после усердной службы злу черти встретят его в аду с распростёртыми объятиями, словно невеста долгожданного жениха. Третьи же впали в эпикурейство, и для них богами стали мошна, чрево и срамной уд.
Помолчав, брат Варфоломей продолжил:
- Наконец, tertio. Cпустимся на грешную землю. До Италии я нёс своё служение в Рутении, благо, князь Литвы окончательно повернулся лицом к Римской церкви. Много чего я там навидался и наслыхался, как-нибудь расскажу. Земли эти дики и воистину бескрайни - можно ехать несколько дней, и не видеть ничего, кроме степи или леса. Так вот, к чему я веду. В этих краях люди, если их что-то или кто-то крепко допекает, просто снимаются с места и уезжают. Кому совсем невтерпёж, подаются в земли московитов. Оттуда в Литву, кстати, тоже бегут. В низовьях Днепра, который твои предки именовали Борисфеном, шляются целые таборы таких беглецов, именующих себя казаками. Это те ещё разбойники и душегубы, турки и варварийцы в сравнении с ними - что юные послушницы.
А здесь не то. Далеко не убежишь. Здесь люди уходят вглубь. Понял, о чём я, сын мой?
- Не вполне, святой отец.
- Тайные общества, Иоанн. Все эти люди, что так усердно служат нечистому, всегда жили рядом с нами. Сейчас они просто решили, что их время пришло, и выползли из своих нор.
"Отлично. Нужно лишь слегка повернуть штурвал, и корабль нашего разговора ляжет нужным курсом".
- Святой отец, я разделяю Ваши мысли, - с жаром заговорил я. - И я должен кое в чём Вам признаться.
- Ты хочешь исповедоваться, сын мой? Это какое-то прегрешение, что гнетёт твою душу?
- Ещё не знаю, святой отец. Но, возможно, мне удалось нащупать корень зла. Или же я стал жертвой чьей-то воистину дьявольской шутки.
С этими словами я вытащил из-под одежды заранее прихваченный Комментарий на Книгу Еноха, коротко пересказал инквизитору её содержание и поведал ему про Пьетро, а заодно вкратце поделился своими соображениями о наступающей на страны Заката Тени.
- Ааа, припоминаю. Я был очень недоволен тем ускоренным правосудием, что продемонстрировал тогда герцог. Похоже, я был прав. Давай так, сын мой: оставь мне эту книгу, обещаю, что завтра мы поговорим о ней. А пока ступай с миром.
***
Наутро мы встретились снова. В ответ на мой немой вопрос брат Варфоломей проговорил:
- Сын мой, представь себе, что в деревне начался падёж скота. А ещё в деревне этой есть женщина, которую обвиняют в ведовстве. Значит ли это непременно, что скотина мрёт из-за неё? Конечно, нет. Может, причина этого - болотные миазмы, может, её травят завистливые жители соседней деревни, может, это вообще не ведьма, а травница, разбирающаяся в целебных растениях. Или просто смазливая молодуха, чья красота и счастье стали кому-то поперёк глотки. Значит ли это, что она точно невиновна? Тоже нет.
Также пока и с твоей книгой. Ты сам говорил мне о подделках. На основании одной-единственной книжицы я не могу ни начать расследование, ни, тем паче, тревожить Орден.
- А Пьетро? Его словцо, "гемидаймон"?
- Пьетро мог прочитать эту книгу до тебя. Пьетро мог быть её автором или одним из авторов. Наконец, могло быть банальное совпадение. Он мог, ничего не зная о Комментарии, придумать это словцо за пиршественным столом, и оно прельстило его своей красотой и изяществом.
"Неужели я снова не продвинусь дальше этих нескончаемых бесплодных рассуждений, и так иссушающих сердце и душу?"
- А сигиллы?
- Мало ли какой дряни не проступает на осквернённых телах чароплётов. "Чем чёрт не шутит", - говорят московиты. Пьетро мог написать книгу, а потом из причуды разукрасить себя придуманными им же узорами.
Завидев мою унылую физиономию, брат Варфоломей ободряюще улыбнулся.
- Ну-ну, сын мой! Вернёмся в нашу деревню. Означает ли всё, приведённое мною выше, что нужно пожать плечами и оставить селян наедине с их бедою. Конечно, нет! Надо искать, спрашивать, приглядывать за той бабёнкой, etc., etc. Что-нибудь да откроется - как минимум то, что дело выеденного яйца не стоит, и о нём можно больше не печься.
Брат Варфоломей хлопнул по лежавшему на столе Комментарию.
- У меня большие сомнения насчёт совместимости сего трактата с учением Церкви. Во всяком случае, простецам написанное здесь всяко принесёт больше вреда, чем пользы. Так что он попал в нужные руки, ибо Господь самое зло умеет обратить на службу добру. Кое-какие из изложенных в нём, да и из высказанных тобою идей, однако, близки и мне. Должен, должен быть какой-то коготь, которым диавол так упорно цепляется за наш мир. Хотя, может быть, эти самые ермониаты - просто обычные прожжённые интриганы из новомодных язычников, напускающие серного дыма, дабы укрыть тёмные свои делишки.
Мы пока не можем начать расследование или написать донесение в Орден, но ничто не мешает нам пока просто принять к сведению прочитанное нами в Комментарии. Быть может, это позволит собрать мозаику из того, что казалось нам разрозненными фактами. Я подниму кой-какие протоколы, пыточные речи, аккуратно наведу справки.
Господь и твой небесный патрон наверняка сохранят тебя от греха гордыни, так что открыто скажу тебе, сын мой: в этом деле во многом скорее ты сможешь помочь мне, чем я тебе. Я в Рутении сталкивался всё больше с рядовыми деревенскими колдунами и ведьмами. Ещё несколько случаев ликантропии и вампиризма и один каббалист. Это было уже в Галиции, в землях Польской короны. А тут дело путаное, мудрёное, не то комплот врагов веры и церкви, не то хитроумный обман.
Так что ты тоже не бездействуй, сын мой. Перечти свои книги, тоже поспрашивай тихонько, у кого считаешь нужным, у тебя же обширные знакомства среди язычников. Хотя с тебя, как с гуся; ничего не липнет.
Брат Варфоломей снова улыбнулся и вскоре мягко дал мне понять, что хотел бы остаться один. Я поднялся, но он вдруг жестом остановил меня и медленно проговорил строгим голосом:
- Я доверяю тебе, Иоанн, но упаси тебя Бог, от того, чтобы испытывать моё доверие. Знай, я быстро пойму, что к чему. Просто скажи мне, всё это точно не обман, к которому ты как-либо причастен?
- Конечно, нет. Поверьте, святой отец, я уже давно не нахожу себе места. Уверен, нужно что-то делать, но я не представляю с чего начать. Вы без преувеличения дали мне какую-то надежду.