Сергеев Данила : другие произведения.

Сидеть у реки и считать проплывающих самураев

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    мы меняемся - и меняется мир в нашей голове.
    финал, Весенняя Грелка, 2019

  
  
  
  Допустим, тебе десять лет, и у тебя гладиолусы.
  
  Новые туфли жмут, и конечно, розовые сапоги с единорожками в блестках были гораздо лучше, но мама сказала туфли, как у всех нормальных девочек - и в итоге почему-то вышли туфли.
  
  Сентябрь довольно странный, холодный и мокрый; а вчера еще, кажется, было лето? А сегодня вон, завуч задвигает про тягу к знаниям, и все нормальные девочки, дуры такие, толпятся вокруг и сопят, в своих новых туфлях и с гладиолусами. Ну, сентябрь как сентябрь - особенно учитывая лимонную конфету за щекой, конфета, знаете, очень способствует правильному взгляду на жизнь.
  
  Глаза, правда, сами закрываются - конечно, закрываются, сказала бы мама, ночью потому что надо было спать, а не смотреть без конца по кругу один и тот же мультик в голове; цветной такой мультик, про Светлого Самурая.
  
  
  
  
  
  1. САМУРАЙ С МЕЧОМ
  
  
  
  Он шел вверх по склону, по петляющей между скал каменистой тропе, поднимаясь все дальше в горы.
  
  Кровь из ужасных ран, перемотанных белоснежными шелковыми платочками, стекала по рукавам его прекрасного расшитого драконами кимоно, и зловеще хлюпала в сапогах, оставляя впечатляющие кровавые лужи на пыльном горном ландшафте.
  
  Однако молодой воин шел и шел вперед, упрямо стиснув обе челюсти, и только крупные капли пота дрожали на его мужественном бледном лице.
  
  Лишь иногда юноша останавливался на миг, чтобы перевести дух, и ронял скупую мужскую слезу, с умилением рассматривая растущие на лысых горных склонах эдельвейсы (если честно, путник не был до конца уверен, что это за цветы; но по крайней мере, это были точно не гладиолусы).
  
  Потом воин оборачивался и подолгу глядел назад, прищурив свои прекрасные серые глаза; и светлые как день волосы, завязанные красивым самурайским узлом на его свежевыбритой голове, вставали дыбом, когда он ощущал страшный ужас, следующий за ним по пятам.
  
  И тогда, внезапно задрожав - от холода, исходящего от высившихся повсюду снежных пиков, - юноша сурово стискивал зубы, и только прибавлял шагу, начиная карабкаться по тропе с удвоенной силой.
  
  
  
  Настоятель встретил его на дворе монастыря, одиноко приютившегося на вершине самой высокой и одинокой снежной горы. В монастыре не было ни души, только ледяной ветер с завыванием гонял по брусчатке обрывки древних и мудрых рукописей; но настоятелю, видимо, было не привыкать. Если его босые ноги и испытывали от контакта с морозной брусчаткой некоторый дискомфорт, на его угрюмом, убеленном сединами лице это никак не отражалось.
  
  - О благородный юноша, которого я помню еще ребенком, - мудро произнес настоятель, - зачем ты пришел в мой уединенный мирный монастырь, весь обвешанный смертельным оружием?
  
  - Прости меня, мудрый старец, - почтительно ответил юноша, поспешно складывая на брусчатку свои мечи, топоры, метательные копья, сюрикены и прочий нехитрый самурайский скарб. - Я ужасно изранен в бою с древним злом и разными встретившимися по дороге разбойниками; да и оружие мое от постоянного использования по большей части сломалось или затупилось... Прошу тебя, предоставь мне приют всего лишь на одну ночь, чтобы я мог склонить уставшую голову под защитой твоих неприступных стен!
  
  Оглядев свои неприступные стены с некоторым скепсисом, настоятель нахмурил седые брови.
  
  - Да будет тебе известно, о светлый воин, что я распустил своих боевых монахов, чтобы они могли найти пропитание в зеленых долинах внизу, ибо зима выдалась лютая и снежная, а у нас тут, на вершине одинокой горы, кроме эдельвейсов, и так мало чего растет...
  
  - Не беспокойся, о мудрый старик, - произнес юноша несколько кислым тоном. - Я и не рассчитывал на защиту твоих монахов - хотя, признаться, идея была неплохая. Но ужасное зло, идущее по моим пятам, будем надеяться, весьма прилично отстало, на этих-то козьих тропах. Я отдохну всего лишь одну ночь, чтобы смеждить усталые вежи (или как их там), а затем гордо уйти в ночь, хотя это будет, конечно же, утром, - чтобы древнее ужасное зло миновало твой монастырь стороной (однако дорога тут, если честно, одна, да и та, сказать по правде...)
  
  - Не говори больше, - перебил настоятель. - Ибо ты достиг конца своего пути. Да будет тебе известно, что древнее зло, идущее за тобой по пятам, настигающее тебя постоянно, но по неким непонятным причинам до сих пор не настигшее - охотится вовсе не за тобой!
  
  Юноша замер, потрясенный этой новой и необычной идеей.
  
  - Да! - с чрезвычайным пылом продолжал настоятель. - Древнее зло ищет меня, ведь именно во мне скрыт древний дух, который должен встретить и сокрушить древнее зло... ибо давным-давно, когда ужасное древнее зло было еще более ужасным и древним злом, а мой древний дух был еще довольно-таки молодым древним духом... в общем, это весьма пространная, хотя и исполненная истинной правды история, мой юный друг. Давай-ка я налью тебе чаю, и расскажу всю эту историю поподробнее; ибо тебе лучше присесть, пока ты не залил кровью всю мою красиво покрытую инеем брусчатку.
  
  - Следуй же за мной, молодой воин, - мудро произнес настоятель, поджимая озябшие пятки, - а оружие оставь живописно валяться здесь, раз уж оно все равно по большей части поломано; ибо в моем мирном монастыре тебе не понадобится смертельное оружие.
  
  
  
  
  
  2. САМУРАЙ БЕЗ МЕЧА
  
  
  
  Допустим, тебе восемнадцать, и у тебя депрессия.
  
  Почему вот некоторым - всё, а некоторым - дырка от гладиолуса?
  
  Почему для кого-то жизнь - карамелька с лимонным вкусом, а тебе - сплошные страдания? Почему, почему весь мир против тебя?
  
  Ты ведь хотела как лучше, ты точно знаешь, как лучше, а этот козел...
  
  И если бы еще он один! Они же все козлы! Хоть бы один оценил, хоть бы один разул глаза и увидел, что у тебя внутри! Какая ты тонкая, ранимая, замечательная... Почему, почему все так несправедливо и незаслуженно... Можно хоть один раз - по-хорошему?...
  
  Почему, ну почему мир такой?..
  
  Подушка стремительно намокает, отчего-то сразу же превращаясь в кровь на лице.
  
  
  
  * * *
  
  
  
  Кровь брызжет из рассеченной артерии, одним махом окропив половину лица, и он инстинктивно отшатывается, чуть не пропуская удар. Росчерк, плеск, и второй разбойник - боги, ну и рожа, немытая ущербная харя из страшного сна, - мешком обваливается на обочину, в жесткую траву Высоких Мест.
  
  - Бей! Навались! Все разом, пропадем же! Ни за грош пропадем, - визжит худой долговязый гад - этот у них за вожака - перекат, взмах, дракон-пьет-воду-из-лужи - вот вам еще одна лужа! - польем травку красненьким. На периферии зрения мелькает топор - тусклое косое лезвие зависает в воздухе, медленно-медленно падает вниз - и начинает кувыркаться, вслед за отрубленной коротким росчерком кистью. Что-то подсказывает развернуться, пируэт, дикая-лошадь-расчесывает-гриву - противник, поскользнувшись на мокрой траве, падает спиной на валун, но клинок уже не остановить. Страшная энергия, подобно распрямившейся пружине, ведет руку с лезвием вниз - влажный отвратительный звук - ох, духи предков, да что они тут, совсем без костей? - клинок безо всякой задержки пролетает поясницу врага насквозь и с жалобным взвизгом рушится на булыжник...
  
  БЛЯМС, - воин стоит, бессмысленно уставившись на обломок металла, косо торчащий из гарды, на месте, где секунду назад был сияющий светом меч. Слава и гордость воина, продолжение его рук, изрядная часть всего его существа...
  
  Кровь продолжает резво бежать в жилах; требуется несколько вдохов, чтобы осознать - бой окончен, бандиты бессмысленными кулями лежат на колючей серой траве.
  
  Боги, какие же они маленькие, сдутые и несчастные. Щербатые крестьянские лица, худосочные исковерканные тела. И вот ради этого он десять лет учился танцевать с отточенной сталью? Чтобы убивать обезумевших от голода крестьян?
  
  "Э, они первые начали. Они пытались тебя убить!"
  
  Угу.
  
  И сколько у них было шансов?
  
  "Что ж. Мир несправедлив".
  
  Это точно. Мир несправедлив; и поэтому ты именно здесь и сейчас, самурай без меча.
  
  
  
  * * *
  
  
  
  Деревня встретила его без энтузиазма.
  
  Худые изможденные женщины отворачивались, пряча глаза.
  
  Дети настороженно замолкали, маленькими нахохленными птичками замирали у обочины.
  
  Долговязая, с обвисшим лицом старуха лет тридцати пяти, подозрительно ощупав его глазами, вдруг зацепилась взглядом за грязную тряпку в горошек, которой пришлось обмотать раненую руку - обломок меча, отразившись от камня, сильно поцарапал кисть... Да, точно; эту тряпку он, морщась от боли, сорвал с трупа старшего из разбойников. При всей своей грязи, тряпка в горошек выглядела чище, чем все, во что он сам был одет, после двух месяцев скитания по горам...
  
  Зацепившись за тряпку, старуха перевела взгляд на топор, заткнутый слева за пояс - грубый крестьянский топор, да, нужно же было хоть чем-то заменить сломанный меч, - и, рухнув на колени, громко и бессловесно завыла.
  
  Три или четыре вдоха он стоял, чувствуя спиной взгляды. Женщины, дети. Ни одного мужчины. Промозглый горный ветер, перебирающий волосы (некогда светлые и тонкие как лен, теперь - висящие, как та грязная тряпка)...
  
  Бессловесный бессмысленный вой.
  
  Отчаянно хотелось ответить. Закричать, заплакать, размазывая кулаком слезы.
  
  "Не я такой, жизнь такая!"
  
  "Мир несправедлив!"
  
  "Да если б вы только знали, какое зло идёт за мной следом! От чего я пытаюсь вас уберечь! Да вы бы мне ноги целовали, неблагодарные!.."
  
  Еще мгновение или два ему так хотелось - прямо здесь, на месте, немедленно - совершить что-нибудь важное. Или хотя бы сказать...
  
  Потом он отвернулся и зашагал, гордо уставившись вдаль.
  
  Туда, где между снежных пиков просвечивала маленькая светлая полоска. Едва уловимый намек на монастырские стены.
  
  
  
  * * *
  
  
  
  - ВОН! ВСЕ ВОН! - не помня себя, орал настоятель.
  
  Монахи попятились. Остался только брат Ван - больше, правда, напоминавший сейчас груду коричневых тряпок у подножья стены.
  
  Такие вспышки ярости у настоятеля случались редко; но уж когда случались... с древними духами, знаете ли, шутки плохи.
  
  - О Наиболее Уважаемый, - выждав положенные девять вдохов, пропищал брат-на-хозяйстве: самый, наверное, пухлый из присутствующих. - Мы, недостойнейшие, покорно принимаем к сердцу ваши мудрые распоряжения... Но подскажите нам, о Самый Почтенный... откуда же нам взять съестные припасы? Дорога до Нижних Долин неблизкая, а зима выдалась ветреная и снегообильная...
  
  - Если меня не подводит память, - произнес настоятель, нахмурив брови, - на пути в Долины немало деревень.
  
  Кое-кто из монахов заметно скривился, припоминая отвратительный вкус деревенской брюквы. Впрочем, даже этой брюквой вечно голодающие крестьяне делились крайне неохотно...
  
  - И насколько мне известно, - припечатал настоятель, - крестьяне обязаны подавать еду лицам духовного звания.
  
  "Обязаны-то они обязаны", - громко подумал брат-на-хозяйстве, вслух, однако, ничего не сказав. - "А им самим-то что потом? Полгода поститься?"
  
  "Эдак и до голодной смерти недалеко", - вразнобой подумали остальные монахи. - "И до голодного бунта... Со смертоубийствами!"
  
  "Жизнь несправедлива", - молча пожал плечами настоятель.
  
  
  
  
  
  3. ЛИШЬ БЫ ЛОВИЛА МЫШЕЙ
  
  
  
  Допустим, тебе двадцать девять, и у тебя чо-то кризис.
  
  "А, кризис среднего возраста", - говорит мама. Как будто это не просто ярлык из журнала "Сто глупостей для домохозяек", а реально что-нибудь объясняет!
  
  "Кризис доверия к миру", - соглашается твой психолог.
  
  А с чего, вот скажите, с чего ты должна этому миру хоть в чем-нибудь доверять?!
  
  Мир для тебя хоть что-нибудь сделал? Помог тебе хоть раз?
  
  "Ну, как бы..." - смущается мир. - "Ну... наверное... да?.."
  
  "Вот если миру от меня что-нибудь надо", - заявляешь ты, уперев руки в боки, - "пусть придет и скажет мне это в лицо, планеты кусок!.."
  
  И он приходит, как не прийти. Преимущественно по ночам...
  
  
  
  * * *
  
  
  
  "В долгом размышлении я постиг, что путь самурая - это смерть", - пробурчал человек в черном, пристраиваясь поближе к костру. - Но вот как-то не думал, чтобы там имелась в виду смерть от задубения.
  
  Зима в горах выдалась малоснежная, но какая-то люто ветреная. Даже "главное оружие самурая" - старое теплое одеялко, не раз спасавшее его спину и поясницу в таких вот путешествиях, - на этом продуваемом всеми духами чердаке мира не шибко-то помогало.
  
  Засунув ноги в башмаках почти что в самый огонь (ровно так, чтобы еще не горела подметка), мастер смерти прикрыл глаза, выстроил спину, и начал вечернюю практику. Для подсчета вдохов требовалось что-нибудь мысленно говорить, и он привычно выбрал рубленые строчки "Искусства войны".
  
  ...Вдох...
  
  "Война - это основа жизни и смерти".
  
  ...Долгий размеренный выдох...
  
  "Война - это путь к выживанию или гибели".
  
  Выдох, и размеренный вдох...
  
  "Это то, что нужно тщательно взвесить, обдумать, и унести с собой".
  
  Выдох, и долгая задержка дыхания...
  
  "Тщательно обдумав все, ты поймешь: война - это путь обмана".
  
  Мысль начала уплывать, и в легкой вспышке света он оказался на залитом солнцем монастырском дворе. Монахи, щурившиеся на него против солнца, поверх блистающих лезвий своих алебард, были молоды и отменно мускулисты; но и он сам тогда был малость моложе...
  
  "Поэтому, если ты способен - показывай врагу свою неспособность".
  
  Юноша в черном пятится, почти упираясь спиной в камень стены. Панически мечется взглядом, пытаясь найти просвет в сплошной стене сверкающего металла.
  
  "Когда готовишься вступить в бой со всей своей силой - притворяйся бездеятельным".
  
  Монахи, с короткими криками бросающиеся на него по три и по четыре... Увы, мальчики, тут требуется подлинное мастерство - чтобы напасть на одного человека вчетвером, и при этом не помешать друг другу.
  
  Его ятаган свистит, мягкий, но невозможно быстрый.
  
  Да, это вам не крестьян объедать, праведные вы мои...
  
  "Когда твоя цель близко - показывай, будто она далеко. Когда же твоя цель далеко - показывай, что она близко".
  
  Кислый запах крови, хлопки лопающейся черепицы и гарь.
  
  Пламя радостно карабкается по бамбуковым крышам.
  
  Бегло просматривая манускрипты, парень в черном швыряет их в огонь, один за другим. Где-то у него в животе, урча, просыпается темный шар силы. Сила мурчит от удовлетворения, наблюдая, как расплывается и тает в огне древняя печать, опоясывающая стены монастыря. Адский портал, дверь во что-то иное, неизмеримо чужое и злобное, - тонет, плавится в веселом свете пожара; и, наконец, исчезает совсем. Сила может снова свободно поворачиваться и кататься в эфире, катиться прочь, за монастырскую ограду, в чистый зеленый мир, свободный от древнего зла.
  
  Так-то лучше, ребята. В конце концов, это мой мир. Не нужно оставлять здесь открытую дверь для всякой антикварной мерзости.
  
  Особенно такой, которой вы даже не понимаете.
  
  ...Вдох наполняет кричащие от недостатка воздуха легкие, и взгляд нехотя вылавливает костер, а за ним - холодные снежные пики...
  
  "Если твой враг не готов - приготовься. Если же враг твой силен - избегай его".
  
  Вспышка - и он снова стоит перед настоятелем. В его руках два сияющих тьмой ятагана, но для того, кто смотрит из черных глаз настоятеля - это как палочки для еды. И еда здесь - это он, Темный Самурай, Мастер Войны и Смерти, и прочая и прочая... "Первый раз такого стращного кущать буду", ага.
  
  Пока он там жег монастыри и закрывал снабженные хитрыми замками двери - кто-то просто взял и вошел там, где вообще не было стены. Да, ум настоятеля оказался достаточно силен, чтобы выстроить новые стены в своей голове. Чтобы запереть пришедшего демона внутри себя. Но настоятель не вечен, и силы его ограничены...
  
  Да, в этом моменте коммуникации было много чего еще... Горящие города, как угольки на зубах у дракона (ему нравится, чтобы хрустели)... Маленькое обещание раз в год убивать по монаху (ему нравится иногда высовывать краешек когтя)... Но увы, даже тренированный ум человека в черном не смог удержать всего, что ему говорили. Черный демон, смотревший из глаз Наиболее Почтенного, просто поиграл с ним.
  
  Его попробовали на зуб, и сочли недостаточно спелым.
  
  Сказали зайти немного попозже. Записали на ужин.
  
  "Если твой враг в гневе - беспокой его. Если же он спокоен - будь почтителен, чтобы он возомнил о себе".
  
  Следующее, что ухватил его ум - настоятель, стоящий на коленях и заходящийся кашлем.
  
  - Уходи, - выдавил Всемерно Уважаемый. - Думаю, я удержу дракона, пока ты не придешь опять...
  
  Но не дольше.
  
  ...Человек в черном шевелится, слегка меняя позу. Башмаки, которые уже начало лизать пламя, приходится отодвинуть. Сильно тебя порадует власть над всеми живущими и неживущими, если останешься один в горах без пары хороших башмаков?..
  
  Вот и я думаю, что не сильно.
  
  ...Вдох, размеренный выдох...
  
  "Если враг отдохнул - заставь его напрячь силы. Если он объединен - разъедини его"
  
  Годы и десятилетия.
  
  Другие монастыри, другие пожары.
  
  Другие трупы на брусчатке... Много других трупов.
  
  Глупый светловолосый мальчик, которому он позволил уйти, увидев в его ауре блики голодной силы Почтенного. Этот мальчик еще придет к Наиболее Уважаемому, и дракон подпустит его совсем близко.
  
  А он - когда он будет готов, то просто пойдет следом.
  
  Там, где прошел человек - пройдет и его смерть.
  
  "Нападай там, где он не приготовился. Иди вперед там, где он не ожидает", - говорит человек в черном, глядя в костер.
  
  Тени пляшут в огне, и он видит стол, и на столе - дымящийся на углях чайник. Старый настоятель смотрит на светловолосого воина взглядом, исполненным сочувствия.
  
  - Попал же ты в переплет, мальчик, - усмехается человек в черном. - Два волка в одном; и тот волк, что снаружи - смотрит на тебя, как на щенка; а тот, что внутри - смотрит на тебя, как на еду.
  
  - А ты-то думал, наверное, что волк здесь - это ты?..
  
  Черный человек вдыхает и выдыхает, переводя взгляд на снежные пики...
  
  "Таковы пути, которыми военные стратеги побеждают. Но о них нельзя говорить наперед" -
  
  завершив свою литанию, Мастер Смерти поплотнее заворачивается в клетчатое одеялко,
  
  и, глядя в темноту, ухмыляется:
  
  - Не-ет, мальчики. Волк здесь - ЭТО Я.
  
  
  
  
  
  4. МАТРЁШКА, ПОЛНАЯ САМУРАЕВ
  
  
  
  Допустим, тебе двадцать девять... ладно, кого мы обманываем.
  
  Тебе тридцать пять, и тебе... ну, в общем, тридцать пять.
  
  Ты чот подустала.
  
  Да, мир не твоя лимонная карамелька; но и ты - не конфетка у кого-нибудь там за щекой.
  
  Никто никому ничего не должен, окей?
  
  Ты большая девочка; умеешь осваивать большие бюджеты; умеешь делать всякие не очень приятные вещи, и при этом чувствовать себя хорошо.
  
  Ты же чувствуешь себя хорошо? Да? Да?..
  
  Ты всем довольна; ты принимаешь мир таким, как он есть; ты полностью довольна тем, что есть. Тебе ничего не жаль.
  
  Ну кому сказали, не жаль! Довольна. Полностью довольна.
  
  Ты отбила у мира маленькую уютную норку, там вот такенные стены, и чисто на всякий случай волкодав.
  
  Чтобы никто не трогал твоих личных садовых гномиков.
  
  С мечами и ятаганами...
  
  
  
  * * *
  
  
  
  - Знаешь, мой друг, - задумчиво говорит настоятель, - мне всегда нравилось строить. Эти стены, эти черепичные крыши... этот дворик с брусчаткой... Все это я строил сам, своими руками; три сотни вёсен назад. Да, у меня были чудесные учителя; прекрасные братья-помощники... Но я так гордился делом своих рук. Славный путь... от мальчишки, лепящего куличики из песка - до Мастера Бо, несравненно уважаемого Мастера-Строителя...
  
  И где теперь это все?
  
  Что-то унесли пески времени. Города, друзья, книги... за сотни лет все превращается в пыль.
  
  Но потом появился он; и знаешь, что-то изменилось.
  
  Он не такой; ему нравится разрушать. Он из того же теста, что я. Как и я, он действительно любит свою работу... Вот только его работа - снести все, что мне было дорого. Убить всех, кто мне был дорог.
  
  Он не останавливается, и не устает; иногда он отступает, но только чтобы вернуться и вновь нанести удар... А если уж Мастер Ши наносит удар... можешь быть спокоен, он убивает.
  
  (Лицо молодого воина рефлекторно дергается, открывая страшный ветвистый шрам на его шее).
  
  - Как ты думаешь... - произносит настоятель, заглядывая юноше в глаза, - почему он не убил тебя?
  
  Почему его ятаган, нанесший такую ужасную рану, остановился - ровно на волосок от твоей смерти; но остановился, все же не перервав этот волосок?
  
  Юноша молчит - и настоятель кивает, медленно помешивая чай.
  
  
  
  - Ты же знаешь, он Мастер Войны. Хозяин Смерти... Он все рассчитал; все разложил по стратегмам.
  
  Он знает меня: я помню тебя еще маленьким, несмышленым мальчишкой.
  
  Он знает тебя: со всем твоим юношеским пылом, тебе так хочется всех защищать и спасать...
  
  Он знает: когда придет время, ты окажешься рядом со мной.
  
  И что бы с тобой ни случилось, кто бы и какие бы стены ни создал, чтобы укрыть тебя - он все равно сможет прийти и забрать твою жизнь. Такова его Сила, такова его власть над жизнью и смертью.
  
  Он знает: время мое на исходе.
  
  Древний дух, заключенный в моей голове - бесконечно грызет создаваемые моим умом стены.
  
  Да, ум мой по-прежнему крепок и быстр, но тело давно потеряло силу... Настанет момент, когда ум окончательно отделится от тела, и утратит опору.
  
  В этот момент дракон вырвется - и обретет новое тело; и на этом закончится история, всего этого мира.
  
  Мне не жаль уходить, я давно уже принял свой путь и готов к нему... Но мир, в котором я жил, мне не безразличен. А значит, в миг, когда я уйду, никого не должно быть рядом.
  
  Стена, возведенная мной для демона, проходима в один конец; не найдя рядом подходящего тела, дракон ускользнет в свой мир, и больше не сможет вернуться. Разрушитель позаботился об этом...
  
  
  
  Когда-то, давным-давно, он обрел наше знание - и решил, что знание это слишком опасно. Что наши замки ненадежны, и умы наши слишком слабы, чтобы хранить ключи.
  
  Он считает: чтобы уничтожить дверь - нужно сжечь весь дом целиком; и для надежности - убить всех, кто в нем когда-либо жил...
  
  И знаешь, мне слишком больно осознавать, что Разрушитель походя уничтожит дело всей моей жизни; все мои стены, всех, кто был мне когда-либо дорог; всех, кого я воспитал...
  
  Увы, я так и не смог расстаться с этой любовью.
  
  Я не могу преодолеть свое чувство - чувство, что он один останется наследником и хозяином всего этого мира. Мира, в котором не останется ни единой искры, вложенной мной...
  
  Если б не это чувство, я ушел бы уже давно, и выпустил дракона в пустоту. Я давно отослал монахов в долину, в моем монастыре ни души...
  
  И все же я позволил тебе прийти.
  
  Потому что знаю, что следом за тобой - явится он; и настанет момент, ради которого я делаю то, что делаю...
  
  Один последний раз я позволю дракону выпустить его силу, и на этот раз - не для того, чтобы на время облегчить мою многолетнюю ношу.
  
  Сила Мастера Ши необычайно велика, он полновластный хозяин смерти... но сила дракона вообще бесконечна. Его дух не принадлежит этому миру, и сила его не ограничена в этом мире ничем...
  
  Какова бы ни была мощь Разрушителя, дракон уничтожит его.
  
  И в тот же момент я уничтожу стены, три сотни лет удерживающие мое тело от распада.
  
  У демона не останется опоры в этом мире, и мир останется жить.
  
  
  
  Ты, наверное, уже понял, мой друг, что тебя не должно быть рядом в момент моей смерти? Иначе дракон заберет твое тело, а ум твой, увы... это не ум Мастера-Строителя. Дракон заберет тебя полностью, и на очень недолгое время ты станешь Смертью этого мира... Пока мир не перестанет существовать.
  
  А ведь ты не Разрушитель по природе. Тебе всегда нравилось помогать и стоять плечом к плечу, меч рядом с мечом...
  
  Что ж, ты еще станешь мастером, мой друг.
  
  И вместо Вэя - тебя будут называть Мастером Вэ...
  
  Но чтобы стать мастером-хранителем - сначала, мой друг, нужно все потерять...
  
  (Молодой воин удивленно открывает рот, но не может произнести ни звука).
  
  
  
  - Ты уже знаешь, - мягко продолжает настоятель, - что тебя не должно быть здесь, когда я выпущу дракона.
  
  Но увы, ты должен быть здесь, ибо в этом и состоит расчет Мастера Ши.
  
  В этом его простая и безотказная стратегма: он придет ровно тогда, когда ты будешь рядом со мной, чтобы дракон, выпущенный на волю, с радостью овладел твоим молодым телом.
  
  Мастер Войны знает себя, и знает своего врага; он знает, что дракон неизмеримо сильнее его; но над твоей лично смертью Разрушитель уже имеет власть.
  
  И ровно в тот миг, когда дракон завладеет твоим телом, но только начнет укореняться в твоем уме - Мастер Ши сможет убить дракона, просто разрубив пополам твое тело.
  
  Тогда не останется в мире никого, кто сможет противостоять Разрушителю. Его власть над жизнью и смертью станет абсолютной.
  
  И он, конечно, закончит свою работу. Ни одного из моих творений, ни одного из моих соратников и учеников не останется в этом мире...
  
  Думаю, теперь ты хорошо понимаешь, почему мне пришлось поступить так, как я поступил...
  
  (В глазах юноши плавает ужас, но он не может пошевелиться. Не может даже расширить глаза, потому что мышцы больше его не слушаются).
  
  - От яда, который я добавил в твой чай, не существует противоядий, - говорит настоятель. - Он отключает меридианы, заставляющие двигаться твое тело. Он разрушает связи, привязывающие к телу твой ум.
  
  Сейчас ты еще видишь и слышишь меня, но через несколько вдохов - которых ты, к слову, не сможешь даже почувствовать - твое сознание отключится.
  
  Яд отпустит твой ум далеко... очень далеко за грань жизни и смерти.
  
  Ты исчезнешь из мира живых, но не появишься в мире мертвых. Ни дракон, ни Мастер Смерти - не смогут увидеть твой дух, и не смогут тебя найти.
  
  А потом, когда уже не станет ни меня, ни мастера Ши - потом ты вернешься.
  
  Когда ты придешь в себя, - через несколько дней, - поначалу ты даже не сможешь двигаться.
  
  Очень медленно и постепенно - палец за пальцем, сухожилие за сухожилием - ты восстановишь контроль над телом.
  
  Тебе придется заново учиться говорить, учиться ходить. Учиться держать палочки для еды, кисть для письма и меч...
  
  Но научившись всему заново - ты станешь кем-то большим, чем был.
  
  Станешь Мастером-Хранителем.
  
  Мастером Вэ.
  
  
  
  А теперь, мой друг, спи.
  
  
  
  * * *
  
  
  
  Деревня встретила его гробовым молчанием.
  
  Только какая-то изможденная старуха на лавке проводила глазами ятаганы, угрожающе покачивающиеся в атласно-черных ножнах. Парочка детей, без энтузиазма ковырявшихся в холодной грязи у обочины, не удостоила и этим.
  
  Потянув носом воздух, Мастер Войны ощутил сладковатый запах голода, сонного отупения и надвигающейся смерти. Что ж, это их карма?
  
  Раньше, когда он был жаден до Силы, человек в черном играючи вырезал бы всю деревню, просто чтобы собрать крупицы жизненной энергии - все равно помрут, не пропадать же добру? Но сейчас его мысли крутились в другую сторону...
  
  Итак, мастер Бо умрет, и в момент его смерти - дракон вырвется, и выберет самое сильное тело поблизости. Настоятель, разумеется, думает, что дракон выберет (и атакует) его, Мастера Смерти, полного невероятной мощи. Ну, конечно, ведь Разрушитель должен явиться на смертный бой - в силах тяжких, во всем своем блеске и славе...
  
  Но... "Знай себя, знай своего врага - тогда ты одержишь победу в тысяче битв..."
  
  Зачем нужны силы тяжкие, с этакими-то врагами?
  
  С настоятелем вовсе не нужно сражаться - стоит тому ослабить контроль, удерживающий тело снаружи, а демона внутри - и тело мастера Бо просто рассыплется в прах, которым ему подобало стать лет так двести назад.
  
  Что до мальчика - его Мастер Боя уже как-то раз отпустил не добив, его жизнь - полностью принадлежит черному ятагану, не перерезавшему тоненький волосок. Ятаган отберет эту жизнь одним росчерком, тут сила точно уже не потребуется.
  
  Ну а дракон... дракон с удовольствием выпьет любую силу; будь ее хоть ручеек, хоть водопад. Силой его не удивишь, и не одолеешь. А вот полным ее отсутствием...
  
  "Если враг твой силен - избегай его".
  
  Слить накопленную энергию, уйти в абсолютный ноль. В состоянии "живого трупа" доковылять до монастыря.
  
  "Иди вперед там, где враг не ожидает".
  
  Дракон, вырвавшись, обнаружит рядом молодое сильное тело (пусть и не особо преуспевшее в управлении Силой), а также полупрозрачный ходячий труп. Выберет, разумеется, нечто молодое и светловолосое - которое мы зарубим одним тычком, и всем горячий привет.
  
  А если уж сливать энергию, на что бы ее употребить?
  
  Человек в черном критически оглядел пейзаж.
  
  Горы, холмы, дорога (ну, ладно, скорее тропа).
  
  Деревня живых трупов... Очень маленькая деревня. Ежели посмотреть внутренним оком... Ну, в целом душ тридцать. Если взять и раздать всю силу им - ну, давайте честно, они просто лопнут.
  
  Что бы еще бы такого... сделать плохого?..
  
  Горы, холмы... где-то там, на краю зрения, шевелится всякая живность...
  
  Человек в черном ухмыляется, одним текучим движением выхватывает ятаганы и поднимает их к небу:
  
  - Эй, человечки! Устроим-ка праздник!
  
  
  
  Лютый, свинцово-коричневый ураган несется по склонам. Чудовищной ветряной воронкой, со свистом всасывающей ветки и мелкие камни, окружает деревню. Вниз, по склонам и придорожным холмам, с визгом и воплем скачет какая-то звериная мелочь.
  
  Зайцы, десяток серн, козы, косули, несколько дюжин горных козлов всевозможных форматов... совершенно ошалевший снежный барс мечется прыжками, пытаясь осмыслить, что вообще происходит, и уворачиваясь от пары не менее очумелых горных орлов, которых потоки ветра швыряют из стороны в сторону как неких ископаемых бабочек-переростков.
  
  В центре деревни, куда зверей неумолимо сгоняет черная полуживая воронка смерча, танцует человек в черном. Ятаганы шинкуют и, кажется, даже разделывают на лету набегающую живность.
  
  Дети и женщины, с лихорадочно блестящими глазами, наблюдают за этой сценой, сбившись в кучки по три-по четыре, впрочем, на довольно почтительном расстоянии.
  
  ГР-РАХМ! - чудовищная воронка смерча взрывается сетью змеящихся молний, и из фиолетово-черных, будто вспоротых громом, туч начинает хлестать дождь пополам с градом.
  
  - Эге-гей! - орет черный человек. - Праздник урожая! Такое жертвоприношение - и совершенно непонятно кому! Вроде бы богу смерти? Так за него тут вроде бы я... а мне оно даром не надо! А-ха-ха-ха!..
  
  Черный человек на секунду останавливается, хохоча, опускает ятаганы, упираясь руками в колени... И, переведя дух, замечает, что поток живности, вроде как, иссяк... Да и ураган, похоже, на глазах выдыхается...
  
  Мастер Смерти заходится кашлем, сплевывает, делает пару шагов в сторону, ощущая внезапную пустоту и дурноту.
  
  Плюхается наземь, привалившись спиной к стене ближайшей лачуги (чуть не падающей от этакой фамильярности).
  
  Скрюченными от внезапной судороги пальцами Разрушитель достает из заплечной сумы клетчатое одеялко, и с возгласом "Холодно, блин!" кутается в него.
  
  Из-за угла выглядывает какой-то малыш (тоже слегка ошалевший от этакого представления).
  
  - Всё, мальчик... цирк уехал... - заплетающимся языком выговаривает Мастер Ши. - Ты это... принеси-ка, что ли, водички?
  
  
  
  С легким хлопком, прямо в грязи перед Мастером Смерти материализуется светлая проекция настоятеля.
  
  - Э-э... Мастер Бо? - человек в черном церемонно склоняет голову.
  
  - Мастер Ши, - чопорно кивнув, настоятель вглядывается получше, и вдруг меняется в лице: - Что... Что ты наделал?!
  
  Человек в черном хмурится, прищурившись, смотрит в ответ, и тоже широко распахивает глаза:
  
  - Что ты сделал с мальчишкой?!
  
  - ЧТО ТЫ НАДЕЛАЛ, СТАРИК?..
  
  Фраза отзывается странным эхо, и через миг оба понимают, что сказали одни и те же слова хором.
  
  - Что ж, - помолчав, говорит мастер Бо. - В таком виде - дракону ты будешь неинтересен. А я, боюсь, немного староват, чтобы сражаться с тобой, железо против железа.
  
  - Боюсь, в этом мире все немного староваты, чтобы сражаться со мной, - ехидно говорит Ши. - Ну, или чересчур молоды... В общем, если б не один наш общий приятель, не совсем из этого мира...
  
  - Я не хочу оставлять мир тебе, - просто говорит Мастер Бо. - Знаешь, я уже как-то привык... двести лет я строю эти стены внутри ума. Дракон разрушает их со скоростью мысли... а я строю новые - что характерно, тоже со скоростью мысли.
  
  И я что-то подумал - знаешь, мне ведь без разницы - строить их только внутри? Или еще и снаружи?
  
  Вот что я сейчас сделаю: сяду тут, прям посреди двора, и начну строить.
  
  Тело Вэя лежит вон там, в восточных покоях... можешь пройти к нему, если захочешь. На пути к нему - никто не сможет тебя остановить...
  
  Но мне хватит и этого двора. Здесь я был, и здесь я останусь; а ты можешь ломать мои стены, сколько и как тебе нравится, целую вечность...
  
  НО ТЫ НЕ ПРОЙДЕШЬ!
  
  Я буду строить, и строить... ты же знаешь, мне всегда нравилось строить.
  
  Хорошее занятие для вечности!
  
  - Стой! - кричит человек в черном. - Э... Я же сейчас приду и убью мальчишку!
  
  - Я знаю тебя. Вряд ли ты сделаешь такую глупость. Его жизнь не нужна тебе, он тебе не соперник.
  
  - Да я просто из принципа его прирежу!
  
  - Это никак не поможет тебе добраться до моего дворика. Никак не поможет тебе добраться до дракона у меня внутри. А делать хоть что-нибудь просто так - ты не привык...
  
  Прости, я начинаю строить, - говорит мастер Бо. - И я уже не отвлекусь.
  
  Счастливо провести вечность!
  
  - Стой!.. Погоди, старик... - кричит человек в черном.
  
  Но это всё равно что разговаривать со стеной.
  
  
  
  
  
  5. ГЛАДИОЛУСЫ. ГЛАДИОЛУСЫ EVERYWHERE.
  
  
  
  Допустим, тебе сорок пять... нет, мы не будем про ягодку.
  
  Ты тот еще фрукт.
  
  Ты отчасти воин, вполне себе настоятель, но главным образом - Чорный Властелин, летящий на крыльях ночи, и совершающий все, за что взялся; и ад следует за ним, с барабанами, шеренгами по четыре.
  
  Но вчера опять было первое сентября, и, проходя мимо школы, ты видела девочек с гладиолусами. Девочек, которые могли бы быть твоими - в какой-то другой жизни, в какой-то другой галактике.
  
  Нет, ты не ревела. Это был дождь.
  
  В этой галактике - у тебя есть работа, и сад (никаких гладиолусов!) - и прекрасный кофе, и два кота, и три десятка рассказов, которые вряд ли кто-то когда-то прочтет. Да, автор ты никудышный, и в названии у тебя точка... Что ж.
  
  Нет, ты не плачешь.
  
  Точнее, это не ты.
  
  Ты - мастер-строитель, строящий в голове стены, и плачущий от осознания, что все эти стены рухнут.
  
  Ты - разрушитель, стоящий на склоне и скрежещущий зубами через сплошной "You shall not pass"; сходящий с ума от осознания, что всё совершённое зло - совершено совершенно напрасно.
  
  Ты - воин-хранитель, который проснулся в темноте, на полу, и не может пошевелить ни одним пальцем; и, глядя в потолок, плачет от злости и бессилия.
  
  Ты - сумма всех твоих персонажей.
  
  Ты - сумма всех твоих мыслей.
  
  Все эти стены - созданы только в твоей голове. Созданы только тобой.
  
  
  
  И да, тебе кажется, что стены необходимы, потому что за тобой все время кто-нибудь гонится.
  
  Но ты понимаешь, что больше ни от кого и никуда не будешь бежать.
  
  И какая, в сущности, разница, останутся ли стоять эти чертовы стены? На короткий миг, на жалкие десятки или сотни лет - песчинкой по сравнению с вечностью?
  
  Будут новые люди, и новые стены, и Мастер Вэ, заново научившись ходить, спустится однажды в Долину, и вернется, ведя за руку мальчика, которому нравится строить куличики из песка...
  
  И ты улыбаешься этой картинке,
  
  и, отпечатав ее на белом тонком листе,
  
  отпускаешь - вниз по течению.
  
  
  
  И, закрывая глаза,
  
  ты видишь, как Темный Самурай,
  
  с ятаганами наголо в костлявых руках,
  
  слегка сутулясь, выходит на твой монастырский двор.
  
  
  
  
    [Воробьева Ольга]
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"