ЛЕГЕНДА О БЕССЕРДЕЧНОМ КОМПОСТЕРЕ

  

  

   Давным-давно, когда горы были маленькими, а солнце - большим и оранжевым; когда вода падала с неба, и текла в огромных реках, а пустыня по весне зеленела высокой и буйной травой... так вот, в те самые времена Тарелкин был простым, никому не известным великаном. Имя его еще не украсилось многозвучной приставкой Тот Самый, потому что других Тарелкиных на свете и не было. Женщины не называли детей в его честь, а мужчины не курили с ним ни длинных зимних трубок, ни даже коротких летних.

   Но уже тогда все поглядывали на Тарелкина с опаской, ибо природа наделила его недюжинной силой, редкой даже среди великанов. Старики говорили, что в те (уж и вовсе незапамятные) времена, когда великаны ещё и не звались великанами, а запросто жили вместе с людьми - которые их нещадно эксплуатировали, - в Плоских горах жил один Великан, который спас свою стаю. Он догадался, что работать плохо, а курить - хорошо, и что людям пора бы накостылять за такое обращение. Тогда-то мамы и стали называть своих детей великанами, - говорили старики, покачивая головами; и, покачав немного, заключали, что своей силой Тарелкин походил, пожалуй, на того самого Великана.

  

   Такое сравнение, конечно, льстило Тарелкину. Видать, на роду ему было написано стать великим воином... но пришлось выбирать другую стезю. Дело в том, что с раннего детства Тарелкина тошнило от запаха мяса. Овечки казались Тарелкину такими милыми, добрыми, пушистыми, все-все понимающими созданиями, что на его глаза наворачивались слезы, когда он думал об их печальной судьбе - а тем более когда наблюдал таковую собственными глазами... Но собратья-великаны только ржали над его слезами. Довольно чавкая, они продолжали пожирать жареные бараньи ноги, и между собой обзывали Тарелкина "травоядным козлом" и "извращенцем".

   Конечно, высказать такое в лицо не осмелился бы никто - все видели, как под кулаком Тарелкина крошились скалы. Но неприязнь и непонимание соплеменников очень огорчали юного великана; и, чтобы не выглядеть совсем уж белой вороной, он всячески старался преуспеть в остальных великанских занятиях. Годы мучительных тренировок не пропадали даром: Тарелкин легко вырывал зубами трехлетние березки, разбивал головой самые большие и острые камни, а в курении Трубки Мира - она называлась так, потому что в нее, по легенде, можно было забить весь мир, и еще должно было остаться свободное место - в курении он достиг таких высот, что даже аксакалы порой крякали, глядя, как ловко Тарелкин пускает кольца обоими ушами: то вместе, то попеременно, то так, чтобы в небе выстраивались хитрые дымовые фигуры...

   И все равно - всякий раз, когда наступала осень и приходила пора идти на войну, старшие сородичи пренебрежительно бурчали: "А! Этот..." - многозначительно вертя пальцем у виска - и посылали "дефективного" пасти овец.

   Несостоявшийся герой скрипел зубами, глядя на кровожадных соплеменников, и терпел, роняя скупые великанские выражения. Овечки кушали травку, и были с Тарелкиным полностью согласны.

  

   Все кончилось в один прекрасный день, когда самый страшный и гнусный из великанов стал при всех бахвалиться: мол, "во как на хавчик пробило - ща буду овец живьем жрать!" - с этими словами подонок схватил бедную овечку за ногу, разинул свою поганую пасть - и Тарелкин, заливаясь слезами, прибил негодяя на месте.

   К вечеру собрался Совет. Суровые седые аксакалы курили Трубку Мира, и размышляли, мрачно глядя на Тарелкина, сжимавшего в объятьях спасенную им овечку. Приговор был единогласным: Тарелкина с позором изгнали из стаи. Так бы и пропасть ему на чужбине, забытому всеми... но верные овечки очень любили своего пастушка, и все как одна ушли за ним, в изгнание.

  

   Погоревал Тарелкин, поплакал - и, делать нечего, пошел в Карачуй; но по дороге на него напали разбойники. Если бы разбойники знали, на кого покусились, то, конечно, пятнадцать раз бы подумали; но они и один-то раз подумать не умели, придурки.

   До этого на Тарелкина никогда никто не нападал, поэтому случившееся стало для него полной неожиданностью. Первые полтора часа разбойничьего нападения он удивлённо смотрел по сторонам и хлопал глазами, пытаясь понять, чего от него хотят эти маленькие люди. С него уже стали снимать штаны, а он всё размышлял, к чему бы это. Так бы и путешествовать ему голышом, но тут верные овечки сообразили, что происходит, и не оставили своего хозяина в беде. Они дружно набросились на разбойников, да и подавили всех.

   Уцелеть смог только один - самый маленький - разбойничек, который стоял на шухере. Насилу выбравшись из той переделки живым, он сразу же отправился к главному атаману всех разбойников батьке Цурюку. Услыхав плохие вести, батька Цурюк для начала отрубил маленькому разбойничку голову. Потом перекусил задумчиво, чем бог послал... А потом крякнул, и стал собирать огромное разбойничье войско, дабы проучить зарвавшегося великана. Во все концы полетели гонцы с депешами батьки Цурюка, и очень скоро в логове прославленного атамана собралось войско, равных которому не было на всем белом свете. Обрадовался батька Цурюк, и сел пировать. А потом как надел черну бурку, как взял востру саблю, как сел на белого коня - да как двинул свои полчища на ничего не подозревавшего Тарелкина!

  

   Когда вокруг стало темно от грязных разбойничьих рож, Тарелкин не испугался, а только удивился немного. Он никогда не думал, что в одном месте может оказаться сразу столько людей. Опасаясь за здоровье овечек, Тарелкин спрятал их в придорожных кустах. Сделав это, юный великан проявил себя недюжинным стратегом, и навсегда вписал свое имя в историю военного искусства; хотя на самом деле ни о чём таком Тарелкин и не думал. Он просто стоял себе, смотрел на наглые разбойничьи рожи, и все никак не мог взять в толк - как это у таких маленьких людей могут быть такие наглые разбойничьи рожи. А между тем пятнадцать обладателей самых больших и самых наглых разбойничьих рож уже подошли к Тарелкину довольно близко, и обзывали его последними словами. Эти пятнадцать разбойников были самыми верными и многообещающими заместителями батьки атамана Цурюка, который из надёжного укрытия наблюдал за происходящим и строил козни.

  

   По молодости лет Тарелкин не понимал, что от него требуется; но ему льстило внимание такого количества людей, и он, лучезарно улыбаясь, издавал утробные звуки, которые должны были символизировать его радость и признательность. Разбойники же, не понимая своего счастья, продолжали грязно оскорблять добродушного Тарелкина - и вскоре поплатились за свою непонятливость.

   Надо ведь сказать, что не один батька Цурюк наблюдал за происходящим из укрытия. Верные овечки тоже всё видели и слышали. Им сразу очень не понравился тон, которым разбойники говорили с их хозяином; и чем дольше они слушали, тем больше он им не нравился. В конце концов овечки не выдержали - да как выскочили! да как выпрыгнули! и ударили разбойникам в тыл.

   Правда, на этот раз маленькие овечки не рассчитали свои силы. Разбойников было слишком много. Так много, что даже повредив тыл сотням, и втоптав в землю тысячи врагов, овечки не заметили, чтобы тех хоть немного поубавилось. И разбойники, собравшись с силами, начали теснить маленьких овечек. Увидев, как его питомцы получают побои и увечья, Тарелкин опешил. Сначала он открыл рот, желая что-то сказать... но как-то ничего не приходило в голову.

   И тогда Тарелкин обиделся.

   По-настоящему.

   Первый раз в жизни.

   Он закрыл рот, насупился, и начал наступать.

  

   Семь лет, да семь месяцев, да ещё семь дней продолжалась та легендарная битва. Конечно, не так чтобы подряд, а с некоторыми перерывами - потому что разбойники довольно быстро разбежались в разные стороны; но мрачный Тарелкин неутомимо гонялся по степям и пещерам Карачуя за разрозненными остатками бандитов, пока не истребил их всех.

   Только один разбойник сумел уцелеть: Батька Цурюк много лет просидел в надёжном укрытии, и Тарелкин не мог его найти. Но потом, в силу известных обстоятельств, во всем Карачуе не осталось ни одного разбойника, и главному командиру стало некем командовать. Вконец расстроенный батька убежал за границу, в душе лелея надежду когда-нибудь отомстить наглому великану. С тех пор о нём никто никогда не слышал.

  

   Благодарные карачуйцы хотели было сделать Тарелкина своим царем. Но благородный великан отказался, попросив только, чтобы карачуйцы никогда не ели овечек. Те с радостью согласились, и на прощанье подарили Тарелкину всю траву из карачуйских степей, для его вегетарианских надобностей. Но столько травы даже Тарелкин унести не смог бы; а потому он стал раз в год, ранней осенью, на целых три дня навещать Карачуй - для того, чтобы накосить побольше подаренной ему травы и вновь отправиться в путешествие.

   А собратья-великаны, прослышав о подвигах Тарелкина, простили его и стали звать назад, к себе в стаю, но гордый Тарелкин отказался. Вот тогда-то мамы и начали называть всех своих детей Тарелкиными, а у геройского имени появилась почетная приставка Тот Самый.

   Так и ходит-бродит по свету Тот Самый Тарелкин вместе со своими овечками, и каждый разбойник знает, что не стоит попадаться ему на глаза -Тарелкин этого очень не любит...

  

* * *

   - Ух ты! - шёпотом проговорила восхищенная Марта, когда поняла, что продолжения не будет.

   - Да-а-а...- Буратино тоже пытался переварить услышанное. - А почему же у этой легенды такое странное название - "О бессердечном компостере"?

   - Название? - задумчиво протянул Толстяк и отхлебнул из бездонной фляги. - Да кто его знает. Легенда...