Основано на самых, что ни наесть действительных событиях!
Сквозь заснеженное, чуть покрытое наледью у нижней кромки окно, виделся далёкий уличный фонарь и на его фоне снежные вихри февральской с трескучим морозом метели. Печь была ещё тёплой, но за ночь в избе выстыло, и первым делом быстренько ополоснув лицо, хозяйка затопила печь. Сухие берёзовые поленья, прогретые за ночь в печи, пыхнули разом, обещая быстрый жар, идущий от прогретой плиты и тем скорую готовку.
Легонько, стараясь не шуметь, ногой прикрыла дверь, правя в хлев, крепко держа в обеих руках по ведру. Корова, кроткая характером отдавая молоко, никогда не выказывала норов. Всё складывалось буднично, но нечто тревожное, совершенно беспричинное и не стоившее поначалу своим нечаянным зарождением отметиться в сознании, потеснив привычный ритм текущих дел, исподволь, пока ненавязчиво, пыталось завладеть её вниманием. Она мимолётно, не имея причин для беспокойства, не единожды быстренько перебирала события минувшего дня, но намерений менять сложившийся с утра настрой не находила. Лишь, когда закончив дойку, вставая из - под кормилицы, и выбирая, куда поставить ногу, чтоб не скользнуть и надёжно удержать, не расплескав тёплое парное содержимое ведра, взгляд упал на блеснувшую зайчиком калошу, а под ней видавший виды валенок.
И обрушилось, как кузнечный молот озарение!
Она же валенки мужевы - новые! Лучшим мастером, Смирновым Алексеем со Стегаихи, намедни катанные, в печь на дрова положила для просушки.
- Господи! - вырвалось непроизвольно. Ноги сами опустили обратно на скамью. Глухо брякнуло подойником о пол, расплёскиваясь потерявшим разом важность содержимым.
- Что делать - то?! Экиё у суженого кулачишши. Маханёт со нравом-то своим косточки мои деткам будет не собрать.
Вспомнилось, как важно вышагивал по залу. Калоши то снимал, то одевал. Загибал голенища и так и эдак. Вертелся у зеркала, что девка на выданьё. Поглаживал, разглядывал - токо, что не расцеловывал. Самой - то дуре нравилось, думалось хоть тут - то угодилось. В клубе с девок не бывала, а с обновой за неделю два раза в кино огрели. Эк от гордости - то перед народом от обновы пёрло.
- Батюшки светы! Помоги, Господи! Уж не простит.
Годом... ножом охотничьим лучину на растопку колола, молотком маханула, отколола носок так у свекрови по две ноченьки ночёвывала. Думала, прибьёт. Мать усовестила, так токо с тово боле о горе своём и не поминал.
Посидела ещё чуточку с духом собираясь, побежала к утренней не терпящей отлагательств суете.
Накормила, отправила на работу. Свят! Свят! Пронесло! Следом детишки пошли. Кого в ясли, садик, старших в школу.
Оставшись одна, присев на кухне на скамью долго металась мыслями не в силах сосредоточиться и найти выход, принять хоть какое-то спасительное решение. Чуть успокоилась, и пришло осознание - самой проблему не решить. Нужен чей - то совет, стороннее участие. Свекровушка помочь ноне не в силах - стара и умом уж не сильна.
Соседка Люська лишь хохотнула,
- А повно тужить - то, Марья! Чё бы отвалилось, али протухло. Туточки бедааа! От такого мужика по мне так ни какой радости. Накатают валенки ещё не одне. Экая напасть. Поди во хлеву - то, как поставил не захаживал. Овец не считывал, а обнову наперёд бабы подавай. Надо с девок вожжи было не отпускать. Токо внатяжечку, чтоб прямо шёл. У меня - то, как за уздечку прихвачу, так копытом - то не бьёт, а мяконько постукивает.
Знала ведь, что эта дура, вечно взбаломошеная ни когда путнего ни чего не присоветует. Чего и попёрлась. Только ославит теперь на всю деревню.
Куда и податься пред кем с надеждой в помощи голову склонить. Медленно не шла, тащилась в горе по занесённой февралём слабо натоптанной по утру тропе.
- Марья, корова пала?
Суженная председателева на крыльце махала голиком, сметая снег. Выпрямилась, пристально вглядываясь, ждала ответ. Люськи поумнее, конечно, будет, но муженёк на правлении языком покатит, не остановить. Тогда уж только в петлю, засмеют. Не помнилось, что и ответила, но отстала, занялась делом.
Ноги сами вынесли на хуторок. Занесённая чуть не до крыши открытая ветрам нескончаемых полей избёнка. И сваха и повитуха и погадать и травами поможет, подлечит и скотину заблудшую найдёт местечко подскажет. Все достоинства бабки Катерины, в миру - Кудели, сразу и не перечислить.
- Заходи, заходи, Марьюшка. Давно жду. Не горюй девонька, не таки дела закручивало. Дай, Бог и твои обнесёт.
Ну вот! Знает старая обо мне всё. Выручит, однако, дуру. Не в первый раз. Уж, коль поможет, что попросит, ни в чём не откажу. Умаслю бабку.
Хозяйка засуетилась. Усадила в красный угол под иконку. Быстренько вздула самовар. Гости к ней одинокой были редки и скоры, а с Марьей, судя по виду, разговоры долгие пойдут.
Выслушала горе её, не перебивая внимательно. Отвлекла на другие темы, поднесла чашечку чайку.
Видно приколдовывает. Дело - то не просто, времячко надо, размышляла гостья, впервые с этого злосчастного утра расслабляясь и оставляя в прошлом, до сей поры неслабнущую гнетущую тревогу.
Куделя того и добивалась. Теперь можно посудачить на темы разные бабьи интересные. Одна толинько насиделась в окошко днями глядючи, а тут экая оказия. Праздник, да и только.
Кукушка со стены из ходиков токо часики чередой метила. Не уследили две сударушки, как к обеду подкатило. Марья спохватилась. Муженёк на подходе, бегом бежать токо токо успеть на стол наметать. Бабка остановила,
- Не суетись, Марьюшка, нонче горюшко твоё поздно вечером в дом заявитсо. В обет так не бывать.
Как не поверишь - то старушке. Было и с чего. Случай вспомнился. Председатель на партсобрание в посёлок опаздывал. Дорога - верст шесть. Спешил. Кобылу с одного настёгивал. Куделя с просьбой (мимо избушки тропу вело) поперёк и встала. Лошадку с пахарем, мол, пришли пораньше, с другими наперёд. Старая стала, успеть бы ко время картошку посадить. Пообещаешь так и пропущу.
Он её с этакой досады и послал. Далеко говорят, но коротко. На собрание к обеду следующего дня только и попал. Где носило, ни чего не помнил. Ох уж обуяло тут его. Обратным следом специально к бабке привернул. Этим разом длинше выговаривал. Всех родственников маханул до три-девятого колена.
С того пока огород Куделе не вспахал, по три дня коров во двор загнать не могли, как всем колхозом не бились. Не идут в ворота и всё тут. Мычали горемычные, коло двора округом разбредясь. Не поены, не доены. В сводках в управу нули пошли. Эк недалече и голову снесут. Куда неучу с отставкой? Вилами навоз метать! Это с работяги начальник получается, а уж обратным следом работник ни какой.
С той поры Куделя у председателя во всём на переду. Разом общению со стариками пустоголового выучила.
- Дело - то у тебя сударушка душевное, - удовлетворённая длительным общением с гостьей, вернулась к ныне насущной для Марьи теме, - тута нам с тобой девка придётся молодость вспомнить да кой чем тряхнуть и извернуться.
Старушка замолчала о чём - то напряжённо думая и привычно перебирая беззубым ртом.
- В любовных утехах, милушка моя, я не сильна. По ныне в девоньках хожу. Был однажды грех, не скрою. Год у меня на постое девонька была. Библиотекарша. Это ныне молодёжь не грамотна, беспутная пошла, а в наше время все к знаниям тянулись. Должность по тем временам почётна. С директором школы на ровнях стояла. Таки вот были дела.
Принесла две книги. И ты, мол, хозяюшка прочти, коль пожелаёшь. То ли грек, али супостатный немец написал. Стёндаль, можот Пёндаль, а второй умора не напутать бы - Гого али Гюгю.
Не книги, а срамота одна. Тут - то бес меня попутал, оторваться не могла и ночками читала. По три раза бесовщину от каждой приняла. Девонька от грехопадения спасла, соблазн ко время из избы снесла.
Ой, много ли, Марьюшка, праведнице для разврату надо!
Помолчала старая, настраиваясь на рабочий лад.
- Тепериче колись - ко девонька, чего охальник твой ночесь - от вытвореёт. Нам с тобой в этом деле не промахнуться бы, самоё греховное споймать. Тут - то я ему приворот - от и подмахну. Как за невестой с недильку витцо будёт, а уж за это времячко обнову - то евоную анафемой припечатаём. Намертво прибьём! Вспомнит буде когда. Скажошь сам, мол, на чердак отнёс мышам на растерзаньё, а старший сын, любимец твой, не спросясь раскатал срамоту - то эту зверьём расхристанную на пыжи. Не от тово ли метко, мол, по лосям ноне втихаря стрелеёшь.
Куделя именем своим ворожейским дорожила, от того к делу подошла с особым тщанием углубляясь дотошно в самую обойдённую и неизведанную ей самою суть.
Марья то потела, то краснела, отвечая на Куделино срамное любопытство, а та словно торговка ответы принимала, по полочкам раскладывала.
Надолго замолчала. Содержимое вновь обретённое перебирала. Помощи Марьюшке искала. По заведённому порядочку в таких делах не раз туда - сюда переметнулась, но прорехи али дырочки для задуманной зацепочки пока не находила.
Пристально с подозрением на гостью поглядела и сердито ей вывела претензию,
- Не обо всём ты девка поведала и повинилась. Как на духу о потаённости сокрытой оконцовочки от меня выкладывай иначе битой тебе быть, за волосы тасканной.
Куда деваться - то?! И про это рассказала.
Вскочила ворожея, по избе мышкой заметалась.
- Ишь, от чего эти кобелино до баб - то так охочи. Душонкой - ёт трепещут, будто к дьяволу бесстыдница пошла. А защиты, ни от кого и ни какой! Тут - то наш с тобой девонька черёд и подошёл.
Отдохнём после дел таких, чайку попьём и свою греховную утеху срамнику предложим. Петушком - от не вспоёт муженёк твой. Буде токо крякнёт уточкой.
Отошла погодя за печку. Что - то перекладывала, пересыпала да нашептывала. Видно заговор с приворотом накручивала.
Наконец вернулась к самовару, присела содеянным довольная. Протянула тряпочку, махонькую, неприглядную, всю засаленную,-
Зашьёшь в подушку, что в изголовье. Гледи, Марьюшка, ни чево не перепутай да не потерей. Песочок этот, - подала мешочек, - насыпь в стары катаньки его.
С тово ни о чём не тужи. Ко время - то поласковей будь, поглаживай да постанывай. Минует тя горька долюшка, мимо пройдёт не зацепиться.
- Так иной раз подушку-то он под меня подкинёт.
- Так и не беда! К месту - то всё поближо.
С тем и проводила. Ни чего не попросила за услугу. Видно получила в новизне открытий спасительница всё для себя сполна.
По правде сказать, прошло всё гладенько, как и обещано.
Муженёк с декаду смотрел, как на торбу писанную. В женихах эк не разглядывал да не голубливал.
Овец, рановато бы ещё с холодом - то, всё одно обстригла. Время выбрала, в Стегаиху сбегала, шерсть снесла. Обувку новую мужу заказала. Бабка на хуторе ведь не делась ни куда. Да и печь стоит не остывает. Так уж хотелось хозяюшке в сорок пять побыть ягодкой опять.
Куделе, по происшествию лет, не раз поминая, жаловала за то царствие небесное!