Аннотация: Злободневный рассказ от одного из лучших современных фантастов Паоло Бачигалупи (Девочка-флейта, Заводная) о том, как на нас влияют медиа. На примере США.
(с)2018, Паоло Бачигалупи
Перевод (с)2020 Вадим Сеновский
American Gold Mine
By Paolo Bacigalupi
'В Детройте и Сиэтле стычки между полицией и демонстрантами проходят шестой день подряд. Лос Анджелес и Окленд объявили чрезвычайное положение. Комендантский час продолжается в Атланте. Количество беженцев в Майами измеряется десятками тысяч, в результате урагана Арианы, перемещающегося вглубь страны. И новость полученная только что: Денвер отменяет право на скрытое ношение оружия после захвата центрального выставочного зала митингующими. Доброе утро, мои дорогие, я Хэйди Хэлленбах, и это -- Точный Выстрел'.
Я широко улыбаюсь прямо в камеру, повествуя о творящемся в стране беспределе. Прямо снаружи нашей студии: ураган насилия. Внутри: красно-бело-синяя цивилизация. И, конечно же, я, в ваших домах, даю вам знать, что вместе мы постараемся во всем разобраться. Мы -- хорошие люди, возмущенные помешательством толпы.
Джиа жестикулирует: окончание сегмента. Я расслабляюсь, камеры сдвигаются назад и мы прерываемся на рекламную паузу. Джесси и Антуан подбегают проверить мейкап, пока ролик про понижающий кислотность гастро-чай крутится первым тридцатисекундным слотом, за ним последует Принглс, с новым и улучшенным вкусом фермерского сатэ, дальше реклама очередного паркетника, фильтрующего воздух в салоне до 1.0 микрона.
Когда Джесси и Антуан заканчивают, я встаю и подхожу к окну студии. На улицах, там, внизу, протестующие уже в деле, маршируют туда-сюда перед зданием нашей студии -- Мэйдон Медиа Тауэр. Соня Агарвал, мой продюсер, встает рядом со мной.
'Смотри-ка, они сегодня рано'.
'Ничего не заменит запах слезоточивого газа с утра'.
Соня недолюбливает протестующих, а я, наоборот, чувствую с ними глубокую связь. Они ведь тоже хотят внимания. Так же, как и мои рекламодатели. Все хотят внимания. Посмотрите на них, марширующих туда-сюда. Посмотрите, как они блокируют проезжую часть. Посмотрите, как прилежно они размахивают своими плакатами.
'Посмотрите на меня, посмотрите на меня!' -- воют они. 'Я имею значение!'
Дружок, конечно имеешь. Будь иначе, не было бы у меня таких рейтингов.
'У тебя еще полторы минуты', -- напоминает Соня.
Я прекрасно знаю, сколько мне осталось. Я занимаюсь этим уже пятнадцать лет. Но, Соня не добилась бы всего, будучи меньшим контрол-фриком, чем она есть. Я замечаю, что она мельком проверяет мой мейкап даже сейчас, включая заботливую мамочку.
Она жестом опять призывает Джесси и Антуана. 'Блеск. На щеках'.
Антуан еще раз пудрит меня, всем своим видом показывая, что разделят со мной шутку. Мы прекрасно знаем, что это не больше чем бессмысленный ритал. Джесси в очередной раз делает укладку моих длинных белокурых волос. Слегка оттягивает пиджак назад, чтобы повыгоднее обнажить блузку.
'Дайте-ка посмотреть'. Соня поворачивает меня к себе, слегка взъерошивает волосы. Разглаживает пиджак. 'Окей. Хорошо. Теперь всё идеально'.
Внизу, на улицах, протестующие продолжают скандировать и маршировать. Они возбуждены. Соня права, что-то они рановато. 'Сегодня народу не больше было чем обычно?' -- спрашиваю я. 'Когда ты приехала?'
'Я по туннелю приехала', говорит Соня, фокусируясь на моей туши и хайлайтере. 'Нихрена я не видела. Не двигайся'. Она поддевает выпадающую ресницу.
Донован, глава новостной сети, проложил туннель несколько лет назад, когда к сотрудникам начали приставать чуть ли не каждый день. Теперь мы ротируем. Несколько человек проходят через усиленный парадный вход, чтобы протестующие думали, что мы все еще им пользуемся, а в основном мы попадаем в студию из подвального этажа, въезжая в здание через частный туннель в трех кварталах от офиса. Туннель виляет под улицами, проходя параллельно манхэттенской линии метро, пока наконец не выныривает где-то в недрах Мэйдон Медиа Тауэр, потом мы поднимаемся по лестнице, как крысы из канализационных труб, и затем, наконец загружаемся в экспресс-лифты, взлетающие к небу, в эту стеклянную студию в облаках, где мы повелеваем эфиром и метаем образами, словно молниями, в американские экраны каждый день.
Я подзываю Джамала Мерсье, своего практиканта. 'Эй, Джамал! Ты сегодня через парадный заходил?'
Джамал подбегает, лицом всё еще уткнувшись в свой айпад. Симпатичный чернокожий парнишка с постоянно измученным лицом, в основном потому что я его постоянно мучаю. Мы его нашли в Северо-Западном университете. Магистр журналистики, и вуаля -- попадает ко мне, практикантом без зарплаты. 'Ты народ видел?' -- спрашиваю я. 'Их сегодня больше?'
Он кидает взгляд вниз. 'Точно. Больше и безбашеннее. За меня вся служба безопасности впряглась, чтоб они меня пропустили. Они там совсем сбрендили'.
Под нашими ногами толпа плещет и приливает: протестующие и анти-протестующие. Кварталом ниже полиция уже устанавливает заграждения, готовясь к тому, чтобы отбросить толпу назад. С этой высоты они напоминают мне муравьев, чьи муравейники кто-то опрокинул.
Когда я была маленькой девочкой в засушливой жаркой Аризоне, я частенько смешивала кучки из разных муравейников, чтобы они начинали драться между собой. Меня всегда приводило в восторг то, как это было просто. Нужно всего лишь перемешать их, и они тут же начинали бросаться друг на друга. Два муравейника, которые могли мирно сосуществовать друг с другом, внезапно начинали набрасываться на своих соседей.
Рецепт войны:
1. Одна маленькая девочка
2. Одна палка
3. Два муравейника
4. Хорошенько перемешайте
Реакция такая же предсказуемая, как химическая реакция дрожжей, воды и муки. До абсурда простой рецепт, и тем не менее, как по часам все начинает пузыриться и лопаться.
Джиа зовет из студии. 'Тридцать секунд, Хэйди!'
Для остальных сотрудников передачи единственная интересная вещь о толпе снизу это то, как она повлияет на наши рейтинги. Но я не могу отказать себе в удовольствии посмаковать моменты, когда все муравьишки выйдут из своих укрытий, чтобы в приступе ярости замахать антеннами.
'Мисс Хэлленбах?', Джамал выглядит обеспокоенным. 'Вы в порядке?'
'Сегодня как-то всё действительно выглядит по-другому, согласись'.
'Не знаю', -- он кивает в сторону студии. 'Джиа нервничает. Вам надо идти'.
Я позволяю ему провести меня к камерам, но что-то в сегодняшнем дне кажется действительно необычным. Все какое-то более живое. Более наэлектризованное.
'Готова?' -- Джиа спрашивает из-за камер, когда я устраиваюсь за столом.
'О, да'. Я не могу сдержать улыбку. 'Чувствую, сегодня будет день больших новостей'.
*** Денвер атакует разрешение на скрытое ношение, после того как протестующие захватывают СИЗО *** Новая вкусная крипто-валюта от Харибо, созданная при поддержке Гуйчжоуского Аграрного Банка, выросла на 1000% в первый день торгов *** Конгрессмен Джо Энн Синглтон выносит на рассмотрение закон об обязанности всех штатов оснастить всех уличных полицейских умными ружьями последнего поколения. 'Наши Мужчины и Женщины в синем достойны лучшего' ***
Снова в эфире. Свет, камеры, задник с красным, белым и синим флагом и черный силуэт прицела снайперской винтовки с логотипом 'Точного Выстрела'.
Точный Выстрел, с Хэйди Хэлленбах.
Я улыбаюсь в камеру и начинаю спокойно заверять наших зрителей в том, что всё в этом мире совсем не в порядке.
Они могут смотреть телевизор, сидя на креслах La-Z-Boy в Айове. Они могут смотреть на мониторах трейдинговых терминалов на Уолл-стрит. Они могут стоять на платформах метро, пялясь в экраны телефонов. Они могут слушать по радио, стоя в пробках.
Где бы они ни были, они обращают на меня внимание. Даже сейчас, они проходят мимо моего роскошного лица в терминалах JFK, DFW или ORD, и нет, я не хвастаюсь, когда говорю, что выгляжу роскошно. В старые времена парни с лицами болотных жаб, вроде Лимбо могли выжить на радио, а мясистые физиономии вроде Хэннити на Фоксе могли найти свою нишу. Но двойные стандарты опять одержали победу.
Я бы никогда не добилась своего без иссиня-черных, соблазняющих глаз, сияющих шелком осветленных волос, скул, доведенных мейкапом до совершенства, полных и чувственных губ, и конечно, без этого шикарного выреза, о котором никто не говорит, но к которому неустанно приковывается ваш взгляд. Я - 'совершенство в коробке', созданное и доведенное до идеала, чтобы вызывать каскады млекопитающего желания, которое заставляет моих зрителей томиться, испытывать голод, пожирать глазами, любить и ненавидеть.
Знаете эту игру: 'Женишься, трахнешь или убьешь?'
Так вот, я все три варианта, для каждого из вас.
'В Атланте, опять столкновения мародеров с Нацгвардией и полицией. То, что было заявлено как мирный', - я делаю ударение на слове, - 'марш протеста, переросло в месяц', - еще одно ударение, - 'стычек между стражами порядка и бродячими бандформированиями'.
Следующий кадр - мэр города, призывающий людей вернуться домой. У него выпученные глаза, и этим своим видом он производит впечатление довольно безумного человека, а его любовь к идиотским шляпам только усугубляет ситуацию.
'Небольшое количество воинственно настроенных людей провоцируют столкновения. Мы не отменяем право на собрания, но все мы должны помнить, что законные собрания и хулиганство -- не совместимы!' И, наконец, фраза, которую мы надеялись услышать: 'Серьезность ситуации полностью преувеличена средствами массовой информации!'
Мы переключаемся на кадры со вчерашней ночи, с людьми, убегающими от слезоточивого газа, и накладываем его голос, повторяющий: 'Серьезность ситуации полностью преувеличена средствами массовой информации!'
Быстрый монтаж месяца погромов: слезоточивый газ, дубинки, пятна крови на асфальте, бегущие в панике люди, битые окна, горящие автомобили, марширующие внутренние войска. Беспорядки были в одном квартале? Или во всем городе? Кто может точно сказать? Да и кому это важно?
Важно то, что мои зрители видят изображения людей, совсем не похожих на них, учиняющих беспорядки. Видят мэра, странно одетого, с этим сумасшедшим взглядом. Конечно, это подольёт керосина моим зрителям-ненавистникам, которые как всегда будут выть, что их движение представлено в искаженном свете. Ну что же, для нас любые дополнительные зрители - только в плюс.
Я с усмешкой обращаюсь к своим зрителям. 'Если это -- преувеличенная ситуация, представьте, как оно будет выглядеть, когда всё начнется по-настоящему'.
Переключаемся на рекламу Ford 'Покоритель', джипа, который проедет по чему (или кому?) угодно. Ещё не броневик, но после того, как они увидят подгорающий мир, мои зрители будут в нужном настроении для продукта, легко прорывающегося сквозь вражеские баррикады. Это продукт, продающий душевное спокойствие, любит утверждать Дэнни Лэнган, глава новостной службы.
По какой-то причине мы привлекаем много компаний, рекламирующих продукты душевного спокойствия.
Я на телефоне проверяю актуальную стоимость тридцатисекундных спотов в нашей программе. 'Покоритель' оплачен с наценкой. Аудитория сегодня заметно подросла.
Смотря на растущие цифры, я не могу удержаться от того, чтобы не почувствовать смутное неудовлетворение. Мне платят просто нелепо мало, учитывая то, сколько я приношу каналу. В тот момент, когда мы последний раз договаривались по деньгам, никто и не подозревал, как всё рванет.
Пусть это будет тебе уроком: никогда не продавай себя задешево.
*** Учитель, ждущий ребенка от своего тринадцатилетнего ученика говорит: 'Мы - родственные души' *** Государство выделяет миллионы либеральному профессору из Беркли для изучения поведения обезьян, смотрящих телевидение *** Вооруженные банды препятствуют работе отрядов быстрого реагирования во время урагана Кэнди ***
'Доброе утро всем, я Хэйди Хэлленбах, и вы смотрите Точный Выстрел. Давайте посмотрим нашу сегодняшнюю почту'.
Вообще-то это моя любимая часть передачи. Иногда я зачитываю угрозы в мой адрес, иногда признания в любви. В последнее время в основном это угрозы, потому что хочется показать своей лояльной аудитории, как я стоически бесстрашно смотрю в лицо безумной толпе. Секрет в том, что я сама конечно же не обрабатываю письма фанатов. Это работа Джамала, он должен погружать руку по локоть в воющую пасть негодования и извлекать из нее самородки ненависти. Конечно мы зачитываем самые едкие, самые безбашенные, самые оскорбительные, самые разъяренные. Тем не менее, сегодня Джамал превзошел себя.
'Это интересно. Можете вывести на монитор для всех?' Я слежу за тем, чтобы продолжать спокойно улыбаться -- такая красивая, беззащитная, я -- когда картинка открывается на заднике за мной. 'Ну, что же'. Я выдерживаю паузу. 'Не прекрасно ли?'
Мое лицо, прифотошопленное к телу убитой женщины. Три метра в высоту, десять метров в длину, на весь задник студии -- голый труп женщины, в неестественной позе застывший на мостовой улицы. Ее грудь и промежность размыты, потому что Дэнни испугался, что Федеральная Комиссия по Связи погонится за нами, да и вообще, мы ведь за семейные ценности. Но это было настолько прекрасно, что мы просто не могли это не показать. Я хотела, чтобы люди увидели эту бедную женщину во всей её красе.
В особенности я хотела, чтобы они увидели ее торчащие наружу кишки, размазанные по асфальту, и голодных собак, кормящихся ею.
Я делаю себе заметку поблагодарить Джамала за находку. Может куплю упаковку его любимого пива из бруклинской микро-пивоварни. Я бы дала ему денег, но это не лучший способ держать практикантов в неведении относительно того, как сильно их используют.
Я оставляю коллаж с моим убитым двойником на заднике и обращаюсь к дискуссионной группе опытных, профессиональных комментаторов, аккуратно подобранных, для того чтобы представить весь спектр мнений и идентичностей. Сегодняшняя тема -- потеря цивильного диалога, потому что на 'Точном Выстреле' мы в первую очередь за цивильный диалог.
Фиона Салазар, как обычно, хватает приманку и утверждает, что я - причина того, что национальный дискурс настолько обесценился.
'Если бы ты не делала то, что ты сейчас делаешь, мы бы могли продолжать спокойно общаться друг с другом!'
Я нарочито смотрю на изображение за моей спиной. 'Мы не можем оставаться цивильными из-за того, что я честно озвучиваю свое мнение?'
'Это не то, чем ты занимаешься, и ты это прекрасно знаешь'.
'А мне всегда удивительно, что люди, которые, по их мнению, беспокоятся о равноправии и социальных ценностях, всегда в итоге опускаются до такого!' -- говорит Джек Эрлан.
'Послушайте, все мы знаем, что она их провоцирует!'
'То есть я заслуживаю такого?' -- невинно спрашиваю я.
Тут Фиона запинается. 'Н-нет, конечно нет'.
Конечно мои зрители ей не верят. Черт возьми, она сама себе не верит. Она абсолютно уверена в том, что я этого заслуживаю.
Я оставляю картинку, позволяя своим лояльным зрителям вкусить моего мученичества. Давая им возможность упиваться своей яростью, своим отвращением, своей похотью, своим праведным гневом, своим чувством подвергшихся насилию и унижению, но больше всего своим желанием быть жертвой.
Алиса Нгуйен не пропускает возможности обратить внимание на то, что на женщин всегда нападают и почему так называемые активисты, находящиеся на улицах не осудят такие поступки, раз уж они действительно заботятся о женщинах.
Джек Эрлан кивает своим квадратным подбородком. 'Эта страна никогда раньше не потерпела бы такого животного поведения'.
Я бы с радостью продолжила, но -- увы -- концентрация внимания у зрителей не безгранична. Да и в любом случае, дело уже сделано. Интернет взрывается репостами отфотошопленной картинки, и наши фабрики троллей знают, что делать дальше. Они будут продолжать задвигать идею, что люди, которые меня ненавидят -- животные. Животные, которые мечтают увидеть женщин, разрываемых на части дикими псами. Они найдут самые едкие заголовки, самые стимулирующие существительные, самые допаминовые глаголы, и позволят нашим лояльным зрителям завершить начатое, обмениваясь статьями и фотографиями от телефона к телефону, от аппликашки к аппликашке, многократно усиливая чувства друг друга, пользуясь приносящими большое удовлетворение готовыми к обмену мемасиками ярости, заранее подготовленные нами.
'Дальше в программе - прямое включение с 'Марша Защитников Свободы' в Вашингтоне. Не переключайтесь!'
Ставим ролик с 'Сенсотоном', зубной пастой для чувствительных зубов.
*** Иммигрант кидает тарелкой в официантку, после того как он получил блюдо, которое по его мнению 'присваивает и обесценивает культуру его страны' *** Штат Джордия принимает на себя удар урагана Джианна *** Женщине-полицейской перерезали горло в Бургер-кинге ***
'Вы с Джамалом были правы насчет сегодняшней толпы', заявляет Соня во время нашего дообеденного редакционного собрания. 'NYPD высылает штурмовые наряды. Они считают, что начинается что-то нехорошее. Говорят, постараются разогнать людей, пока ничего не случилось'.
'Камеры на улицах есть?'
'Есть поток с камер на полицейских. Плюс у нас пять неофициальных команд с микрокамерами, готовят сюжетики про городских сумасшедших. Похоже, что там уже начались серьезные беспорядки, хотя они еще даже не начаинали по-настоящему гонять народ'.
'А что с Маршем Защитников Свободы?'
'Очень много протестующих. Плюс, у нас есть официальный комментарий от конгрессмена Лангстона из Коннектикута, который говорит, что открытое ношение в столице равносильно открытому неповиновению. Говорит, что его избрали для того, чтобы он отобрал у всех оружие и расплавил его, и что он собирается это сделать'.
'Он черный?'
Соня изображает на лице разочарование. 'Белый'.
'Ну и бог с ним. Нам его надо заполучить на программу. Он зачетный псих'.
Она колеблется, у нее явно что-то на уме. Косится на Дэнни Лангана, руководителя отдела новостей.
'Чего?', спрашиваю я. 'Выкладывай!'.
'Тебе это не понравится', -- говорит Дэнни. Он подзывает моего телохранителя.
Роджо Ортиз. Громина, с глоком в плечевой кобуре, перечным баллончиком на груди бронежилета, лентой шумовых гранат на поясе.
Роджо ко мне приставили после того, как мы по почте пару раз получили бандероли с непонятным белым порошком, а затем человек под именем Брат Енох пытался проникнуть в мою квартиру с мотком нейлоновой веревки и охотничьим ножом. У Роджо есть два приятеля - Нолан Там и Эди Брежнев, вместе они посменно организуют мою круглосуточную охрану. Во время моих публичных выступлений они работаю втроем.
Роджо выглядит обеспокоенным. 'Охрана здания говорит, что толпа пыталась проникнуть внутрь'.
Я не могу сдержать смешок. 'Хрена у них получится. После того как установили новые двери, у нас тут безопаснее чем в банковском сейфохранилище'.
Дэнни неуютно завертелся. 'И, всё же, думаю нам стоит тебя перевезти в безопасную студию'.
'Это в Джерси? Без шансов. Мы остаёмся здесь'. Я поворачиваюсь к Соне. 'Знаешь, что? Мы выходим с этим, как главной новостью. Толпа окружила студию, пытается проникнуть внутрь. Мы подадим это как атаку на свободу слова. Это их всех сведет нахрен с ума'.
'Мисс Хэлленбах...', - Роджо опять пытается возразить, но я пресекаю его на полуслове.
'Роджо, на меня организовывали покушение квакеры! Ты думаешь я боюсь этих марширующих идиотов?'
'Тем не менее, в целях избыточной осторожности...'
'Избыточная осторожность... Я тебя обожаю, Роджо, но дай-ка я тебе объясню. Эта ревущая толпа внизу -- золото для рейтингов. Соня? Убери от меня этих слабаков. Господи Иисусе!'
Но, к моему отвращению Соня выглядит так, будто тоже хочет поскорее очутиться в джерсийском бункере вместе с Роджо и Дэнни. 'Бог ты мой, вы сговорились, что ли?' Я поворачиваюсь к Джамалу. 'Джамал, ты тоже боишься этих придурков внизу?'
Джамал пожимает плечами. 'Не особо'.
'И вот оно, дамы и господа! У моего гребаного практиканта хребет попрочнее вашего. И я ему даже не плачу! Мы номер один по каждой метрике и в каждой демографии! Вы знаете, сколько сейчас стоит рекламное место? В два раза больше!' Я поднимаюсь с места. 'Так, соберитесь все! Мы начинаем с идиотов сразу после рекламы. Джамал, сгоняй за двойным эспрессо'.
После того, как Соня уходит, я подхожу к окну, еще раз взглянуть на протестующих, они все на взводе, продолжают суетиться и маршировать, кружа вокруг центрального входа. Джамал возвращается с чашкой кофе. Я проглатываю его, не чувствуя вкуса. Впрочем от него мне нужна только дополнительная энергия.
Так-то, маленькие ублюдки. Продолжайте метаться из стороны в сторону. Продолжайте доводить себя до истерики. Чем больше вы разойдетесь, тем больше денег я заработаю.
Муравьи в бешенстве.
*** Сенсотон - когда жизнь бьет ключом, не дайте зубной боли остановить себя! ***
'Ненависть - это большие деньги, Хэйди'. Мой старый босс, Гэвин О'Грейди. Скажем так - мой ментор. 'Боль - огромные деньги. Люди хотят объяснения, почему им так хреново. Они хотят услышать, что они особенные, что они имеют значение, что всё это -- вина кого-то ещё...'
Да, это он, вдрызг пьяный, очень довольный собой после очередного скачка рейтингов.
'Хэйди, посмотри на этих пасторов, стоящих перед паствой, ворашащих недовольства своих прихожан. Ты думаешь они это случайно делают? Подпитывают их ярость? Твердят им, что их имеют, что они окружены врагами? Все хотят быть жертвами, Хэйди'.
Он очень уж любил проповедовать. Особенно после того, как начальство взъелось на него за приставания к практикантам. Вся эта закупоренная энергия. Ему никто не отсосал, и он решил сосать себе сам.
'Ты знаешь, в чем разница между гарлемской церковью и шествием белых националистов? Абсолютно никакой, Хэйди. Просто кучки людей, убеждающих друг друга в том, что они неудачники только потому, что их кто-то поимел'.
Он вообще любил людей с обидами и недовольствами. Атеистов и евангелистов, феминисток и мужланов. Радикальных исламистов и радикальных университетских профессоров. Мормонов, банкиров, учителей, шахтеров, фермеров, мясоедов, христианских сектантов... Ему было плевать на их ценности, его волновала их ярко выраженная групповая принадлежность и та ярость, которую они закупорили в себе.
'Между ними нет никакой разницы. Они все испытывают боль. Они все истекают кровью. И все они любят слушать, что на самом деле они -- жертвы. Они хотят слышать, что они как раз те, у кого раны самые настоящие'.
'Мы все хотим быть жертвами, потому что это дает нам позволение. Позволение! Каждый из нас хочет получить позволение делать все, что ему блядь захочется! И поэтому мои зрители меня любят, и поэтому твои зрители полюбят тебя. Потому что ты говоришь им, что их ярость обоснована. Ты залечишь их раны целебной мазью позволения. Ты благословишь их на ярость против людей, которые их когда-то чем-то обидели, которые каким-то образом обогнали их, получили больше положенного... я смотрю на них всех, все как один уверены в том, что они особенные, они достойны уважения, они имеют значение. И ты знаешь, что я вижу?'
Он поворачивается ко мне, этот уже не совсем человек, а взрывоопасный тролль. Последний из ныне живущих динозавров-телеведущих.
'Знаешь, что я вижу?'
Конечно, я знала. Оба мы прекрасно это видели. Видели в том числе и глубоко в душах друг друга.