ТРИ ФОКСА

Китти

Китти - трехцветный жесткошерстый фокстерьер, - появилась в нашей квартире, когда ей было шесть месяцев. Обычно щенков рекомендуется брать в двухмесячном возрасте. Китти была обескуражена сменой хозяина и обстановки и чувствовала себя неуверенно: хвостик был опущен вниз, что совсем не характерно для фокстерьеров; через короткое время неуверенность прошла, и хвостик бодро поднялся. Собачка приняла нашу семью и решительно отдала свое сердце моему мужу, которого зовут Фёдор. К остальным членам семьи: ко мне, к дочкам, к бабушке, тетушке и кошкам - она относилась снисходительно, считала нужным опекать всех нас и защищать от всего мира, но при этом держала себя очень независимо. Фокс обладает энергией, которой хватило бы на целую свору собак. Первым делом были "поставлены на место" наши кошки, которых ни много ни мало, а все же было шесть штук. Дворовые кошки, по мнению Китти, должны были сидеть на деревьях, и они проворно отправлялись туда, как только она появлялась во дворе. Так же быстро были установлены "дружественные" отношения со всеми собаками в округе. Фоксы, по-моему, считают себя сильнее всех собак в мире. Кобели, в том числе огромные доги, не протестовали против этого, но с некоторыми "дамочками" отношения у Китти не сложились. Часто приходилось её отбивать от доберманов и овчарок. Вражда между ними установилась на всю жизнь. Детей Китти любила, так как с ними можно было играть, а играть она была готова всегда и везде. Очень скоро выяснилось, что дети бывают разные. Мы жили около незастроенного пустыря, где лежали громадного диаметра трубы, и там постоянно носились с криками мальчишки. Этим мальчишкам однажды взбрело в голову обстрелять Китти самодельными стрелами из рогаток. Китти была на поводке, и мы вместе отступили к дому. Но когда на следующий день я вышла с ней на прогулку и спустила с поводка, то она сразу понеслась на пустырь и, завидев своих обидчиков, взяла их в такой оборот, загнав в эти трубы, что я уже бежала спасать мальчишек. В другой раз, увлекшись игрой, Китти убежала за группой подростков и бесследно исчезла. Весь день мы искали её, но всё было напрасно. Только поздно вечером Китти обнаружилась у двери нашей квартиры. На шее у неё был обрывок веревки, вид был несчастный и виноватый. Мы, конечно, страшно обрадовались, когда увидели беглянку, расцеловали, накормили, приободрили, хотя и с некоторым трудом. После этого события наша собака с незнакомыми подростками дела не имела и относилась к мальчишкам недоверчиво.

Китти, как и все фоксы, не любила кошек, но очень подружилась с одним из наших котов по кличке Капс. Капс тоже её любил и был не прочь погулять вечерком, в сумерках, вдоль дорожки, по которой шли мы с Китти, только он шёл осторожно, прячась за кусты от других собак. Однажды к нам примкнула женщина, которой не хотелось гулять одной, к тому же она очень любила поговорить. Вдруг она увидела за кустами кота. Она очень испугалась, что кота разорвет наша собака, и топнула ногой, чтобы кот испугался и убежал. Китти, как молния, набросилась на неё: схватила её за ногу и разорвала тапок; к счастью, было лето, да и тапки были старенькие.

С Китти всегда что-то случалась. Как-то она увидела на противоположной стороне улицы собаку, с которой ей обязательно захотелось пообщаться, и, перебегая дорогу, попала под машину. Удар, слава Богу, был не слишком силён: Китти смогла сразу же вскочить, побежала к дому и только дома упала без сил от боли. Больше ни разу в жизни она на проезжую часть не выбегала - чинно ходила по тротуару.

Ещё вспоминается история, происшедшая с Китти и со мной, в которой пострадал Фёдор. Дело было вечером. Я погуляла с Китти и вошла во двор, где находился наш дом. И тут на меня набросился пьяница, которого с двух сторон поддерживали ещё два пьяных друга. Он кричал, что якобы только что на Старом шоссе я била его цепью, и при этом он пытался вырвать у меня из рук поводок. Поскольку я вообще не была на Старом шоссе, то я решила, что они хотят украсть у меня Китти. Я спустила Китти с поводка, чтобы дать ей возможность убежать домой, а сама отбивалась от пьяниц как могла. Китти, вместо того чтобы бежать домой, понеслась в кусты, где дрались два кота. Толпа собралась, но народ безмолвствовал, поскольку не могли понять, что именно произошло. Мужики продолжали рвать у меня поводок из рук. Тут какая-то женщина обратила внимание, что у меня в руках не цепь, а кожаный поводок. "Ну и что, - сказал пьяный,- она цепь уже выбросила". В конце концов кое-как я вырвалась от них и побежала искать Китти, которая к этому моменту загнала обоих котов на дерево, где те и продолжали драку. Домой я вошла, конечно, вся заплаканная и стала объяснять домашним суть случившегося. Муж, не долго думая, в чем был (а был он в домашнем спортивном костюме) помчался на улицу. Толпа ещё не разошлась, а продолжала обсуждать событие, которое, по их мнению, заключалось в том, что пьяница Капралов, хорошо им известный, пристал к женщине, которая гуляла с собакой, и та его ударила поводком. Муж спросил, где живет этот Капралов, и направился по услужливо указанному адресу. Дверь открыл сам хозяин и тут же получил несколько ударов в лицо. На его крики о помощи из кухни выскочила жена и набросилась на Фёдора, при этом она разорвала на нем куртку (хорошо, что не брюки) и здорово поцарапала лицо. "А что ты делал, когда она тебя царапала?" - спросила я. На что муж ответил: "Старался достать одной рукой твоего обидчика, а другой защищал лицо от ногтей его подруги жизни". На крики разъярённой женщины сбежались соседи и вызвали милицию. Толпа на улице продолжала ждать, как же всё-таки развернутся события дальше. Милиция приехала, выяснила у толпы (к которой к этому моменту снова присоединились мы с Киттей), что произошло, поднялась в квартиру, где с трудом успокоили разбушевавшуюся мадам Капралову. Дело возбуждать не стали. По дороге с "места происшествия", уже на лестнице, один из милиционеров заметил моему мужу, что так делать не следует. Муж спросил: "А Вы что бы сделали в таком положении?" Милиционер ответил: "Не знаю, но только не то, что сделали Вы". Китти, по-моему, все поняла и, очень довольная окончанием этого события, с бодро поднятым хвостом отправилась домой. После этого эпизода гулял с Китти только Фёдор.

Правда, Федина поцарапанная физиономия долго вызывала интерес у его коллег по работе. По этому поводу даже припомнили анекдот - что такое удачная женитьба? Это когда, засунув руку в мешок со змеями, вытаскиваешь ужа. "Фёдор Николаевич,- смеялись сотрудники,- мы-то надеялись, Вы вытащили ужа".

У нашей в общем очень доброй собачки имелось одно любимое развлечение, которое часто приводило к малоприятным объяснениям. Развлечение заключалось в том, что Китти издалека высматривала бегущих людей (тогда была напечатана книжка "Бег ради жизни", и бегунов было очень много). Заметив бегуна, она на предельной скорости к нему устремлялась, подбежав вплотную, с грозным рычанием резко разворачивалась и как ни в чём не бывало неспеша возвращалась к хозяину. Естественно, не всем это нравилось.

Фокстерьеры - охотничьи собаки. Их обязанность - залезать в норы барсуков и лис и выгонять последних под выстрел охотника. Барсук защищает свое жилье и не выходит из норы. Собака должна его убить и вытащить хозяину.

Китти исполнилось три года. В обществе собаководов, где она состояла на учёте, стали настаивать на её обучении работе в норе, хотя бы с енотом и лисой. И я в компании ещё двух фокстерьеров, по кличке Рики и Диана, и их хозяев отправилась в посёлок Раменское на искусственные норы. Рики, лучший друг Китти, бесстрашный и задиристый (как все фокстерьеры), придавал нашей компании уверенность. Подъезжая к Раменскому, мы уже слышали собачий лай. Большинство собак рвались в норы, но были и такие, которые скромно прижимались к заборчику, где были привязаны, и весь их вид говорил о том, что они хотят поскорее оказаться дома. Как-то поведёт себя наша Китти? А Китти спокойно осмотрелась и, когда ей предложили войти в нору, вошла без колебаний. Лиса, находящаяся в норе, была не просто лиса, а лиса-академик. Она сразу определила, что собака в норе первый раз, и сказала ей: "Здравствуйте! Если Вы меня не тронете, я тоже Вас не трону. Рассматривайте тут всё как следует, будьте как дома". Через какое-то время спокойная и довольная собой Китти появилась у выхода из норы. Правда, запах то ли норы, то ли лисы она приобрела, как, впрочем, и остальные побывавшие в норе фоксы. Это здорово почувствовалось на обратном пути в электричке. Я сразу вспомнила эпизод с сыром из книги Джером Джерома "Трое в одной лодке (не считая собаки)". Места около нашего купе быстро освобождались, хотя собаки забрались под лавки и тихо спали там до самой Петровско-Разумовской, где мы все выходили. Как собаки определяли, что мы подъезжаем к нашей остановке, я до сих пор не пойму, но они вылезали все трое, отряхивались, распространяя вокруг себя такое амбре, что всеобщему возмущению не было предела. В автобус сесть мы уже не решились и шли до дома пешком километра два с небольшим. Следующие поездки на норы были более результативными, с точки зрения нашей собаки. Ей удалось подраться с енотом. Освоившись с норой, она погоняла там лису и должна была встретиться с барсуком. Но наступило лето, и мы уехали на дачу. Перед отъездом на дачу мы посетили выставку собак, и Китти получила там оценку "отлично" и "золотую" медаль. Меня обескуражила команда судьи: "Суки второй возрастной категории пройдите на девятый ринг". "Это тебя!" - взволнованно сказала мне подруга. Больше мы на выставки не ходили, потому что просто не было времени. Но полученную Киттей медаль (хотя она на самом деле и не золотая) мы храним до сих пор.

На даче Китти устроила нам "весёлую жизнь". Фёдор уехал в командировку на Тянь-Шань, а она не желала ни с кем ходить гулять, кроме Фёдора. Или должны были все, кто есть в доме, одеваться и идти с ней. Получался такой "караван" из людей, и при этом она время от времени проверяла, все ли на месте. Или она весь день сидела на нашей кровати, и мы удивлялись, как у неё не лопнет мочевой пузырь. При этом никто не смел подойти к кровати, сразу раздавалось грозное рычание. Однажды мы ушли с ней гулять, а в наше отсутствие к нам приехал наш родственник дядя Володя и прилег в ожидании нас на кровать. Китти, вернувшись домой и увидев это "безобразие", устроила такую истерику, стаскивая дядю Володю с кровати, что тот на несколько дней потерял сон и покой.

Обожание Фёдора занимало центральное место в жизни Китти. Она была счастлива, когда он писал что-то или читал, и следила за ним своими печальными темно-карими глазами с длинными черными ресницами. К слову сказать, у фокстерьеров всегда печальные глаза, которые совершенно не соответствуют их характеру и поведению. Китти блаженствовала, когда лежала рядом с Фёдором, прижавшись к нему. Она гордилась им и собой, когда отправлялась куда-нибудь вместе с ним. Она пользовалась любым предлогом, чтобы подчеркнуть разницу между доброжелательным и отчасти покровительственным отношением ко всем нам и любовью к Фёдору. Как-то муж не успел погулять с ней утром перед уходом на работу, и на прогулку с Кити пошла я. Она тщательно обнюхала дорожку и, не раздумывая, побежала по его следам, не обращая на мои призывы ни малейшего внимания. Слава Богу, я догадалась, в чём дело. Я догнала её только на автобусной остановке, где она сидела, то ли собираясь сесть в автобус и отправиться за Фёдором в центр, где он работал, то ли решив ждать его возвращения на этом месте. В другой раз мы с гостями весёлой толпой вышли из дому и встретили "влюбленную парочку" (Фёдора с Китти), возвращающуюся с прогулки. Китти очень любила прогулки в большой компании, где всегда можно вволю побаловаться, но в этом случае она нас просто не заметила и важно проследовала дальше.

Когда мы жили на даче, во время прогулок Китти приобрела дурную привычку заглядывать на поле с клубникой. Совхозное поле, конечно, было огорожено, и там был сторож с ружьём. Но сторожу в голову не приходило, что какая-то собачонка пролезает под проволоку и наедается до отвала спелой клубникой. Над грядками только изредка мелькал её хвостик. Сделать с ней ничего было нельзя. Фокстерьеры от рождения обладают прекрасными манерами и высокой нравственностью. Невозможно представить себе фокстерьера бездельником, вором, предателем, трусом. Но послушание не входит в набор их добродетелей. По-видимому (вместе с большинством местного населения), она не считала зазорным грабёж государственной собственности.

Китти, как мы уже говорили, очень любила нашего кота Капса, но и Капс отвечал ей взаимностью. Это ярко проявилось, когда мы жили на даче в Переделкине. Участок дачи спускался к вырытому ещё крестьянами графов Комаровских пруду. Сразу за калиткой крутой, густо заросший черёмухой берег спускался к глубокой чистой воде. С нашей стороны пруда никто не купался, и дача имела как бы свою уютную купальню с мостками. Мы решили этим воспользоваться и научить наших девочек плавать. Китти приняла активное участие, но не в обучении их плаванью, а в вытаскивании их на берег. Она прыгала с разбегу с мостков в воду и билась, как лев, чтобы вытащить девчонок из воды. Кот принимал все происходящее близко к сердцу. В том месте, где мы купались, над прудом нависал ствол черёмухи, на котором во время купаний обычно сидел Капс и наблюдал за вознёй в воде. Девочки, недовольные опекой Китти, стали стараться запереть её дома, когда уходили на пруд. Однажды Китти удалось вырваться из заточения, и она, как пуля, понеслась на визг и смех, доносившийся с пруда. Калитка была закрыта, и бедная Китти врезалась головой между досок калитки так, что вытащить голову не смогла. Первым на треск калитки примчался Капс, потом девочки, потом мы (я, муж, свекровь, хозяйка дома), однако вытащить её не удавалось. Довольно долго искали топор, и только после этого Фёдор смог разрубить доски калитки и освободить Китти. У неё были ободраны щёчки, но постепенно они зажили.

Однажды вечером вернувшийся из Москвы с работы Фёдор решил искупаться и заодно переплыть переделкинский пруд. Надо заметить, что он вообще любил переплывать любой водоём, от пятиметрового бочага - до Волги под Самарой. Китти, не задумываясь ни на секунду, поплыла с ним. Капс, сидевший на стволе черёмухи и спокойно до этого созерцавший, с каким удовольствием ныряет в воду Фёдор, тут пришёл в ужас. Он стал громко кричать и бегать по стволу, стараясь дойти до самой верхушки черёмухи, нависающей над водой, и в конце концов свалился в воду. Тут уже я вытащила его из воды и держала на руках до тех пор, пока его любимая Китти не вернулась к нам. А вернулись они не очень-то быстро, потому что Фёдор опасался утомить Китти и они пошли кругом по берегу.

С Фёдором Китти ходила куда угодно и с особенно большим удовольствием в лес. Как-то в лесу они нашли пожарную вышку. Пожарные вышки - это замечательная вещь. Вышка возвышается над лесом, состоит из четырёх сходящихся брёвен-рёбер, скреплённых укосинами (тоже круглыми брёвнами, идущими под довольно крутым углом и соединяющими рёбра для придания конструкции жёсткости); имеет на вершине огороженную площадку со скамейкой и круглым столиком. Сухое, серое от времени дерево вымыто дождями и отполировано метелями. С площадки открывается море древесных вершин, уходящее к горизонту. Фёдор решил забраться на вышку по лесенке, ведущей на смотровую площадку. Ему захотелось полюбоваться окрестностями "с высоты птичьего полёта". Он полез по лестнице (не сказав при этом ничего своей собачке), поднялся до середины и, взглянув вниз, увидел, что Китти подымается за ним по скользким укосинам, рискуя каждую секунду сорваться вниз и разбиться насмерть. Когда Фёдор спустился немного вниз, чтобы быть на одном уровне с Китти, она "хорошо отработанным движением" бросилась в его объятия, и оба они благополучно спустились на землю. "Хорошо отработанное движение" было связано с тем, что Китти, встречая какое-либо препятствие, например, заросли крапивы или ручей, требовала, чтобы её через это препятствие переносили. Фёдор наклонялся слегка и протягивал ей руки, а собачка прыгала на руки.

Неожиданно нам выпал счастливый жребий. Прабабушка мужа имела собственный дом на "Соломенной сторожке", и его часть перешла к нам по наследству. Это уголок Москвы, в котором сохранилось полтора десятка бревенчатых одноэтажных домов, построенных еще в конце двадцатых годов профессурой Петровской сельскохозяйственной академии. Дома находились на краю лесной дачи, принадлежащей академии. Фёдор вместе с Китти отправились в этот дом, чтобы выяснить какие-то детали. Дом стоял в заглохшем саду. Забор развалился и утонул в кустах спиреи. Немятая трава, из которой поднимались, как десятки маленьких солнц, головки одуванчиков, покрывала лужайку перед крыльцом. Дальше шли заросли сирени и вишенник, над которым местами господствовали кроны старых корявых яблонь и чуть глубже за домом высились мощные стволы кленов и вязов. Пели птицы, жужжали насекомые, не нарушая, а усиливая царящий в саду покой и тишину. Китти сад и дом очень понравились, и она, видимо, твердо решила в него переселиться. Мы убедились в этом во время прогулки утром следующего дня, когда она решительно направилась к этому дому и успокоилась, только лёжа среди одуванчиков и внимательно наблюдая за попытками Фёдора реставрировать ворота. С тех пор Китти с восторгом занялась ремонтом и охраной своего нового жилища. Участие в ремонте было отнюдь не символическим. Фёдор привозил строительный материал на велосипеде, собирая брёвна и кровельное железо в окрестных районах, в домах, назначенных на снос и частично уже разрушенных. Китти самоотверженно защищала подготовленный к перевозке материал от таких же хозяйственных горожан, интересовавшихся дармовым строительным материалом для своих загородных дач.

Китти всегда принимала участие в любой нашей деятельности. Она сидела на крыше, когда дело дошло до кровельных работ. Кити ловила каждый ком земли при раскопках канализационной трубы. Китти притаскивала из глубины сада сухие ветки, вероятно, в надежде, что они пригодятся для ремонта забора. Правда, отдать их просто так она не могла - ведь каждая ветка была игрушкой, которую можно и нужно было с грозным рычанием вырывать у хозяина или висеть на ней, вцепившись "мёртвой хваткой", если палку подымали повыше. Иногда в сад пытались залезть мальчишки за яблоками и цветами. Громкий и совершенно особый лай и рычание сейчас же нас об этом предупреждали, и, когда мы выходили в сад, "грабители" были уже изгнаны, а гордая собой Китти снисходительно принимала знаки восхищения и благодарности, на которые мы не скупились.

В один прекрасный день мы обнаружили, что Китти умеет считать. Обнаружилось это так. Китти очень любила резиновые игрушки, но продолжительность их жизни в грозных зубах фокса невелика. У нас в доме откуда-то была детская клизмочка, и Китти стала с ней с увлечением играть, как с мячиком. Неправильный отскок придавал игре дополнительную остроту. После этого мы при каждой возможности стали покупать в аптеке такие клизмочки и дарить их ей, вызывая неизменный восторг. В саду мы кидали их, а она находила и приносила. Коллекция накапливалась, и как-то мы бросили одновременно несколько штук. Китти всё собрала и сложила в кучку. Мы снова их разбросали, она снова их собрала. Тогда мы стали бросать ей разное количество: пять, семь, девять, опять пять и так далее. Она собирала чётко всё. Делала она это так. Сначала описывала маленький круг около того места, где мы стояли. Потом круг расширяла. Если находила клизмочки, то приносила и складывала их в кучку, и снова принималась искать, расширяя и расширяя круги. Если клизмочки лежали рядом, то хватала сразу две, а иногда набирала полный рот.

Китти была очень сообразительная собачка: за нашим сараем были свалены в кучу какие-то провода, и однажды Китти в них запуталась, да так, что при любом её движении петля, образовавшаяся из провода, затягивалась всё туже на её шее. Тогда она стала звать на помощь жалобным, но громким одиночным "Ав!". Свекровь, которая услышала это, очень удивилась её странному лаю и решила посмотреть, что происходит. Китти стояла как вкопанная, и петля на шее была не заметна. Свекровь тоже какое-то время постояла, но все-таки, удивившись Киттиному странному поведению, решила подойти поближе и... все поняла! Как только она освободила шею Китти от петли, та что было сил понеслась по участку радостными кругами и больше за сарай не ходила.

Замечательным событием в жизни Китти было появление у неё щенков. Папой был, конечно, Рики. Щенков появилось на свет четверо. Три мальчика и одна девочка. Мы их назвали так: Рики, Тики, Тави и Коломбуся. Мальчики были ласковыми и довольно меланхоличными (особенно Рики), но Коломбуся, хотя и была меньше братьев, но беспощадно их тиранила и устраивала всем домочадцам всевозможные каверзы. Просыпаясь раньше всех, Коломбуся начинала тормошить своих братиков, да так, что они, разъярённые "донельзя", начинали гоняться за ней, устраивая ей засады, набрасываться на неё втроём и, наконец, друг на друга. Устроив скандал, Коломбуся чинно удалялась в другую комнату и искала новое приложение своей энергии: дергала за хвосты котов, с грозным рычаньем растаскивала тапки из галошницы, сбрасывала с полок книги. Братья вели себя солиднее. Рики очень любил покушать. После того как тазик с едой опорожнялся общими усилиями всего семейства, Рики переворачивал его и печально осматривал дно.

Со щенками приходится расставаться. Первым к нам пришёл охотник и, посмотрев некоторое время на всё семейство, решительно выбрал Коломбусю. Впоследствии до нас докатились раскаты славы, которую она сыскала своими подвигами на охоте. Постепенно разобрали и других щенков. Ласковый Тави отправился на дачу под Москвой. Его хозяйкой стала девочка, которую он расцеловал, как только увидел. По мнению Фёдора, больше всего повезло Тики. Ему выпало счастье исследовать вулканы на Камчатке. Рики с группой московских щенков отправился в Ставрополь. Когда я (вся в слезах) привезла его в аэропорт, и мы ждали прибытия остальных щенков и отправления самолета, Рики встал задними лапками на сиденье кресла, переднюю левую лапку он положил на спинку кресла, а правую поднял вверх так, как будто бы он приветствовал проходящих на посадку. Среди проходящих мимо него пассажиров раздался смех: "Посмотрите, Фидель Кастро нас приветствует". Это сказано было потому, что у Рики была шикарная бородёнка.

Китти любила поездки за ягодами и грибами. Ездили мы обычно в Аникеевку, в тридцати километрах от Москвы. До девяностых годов там можно было набрать земляники, клюквы, малины и, при удаче, несколько десятков белых грибов. По окраине Аникеевки Китти шла чинно, но как только мы покидали цивилизацию и доходили до её любимой поляны с песчаным курганом посредине, она выражала свой восторг: носилась с лаем вокруг кургана, каталась по траве, требовала, чтобы у нее отбирали палки, которые она приносила из леса. Затем начинался сбор ягод, раскопки мышиных нор, изучение различных "интересных" знакомых и незнакомых запахов, погоня за птицами. В каждом ручье устраивалось веселое купанье, причем отряхивалась она обязательно рядом с нашими дочками, вероятно, чтобы послушать их визг. Если в лесу встречались люди или собаки, необходимо было предупредить об их появлении и, по возможности, напугать и отогнать "непрошенных пришельцев" на почтительное расстояние. Лес и все его дары принадлежали Китти и её хозяевам, и только.

Фокстерьеры обладают длинными, крепкими клыками и мощной грудной мускулатурой. Это грозное оружие. Каждый фокстерьер не знает страха. Я знаю случай, когда опытный фокстерьер убил набросившуюся на него немецкую овчарку. Когда говорят, что собака кого-то укусила, то обычно речь идет о предупредительных щипках. Все умные собаки, и Китти в их числе, пускают в ход свои зубы только в крайнем случае. Китти сделала это дважды. Один раз подвыпивший гость схватил её грубо за ногу и сейчас же получил болезненный щипок. Другой случай был серьёзней. Китти делали мучительную операцию на лапе. Врач не принял мер предосторожности и мгновенно облился кровью. Я упала в обморок. Как видим, в обоих случаях собака защищалась.

Жизнь собак короткая. В двенадцать лет у Кити появилась опухоль. Через год опухоль увеличилась настолько, что мы пригласили врача из онкологического центра, и он сделал ей сложную операцию. Первые послеоперационные сутки прошли хорошо. Но уже на вторые сутки, когда Фёдор приехал с работы, Китти не смогла встать, но хвостик застучал по её постели. В дальнейшем её состояние стало быстро ухудшаться, и ничто не помогало. Видно было, что она страдает всё больше и больше. Мы сидели с ней днём и ночью, приглашали разных врачей. Наконец стало ясно, что надежды нет, и Фёдор сделал ей укол морфия. Китти прижалась к нему, свернулась клубочком и перестала дышать. Всё было кончено.

Мы похоронили её под кустом можжевельника, где она любила лежать и куда она складывала свои клистирки. Она много любила в своей жизни, и мы все её любили. Её короткая жизнь была интересной, насыщенной яркими чувствами и счастливой. Светлая память, оставшаяся у нас о Китти, привела к тому, что в дальнейшем наши собаки были только фокстерьерами. Умерла наша "маленькая хозяйка большого дома".

Дори

Дори была праправнучкой Китти, правнучкой Коломбуси. У неё были такие же, как у Китти, тёмно-карие глаза с длинными чёрными ресницами. И была она ну просто эталон фокстерьера: маленькая, с мощной широкой грудью, с характерными для фокстерьеров грозными клыками и могучими челюстями. Уж если она повисала на палке, то её можно было крутить и вертеть на этой палке хоть целый день. Как и все фокстерьеры, Дори обладала абсолютной неустрашимостью, но она редко нападала первая и никогда не нападала сразу, а непременно описывала замкнутый круг возле "врага". Увидев, что она пошла на круг, мы хватали её на руки, чтобы избежать драки. Ещё из её особенностей: она никому из незнакомых людей не разрешала разговаривать с нами на улице, при этом прекрасно знала всех хозяев собак, и с ними мы могли болтать хоть целый день.

Появилась она в нашем доме двухмесячным щенком. Когда мы вошли с ней первый раз в дом и, вытащив её из-за пазухи, опустили на пол, она очень растерянно оглянулась (ведь она оказалась вне семьи, без мамы-защитницы), но хвостик не опустила, всё обнюхала и спокойно улеглась спать, выбрав для этого уютный уголок - кровать Фединой мамы, которая находилась в уголке, отгороженным книжными шкафами. Утром я увидела в окошко, как она гуляет с Фёдором по заснеженной дорожке, пытаясь при этом повиснуть на его валенках. Она всегда твердо полагалась на свои зубы.

Пока Дори была маленькая, она очень много спала, и даже один из наших друзей говорил: "Ну, я никогда не видел такой собаки-сплюшки". Дори сразу попала в компанию наших котов, которая катастрофически увеличилась в связи со сносом домов в окрестностях. Мы уже не в состоянии были придумывать им имена и стали называть их буквами греческого алфавита: Альфа, Бета, Гамма, ещё были Тонти, Девка-чернавка, Пискуниха, Кикиня, Муфти-Туфти, Кракодав, Мультатули, Посижу-Полежу... К ним присоединился ещё и соседский кот, цветом голубой норки. Его купили соседи на выставке кошек, но он упорно хотел жить у нас, в весёлой компании. Мы его звали Сюрприз. "Сюрприз, ты опять тут?" - говорили мы, увидев его под окном на батарее. Сколько бы раз его ни уносила хозяйка - столько раз он появлялся вновь. Через некоторое время он вообще превратился в Суприса. Суприсом он стал потому, что наша тетя Надя (Надежда Львовна), которая помнила уйму поговорок и всяких коротеньких смешных историй, вспомнила дореволюционную шараду, как к кухарке пришел её поклонник, и она ему говорит: "Я тебе приготовила кое-что интересное. Вот догадайся. Первая половина слова - это первое блюдо, а вторая половина слова - второе блюдо, а целое - неожиданный подарок. Отсюда естественным образом вытек Суприс. Тетя Надя любила и заботилась обо всех кошках, но её любимицей была черная тощая кошка Тонти. Обычно по вечерам тетя Надя наливала в глубокую тарелку молока, а кошки, припадая на передних лапках и разложив на полу свои хвосты, с удовольствием ели. Дори быстро сообразила, как кошачью трапезу превратить в игру. Она тихо подходила, хватала какую-нибудь из кошек за хвост, чаще всего Тонти, и тут же быстро исчезала. Кошка вопила, остальные её поддерживали, с шипением и жутким мяуканьем бросаясь в разные стороны, при этом некоторые летели в тарелку с молоком. Тетя Надя бегом мчалась на кухню, где только что оставила мирно блаженствующую компанию. А Дори с несчастным видом скромно сидела у кого-нибудь из нас на коленях. Её глаза вопрошали: "Что случилось, что за переполох? Ох уж эти кошки, всегда от них какие-нибудь неприятности, не считая блох". Кроме неимоверного количества своих котов, у нас время от времени появлялись "варяги". Один из таких "варягов" оказался решительнее и, по-видимому, умнее других. Он сказал себе: "Я должен поселиться в этом доме, несмотря ни на что". Тихо вселиться ему не удалось, так как Дори знала всех наших котов и не считала нужным пускать посторонних, пусть даже очень красивых. А кот был, правда, хорош: пушистый, небольшой, но крепкого телосложения, тигровой расцветки, с большими зелёными глазами и с таким же большим чувством собственного достоинства. Дорке всё это очень не понравилось. Первая драка была ужасающей. Дори загнала его под письменный стол, откуда ему выхода не было. Страшный вой кота и грозное рычанье собаки оповестили нас о том, что в живых останется кто-то один. Фёдор и тётя Надя, "рискуя жизнью", а больше всего рискуя своим внешним видом, кинулись под стол. К воплю животных добавились слабые стоны тёти Нади; Федя, как настоящий мужчина, молчал. Надо сказать, что стол этот был старинный, большой, с двумя тумбами. Во время этой драки все остальные домочадцы в немом изумлении застыли невдалеке от стола, из-под которого медленно стала появляться задняя часть Фединого тела, затем появилась голая верхняя часть тела (потом оказалось, что разорванная в клочья рубашка осталась на месте битвы), левая рука была располосована когтями кота от плеча и до локтя, грудью, тоже весьма пострадавшей от кошачьих когтей, он прижимал Дорку к полу и таким образом медленно, задом-наперёд двигался к выходу и вытаскивал свою собачку. Это было очень трудно, потому что она рвалась назад. За это время тётя Надя умудрилась замотать кота фартуком и остатками Фединой рубашки. Руки её тоже были изранены кошачьими когтями. Кота выгнали, но он не ушел, сел на поленницу дров во дворе и что-то обдумывал. Утро следующего дня началось с упорного лая нашей "милой" собачки, обнаружившей своего врага спящим на поленнице. Так продолжалось несколько дней. Кот не уходил. Дори лаяла. Фёдор сочинил стихи:

Пустолайка без хвоста

Лает с раннего утра

На хвостатого кота:

"Погоди, хвостатый кот,

Будет всё наоборот!"

Конечно, за это время тётя Надя стала подкармливать кота, и он сделал ещё несколько попыток вселиться в дом и в конце концов добился своего - вселился. Назвали мы его Ярополк за бесстрашие и любовь к битвам. Любимым его занятием были драки с соседскими котами.

Он не ограничивался тем, что задавал им трёпку на земле. Некоторые спасались от него на деревья, но он взбирался за ними следом и сбрасывал их вниз. Через короткое время коты в окрестностях нашего дома перестали появляться, а соседи жаловались, что их бедные животные боятся выходить на улицу. Тогда Ярополк занялся тем, что, сидя на столбе калитки, сбивал с прохожих шапки. Зачем ему сдались эти шапки - мы понять не могли, но прохожие были недовольны, тем более что кот продолжал сидеть на столбе и с интересом наблюдал, как человек поднимает свою шапку, оглядывается, пытается понять, что же случилось. Может быть, шапки ассоциировались у него с котами-врагами?

Во время "царствования" Ярополка нам подкинули крошечного котёнка. Мы испугались за него, когда он встретился с Ярополком. Котёнок распушился, зашипел, выгнул спину. Ярополк сел перед ним и доброжелательно наблюдал некоторое время, а затем даже зажмурился и отвернулся. Заботу о котёнке взяла на себя Муфти-Туфти.

Через несколько месяцев Ярополк исчез. То ли его разорвали в парке бродячие собаки, что мы считаем маловероятным, то ли он ушел искать приключений где-то ещё. О нём мы, к сожалению, больше ничего не узнали, но он, безусловно, был искателем приключений, рыцарем без страха и упрёка.

А из котёнка выросла очаровательная чёрная кошечка. Она была чёрная от кончика хвоста до носика. У неё были чёрными даже подушечки лапок и только на брюшке были маленькие белые трусики Мы назвали нашу красавицу киску Втирушкой. Она была озорница невозможная. Когда я работала в саду киса неожиданно бросалась на мои руки из засады. Ее бархатные лапки мелькали в воздухе, нанося десятки безболезненных ударов, и неожиданно исчезала в кустах жасмина. Через минуту она гонялась за бабочками на газоне и вдруг буквально взлетала на вершину сливы. Она умывалась со мной по утрам. Сидя на краю ванны, мочила свою лапку под струёй воды из крана и мыла свою мордочку, так же как я лицо. Невзирая на наши вопли, она ходила по столу, а когда поняла, что это нам не нравится, то стала ходить только ночью. Однажды за завтраком я обнаружила чёрную волосинку около своей чашки кофе. Я поднесла её к втирушкиному носику и грозно спросила: "Это что такое?" Она быстренько перебралась от меня к Фёдору. "Ну, и что она тебе сказала?" - спросил Фёдор. "Что без ДНК анализа она на эту тему разговаривать не будет, - ответила я, - а что она сказала тебе?" Мне она сказала, что если нас что-то не устраивает в её доме, то она может определить нас в дом для престарелых. Вот так! Но вернёмся к Дори.

Дори была собака исключительной честности. Она, как и Китти, очень любила конфеты. Однажды мы забыли на столе открытую коробку шоколадных конфет. Утром мы обнаружили Дори, сидящую на стуле возле конфет, она тяжело вздыхала, но все конфеты были на месте. Вероятно, она просидела так всю ночь.

Очень скоро у Дори мы обнаружили одну особенность: она терпеть не могла, когда что-нибудь уносили из дома, и очень любила, когда приносили в дом. Например, когда я собрала кое-какие детские вещички, которые нашим девочкам уже были не нужны, чтобы отдать их одной женщине на работе, Дори вцепилась в пакет, что называется, мёртвой хваткой, и только на следующий день потихоньку я его унесла. А вот с тем, что она приносила в дом, была одна смешная история. Наш зять, муж Наташи, Саша - большой любитель охоты. Осенью они с приятелями подстрелили кабана и делили мясо. Занимались они этим делом у нас в саду. Дорка крутилась около них. Вдруг мы услышали крики на улице и, посмотрев в окно, увидели несущуюся "со всех лап" Доротею, как мы её иногда называли, с громадным куском мяса в зубах. За нею гнались все охотники крича, что она уносит лучший кусок. Тётя Надя быстро открыла дверь для Дори и закрыла её перед остальными. "Это её добыча, она старалась для дома," - сказала тётя Надя. Охотники примирились с неизбежным, а мы, в том числе и Дорри, очень вкусно пообедали.

Надо сказать, что в отношении жизни на воле Дори тоже повезло, потому что к моменту её появления у нас Фёдор получил гонорар за книгу, и мы купили дом в деревне. Деревня эта называется Иверцево и находится в Ярославской области под Ростовом Великим. Деревня заслуживает описания. Когда мы, а компания наша состояла из трёх женщин, приехали в деревню первый раз, в ноябре 1981 года, там ещё жили две старушки, которые скоро переехали в "перспективную" деревню Березники с магазином, почтой, правлением совхоза, где им дали квартиры в "финских" домиках. Переехали они из-за того, что им стало не под силу долбить зимою прорубь и в глубоком снегу таскать вёдра с водой. В округе Иверцев остались только брошенные и умирающие деревни: Муравейка, Монастырская, Зубово, Кореево, Фролово, Слинцино, Кучки, Хлобыстово. Половина этих деревень до революции принадлежали к приходу церкви Св. Егория на Пёсьих лугах. Сейчас храм разрушен, на колокольне поселилась пара воронов, погост (кладбище) сплошь зарос рябинником. С пригорка около нашей деревни вначале был виден крест на колокольне, при нас верхние пролёты колокольни рухнули. Муж с Доркой любили ходить туда рисовать акварели.

От бывших жителей Иверцева, приезжавших из города на лето, мы узнали, как назывались поля и перелески вокруг деревни. Назывались они очень красиво: Делява - это поляна на холме, примерно в двух километрах от деревни. Раньше там был хутор, знаменитый прудом с водяными лилиями. Три стороны луговины окаймлял лес, а четвертая спускалась к громадному болоту, осенью полному клюквы. Из него вытекает река Сара, впадающая в озеро Неро, на берегу которого стоит Ростов Великий. В Саре ловится хариус. Клюквой кормятся журавли. Один даже поселился у нас в деревне (у него было повреждено крыло), назвали его Журкой, ко всем заходил в гости, везде получал что-нибудь вкусненькое, но к осени крыло, видимо, зажило, и он улетел с очередной стаей журавлей. Больше он в деревне не появлялся.

Метрах в трёхстах от деревни располагается Горелое болото. Это моховое болото с небольшими сосенками, выросшими после пожара. Главные его примечательности - черника и морошка, которые растут вокруг заброшенного колодца. Мы как-то попытались измерить глубину этого колодца, но пятиметровый шест не достиг дна. Вокруг колодца, и только там, растёт ятрышник Траунштейнера. Это место интересовало не только нас. Осенью волки обучали волчат охоте, устраивая там свою основную базу. Поэтому иногда в деревне исчезали собаки.

Мне же больше всего нравилось Белое болото: с белыми стволиками молодых берёз, со светлым ковром из мха и коричневыми, разными по размеру, шляпками подберёзовиков по осени, которые сразу были видны с одного места до сотни штук. Рядом со знаменитым Сарским болотом (знаменитым я его называю потому, что оно входит в список девяти заповедных болот России), отделённое от него небольшой возвышенностью, заросшей елями, располагается Александровское болото, тоже богатое клюквой.

Постепенно от местных жителей мы узнавали и другие названия мест. Например, Кулига. По словарю Даля - это особый кусок земли, чем-то выделяющийся из своего окружения. В Иверцах - это низина, поросшая мелким лесом, разделяющая два поля и знаменитая обилием белых грибов.

Надо сказать, что полоски леса в полях, окружающих Иверцы, прекрасны. Есть берёзовые: чистые, светлые, с цветущими там весной сначала хохлаткой, потом фиалками, потом боровыми колокольчиками, потом букашником. Есть осинники, летом сильно заросшие травой, а осенью покрытые, как золотыми монетами, опавшими листьями. В некоторых из них маленькие чудесные прудики (прудки - так называют их местные).

Ещё нам рассказала Аня-Ярославка (так зовут женщину, которая приезжала с внуком на лето в эту деревню из Ярославля) про лес-Ведун. Она рассказала, что в этом лесу очень просто заблудиться. Он был совсем недалеко от Иверцев, и в хороший солнечный день мы с Фёдором и Дорей пошли туда. Там было очень много бурелома, но это оттого, что недавно прошёл ураган. Особенного ничего мы не заметили, вскоре вышли на дорогу, и тут началось... "Надо идти налево", - сказала я. "Нет, направо", - сказал Фёдор. "Нет, налево!" - "Ты поступай, как хочешь, но идти надо направо". "Ты просто сошёл с ума в этом лесу", - констатировала я и пошла налево. Но очень скоро обернулась и увидела грустных Фёдора и Дорку; они никуда не пошли и ждали, когда я опомнюсь. Я вернулась, мы пошли направо и через пятнадцать минут вышли на поля около Иверцев и даже увидели крышу нашего дома.

На полях Дори очень любила забираться на стога и оттуда лаять. Я тоже один раз забралась с ней на стог и увидела, как прекрасны окружающие поля и особенно луг, который спускался от деревни к прудам. Пруды деревенские тоже имели свои названия. Один, довольно большой пруд, назывался Поганец. В нем все купались. Второй большой пруд назывался Чистый - из него брали воду для питья (колодцев в деревне не было). Был ещё Нижний пруд, Большой пруд и ещё несколько маленьких, но очень красивых прудиков. Про Чистый пруд один из наших друзей, Борис Ильич, сочинил частушку:

Без колодцев мы живем,

Воду пьём из пруда,

Если вдруг мы все помрём,

То не от простуды.

Кроме поэтического дара, Борис Ильич обладал удивительной способностью разыскивать потерянные вещи. Несколько лет назад наша односельчанка Маша потеряла под ветлой, стоящей при входе в деревню, золотые часы на золотом браслете. Искала их целый день, затем к поискам подключился её отец, затем Дорка вместе с нами. Тщетно. Часы исчезли. Случайно мы рассказали эту историю Борису, потому что он сказал, что умеет отыскивать потерянные вещи. Он отлучился минут на двадцать и вернулся с часами. "Нужно искать там, где темно, а не там, где светло", - заметил он в ответ на наше восхищенное недоумение. Муж по этому поводу изрёк, что хорошо бы этот принцип привить научным сотрудникам.

С часами, кстати сказать, ничего не произошло, несмотря на то, что они пролежали на земле под дождями и снегом четыре года. Маша была счастлива.

Однако вернёмся к лугу, который спускался к питьевому пруду. Это очень красивый луг, его иногда летом косили, но осенью он опять зарастал не очень высокой травой и был весь в цветах и весной, и летом, и осенью; там, после весеннего цветения, вторично цвели купавки, продолжала цвести герань луговая, горец или раковые шейки, луговые васильки. У самого пруда цвела таволга, наполняя всю деревню ароматом мёда.

Русское короткое лето летит стремительно. Перелеску сменяют бубенчики, ландыши уступают место ночным фиалкам. Таволгу сменяет иван-чай, совсем к осени зацветает золотая розга и букашник.

На задах усадеб в заглохших садах поспевают вишни и привлекают великое множество различных птиц. На унавоженной в прошлом земле огородов круглятся кочаны капусты и лежат бревна кабачков, начинается копка картошки. Местные уроженцы рассказывали нам, что в войну выращивали по сто мешков картошки на семью. В палисадниках цветут ноготки, мальвы и золотые шары.

Интересно, что Дори сейчас же по прибытии в Иверцы взяла на себя охрану не только дома, но и усадьбы, каким-то образом точно установив ее границы.

Мы с Дори в сентябре вдвоем проводили в деревне мой отпуск. Муж работал в Штатах. Вставали рано утром и шли за водой. Луг был весь в росе и сиял на утреннем солнце так, как будто бы он усыпан бриллиантами: росинки сияли красными, голубыми, серебряными лучами. Дори всегда бежала впереди - за ней оставалась тёмная, уже без росы, дорожка на траве. Я шла следом. На обратном пути Дори забиралась на стог сена, лаяла в разные стороны и, очень довольная собой, спускалась со стога, чтобы тут же повиснуть на моей телогрейке. Так мы (я с двумя ведрами воды и с Доркой, висящей на телогрейке) и отправлялись домой завтракать.

Случайно я обнаружила, какое удивительное чутье у собак и сколько всего они помнят и знают. В первый же день своего приезда Дори познакомилась со всеми двуногими и четвероногими жителями деревни, запомнила всех и взяла на себя обязанности охраны и защиты деревни от чужаков. Через несколько дней к одной из наших односельчанок приехал муж. Приехал он ночью и прошёл домой с другой стороны деревни. Проснувшись утром, я, как всегда, хотела пойти на пруд за водой, но Дори помчалась совсем в другую сторону; быстро добежав до дома, куда, по её мнению, проник "чужой", она стала громко лаять на крыльце. Вышла хозяйка дома, я кинулась извиняться, но она мне всё объяснила, и мы обе похвалили Дори, а она и без нас была собою очень довольна. Если к нам кто-нибудь приходил, а нас в это время не было дома, Дори сразу показывала всем своим поведением, что кто-то приходил и, главное, куда пошел. Так я находила в лесу своих подруг, которые, не найдя меня дома, уходили в лес за грибами или ягодами.

Грибов в Иверцах невероятное количество. Самые знаменитые - это, конечно, белые, а потом идут подосиновики, подберёзовики, лисички; осенью - опята, чернушки, которые я очень люблю в солёном виде. Настоящие грибники приносят по двести и больше белых грибов в "один заход".

Но не только грибами знамениты Иверцы. Еще они славятся чудесными запахами. Совсем рано весной начинает распускаться тополь, и в деревне и вокруг неё стоит запах лопающихся тополиных почек. Потом деревню окутывает запах черёмухи, сирени, цветущей липы, потом и надолго - шиповника, потому что шиповник есть около каждого дома, при этом какой хочешь: белый махровый, белый крупный простой, розовый, темно-малиновый... К осени начинают пахнуть флоксы. А чудесный запах воды от прудов! И снова запах грибов и прелых листьев.

Хочется рассказать о том, как Фёдор с Дори и Сергей Сергеевич со своим спаниелем Дженни рано весной отправились в Иверцы "отдохнуть от городской жизни". В один прекрасный вечер, стоя на холме на задах деревни, они, наслаждаясь окружающим пейзажем и рассматривая окрестности в бинокль, увидели вдали какую-то шевелящуюся точку. Поскольку в этом месте (путешествуя по окрестностям, они уже были там) лежали остатки погибшего зимой кабана, то мужчины решили, что шевелящаяся точка - это волк. Муж подвыл переярком. Выть он научился, надеюсь, не от жизни со мной. Его этому научил егерь, когда он работал в заповеднике. "Точка" замерла, и через секунду понеслась на вой. Волк мчался стремительно, то появляясь на виду, то пропадая в лощинах. Мужчины схватили своих собак на руки (погибать, так вместе). Через несколько минут волк был уже в лощине под горушкой, выскочил наверх, мгновенно остановился и, как призрак, исчез за краем лощины. Собаки даже не поняли, что произошло. А мужчины, опустив, наконец, своих собак на землю, отправились рассказывать о своем "подвиге" жёнам (кто ещё оценит такое!)

Запомнилось мне и наше путешествие вокруг Сарского болота. Местные жители называют его то Сарским, то Царским и говорят, что это название возникло потому, что клюкву из него доставляли на царский стол в Петербург. Даль пишет, что раньше не было в русском языке звука "ц", а был больше похожий на "тс" - отсюда, по-видимому, и пошли названия: река Сара и Сарское болото.

Так вот, и мы, и наши друзья мечтали совершить путешествие вокруг Сарского болота, и однажды мы его осуществили. Был прекрасный августовский день. Мы поднялись по крутому склону Делявы (самая высокая точка в Ярославской области, с геодезической вышкой) и осмотрели болото. Оно лежало перед нами как на ладони - восемь километров в диаметре и больше двадцати пяти в окружности. Вот эти двадцать пять километров нам предстояло пройти. Решили отдохнуть. Сели на бугор и смотрели на болото. Весной там бывает большой тетеревиный ток. Сейчас над ним летали только чайки. Вдруг мы обнаружили, что справа от нас, метрах в тридцати, пасутся два лося (лось и лосиха). Вблизи они страшноватые. Собаки залаяли, лоси неспешно побежали к лесу. У леса они остановились и долго внимательно нас рассматривали, потом исчезли в лесу. Мы пошли дальше. Вдоль болота шла, скорее всего, кабанья тропинка.

Сарское болото образовалось из озера, которое зарастало из центра к краям. Края его и сейчас ещё не заросли и представляют собой канаву довольно глубокую, шириной несколько метров. В этой канаве попадаются иногда утки. Местные жители сделали в нескольких местах переходы, чтобы осенью ходить за клюквой. Всё болото заросло небольшими кривыми сосенками и багульником. Запах багульника неповторим, впрочем, как и сосны, - так и хочется лечь на мягкую моховую кочку, смотреть на бегущие по небу облака и вдыхать аромат багульника, смешанный с сосной. Кругом ни животных, ни людей, ни деревень, только тишина и наши голоса. Мы, конечно, подустали, когда добрались до противоположной стороны болота и увидели нашу Деляву в "туманной дали". Сейчас она казалась нам маленькой. Тут мы обнаружили и исток Сары. Река начиналась тоненьким, прерывающимся ручейком, который постепенно расширялся, образуя бочаги (ямы, заполненные водой). Постепенно бочаги тоже увеличивались, и около одного, довольно большого, с прозрачной холодной водой и с громадной, густой и красивой елью на берегу, мы устроили привал: съели свои бутерброды, попили водички, и, перейдя вброд Сару, покинули её и пошли дальше вдоль болота. Через какое-то время мы вышли на поля, которые спускались к деревне Муравейке. Поля уже были скошены, стояли стога сена, вернее, горы сенных рулонов, и Дори занялась своим любимым делом: забралась на стог и облаивала окрестности, а Дженни раскапывала на поле мышиные норы. До нашей деревни оставалось три километра. Я еле дотащилась, зато какой вкусной показалась дома чашка горячего кофе с хлебом. Мы легли на наши кровати, закрыли глаза, а перед глазами у меня продолжал проплывать лес, Делява, болото с багульником, бочаги на Саре и эта красавица-ель. Интересно, что запомнилось Дори?

Фёдору так понравилось наше путешествие вокруг болота, что через некоторое время он решил пойти за Деляву, к давно брошенной деревне Слинцино, чтобы порисовать её окрестности. Дорка пошла с ним. Он сидел и усердно рисовал, Дори лежала рядом. Вдруг она встала и с интересом уставилась на опушку подступившего к деревне леса. (Надо заметить, что у Дори началась течка). Через короткое время оттуда осторожно появился лис. Дори кинулась к нему с грозным рычанием, и они оба исчезли в лесу. В течение часа на крики мужа никто не появлялся, но, наконец, Дори появилась... в сопровождении лиса. Отношения между ними явно сложились отличные. После этого события мы с ужасом ждали появления на свет "ТерьероЛисов", но, слава Богу, этого не случилось.

В следующий раз Фёдор с Дори совершили путешествие без меня, но в компании двух жизнерадостных женщин нашей деревни и всё того же друга Сергея Сергеевича, с которым они весной подманивали волка. Собак было три: Дори и спаниели, Дженни и Дана. День был пасмурный, слегка моросил дождь, но все семеро надеялись на лучшее. Дори тут же оказалась в рюкзаке. Она вообще не любила ходить по лесу: её раздражала крапива. В отличие от спаниелей она не могла перепрыгнуть через упавшие стволы деревьев, ей приходилось их обегать. Фокстерьеры мощные, но не выносливые собаки. Долгая ходьба быстро утомляла Дори, и она предпочитала продолжать прогулку удобно устроившись либо в корзинке - это когда мы ходили с ней за клюквой, либо в рюкзаке - когда прогулка затягивалась. В данном случае она уютно свернулась в клубочек в рюкзаке, и моросящий дождь её не волновал. Путешественники все-таки заблудились и устали. Все уговаривали Фёдора пожалеть себя и "вытряхнуть" Дори из рюкзака, сама она вылезать оттуда не собиралась, иногда ворочалась, принимая более удобную позу. Неожиданно они вышли к брошеной избушке и решили хоть немного передохнуть от дождя и веток, хлеставших по лицу. Дженни и Дана тоже были мокрые и уставшие. Дорку вынули из рюкзака, она была сухая, не уставшая и вообще была совсем не прочь размяться, поэтому она сейчас же выставила Дженни и Даночку на дождь, но их хозяева возмутились и не дали ей разгуляться. Отдохнув в избушке, путешественники решили вернуться в Иверцы. При этом Дори тут же залезла обратно в рюкзак. Пошли. Опять дождь, опять мокрая высокая трава. Дороги нет. Путь преградило болото. Еле-еле вытаскивая ноги из трясины, они поняли, что находятся далеко от Иверцев. Бедные, бедные путешественники! Из последних сил сделав бросок, они вышли на деревню Березники, что в девяти километрах от Иверцев. Сели на лавочку около какого-то дома. Тут, грозно рыча, их окружили деревенские собаки. Спаниели прижались к ногам хозяев. Дорка не спеша вылезла (сама) из рюкзака. "В чём дело? Что происходит?" - спросила она деревенских собак. "Да ничего, просто мы собрались посмотреть, кто пришел", - сказали собаки и разошлись. "То-то", - сказала Дори и залезла назад в рюкзак. Наконец "великолепная семёрка", уставшая, замёрзшая, потерявшая в болоте часть обуви, почти босиком, прибыла в Иверцы и разбрелась по домам. "Я не понимаю, почему вы все так устали, а я вполне ничего, даже не прочь погулять по деревне. Ведь мы сегодня не гуляли?" - сказала Дори своему чуть живому от усталости хозяину.

Однажды мы с подругой сидели на околице и услышали вдали гул трактора. Дори спала, устроившись у меня на коленях. Услышав гул, она тоже глухо зарычала, и по мере приближения этого тарахтения она рычала всё громче и громче. "Интересно, - сказала моя подруга, - что она будет делать, когда трактор подъедет?" Но трактор свернул в лес, и "гул" стал затихать. Дори тоже стала убавлять громкость своего рычания. Но мы раньше перестали слышать трактор, Дори ещё какое-то время тихо, я бы сказала, шуршала, и все это, не слезая с моих колен. Она понапрасну не тратила силы.

Хотя мы никогда не учили Дори ходить рядом, она в критических ситуациях шла "как привязанная". Об одном таком случае расскажу. Наша тётя Надя собралась с приятельницами в отпуск. Уезжали они с Казанского вокзала. Фёдор поехал её проводить. Дори увязалась с ними. Поводок и ошейник забыли, поскольку перед выходом из дома приняли несколько больше рюмок, чем следовало. Что делается на Казанском вокзале, можно не рассказывать. Фёдор тащил чемоданы тёти Надиных приятелей и её, то есть не её саму, конечно, а её чемодан. Где в это время была Дорка, Федя не заметил, однако в нужном купе она оказалась, можно сказать, раньше всех. На обратном пути Федя посмотрел, как же всё-таки она идет, поскольку весь вокзал завален какими-то мешками, сумками, узлами, людьми, спящими на мешках и просто на полу, бегающими детьми, которые готовы были поиграть с собачкой. Но Дори, перепрыгивая через все эти препятствия, не обращала ни на кого внимания и хвостиком шла за хозяином. Дори везде, если она была рядом с хозяином, чувствовала себя как дома: в машине, в метро, в поезде - она тут же забиралась на колени и засыпала. Она одинаково любила и меня и Фёдора. Как она трогательно встречала нас, возвращавшихся домой, даже после короткого отсутствия. Она громко кричала: "О-о-о-о-о-о!" Недавно, возвращаясь из магазина с покупками, я вдруг услышала это знакомое: "О-о-о-о-о-о!" Моё сердце вздрогнуло. Кричала овчарка, которая на автобусной остановке встречала своего хозяина и радовалась, увидев его выходящим из автобуса.

Дори умерла на одиннадцатом году жизни. В её болезни виновата я: её любимой едой были макароны, да если они ещё были с варёной курицей! И я, конечно, не могла устоять перед её просящим взглядом. К одиннадцати годам она очень растолстела, и её сердце не выдержало...

Джеф

Джеф появился у нас, когда ему исполнилось чуть больше двух месяцев. Но до этого он успел хлебнуть горя. Он попал к хозяину, у которого в банке было много денег, но в голове и сердце - пусто. Его ожидания, что щенок будет загонять ему во двор лосей, кабанов и прочую дичь, не оправдались. Хозяин бил его нещадно ногами и палками. Спал Джеф во дворе, без будки, просто на мешке из-под картошки. Опытные и решительные женщины из общества собаководов вырвали его оттуда и стали думать, куда пристроить. Тут-то они "по беспроволочному телефону" и узнали, что у нас умерла Дори. Правда, после смерти Дори мы с мужем решили больше собак не брать, только если какую-нибудь несчастную с улицы. Однако в один прекрасный теплый майский день наша калитка открылась, и к нам вошла женщина с сумкой: из сумки торчала головка фокстерьера. "Возьмите его, - сказала женщина, - он очень несчастный, у него разбиты челюсти, а зовут его Джеф. У него всё есть: и родословная, и прививки, и благородная кровь. Предки его происходят из Англии, наверное, от самого Монморанси, и поэтому он такой сдержанный". Щенок смотрел из сумки тёмно-карими печальными, как у всех фоксов, глазами, но в них была какая-то необычная мрачность. Наши колебания были недолгими. Мы переглянулись и наперегонки кинулись к Джефу, но Фёдор успел первым. Он взял Джефа на руки, нежно прижал к себе и сказал: "Будем считать тебя несчастной, взятой с улицы собакой. Ты, наверное, стоишь несколько сот долларов, но все равно станешь скоро бесценным!" При этом щенок тихо взвизгнул, но мы не придали этому значения.

Джеф настороженно оглядывался, чувствовалось, что он не привык сидеть на руках. Надо сказать, что и в дальнейшем он нежностей не любил, не умел играть и ласкаться. На руки забирался, только если хотел с высоты посмотреть на окрестности или если возникало препятствие в виде крапивы или воды. Водные пространства он терпеть не мог, возможно, потому что его бывший хозяин, чтобы развить у него злобу, окунал его с головой в бочку с водой.

Первое, что сделал Джеф в доме, - это вытурил всех наших котов. Ни мы, ни коты не успели и глазом моргнуть, как оказались на чердаке нашего дома (мы-то, правда, остались в доме, это коты переселились на чердак). В дальнейшем нам пришлось лазить на чердак по два раза в день, чтобы их кормить. "Набор" котов у нас, как всегда, был достаточно обширный, а именно: Большун - большой серый кот, очень осторожный, ни с кем не желавший общаться; Нашик - тоже серенький, очень похожий на Большуна, только поменьше размером и очень обходительный; Девка-Чернавка, которая к этому времени превратилась уже в Бабушку-Чернавку, и Каролина. Все они некоторое время жили на чердаке, но постепенно стали исчезать и оттуда. Остался надолго (на несколько лет) только Большун. Так его и кормили на чердаке, а если мы уезжали, то его кормили наши соседи или родственники, но уже внизу. Ни одного кота в доме Джеф не потерпел за всю свою жизнь.

Вечером, в день Джефкиного вселения к нам, мы решили, что поскольку он не привык спать в кровати, то и не надо его к этому приучать. Мы положили ему на пол подушку (пуховую), и он с некоторым смущением, но не без удовольствия, на неё улегся. Каково же было моё удивление, когда ночью я обнаружила его спящим между нами, на кровати. Я хотела отправить его обратно на подушку, но он так рыкнул на меня, что я тут же притихла.

Со всей страстью, на какую я была способна, я отдалась кормежкам Джефа в соответствии с научными рекомендациями. Я устроила ему пятиразовое питание. Утром он съедал творожок с глюконатом кальция. Через три часа - винегрет или какую-нибудь другую овощную смесь. Ещё через три часа - яблочко с сыром, потёртые на тёрке. Потом - кефир. И наконец перед сном - мелко порубленное мясо. На первых порах он любил всё, но вскоре стал отказываться: сначала от кефира, потом от творога, однако яблочко с сыром и мясо любит до сих пор. По собственной инициативе он прибавил к этому ещё и пироги с капустой, которые я жарю, когда к нам кто-нибудь приходит в гости.

Первое время он много болел, и приходилось колоть ему лекарства и давать разные таблетки. У него было что-то с грудными мышцами, а что - не поняли врачи, пока мы не столкнулись с ветеринаром от Бога Николаем Николаевичем. По-видимому, Джефкин первый хозяин сломал ему ребро, и оно неправильно срослось.

Здоровье у Джефа было слабое. Болел он и позже много. Особенно страшный случай произошел с ним, когда он ворвался за мной к соседям и съел крысиную отраву, перемешанную с ветчиной. Нам удалось вызвать рвоту, и в лечебнице его напичкали соответствующими противоядиями. Всё обошлось.

Кроме того, он часто начинал хромать, что вначале было для нас загадкой, но впоследствии причину выяснила одна женщина, очень любящая собак, к тому же поклонница фоксов, которая тримминговала Джефа. Всё объяснилось просто. Между подушечками на лапах образовывались комки слипшейся шерсти, которые мешали ему ходить и бегать.

Джефу наш дом и сад понравился. Все дни он посвящал его охране от проходящих мимо забора собак. Забор мешал устроить драку. Все ограничивалось беготнёй, рычанием и лаем. На прогулках мы убедились, что Джефа это не удовлетворяло. Прогулки выливались в сплошные драки. Были собаки, которых он более или менее терпел, например, водолаза Фанту, некоторых шотландских овчарок, пуделя Томми. Томми был очень добрый, и завязать с ним драку Джефу ну никак не удавалось. Маленьких собак он не замечал. Зато все крупные собаки: доги, немецкие овчарки, ротвейлеры, черные терьеры - действовали на него, как красный цвет на быка. Но драки с такими собаками кончались для Джефа поражениями. Его приходилось извлекать то из пасти ротвейлера, то овчарки. Видимо, из-за вышеупомянутого повреждения груди его челюсти не обладали необходимой мощью. Вместе с Фантой всегда гулял рыженький, чуть побольше Джефа, пёсик Ник. С Ником они были ровесники. Драки начинались неожиданно и непонятно из-за чего, но дрались они не на жизнь, а на смерть. "Всё, - сказал Фёдор, - гулять с ним буду на час раньше". Но оказалось, что на час раньше гуляет пёс Мартин, с которым Джеф тоже стал выяснять отношения. "Хорошо, - сказал Фёдор, - буду гулять ещё раньше". Скоро выяснилось, что гулять с Джефом можно только в 5 утра. И вот мой бедный муж уже двенадцать лет встаёт в любую погоду и гуляет утром с 4.30 до 5 часов, при этом если он проспит, то Джеф его будит, очень тихо и нежно говоря "р-р-р-р". Если это не помогает, начинает лизать лицо. Вечерние прогулки отменились сразу, потому что когда мы с внуком подсчитали, сколько собак гуляет вечером одновременно, то оказалось - двадцать пять...

В юности Джеф очень расстраивался, когда кто-нибудь из нас покидал дом хотя бы ненадолго, например, должен был сходить в магазин за продуктами. Он издавал противный и тоскливый вой, который был слышен чуть не за километр. Соседи спрашивали: "Что происходит?" Приходилось брать его на руки (чего он терпеть не мог), объяснять, что уходящий скоро вернётся. Сейчас, когда мы уходим из дома, мы даем ему что-нибудь вкусное, чтобы смягчить боль разлуки, и говорим: "До свидания, дорогой!" Он сразу же отправляется на наблюдательный пункт у окна и следит за калиткой в ожидании радостной встречи. Наблюдательный пункт у него шикарный: это старинный стол, на котором лежит пуховая подушка. Рядом стоит проигрыватель, который он использует под голову: Джеф любит спать как человек, с приподнятой головой.

К этому времени, о котором я пишу, наши дочки выросли, вышли замуж, у них родились дети, и, видимо, по семейной традиции в их домах тоже появились животные. У Лады много кошек, черепаха, которая живёт у них уже пятнадцать лет и ходит следом за Ладой по кухне как привязанная; рыбки, хамелеон, а главное, две собаки. Одна из собак, мастино неаполитано, очень крупный кобель по имени Рик, был подброшен им каким-то алкоголиком. Благодарная новым хозяевам собака хотела быть нужной и старалась во всю показать свою полезность. Например, когда Лада решила пересадить кустик сирени на другое место, поближе к дому, Рик внимательно наблюдал, как она копает яму, как приносит туда хорошей земли, как опускает куст в яму, утрамбовывает землю вокруг куста, поливает. Когда уже выбившаяся из сил Лада пошла в дом отдохнуть, то услышала тяжелые шаги позади и, обернувшись, увидела Рика с кустом только что посаженной сирени в зубах. Он остановился и ждал похвалы.

Их вторая собачка - йоркширский терьер Ниси - тоже тот ещё фрукт, но о ней можно написать целую книгу. Напишу пока только о появлении Ниси в семье дочери. Лада с Дашей увидели у одной женщины йоркширского терьера и восхитились. Женщина стала уговаривать их посмотреть щенков. Они поехали, посмотрели и почувствовали, что уехать без щенка не смогут. Стали звонить папе. "Папа, - сказала Даша, - можно нам взять щенка? Он просто чудо: у него головка золотая, тельце серебряное, ну как, папа?" "Берите,- сказал папа, - если у него хвостик платиновый". "Мама, - радостно закричала Даша, - папа разрешил!" Вот так появилась Ниси.

А Наташин муж Саша - страстный охотник - завёл себе дратхаара, которого они назвали Тургай. Тургай - настоящий охотничий пёс, сильный и выносливый, как лошадь; вся его жизнь заключается в том, что он либо охотится, либо ждет охоты. Многие собаки боятся выстрелов, но не наши. В современной Москве постреливают, но не слишком часто, а вот фейерверками увлекаются. Если Тургай слышит взрыв ракеты, он несётся на звук и хватает падающие петарды, часто обжигая себе рот.

Зимой Саша использует его как ездовую собаку, он запрягает Тургая в санки и катает на близлежащем пустыре своих детей: Лизу, Олю, Семена и Ладушкиного сына Олега.

Старшая дочь Лады, пятнадцатилетняя Даша, с "презреньем" относится к таким детским развлечениям: она катается на настоящей лошади. В один из зимних выходных дней Саша пришёл за Олегом со своими тремя детьми, Тургаем и санками, чтобы всех покатать. Все с криками и смехом ушли. Джеф завыл. Он понял, что там будет веселье, а его там не будет. Скоро, однако, наступила тишина. Каким-то непонятным нам образом он вырвался из сада на свободу. Найти Тургая и детей ему не составило труда, но катанье прекратилось мгновенно. За катанием добродушно наблюдали несколько собак, и вот такого Джеф стерпеть не мог! Закипела драка. Сани опрокинулись. Дальше рассказывал Олег: "Я увидел над собою лапы, лапы, лапы, так много лап! Кое-как я перевернулся на живот и пополз между чёрными, белыми, рыжими лапами". Из "собачьей каши" Олега вытащил Саша. Джефа приволокли домой не без труда, потому что он считал, что всё происходящее началось хорошо, но слишком быстро кончилось. Больше уже в этот день гулять никто не пошёл. Следующее катание на Тургае было тоже знаменательным, но по другой причине. Подруга наших девочек Лидочка вышла замуж за француза и уехала с ним в Париж. Решив показать мужу русскую зиму, она приехала с ним в Москву на Рождество. Саша тут же устроил для них катание на Тургае. Катание прошло благополучно, весело, французу очень понравилось, и позже в Париже он рассказывал, что в Москве зимой ездят на собаках.

На следующий год после появления у нас Джефа, весной, на большом тополе, возвышающимся над нашим домом, вороны свили гнездо и стали вести себя очень нахально по отношению к людям и собакам. В то время наш ещё маленький внук Олег и его приятель, сосед Андрей, не могли выйти из дома: вороны преследовали их, когда они находились на открытом месте. На Джефа они тоже нападали, и я боялась, как бы вороны не повредили ему глаза. Джеф защищался, хотя понять было трудно, кто нападает, а кто защищается. Однажды утром, выйдя из дома, мы увидели Джефа, который мирно дремал под голубой елью, растущей у нас во дворе, а метрах в трёх от ели лежала задушенная ворона... Вторая ворона погибла на моих глазах. Я сидела на лавочке. Джеф крутился недалеко от меня, что-то разнюхивая на земле. Вдруг с тополя на него спикировала ворона. Я даже глазом не успела моргнуть, даже с лавочки не успела вскочить, как с вороной было покончено. Обеих ворон мы похоронили в углу сада. С крысами, которые нахлынули на наш дом, после того как были изгнаны все коты, Джеф тоже справлялся без раздумий: хватал их за шкирку, обязательно приносил, показывал, потом шел на улицу, там зарывал и плотно утрамбовывал это место носом. Вообще, надо признать, что Джеф не церемонился защищая нас и наше имущество, часто перегибая в этом отношении палку. Однако он прекрасно относился к людям, которых считал нашими друзьями, и многие из них даже не верят, когда мы рассказываем о его привычках. Как-то Даша захотела с ним прогуляться. Мы предупреждали ее, что это невозможно, но она нас не послушала. Когда она открыла дверь, в дом с улицы хотел проскользнуть Тургай. Джеф налетел на него как ураган. "Ну, Джеф, ты даёшь!" - сказала Даша и благоразумно отказалась от прогулки.

Деревню Иверцево Джеф полюбил сразу. Вот уж где было ему раздолье! Пока он был молодой, он очень любил ходить с Федей в лес. Фёдор старался провести его по всем окрестностям Иверцев, чтобы он запомнил все места и везде бы для волков оставил свою метку, которая звучала на его языке так: "Здесь был Великий Джеф, который был везде!" Волки читали эти записки иначе: "Здесь был маленький вкусный Джеф, который любит яблочко с сыром". С кем подраться, Джеф нашёл даже в иверцевских глухих лесах. Это был ротвейлер. Женщина из соседней деревни пришла в лес, чтобы спокойно, без помех со стороны деревенских собак, погулять со своим ротвейлером. Всё это было в пяти километрах от ближайшей деревни. И ведь надо же, они столкнулись именно в этом месте и в это время. Драку с трудом разнял Федя. Интересно, что ни в одном подобном случае мы не получали повреждений от своих собак. Виртуозно фоксы владеют своими клыками. Как мы узнали впоследствии, на женщину этот эпизод произвел сильное впечатление. Гуляла она с тех пор в других лесах.

Но не только с ротвейлером Джефу пришлось столкнуться в лесу. Однажды на Белом болоте он разрыл осиное гнездо. Я с воплями понеслась по болоту от ос. Фёдор понёсся на выручку Джефу. Потом он отвёл меня и отнёс Джефа в безопасное место и, тоже покусанный осами, пошёл искать свою корзину с грибами. Джеф лежал минут тридцать как мертвый, потом встал, и мы все трое двинулись домой. По-видимому, осиные укусы у собак проходят быстрее, чем у человека, потому что Фёдор ходил опухший целую неделю.

В лесу Фёдор с Джефом занимались тем, что проводили эксперименты с очень красивым цветком наших лесов - печёночницей, или, как её ещё называют, перелеской. Про Федины опыты одна из жительниц нашей деревни говорила так: "Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало". Статья об этой работе сейчас опубликована в журнале "Успехи современной биологии". Джефа фёдор почему-то не включил в соавторы, чем меня глубоко возмутил.

Вообще к этому времени большинство дачников охладело к крестьянскому труду, осознав его тяжесть. Бензин подорожал и перевозка урожая в Москву подорожала. Модным стало цветоводство.

У Тани появилась коллекция лилейников около семидесяти сортов, лилии, пионы, флоксы, гладиолусы, да всё и не перечислишь. Я тоже увлеклась лилейниками. У Лизы настоящий русская дворянская планировка, но в миниатюре, т.е. около дома цветник, а за домом плодовый сад, доставшейся ей от прежних хозяев. Последний коренной житель, Виктор Анисимов, род которого до революции составлял половину населения деревни, каждое лето приезжает в Иверцы и, помимо множества домашних мужских дел и сбора грибов, потихоньку составляет коллекцию красивоцветущих лесных и полевых растений. Из дачников только у Бориса Ильича сохранился большой огород. Все грядки по линеечке, сорняков нет - это тоже очень красиво.

Несмотря на длительные прогулки по лесу, Джеф всё равно хотел по утрам "собак посмотреть и себя показать" и желал, чтобы его сопровождал Фёдор. Когда я, вылезая из-под одеяла, чтобы сварить утреннее кофе, спрашивала: "Ну, как вы погуляли?" - "Как-как! - отвечал муж, - рассадили всех кошек по деревьям и пришли". Честно говоря, все было не так невинно, как он говорил. Я своими глазами наблюдала, как Джеф юркнул со двора в избу, где-то наверху, в районе чердака, раздался грохот, затем из слухового окна посыпались коты, а затем появилась его довольная морда.

Один раз мне пришлось разнимать драку Джефа сразу с двумя котами: пострадавшей в этой ситуации была, конечно, я. Драки у Джефа случались постоянно. Местные собаки при его появлении ложились на спину, демонстрируя признание его превосходства. Но из соседней деревни Муравейки к нам приходил пёс Гришка - исключительно чтобы подраться с Джефом. Обычно, увидев Гришку, кто-нибудь из соседских детей мчался ко мне с криками: "Гришка пришел!" Я тут же запирала Джефа. Последняя драка между ними состоялась осенью, когда мы уезжали в Москву. До асфальтированной дороги нас довёз зять, а в километре от Муравейки, где жил Гришка, мы должны были пересесть на другую машину. Зять выгрузил нас и уехал. Вдали уже показалась машина, которая должна была нас забрать. Машина подъехала, мы засунули свои рюкзаки в багажник и, последний раз в этом году обводя взглядом окрестности, увидели мчащийся к нам по дороге чёрный клубок. Это был Гришка. Джеф тоже его увидел и весьма обрадовался. Мы стали ловить Джефа и чуть не разорвали его пополам, потому что я схватила за хвост, а Федя за шиворот. Наконец мы засунули его в машину, захлопнули дверцы, облегченно вздохнули и, устало облокотясь на кузов машины, стали вытирать пот с лица. Но не тут-то было: мы услышали знакомый звук боя и, обернувшись, увидели, что не заметили открытый багажник. Кое-как разняли собак и уехали. А Гришка пошёл в Иверцы, наверное, чтобы посмотреть, не остался ли там второй Джеф. Как ни грустно, но больше драк с Гришкой не было: зимой его съели волки.

Серьёзно пострадал Джеф в драке с французским бриаром. Случилось это так. К нашей соседке, молодой и красивой женщине Кате, приехали подруги с этим самым бриаром и привязали его к забору, который отделял участок Кати от участка ещё одной нашей односельчанки, местной уроженки Люси. На этой "разделительной полосе" росла Люсина картошка. Но это был не просто участок с картошкой, это было произведение искусства. Картофель был посажен ровными рядами, хорошо окучен, по краям картофельного поля росли ноготки, чтобы отгонять вредителей и радовать глаз односельчан. Кое-где среди картофеля возвышались большие и невероятно красивые, особенно по утрам в росе, кусты укропа. Всё вместе представляло собой шедевр садово-огородного искусства. Вот на этой "клумбе" и произошла драка. Перед этим событием Джеф с Федором пошли за водой на пруд по задам деревни, но, почувствовав запах чужака, Джеф вернулся и через Люсину картошку направился к незнакомцу. Бриар тоже увидел Джефа и рванулся к нему. Но рванулся он не один, а вместе с двумя секциями забора и столбом, к которому был привязан. Собачий рёв потряс всю деревню. Люся "окаменела" у окна. Фёдор, бросив вёдра на пруду, понёсся в деревню. Как потом нам рассказала Люся, Джефа было не видно: он был накрыт бриаром и забором. На картошке пролегла большая пустая полоса, как будто по ней прошёл трактор. Молодежь, которая приехала к Кате, отцепив бриара от забора, потащила и то и другое к Кате во двор. Федя ворвался в наш дом с криком: "Где Джеф?" Я посмотрела в окно, и мы увидели бредущего по дорожке к дому Джефа, но что-то было немного необычное в его осанке. Он вошел в дом, и только тут из его груди и боков потекли струи крови. На нем было восемь глубоких ран. Нам не сразу удалось остановить кровь, поэтому, видимо, Джеф сильно ослабел, да ещё за два дня до этого события в болоте он повредил лапу телорезом, и Фёдору пришлось три километра нести его на плече. Вся штормовка на Феде была пропитана кровью. Остаток этого дня и весь следующий Джеф пролежал, но на третий день встал и прямо направился к Кате искать бриара. К счастью, того уже успели увезти в Москву. Я пошла к Люсе. "Люся, дорогая, что делать с картошкой-то?" "А ничего, - сказала Люся, - это у меня гостевая картошка. Ну, чуть больше её или чуть меньше - не имеет значения. Как здоровье Джефа?" Вот она - настоящая русская деревенская культура. А моя подруга принесла Джефу (как тяжело больному) кусочек мяса, которое в Иверцах большой дефицит.

В результате полученных в детстве повреждений груди Джефу редко приходилось испытывать радость побед в драках, но зато он не раз демонстрировал психологическое превосходство. Первый случай произошел при встрече со стаффордширским бультерьером. Хозяйка бультерьера приехала с ним в нашу деревню позагорать. Мы встретились на пруду. Собаки уставились друг на друга. Я обмерла. Потом бультерьер развернулся и побежал к своему дому. Джеф какое-то время его преследовал. Я охрипла от криков: "Вернись, вернись!" Этого, наверное, и не надо было делать. Джеф довольно быстро вернулся, бодрый и весёлый. Вторая победа такого рода состоялась при встрече с бульмастифом Гором. Мы договорились с его хозяевами о гулянье в разное время, но всё-таки собаки встретились и в воинственных позах остановились друг перед другом. Джеф, прямо глядя в глаза противнику, стал медленно приближаться, а хвост Гора так же медленно стал опускаться. Когда Джеф приблизился почти вплотную, Гор опустил огромную голову, спрятал хвост между ног и рысцой удалился в свой дом. Мрачный взгляд маленького Джефа убедил его, эту семидесятикилограммовую громадину, что он встретился с противником более сильным духом. Джеф, очень довольный собой, сразу же занялся прославлением своей особы на всех столбах и кустах в окрестности.

Однажды мы увидели в окно, как на наш участок по дорожке едет трактор. Джеф лежал на подоконнике и тоже увидел трактор. С громким лаем он кинулся навстречу. Я побежала за ним, потому что поняла, что он не отступит, и его могут раздавить. К счастью, тракторист, хотя и был несколько пьян, сумел остановиться, попятиться и вырулить на основную дорогу.

В какой-то момент всех жителей Иверцев охватил порыв благоустройства. Об этом Борис Ильич написал частушку:

По деревне мужики

Ходят бородатые,

Строят бани и террасы -

Видно все богатые!

У нас баня была, поэтому Фёдор сначала покрыл крышу дома железом, а затем направил свои усилия на спасение Нижнего пруда. Дело в том, что в плотине образовалась промоина, и почти вся вода ушла. Сначала Фёдор договорился с трактористами, и они засыпали промоину землёй. Но результат надо было закрепить. Поэтому с раннего утра можно было видеть Фёдора, везущего на пруд в самодельной тачке то глину, то какие-то железные листы, оставшиеся от крыши, то вырезанные куски дёрна для закрепления земли на промоине. В обратную сторону в тачке ехал Джеф (впрочем, он не возражал и в сторону пруда ехать в тачке, но это было уже слишком). Совместными усилиями им удалось добиться того, что пруд наполнился водой. Тогда они занялись его украшением. Там были посажены две рябины. Спирею Фёдор с Джефом принесли с погоста Св. Егория. Несколько кустов шиповника, белого и розового, мы посадили так, чтобы его было видно со стороны деревни. В низинке у пруда посадили крокусы, а чуть повыше - нарциссы. На подъеме к деревне в старой тракторной колее выросло несколько сосен. Мы их поливали в жару, а кроме того подсадили ещё несколько штук - и получилась небольшая сосновая полоска. Под сосенками появились даже маслята. Пруд зажил своей жизнью. Там развелись караси. Приходя утром на пруд купаться, я бодро говорила: "Как живёте, караси?" Мне казалось, я слышу в ответ: "Ничего себе, merci!" Появилось много прудовых растений, зацвела пузырчатка.

О! Как Джефка любил приезд в Иверцы машины с продуктами! Он слышал её раньше нас, хватал сумку, с которой я ходила за продуктами, и готов был бежать к машине. Но я всегда охлаждала его пыл, потому что нам приходилось брать продукты последними, чтобы он не дрался с другими собаками, которые тоже со своими хозяевами прибегали к машине. Поэтому мы смотрели в окно и, когда уже все начинали расходиться, шли за покупками. А как он был доволен, когда с сумкой, полной продуктов, мы приходили домой, варили кофе и пили его с мягким хлебом, а Джеф всегда получал сардельку.

Вообще кофе в нашей деревне любят все, а наш уже известный вам Борис Ильич сочинил такую частушку:

По деревне я пройдусь,

Кофею наклюкаюсь,

До полпервого потом

Никак не убаюкаюсь.

Насчет машины с продуктами Борис Ильич тоже сочинил частушку:

В небесах плывёт журавль,

Ёлочки качаются,

А в деревне к четвергу

Продукты все кончаются.

Эпидемия стихотворчества не миновала и моего мужа. Он написал про Иверцы следующее четверостишье:

Среди леса, на бугре,

Утопая в купыре,

Наши Иверцы стоят,

И растим мы в них внучат.

Когда мы приобрели избу в Иверцах, в деревне ещё теплилась жизнь. Поля засевались овсом, ячменём, клевером. Лён, про который нам рассказывали старожилы и в котором, как в голубом море, по их словам, тонула деревня, сеять уже перестали. Деревни, даже брошенные, соединялись дорогами. В начале нашей жизни там ещё можно было увидеть лошадей, коров и овец. В девяностых годах признаки запустения стали явными. Поля начали зарастать березой. Дороги исчезли. Обычно это происходило в тех случаях, когда на дорогу падало большое дерево, а убрать его было уже некому. Скот исчез. Рядом с нашей избой тетёрка села на яйца и благополучно вывела птенцов. Они всё лето и осень держались на Иверцовских полях и с характерным треском взлетали из бурьяна, когда мы ходили за водой. Нам было грустно, а Джеф блаженствовал.

По своей натуре он - охотник. Его волнует вид оружия, он не боится выстрелов, равнодушен к раскатам грома, правда, не любит попадать под дождь. В лесу и в поле он всё время занят: что-то разнюхивает, куда-то бегает; то, как лайка, найдя белку, облаивает её, то несётся преследовать кабана или лося. Как-то осенью Джеф с Фёдором встретили лося с красивыми ветвистыми рогами. Лось не пожелал убегать от Джефа. Джеф бешено лаял. Когда Фёдор подходил ближе, лось немного отходил и снова останавливался в воинственной позе. Они рассказали мне потом, что это было божественно красиво: золотой, пронизанный солнцем лес и его гордый хозяин, бросающий вызов незваным пришельцам.

Знакомый охотник, который видел, как ведёт себя Джеф в лесу, отметил его интеллигентность. Джеф глубоко понимал все тонкости охоты. Разыскав, например, выводок рябчиков в лесу, он умудрялся всех их согнать на опушку. Тетеревов он однажды препроводил прямо в деревню. При этом делал всё достаточно быстро и возвещал о содеянном своим раскатистым лаем. Когда приезжал наш зять с Тургаем, Джефу очень хотелось уйти с ними на охоту, но мы возражали. Всё же однажды муж, выпив лишнюю рюмку, взял ружье, и они вчетвером (Федя, Саша, Джеф и Тургай) отправились на Нижний пруд. И тут, как я понимаю, с пьяных глаз Фёдор подстрелил утку. В отличие от Джефа, он избегал убийства и к тому времени бросил охотиться. Джеф был необыкновенно рад - он кинулся в воду, схватил утку и принёс её мне домой в зубах. Я совсем не обрадовалась, но всё же его похвалила. Фёдор тоже был уже не рад своей охоте. "Но, - сказал он, - это первый и последний раз - ради Джефа".

Очень смешными одно время были наши утренние прогулки. На поле, за Нижним прудом, непонятно зачем каждое утро приходил заяц. Джеф это хорошо знал. При нашем появлении заяц пускался наутёк. Джеф преследовал. При этом то заяц, то Джеф подпрыгивали над травой, наверное, чтобы посмотреть друг на друга. Через некоторое время оба скрывались в лесу. Мы обычно ждали Джефа на дорожке, где вскоре он и появлялся. У меня возникло такое впечатление, что в лесу они останавливались, пожимали друг другу лапы: "Ну, пока, до завтра!" - и расходились. Иначе я не могу объяснить, почему Джеф так быстро возвращался из леса и почему он никогда не ходил смотреть то место на поле, откуда выскакивал заяц.

Вообще в лесу Джеф ориентировался хорошо, только однажды, когда ещё был молодой и неопытный, он сбился со следа. Произошло это потому, что Фёдор (пока Джеф сгонял рябчиков на опушку) перешёл болотце, и Джеф потерял его след. Наш фокс взвыл на краю воды, как выл в молодости, когда кто-нибудь из нас уходил из дома. Федя, услышав этот вой, побежал назад и кричал так, что сам испугался своего крика, но Джеф узнал родной голос и уселся на берегу болота, ожидая, когда же его через это препятствие перенесут. Вскоре Джеф и Фёдор заключили друг друга в объятия.

У Джефа была ярко выраженная способность находить вещи, которые мы теряли. Так он нашёл потерянные Фёдором в лесу часы. Это случилось, когда мы небольшой компанией ездили на водохранилище, расположенное недалеко от Иверцев. Там Федя ушёл от нас со спиннингом, надеясь без помех наловить рыбы. Это ему не удалось, а вот часы потерять он сумел. Он сам искал часы, потом все остальные (по очереди и вместе) искали их, а потом пошла я с Джефом. Мы шли вдоль берега по кабаньей тропе, где только что прошёл Федя. Вдруг Джеф остановился и стал внимательно разнюхивать пучок травы. Я подумала, что он хочет оставить метку "здесь был Великий Джеф", но он смотрел на меня и не уходил. Я подошла к нему - часы лежали в траве "на ребре", поэтому были совершенно не видны.

Вторым его подвигом на этом поприще была история с поводком Тургая. Саша и Тургай приехали в Иверцы и пошли на охоту. В лесу Саша потерял тургайский поводок. Они долго искали его (Тургай-то, может быть, и не очень старался), не нашли, и в Москву Тургай поехал на верёвке. Через несколько дней Фёдор с Джефом прошлись по маршруту Саши. Ничего не нашли, и Федя сел на какое-то бревно, чтобы отдохнуть, а Джеф мотался по соседним кустам. Каково же было удивление Феди, когда он увидел вылезающего из кустов Джефа с поводком в зубах. "О, великий, мудрый Джеф!" - сказал Фёдор своей собаке. Саша до сих пор не верит, что поводок нашёл Джеф, а не Федя, но это истинная правда. Ещё Джеф нашёл потерянную мною косынку, но тут я была уверена, что косынка лежит на дороге (я его послала поискать, потому что самой не хотелось возвращаться по жаре). Дома по команде "Ищи!" он находит любые спрятанные вещи, если мы их только что держали в руках. Мы часто эту его способность демонстрировали гостям. Но больше всего гостей приводит в восторг способность Джефа свистеть, причём это он придумал сам. У внука была игрушечная железная дорога, по которой бегал паровозик с вагончиками, открывался шлагбаум, а если нажать на кнопку-гармошку около шлагбаума, то раздавался свист, возвещавший о том, что паровозик подъехал к шлагбауму или миновал его. Постепенно потерялся паровозик, сломался кусок дороги, потому что она была пластмассовая, а не железная, а может потому, что детские ручки могут в момент сломать и КАМАЗ, а не то что пластмассовые рельсы. Отломилась и потерялась гармошка, с помощью которой можно было так здорово свистеть. Джеф всегда принимал участие в игре, внимательно наблюдая за детьми, а при случае старался ухватить вагончики и куда-нибудь их утащить. Разломанная игрушка валялась без дела. И вдруг! Мы слышим знакомый свист! Где? Что? Мы ничего понять не можем, но видим, что это свистит Джеф, но как? Оказывается, он сообразил, что нужно выдохнуть воздух носом в дырку под отломанной гармошкой. Он сразу получил кусок ветчины и был очень рад, что произвёл такой фурор. Он всегда готов повторять и повторять свой номер, и особенно когда кто-нибудь приходит к нам в гости. Тут он, не надеясь на нашу память, сам мчится к книжным полкам, на которых лежит эта сломанная дорога, запрыгивает на кресло, стоящее около полок, и весь его вид говорит: "Ну, давайте, скорее доставайте эту чудесную игрушку, которой все так рады и дают за свист столько вкусных вещей!"

Пока Джеф был молодой, он с удовольствием ходил с Фёдором в лес и мог носиться там и пять, и шесть часов. Но когда он повзрослел, то понял, что комары и слепни в лесу не доставляют никакого удовольствия, и стал удирать, причём домой приходить один стеснялся, а ложился под куст недалеко от дома, у ручья, и ждал возвращения Фёдора. Увидев хозяина, он быстро к нему присоединялся, и в избу они входили вместе: Фёдор слегка сердитый, а Джеф немного смущённый. Я с причитаниями над "замученной собакой" спешила поддержать его силы сыром с яблочком и отвечала на скромные пожелания Фёдора перекусить лекцией о необходимости думать сначала о других, а потом о себе и гуманно обращаться с животными.

Сколько слов знали наши собаки! Вот, стоит мне только сказать Джефу: "Иди, загляни в мисочку", как он мгновенно исчезает на кухне, где стоит его миска. Иногда Джеф начинает будить Федю очень рано утром, и тогда Федя ему говорит: "Нет, Джеф, еще рано". Джеф удаляется, ждёт час, потом снова будит хозяина. Иногда ночью начинают лаять бродячие собаки в парке, и Джефу хочется принять участие в этой перекличке. "Не обращай внимания на пустолаек, Джеф!" - говорю я ему, и он идёт спать. Однажды Федя пошёл через лес на Пёсьи луга. Это три километра лесом и километр полем. Джеф нехотя поплёлся с ним. Когда они миновали лес и закончили свои дела на заложенных ранее пробных площадях, Фёдор осмотрелся и сказал: "Ну вот, теперь можно и домой идти". В ту же секунду Джеф исчез и через двадцать минут был дома.

Конечно, он знает нас всех по именам, и не только нас, он помнит и любит всех наших друзей и обожает, когда они приходят. Когда мы в прихожей говорим слово "здравствуйте", он мчится смотреть, кто пришел, если мы говорим слово "до свидания", он уныло опускает голову и идёт на свою подушку, которая лежит на столе перед окном, хотя вообще он любит это место, потому что оттуда ему видна калитка и то, что происходит за забором. Сейчас, когда я пишу эти строчки, Джеф лежит на столе перед окном в позе "льва на воротáх" и наблюдает за тем, как Федя втаскивает в дом шланг. Это называется - он помогает нам работать. Он очень любит так "работать" и никогда не оставляет нас без помощи.

Сейчас Джеф, конечно, не тот, что был в молодости. Видно, что у него болят старые раны. Он стал мягче. Он снисходительно относится к животным нашей внучки Даши, которые у нас периодически появляются, и даже иногда заботится о них.

На двенадцатом году жизни у Джефа появилась первая привязанность. Возникла она к черепахе Дуне, которую Даша привезла пожить у нас. Черепаха прибыла в клетке, но всё время пыталась оттуда вылезти. Спустя некоторое время мы решили выпустить её на прогулку в сад. Она обрадовалась. Особенно ей понравилась старая куча песка, поросшая кое-где полынью и вся изрытая внуками. Под их лопатками на песчаной куче протекали реки, через них перебрасывались мосты, по краю кучи прокладывались шоссе, строились гаражи и стоянки для машин. Дуня очень полюбила это место и могла там бродить часами и даже дремать на солнышке, прижавшись к стенке какой-нибудь "стоянки" или устроившись прямо посреди "шоссе", но иногда отправлялась искать приключений. Вначале Джеф особенной любви к Дуне не проявлял, но и не протестовал против её вселения в дом. Увидев, что мы гоняемся за ней во время её прогулок по саду и возвращаем на кучу песка, он поступил просто - стал переворачивать её на спину и смотрел, как она машет своими лапами, зато никуда не уходит. И тут произошло нечто неожиданное: на Дуню напали вороны. Мы успели её спасти, но она поняла, какой опасности подвергалась, и долго шипела. Сажать Дуню назад в клетку не хотелось. А что делать? На помощь пришёл Джеф. Защиту черепахи от ворон он счел достойным для себя делом. Он часами лежал рядом, охраняя её сон. Постепенно между ними возникла взаимная привязанность. Джеф временами нежно лизал её панцирь, а черепаха нисколько его не боялась. Он всегда знал, куда она переползла. Однажды, когда мы отвлекли его на какие-то другие дела, Дуня исчезла. Её не было ни в одном из любимых мест. Мы долго искали. Джеф в это время крутился около старых железных труб, сваленных большой кучей у забора. "Джеф, ищи!" - попросили мы. Джеф не двинулся с места и более того - стал рыть землю лапами, пытаясь сделать ход под трубы. "О, только не это!" - воскликнули мы. Но Джеф настаивал. Пришлось "в поте лица" разбирать эту кучу. Дуня оказалась там! Вид у неё был обиженный: "Бросили меня на растерзание воронам, пришлось самой о себе позаботиться". Дуня была возвращена на свою любимую кучу песка и нежно облизана Джефом. Позже Дуня уехала к Дашиной подруге Кате, у которой в саду был большой террариум для собственной черепахи. Внутри была небольшая песчаная горка, с которой, как нам рассказывали, черепахи стали наперегонки съезжать на брюхе. Джеф некоторое время явно скучал.

Дашину Ниси (йоркширского терьера) Джеф тоже полюбил (может быть, не так сильно, как черепаху). Он её никогда не трогал, терпел её лай и заигрывание, всегда радовался её приезду и даже, слегка стесняясь, стал подражать тому, как она играет с палками и игрушками, но при этом всегда сохранял собственное достоинство.

Постепенно Джеф научился ласкаться, и теперь от него в этом отношении нет спасу. Но всё же он эгоист: наотрез отказывается ходить на болото за ягодами и отказывается лезть в лисьи норы. Если в доме холодно, он выманивает меня ночью из постели, говоря, что ему нужно выйти. Сам же, никуда не выходя, быстро занимает нагретое место, а я жду его у открытой двери, стуча зубами от холода. Он позволяет и даже любит, когда ему расчесывают спинку, но сразу пресекает попытки расчесывать лапы. Иногда, в плохую погоду, он пропускает собак мимо нашей калитки без облаивания. Но чаще требует, чтобы для него открыли дверь или окно, и перелаивается с собаками, не выходя из теплого дома. Почему мы все его так любим? Потому, наверное, что он любит нас. А может, потому, что он представляет нам образец доблести и, может быть, делает нас чуточку лучше.

---

Оставить комментарий © Copyright Семевская Вера Александровна Размещен: 24/09/2014, изменен: 17/02/2015. 97k. Статистика. Повесть: Проза

Ваша оценка: не читать очень плохо плохо посредственно терпимо не читал нормально хорошая книга отличная книга великолепно шедевр

---

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"