Проснулся Виктор от резкого толчка в бок и хриплого баска:
- Стражник! Не спи, замёрзнешь!
Мысленно себя костеря, протёр глаза, поднял голову и обмер. Перед ним, слегка покачиваясь, возвышался здоровенный, за два метра ростом, мужик лет пятидесяти: голова - с пивной котёл, заросший до невозможности, с пышной всклокоченной бородой, в которой запутались какие-то травинки, босой, в мятых грубых портках, на бычьей шее, подвешенная на гайтане, болтались раковины беззубок. За странным широким поясом, покрытом блестящими серебристо-чёрными разводами, торчал широкий тесак. В левой руке мужик держал что-то среднее между рогатиной и гарпуном. Изо рта ночного посетителя явственно несло пивным перегаром.
Дедкин встал, уважительно покосился на кулак гостя, тот был размером с Викторову голову, никак не меньше. Мужик некоторое время разглядывал Дедкина, затем непонимающе выдавил:
- Ты хто?
- Так я это... Так мы, значит, ночуем здесь.
Мужик повёл носом:
- Рыбу жрали! Та-а-ак...
Прошёл к костру, подбросил охапку хвороста, сел. Виктор, рассмотрев при свете, удивлённо вытаращил глаза: волосы ночного визитёра были желтовато-зелёные, с застрявшими в них водорослями. "Утопленник!" - ахнул про себя Дедкин, приготовился к жестокому сопротивлению, оглянулся на спящих приятелей. Мужик наклонился к Дедкину, похлопал по плечу:
- Не боись! У меня не проснутся... Ик!... Ни люди... Ик!... Ни псы, ни кони... Ик! - Эт хто ж так меня вспоминает? Не знаешь? И я вот не ведаю. Так ты хто?
- Виктор я... Дедкин...
- Ага, а чё не бабкин? Гы-ы... Шутю я. Значица, рыбу жрали. Стерлядку ухомякали, как пить дать! Ышшо... Ик!... собак окунями кормили. Ну, то ладно, зверю - завсегда халява. А разрешения кто спрашивать будет? Меня кто спросил?
- Вы это... рыбнадзор? - облегчённо вздохнул Виктор, всё-таки служба привычная, даже в своей зеленоватой нетрезвости.
- Ик!... Угу, энтот самый - дозор за рыбой.
- Так мы ж не знали, что тут разрешение нужно, мы не здешние.
- Гы-ы! Чё ты мне в уши заливаешь? И где ты такое видывал, чтоб у нас позволенья не спрошась, рыбу ловить можно было бы? Шутник! И вобче: даже коли хто устава не ведал, то его это от наказанья не избавляет! Слыхал про такое?
- Слыхал, - понуро вздохнул Дедкин.
- Вот то-то! А коли одно ведаешь, то и другое ведомо быть должно. Вдобавок сам меня узнал, ишо рыбным дозором обозвал. Было?
- Было. Только мы ж не знали, что вы здесь есть. Мы думали, тут никого...
- Ага! Значица, коль хозяина нет, так твори чо хошь? Ломай, гадь всяко, рыбу всю сожри, воду - выпей!
- Так мы ж немного.
- Один немного, второй чуток - была река, станет - лужа. Платить хто будет за потраву? Иль мне в уплату тебя на корм рыбам зашвырнуть?
- Мы заплатили бы... только у нас денег ваших нет.
- Чего нет?
- Ну монет, грошей, гривен, чем тут у вас платят.
- А на кой они мне! Разве - из вежества. Не, я тебя точно в воду сволоку. В омуте посидишь, авось - поумнеешь, и друзьякам своим накажешь... Ик!... Тьфу, зараза! Эт хто ж меня так костерит?... Ты не знаешь? А... откуда тебе!
Рыбинспектор помолчал, почесал волосатую грудь, что-то обдумывая. Внезапно предложил:
- Пива будешь?
Дедкин от неожиданности не понял:
- Чего-о-о?
- Пива! - рявкнул в самое ухо мужик, - от, глухая тетеря! Мне про пиво шепотом против ветра скажи, и то услышу... Ты чо? - рыбинспектор подозрительно уставился на Виктора - ПИВА НЕ ЛЮБИШЬ?
- Люблю-люблю! Я просто не ожидал, что вы мне пива предложите. А так очень даже люблю!
Мужик оглянулся на реку, повернулся к Виктору:
- Хто это "Вы"? Я покуда один тебя угощаю. Ты, часом, не с большого бодуна? Ты ответь, скоко меня перед тобой щас стоит? Один? Верно! А щас глянь: скоко перстов кажу?
- Да два, два! Не двоится у меня. Просто у нас, когда к кому уважительно обращаются, то на "вы" зовут.
- Гыыы! Во - дурни. Эт какое ж тут уважение, коль ты говоришь, а мне с твоих обращений ктой-то за спиной чудится. Не-е-е... Ты уж так давай, по-нашему. Добро?
- Угу. А вас, то есть тебя как звать?
- Карпом, ещё Голованом кличут. Батяня имечком удружил, малькам на смех. В реке карпов сроду не водилось. Дразнятся за спиной: "Мол, один карп на всю Каменку!" Так что ты лучше Голованом зови... Ик!
- А по отчеству?
- Ик! Откель у водяных отчества? Не князья, чай, не бояре, не люди, вопчем! Батю Пенником звали.
- Во... водяных?
- А чего? Я ж сразу сказал: хозяин речной здешний. Чем слухал: ухом, чи брюхом? Сам же рыбным дозорным обозвал. Чо замер? Щас пива принесу.
Водяной скрылся за кромкой обрыва, внизу громко плюхнуло. Минут через пять Голован выбрался к костру, неся на спине трёхведёрный бочонок. Поставил, отдуваясь на траву, разогнулся натужно, держась руками за спину:
- Фу-у-у! Старею, спину ломит. К дождичку, видать. Мне, Виктор, вчерась седьмую сотню перевалило. Так вот... Со вчерашнего и похмеляюсь. Посуд есть?
- Сейчас.
Дедкин нашарил в мешке две кружки, одну подал водяному. Тот повертел в руках, рассматривая:
- Хм! Маловаты будут. Ну, да ладно, чо с вас взять. Я гляжу, кучеряво живёте, железо на чарки переводите. Нет, чтоб из дерева, иль из серебра, ну, золотые там ещё куда ни шло, если тяжесть не мешает. Аль у вас не воюют, не охотятся, что железа не жалеете?
- И воюют, и охотятся, на всё хватает.
- Вон оно как. Куркули-куркули. Добре, дороже плату возьму.
- А чем платить-то?
- Как чем? Благодарствием - раз! Хлеб есть?
- Есть немного.
- Тащи. Закусим. Вот корочку в воду кинешь - то вторая плата будет. А, коли рыбки к пивку хочется, так ещё кусок с тебя... Э, ты чего?
Виктор вскочил, забросил далеко в воду два ломтя хлеба, обернулся недоумевая:
- Как чего? Сам же сказал.
- Во, чудило! Дослухать надо ж! И кто вас там вежеству учит. Ох, не я в ваших краях водяным хозяином, всех бы в омут перетаскал! Слова нужные кто за тебя говорить будет? Ёрш Ершович?
- А какие?
- Слухай и затверди, чудь болотная! Как к реке иль озеру придёшь, так хлеба брось да крикни: "Принимайте гостя!" Тогда и купайся-полоскайся, и рыбу лови на здоровье, никто не тронет, не обидит. Эт, благодари, что на меня с бодуна нарвался, я с похмелья незлой. А то б враз потопил. Как вас дома-то распустили, неуж-то в воду пущают?
- Так я ж говорю: нет у нас там никаких водяных, ни русалок.
- Нету? Погоди, что вы не с нашего миру, то я сразу понял - запах от вас особый, пакостью какой-то отдаёт, да тут ишо подсмотрел, как вы дым жрали. Что в Отрубной Земле Боги не бывают, про то тоже ведаю. Но чтоб без водяных, без леших!... Домовые-то хоть есть?
- Кто говорит - есть, кто - нет. Бабушка в детстве рассказывала, что видела однажды, косу ей ночью заплетал.
- Ух! Ну, хоть эти остались. А то как совсем без призору за вашим братом. Слышь, а за порядком на реках кто следит? Ну, чтоб рыбу сверх положенного не били, зверя водного на забижали зазря, помои чтоб в воду не плескали.
- Люди и следят. Рыбнадзор. Им за это государство платит.
- Люди! Да они разве ж могут как должно порядок блюсти. Поставь таких... Ну, может, из десятка один-другой порядочный сыщется, а остальные обязательно сами гадить начнут, ежли и не сразу, так погодя, на других глядя. Человека и подкупить можно, и убить, коли неподкупный окажется. Иль того проще: оболгать, ославить облыжно на весь свет. Нее... Человеку ни реки, ни озера, даже болота доверить на охрану нельзя. Эт всё одно, что медведю борти доверить сторожить. Борти, может и останутся, а вот медку в них уже не будет, будь это хоть самый честный-распречестный косолапый. Так вот..., - Карп встряхнулся - А ты чего притих, про пиво не вспоминаешь? Мои лета такие, чтоб языком чесать, если никто перебивать не станет.
Водяной вытащил из днища тугую втулку, посмотрел с сомнением на кружки, покачал головой:
- Нее, из таких пить - только маяться! Погодь, щас свои принесу! - Что-то про себя бурча скрылся внизу, зашлёпал по воде, плеснул, видимо нырнув.
Дедкин сидел у костра, поражаясь себе: "Как это я с водяным беседую, и ничуть тому вроде не удивлён?"
Под обрывом опять заплескала вода, наверх вскарабкался Голован, в одной руке тащил узелок, в котором брякало что-то металлическое, в другой - нёс здоровенного копчёного сома и связку вяленой мелочи. Вытряхнул из узла четыре чарки, литра по три каждая, тряпицу развернул, расстелил на траве, разложил по ней рыбу. Сома порезал, затем взял вяленого леща, стал ожесточённо колотить его об колено. Потянулся к бочонку, остановился, покосился на Дедкина:
- А ты чего? Аль у вас с приятелями не делятся? Буди своих, на всех хватит!
Виктор с трудом растолкал спящих товарищей, шёпотом пытался втолковать происходящее. Доходило туго, то есть - никак. Осталось последнее средство. Дедкин гаркнул:
- Кто пива хочет?!
Оба сели, протирая глаза. Александр уставился на Голована:
- Пиво? Откуда тут пиво. Мужик этот принёс? Буду конечно! Валера, вставай, тут мужик какой-то пивом угощает!
Водяной прогудел:
- И рыбкой тоже. Только я не мужик, мужики - землю пашут. Я - водяной здешний, Карп, можно ещё Голованом звать. День рожденья праздновал, похмеляюсь вот. Одному-то скучно, а в наших - не лезет уже.
Оба как-то сразу поверили в реальность совместного с водяным распития пива. Оживились, расселись, похватали лещей. Карп разлил по чаркам пиво, басил:
- Эт не ваши напёрстки железные, хучь серебряные, зато повместительней будут. Хто ж пиво из малого посуда пьёт. Никакого ж смаку. Ну, будем знакомы! Как имяны-то?
Представились. Карп поморщился:
- Ох и имечки! Александр, Валерий. Говорите почти по-славенски, на морду - леший не разберёшь кто, а прозвища... Не то - еллинские, не то - этрусские. Они, конечно, тож славенского корня, да только за давностию времени да далекостию расстояния сами порой про то забывают, уже и говорят и пишут маленько по иному. Про еллинов, так и не все помнят почти, что их название не иначе как "славящие" переводится. А народ ваш как зовётся?
- Славяне. Мы вот русские, а Сана - поляк, их ещё ляхами зовут.
- Во, я ж говорил - эт-руски, по именам враз понял. А поляк, лях... не слыхивал про таких. Может, полянич?
Марцинковский заметно обиделся, спросил Карпа:
- А у вас какие племена славянские есть?
Карп прикрыл глаза, вспоминая, посыпал горохом:
- Богато разных: кривичи, лютичи, бодричи, дулебичи, вятичи, радимичи, россичи, русичи, борусичи, россавичи, поляничи, венетичи, древляничи, волыничи, серпичи, дряговичи, дунаичи, полабичи, двиничи, поморичи, варяжичи, рипеичи, венетичи, пореничи, роданичи, палёничи, словеничи, чековичи, руяничи, черногоричи, фракичи, македоничи, уличи, тиверичи, сиверичи, волгаричи, албаничи, висличи, сарматичи, скифичи, соколотичи, одричи, степичи, доничи, азовичи. Фууу, всё вроде, из к нам ближних больших племён, то есть. А так-то, почитай, на каждой речушке по-своему зовутся. Всякие, есть и дикие совсем, есть такие, что и закону своего. Так и нет иных ведь на свете: что человек, что слав - всё едино. Окромя их, к славенскому языку себя чудные народы числят: мы - водяные, берегини, лешие, домовые, прочие, которые на славенских землях живут. От, развелось, ажно в горле пересохло!
Голован в подтверждение своих слов схватил бочонок, запрокинул над головой, подставив пенной струе огромный рот. Пиво вливалось в прорву, булькая всё глуше и глуше по мере поступления в желудок, блаженно затихая в конечном пункте. Наконец оторвался, виртуозно разлил другим, наполнил свою чарку. Отдуваясь, вытирая усы спросил:
- Каково пиво? Доброе? То-то! Сам сидел, это вам не в корчме. Тут ячмень и то - зёрнышко к зёрнышку подбирал. А хмель какой! И своих травок добавил - подводных, донных.
Марцинковский прервал хвалебную оду пиву:
- Ты вот племена называл, а сам говорил, что поляков не знаешь. А, между прочим, начало вятичам положил лях Вятко... Не знаю, может у вас по-другому было, только я так не думаю.
- Вятко говоришь? Лях? Ну, может так оно и было. Только где эти твои ляхи-поляки живут? По каким рекам грады ставят?
- На Висле, на Одре.
- Ааа! Одру у нас ещё Роданой да Эриданом зовут. Так бы и говорил: одричи, роданичи да висличи, может ещё - саматичи. Эт значит, у вас они в поляков смешались. "Ще Висла не сгинела!" - так что ль ваши кричат?
- Эще Польска не сгинела! Ну, вобщем, вшистко едно - то же самое.
- Одна малина-ягода! Всё едино: молвь славенская, только пшекаете. Ну, подставляй чарку, ещё пивка плесну. Ты пей, пока пена не села.
Пили, заедали ароматной сомятиной, расспрашивали Карпа о местных порядках, рассказывали о себе. Водяной притащил ещё бочонок. Усидели к рассвету. Карп засобирался:
- Ну, пора мне, и так от жинки влетит. Ух, стерва! А молодая была - ласковей не сыщешь. А нынче - чуть что, за скалку. А вам к городу подаваться надоть. Там, может, и про приятеля своего узнаете, коли жив ещё. А пока лягайте, проспитесь немного. Коней ваших тут никто не тронет, можно и не спутывать. Пойдёте берегом, как раз к Славгороду выйдите, там как раз моя Каменка в Днерь впадает. На Днери дядя мой стол держит - Ревун, я ему весточку передам, встретит, ежли что - поможет.
Спохватился:
- Ой, я ж вам ещё рыбки в дорогу копчёной, пивка. Потом ещё: вас трое, коня два. Непорядок! Дарить, так дарить! Ждите!
Водяной исчез, словно растворившись в воздухе. Через секунду щёлкнуло, запахло озоном, нарисовался Карп, держащий в поводу навьюченную двумя мешками и бочонком мохнатую пегую кобылку и здоровенного, на голову выше Мишки, вороного жеребца с длиннющей гривой, хвостом, метущим землю.
- Вот! От меня на память. Кобылку Брунькой звать, под припасы - в самый раз. А Лешака - Ляху дарю. Береги его, таких не купишь. Ты не обижайся, что Ляхом кличу, всё одно - твоё имя в наших краях не примут, ещё и похлеще назвать могут. Так что ты уж сразу Ляхом назовись. Как раз будет: Лях да Лешак! У нас доселе не было. Кто знает, может, от тебя и пойдёт новое племя славенского корня. Да, пивко-то у меня не простое было: от всей заразы, что в наш мир с собой притащили, отныне избавлены, да и ни одна здешняя болячка вам всем теперича не страшна, а у тебя, Ляше, дня через три и зубы по новой вырастут. Негоже в твои года стариком ходить, - водяной хитровато прижмурился, - А у кой-кого из вас и уменье интересное пробудится. Какое? Там сами увидите. Так-то лучше будет.
Водяной сунул поводья в руки Марцинковскому, хлопнул каждого на прощанье по плечу. Затем развернулся к реке, крикнул громко: "Эх!", разбежавшись, сиганул в реку и ушёл под воду.