Чем был для советского человека заграничный паспорт... Старшему поколению даже и объяснять не надо, все всё прекрасно помнят, особенно эту знаменитую присказку: "хоть тушкой, хоть чучелом, но выехать". Молодым не растолкуешь, не поймут они того, как люди душу дьяволу готовы были заложить за право беспрепятственного выезда из страны. В их мировосприятии такое уже и не уложится никогда. Настолько громадная пропасть легла между тем, что было со свободой перемещения по миру в СССР и тем, что стало теперь. Советский Союз запомнился как прекрасная страна. Недаром с годами ностальгия сограждан и их ненасытная тоска по утраченной Родине только растет. Но вот искусственно выстроенный и сохранявшийся "железный занавес" стал уже в 60 - е годы совершенно излишним.
Нельзя ограничивать естественное желание людей быть свободными, недопустимо строить искусственные конструкции выездных барьеров на пути естественного желания путешествовать. Историкам еще только предстоит покопаться в архивах и разобраться в том, насколько сложности в обретении желанной свободы передвижения повлияли в итоге на печальную судьбу страны. Полагаю, в немалой степени. Все - таки поздний брежневизм и обслуживавший его идеологический маразм товарища Суслова сильно подкосили страну, запустили изнутри серьезные процессы разложения.
Мне вот с моим заграничным паспортом нежданно - негаданно повезло, хотя и весьма своеобразным вышло то "везение". Такое, что нарочно не придумаешь. Заветный документ государство выдало само, причем не за выдающиеся заслуги перед Отечеством, а как раз наоборот - в наказание за немалые грехи мои. Можно сказать, в добровольно - принудительном порядке вручило. Получилось так, что уехал я служить в Германию по "комсомольской путевке". Вернее, отправился в дальние края на передовые рубежи Родины за полный провал работы на доверенном партией важном участке общественной и идеологической работы.
Такое, оказывается, тоже иногда иногда бывало, но обо всем по порядку. Случилось это весной 1990 года, когда я служил в одном славном сибирском городе и горя в общем - то не знал. Пребывал в должности заместителя командира роты охраны, ходил регулярно в тягло начальником караула или проверял посты ночами. Охраняли мы тогда огромные склады вооружения и военной техники. Зарплата вполне приличная, мог себе позволить излишки, так что в короткие часы свободы от службы весело кутил с друзьями и время от времени местных сибирячек очаровывал. Одним словом, делал все, что положено было вытворять молодому лейтенанту, как уж издревле повелось. Гусарил, если сказать емче и вернее.
Вот только как - то раз подвел меня избыток романтического настроения, причем в самый неподходящий момент такое произошло. Задержался я у одной зазнобы на ночь глядя, перекусил, ну уж заодно, как водится, и переночевать там остался. Ехать из одного конца города в другой, в сторону своей части, несподручно было. Трамваи свое в тот день отработали, а поймать в такое время такси на окраине города, возле микрорайона хрущевок - это все равно что солнце закатить вручную. Все такси в центре, у ресторанов толклись, да на прикормленных местах водкой шоферюги подторговывали. Тогда всё еще по инерции с пьянством и алкоголизмом боролись, вот таксисты и открыли для себя золотую жилу ночной торговли для недопивших, кому с вечера не хватило. Чем не бизнес - с утра купил бутылку "Пшеничной" за червонец, после полуночи продал ее же за четвертной. Тем более что недоперепивших у нас в выходные по городам и весям всегда в избытке. Лишний раз и за руль садиться не надо, нерентабельно, только трата времени и бензина, от торговли отвлекает.
Взвесив все, я решил, что поутру уж как - нибудь доеду до базы и попросил подругу растолкать меня не позже семи часов. Понадеялся на ее понимание и добросовестность. Не разбудила, халда такая, сама сладко проспала, по памяти своей девичьей забыла включить будильник. Девушке то что, имеет право студентка на законный выходной в воскресенье, ей самой тот будильник в будни успеет вывернуть наизнанку мозги и душу.
Все бы ничего, но в наступающий воскресный день в части было назначено важное мероприятие - отчетно - выборное комсомольское собрание, на котором меня должны были выбрать секретарем комитета комсомола всей нашей базы хранения вооружения и техники. Командир базы, начальник политотдела, секретарь парткома, прочие начальники, в том числе вышестоящие по партийной линии, присутствовали там в составе полной грядки. Один только виновник собственного торжества все фатально проспал, доверившись очаровательной, но такой беспечной юной девушке. Понятно, что собрание комсомольское оказалось совершенно скомканным, я не выступил с заранее заготовленной программной речью, не собрал своих ожидаемых аплодисментов, лично не проникся торжеством избрания комсомольским начальником с формулировкой "единогласно" в итоговом протоколе.
Понятно, что без меня меня и так избрали, заочно, можно сказать. Кандидатуру уже в округе утвердили, куда же заднюю - то скорость включать ? Выбрали, но приглашенные вышестоящие товарищи выразили очень большое неудовольствие, поставили начальнику политотдела и секретарю парткома на вид за явный бардак в работе с признаками разложения.
Вот такой "эффект бабочки" вышел из - за нашей с подругой безалаберности. Или как в том знаменитом стихотворении Маршака:
"Враг вступает в город, пленных не щадя,
Потому что в кузнице не было гвоздя"....
Юная студентка всего лишь забыла про будильник, а меня действительно после этого не пощадили. Тот еще "эффект" вышел...
Проснулся утром, очнулся, пришел в себя. В ужасе посмотрел на часы, которые показывали 10.30. Девушка мирно посапывала рядом. Комсомольское собрание назначено на 9.00. О мобильных телефонах тогда еще никто и слыхом не слышал, да и с обычными, честно говоря, не все было гладко. Мало кто из граждан мог похвастаться их наличием.
От хаоса, созданного мною в диком возбуждении, несчастная студентка мгновенно пришла в себя. Принялась было виниться, каяться, да что толку ? Она, бедняжка, сама не рада была, охала, губами чего - то шлепала, слезу из себя давила. Тем временем я мысленно примерял на себя размер предстоящего начальственного гнева, громкость слов и витиеватость выражений. Даже боялся представить, осознать амплитуду собственного полета легким теннисным шариком по кабинету нашего начальника политотдела товарища подполковника Галанина.
Гнева командира базы я не очень боялся, потому что полковник Заяц ко многому из происходящего вокруг был уже совершенно индифферентен. Просто лежал человек на своей непыльной должности, дослуживал, пенсию приличную дозарабатывал. На базе его вообще видели редко, а мне он если чем и запомнился, то только одной гениальной речью на общем совещании офицеров. Высказал тогда товарищ полковник, отчитывая какого - то проштрафившегося капитана, примерно следующее:
- Товарищ капитан ! Почему Ваш солдат со мной вчера пререкался ? Говорит, "я думал, товарищ полковник...", - язвительно перездразнил командир базы бойца.
- Разберемся, товарищ полковник ! - четко и молодцевато ответил капитан.
- Разберетесь, - проворчал полковник, - лучше совсем и навсегда запретите своим солдатам думать ! Пусть сядут в кружок в ленинской комнате, хорошо в последний раз подумают и придумают, что им думать вообще не о чем. За них уже давно все придумано и в уставах с наставлениями написано. Думающий солдат - это опасно для командира. Дело бойца - только исполнять задуманное нами без лишних вопросов!
- Так точно, товарищ полковник, - без ненужных в тот момент возражений резюмировал капитан.
Так что взбучки со стороны полковника Зайца я не опасался, ему весь этот комсомол был нужен также, как настоящему зайцу стоп - сигнал, а вот начальник политотдела - то совсем другое дело. Кремень ! Арматуру бы делать из таких товарищей. Последователен в своей непреклонности. Торквемада и Рахметов Чернышевского в одном лице. Прямой, твердый и беспощадный, как строевая сосна в северном лесу. Так что кровавые подробности расправы над собой и описание всех воспоследствовавших кар я лучше опущу. Без того все это представить себе нетрудно.
То происшествие в общем - то имело свою давнюю предысторию. У нас с Галаниным и до того стычки происходили. Первая еще осенью случилась, когда мы с командиром роты только формировали подразделение из ничего. Бойцов в нашу роты присылали со всего бескрайнего Сибирского военного округа. Мы решали огромное количество бытовых вопросов, набирали личный состав, вооружали, казарму обустраивали, распределяли и практически сразу же, с ходу начали караульную службу. В расположении роты осталась от предыдущих жильцов какая - никакая ленинская комната. Для себя я решил, что пока и такая сойдет, есть сейчас заботы поважнее. В роте в наличии всего трое офицеров из пяти, а службу нужно постоянно нести, да и прочие основные задачи решать в полном объеме.
Начальник политотдела с таким подходом категорически не соглашался и как - то раз, уже после нового года, вызвал меня в кабинет для беседы, где прямо спросил:
- Лейтенант, ты чего как тот Ванька - взводный по караулам шляешься ? Твое дело - работа с личным составом в правильном направлении, вот и работай. Политзанятия проводи, наглядную агитацию обеспечивай, общественные мероприятия по комсомольской линии, индивидуально - воспитательное воздействие. Ну чего тебя, в училище не научили что ли как политработнику работать нужно ?
- Так караул самое то место для индивидуальной работы, товарищ подполковник, - удивленно возразил я, - там за сутки столько наобщаешься и наработаешь с солдатиками, столько о них узнаешь ! Лучше не придумать. Опять же, личным примером, как нам постоянно внушали. Сами же знаете, что караульная служба - это выполнение боевой задачи в мирное время, так и в Уставе написано. Чего же мне, в ленинской комнате отсиживаться, пока рота лямку тащит ?
Заскрипел зубами Галанин, но что мог возразить мне тогда ? Понимал мою правоту, но почему - то не принимал ее. Ум с сердцем был не в ладу у него. Терпеть он не мог, когда политработники опускались до грубой черновой работы, считал себя и своих подчиненных неприкосновенной партийной кастой в армии. Хотя многие понятия к тому времени, к началу 1990 года уже поменялись стремительно, а вот как начальнику политотдела было перевернуть внутри себя стереотипы, десятилетиями втоптанные в его голову и сознание, как совершить революцию в мозгу ?
- Товарищ лейтенант, давайте отставьте Вашу ненужную демагогию в сторону. Вы все прекрасно понимаете. Чтобы эффект от нашей беседы был, завтра приду и лично проверю состояние партийно - политической работы в Вашей роте. Будьте готовы, никуда не убывайте в первой половине дня.
- Есть, товарищ подполковник ! Разрешите идти ?
- Разрешаю.
Вот, думаю, прилетело мне за избыточно длинный язык. Какая там пока партийная работа, караулы бы вытянуть, да чтобы чего не набедокурили бойцы, которых собрали по всему округу по принципу: "на тебе убоже, что нам негоже". Разве нормальный командир отдаст на сторону хорошего солдата ? Понятно, что сплавляли нам во вновь формируемое подразделение откровенных негодяев, лентяев, бестолочей и разгильдяев. Так что хлебнули мы по полной в первые полгода существования роты.
На следующий день начальник политотдела пришел к нам в гости, как накануне и обещал. Причем прибыл не один, а со своим заместителем и секретарем партийного комитета базы. Целых три товарища подполковника будто стервятники слетелись рвать тело юного лейтенанта своими опытными, хищными клювами.
Потерзали они меня тогда славно, да и что говорить, имели право. Никакой партийно - политической работы не было и в помине, одна сплошная караульная служба. Ленинская комната, как ни крути, в упадке, бумаг нужных не ведется. Дневник индивидуально - воспитательной работы только в зародыше, и двух страниц там не заполнено, а последняя запись сделана аж два месяца назад. Стенгазета висела с прошлого года, даже свернулась от старости, а боевые листки покрылись пылью. Но самое главное, что товарищей просто убило - в роте до сих пор, в течение двух месяцев не была создана комсомольская организация. Подполковник Галанин от возмущения даже раскраснелся и потерял дар речи, только гневно челюстями водил влево - вправо. Зато разошелся секретарь парткома, наш партайгеноссе. Без того - то вечно заикающийся, он с трудом выдал какую - то короткую несуразицу, причем потратил на это немало времени. Для него, старого партийного работника, отсутствие в подразделении "первички" было сродни святотатству, чем - то вроде шабаша ведьм в храме. Он вообще очень напоминал чеховского человека в футляре, препарированного и всесторонне обработанного изнутри в молодости главным идеологом державы товарищем Сусловым. На базе партайгеноссе и прозвище было соответствующее - Угрюмый. Вообще никогда не улыбался человек. По крайней мере, я за ним этого греха не замечал.
Один только заместитель Галанина, душа человек, хитрец и весельчак, которого все за глаза называли Стакан Стаканычем, сохранял полное спокойствие, равнодушие и неизменную улыбку на лице. Полная противоположность Угрюмому, хотя и служили они вместе по одному ведомству. Все происходящее Стакан Стаканычу было малоинтересно. Он лишь изредка с нетерпением поглядывал на часы, предвкушая скорый обед в офицерской столовой. Сильно томился мужик, когда начальник политотдела и партийный секретарь завели меня в ленинскую комнату и в течение минут сорока с наслаждением затаптывали в грязь, объясняли недопустимость расстановки приоритетов в службе, устанавливали мне четкие сроки для исправления всего и вся. Причем комсомольская организация по их требованию должна была быть организована прямо сегодня.
- Да как ее сегодня организовать - то ? - изумился я, - если рота никогда в полном составе не собирается. Половина бойцов в караул заступает, другие после караула приходят и сразу спать валятся. Через день же на ремень службу несут, с ног падают, спят на ходу ! Да и я сам сегодня топаю начальником караула.
- Вот б..б...б..без этого мог бы ты обойтись, товарищ лейтенант, не твое это дело, - заикаясь возразил Угрюмый.
- Так что же пойдет - то, если нас трое всего в роте офицеров ? - изумлению моему не было предела, - кому же службу нести ? Вы что ли по старой памяти поможете ?
- Товарищ лейтенант, прекратите дерзить ! - оборвал меня Галанин, - замечание Вам правильное, а что некомплект офицеров в роте, так это мы поправим. Так что со временем Вам все же придется сосредоточиться на своих прямых обязанностях.
Тут еще как на беду в расположении, среди кроватей с тумбочками, где собрались отдохнуть бойцы, готовившиеся к заступлению в очередной караул, громко заиграл солдатский магнитофон, пронзительно запел Розенбаум о своих милых сердцу донских казаках. Угрюмого партийного секретаря аж подбросило вверх от негодования.
- Что у вас тут с...с..солдаты с...с...слушают ? - чуть ли не с истерикой в голосе спросил он.
- Разное бывает, - уклончиво ответил я, - в настоящий момент вот песни Розенбаума, товарищ подполковник. Это хороший автор - исполнитель, его по телевидению постоянно показывают. По центральному, так что крамолы никакой нет.
- Сейчас по телевизору кого только не показывают ! Какое - то сволочное время нас накрыло, - в сердцах бросил Галанин, а Угрюмый все никак не унимался:
- Как его можно слушать, ведь он же эту песню похабную пел, про офицерика - м...м...ммышь полевую ! Да после этого ты вообще не должен допускать...
- Это не он пел, - пришлось мне уверенно возразить, перебив партийного секретаря, - точно говорю, что не он.
С чем - чем, а с авторской песней я был знаком хорошо. По иронии судьбы благодаря как раз кабинету парткома в военном училище. Довелось мне последние полтора года учебы побыть заместителем партийного начальника батальона, так что большой кабинет со всеми удобствами и магнитофоном был в моем полном распоряжении круглые сутки. Наслушались мы там с друзьями разной музыки под чай.... Распространяться об этом я конечно же не стал. Для ушей Угрюмого была явно лишней весть о том, как будущие офицеры - политработники "разлагались" в святая святых, в партийном комитете. Чего лишний раз попусту будить лихо...
- Все равно он, Розенбаум этот, такой же подлец, как они все. Одним миром мазаны, негодяи, антисоветчики, - бушевал наш партайгеноссе. Н...н..немедленно постройте личный состав для п...п...профилактической беседы.
- Василич, да не перегибай ты, нормально все, - стал утишать гнев Угрюмого Стакан Стаканыч, - Времена меняются, не всю же жизнь нам с тобой Лещенко с Кобзоном слушать. У молодежи пусть свое будет. Пойдем, пусть парень продолжает работать, может действительно какую свежую струю внесет.
- И ты туда же ? - начал было изумленный партайгеноссе, но начальник политотдела резко пресек возникшую было дискуссии.
- Так, прекратить выяснение. Никого строить не надо, пусть люди отдыхают перед караулом. Тебе, лейтенант, пять дней даю на исправление всех недостатков, - отрезал Галанин.
Пришлось тогда серьезно отмобилизоваться. В течение недели я организовал переклеивание ленинской комнаты новыми рисунками и портретами, замену устаревших плакатов, покраску стен, уборку, очистку залежей грязи по углам. Мебель отремонтировали, замызганные сапогами ножки столов и стульев были вычищены осколками стекла до состояния причиндал мартовского кота и дважды покрыты дорогим лаком. Пол оттдраен и жирно намастичен. Отмыли окна, постирали занавески. За свои кровные пришлось купить шашки, шахматы и нарды. Организовал подшивку газет "Красная Звезда" и окружной газеты. "Окопной правдой" мы ее называли. Нарыл несколько журналов "Советский воин" и "Коммунист", аккуратно все разложил по полочкам. Помещение засияло чистотой, первозданностью и даже какой - то внутренней содержательной эстетикой. Стенгазету с боевыми листками заменили, протоколы двух комсомольских собраний были написаны задним числом, хотя и без присутствия комсомольцев, не до того. Так же и комсорга назначили, крепко его обо всем проинструктировали относительно будущих показаний Угрюмому, если у того вдруг возникнут еще вопросы по комсомолу и желание лезть под кожу.
Через неделю товарищи подполковники навестили меня опять и были очень приятно удивлены. Особенно их порадовали протоколы собраний и блеск отдраенной ленинской комнаты.
- Ведь можешь все организовать, когда захочешь ! - резюмировал Галанин с довольной улыбкой.
- Ну и старшие спонсоры, конечно, помогли, - хитро улыбнувшись, вставил свое слово Стакан Стаканыч.
Только Угрюмый хмуро сопел и не удостоил меня ни единым словом не то что одобрения, а вообще посчитал ниже своего достоинства молвить хоть что - то.
Два месяца после этого жили мы с Галаниным душа в душу, нарадоваться начальник на меня не мог, в отличие от постоянно дующегося, молчаливого, как будто вечно обиженного партайгеноссе. Явно он меня невзлюбил сразу же за вольнодумство и отсутствие твердого идейного стержня. Угрюмый постоянно искал во мне какой - то подвох, пытался за что - нибудь да зацепить и подсуропил наконец. Чтобы втащить строптивого юношу под прямое влияние своего партийного крыла, партайгеноссе рекомендовал на ближайшем отчетно - выборном комсомольском собрании базы предложить мою кандидатуру в качестве секретаря комитета. По роду службы Угрюмый курировал комсомольскую организацию. Одним словом, удружил по полной, гад. Галанин, учитывая наметившееся исправление строптивого подчиненного, с Угрюмым сразу же согласился. Радости в жизни мне это не добавило. Еще только этих общественных хлопот не хватало.
Поскольку насильно мил не будешь, то и не сложилось вообще у меня с комсомолом. Будто бы знак свыше изначально послали небеса, когда сподвигли подругу пропустить мимо ушей мою просьбу о том злосчастном будильнике перед собранием. Как первый блин на комсомольской работе оказался комом, так дальше все и пошло наперекосяк... Ложкой меда в бочке дегтя для меня стало только лишь то, что Угрюмого за мой просып оттянули по партийной линии - кого, мол, рекомендуешь в секретари, старый хрыч ? Не научился работать с кадрами, нюх утратил ? Получи партийное взыскание !
Партайгеноссе после такого еще острее заточил на меня зуб. Естественно, стал часто навещать и наставлять. Постоянно что - то бухтел своим каким - то жутко скрипучим голосом с плохо скрываемым презрением в интонациях. Рылся в опостылевших мне бумагах. Кабинетная работа жутко скучна, так что часто, под настроение, я любил вставить в магнитофон кассету с записями обожаемых групп Наутилус, ДДТ, Алиса, Агата Кристи, Бригада С, Кино, Черный кофе...
Пути русского рока и Угрюмого до этого никогда не пересекались. Берег дядька как мог свою идеологическую девственность. Партайгеноссе, подобно истинно верующему православному во время Великого поста, всячески ограждал себя от тлетворного влияния чуждой ему культуры. Но вот в моем кабинете целостность натуры Угрюмого и современные ритмы рока внезапно и жестко схлестнулись, как те параллельные из неевклидовой геометрической теории Лобачевского. Так уж вышло, что довелось секретарю парткома оскоромиться не где - нибудь в шашлычной на вокзале, а в родном, подчиненном ему комитете комсомола ! Услышав в первый раз крамольную, по его мнению музыку, подполковник аж перекосил лицо, а темп его заикания увеличился раза в три:
- Л..л...л..лейтенант, ты к...к...к...какую муз...з...з...зыку тут слушаешь, к...к...к..какой пр..р..р..ример солдатам подаешь ?
- Хорошую рок - музыку, товарищ подполковник. Вся страна слушает, мы на ней в училище выросли.
- Ч..ч...ч..что у вас за у...у...у...ч..чилище такое ? Н...н..н..икто да...а...же не пресекал что - ли ? Эт..т...то же ид....д...деологическая ди..иверсия !
- Так ведь хорошая музыка ! Да Вы сами послушайте.
- В...в..выключить немедленно при мне ! Д...д...документы по комитету комсомола н..н..на стол. По п...п...поводу муз...з...зыки потом поговорим.
Зло разбирало изнутри, но сдержался тогда. Хорошо еще, что не рассказал в сердцах партайгеноссе о том, как на практических занятиях по партийно - политической работе мы под руководством старшего преподавателя кафедры слушали почти всю современную музыку. Обсуждали ее как отражение общественных тенденций, дискутировали по поводу острых телевизионных программ и публикаций в прессе. Учились быть готовыми к общению в войсках с солдатами, которые придут из живого, стремительно меняющегося общества. Потому что с ними нужно будет уметь разговаривать на одном языке, а одностороннее цитирование постулатов от товарища Суслова уже не поможет, никто это всерьез не воспримет. Если бы я прямо поведал такое, Угрюмого точно хватил бы кондратий.
Явственно, из детства, из не раз прочитанного запоем Чехова мне в тот момент опять вспомнилась гениальная фраза писателя про человека в футляре, мелкого чиновника Беликова: "В разрешении же и позволении скрывался для него всегда элемент сомнительный, что-то недосказанное и смутное". Ну чем вот не чеховский Беликов этот Угрюмый, реинкарнированный в наше время ? Как они, паразиты, так легко воспроизводятся ? Или, может, телепортируются во времени ? Жутко захотелось по примеру учителя Коваленко из рассказа схватить партайгеноссе за химок и вышвырнуть из кабинета, обложив трехэтажным матом. Сдержался. Чего, думаю, лишний раз злить этого дурака стоеросового...
Угрюмый при каждом посещении комитета комсомола всегда демонстративно долго ковырялся в бумагах, что - то уточнял, записывал себе в блокнотик, давал мне какие - то рекомендации. При любом поводе с нескрываемым сладострастием тыкал в нос на недостатки в работе. Причем делал он всё это бумажное крючкотворство с серьезным и важным видом, стараясь на меня не глядеть лишний раз. Приходилось сердито сопеть, но притворяться, что запоминаю, а иногда даже и записываю его ценные указания, прислушиваюсь к мнению старшего партийного товарища.
Всему свой срок отмерен, и вот однажды визит секретаря парткома оказался для меня не очень счастливым. В тот день я сидел в ленинской комнате своей роты, следил за работой писаря и одновременно подсчитывал комсомольские взносы с военнослужащих базы. Комсомольцев всего в организации числилось три сотни человек. С офицеров и молодых прапорщиков я деньги собирал лично, тут все просто - в столовой или на совещании каком поймал жертву, взнос содрал и ведомость под нос, чтобы обобранный расписался. В своей роте тоже все без хлопот собиралось. С солдатами прочих подразделений куда как сложнее, потому что бегать за бойцами по всей огромной базе мне было откровенно лень, да и время тратить жалко.
Со скудного солдатского семирублевого денежного довольствия взносов выходило ровно по две копейки на брата. Чего мне теперь, за каждым бабаем гоняться по складам, щелям, каптеркам, аккумуляторным, хлеборезкам и прочим курмышам ради двух копеек ежемесячно ? Сами они точно не придут сдавать, хоть обзовись. Тем более, что половина личного состава слово "комсомол" выговаривало с трудом и совершенно не имело об этой организации никакого понятия. Наличие у них комсомольских билетов свидетельствовало лишь о хорошо развитой бюрократии, о ее способности дотянуться до всех кишлаков и аулов страны. Так что мне куда как легче было просто заполнить ведомость в две руки с писарем. Меняя стили, коряво расписаться за каждого военнослужащего, выложить свои кровные три с полтиной за избавление от хлопот беготни, сдать что положено в кассу и отчитаться по бумагам. Тем я и занимался в тот момент, когда нелегкая так неожиданно, но совсем не вовремя принесла в расположение роты Угрюмого. То есть подписи горбатые лепил в ведомости взносов. Партайгеноссе, буквально влетел в полуоткрытую дверь и сразу же все понял. Уронил челюсть на пол, некоторое время приходил в себя, после чего буквально заверещал:
- Т...т......ты, н...н...нигилист, ты чем тут занимаешься ?
- Ведомость подбиваю, товарищ подполковник.
- К...к...как т.. ты ее подб..б..биваешь ? Что з..за очковтирательство ? Ты же взносы сам лично не собирал, я вижу. Да еще документы подделываешь.
- Товарищ подполковник, да мне чтобы сто пятьдесят человек обежать и вытряхнуть с каждого две копейки, так неделю по базе надо бегать ! Из - за трех рублей ! Делами - то когда заниматься ?
- Неправильно вопрос ставишь, - речь Угрюмого внезапно, не иначе потрясения, вдруг выровнялась, - это работа твоя комсомольская. Пройдешь по всей базе, посмотришь, чем живут комсомольцы, что делает каждый на своем месте, поговоришь с людьми, может нуждами какими их проникнешься, подбодришь, совет дашь. Ты секретарь комитета !
Да пропади же ты пропадом, думаю, начальник партийный ! Мне бы со своими бабаями в роте разобраться, с ними возни сколько, ротный наш чуть не вешается каждый вечер, а тут еще иди со всей базой нянчись.
- Так в роте - то кто тогда работать будет, я же не освобожденный секретарь ! У меня тут забот выше крыши, сотня бойцов, а Вы еще заставляете кругами бегать копейки собирать. Получается, как в той народной присказке: "жену отдай дяде, а сам иди к бл...и".
Угрюмый рассвирепел лицом, напустил на него начальственный гнев, но поначалу сдержался. Едва справляясь с обуревающим его негодованием, он попросил писаря покинуть помещение, после чего дал себе волю. От волнения его речь звучала сбивчиво, но почему - то, наверное от испытываемого стресса, уже без заиканий:
- Ты кого так называешь, сволочь ? Комсомольцев своих подопечных ? Ты кто вообще после этого, ренегат паршивый, вот кто ты есть ! Ты не копейки бегаешь собирать, а с комсомольцами своими работу ведешь, приобщать их к общественному делу должен, вовлекаешь. Сдал человек взнос на нужды комсомола, значит ощутил сопричастность к общему делу, а ты его этого лишаешь ! Это главное, а ты мыслишь узко, стенами своей роты жизнь всю ограничиваешь, как кулак какой - то, скупердяй, а не коммунист.
- Мне, товарищ, подполковник есть где широко помыслить. У меня должность - заместитель командира роты. К роте, к выполнению задач, к воинской дисциплине у Вас много вопросов ? Не много, а с комсомолом мы разберемся в рабочем порядке.
- Так, лейтенант, похоже пора ставить на ближайшем заседании парткома вопрос о твоем персональном деле как члена партии. Что - то не туда тебя понесло, оппортунистом становишься, партийный билет жмет карман. Обо всем потом на парткоме предметно поговорим.
Естественно, начальнику политотдела сразу же было доложено о моем недопустимом для коммуниста поведении. На ближайшем же заседании парткома мне поставили на вид. Угрюмый долго, опять почти не заикаясь, глумился с применением высокопарных фраз из эпохи позднего Брежнева. Для меня все это выглядело комично. Как хорошо сказал один хороший писатель писатель: "страшно, если человек разминется со своим временем".
Эту экзекуцию я перенес легко, а вот следующая как раз и стала причиной вручения мне комсомольской путевки в Германию. Началось все чинно и благородно. Начальник политотдела пришел в роту на комсомольское собрание. Извещенный заранее по секрету Стакан Стаканычем, я успел более - менее подготовиться. Выступающие бойцы, непривычные к официозу, но немного мною натренированные в риторике, вели себя напряженно, натужно, но речи свои все - таки толкали, хоть и скупые, негладкие, малословные. Тем не менее, повестку дня кое - как исчерпали. Довольный Галанин после собрания решил на прощание внимательно окинуть начальственным оком ленинскую комнату и не нашел в ней никаких изменений за минувшие два месяца.
- Что - то ты, лейтенант от жизни отстаешь, - с недобрым тоном в голосе вынес по итогам осмотра резолюцию начальник политотдела, - сколько за последнее время событий в стране произошло. Пленум ЦК комсомола был, Пленум партии нашей недавно состоялся, жизнь в стране кипит ! Где все это отражено у тебя в наглядной агитации ? Почему солдаты ничего не знают, а знать должны !
- Виноват, товарищ подполковник, упустил. Сделаю.
- Ты не упускай ! Опять я смотрю расслабился, ненадолго же тебя хватило.
Меня вдруг дикая злость разобрала изнутри, приступ какой - то накатил неожиданно. Всю ночь я почти не спал, ездил проверять караулы, нагулялся по дальним постам и складам по пояс в снегу, намерзся в минус 35. Не ел с вечера ничего. Галанин же мне тут про какие - то пленумы втирает, о которых и я сам - то знать не хотел, а уж куда там бабаям такое ценное "знание" ? Опять дух вольнодумства победил разум и неразумный враг мой язык неожиданно сам по себе развязался:
- Товарищ подполковник, Вы разве не видите что в стране делается ? Корежит же страну наизнанку ! Сами разве не понимаете, что скоро отменят вообще эту однопартийную систему ? Наша с Вами партия будет наравне со всеми в политическом процессе участвовать, без своей руководящей и направляющей роли. Знаете же, что уже готовы поправки в Конституцию, скоро их примут. Мне бойцам об этом что, не рассказывать, если все это сверху идет, от Горбачева, если об этом по телевизору каждый вечер вещают ? Армию сделают вне политики, обо всем этом везде пишут постоянно. Что, думаете бойцы без ушей и глаз ? Мне потом как, обо всех пленумах всех десятков новых партий на стенках ленкомнаты писать каждый день и вещать на политзанятиях ?
- Да ты что несешь такое, сволочь поганая, предатель, Иуда - c искренним отчаянием в голосе заревел вдруг Галанин.
Никогда я его раньше таким не видел. Строгий, суровый, твердокаменный, всегда сдержанный, жесткий, но при этом не без внутренней интеллигентности. Теперь же он представлял собой саму ярость. Наверное, не отдавая даже отчета в творимом, он сорвал со стены первый попавшийся стенд и норовил ударить им меня. Едва увернулся я от гнева начальника и физического воздействия предметом из фанеры.
Понять Галанина было можно. Под его ногами ощутимо и зримо рушилась вместе со страной привычная система координат, рассыпались родные, привычные, формировавшиеся десятилетиями ценности, в окружении которых он чувствовал себя как рыба в воде. Но он еще искренне надеялся повернуть время вспять. На то уповал, что скоро удастся нащупать монолит в болоте происходящего, и страна сможет оттолкнуться, собраться, засучить рукава, расставить все по своим местам, как раньше. Видимо, будучи убежденным коммунистом, начальник политотдела все же плохо понимал действие законов диалектики. Скорее, душой и сердцем не принимал стремительно происходящие в стране изменения. Ярость Галанина в отношении меня была чистой проекцией вовне всех его внутренних переживаний. От происходящего вокруг на душе свербило, а тут еще, оказывается, свои вот так коварно растекаются из - под ног, вместо того чтобы всемерно крепить такой ожидаемый и желанный монолит.
- Да я тебя, молокосос, по партийной линии, строгий выговор с занесением - это как минимум. Последствия сам знаешь...
Вот же, думаю сам про себя, дурак, кто за язык - то тянул ? Знал ведь, знал завет поэта Тютчева: "молчи, скрывайся и таи и мысли, и мечты свои". Не сдержался, юношеский максимализм вылез наружу и свербящим плоть буром больно врезался в устоявшуюся систему личных ценностей товарища начальника. Ну теперь, думаю, точно растерзают меня по - взрослому, раз на святое в их глазах покусился. Особенно Угрюмый расстарается, тут уж можно быть уверенным.
Не прощаясь, Галанин быстрым шагом удалился из расположения роты. Дня два после этого я жил спокойно, пока ожидаемо не пригласили в политотдел на правеж. Там собралась вся та же почтенная публика, своеобразная такая "судебная тройка". Угрюмый даже не смотрел на меня, только гневно похрюкивал. Стакан Стаканыч был по обыкновению своему свеж, бодр и весел. Как всегда, улыбался своей естественной, доброй, подкупающей улыбкой. Начальник политотдела выражением лица излучал строгость и некоторую толику пренебрежения.
- Значит так, лейтенант, - начал Галанин, - мы тут посидели, подумали и вот что решили. Нянчиться с тобой и агитировать за Советскую власть всем надоело. То, что в роте у тебя все хорошо - не оправдание, ты главного не улавливаешь, не понимаешь свою роль в армии в такое тяжелое для страны время. Взводных Ванек и без тебя хватает, ты должен нашу, партийную линию гнуть, держать ее, не спрямлять. Работать, разъяснять, агитировать, а кого надо - разагитировать от враждебных влияний. Не своим ты делом занимаешься, одним словом, нет в тебе вот этой партийной напористости, азарта.
- Вообще предлагаю поставить вопрос р...р...ребром, - хмуро бросил Угрюмый.
- Подождите, Сергей Васильевич, я еще не все сказал, - перебил его Галанин и продолжил:
- В общем решение такое - по ближайшей кадровой замене убываешь к новому месту службы. Куда выпадет замена, туда и поедешь. Может, обстановку тебе сменить надо, да и нам от тебя немного отдохнуть, дух перевести. На этот год у нас по нашему ведомству на базе одна плановая ротация, так что довожу тебе заранее, готовься к убытию.
- Когда быть готовым к замене, товарищ подполковник ? - спросил я в некотором удивлении от неожиданности такого поворота.
- Будь готов к началу мая.
Впрочем, чего мне было готовиться - то ? Собраться, что подпоясаться, все вещи в один чемодан ложились. Жаль, конечно, привык я уже к месту, людям вокруг, городу, девушкам местным, да что поделать. Судьба такая военная.
Плановая ротация неожиданно пришлась на Германию. Там один товарищ старший лейтенант, замполит пехотной роты, местный уроженец, все канцелярии истоптал, ходатайствуя о направлении в родной сибирский город для дальнейшего прохождения службы. Тут у него все было - дом родительский, баня, крепкое хозяйство. Чего ему после Германии ехать куда - нибудь на Кушку ? Подмаслил кого следовало, получил нужное предписание. Вот и вышло, что обратное предписание на его место в Германию мог получить только я по плановой разнарядке.
Надо сказать, что к тому времени уже было принято решение об объединении Германии, берлинская стена рухнула пять месяцев назад, и все на базе знали, что из - за своего разгильдяйства и нигилизма я вытянул счастливый лотерейный билет. Теперь вот вышло так, что еду в "наказание" за границу получать денежное довольствие в свободно конвертируемой валюте. Кто - то откровенно завидовал, кто - то сохранял полное равнодушие. Друзья искренне поздравляли.
Больше всех по этому поводу без всякой фиги в кармане веселился замечательный Стакан Стаканыч:
- Во, - говорит, - Степан, как мы тебя мощно наказали за твой оппортунизм, а ! Ты только зацени ! На каторгу, считай отправляем за тридевять земель. Ты хоть не забудь нас, грешных, во глубине тамошних сибирских руд, посылочку что ли какую пришли.
Галанин держался равнодушно, деловито, как и положено начальнику. Никаких эмоций по поводу моего нового места назначения не выражал. Раз что решено и сказано, то и сделано. Процедура завертелась, бумаги начали оформляться, соответствующее ведомство приступило к изготовлению моего заграничного паспорта, свалившегося как снег на голову.
Только Угрюмый искренне и открыто возмущался происходящим. Он даже пытался напоследок протащить мое персональное дело через партком, строго наказать по партийной линии, обложить взысканиями, чтобы жизнь медом не казалась и к новому месту службы я уже прибыл с большой кляксой в личном деле. Галанин своего партайгеноссе быстро приструнил, в приказном порядке потребовал больше не возвращаться к этому исчерпавшему себя вопросу. Тут как раз по случаю и отпуск подоспел. Отгулять его было обязательным условием перед убытием в Германию.
Ничего не должно даваться легко, так что и мне пришлось в самом начале отпуска заплатить дань судьбе за неожиданно выпавшую жизненную удачу. По дороге домой, в поезде Новосибирск - Свердловск со мной первый и, надеюсь последний раз в жизни случилась неприятная оказия. Прямо вот классический случай развода на деньги. Заглянул в наше купе какой - то дядька прохиндеистого вида, просверлил глазами меня и двух спящих на верхних полках попутчиков, после чего начал тараторить:
- Слушай, парень, скучно едем. Может, в картишки перекинемся, а ?
Ехалось действительно скучно, книги читать уже надоело, так что возражать не стал. Мужик лихорадочно начал объяснять правила, плел что - то из древней истории Грузии, откуда эта игра, по его словам, была родом. Быстро уяснил для себя всю суть правил, начали играть.
Сначала играли просто так, без интереса, а потом дядька с улыбкой и хитрым подмигиванием предложил ставить по пятачку на кон, чтобы хоть захватистее было карты раздавать. Ну а я чего, человек азартный, только зацепи. Далее перешли к ставке по гривеннику, затем по полтиннику, а там уж и до рубля дело дошло. Карта мне шла, я только и делал поперву, что выигрывал. На моей стороне скопилась уже приличная куча мелочи да еще несколько мятых рублей. Мужик заявил, что все это хорошо, но он просто обязан отыграться и повышает ставку до пяти рублей сразу. Дальше дело пошло еще быстрее. Втягиваясь в водоворот немыслимого азарта, я соглашался на все предложения по ставкам. Соседи на верхних полках проснулись и внимательно наблюдали за нашей карточной битвой. Один из них сокрушенно цокал, но молчал. Видимо, всё понимал, но вмешиваться не хотел. Всё правильно, колхоз - дело добровольное, никто меня за уши к колоде не тянул.
Разумеется, всё это окончилось очень плохо. Не то что я дал мужику отыграться, а сам на последней раздаче оставил целых семьсот рублей - две тогдашних своих месячных зарплаты. Кого тут винить ? Повелся, стал завышать ставки, имея на руках гарантированный, как мне казалось победный расклад. Но к мужику "неожиданно" пришла просто идеальная карта, меня аж оторопь взяла - неужели так бывает ? Оказывается, бывает при необычайной ловкости рук, мошенстве и крапленой колоде. Потом только всё понял и осознал, а в игре был как под гипнозом. Если бы молодость знала... Но все равно жулику тому я за преподнесенный урок благодарен, крепко научил, на всю оставшуюся жизнь, как говорится. Хорошо хоть, что сто пятьдесят рублей тогда себе оставил на добраться до дома.
Отпуск, конечно, оказался немного смазанным таким происшествием, но, с другой стороны впереди сверкала яркими красками перспектива трехлетней службы в Германии со всеми ее прелестями. Что те семьсот рублей по сравнению с выпавшим кушем, пусть будет небольшое невезение с отъемом денег в счет будущих приобретений. Давно заметил - чем больше мелких неприятностей и потерь вокруг происходит, тем крупнее везет в основных делах. Все в мире должно как - то балансироваться.
После отпуска хорошо проставился сослуживцам, тепло со всеми попрощался. Кроме Угрюмого, конечно. Его демонстративно не пригласил на отливную процедуру, не смог себя пересилить. Заграничный паспорт, предписание об убытии к новому месту службы и прочие документы были готовы. Очень вдохновила и вселила уверенность в завтрашнем дне надпись на развороте, предваряющая фотографию и прочие мои данные:
"Просьба ко всем гражданским и военным властям СССР и Дружественных Государств пропускать беспрепятственно предъявителя настоящего паспорта, гражданина Союза ССР, отправляющегося за границу и оказывать ему всяческое содействие".
Подполковник Галанин попрощался со мной удивительно тепло, даже приобнял и сказал напоследок:
- Степан, ты замечательный парень, хороший офицер, служака и говорю я тебе это искренне, поверь. Чего мне сейчас - то душой кривить ? Но, по правде говоря, тебе надо было в командное училище идти, политработа это не совсем твое. Подумай об этом. Говорю как на духу, по праву старшего товарища, без всяких обид. То, что собачились мы с тобой, это нормально, работа наша такая. Тебя будущее хорошее ждет в армии, если хотя бы брыкаться не по делу перестанешь. Ершист ты больно, а такое у нас не всегда прощается.
- Спасибо, товарищ подполковник за дружеский совет и теплые слова. Учту обязательно. Да и вообще за хорошую школу спасибо !
- Не за что. Как мог, тебя учил и наставлял, не забудешь, надеюсь. Так что нечего тебе тут в Сибири киснуть, езжай служи по - настоящему, в лучшие войска страны, передовые рубежи Родины осваивай. Там точно не застоишься, многому еще научишься.
Потом я долго прокручивал в голове этот прощальный разговор и так до конца не смог понять - что больше двигало начальником политотдела в тот момент, когда он окончательно решил сплавить меня в Германию ? Желание избавиться от колючего подчиненного или он действительно, от души хотел мне помочь вырваться из караульного болота и как - то незримо для меня способствовал этому переводу ? Как бы то ни было, я очень благодарен товарищу подполковнику Галанину, и благодарность эту несу всю жизнь. В том числе и за жесткое наставничество на протяжении целого года.
Сел в поезд и через пять суток с каким - то рвущимся наружу внутренним восторгом пересекал пограничную реку Буг, протягивал заграничный паспорт польскому пограничнику, с жадностью впитывал в себя первые иноземные виды в Польше.
Одним из соседей по купе оказался старый майор, зампотыл пехотного батальона. Он из отпуска возвращался. Двое суток провели с ним в душевных разговорах, до самого Франкфурта на Одере. Много чего умудренный вояка мне рассказал, очень хорошие, нужные, так пригодившиеся потом советы дал. В целом смысл их сводился к одному:
- Ты, Степан, ничего не бойся, действуй. Что сделаешь не так иной раз, то и шкуру сдерут. Не до смерти, но за дело. Главное - действуй. Ты год в охранке мариновался и хорошо, что вовремя вырвался в живые войска, а то бы там сгнил. Одно запомни - работай, не лодырничай. В нормальных войсках бездельников не любят, там каждый виден как на ладони.
Никогда не забуду свои первые впечатления от знакомства с Германией. Поезд, везший меня из Сибири к новому месту службы, только пересек реку Одер, естественную границу между Польшей и тогда еще ГДР, остановился во Франкфурте - на - Одере. Времени на стоянку было много, вагон и маленькая тележка, так что ноги сами понесли меня в станционный буфет. Есть очень хотелось, да и кому в тогдашнем моем возрасте не хочется есть постоянно ?
Вид того обычного вокзального буфета вызвал во мне неимоверной силы душевное потрясение, мгновенно породил сильнейший внутренний конфликт между видом реалий происходящего и всем предыдущим опытом жизни. С полок заведения меня неожиданно ярко приветствовали куча сортов баночного и бутылочного пива, сосиски, сардельки, салаты, гамбургеры, фанта с кока - колой, марсы со сникерсами всякие, выпечка всех видов. От изобилия разной вкуснятины, от разноцветия красивых, невиданных доселе упаковок просто зарябило в глазах. Еще неделю назад я выезжал сюда из захолустного сибирского города, где в чипке нашего офицерского общежития предметом мечтаний служили какие - то нелепые полусырые плюшки, усыпанные до неприличия приторной сахарной пудрой, за пивом разливным чуть не в драку у ларьков с местными алкашами бились, а тут такое...
Впервые в жизни я с наслаждением, по кошачьи урча от удовольствия, выпил две банки настоящего немецкого пива, заел все это двумя солидными сардельками "боквурст", умял неподражаемый картофельный салат в восхитительной майонезно - горчичной заливке. Завершил пиршество волшебным, как тогда показалось сникерсом, отведанным впервые в жизни. В процессе таинства чревоугодия в моей по - настоящему изумленной голове наступал "переворот в мозгах из края в край". Что это ? Другая планета ? Люди тут слеплены из особенного теста, по - иному скроены и сшиты ? Почему так, почему всего лишь в нескольких сотнях километров отсюда везде разлита какая - то беспросветная мрачность быта, серость, бедность, вечная нехватка всего, загнанное неизбывной нуждой население, а тут такое. Чем мы это все заслужили, какой извечной, неискупаемой виной Создателя прогневили ? Через пару дней, в довесок, наступило время знакомства с немецкими магазинами и супермаркетами. Те еще ощущения вышли. Со временем, понятное дело, привык, к хорошему человек ко всему быстро привыкает. Спасибо комсомольской путевке. Но все равно - долго потом мысли об очевидной несправедливости мироустройства не давали мне покоя, пытался во всем разобраться, понять для себя. Обида за родную Державу жгла изнутри.
Как ни странно, в Германии у меня служба сложилась очень удачно, несмотря на весь внутренний оппортунизм и вольнодумство. Все время держал в голове завет старого майора, попутчика из поезда: "работай, служи по - настоящему, не ленись, а остальное само приложится"...
По иронии судьбы еще одно сильное потрясение в жизни опять оказалось связанным с заграничным паспортом. Летом 1992 года приехал я в родной город в отпуск и полностью наслаждался там отдыхом. Старые друзья, новая машина, рестораны, дачи, турбазы, ночные купания с девушками в Волге под луной, короткие романы. Редко такие яркие впечатления выпадают в жизни, зато навсегда запоминаются. Так вот вышло, что как - то раз я провожал девушку домой ночью, а перед этим мы с ней около часа посидели на лавочке в скверике. Ликер вкусный потягивали, разными "твиксами" заедали. Опустошилась бутылочка, проводил я подругу, проснулся дома уже ближе к обеду, и как - то вдруг защемило в душе. Недоброе что - то почуялось. Вспомнил по порядку вчерашний вечер и сознание почему - то внезапно пронзила мысль - а на месте ли мои документы ?
Не было их на месте. Все документы, включая заграничный паспорт и водительские права, лежали в портмоне, портмоне вечером был в заднем кармане джинсов, а сутра куда - то испарился. Украли, выпали, полтергейст навестил квартиру ? Перерыл все вокруг с рвением опера на обыске, но без толку. Зато, как оказалось, интуиция у меня раскрылась спросонья в полном совершенстве и подсказала дальнейшие действия - беги кричит она мне изнутри подсознания, пулей лети в скверик, где баловался вчера на лавочке с подругой. Пяти минут не прошло, как я стоял перед той скамейкой, изумлялся до головокружения и отказывался верить глазам своим. Трясло изнутри, причем не по причине легкого хмеля от смешного ликера "Амаретто", употребленного на этой же самой лавочке несколько часов назад. Что тот ликер, слезы !
Ум отказывался воспринимать происходящее, ну как так вообще бывает ? Людный сквер, время за полдень. Солнце светит ярко, а на пустой лавке одиноко лежит мой портмоне. Народ вокруг туда - сюда бродит, и будто бы всем прохожим кто - то неведомый глаза отводит от заветной скамейки с кожаным гаманком. Не обращают прохожие никакого внимания на валяющийся бесхозный кошелек, из которого горделиво торчит уголок заветного заграничного паспорта синего цвета. Чудеса, да и только, иначе не скажешь ! Права водительские тоже оказались на месте, остальное уже значения не имело. Марок тридцать да немного рублей исчезли, конечно, да разве это потеря ??? Опять же всего лишь мелкая неприятность, неизбежный дар судьбе за покровительство. Счастлив был безмерно, выдохнул... Все - же счастливой она оказалась, та комсомольская путевка от подполковника Галанина. До сих пор храню свой синий заграничный паспорт как реликвию, как память...
Грустно вспоминать об этом, но подполковник Галанин, как мне потом рассказывали общие знакомые, застрелился вскоре после распада нашей Родины, в январе 1992 года. Говорили, что не вынес мужик наступившей безнадеги, бессмыслицы жизни и краха всего, чему он так долго и верно служил. Не хочется в такое верить, но если все так, то вечная ему память и низкий поклон. Мне до сих пор перед ним стыдно за свой юношеский максимализм и сопутствовавший ему пусть легкий, пусть недолгий, но все же блудливый отворот сознания. Действительно - большое видится и на расстоянии и только по прошествии лет можно по - настоящему оценить былое.