Аннотация: Герой. Воображение сразу рисует рыцаря в сверкающих доспехах, поражающего дракона или злобного великана. Однако герой ли он для драконьих детенышей? Кто назовет героем труса или предателя? А может он все-таки герой?
Костер пылал, жадно пожирая сырой хворост и нещадно дымя. Сидящие вокруг ополченцы Травянской сотни надсадно кашляли и терли глаза, однако никто не отодвигался - узкий пятачок костра, огороженный плетнем с наветренной стороны, давал хоть какую-то защиту от порывов холодного ветра.
Гаррик-Лучник кутался в промокший насквозь плащ, шмыгая носом и с завистью поглядывая на своего кума - Виннстана. Плащ у того был знатный, из лосиной кожи, просмоленный - такому никакой дождь нипочем. С шляпы струйками стекала вода, а петушиное перо - такие перья имел право носить только победитель состязаний по лучной стрельбе - уныло свисало ниже курносого носа Гаррика-Лучника.
-Чертов дождь! - ругнулся Виннстан, пытаясь разжечь трубку, набитую промокшим табаком. - Эдак смоет нас в Крутобежку и лишит шоркаев удовольствия нашинковать нас аккуратными ломтями.
-Дурак ты, Виннстан. - Толстый Рид, трактирщик из родной деревни Гаррика, боязливо поежился. - Сотник сказал, что правильный строй дикарям нипочем не разбить, главное плотнее друг к дружке стоять и копья держать крепче.
Виннстан заржал.
-Тебя, что-ли, пивное брюхо, шоркаям бояться? - он хлопнул себя по бедрам, скалясь от удовольствия, - каждый шоркай еще ходить не умеет, а уже в седле держится, еще "мама" говорить не научился, а лук уже натягивает и стрелы мечет. В такую мишень как ты, толстяк, и слепой не промахнется.
Рид уныло оглядел ополченцев и, не найдя поддержки, недовольно нахлобучил шляпу.
Черная ночь пугала шорохами. Дождь заглушал все сторонние звуки, и часовые насторожено всматривались во тьму, пытаясь рассмотреть за сплошной стеной воды хоть что-то.
Холода пришли внезапно. Вроде только убрали хлеб, сметали солому в стога и отгуляли Праздник урожая. Отшумели веселые осенние ярмарки, урожай в этом году уродился на славу - колосья гнулись к земле, не в силах держать тяжесть зерна. И тут из Степи подул стылый ветер, гоня тяжелые дождевые тучи, затягивая горизонт серой пеленой, нагоняя тоску. А вместе с ветром из Степи пришли шоркаи.
Гаррик аккуратно прикрыл мокрой полой плаща кожаный сверток. Как любой настоящий лучник, более своего удобства он ценил сохранность лука. Запасные тетивы, завернутые в сухую холстину, хранились в кисете на поясе. Лучник недаром носил петушиное перо - он умел метать стрелы точно в цель, умел ловить ветер, умел стрелять "на разрыв", именно так стреляют из мощных луков. Свой лук он знал как собственную жену. Знал его норов, особенности.
Эх чертова погода. Как в такой сырости стрелять? Мокрая тетива режет пальцы, стрела летит непредсказуемо. Попробуй попади в несущегося во весь опор шоркая. Особенно, если он в ответ тоже мечет острые гостинцы.
Проклятые степняки! Приграничье пылало. Горели села и хутора. Небольшие крепостцы шоркаи обходили, не желая тратить время - они рвались вперед.
Недалеко от порогов Крутобежки - неширокой, но бурной реки, шоркаям преградило дорогу войско. Наспех собранное из баронских дружин и местных ополченцев, оно стояло, сжегши все мосты и перегораживая единственный брод. Степняки остановились на своей стороне, стягивая в кулак все отряды, рассыпавшиеся по округе для грабежа. Все понимали, что битвы не избежать, и каждый готовился к ней по-своему. Шоркаи резали скотину и жарили мясо, набивая желудки перед завтрашней сечей. Баронские дружинники и ополченцы угрюмо втягивали ноздрями доносящиеся с противоположного берега запахи, вздыхали и только сильнее пыхтели трубками, стараясь крепким духом самосада хоть как-то притупить чувство голода - набранное наспех войско не имело ни припасов, ни достаточного запаса стрел. Обоза практически не было - лишь с десяток повозок войсковых лекарей. Они шли налегке, стараясь успеть, торопясь занять удобную позицию... Успели.
-Ничего. Мы тоже... За нужный конец топора держаться умеем,- Гаррик одобряюще посмотрел на трактирщика и осторожно покосился на Виннстана. Тот был ветераном, военным поселенцем барона, заслужившим земельный надел верной службой в дружине. Он повидал такого, чего Гаррику и не снилось, он ходил на орков в Пустоши Сьяльвилля, дрался с северянами, разбойничавшими на побережье, его грудь, меченная вражеским железом, привыкла к кованому нагруднику, а рука к тяжести щита. Он умел стоять под градом стрел, не обращая внимания на падающих рядом товарищей, умел, сбившись колено к колену, в конном строю, бить как одно целое в середину вражеского строя. Гаррик крепко уважал своего кума, ставшего крестным его ребенку, этого старого вояку, не раз смотревшего смерти в глаза.
-Еще один лапотный воин. - Виннстан зло посмотрел на Гаррика, так, что тот вздрогнул от неожиданной неприязни родственника. - Это тебе не баронский турнир, тут никто не будет ждать, пока ты поймаешь ветер, пока выцелишь мишень. Герольды не будут следить, чтобы никто громким возгласом не помешал лучнику стрельнуть. Ветеран сплюнул в костер.
-Они скачут как ветер, группой, мечут стрелы тучей. Поворачивают как один, не пользуясь поводьями, лишь коленями направляют своих коней. Стрелы падают как град, молотят по щитам, и нет от них спасенья. Примешь на щит пяток, а шестая тебя в бедро клюнет. И больше ты не воин.
-Чего это? Нога, чай не голова... - заикнулся было Толстый Рид.
-Заткнись! - ветеран в ярости обернулся и со злостью швырнул так и не раскуренную трубку в огонь. Искры взметнулись вверх, осветив посеревшее от страха лицо трактирщика.
Виннстан остыл так же быстро, как и вспылил.
-И-эх. - он только махнул рукой и с досадой уставился в костер, видимо жалея о так недальновидно утраченной трубке.
Гаррик совсем приуныл. Он с опаской поглядывал на противоположный берег реки, где жгли костры неведомые шоркаи. Размытые тени двигались среди огней, гротескные фигуры, ломаясь, протягивали друг к другу корявые руки, нагоняя жути и тоски в душу Лучника. Что будет завтра?
Внезапно на том берегу раздались крики, яростно загудел рог. Ополченцы вскочили, схватившись за оружие, сбились возле костра.
-Спокойно! - на лице Виннстана не дрогнул ни один мускул. - Сейчас узнаем. - Он направился к палатке сотника. Полог палатки откинулся, сотник выступил под дождь, сверкая в свете костра дорогим доспехом. Досадливо отмахнулся от почтительно склонившегося Виннстана и порывисто зашагал к баронскому шатру.
Вернувшись к костру, воин только бессильно развел руками.
-Хрен его знает, чего там у дикарей стряслось. Не нашего ума дело. - Он снова завернулся в плащ и как угрюмый ворон скорчился возле костра, всем своим видом давая понять, что больше не желает ни с кем разговаривать.
Ополченцы еще потоптались вокруг костра, с тревогой поглядывая на противоположный берег и обсуждая, с чего бы это шоркаи так всполошились, но быстро успокоились - все-таки раздувшаяся от дождей Крутобежка давала некоторую иллюзию защищенности.
Лучник с грустью рассматривал свои башмаки. Спешный переход баронского войска по раскисшему от дождей тракту окончательно привел обувь в негодность. Правая подошва отвалилась и теперь держалась на честном слове, кое-как прикрученная веревкой. Пальцы ног мерзли, Гаррик совсем простудился, то и дело шмыгал носом, сухой кашель мучительно давил на грудь и жег легкие.
-Кого леший несет?! - громкий окрик часового оторвал Лучника от невеселых мыслей. Ответ донесся еле слышно, за шелестом дождя ничего было не разобрать, в темноте замаячили неясные тени.
Ополченцы вытянули шеи, стараясь разглядеть кто пришел из тьмы, загомонили. Лучник поморщился, только сейчас осознав, что представляет собой их наскоро набранное из ремесленников и крестьян, горожан и мелких торговцев войско. Он с внезапной горечью понял, почему так хмур и раздражен Виннстан - старый вояка давно уже осознал, что они едва ли смогут выдержать первую же яростную атаку степняков. Гаррик смотрел на толкающихся ополченцев, галдящих, словно торговцы на базаре, глупо хватающихся за рукояти топоров и древки копий, старающихся друг перед другом скрыть свой страх перед нарождающимся утром, перед неминуемой битвой. И ему стало страшно. Так страшно, что заныло под ложечкой, а колени предательски ослабли. Завтра все эти люди: друзья, просто знакомые, односельчане и жители Выселок - соседней небольшой деревушки, завтра все они лягут, побитые каленым градом вражеских стрел, порубленные вражьим железом, втоптанные в грязь тяжелыми копытами степных коней.
В круг света вступили черные фигуры, бредущие среди дождевых струй, словно призраки. Гаррик сразу узнал высокого воина в волчьей шапке. Дрого - десятник из баронской дружины. Он видел, как тот уходил вместе со своими людьми еще до полуночи - в ночь, в дождь. Тогда спросил у кума, куда это их понесло в такую непогоду, но ветеран только буркнул, что куда надо, туда и понесло, и не крестьянского ума дело до баронских заданий. Но Лучник и сам догадался, что это разведка, рейд в стан врага. Не позавидуешь дружинникам. Ополченцы возле костра сидят, а этим придется на брюхе по грязи ползать.
Дрого медленно брел, загребая носками сапог грязную жижу, его неприятный взгляд равнодушно скользил по столпившимся солдатам. Дрого Молчун, лучший разведчик барона. Гаррик только сейчас заметил наскоро перевязанное грязной тряпкой предплечье. Его воины словно тени двигались за ним. Один... Второй... Пятый... Седьмой... Так мало? Их уходило одиннадцать, Лучник точно помнил, он всех их перечел и беззвучно пожелал исчезающим за стеной дождя спинам удачной вылазки. И чтобы вернулись все. Не помогло мое напутствие, - подумал Гаррик. - Дурак! Дурным глазом в спины глянул, вот и не вернешь уже ребят.
Последние двое разведчиков вели под руки раненого товарища. Внезапно он дернулся, словно пытаясь вырваться, страшно закричал, боднул головой поддерживающего его слева дружинника, и прыгнул на второго. Тот от неожиданности упал в грязь, пытаясь отпихнуть от себя обезумевшего солдата. Остальные бросились к дерущимся.
-Не дергайся, курррва, - Гаррик впервые услышал голос молчаливого десятника и поразился тому, какой он неприятный, словно скрип несмазанного колеса. - Не дергайся, мразь, а то я тебе печень вырежу.
-Он не понимает, Дрого! - один из дружинников, угрожая острием копья, целил в клубок тел на земле.
-Все он понимает cсученышь. - Десятник недобро скалился и его взгляд не предвещал ничего хорошего. - Ты живой, Осмунд?
-Ж-живой, - дружинник, которого Дрого назвал Осмундом, поднялся с земли, виновато склонив голову и избегая смотреть в глаза десятнику.
-Получишь плетей, чтоб в следующий раз рот не разевал. И Рандфальф тоже. Тетери сонные. Поднять эту курву!
Гаррик стоял, растерявшись и нечего не понимая в происходящем. Только что спокойно идущий отряд словно взорвался, молниеносный блеск стали, неуловимый прыжок Дрого Молчуна, быстрые движения дружинников.
И вдруг он отшатнулся в ужасе, увидев, как вздернули с земли разведчики бесформенную фигуру, одетую в грязные шкуры. Это был не раненный дружинник. Разведчики вели пленного шоркая. Лучник попятился, уперся спиной в кого-то из ополченцев. Страх сковал его, не в силах пошевелится, он смотрел на проходящего мимо степняка. В нос шибануло кислым запахом немытого тела, грязные шкуры скрывали коренастую фигуру, меховой капюшон закрывал его голову, но когда шоркай проходил мимо Гаррика, он повернул к нему свое лицо и яростные глаза сверкнули влажным в прорезях деревянной маски. Шоркай тихо засмеялся.
Пленного увели в палатку барона, а Лучник так и стоял под проливным дождем, напуганный неведомым человеком.
-Они закрывают лицо маской. - Гаррик дернулся от неожиданности, испугавшись неслышно подошедшего Виннстана. - Скрываются за ней, идя на войну, чтобы жертвы не видели их лиц. Чтобы не смогли найти своих убийц в Серых равнинах, куда попадает всякий ушедший из этого мира. Не смогли найти и отомстить.
-Пойдем Гаррик, надо хоть немного поспать. Завтра нам будет очень тяжело, поэтому надо отдохнуть.
Виннстан подошел к костру, лег на землю, завернувшись в свой непромокаемый плащ, и тут же уснул, по старой привычке военного человека, который страдает от вечного недосыпа, а потому ценит каждое мгновение сна.
Гаррик смотрел в огонь, вертя в руках оловянный значок с баронским гербом. Такие знаки раздали всем ополченцам, наказав приколоть на шляпу как отличительный знак принадлежности к баронскому войску. Василиск, держащий в лапе меч. Уродливое существо.
Лучник повернул медальон и на оборотной стороне прочел: "С честью и славой". Честь... Слава... Что значат эти слова для него, простого крестьянина? Бароны сражаются в сияющих латах на турнирах, пред взорами прекрасных дворянок, демонстрируя им удаль и благородство манер. Вот где честь, где слава. Здесь, в грязи, на берегу Крутобежки не место для чести. Виннстан говорил, чтобы выбросили из головы все красивые байки о поединках один на один, о милосердии к поверженному врагу. Бейте ближнего, который бьется с твоим соседом, иначе через мгновение он может проткнуть твоему товарищу брюхо, а следом ударить тебя в бок, добивай упавшего, ибо раненые, упавшие на землю, могут резануть ножом по ноге, перехватив сухожилие. Даже поверженные, помогая своим боевым товарищам бить, колоть, резать, рубить, грызть зубами, выдавливать глаза, разрывая рты, круша черепа и пронзая, вываливая дымящиеся внутренности на обагренную кровью траву.
Гаррик вздрогнул, вспомнив пленного человека. Разве человека? Зверя. Зверь носил меховую одежду, от него пахло зверем, он рычал как зверь, катаясь по земле, пытаясь вцепиться зубами в руку дружинника. Лучник не видел его лица, скрытого деревянной маской, но навсегда запомнил глаза шоркая, горевшие в прорезях маски первобытной, животной яростью к поймавшим и скрутившим его людям. Сумевшим удержать, но не сумевшим укротить.
Что делает он здесь, на берегу, поливаемый дождем и продуваемый холодным ветром? Его простая крестьянская работа не менее тяжела, чем ратная профессия баронских дружинников. Свое дело он знает хорошо, налоги платит исправно, так почему он должен умереть здесь, делая за нерадивых баронских вояк их работу? Их профессия - звенеть мечами на поле битвы, за то и получают от барона пожизненное кормление. А он отдает часть урожая, приплода скотины, мед со своей пасеки, чтобы эти вояки пили и жрали, но крепко держали свои мечи, не допуская беду к крестьянским селениям...
А катись оно все!
Лучник порывисто встал, поднес к глазам значок с баронским гербом, взглянул на василиска, предвестника грядущей беды и с отвращением отшвырнул его. Взял сверток с луком, закинул за спину тощую котомку, оглянулся на спящих вповалку возле костра товарищей. Огонь озарил его лицо, превратив глаза в черные уголья, в которых отразились пляшущие алые языки. Прости, Виннстан, ты надеялся на меня, думал, что я прикрою тебе в бою спину. Ты будешь презирать меня и назовешь трусом. Может я и есть трус, но я не воин. И не мое дело умирать на поле боя. И Гаррик шагнул в дождь.
Осторожно прокравшись мимо палатки сотника и миновав еще два ополченских костра, он подошел к границе лагеря.
-Стой! - из темноты надвинулась фигура часового.
-Убери свою железку, Куберт. Это я - Гаррик Лучник.
Куберт Ловкач был не из их деревни. Он был вором. Барон подобрал его на городской площади у позорного столба, заплатив за него три золотых солида и взяв с него клятву верности прямо на городской мостовой. Куберт был циничным типом, постоянно смеющимся и жизнерадостным. Виннстан поначалу пытался вбить в его голову простую истину, что у своих товарищей по оружию воровать нехорошо. На что вор ответил просто - под господним небом все люди братья, а взять у брата - разве ж это грабить? И улыбнулся чистой, невинной улыбкой. Виннстан махнул рукой, а все остальные старались хорошенько присматривать за своими вещами, когда поблизости оказывался этот неприятный тип.
-Куда собрался? - Куберт опять привалился к тележному колесу. Он натянул над головой свой плащ, и чувствовал себя довольно комфортно.
Неплохо устроился - подумал Гаррик, а вслух сказал:
-Куда-куда... До ветру, знамо дело.
Куберт засмеялся.
-Перед завтрашним делом медвежья болезнь приключилась?
Лучник ничего не ответил ему, только быстрее зашагал прочь. Отойдя на достаточное, как ему казалось, расстояние, он бросился бежать, оскальзываясь на раскисшем косогоре. Он спешил убраться как можно дальше от лагеря. Гаррик выбрался наверх от речной поймы и побежал через поле, покрытое жесткой стерней убранной пшеницы. Ноги увязали в грязи, но он рвался изо всех сил к виднеющейся впереди черной стене леса.
Влетев под кроны деревьев, он бежал еще некоторое время, спотыкаясь о поваленные стволы, только чудом не напоровшись в темноте на сук или не свалившись в какую-то яму. Сердце гулко бухало в груди, воздух со свистом вырывался из легких, лицо горело, исхлестанное ветками. Гаррик остановился у раскидистого бука, опершись об узловатую кору рукой, пытаясь унять колотящееся сердце и выровнять дыхание. Страх гнал его вперед, крича, что надо уйти дальше, чтобы не нашли, не догнали, не смогли вернуть. Однако Лучник понимал, что двигаться по ночному лесу нужно осторожно, иначе все ноги переломать можно. Трезвый ум крестьянина, не лишенный торговой сметки и жизненной смекалки, возобладал над животными инстинктами. Дальше Гаррик пошел осторожно, раздвигая ветви и ощупывая дорогу ногой, прежде чем шагнуть вперед.
Через полчаса он понял, что больше идти так нельзя. В кромешной тьме и заплутать недолго. Поэтому он, словно дикий зверь, забился в промоину меж корней вывороченной ели и забылся тревожным сном.
Утро не принесло облегчения. Жутко болела голова, Гаррика колотил озноб. Он вылез из своей норы, прошелся, разминая затекшие ноги, и остановился, настороженно вслушиваясь в лесные шорохи. Дождь перестал, однако небо все так же было затянуто серой пеленой дождевых туч. Промозглая сырость напитала одежду, и дезертир больше всего на свете мечтал сейчас о теплой сухой постели.
Он наклонился над бочагой, полной дождевой воды, и в отражении увидел свое, перемазанное грязью лицо и запавшие глаза. Нет, так не годится. Раздевшись догола, Лучник вымылся и выстирал одежду, выжал ее досуха и снова одел. Эх, костер бы сейчас, но костер может привлечь внимание. Внезапный страх охватил его, Гаррик вдруг вспомнил, как бежал через ночной лес, опасаясь погони, и у него вновь неприятно закололо в груди. Ополченцы уже наверное вступили в бой и сейчас умирают под стрелами шоркаев. Дезертир отогнал от себя неприятные мысли. Зато живой, а то лежал бы сейчас на поле, втаптываемый в грязную жижу остервенело рвущими друг друга противниками. Ничего. Уход одного воина - ничто, войско и не почувствует, не ослабнет со столь малой потерей. Лучник подхватил кожаный сверток с луком и быстро зашагал на запад, сориентировавшись по заросшим мхом стволам деревьев.
Осень уже окрасила лес своими красками. Остролисты пламенели ярко-алым багрянцем, словно охваченные живым огнем, клены тронула желтизна, только буки еще сохраняли летнюю зелень своих церемониальных одежд. Лес дышал величественным спокойствием, не обращая внимания на торопливо идущего по звериным тропам человека.
Голотвень, шкодливый лесной дух, осторожно наблюдал за Гарриком, вцепившись в кленовую кору острыми коготками. Его забавлял этот человек. Достав из-за щеки желудь, он прицелился и запустил его в спину непрошенному на лесных дорогах пришельцу. Человек ойкнул от неожиданности, обернулся, шаря испуганным взглядом по стене деревьев, и, разглядев маленького шутника, погрозил ему кулаком. Голотвень тихонько хихикнул, почесал мохнатой лапкой макушку и порскнул повыше в крону - мало ли что на уме у этих людей, еще кинет в ответ камнем.
Внезапно Гаррик остановился и потянул носом воздух. Ощутимо тянуло дымом. Человеческое жилье. Дезертир живо представил себе теплую печь и чуть не застонал. Пощупал свой кошель и решился - была не была, обсохнуть было просто необходимо, может ,удастся купить немного еды.
Гаррик лежал на животе и наблюдал сквозь черные ветви кустов за небольшой лесной деревушкой. Пяток добротных изб, небольшая молельня, какие-то сараи. Дымок поднимался над трубами, неся в воздух аромат печеного хлеба и домашнего уюта.
Все естество дезертира требовало - вперед, скорей, там тепло, можно согреться и, наконец, наесться вволю за долгие дни. Но что-то останавливало Гаррика, заставляя быть острожным и внимательным. Потому-то он и лежал в кустах, осматривая деревню и пытаясь понять, что его так тревожит. Людей не было видно. Ну не видно - и что тут такого? Мужчины наверняка ушли на работу в лес. Углежоги, лесорубы иль промысловики, добывающие зверя. Они живут лесом - лес их кормит. Женщины хлопочут в избах по хозяйству - вон как пахнет свежим хлебом. Протяжно мычит корова, тяготясь полным выменем. Утренняя тишина так естественна...
Собаки! Собаки не лаяли. Он был слишком близко, они не могли не почуять его, и все равно молчали. Нормальная сторожевая псина уже давно заходилась бы лаем, предупреждая хозяев, что рядом чужой, и ей бы вторили собаки с других дворов, но деревня безмолвствовала и это пугало Лучника.
Внезапно он замер - в деревянном солнечном круге, венчающем остроконечную крышу молельни, наискось торчала стрела. Какой-то лучник, бахвалясь своим умением и удалью, всадил ее, демонстрируя меткость. Послышались приглушенные голоса, из-за сарая выехали двое шоркаев. Негромко переговариваясь, они подъехали к крайней избе, один спешился и вошел, второй остался в седле. В избе раздался шум, звон разбитой посуды, заплакал ребенок. Дезертир сильнее вжался в землю, стараясь не дышать, и напряженно вглядываясь сквозь переплетение ветвей.
Откуда они здесь? Виннстан говорил, что шоркаи рассыпались по округе, грабя и сжигая деревни, но ведь перед битвой эти летучие отряды стянулись в единый кулак, готовясь сокрушить баронское войско. Значит не все. Некоторым, видно, алчность застлала глаза или просто гонцы не добрались в эту глушь. Только бы не заметили. Гаррик начал осторожно отползать поглубже в кусты.
Шоркай вышел из избы, держа за рубашонку мальчика лет четырех. Он плакал и пытался вырваться, но степняк держал его крепко. Сидящий в седле засмеялся и что-то сказал на своем лающем языке. Второй кивнул и, схватив паренька за волосы, потянул из ножен меч...
Дезертир поднялся во весь рост, рванул завязки, стягивающие сверток с луком, достал из кисета тетиву, навалился на лучную дугу всем телом, сгибая ее, накинул петельку на специальную зарубку. Тетива натянулась струной, лук был готов к бою, и Гаррик потянул из колчана первую стрелу.
Он был совершенно спокоен, страх ушел совсем, едва его руки коснулись знакомой лучной рукояти, обмотанной кожей. Лучник успокаивает сердце перед выстрелом, ровняя его биение со своим дыханием, прокладывая в воображении невидимую дорожку от себя к цели, отгоняя все лишние мысли.
Оперение из гусиного пера, нежно коснулось ладони, широкий наконечник срезня блеснул на внезапно проглянувшем сквозь тучи солнце. Дезертир потянул тетиву к уху, отстранившись от всего вокруг, сейчас он видел только страшную деревянную маску шоркая, заносящего меч над кричащим от страха мальчиком. Выдох. И задержать дыхание. Пальцы отпустили тетиву, и она загудела рассерженным шершнем, больно ударив по левой руке, держащей лук. Стрела попала шоркаю прямо в лицо, расколов уродливую маску, степняк опрокинулся навзничь, выпустив мальчонку.
Лучник раздвинул ветви, шагнув из кустов, и закричал, привлекая внимание мальчишки:
-Сюда, сюда! Беги, малец! Скорей.
Второй шоркай, крутанулся в седле волчком, мгновенно оценив опасность, рванул из саадака лук.
Гаррик продолжал кричать. Мальчик, наконец, увидел на опушке размахивающую руками фигуру и побежал, но не к Лучнику, а наискосок к границе леса.
Дезертир лихорадочно рванул стрелу из колчана - он видел, что не успевает, что степняк уже целит в него, но руки действовали привычно, стрела легла на тетиву, Гаррик поднял лук...
Вжжик! Степняцкая стрела пропорола воздух возле самого уха и с глухим стуком впилась в дерево. Шоркай, раздосадовано ругнулся и рванул поводья, пытаясь прикрыться лошадиным корпусом от ответного выстрела.
Гаррик тоже промазал - то ли дрогнул, испугавшись свиста вражеской стрелы, то ли степная лошадка прянула в сторону, унося всадника с линии выстрела - стрела вонзилась шоркаю в бедро, пригвоздив ногу наездника к лошадиному боку. Лошадь тонко закричала и рухнула, придавив собой всадника.
Добить! Внутри Гаррика вскипел боевой азарт, он стремился прикончить поверженного противника, обнажил нож, но внезапно замер. Что, если в деревне есть и другие степняки? Не могли же эти двое самостоятельно забраться так далеко в земли баронства. Страх опять овладел дезертиром, и он бросился бежать вглубь леса. На бегу он вспомнил о мальчишке и стал забирать вправо, рассчитывая перехватить его на своем пути. Лучник бежал как ветер, перепрыгивая через поваленные деревья, за спиной ему слышались гортанные возгласы преследователей. Он чуть не сшиб выскочившего из-за древесного ствола мальчика, испуганно вскрикнувшего при виде его. Не останавливаясь, подхватил его на руки и помчался дальше.
Дезертир бежал, пока хватало духу. Почувствовав, что сейчас свалится, он остановился, поставил на землю мальчика и без сил повалился на траву. Отдышавшись, взглянул на испуганного ребенка:
-Не бойся, глупый. Свой я, свой. Из Травянки я, - Гаррик сел и привалился к стволу остролиста. - Не обижу тебя.
Мальчик опасливо подошел и сел рядом.
-Дядька, а дядька, а ты дружинник баронский, чтоль?
Дезертир улыбнулся.
-Да какой я дружинник? Крестьянин простой. Вот как ты.
Мальчишка недоверчиво посмотрел на Лучника и протянул:
-Да нууу. Врешь небось. Какой ты крестьянин? Вон и лук у тебя и шляпа с пером. И стреляешь ты, сам видел - ого-го как! - он шмыгнул носом. - Точно дружинник.
Гаррик рассмеялся, запрокинув голову.
-Как зовут-то тебя, малец?
-Вульфрик. - Мальчишка важно выпятил нижнюю губу. - Второй сын своих родителей.
-Годков-то тебе сколько? - дезертир развязал котомку, достал оттуда сухарь, завернутый в чистую тряпицу, и протянул мальчишке.
-Уж пятый пошел, - ответил тот, с аппетитом вгрызаясь в сухарь. - Мамка говорит...
Слёзы внезапно навернулись мальчишке на глаза.
-Ма-а-амк-а-а-а... - Он всхлипывал и размазывал слезы по грязному личику. - Ма-а-ам-ку-у-у эти... страшные ... Уби-и-или-и-и...
Гаррик прижал к себе мальчика, пытаясь успокоить его, гладил по голове, шепча какие-то глупые слова, и тот внезапно обхватил его ручонками и притих.
-Ты это... малец. Не плачь, мамка твоя теперь далеко - в Серых равнинах, ей там хорошо, тепло. А шоркаев, мамку твою убивших, я наказал - теперь больше никого не обидят. Тятька-то у тебя есть?
Мальчишка всхлипнул и сказал:
-Тятька к тетке в соседнюю деревню уехал с братишкой. Вернуться, меня искать будут.
Дезертир оторвал мальчишку от своей груди и посмотрел ему прямо в глаза.
-Так, давай вытирай сопли, нам идти надо. Дойдем до заставы какой, аль до деревни, расскажем, что дома у тебя приключилось. Отряд отправят, не оставят тебя, Вульфрик. Найдем твоего тятьку.
Мальчик серьезно посмотрел на Лучника, встал, отряхнул рубаху от приставших травинок, и насупившись сказал:
-Пошли, дядька. Надо мое Опушкино выручать. Поганцев выгонять.
Дезертир улыбнулся, глядя на решительного пацана, но потом как-то стушевался и просто махнул рукой.
-Пошли.
Они шли уже второй день, забирая все дальше на север. Скудные припасы закончились, Гаррик отдал мальчишке последний сухарь, однако тот с серьезным видом разломил его пополам и половину отдал дезертиру.
-Ниче, дядька, как-нибудь потерпим. Не впервой.
Утром третьего дня они вышли на дорогу. Туман теснился в низинах, отступая перед нарождающимся солнцем, впервые за многие дни проглянувшем из-за туч.
Дезертир лежал в кустах, наблюдая за дорогой. Береженого Серые равнины подождут. Непонятно кто сейчас этой дорогой ездит. Поглядим.
Вдруг Гаррик замер и приложил ухо к земле, прислушался. Весело взглянул на напряженно замершего в ожидании мальчишку:
-Ну вот, кто-то едет. Да, видимо, не один, большой отряд.
Он высунул голову из кустов и, приложив ладонь козырьком к глазам, защищая их от начавшего припекать солнца, внимательно вглядывался вдаль.
Внезапно ему показалось... Точно! Это же баронский значок! Лучник рассмеялся - сейчас он был готов расцеловать василиска - уродливый баронский герб.
-Так, Вульфрик, - Гаррик посадил мальчика перед собой на траву, - я сейчас выйду на дорогу - погутарю с этими дядьками, а ты сиди тут и жди, я тебя позову, как сговорюсь. Понял?
Мальчишка кивнул.
-Только ты меня не бросай, - он шмыгнул носом.
-Да уж не брошу. Нам еще твое Опушкино выручать. - Лучник ласково потрепал мальчонку по голове и решительно шагнул на дорогу.
Всадники приблизились, и Гаррик узнал вечно хмурого Дрого, дружинника, державшего баронский значок, своего кума Виннстана, Толстого Рида из их десятка.
-Эй, сюда! Стойте! - Он замахал руками.
Верховые налетели, обдав Лучника резким запахом лошадиного пота, тесня лошадьми, Дрого больно ухватил его за шиворот.
-Я его знаю, он из моего десятка, - Виннстан бесстрастно смотрел прямо в глаза своему родственнику.
-Эй, подождите, там в лесу...
Ему не дали договорить. Дрого осклабился и без замаха ткнул его кулаком в зубы.
-Дезертир! Взять его! Осмунд, веревку.
Всадники свернули с дороги на опушку леса. Дружинники и ополченцы спешились, Осмунд ловко перекинул веревку через ветку развесистого клена и обвязал ее вокруг ствола. Дрого вскинул Гаррика в седло и ремнем стянул руки за спиной.
Лучник смотрел на людей с высоты лошадиного роста и не видел сочувствующих глаз. Найдя Виннстана, он хотел что-то сказать, но, натолкнувшись на колючий, презрительный взгляд, осекся.
Дрого откашлялся и просипел:
-Во исполнение воли барона Асмунда Шольберга, для пресечения и недопущения.... А, к дьяволу, и так все понятно. Повесить мерзавца.
Виннстан шагнул к Осмунду, уже готовому ожечь плетью круп лошади, на которой сидел Гаррик, и остановил его.
-Погодь. Я сам. Мой боец.
Он неуклюже потоптался, взглянул на родственника.
-Закрой глаза. Не боись - это не больно.
Гаррик взглянул в небо. Солнце слепило глаза, тучи совсем разошлись, открыв яркую вышнюю лазурь. Скользнул взглядом по стене леса, увидел перепуганные глаза мальчишки и ободряюще подмигнул ему...
-Пошла-а!
Звонкий хлопок ладони по лошадиному крупу вырвал из-под него опору - лошадь прянула вперед, небо обрушилось вниз, провалившись в синеву уже мертвых глаз дезертира.