Колум Маккэнн : другие произведения.

Со всех катушек напрочь

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Внимание. Все переводы некоммерческие и сделаны исключительно в учебных целях в качестве литературных упражнений. Attention. All the translations are non-commercial literary exercises. I did them solely for studying purposes. Молодой уборщик в психиатрической лечебнице ведет дневник, в котором рассказывает историю о новой пациентке. Девушка потеряла родителей в автокатастрофе и осталась без крыши над головой потому что банк отсудил у нее дом. Наблюдая со стороны за ее безумными выходками, рассказчик вспоминает известные ему факты о ее странной семье, которые, как ему кажется, вполне согласуются с ее помешательством: об отце, который наблюдал звезды и составлял карты ночного неба по мотивам ирландских легенд, о матери, рассматривавшей цветы в микроскоп, и вообще об их доме, который был ничем иным как списанным железнодорожным вагоном. Однако по мере того как рассказчик узнает девушку ближе, он понимает, что она вовсе не так уж безумна. Рассказ содержит ненормативную лексику.
  Колум Маккэнн
  
  
  
  Со всех катушек напрочь
  
  
   Таких свихнутых как эта еще поди поищи. Два рододендрона к волосам прицепила. Грызет ногти как будто ее год не кормили. Вчера день напролет кружила возле лужи у теплицы, обошла ее невесть сколько раз, как будто там свет клином сошелся. Натоптала потом грязью по всему полу, и этого после того, как я его, заразу, шваброй до блеска нахерачил. В общем, совсем ку-ку, тут уж ничего не попишешь. Но так-то она из себя ничего. Платье, бывает, так свесит с плеча, так что можно даже смуглый край соска подглядеть. А как она вечерами в окно таращится - можно подумать, что там заместо звезд телики висят и по ним чего-то крутят. Смотрите в вечерней программе Большую Медведицу, в главной роли Том, ядрить его, Круз. Ей только бы чутка подстричься не мешало, а то пряди больно длинные, в лицо как оборзелые лезут и к губам липнут. Долорес ее вчера купала, говорит из подмышек у нее пованивало. Ну а от кого бы не пасло, если бы он незнамо сколько дней мотался по городу, где тебе и помыться-то негде? Когда ей в рот с зубной щеткой полезли, принялась, ёш твою, какую-то песеню горланить. Так что пришлось ей такую дозу транквилизаторов вколоть, что хватило был свалить с копыт добрую кобылу.
   Это та самая девчонка из железнодорожной семьи. Я ее сразу узнал, как только ее сюда приволокли. Она переехала в наши края с мамкой и с батей из Дублина лет двенадцать назад: они жили в старом оранжевом служебном вагоне товарняка у подножья холмов. Странное, еш твою, жилище, доложу я вам - списанный железнодорожный вагон на краю света. Заместо фундамента цементные блоки, все такое. Кругом всякие цветочные клумбы, пастбища с каменными оградами, не удивительно что она мозгами сдвинулась. Ту-Ту, ёптить, приехали, станция зеленая долина. Раскочегарилась она будь здоров, когда легавые ее сюда притащили: долбилась своими каштановыми кудряшками прям об дверь патрульной машины и орала дурниной про свой вагон.
   Сколько уже лет прошло, а я до сих пор помню, как ейный вагон притаранили от железнодорожной станции на огроменном грузовике. Я чуть не обсерился с перепугу, когда увидал, как он ползет прямо по главной улице. Здовенная такая оранжевая дура, уже чутка заржавевшая, потому что долго на запасных путях простояла. Вот уж пришлось попотеть ребяткам. Батя этой девчонки, небось, хренову кучу денег отвалил за грузовик да за кран, да еще десяток здоровых мужиков пришлось нанимать, чтобы оттаранить вагон в холмы. Помню, как она из окна таращилась, когда он заворачивал за угол, глаза, ёптить, по пять копеек: было ей лет восемь, не больше, в волосах ленточки. Мне самому тогда всего шесть стукнуло, помню, рука у меня еще бинтом была замотана - зазевался и в кулаке питарда жахнула. Я, само собой, припустил со всех ног за этой бандуриной, но она ехала слишком быстро. Все нашенские ребята отправились потом в долину, где рабочие как раз вагон на бетонные блоки ставили. Мы спросили у ее бати можно ли ей выйти поиграть с ними. "Нет, - отшил он нас, - ей учиться надо". Ну, после такого мы сразу смекнули, что дядя с приветом.
   Батя у ней был из тех ребят, что глазеют на звезды и рисуют карты. Типа как Дэрил Ханна из фильма "Роксана", где был еще такой мужик с длинным носом. Только ее батя, он был просто мелкий дядька в черном берете. Вообще никогда не вылезал из своего вагона. Там еще из крыши иногда здоровенный такой телескопище торчал. Поговаривали, что ее батя днем спал, а по ночам работал, и что он один раз даже махнул в Калифорнию, чтоб поглазеть там в какой-то гигантский телескоп. Могу спорить, она сегодня своих Медведиц и другие звезды в небе высматривает, во как раскачивается в окне, стоит на коленях у постели как будто молитву читает, и таращится наружу. Рядом с ней устроилась Мэгги Плакальщица. Ну и парочка. Погодите, то-то еще будет когда вернется крошка Джорджи. Отвечаю, они тут всех на уши поставят.
   Маманька у ней тоже была с причудами. Писала книжки о том, как всякие там букеты из цветов составлять. Полезная, что и говорить, наука, если тебе недавно лоботомию сделали. Короче, она вечно моталась на машине по всяким всяким цветочным выставкам: наставит на заднее сиденье горшков да ведерок и в путь. Как они у нее только не разлетались по всему салону на наших сраных колдобинах, убей бог не знаю. Еще я ее время от времени у реки видал, как она там цветы в микроскоп изучала. Да, уж кого-кого, а чудиков в наших краях хватает.
   Прикорнул я тут малость в подсобке, ну и услыхал как медсестры про девчонку нашу языками чесали. Старик-то ее, похоже, был не только по части звезд, но и по части скачек. До того, как ни угодили в аварию на Суинфрд Роуд, он поставил кучу денег на лошадь по прозвищу Тайко в пятом классе с препятствиями в Леопардстауне. Старина Тайко свалился на втором барьере, а старик так никому и не рассказал о том, что вагон внезапно перешел в собственность какого-то банка в Дублине. Вот уж не судьба. Живешь ты себе спокойно в своем вагоне и радуешься жизни, старик твой на звезды глазеет, маманька с цветочными горшками возится, и все у тебя, короче, как надо. А назавтра оба возьми да угробься в аварии на этом сраном мать его повороте на Суинфорд Роуд, и тут-то выясняется, что завещание не годится ни к черту, и твой вагон, глядь, уже достался банку, а у тебя самой за душой и пары пенсов нету. Такие вот дела: глазом не успеешь моргнуть, как ты уже на улице, и все твои пожится уместились в пару пакетов супермаркета Дюнз Сторз "Самые лучшие цены".
   Ничего удивительно, что она, вон, сидит и трясется как ненормальная.
   Сестры говорили, что после аварии банк разрешил ей пожить в вагоне почти полгода, и это правда, я сам видел ее там как-то раз: сидела в садовом кресле да витала где-то в мечтах, аж светилась вся. Я ей еще рукой помахал, но она, конечно, навряд ли меня заметила. Но банк сейчас по поводу ейного вагона с шахтерской компанией договаривается, так что ее, беднягу, из него турнут, ежу понятно. На днях тамошний менеджер в долг ей квартиру выделил возле газетной редакции, только она там жить не стала. По мне так глупо сделала. Заместо этого моталась с утра до вечера к своему вагону - это охранники рассказали - и кричала что-то типа того, что, мол, за мамкиными клумбами ухаживать нужно. Я сам ее как-то раз видал под мостом, она там выла во всю глотку, а на волосы себе цветов навешала. Я ей опять помахал, с тем же результатом. По мне так это совсем с башкой надо не дружить. Чтоб вот так стоять да мерзнуть посередь треклятой речки.
   Она кстати бешеная, будь здоров. Пришлось ее за ноги держать, когда ее сюда притащили. Силище как у быка. Ни дать ни взять Чудо-Женщина из комикса. Но Барни все равно перегнул палку, я так считаю. Зря он ей по губам врезал, когда сестры отвернулись. Говорит, она в него плюнула, но он временами то еще трепло. "На что хош, - говорит, - спорю, что она из тех, кто сидушки на толчках ломает, вот погоди, сам увидишь". Может он и прав, конечно, но по губам ее бить все равно не стоило. У малыша Барни пункт насчет сидушек на толчках. Он терпеть не может их драить. И еще бесится, если вокруг унитаза дерьмо разбрызгано. А чего совсем не выносит, так это когда психопатки встают на сидушку и отливают с высоты.
   Короче, она побуянила да притихла покамест. Не представляю правда, что у нее в голове творится, когда она вот так окно в палаты таращится. Долорес рассказывала что она до аварии много раз видала ее с батей на крыше вагона. Они там карты разглядывали с маленьким красным фонариком. Для ночного, вроде как, видения. Короче, чтоб глядеть чего в темноте делается. Теперь-то ей и поглазеть не на что будет. Тут все звезды, какие увидишь, это те что пляшут в глазах от маленьких желтых таблеток, что пихают в глотку. Представляю чего они Джорджиной на пару отчебучат, когда ее привезут назад из Дублина. Джорджи на амфетаминах торчала. Ей в вены ледяную воду кололи. Такого врагу не пожелаешь . Сердце начинает чечетку отплясывать. Они с Джорджи будут самыми молодыми во всем чертовом отделении. А еще Джорджи хлебом не корми, дай только на пол нассать. В сортире потом так скользко, что я как не пойду его чистить, так чуть себе шею на хер не сверну.
  
  
   Джонни Логан со своими зелеными рвет и мечет по поводу горняков. Говорит, надо чтобы и духу их тут не было. Но сам-то он по жизни отлично устроился: водит, Опель, еш твою, Манту, живет в доме с четырьмя спальнями, заседает в окружном совете. Такому как он незачем новую работу искать, не то что нам с Барни. Если он не пустит сюда горняков, для Барни это будет как по башке кирпичом. Да и я тогда за этого козла больше в жизни не проголосую. А был ведь в свое время нормальным малым, организовывал забастовку для профсоюза, все дела, но как говорит Барни, на этот раз дядя дал маху.
  
  
   Жутецкое у меня сегодня вечером похмелье. Бухнули с Барни в баре Гумберт, прям с средь бела дня. Зарядили Смитвика. Барни его зовет бомжественным пойлом. Не удивительно, что с него потом так паршиво.
   Так или иначе, все подписано, запечатано и доставлено, как выражается Барни. Банк сплавил вагон нашей подруги горнодобывающей компании. Так что они теперь смело могут в холмах свои дела ворочать. Там водится золотишко, гринго, как говорят в вестернах. Тут кстати слушок пролетел, что глядишь и рабочие места появятся , когда горняки за дело возьмутся: оно, конечно, не в пример лучше, чем в дурке со шваброй махать. Джонни Логан бесится, но поделом ему будет, ему и другим зеленым. В гору по-любому проложат дорогу. Так что если этим зеленым так охота покоя и тишины, пускай они валят в Керри или на Майорку или на юг чертовой Франции.
   Я сам туда прошвырнулся разведать чего да как. Горняки уже здоровенный плакат на стене вагона вывесили. Гора, а из-за нее встает солнце. Оно нам с Барни в натуре улыбнется, если нас на работу возьмут. Деньжата у этих ребят водятся. К гадалке не ходи. Мы и сами в обиде не останемся, и другие парни домой смогут вернуться из Амстердама или Бронкса или куда там они еще поразъехались. Старый вагон уже огородили колючей проволокой, подогнали туда несколько бульдозеров Джей-Си-Би, пару буровых машин, навезли кучу гравия и поставили здоровый синий мусорный контейнер. Цветочных клумб и в помине не осталось. Теперь это место и не узнаешь, но куда деваться, жизнь-то идет. Работа всякому нужна. А если они не наймут местных ребят, проблем у них будет выше крыши, это я отвечаю.
   Подруга, видать, откуда-то узнала про вагон, потому что сегодня как с цепи сорвалась. Как они только не пытались ее усмирить - захват сзади, навроде приема Геймлиха в ход пустили и все такое. Единственным врачом на дежурстве был этот тощий малый, от которого вечно чесноком разит. Сестрам пришлось даже меня с кухни позвать, когда я там пол драил, чтобы я им пособил. Нас было шестеро, включая Барни, но в этот раз он с ней полегче обошелся. Платье у ней все напрочь задралось, баба она, что ни говори, красивая, все при ней. Барни потом спросил, словил ли я стояк? Он тот еще похабщик бывает. Так или иначе, из карманов у нее высыпалась целая гора сахарных пакетиков которые она в столовке натырила. По всему полу разлетелись - несколько дюжин, не меньше. Видать, та еще сладкоежка.
   В итоге кое-как всем скопом одолели истеричку. Ныряй, подруга, в смирительную рубашку, шнурки долой, бусы тоже, и марш в одиночку с мягкими стенами. Там тебе не обо что будет своими каштановыми кудряшками долбиться.
   Что ни говори, а вот так потерять и родителей и вагон, который тебе заместо дома, это ужасно. Сестры прозвали ее Афелья, потому что у ней вечно цветы в волосах. Мне ее все равно немного жалко, хоть Барни и говорит, что она сама виновата. Ей всего двадцать, а это место сильно лучше, чем сраный притон.
   От Джорджи до сих пор ни слуху ни духу. Ей сейчас небось всякие тесты в городе делают. Димфну О'Коннор сегодня выписали и она отправилась к себе в Килтаму. Но в отделени опять срач. В толчке в третьей кабинке тампон плавал, пришлось резиновые перчатки нацепить. Опять дело рук Мэри Маршалл. Не мешало бы научить ее хорошим манерам. Барни рассказал ржачную шутку про Еву в реке, но я сейчас уже хоть убей не вспомню о чем она. В один прекрасный день мы с ним устроимся на новую работу. Я в этом не сомневаюсь. Будем работать с горняками, нарядимся в костюмы-тройки и цветастые галстуки, а здешние доктора пускай сами свои обоссанные полы вылизывают.
  
  
   Афелья сидела сегодня в одиночке очень тихонько. Не понимаю, почему я ее так редко замечал в городке, она ведь собой-то очень даже хороша. Сестры толкуют, что ее батя крепко пободался с управлением по образованию, чтобы ей на дому учиться разрешили. Подумать только. Ни тебе выпускного бала, никаких радостей. Я тоже с ним кстати пролетел, потому что сдал только предвыпускные, так что не станцевал в костюме с бабочкой. За все время, что она жила в вагоне ей, небось, ни одного нового фильма не довелось посмотреть. Разве это жизнь. Не приведи господь.
   Сестры рассказывали, что ее батя учил ее самой странной хренотени: сам он вечно возбухал по поводу всяких химикатов в воздухе, торфяников и всякого прочего, о чем защитники природы болтают. Водился с Логаном и с зелеными. По мне так надо сперва богатеем заделаться, чтобы начать лялякать о таких вещах. Их частенько по телеку крутят, как они там протестуют по поводу всяких китов и дельфинов. В женском сортире на стене недавно прочитал: "Есть ли в Уэльсе голубые киты? А как же, там все голубые". Поржал с этого.
  
  
   Таких зеленых глазищ как у ней я еще ни у кого не видал. Больше и описывать ее не стану, этим все сказано. А еще она там в своей одиночке какие-то странные стихи по памяти читает. Все про черепах каких-то. Доктор Чесночный Духан зашел к ней сегодня, чтобы ее назад в палату отвести, но она опять не пойми чего устроила. Так что он ее своими руками обратно затолкал. Ну и горазд же этот тип орать. С пациентами нельзя так обращаться, вот что я думаю.
  
  
   Свихнутая она на всю голову, это точно. Последние пару изображала из себя паиньку, и вот она уже снова в общей палате. Драил я тут, значит, кабинки в сортире и глядите кто пожаловал - она, собственной персоной. "Ой, - говорю я ей, - еще закрыто, придется пару минут обождать". Тут она ко мне наклоняется, спрашивает прямо в глаза глядя, не куплю ли я ей несколько бутылок сиропа, и тут же сует мне пятерку. "Я тебе доверяю", - говорит, и голос у нее звучит совершенно нормально, хотя ей перед этим несколько желтых дружков в рот запихнули. Платье опять свесилось ниже некуда. Барни, кстати, в тот раз в точку попал, только я ему не сознался. Расправила такая плечи, слегка подмигнув, и пошла по коридору, пока ее там Долорес не встретила и нежно так под локоть не проводила в палату.
   Ну я ей и купил сиропа, а почему нет-то? Докинул 86 пенсов из своих. Заглянул в ихнию палату, пока они все ушли на ужин, и сунул бутылки ей под кровать. Барни про это говорить не стал. А то он меня и без того подкалывать взялся. Гамлетом почему-то окрестил, когда я сказал что, она ничего такая из себя. Сам-то этот урод вечно в подсобке торчит, елду гоняет.
   Драил я потом коридоры - часа в четыре утра дело было - ночные сиделки, видать, уже спали, или она просто охренеть как тихо прошмыгнуть умеет. "Ты, - говорит, - мой спаситель" и четыре розовых цветка мне к ногам бросила. Платье у ней спереди все облипло от сиропа. Цветы, конечно, малость намокли - пол-то еще влажный был - но я их потом у себя дома высушил и в вазу поставил. Так или иначе, у меня такое странное чувство, что с головой-то у нее на самом деле все в порядке. Спросила меня, знаю ли я где стоит вагон. Я ответил само собой. Ну она тогда напоследок, перед тем как упорхнула по коридору к своей палате, попросила меня сделать несколько фотографий этой хреновины, мол скучает по дому и хочет их над кроватью повесить. Боже, скажет так скажет.
  
   Сегодня опять вся сахаром уделалась. И еще сиропом себе платье залила. Джорджи вернулась, но стала ужасно тихой, ни с кем не разговаривает.
  
   У этих горняков житуха что надо. У ворот две БМВхи стоят. Барни говорит: "Знаешь, чем бумер отличается от шарманки? На шарманке обезьяна сидит снаружи". На все у него есть шутка. Но я бы все равно не возражал, если б мне такую тачку к порогу подогнали. Дублинские номерные знаки, все дела. Стоят прямо возле вагона, на солнце красуются. Горняки наняли МакЛаверти и еще троих из его сраной бригады чтобы проложить щебеночную дорогу от основной через холмы вниз, в долину. Работа что надо, вот только не мне досталась. Но МакЛаверти сказал, что если дела пойдут как надо они по-любому будут ещё нанимать ребят.
   В окружном совете лай подняли. Джонни Логан вообще заявил, что холмы священные и что если горнодобывающая компания так хочет чего-нибудь накопать, то пускай убирается обратно к себе в Баллифермот, и роет там лошадиные кости для скупщиков старых кляч. У этого малого язык подвешен что надо, недаром политик. Но я все равно скажу, что хороша та работа, с которой бабки имеешь.
   Думал я тут об нашей Афелье, когда отправился для нее вагон пощелкать. Эти хреновы фотки ей сердце разобьют, даже если она башкой не того. Не осталось там уже ни цветов, ничего, что было раньше. Так или иначе, выходит мне там навстречу охранник , спрашивает, не из газеты ли я , и говорит, чтоб я ничего не щелкал, мол это незаконно. Я, понятное дело, не хотел лишиться шанса попасть к ним на работу, так что фотик открыл, пленку оттуда выдрал, и говорю не вопрос, проехали и забыли. Так-то по-любому лучше будет. Афелья малость заистерила, когда я ей шепнул как дело вышло, пока они из столовки тащились, но в жизни всякое бывает. Сегодня вечером она мне не мешала убираться, но гадом буду, если она себе опять полные карманы сахару не натырила, а чего не влезло, в свои высокие голубые носки не напихала.
  
  
   Журнальчик тут новый вышел про всякое там кино. Разглядывал я себе, значит, спокойно фотку Дэниела Дей-Льюиса в могиканском наряде, как заявилась тут Долорес, вся такая по форме, в белом халате, и давай меня дерьмом поливать, что мол я свою работу как нужно не делаю. Вышибла журнал прямо у меня из рук. "Чья бы корова мычала", - хотел я ей ответить. Сама только и делает что сплетничает на кухне про пациентов вечерами напролет. К тому же спит на дежурстве. Я потом видал, как она сама вместе с другими сестрами на кухне на этот журнал слюни пускала. Они все считают что этот Дэй-Льюис весь из себя раскрасавец. Я вот тоже отпущу себе волосы, подправлю зубы и сам в Голливуд подамся. А ну посторонись, идет Марти Лайонс "грозный томагавк".
   Так или иначе, мыл я коридор часов в половину пятого, как тут ко мне Афелья припорхала: "давай, - говорит, - как-нибудь вечером прогуляемся вдвоем, только ты да я, свежим воздухом подышим". Я ничего отвечать не стал, давай себе дальше пол драить. Она совсем, ёптить, не в ладах с мозгами, если думает, что я с ней гулять пойду. Попросила, вдобавок, еще ей сиропа купить, но я смолчал. Хотел было про те восемьдесят шесть пенсов напомнить, да не стал уж.
  
  
   Барни сегодня заявление горнякам подал, чтоб ни его на работу взяли. Говорит им водитель бульдозера нужен. Он им сказал, что семь чертовых лет на окружной совет отпахал, до того как сюда в дурку устроился. Ну и я тоже решил заявление им чиркнуть. Внутри вагона все по высшему разряду - дорогой ковер и все дела. Факс машины трезвонят как будто ты на Уолл-Стрит, ё-мое, попал. Дыру в крыше, откуда телескоп торчал, заделали. Короче, прогресс на лицо. Малый в костюме-тройке спросил меня, управлял ли я когда-нибудь бульдозером, ну я ему возьми да выложи как есть. Он мне тогда невозмутимо так сообщил, что у к ним уже несколько ребят с опытом на эту работу просятся, но он меня все равно в досье внесет. Если этот кретин всерьез поверил Барни на слово, то ему в пору лоботомию сделать. Так вот оно и получается. Если будешь с людьми по-честному, они у тебя перед носом дверь захлопнут.
  
  
   Джорджи и Афелья сегодня бузили, когда их из-за дождя гулять не повели. Прихожу в столовую, гляжу - сидят от всех в сторонке, мрачнее тучи что одна, что другая. У Афельи, на хер, целая сахарная плантация в карманах была, как будто она весь день свеклу собирала. Джорджи раскачивалась на месте как полоумная. Похоже, они теперь подругами заделались. Может Афелья тоже белым порошком закидывается, кто знает какие дела тут творятся. Обе шептались и на меня пальцем показывали, это ж надо. А потом давай ржать. Одно я теперь точно знаю, Барни пора завязывать всю эту хрень про Гамлета нести, а не то я ему башку оторву так что язык будет из глотки болтаться. Будет дальше про меня трепать, я расскажу горнякам все как есть, мне это как нечего делать, тем более, ёптить, это чистая правда.
   У меня от этого места уже крыша съезжает. Джеральдину МакГейб отправили в одиночку за то, что она гребаный термометр проглотила. Уну Харрисон навестили предки и оставили ей вечером коробку шоколадок Милк Трей, а Мэгги Плакальщица всех их съела в одну харю. Видать шибко их любит. Мэри Маршал оставила плавать в унитазе очередной тампон. А Барни спихнул уборку на меня, ленивый козлина.
  
  
   Афелья здесь уже две недели и совсем шелковая стала. Не думаю что она чокнутая - если так, половина народу в этой чертовой стране такие же, а то и хуже. Ночью мимо медсестер умеет втихаря шастать что твоя лисица. Приходит ко мне, садится рядом, пока я работаю и болтает шепотом о том о сем, о ценах на масло, там, да и вообще о чем угодно. Как-то раз завела странную тему, вроде того, как расширяется вселенная, и еще чего-то о гравитации и прочей хрени. Потом осеклась и в стену уставилась. Посидела молча и давай снова о цветах, что возле пруда растут болтать: глядишь, и она уже как ни в чем не бывало, только губы чуток подрагивают. Надо еще сказать, кстати, что дружок мой в штанах частенько шевелится, да оно и не удивительно когда садится на пол задрав коленки так что все платье вниз сползает или когда край соска, похожий на лунный кратер, из выреза выглядывает. Губы у нее здоровенные. Очень сексуальная она баба. Родендроны в волосах ее кстати тоже не портят. Короче ослепнуть можно от кулачных упражнений. Удивляюсь, как Барни до сих пор очки не носит после того, чем он там в подсобке занимается.
  
   Мы стали время от времени гулять вместе, Афелья и я. Ничего такого, просто ходим по территории, но Барни, мать его, теперь заладил, как заевшая пластинка. Что, Гамлет, на сладенькое среди ночи потянуло? Как думаешь, она всосет мячик для гольфа через пятнадцати метровый шланг в ветреную пятницу? Клянусь, этот урод по роже схлопотать нарывается, вот только он верзила будь здоров. Таких как я на завтрак ел. Но он в скором времени уже свалит отсюда, будет работать на ребят в костюмах из горной компании, разъезжать там на бульдозере. Хотя он прав, наверное, что мне отсюда пинка дадут, если узнают, что я с Афельей гуляю. "Не больно-то умно, - говорит, - даже для тебя". Но мы с ней и не делаем-то ничего такого, просто выходим потихоньку через заднюю дверь - у меня от ней ключ есть - снимаем обувь, чтоб по гравию на дорожке не шуршать, потом идем к клумбам и она на них глядит. Ну и еще срывает цветы и к волосам себе прицепляет.
  
   Нам бы вообще поосторожней надо, а она меня еще попросила сводить ее завтра ночью к вагону. Я ей сказал, что это не самая удачная мысль. Она такая: "а почему"? Я ей, понятно, не стал про все эти буровые машины расписывать, рассказал только в двух словах, почему меня водителем бульдозера не взяли. Она говорит, что знала про бульдозеры, и что все нормально, просто ей бы еще разок на свой дом глянуть. И давай опять про то, как она по нему скучает, и еще чего-то странное понесла насчет того, что она с батей вроде как гоняла в этом вагоне по просторам вселенной. По мне так бред сумасшедшего. Он там прочно на цементных блоках сидит и навряд ли вообще куда-то сдвинется. Но я обещал ей мол ладно, может как-нибудь прошвырнемся туда, только главное не попасться, а то башкой-то мне за все отвечать. Подмигнула мне, мотнула цветами в волосах и попросила никому не говорить. С Джорджи она в последнее время не в ладах, не знаю почему, и еще говорит что Барни ей совсем не по душе. Обрадовалась до одури, когда я сказал ей, что он скоро уходит, но я не стал уточнять, на какую работу он устроился. У ней в жизни в последние недели и без того дерьма хватало.
   Тут короче все на ушах пляшут чтоб ее к зубному затащить. Она как-то разинула рот и показала мне здоровенную дырень на месте коренных. "Слишком много, - говорит, - сахару ем", и давай гоготать как гиена чертова. Говорит, что она туда языком запихивает желтых дружков, которых врачи им принимать велят. Ныкает в надежном месте. А то мол кабздец ей настанет, если ее таблетками напичкают. Кроче, она далеко не дура, наша Афелья. Могу спорить, она этот фокус в каком-нибудь кино увидала. Может как раз в этом самом, с Томом, ядрить его, Крузом на звездах.
   Долорес, сучка драная, глазастая как ястреб. Болтали мы в коридоре насчет того, чтобы опять погулять, а она уже тут как тут в своем белом халате: устроила мне нагоняй за то, что я с пациентами разговариваю. Афелья плавно отчалила - пошла себе, качая бедрами, назад в палату - а у этой рожа длинней реки Шеннон вытянулась. Грозится, если я еще раз чего-то подобное выкину, она большим шишкам настучит. Каждый день теперь шпыняет меня по любой херне - вымой полы, почисти раковины, приберись в чертовой подсобке. Иногда меня так и подмывает ей рассказать, что Барни там дрочкой развлекается, но чего толку-то? Этот мудак через несколько дней свалит работать к горнякам: и не успеешь оглянуться, как он уже костюмчик от Луиса Коупленда нацепил и на бумере рассекает. Я сегодня им еще раз сам позвонил, но они говорят, мол, вопрос с трудоустройством пока подвешен. Меня как будто их сраная волокита колышет.
   Я нет-нет да подумаю об Афелье и том, что может мне как-нибудь перепадет от ней поцелуй-другой. Если, конечно, она моими зубами не побрезгует. На днях прикинул насчет того, чтобы пластину себе поставить. Расскажу дантисту это прикол, как Афелья себе в дырку в зубе таблетки прячет. Пускай поржет дядя. Глядишь, скидку мне сделает.
  
  
   Она назвала это пробным заездом. У Долорес, слава богу, в этот день был выходной. А Барни уже отстрелялся: сказал, что взял пару дней отпуска, чтобы подготовиться к новой работе. Я сперва не соглашался. А то больно все это рискованно стало. Но она мне опять один из этих цветков вручила, как тут устоять мужику?
   Выскользнули мы тайком с территории в пол второго ночи и пёрлись хер знает сколько до этого вагона: сперва до деревеньки Мартинс, а от нее еще по дороге, которую Барни будет своим бульдозером раскатывать. Ветрище с моря так и хлестал. Пришлось свою куртку на нее накинуть, а она меня в щеку поцеловала, сказала: "сладкий мой". "Как сахар?", спрашиваю, она ржет. Подкрались мы с ней к ограде из колючей проволоки, глядим - в окне вагона за занавесками свет горит. Укрылись мы в вереске на склоне холма и давай наблюдать. Охранник там небось тем же, чем и Барни в подсобке занимался.
   Всплакнула она малость, как на свой дом глянула, Афелья-то. Принялась говорить о клумбах и всем таком прочем. Мол раньше там и в помине никакой техники не было, только телескоп из крыши торчал. Иногда она с матерью в прятки под вагоном играла. Пипец она вдруг странной сделалась, давай из Библии слова цитировать, и все навыврот. Если я пойду долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что у меня самый невъебенный бульдозер во всей этой долине. И дальше все в таком же роде несла, а губы у ней дрожали. А потом вдруг говорит "прости, я просто расстроилась" и опять начала по-нормальному разговаривать, даже цветы на голове поправила, а то они у ней во все стороны торчали.
   Там-то я, кстати, и выяснил насчет этих ее поездок по просторам вселенной. Кажись, ее батя играл с ней в такую игру: они сидели на крыше и представляли что катят в вагоне сквозь звезды. Странная игра. Они воображали себя парой машинистов, которые колесят по ночному небу.
   Она, кстати, шибко умная по части всяких названий. Я ей честно сказал, что только Медведицу и знаю, так она мне целый список длинной с руку выдала. Была в нем такая звезда Бетельгейзе, ну эту я и так из фильма знал. Но были и такие, что не выговоришь, даже ты в университете учился. Батя у ней тоже горазд был учудить всякого - парковал вагон у О'Райена ниже пояса или вообще промеж ног у сестриц Близняшек: во мамке-то не до смеху было. Но по большей части, рассказывала она, они просто веселились на всю катушку: представляли что катят по небу, сигналили гудком, проезжая мимо Марса. Она меня самого здорово позабавила этими рассказами о звездах. О'Райен это такой мужик с большим мечом. А Венера - это которая по части всяких любовных дел. Тоже яркая звезда, которую хорошо видать на небе.
   Мы с ней и сами поиграли б там на холме во что-нибудь резвое, да только я глянул на часы и оказалось уже почти четыре утра, так что пришлось нестись сломя голову обратно в дурку. Мне было до жути охота покувыркаться с ней там в вереске, но на это совершенно не осталось времени. Она стрельнула у меня напоследок сигарету, прежде чем ушла в палату: надо мне завязывать с этой херовой привычкой, а то хрипел после нашей пробежки как лошадь, а тут еще надо сразу швабру хватать и полы драить. Странно, что она это пробным заездом назвала. Хрена с два я туда еще раз сунусь. Нет уж. И сироп ей больше тоже покупать не стану, хоть она и попросила четыре бутылки и всучила мне десятку. Похоже она опять сошлась с Джорджи, потому что сказала что та тоже придет с нами на прогулку. Я ответил хер там, на меня пускай не рассчитывают: лучше буду драить спокойно пол без всяких но и если, а то эта Джорджи чокнутая что твой гребанный шляпник.
  
   Джонни Логан снова за горняков взялся. Светит физиономией во всех газетах. "Земля, - говорит, - эта принадлежала другим прежде, чем перешла к нам и теперь мы опять собираемся ее отдать". По мне так смыслу в его словах не шибко много, ведь британцев-то в этих краях уже особо не видать. А он все равно он знай себе загоняет насчет империи, всяких там мульти-пульти корпораций и тому подобном. Короче по малышу Джонни Голливуд плачет.
   Я сидел на площади и слушал как он заливается, а сам все про старушку Афелью думал и про то, как она по космосу на этой своей хреновине летала. Во зрелище-то было. А потом прикинул, что может Логан-то и прав. Может пускай они валят к едрени фени обратно в свой Баллифермот и оставят наши горы в покое. Хотя опять-таки, если бы они мне работу дали, я бы этого Логана сам бы прибил чем-нибудь тяжелым и в жизни бы больше не проголосовал за такого мудозвона. Сказал я, в общем, Афелье что схожу с ней еще разок к ее вагону, только без Джорджи. Она сперва начала: "да ладно тебе", но я ответил не-а, ни за какие коврижки. Ну она покумекала, губу покусала, а потом поцеловала меня и говорит "идет, без Джорджи". На этот раз в губы, правда по-быстрому. А Логан мне тут чего-то про империю, которая "воспряла и окрепла" заливает. Видал бы он мои штаны в тот момент.
  
  
   В общем все решено. Афелья хочет, чтобы я прихватил из подсобки кусачки для проволоки, молоток и отвертку. Говорит, что хочет просто подойти и снова коснуться вагона рукой. Пробраться через колючую проволоку и погладить разок-другой эту хреновину. Я пойду с ней. И похер что будет. Барни трепал сегодня в пабе Гумберт что я сам в гребаные пациенты заделался. И еще цитировал чего-то насчет "быть или не быть". Этот умник еще получит по заслугам. А то работает теперь на бульдозере, денег полные карманы гребет. Сегодня лил дождь, так что гулять мы с Афельей не пошли. Хотя я нашел цветок на полу за унитазом.
  
   Еще одна сраная проволочка. Опять всю ночь моросило. Афелья совсем сдвинулась на сахаре. У ней точно не все дома. Теперь, когда Барни свалил, мне приходится пахать за двоих.
  
  
  
   Боже. Наверное этого вообще невозможно выразить - что ты при этом переживаешь, когда сквозь звезды мчишься. Но это, наверное, охренеть как прекрасно, я так думаю.
   В пять часов, я как всегда, был на месте, принялся драить полы и почти забыл, еш твою, про нашу вылазку к вагону. Но тут вдруг Афелья из столовой выходит и говорит мне: "сегодня ночью прогуляемся". Берет, такая, за руку, пока никто из сестер в нашу сторону не глядит. "Спасибо тебе большое", - говорит, вот так напрямоту и вид у нее такой, что сердце у кого хочешь растает. В тот вечер я каждый уголок до блеска надраил, работал как ненормальный, не разгибая спины: оттер от брызг все зеркала, вынес все корзины, повесил полотенца, вычистил туалеты, надраил полы так, что они засверкали как в рекламе. Клянусь, в них после этого можно было заместо зеркала глядеться и бриться. Управился со всем втрое быстрей чем обычно.
   Долорес накануне перебухала, видок у нее был без слез не взглянешь. Пока она отсыпалась в сестринской, вдруг заявилась Афелья, вся при наряде. Волосы зачесаны назад, на голове полдюжины рододендронов, немного макияжа здесь и там - в общем вид застрелись. Сама в длинном красное платье, а на ногах походные башмачища, здоровей которых я в жизни видал. В руках четыре пакета из супермаркета Дюнз тащит, такие тяжеленные, что чуть в строны ее не заносят. Я ей говорю шепотом: "ты чего там, еш твою, прешь в пакетах этих, Афелья?" А он мне: "как ты меня назвал?" "Никак, - отвечаю, - просто прозвище такое". Но она набросилась на меня как ненормальная и давай допытываться. Ну я ей раскололся, что это Барни ее называл и все дела, а она как повыдернет из волос цветы, швырнет их на пол, и давай топтать. Я ее чуть не прибил за то что она мои старания портит, но потом гляжу, она вся в слезах: ну я тогда просто взял щетку и замел все лепестки в подсобку.
   "Ну чего, - говорю ей, - если готова то погнали", и опять спрашиваю что в пакетах. Чуть нафиг не обделался от удивления, когда увидал, что один из них полон сахару, который она, видать, ссыпала из пакетиков что в столовке таскала. Второй был под завязку набит бутылками чертова сиропа. Я ее спросил, зачем она с собой все это тащит, но она только отмахнулась: "пошли, - говорит, - время не ждет". Я раздобыл кусачки, молоток и отвертку и сложил все это в красную сумку Манчестер Юнайтед с фотографией Пола МакГрата, хотя он сейчас уже за Виллу играет. Лицо у МакГрата малость облезло потому что потому что я его сунул ненароком в стиралку несколько лет назад. Выскользнули мы по-тихому из корпуса, разулись чтобы пройти не шурша по гравиевой дороже, потом снова обувь нацепили и двинули в сторону деревьев. Когда подошли к главным воротам, она принялась какую-то песенку под нос напевать. Всякий раз как на дороге показывались машины, мы ныряли в кусты и пережидали.
  
   Один раз она мне пальцами по волосам провела и мне сразу вспомнилась песня Криса де Бурга о дамочке в красном: тупая хренотень, но баб заводит на ура. Но у нас, правда, не было времени ни на что такое. Хотя она меня все-таки там засосала разок, долго так, неторопливо, язык чуть не по самые гланды запустила. Я парился насчет своих зубов, но она мне ничего не сказала. Я потом как пьяный шел.
  
   С дороги, что вела к вагону, был слыхать как шумит море. Афелья остановилась и смотрела несколько минут на небо. Кругом были каменные ограды да зеленая трава, прям как в песне Соу Докторз. Луны было не видать, но ее волосы, могу поклясться, окружал венчик звездного света, пусть это и глупо звучит. Мне хотелось спеть ей пару куплетов из песни. Но тут в кустах ломанулся барсук и перепугал нас до усрачки, так что мы подхватили наше добро и скорей двинули дальше. Я тащил сахар и сумку Манчестер Юнайтед, чуть не надорвался от тяжести. В окне вагона как обычно горел свет. Снаружи стояли четыре бульдозера, все как один желтые. Еще там были несколько обгорелых бочек для горючего, бетономешалка, огроменный дорожный каток и синий фургон Бедфорд с логотипом горной компании на боку: колеса новенькие, так и сверкают. Короче, выглядел он совсем не так, как положено таким фургонам. Сразу видно, что не из нашей глухомани.
   Мы прокрались вдоль ограждения из колючей проволоки, обошли территорию с тылу и на время укрылись в вереске. В море светилась огнями рыбацкая лодка. Было совсем не холодно. "Доверься мне, - сказала Афелья. - Не делай ничего глупого". "Ладно, - обещал я, хотя уже смекнул, что мы здесь совсем не за тем, чтобы помацать сраный вагон, а дело куда серьезней". Но мне было плевать.
   Потом спустились мы потихоньку к подножью холма, как Стив Маккуин в том фильме, где он из тюряги слинял. Ей богу, мне в жизни еще так хорошо не было. Пакет из Дюнз продырявился так что пришлось его, падлу, с двух концов держать чтоб сахар не сыпался. Потом достаю я кусачки, а она глядит своими зелеными кошачьими глазищами как я проволоку режу: чик-кик, и вот мы уже перемахнули через ограду как пара кроликов. "Чё за херню ты затеяла? - спрашиваю". Она прикладывает палец к своим большим губам и машет рукой в сторону треклятого бульдозера. Мы к нему ползком, как в кино, подбираемся, все ее красное платье в грязи.
   У меня чуть на хер сердце из груди не выпрыгнуло, когда я увидал, как в окне вагона ходит тень охранника, но этот мудак не высунулся наружу. Лезем мы под бульдозер и Афелья, гадом буду не совру, запускает обе руки в его здоровенный движок и давай оттудова все провода дергать, за какие ухватится. Напрочь со всех катушек слетела. Но у меня у самого, надо сказать, руки зачесались, так что я тоже ей помогать принялся, а сам думаю про себя: "ну Барни, деньжат заколотить решил, а пососать не завернуть? Где теперь твой костюмчик-тройка?" Раз-два, и вот уже, ей богу, из движка миллион проводов свисает, как ленточки, ёптить, на празднике.
   "Скучаю по дому, - говорит она мне. - Как здесь хорошо было". Я киваю головой. Говорю: "знаю, каково тебе". У меня в детстве был велик, его угнали когда мне было восемь и мамка мне отвесила пощечину за то, что я ревел. Афелья начинает рассказывать мне шепотом о своем старике, о том как он составлял карту ночного неба по мотивам ирландских легенд, типа про Кухулина, и Диармайда и Грайне и остальных. "Охренеть, - говорю, - приколькая карта. - А вон тот дядя, небось, лосося знаний профукал". Я показываю на О'Раена, который горел на небе ниже, чем прошлой ночью. Она давай смеяться, пока я не велел ей примолкнуть, если не хочет, чтобы нас застукали. Смотрела на меня еще долго-предолго и все улыбалась, а потом я ей говорю: "ладно, пошли, начнем потеху".
   Афелья думать не думала, что я окажусь ловким по части замков. Схватила отвертку с молотком, обошла бульдозер сзади и шепчет мне что надо на какой-то хер крышку с бензобака сбить. Я ей говорю, что она, мать ее, рехнулась: нужно ее просто отколупать потихоньку, иначе такой шум поднимем, что охранник решит, что он на улице О'Коннел. Я по части таких штук мастак - проделывал их еще когда пешком под стол ходил. Достаю, значит, свою верную пилку, она у меня всегда с собой. Афелья от радости чуть не пляшет, ей богу. С этими замками на бензобаках, надо сказать, та еще морока - пришлось даже специальной железячкой, которую я еще давным-давно выпилил, поковыряться, но в итоге все вышло так гладко, что она ахнула. Бульдозер, кстати, совсем новёхонький был .
   Афелья взяла сахар и давай сыпать его в бензобак, щедро так, от души. Я, кажись, слыхал когда-то про такой фокус. Немного сахару и движок убивается на хер. Теперь ясно зачем она его в столовой вечно тырила. У ней вообще в запасе не знаю сколько всяких трюков - куда сныкать желтых дружков, где раздобыть сахар и все такое. Часть, конечно, просыпалась на землю, но основная порция ушла махине прямиком в пасть.
   Афелья как раз напевала песенку из Мэрри Поппинс про то, что в лекарство надо добавить ложечку сахару, как тут из вагона высовывается, мать его, охранник с фонарем. Афелья застыла на месте как вкопанная, я падаю ничком на землю. Он поглазел маленько по сторонам, поднял в воздух правую ногу, перднул и обратно в вагон свалил. Я чуть прямо там не сдох со смеху, у Афельи тоже рот до ушей. Потом она достает сироп - о таком трюке я точно никогда не слыхал - и выливает в бак две бутылки. "Это, - говорит, - чтоб движок закупорился, даже если они провода починят". Сироп, да еще сахар в придачу, и ему точно труба. "Теперь эти ребята, - говорю я ей, - еще сто лет не загонят бульдозер на гору", но она уже к следующей машине метнулась. Да так прытко, что аж бутылку на землю уронила. "Хорош, - говорю, - тут свалку устраивать", она продолжает улыбаться.
   Опосля достает из пакета с бутылками сиропа вешалку, у которой крючок заточен на конце как иголка, и ныряет своими ручонками в движок. Пол ночи чего-то там возится, протыкает. Знает эти гребаные движки от и до. Вдруг бензин оттуда как хлынет прям на ее красное платье. Гляжу - черт, она уже в нем вся с ног до головы, аж с волос течет. Я за ней, вытаскиваю ее оттуда, сам при этом тоже весь уделываюсь. Бензином пасет хоть святых выноси, на Афелье сухого места нет, но какая разница, зато мы управились втрое быстрей. Потом еще провода из второго бульдозера выдираем, руки у меня, еш твою, трясутся как бешенные. Вот это, думаю, жизнь так жизнь. Джонни Логан и зеленые меня бы расцеловали. Да я после такого вообще могу в премьеры Ирландии баллотироваться. Афелья снова песенку из Мэрри Поппинс заводит. "Ложку сахару, - поет, - добавь, сразу станет веселей". И доливает в махину еще сиропа.
   Следующий на расправу - фургон Бедфорд: он открыт, так что я спокойно подымаю капот. Афелья просто стоит задрав голову и, улыбаясь, глядит на звезды. Но тут дверь вагона щелкает и оттуда снова высовывается тот гандон фонарем: наводит на нее луч и пипец, понеслось. Услыхал, небось, как я с фургоном ковырялся. Выходит он наружу и давай светить Афелье своим сраным лучом прям в глаза. Я собрался уже деру дать, но гляжу, Афелья на него прет и машет руками как крыльями мельницы. Охранником тамошним оказался Джон О'Рурк, который меня в свое время лупил в школе. Она ему с размаху как заедет по челюсти, но он хвать ее за волосы, к земле пригнул и орет: "сучка херова морду мне разодрала!" Сам такой в жилете, в форменных штанах. Не хухры-мухры, настоящий охранник.
   Я недолго думая подскочил и жах его молотком по башке. Я не хотел, но вижу, он на землю грохнулся, рожа в крови, помилуй господь. Наклоняюсь проверить, гляжу живой, только бровь ему рассек на хер. Только собираюсь сказать мол извини, Джонни, дружище, я не спецом, как он мне как зарядит коленом по яйцам, а потом еще с ноги по башке, когда я свалился. Времена проходят, ничего не меняется. Я почти в отключке валяюсь, вдруг гляжу, Афелья в своем красном платье вцепилась ему в спину и повисла на нем. А потом вижу, что он через ограду перелез и давай драпать. Афелья, психопатка бешеная, разом и ревет и хохочет. "Они отняли у меня вагон, - говорит тихим таким претихим голосом, - забрали мой дом". Макияж вокруг глаз весь к чертям растекся. Я похожу к ней, обнимаю ее, а она меня давай в глаза целовать. Я сажусь на землю, озираюсь по сторонам, а она рядом на колени опускается и продолжает целовать. Красное ее платье все от грязи коричневым стало. Я гляжу как фонарик Джонна О'Рурка несется по холму и потом через заросли к деревушке Мартин. "Этот гад за легавыми чешет, - говорю, - давай сматываться".
   Но Афелья и шагу не сделала: стояла, вся пропахшая бензином, и глядела на дверь вагона, которая открытой осталась. "Господи - думаю, - да она ведь совсем башкой тронулась, не надо было доктору Чесноку вообще ее из одиночки выпускать, всем бы сейчас лучше было: я бы чистил спокойно сортиры, драил полы и бед не знал. "Пошли отсюдова! - ору я ей, - валим скорей ради всего святого!" "Все в порядке, я сейчас со всем этим покончу - отвечает. - Сама". Голос у ней спокойнее некуда. Я пытаюсь ее за платье схватить, но руки трясутся как бешенные, и она мигом отскакивает в сторону. "Пожалуйста, - просит она". Голос - печальней не бывает, по лицу разметались волосы. Боже ты мой, мне кажется мы стояли так не один час, я глядел на нее, она на меня. "Ладно, - соглашаюсь, - делай как знаешь, только не говори полиции, что это я треснул О'Рурка молотком, а то он в лицо меня не видал". Она кивает, уходит в вагон и, закрывает за собой дверь, тихо претихо, а я со всех сил швыряю молоток подальше, но он отскакивает от проволоки ограды и падает на землю. Я задираю лицо к небу и что есть сил харкаю в звезды.
   "Так, - думаю, - мне тут больше торчать нечего, и направляюсь к дырке в ограде, а у самого руки все еще трясутся как бешеные. - Она и сама из этого дерьма выпутается". Вылезаю наружу и даю деру к вверх по холму через вереск. Назад не оглядываюсь, чешу со всех ног по склону, как Имон Коулан по беговой дорожке. Наконец, сел на землю отдышаться - от рук бензином воняет аж ноздри дерет - гляжу вниз, туда где городок: а там уже мигалки красным и синим сверкают, да сирены как черти воют, по нашу душу спешат. Смотрю в другую сторону и вижу в окне вагона Афелью.
   Она сидит там себе и улыбается черт знает с какой радости. Волосы откинуты назад, платье на плече разорвано: сидит и смотрит вверх как ни в чем не бывало. "Ну, - думаю, - точно несется сейчас на этой проклятой хреновине сквозь звезды, сучка чокнутая". Встаю с земли, машу ей рукой и поднимаю оба больших пальца вверх, мол так держать. "Прибавь газу, подруга, пускай они заколебутся тебе штрафы за превышение выписывать! Закрути старый добрый разворот с ручником!" А она знай глядит в простор неба, где все эти звезды полыхают. Я тоже смотрю наверх и представляю, как она гоняла там с своим стариком по просторам вселенной: носились, небось, как очумелые, у О'Раена ниже пояса и все такое, вот им была потеха.
  
   Я слышу как ветер бушует на вересковых склонах, донося сюда рев океана. Миллион треклятых звезд глядит с неба и я любуюсь ими, но сирены завывают все ближе. "Лучше, - думаю, - валить отсюда на хер, да пошустрей". Назад в дурку и драить там полы не разгибая спину. Голубые и красные огни уже мелькают на дороге между деревьев. "Ну все, - думаю, - теперь ее точно повяжут". Я гляжу вниз и вижу, что Афелья все еще сидит как сидела, глаза сощурены, на лице все та же улыбка. А что они ей сделать смогут, с другой стороны, ну запихнут обратно в дурку, подумаешь. А там глядишь у нас опять будет шанс погулять в саду. Я снова поднимаю вверх большие пальцы. А ну-ка завали его на ходу на два боквых колеса, Афелья! Будешь заворачивать за угол Венеры, не сбавляй газу, чиркни тормозной след на память мамке с батей! Скоро опять увидимся, только чур сиропа больше не проси!
  
  
   Я бы ничего не успел сделать: увидал уже как она, все также сидя перед окном, взяла в зубы сигарету и подожгла. Пока я лез на холм, она успела наглотаться желтых дружков по-полной, и, наверное, так заторчала, что ничего и не чувствовала. Так, по крайней мере, судебный медик объяснил. Прихватила их, по ходу дела, с собой в кармане. Ну а что до меня, то я еще в жизни своей так быстро не летел, когда увидал, как она спички вытащила. Достала из кармана коробок, поглядела на него, чиркнула одной и конец. Охранники говорят, я кричал, звал ее по имени. Всю кожу на себе на хрен раскромсал об колючую проволоку. А как через нее перевалился, сразу ломанулся в дверь. Она заперла сраный вагон изнутри, и когда я, дверь эту чертову выдрал, она была уже сплошной факел, сидела на том же месте, вся в пламени от бензина.
   Она ведь эту сигарету треклятую у меня же и стрельнула, вот что мне никогда не даст покоя. Я смотрел однажды фотографии, как один монах сделал такое, но чтобы своими глазами увидать! Сначала платье на ней красное полыхнуло. А потом и всю ее охватило пламенем. А она сидела в огне не шевелясь. Я ее на пол свалил и попробовал катать, но только сжег себе на хер все руки, и охранникам пришлось с меня горящую одежду сдирать. Барни сказал, что я плакал, но я больше знать его не хочу. Этот козел снова работает в дурке потому что нет для него больше бульдозера , и так ему и надо.
   А мне плевать, плакал я или нет, какая разница. Но я знаю, что я чего-то орал, потому что один из охранников врезал мне по зубам и велел заткнуться. К этому моменту, спаси Иисус, она уже вся почернела и пламя перекинулось на вагон, так что охранники бросились его затаптывать. Очень жаль, что он не сгорел на хер, вот что я скажу. Но ничего подобного: пол местами прожгло, ее здоровенные походные башмаки все на хер обуглились, но вагон стоял как стоял, когда меня на скорой оттуда увозили. Они хотели, чтобы я лежал на носилках пластом, но хрен там. Я смотрел на него из окна, пока не он скрылся из виду, весь пестрящий отблесками полицейских и пожарных мигалок.
   Здесь в больнице врачи мне ожоги лечат, полисмены всякие отчеты заполняют. Джонни Логан и зеленые приезжали ко мне с букетом цветов - розовых, как Афелья любила. Долорес, надо отдать ей должное, принесла мне несколько журналов. На следующей неделе будет суд и я, скорее всего, проведу пару месяцев в кутузке. Но мне плевать. Буду сидеть как мышка. А как на волю выйду, то клянусь богом, я от вагона щепки не оставлю,чтобы эти горняки точно сюда никогда не вернулись, пускай валят отсюдова к черту на рога, в добрый путь. Единственное что хорошо, что мы на ближайшие несколько месяцев их планы обломали, но надо с ними совсем покончить, и побыстрей. Не трожь наши горы, гады, вот мой совет. Полисмены и врачи расспрашивают меня обо всем, что случилось, но я помню только, это что когда на меня надевали наручники, я видел у себя в голове Афелью, и когда я теперь вспоминаю обо всем, эта картинка постоянно всплывает у меня перед глазами. И она всегда одна и та же. Ни останки на полу, ничего такого, ни пакеты Дюнз рядом с бульдозерами, ни клумбы, ничего такого. Всего этого как будто и не было вовсе. Во рту у нее нет сигареты, в руках спичек. Это скорей похоже на как какой-то кадр из фильма. Я вижу ее с цветами в волосах, дюжинами цветов: сидит она себе спокойно за мишиниста, с головы у ней розовые лепестки летят, и ведет чертов вагон по просторам вселенной в последний рейс, улыбается до ушей и гонит на всех парах сквозь звезды. И самое забавное, что я тоже с ней рядом, тоже давлю на газ и тоже оставляю на заносах несколько собственных следов.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"