Падающий через ворота свет уличных фонарей озарял верхнюю половину лестничной площадки, но нижняя половина тонула во мраке. Замерев у кромки темноты, я вытащил из кармана плаща спички и свечу, и зажёг собственный свет.
Тут я заметил, что нахожусь не в одиночестве. Ниже на ступенях стоял человек и смотрел на меня. Он был высок, худощав и с головы до ног укутан в длинную чёрную мантию. Лего запрокинутое вверх лицо при свете свечи выглядело очень бледным.
- Простите, - пришлось извиниться мне. - Я-то надеялся преклонить голову под этой лестницей. Но теперь, когда ясно, что тут уже занято, поищу-ка я какое-нибудь другое пристанище.
Но не успел я удалиться, как тот, другой окликнул меня:
- Спускайся! Если ищешь пристанище, внизу места предостаточно.
Затем он развернулся и зашагал от меня. Я немного понаблюдал за ним, а потом отправился следом, спускаясь по оставшимся ступеням к округлой арке у подножия лестницы. Шириной эта арка была во весь лестничный пролёт, что и сам почти не уступал улице, а высотой - в половину своей ширины. Но, при всей её выси и размахе, внутри заключалась всего лишь темнота. И темнота эта оказалась какой-то необычной. Ибо, хоть моя свеча горела достаточно ярко, чтобы с середины лестницы высветить арку, её света не хватало, чтобы рассеять тьму за ней, даже когда я спустился к самому основанию.
Но лишь встав под самой аркой, я понял, отчего так происходит. Темнота оказалась вовсе не темнотой. Дело было в совокупной черноте вытянутых чёрных предметов, устилавших собою большую часть пола. Эти предметы лежали двумя длинными рядами вдоль стен галереи, вплотную друг к другу. Они чернели, ибо их облекали чёрные мантии с капюшонами, надвинутыми на лица, а руки и ноги прикрыты рукавами и подолами. Эти тела покоились лицами вверх, скрестив руки на груди. Головы их касались стен, а ступни окаймляли узкий центральный проход.
Такое зрелище заставило меня застыть на месте. Потом я заметил, что мой провожатый остановился немного подалее и оглянулся .
- Кто они? - спросил я.
- Твои cобратья-постояльцы, - отвечал он и зашагал по проходу дальше.
Я догадался, что он, верно, пошутил, но смешно мне не было. Я знал, что тут встретятся мертвецы. В общем-то, я даже знал, кто они такие. Это были девять поколений королей города, а также их королевы, придворные и даже кое-кто из слуг позначительнее. Но я не думал, что их окажется так много. Двойной ряд мертвецов тянулся перед нами так далеко, как только доставал мой светоч.
В какую же даль он уходил? Если об этих мертвецах мне было известно мало, то о галерее, где они покоились, ещё меньше. Насколько она длинна? Заполняли ли её усопшие от одного конца до другого? Имелись ли, кроме этой, иные галереи? В стенах, на одинаковом расстоянии, виднелись арочные проходы, но все они были замурованы уже после возведения стен. Что скрывалось за этими арками? И по какой причине их заделали?
Затем справа мне попался на глаза арочный проход, в отличие от прочих, не запечатанный. Я остановился и заглянул в него, надеясь отыскать там ответы на свои вопросы. За аркой открывался широкий пролёт с уходящими вниз ступенями. Но до подножия свет моей свечи не доставал.
Мой проводник снова остановился чуть дальше по галерее и наблюдал за мной.
- Куда это ведёт? - спросил я.
- Не туда, куда следовало бы нам. Наш путь лежит вперёд.
Я отвернулся от арочного прохода и вновь зашагал за привратником. У меня начала разгораться неприязнь к нему. Но навряд ли вообще мог понравиться тот, кто в подобном окружении и обстановке чувствует себя, как дома. Он как нельзя лучше соответствовал своему посту. Привратник был облачён в такую же мантию с капюшоном, как и тела, которые он оберегал, и почти так же безмолвен, как и они. Босые ноги ступали по каменному полу, не издавая ни звука. Словно призрак, проплывал он по галерее.
Но, казалось, теперь мой провожатый двигался медленнее прежнего. Я замечал, как время от времени он останавливался, высматривая что-то на полу, всегда по левую руку. Что же он высматривал? Навряд ли это было моё ложе, поскольку просветы между телами попадались нечасто и шириной не более одного-двух футов. Скорее всего, привратник искал некое тело, хотя я не представлял, как он отличал их одно от другого. Из-под мантий с капюшонами почти не виднелось ни лиц, ни фигур. Я не был уверен, сохранилось ли там хоть какое-то подобие человеческих существ или оставались лишь черепа да кости.
В конце концов привратник обнаружил искомое тело. Он ступил в тесный прогал меж ним и другим покойником, и присел на корточках подле головы. Затем откинул капюшон, обнажив лик мертвеца.
- Юксиор, - возгласил привратник. - Ещё минувшей ночью он был королём.
Я внимательнее пригляделся к лицу усопшего. Выходит, та история всё же оказалась правдой. До этого мгновения я лишь наполовину верил ей. За смертью Юксиора не последовало никаких церемоний, что обычно сопровождают смерть короля. Почти казалось, будто кто-то старался удержать её в тайне. Но молчаливая смерть Юксиора лишь продолжало его молчаливую жизнь за последний месяц, а то и больше, отчего, ещё за несколько недель до истинной кончины, расползлись слухи, что он умер.
Слухи эти ходили в разных видах, но смысл их всех сводился к тому, что Юксиора убили и убийца - его дядюшка. Как поговаривали, этот самый дядюшка уже много лет являлся истинным правителем города. Но ему надоело править из-за кулис и потому, дабы упрочить своё положение, он убил племянника и сам занял трон. Впрочем, если Юксиора и убили, то его лицо никак этого не показывало. Скорее, оно походило на лицо человека, измождённого длительной хворью. Даже для покойника Юксиор был чересчур бледен. Его волосы поседели, но не от старости. Я припомнил, что умер он всего лишь сорокалетним.
Но не только подробности смерти Юксиора вызвали моё любопытство. Ещё и подробности о его погребении и сокровище, которое должно было отправиться в усыпальницу вместе с ним. Судя по слухам, сокровище это - фамильная реликвия, что девять поколений передавалась от отца к сыну, символ и королевской династии, и самого королевского сана. Но в той династии Юксиор был последним отпрыском и, вероятно, из-за этого его преемник решил захоронить сокровище вместе с ним. Не окажется ли правдой и эта история?
Будто отвечая на непроизнесённый вопрос, привратник оттянул рукава с кистей мертвеца. И я увидел, что на каждом пальце красуется золотой перстень с рубином, круглым и алым, словно капля крови. Рубины были настолько крупными и пламенными, что все вместе они придали остывшим белым рукам видимость живых и порозовевших.
Привратник опять прикрыл лицо и руки усопшего, и снова зашагал по галерее. Но я приметил, что руки он прикрыл не полностью, так что из одного рукава отчётливо белели кончики трёх пальцев.
Мы направились по галерее дальше. Ряды усопших всё тянулись вдаль и конца им не было видно, но, по мере нашего продвижения, промежутки между телами становились шире и попадались чаще. Когда нам встретился просвет в восемь или девять футов, провожатый остановился во второй раз. Он уселся на пол с одной стороны промежутка, а, когда я так и остался на ногах, указал на другую сторону.
- Вот твоё ложе. Чего ещё ты ждал?
Я улёгся на пол подле него. Однако привратник всё ещё впивался в меня взором. Не потребовалось много времени, чтобы понять, чего же он хочет. Я задул свечу.
Немного позже я сел,окружённый мраком и опять запалил свечу. Потом взглянул на привратника, проверяя, не пробудили ли его мои действия. Но, по-видимому, его ничто бы не пробудило. Он лежал, словно мертвец, и даже лицо тоже было прикрыто капюшоном. Ещё минуту я с опаской наблюдал за ним, а затем поднялся и отправился по галерее обратно, к Юксиору и цели моих поисков.
Трудно было и представить, насколько далёким казалась эта цель ещё несколько часов назад. Тогда я считал перстни просто слухами, которым доверял куда меньше, чем слухам о гибели носившего те перстни короля. И, очевидно, мои изыскания по тем слухам кончились, даже не начавшись, когда на лестнице неожиданно появился привратник. Впрочем, и без него, поиск одного-единственного покойника среди такого безликого их сонмища, сам по себе был делом почти безнадёжным. Но все эти препоны улетучились, когда привратник сам привёл меня к искомому телу и своими руками открыл сверкающую действительность, превосходящую тусклый отблеск слухов.
Теперь привратник спал где-то позади меня и никто больше не преградил бы мне путь. Единственное затруднение - вновь отыскать то тело. На сей раз провожатый не укажет мне на него. Я смог бы распознать нужный труп лишь по белеющим кончикам трёх пальцев и весьма обоснованно опасался, что в темноте могу их проглядеть.
Пальцы я не проглядел. Вот они, торчат из рукава и, если уж на то пошло, видны даже яснее прежнего. На миг я замер у ног мертвеца. Затем шагнул в просвет меж ним и его ближайшим соседом, и присел рядом на корточки, как раньше привратник. Я стянул рукава с мёртвых рук.
Вдруг цель моих поисков опять показалась далёкой, как никогда. Потому что открытые руки выглядели так же, как и прежде. И, бесспорно, именно Юксиорово лицо открыл я через мгновение. Но перстней не было!
Я вытаращился на лишённые перстней руки, стараясь уразуметь увиденное. Куда подевались перстни? Кто мог забрать их? Привратник не покидал пределов моей видимости и слышимости с того мига, как увёл меня от этого места и до того, как я покинул его и вернулся сюда. Но привратник - единственный, кроме меня, живой человек во всей галерее. А если вычеркнуть живых, то кто же остаётся?
Я перевёл взгляд с мёртвого короля на мёртвых придворных, что лежали дальше. Я понимал, что совершаю глупость. Покойники - это просто-напросто мёртвые тела. Если бы я верил, что они могут оказаться чем-то ещё, то никогда бы сюда не сунулся. Но, пройдя немного дальше по галерее вдоль безмолвных рядов, я заметил то, отчего не думать об этом стало затруднительно. На самой границе света моей свечи, в проходе стояла фигура. Фигура в такой же мантии с капюшоном, как покойники, уложенные по обе стороны от неё. Фигура, всем напоминающая восставшего против меня мертвеца.
Я постарался прогнать такую мысль. Если на то пошло, не резоннее ли счесть, что это живой человек, наподобие меня самого? Верно я лишился ума, если решил, что окажусь единственным, кого заинтересуют перстни Юксиора. Этот человек явился в катакомбы с той же целью, что и я. От самого входа он шёл следом за мной и привратником. Он видел, как привратник указал мне тело мёртвого короля. А когда мы отправились дальше, он остался позади, чтобы в темноте забрать перстни. Но после этого ему стоило бы сбежать с добычей. Отчего же он оставался тут, уже заполучив то, за чем приходил?
Будто задавшись тем же вопросом, фигура вдруг повернулась и стала удаляться прочь. Такое незатейливое действие прервало очарование её недвижного взора, удерживающего меня на месте. От такого мой испуг мигом обратился в гнев на свою причину, гнев и решимость не упустить его вместе с добычей. Я лишь помедлил, чтобы прикрыть лицо и руки мёртвого короля, а затем встал и отправился в погоню. Но теперь я и не пытался подобраться поближе.
Я ожидал, что незнакомец пройдёт по галерее к лестнице и наружу. Неожиданно он свернул в арочный проход слева, тот самый проход, где я останавливался, когда шёл этой дорогой вместе с проводником. Я опять застыл у начала ступеней и наблюдал, как незнакомец спускается в темноту. Но такой трюк был мне понятен. Он отправился этой дорогой, пытаясь скрыться, в надежде, что я поостерегусь отправиться за ним следом. Он не понимал, что я от этого лишь выиграю. Тут, наверху, всё время нависала угроза, что пробудившийся привратник нам помешает. А там, внизу, никакого вмешательства не произойдёт. Я не знал, в какую даль заведёт меня вор. Но, пока я нахожусь между ним и путём наружу, раньше или позже он развернётся и встретится со мной лицом к лицу.
Впрочем, скорее позже, чем раньше. Эта лестница оказалась куда длиннее той, что вела с улицы к галерее мёртвых. И когда она, в конце концов, закончилась, то я очутился в другой галерее, лежащей ниже, где вор опять повернул влево. Новая галерея была подобна прежней, исключая то, что пол в ней был ничем не загромождён, а арочные проходы не замурованы. Увидев это, я представил, какой была галерея мёртвых перед тем, как её отвели для нынешней цели.
Но эта галерея и вполовину не впечатлила меня так, как проходы, что открывались по обе её стороны. Одни из них представляли собой лестницы, выводящие либо обратно на поверхность, либо в галереи, что тянулись вровень с этой. Другие - лестницы, ведущие в глубочайшие бездны, намекая на то, что внизу были и другие галереи. Должно быть, они раскинулись под всем городом. Но кто проложил их? И зачем? И отчего галереи забросили, запечатав от верхнего мира? Ни на один из этих вопросов я не мог ответить. Однако, если пыль на полу о чём-то говорила, то эти катакомбы уже давным-давно покинули, замуровали и позабыли. Вполне могло оказаться так, что мы с вором - первые, кто появился здесь за несколько столетий.
Пыль на полу разрешила беспокойство, мучившее меня чуть ли не с того момента, как я сошёл с лестничной площадки. Если и дальше идти вслед за вором по этой галерее, минуя множество боковых проходов, не очень-то отличных от приведшего нас сверху, то как по завершении своих дел отыскать обратный путь? Но теперь я заметил, что пыль, выдающая заброшенность галереи, также выдавала и наши следы по ней. Она показывала, что вор был босоног, как и привратник, и что его ноги достаточно материальны, если оставляют следы.
И ещё кое-что выдавала эта пыль. Тут было две линии чётких следов: первая вела из галереи, вторая - в неё. Значит, вор пустился сюда не затем, чтобы оторваться от меня. Он всего лишь возвращался по своему следу туда, откуда явился.
Возможно, тогда мне стоило повернуть назад. Но тут вор вновь переменил направление, свернув во второй арочный проход и направившись по лестнице вверх. Добравшись до верхней арки, он остановился и обернулся ко мне. Я также остановился, не дойдя до него половину лестницы. Но свет моей свечи не доставал так высоко и мне не удалось отчётливо рассмотреть вора. Казалось, он закутан с ног до головы, будто один из мертвецов.
Он заговорил скрипучим и резким шёпотом, на удивление громким в беззвучной галерее.
- Ты не Пум! Кто же ты?
- Я - Мадор, его гость. Но не следует ли и тебе назваться?
- Моё имя - Изодомог. Со временем ты, быть может, узнаешь, кто я такой. Пока же довольно и того, что у меня имеется нечто, желанное тебе.
- О чём ты говоришь?
- Я говорю о перстнях Юксиора. Не станешь же ты отрицать, будто последовал за мной в это место, да и вообще заявился в подземелья по какой-то иной причине? Я намерен отдать их тебе. Да, отдать тебе! Делай с ними всё, что пожелаешь! Но взамен тебе придётся кое-что для меня сделать.
- Что я должен сделать?
- Ты должен отнести послание Омбросу от меня. Я собирался отправить Пума, но, раз его здесь нет, тебе придётся его заменить. Ты должен отправиться к Омбросу, туда, где он пирует в парадном зале юксиорова дворца. Ты должен пойти к нему и поведать, что увидал здесь нынешней ночью. А затем передай ему послание.
- Какое послание?
- Если Омброс отыщет Изодомога в городе мёртвых, то там и завершится его поиск.
Имени Изодомога я прежде не слышал, но имя Омброса знал. Омброс - это дядюшка Юксиора, дядюшка, который уже сорок лет являлся истинным правителем города. Вдобавок, его считали убийцей Юксиора и, по ожиданиям, наследником его престола. Я слыхал про Омброса и кое-что ещё - несусветные байки о сделках с демонами, потешавшие меня при свете дня. Но в таком мрачном и уединённом месте, лицом к лицу с этой загадочной фигурой, сделавшей не менее загадочное предложение, меня начали одолевать сомнения - не оказались ли некоторые истории правдой.
- Так что же, Мадор? Согласен ты на мои условия? Отнесёшь ты моё послание Омбросу?
- Отнесу.
- Я так и думал. Однако, внимай! Ты согласился взять перстни в уплату за услугу. Возможно, ты сказал сам себе: "Отчего бы не забрать перстни и не позабыть о той услуге?" Я отвечу тебе, отчего нет. Я - не тот, кем выгляжу. У меня найдутся глаза и уши во множестве мест, и даже во дворце Юксиора. Я узнаю, если ты захочешь меня обмануть. И приду за перстнями и за тобой. Теперь же подойди и прими их.
И я преодолел остаток пути вверх по лестнице, к фигуре, ожидающей меня там. Во время подъёма я вновь попытался рассмотреть черты скрытого капюшоном лица. Но разобрал лишь, что моё первое впечатление оправдалось и капюшон был надвинут на лицо до самого подбородка.
Но всё это я заметил мельком. Ибо теперь фигура простёрла ко мне руки. Сами руки оставались так же скрыты, как и лицо, упрятаны в длинных чёрных рукавах. А во впадинах ладоней огнём пылали десять рубиновых перстней Юксиора.
2. Посланник
Громадная дверь дворца Юксиора без труда отворилась с одного касания. Она открылась настолько, чтобы позволить мне войти, а потом опять закрылась за моей спиной. Но до того внутрь успело просочиться достаточно света, чтобы мельком обрисовать мне огромный зал за этой дверью. То был необъятный бледно-мраморный простор, вглубь которого уходило множество рядов мраморных колонн. Внутри помещения царил почти беспросветный мрак, где почти сразу же исчезали колоннады. Но, когда дверь закрылась, то темнота оказалась не кромешной. Ибо в самой середине тьмы вновь показывались колонны, сходящиеся к освещённому кругу.
Я двинулся прямиком к этому свету. Сперва был виден лишь сам свет и не удавалось разглядеть, откуда он исходит. Но, подходя ближе, я различил, что это - совокупность великого множества крохотных свечных огоньков. Мне стало видно, что эти свечи расставлены концентрическими кольцами вокруг пустого круга в несколько ярдов шириной. Свечи внешних колец стояли на полу в лужицах натёкшего жира, но во внутренних кольцах свечи были вставлены в разнообразные подставки, от примитивных подсвечников и до изысканных канделябров.
И тут я увидел тех, кто зажёг все эти огни. На полу, в ярко освещённой середине свечных колец, сидели мужчина и женщина. Они восседали на белой скатерти, уставленной блюдами и бутылками. Облачены эти люди были в торжественные наряды. Мужчина сидел вплотную к женщине и склонялся ещё ближе, тихо шепча ей на ухо. Я приблизился недостаточно, чтобы расслышать его слова, но, судя по замашкам, догадался, что он докучает ей ухаживаниями. Если и так, его комплиментов не слышал никто, кроме меня, потому что женщина казалась совершенно к нему безучастной. Она сидела выпрямившись, положив руки на колени и разостлав вокруг себя чёрную юбку. Смотрела она не на мужчину, а вперёд, поверх свечей.
Женщина смотрела прямо на меня. Её взгляд был таким пристальным, что я уверен, она несомненно видела меня. Тем не менее, женщина никак не привлекала ко мне внимание своего спутника. Но, должно быть, он заметил её внезапную сосредоточенность, ибо тогда поднял взгляд и тоже меня заметил.
- Отчего ты остаёшься там, во тьме? - окликнул он. - Подходи к свету, где мы сможем тебя разглядеть! Подходи и садись! Видишь? Вот и приготовленное тебе место.
Я пробрался между свечами до кромки скатерти. Тут я заметил, что эта пара затеяла не обычную вечеринку, если вечеринку в подобной обстановке можно назвать обычной. Здесь красовались изысканно приготовленные роскошные блюда. Но всё это великолепие оставалось нетронутым, указывая на то, что пир ещё не начинался. Ещё я заметил, что на скатерти было обустроено третье место, как и говорил мужчина.
- Подходи и садись, - вновь предложил он. - Мы очень рады, что ты к нам присоединился. Одним нам тут было тоскливо и мы рассчитываем, что ты вдохнёшь в нашу маленькую вечеринку новую жизнь. Могу я тебе что-либо предложить? Может, немного вина? Вот, позволь угостить тебя вином.
Я сел на пустующее место и мужчина наполнил мне бокал из запылившейся бутылки. Воспользовавшись моментом, я внимательнее пригляделся к нему и его спутнице. Судя по тесному сходству с усопшим королём, вероятно, они происходили из королевской семьи. Такие же точёные черты, такие же бледные волосы и кожа. У женщины эти признаки проявлялись ещё сильнее, до поистине ангельской красы, блистающей, невзирая на ледяную строгость скромного чёрного платья и плотно уложенную причёску. Её наряд представлял собой однотонно-чёрный траур, что тоже подтверждало догадку о близком родстве с покойным королём. Но такое платье заставляло женщину казаться старше, чем в действительности. Теперь я понял, что ей, пожалуй, не исполнилось и двадцати лет.
- Приношу свои извинения за бесцеремонное вторжение к вам, - произнёс я. - Дверь была незаперта и стражи мне не встретилось. Так что я осмелился на вольность зайти.
- Вовсе не требуется извиняться за визит, - отвечал мужчина. - Мы, обитающие в этих стенах, практически отгорожены от внешнего мира. Не так часто нам удаётся услыхать вести оттуда. И, разумеется, когда такое происходит, мы стараемся зачерпнуть оттуда полной мерой.
Я задумался, не будет ли безопаснее откланяться. Поскольку я явился на встречу с Омбросом, то не следует и дальше задерживаться у этих людей. Я понимал, что этот человек - не Омброс, поскольку Омброс - семидесятилетний старик, тогда как мой собеседник не достиг и половины этого возраста. Но тут меня посетила новая мысль. Навряд ли в этом зале за одну ночь устроят два подобных пиршества. Если нынешней ночью Омброс собрался пировать здесь, то именно тут он это и сделает. Эти люди ожидали его появления. И лучше будет, если я подожду вместе с ними.
- Буду счастлив рассказать вам всё, что только смогу, - произнёс я. - Но сперва позвольте выразить мои соболезнования по поводу вашей тяжёлой утраты.
- Под утратой ты подразумеваешь нашего покойного короля. Выходит, ты об этом прослышал, верно?
- Да, я слыхал об этом. Но до нынешней ночи не знал, стоит ли такому верить. Лишь глухая молва упоминала о его внезапной смерти и скрытном погребении. Совсем не то, чего ожидаешь услышать, если король действительно умирает.
- О смерти короля не объявлялось. Омброс решил, что лучше придержать эту новость, пока не совсем улажены подробности наследования. Он полагает, что для беспорядков будет меньше причин, если престол займут прежде, чем разлетятся вести, что тот опустел. Хотя и сам Омброс никак не ожидал, что известие о столь значительном событии будет замалчиваться целиком. Но это и всё? Кроме этого, ты больше ничего не слыхал о смерти Юксиора?
Я с трудом соображал, что же ему ответить. До меня дошла ещё пара слухов о смерти Юксиора, но ни один из них не стоило пересказывать членам его семейства. Первый - что короля убил Омброс, несомненно, оскорбил бы их. А второй - что короля погребли вместе с его перстнями, лишь напомнил бы им то, о чём я предпочёл бы не напоминать. Но возможности просто промолчать у меня не было. Мужчина уже знал, каков будет ответ, иначе не вынуждал бы меня его пересказывать.
- Давай же, человече. Не смущайся. Что ты слышал про Юксиорову смерть?
- Я слыхал, будто его убили.
- Вот как? А ты не слыхал, кто именно убил?
Доселе женщина лишь слушала и молчала. Теперь она заговорила в первый раз.
- Право же, Намброс. Разве нельзя обойтись без этого?
Видимо, её спутник заметил смущение на моём лице.
- Прошу меня извинить. Я и забыл, что мы до сих пор не представлены. Позволь мне сейчас восполнить этот пробел. Я, как ты уже слышал, - Намброс. Это Литэ, моя кузина. А ты? Как тебя величать? Кого нам выпала честь принимать этой ночью?
- Меня зовут Мадор.
Это всё, что я нашёлся сказать, узнав, кто такие мой хозяин и хозяйка. Я оказался прав, приняв их за родственников усопшего короля. Ибо Намброс приходился Омбросу сыном, личным секретарём и главным вершителем его воли. А Литэ - дочь Юксиора, единственное дитя своего отца и законная наследница его престола. Но неудивительно, что я повстречал в доме Юксиора его же родственников. Удивительно лишь то, что именно эти родственники встретились мне вместе. Поскольку, если Омброс распорядился убить Юксиора, то именно Намброс присматривал за осуществлением этого приказа. Впрочем, быть может, одно лишь то, что Намброс и Литэ были тут вместе, показывало ложность пересудов. Дочь убитого человека не стала бы якшаться с его убийцей.
- Мадор, моя кузина права. Если тебе придётся повторить те несуразные оговоры, ни к чему хорошему такое не приведёт. Ибо ничем иным это просто быть не может. Откуда же исходят такие сплетни? По-видимому, половине мира больше нечем заняться, кроме как распускать слухи про другую половину. А фантазии у них хватает только на злобствования.
- Как же умер Юксиор? - спросил я Намброса.
- Наш усопший король пал жертвой перерождающей хвори. Всё это время я сам ухаживал за ним, поэтому и наблюдал все стадии недуга. Я видел, как всего за месяц король из жизнерадостного человека в расцвете сил превратился в пустую оболочку, тело без души. Но, возможно, лучше будет сменить тему.
Здесь он красноречиво глянул на свою кузину. Я настолько стремился узнать правду о смерти Юксиора, что запамятовал, насколько болезненной может оказаться эта тема для его дочери. Но, хоть её муки и были велики, но самообладание оказалось куда сильнее. В голосе Литэ не слышалось страдания, когда она промолвила:
- Намброс прав. Не смерть - причина нашей встречи. Это празднование моего обручения. Я обручена с Омбросом и собираюсь выйти за него замуж. Он объявил об этом не далее получаса назад, сидя на твоём месте. Ты первый не из моей семьи, кто узнал эту радостную весть.
Быть может, ты полагаешь, что мне негоже так поспешно замышлять брак после смерти отца. Но меня убедили в необходимости этого шага. Королевство не потерпит, чтобы им правила женщина сама по себе, особенно настолько юная и неопытная, как я. Требуется супруг, который станет моим советником и руководителем, королём моего народа и отцом моих детей. Во всяком случае, так считает Омброс. А кто лучше всего подходит под такие требования, как не сам Омброс?
В её голосе не слышалось боли, но я всё же усомнился - а была ли эта весть настолько радостной, как утверждала Литэ. Я знал, что Омброс по возрасту годится ей в деды, что он и в самом деле младший брат её дедушки. Но я сомневался в сказанном Литэ не только из-за преклонных лет Омброса. Мне казалось, что её речь и должна была вызвать сомнения, что в её словах крылось некое значение, который она не могла выразить более явно. Она пыталась сообщить мне, что слухи правдивы? Пыталась сообщить, что этот брак просто поможет Омбросу самому стать королём?
- Подлей себе вина, Мадор, - предложил Намброс. - Все слуги уходят на ночь, поэтому нам приходится справляться самим.
- И у вас это неплохо получается, - отвечал я, вновь наполняя опустевший бокал.
- Хорошо сказано. Но слуги слугами, а стража стражей. Без неё наши двери открыты всевозможным бродягам, ворам и убийцам. Позволь спросить, а кто ты такой?
Выражение и тон Намброса оставались теми же, но я не обманывался в их значении. Неожиданность моего появления исчерпалась и теперь мне предстояло либо объяснить своё появление здесь, либо завершить его в дворцовой темнице. Но пытаться затягивать его и дальше не имело смысла. Такая ситуация всё больше тяготила меня и всё больше подталкивала отправиться своей дорогой. Вдобавок, какой был резон оставаться, если Омброс собственной персоной уже приходил и ушёл? Я поднял бокал к губам. Затем поставил его назад нетронутым.
- Я - посланник. Несу послание Омбросу от Изодомога.
Теперь настал черёд остолбенеть Намбросу. Он не смог произнести ни слова. Кажется, Намброс даже забыл, как дышать. Он лишь вытаращился на меня в оторопелом изумлении, словно впервые заметил. Но так отреагировал не только он. Ибо выражение его лица словно в зеркале отражалось на лице Литэ.
- То, что ты сказал, Мадор, невероятно меня заинтересовало. Но, боюсь, мою кузину это лишь утомит. С её позволения?
Он взял подсвечник и поднялся на ноги. Я тоже встал и последовал за ним. Но, по-моему, пока мы не скрылись из виду, Литэ так и не отвела от меня глаз.
- Ты мог бы сразу объяснить это и сберечь время, - заявил Намброс. - Хотя, может, ты и прав. Не такое это дело, чтобы его открыто обсуждать.
- Куда мы идём? - поинтересовался я.
- Туда, где сможем переговорить в уединении.
Но, видимо, требования к уединению у него были весьма завышенные. В глубине зала обнаружилась широкая лестница, поднимающаяся на верхние этажи дворца. Взобравшись по этой лестнице, мы очутились в конце длинного коридора, по обеим сторонам которого тянулись ряды закрытых дверей. Мы прошли через коридор к ещё одной лестнице и поднялись по ней в другой коридор. Так мы и шли и шли, по коридорам и лестницам, что изумляли меня протяжённостью. Но, за всё время нашего путешествия, мне нигде не встретилось никаких следов недавнего пребывания человека. Чем выше мы поднимались, тем запылённее и запущеннее становилось вокруг. Всё здание объяла гробовая тишина, по-своему столь же безжизненная, как и галерея мёртвых.
В конце концов Намброс остановился у двери. Он вытащил из потайного кармана ключ и отпер её. Затем распахнул дверь и отступил в сторону, пропуская меня вперёд. Однако покой, где я очутился, оказался ещё запущеннее коридора. На мебель набросили белые покровы для защиты от пыли. При свечах они казались точь-в-точь призраками.
Намброс ничем не показал, что всё идёт не вполне так, как должно бы. Он прикрыл за нами дверь и поставил свечу на закрытый покрывалом стол. После этого сдёрнул покрывало с кресла у занавешенного окна и уселся в развязной позе, закинув одну ногу на подлокотник. Я остался стоять.
- И где же Омброс? - спросил я.
- Омброс очень занят, - ответил он. - Уже месяц он трудится днями и ночами, поднимая королевство из мрака, куда его погрузил королевский недуг. Я - всего лишь секретарь, но предпочитаю думать, что хоть чуть-чуть помогаю в этом, пусть только уберегая его от излишних помех. Ибо я ещё и привратник Омброса. Никто не может увидеться с ним, если не пройдёт через дверь. И никто не может пройти через дверь, не объяснив мне, зачем ему проходить. Ты сказал, что у тебя имеется послание для Омброса. Каково оно? И где ты его взял?
Минуту я мешкал с ответом. Изодомог предназначил своё послание лишь одному Омбросу. Он ничего не говорил о передаче его кому-то другому. С другой стороны, он ведь этого и не запрещал. Намброс ближе всех к Омбросу, поскольку служит у него секретарём. И он доходчиво разъяснил, что мне не удастся передать послание Омбросу, не передав его сперва Намбросу.
Так что я рассказал ему. Я рассказал всё, от самой встречи с привратником на лестнице с улицы до того, как я распрощался с Изодомогом над телом мёртвого короля в галерее мёртвых. Я рассказал ему всё, что только смог, стараясь не вызвать никаких смущающих вопросов. Намброс внимательно слушал мою историю. Если что-либо в ней и оказалось для него сюрпризом, то он ничем этого не выказал.
- Занятная история, Мадор, - заметил он по окончании рассказа. - Да и послание занятное. "Если Омброс отыщет Изодомога в городе мёртвых, то его поиск там и завершится". Что это может означать, вот вопрос. Разумеется, мне известно про город мёртвых. Так называют сеть древних катакомб, протянувшихся под нынешними улицами, катакомб, верхние уровни которых ты столь ярко описал. Что же до Изодомога и всего прочего, то я знаю ненамного больше твоего. Возможно, раньше об этом мог бы рассказать мой отец. Его всегда интересовали катакомбы. Никто не погружался в их тайны глубже. Возможно, он объяснил бы нам значение этого послания. Как бы то ни было, теперь он этого не сделает. Свои знания отец унёс с собою в могилу.
Смысл его слов я полностью осознал лишь через минуту.
- Не понимаю. Или ты утверждаешь, что Омброс мёртв?
- Мой отец умер месяц назад. Но этого ты никоим образом не мог знать. Мы потратили уйму усилий, чтобы это скрыть. Тогда же захворал и наш, ныне покойный, король и мы сочли, что вести про оба таких события, случившихся почти одновременно, подорвут нашу политическую стабильность. Но это не единственная причина, почему мы утаили смерть моего отца. Дело и в том, как он умер. Его убили. А убийца - Юксиор.
То, что Юксиор был безумцем - печальная истина. Это тоже держалось в тайне, по причинам, о которых нетрудно догадаться. Такое было легче проделать, ведь его безумие никогда не проявлялось чересчур явно. В худшем случае оно казалось всего лишь тяжёлой формой меланхолии. Но этого вполне хватило, чтобы мой отец осознал - его племянник ни за что не сумеет управиться с обязанностями своего сана. Оттого моему отцу пришлось исполнять их от королевского имени. Но он так и не избавился от иллюзии, что король - это Юксиор. Она-то и привела отца к гибели.
Нам никогда не узнать, как именно всё происходило той ночью. Должно быть, Юксиор со своими сторонниками очень скоро расправились с моим отцом. Он был стар и болен, и не мог долго отбиваться. Надеюсь, убили они его тоже скоро, но уверенности в этом нет. Впрочем, в одном можно быть уверенным - они и меня намеревались убить. Если бы они застали там нас обоих, то, вероятно, у них это получилось бы. Но Юксиор перехитрил сам себя. Он хотел расправиться с нами поодиночке и поэтому выманил меня подальше от отца. В итоге я успел понять, что происходит и спастись.
Я смог вернуться и восстановить порядок лишь через несколько дней. К этому времени Юксиор окончательно лишился разума. Разумеется, его держали взаперти. Но в заточении Юксиору становилось всё хуже и хуже. И наконец, прошлой ночью, он скончался. Умер, не перемолвившись словом ни с одной живой душой. И это досадно, поскольку множество вопросов остались без ответов. К примеру - где тело моего отца? Его ведь так и не обнаружили. Что с ним сделали, было ведомо лишь Юксиору, а он унёс эту тайну в могилу.
- И всё же мне непонятно, - отозвался я. - Сейчас ты сказал мне, что Омброс погиб. Но ведь прежде ты говорил о нём так, будто он живой?
- Воображаю твоё недоумение. Но это нетрудно объяснить. Прежде я упоминал своего брата, недавно возвратившегося к нам из своих чужеземных странствий. Поскольку он старший, то носит имя нашего отца: династическая претенциозность, вероятно, чтобы создавать видимость личного бессмертия. И все наши короли уже девять поколений носят имя Юксиор
Но всё это слишком далеко увело нас от твоего послания. Полагаю, ты можешь считать, что доставил его. Но, всё-таки, прошу тебя ещё немного побыть посланником, хотя бы до тех пор, пока ты не отнесёшь своему господину ответ. Мне необходимо тщательно поразмыслить, что же ему ответить. А пока суд да дело, можешь считать себя гостем во дворце. Этой ночью спи тут. Думаю, этот диван придётся тебе больше по вкусу, чем каменное ложе. Покоями на этом этаже не пользовались со времён моего деда, так что никакие соседи тебя не побеспокоят - ни живые, ни мёртвые.
Он поднялся.
- Теперь же необходимо вернуться к моей прекрасной кузине, а не то она станет гадать, что со мной случилось. Не возражаешь, если я заберу свечу?
С этими словами Намброс оставил меня. Он удалился и прикрыл за собой дверь. Миг спустя я явственно расслышал, как в замке повернулся ключ.
3. Преследователь
Я подождал, пока Намброс уйдёт подальше и только тогда потянул за ручку двери. Заперто. Я пересёк комнату и раздёрнул тяжёлые занавеси. Сквозь запылившиеся стёкла виднелся квадратный дворик. Во всяком случае, это походило на дворик, но тьма внутри четырёх его стен оказалась слишком густой, чтобы различить дно. Окна на виду се до одного были пустыми и безжизненными. Лишь немного светилось ночное небо, маячившее чуть ли не над самой моей головой. Тут пути к спасению не обнаружилось. Мне придётся гостить у Намброса так долго, сколько он захочет меня удерживать.
Но не чересчур ли я сгущаю краски? Намброс запер дверь только из осторожности, чтобы ночью по дому не рыскал чужак. Всё прочее - просто моё беспокойство оттого, что я заперт в незнакомой и тёмной комнате, застрял во дворце Юксиора, а его перстни лежат у меня в кармане плаща. Но тревожило меня не это. Я преспокойно пронёс перстни во дворец и питал надежду, что смогу без особого труда и вынести их отсюда. Сейчас несколько часов отделяли меня от рассвета и я могу провести их с такой пользой, как только допускают обстоятельства. Я снял покрывало с дивана, отведённого мне Намбросом, не раздеваясь, улёгся туда и укрылся плащом.
Однако мне долго не удавалось уснуть. Я просто лежал в темноте и перебирал в уме загадки, с которыми столкнулся за последние два часа. Первая из них - это Изодомог. Кто он такой? Я и отправился во дворец отчасти ради того, чтобы это узнать. Но, хоть мне и удалось проникнуть во дворец, к знанию это меня не приблизило. По-видимому, в таком невежестве оставался только я. Намброс определённо знал, кто такой Изодомог, хоть и отрицал это. Равно как и Литэ, судя по её реакции, когда она услышала от меня это имя.
Смерть Юксиора. Это тоже загадка. Как же он умер? То, что сообщил Намброс о его последнем недуге, в сущности переворачивало вверх ногами слухи про убийство короля, но это не значит, что следует такому верить. Это могло оказаться ложью, скрывающей преступление, о котором и говорила молва. Это могло оказаться даже особенно изощрённой ложью, перекраивающей пытки и убийство узника в заботливый уход за умирающим человеком. Но достаточно ли она изощрённая, чтобы одурачить дочь покойного?
Литэ собиралась выйти за Омброса. Это, пожалуй, было наибольшей загадкой. Если обручение выглядело доказательством, что её двоюродный дед не виноват в смерти её же отца, то заявлять о нём в ночь отцовского погребения означало такое бессердечие, которого я не ожидал бы и от своего злейшего врага. И я не считал Литэ бессердечной. Её скорбь за ужином выдавала именно решимость скрывать чувства. И что означал тот взгляд, которым она одарила меня мгновением раньше, чем Намброс увёл меня прочь?
Долгое время мне никак не удавалось заснуть. А когда я всё же погрузился в сновидение, оно оказалось тревожным. Поначалу сон мой ничем не отличался от тревожного бодрствования . Я лежал на том же самом диване и в той же самой тёмной комнате. Однако потом дверь медленно отворилась и в комнату беззвучно пробралась мрачная фигура. Облачена она была в чёрные одежды и почти сливалась с окружающей тьмой. Но я видел её и в темноте. Я видел, как эта фигура приближалась к моему дивану. Видел, как она склонилась надо мной. Неспособный и шевельнуться, я беспомощно следил, как её пустой капюшон опускается, накрывая моё лицо.
Я распахнул глаза и фигура сгинула, убедив меня, что это был сон. Но тревога, исходящая от фигуры, не пропала вместе с нею. Объяснить такое не составляло труда. Очнувшись ото сна, я оказался в такой же обстановке. Как же мне убедиться, вправду ли я проснулся или же это и на самом деле был сон? Но понимание ситуации её не улучшило. От осознания, что я здесь совсем один, легче мне не стало.
Теперь я пожалел, что, покинув катакомбы, не оставил при себе свечу и спички. Тогда можно было бы покончить с этой нелепостью. Свет, что проникал в незанавешенное окно, оказался слишком тусклым. Он превращал накрытую белым мебель в парящих среди темноты призраков. Он заполнил кресло Намброса тенью, настолько густой, что казалось, будто там сидит фигура в чёрной мантии.
Наверное, из-за сновидения я и представил подобную фигуру. Но, с другой стороны, это ведь из-за подобной фигуры я и увидел такой сон. Вероятно, угрозы Изодомога впечатлили меня настолько, что от него не было покоя даже во сне. Впрочем, с чего бы мне его страшиться? Я пострадаю от изодомоговых угроз, только в том случае, если провалю поручение с посланием. А провалить его уже невозможно. Я выполнил его указания, насколько это получилось из-за Намброса.
Но тень в кресле намекала на иное. Она уже почернела больше, чем любая обычная тень. Чем внимательнее я приглядывался к ней, тем чернее она становилась, пока её стало невозможно принять за что-то другое, кроме вещественной и человеческой фигуры. Но чьей фигуры? В глубине души я знал ответ на этот вопрос. Но убедиться можно было лишь одним способом.
- Добираясь сюда, ты не терял времени понапрасну, - произнёс я. - Не ожидал тебя раньше утра. А тем более не ожидал, что сам буду здесь, когда ты явишься. И долго ты уже тут сидишь?
Последовало длинное молчание, настолько длинное, что я засомневался - а не была ли эта фигура и правда тенью. Затем прозвучал ответ.
- Недолго.
Но отозвался мне не шепчущий голос Изодомога. Этот голос принадлежал Пуму, катакомбному привратнику. Что лишь усугубило загадку. У Изодомога, во всяком случае, имелась причина последовать за мной во дворец. А по какой же причине сюда заявился привратник?
Сначала я подумал, что Пума прислал Изодомог. Мне вспомнились его хвастливые слова, будто у него во дворце имеются соглядатаи. Возможно, один из них - привратник. Но, пусть это и так, всё равно не объясняет, зачем подсылать его ко мне. Если бы я и провалил поручение, ещё не прошло достаточно времени, чтобы о моей неудаче узнали. Нет, причина должна быть иной. И в следующий миг я догадался о ней. Пум явился сюда из-за юксиоровых перстней.
Не успел я обдумать это объяснение, как понял, что так оно и есть. Должно быть, привратник обнаружил похищение вскоре после моего ухода из катакомб. И должно быть, он сразу отправился во дворец - сообщить Намбросу. Тот же без труда сложил два и два. Ему было известно, что этой ночью я побывал в катакомбах и потому он вызвал сюда привратника, дабы Пум распознал во мне вора. Но ему не стоило так утруждаться. Улики в моём кармане были куда более вопиющими, чем всё, что мог представить привратник.
- И давно ты это понял?
- С того самого мига, как заметил тебя на лестнице.
- И всё равно повёл меня вниз?
- Потому что хотел застать тебя с поличным. Поэтому я сделал вид, будто поверил твоему душещипательному рассказу. Поэтому показал тебе, где покоится тело Юксиора, и сдвинул рукав с его пальцев, чтобы ты смог отыскать короля без особого труда. Я насторожил мышеловку и стал ждать.
- Мне показалось, ты спал.
- Я и хотел, чтобы ты так думал. Ибо знал, что ты не проглотишь наживку, пока считаешь, что я бодрствую. Но дело слишком затянулось и я начал опасаться, что ты не оправдаешь моих надежд. Я опасался, что ты и вправду тот, за кого себя выдаёшь и моя ловушка пропадёт впустую.
Но ты меня не разочаровал. Ты затеплил свечу и направился обратно, к покойному королю, а, когда между нами легло достаточное расстояние, я встал и пошёл за тобою следом. Можно было тогда и настичь тебя, но мне не хотелось слушать отговорки, будто ты просто пытался выйти из галереи. Так что я удержался. Когда ты остановился и нагнулся над телом, я тоже удержался. Потому что хотел не меньше, как прихватить тебя с поличным. А когда ты раскрыл лицо и руки покойника, я снова удержался. Ибо заметил, что перстней на нём уже не было.
- Если ты это заметил, то знаешь, что я их не брал.
- Разве дело в этом? Если ты и не брал перстней сам, то можешь знать, кто их взял. Возможно, ты даже помогал ему, отвлекая на себя внимание, чтобы он беспрепятственно делал своё дело. Поэтому, когда ты пошёл дальше, я направился вслед за тобой. Ибо настичь только одного из воров - слишком мало. Второго я тоже намеревался схватить. И рассчитывал, что ты приведёшь меня к нему.
Я ожидал, что твой путь поведёт к лестнице и наружу, поэтому для меня оказалось сюрпризом, когда ты свернул с главной галереи в арочный проход. Но затем мне вспомнилось, как тебя заинтересовала эта арка, когда мы оба проходили мимо и я догадался, что ты расспрашивал о ней отнюдь не из праздного любопытства.
Следом за тобой я прошёл через арочный проход и спустился по лестнице в галерею у её подножия. Потом я шёл за тобой по галерее, со множеством проходов по обеим сторонам, от одного прохода к другому. Эти ходы внизу оказались для меня внове, поскольку я о них ведать не ведал. Увиденное потрясало меня, потрясала даже сама мысль, что в подземельях может пролегать столь многое, а я об этом и не догадываюсь. Но я не позволил изумлению отвлечь меня от цели.
И тут я почти достиг этой цели, когда заметил, что перед тобой шагает и другой человек. Я почти не сомневался, что этот-то человек мне и нужен. И перестал сомневаться окончательно, когда увидел, как вы встретились на лестнице. Я подобрался не настолько близко, чтобы расслышать все твои слова, но и услышанного хватило. Мне известно, что между вами произошло.
И когда ты повернул назад, отыскивая обратный путь наружу, я укрывался в боковом проходе, пока ты не прошёл мимо, а потом опять направился следом за тобой. Я шёл за тобой до самых дворцовой лестницы. Там я тебя упустил, поскольку не хотел входить при зажжённом свете. Но попозже, когда полностью стемнело, всё же вошёл.
Я необычайно отстранённо слушал привратника, размышляя, повесят меня или нет. Другой развязки я не представлял. Если привратник знал, что юксиоровы перстни похитил не я, он знал и то, что совершивший это человек отдал их мне. Укрывателю краденого вынесут такой же суровый приговор, как и вору.
Но, всё-таки, не мелькнул ли в его рассказе проблеск надежды? Пум явился во дворец нежданным и незваным. Никто не знал, что он находится здесь. Если на самом деле так, возможно, мне удастся обернуть это к своей выгоде. Но так ли это на самом деле? Что-то в самом конце его истории меня смущало.
- Не понимаю, - произнёс я. - Ты явно должен был повстречать Намброса. А как бы ещё ты отыскал меня?
- Отыскал тебя? Не тебя я искал. Мне нужен Омброс. Разве тебе неизвестно, кому принадлежит этот покой?
Целую минуту я не верил собственным ушам. А потом слишком изумился, чтобы утешиться этим. Что могло потребоваться ему от Омброса? Что могло оказаться важнее для него, чем вернуть юксиоровы перстни? Я был чересчур заинтригован, чтобы спросить самого Пума. Но у него и не требовалось спрашивать. В его разуме отворилась потайная дверца и не закроется, пока он не поведает мне всё.
- Омброс. Там, во тьме, я должен был позабыть его. Но разве возможно забыть того, кто и определил меня во тьму, кто отослал меня из дворца, где я охранял живых королей и поставил в катакомбы, охранять лишь усопших? Видимо, он и желал того, чтобы я его забыл. Видимо, это входило в его замыслы. Ибо, вероятно, Омброс понимал, что рано или поздно я вновь отыщу его и уволоку во тьму, куда он меня упёк. Однако нынешней ночью я услыхал, как во тьме произнесли его имя и ко мне возвратились все воспоминания.
Король мёртв. Он умирал несколько недель и вскоре после заката умер. Утром его переправят к месту погребения. Этой ночью он покоился в гробу в своих покоях, а я нёс караул перед дверьми.
Эта стража проходила в тишине. Настолько тихо не было, даже, когда умирал король, ведь тогда здесь суетились озабоченные лекари. Теперь оставалось дождаться только гробоносцев, да и то не раньше утра.
Мне не нравилась эта тишина. Мне не нравилось одиноко стоять во мраке, в обществе одного лишь покойника. Сейчас это вызывает только удивление, но я страшился оставаться с ним наедине, пусть даже нас разделяли прочные двери. Но моим долгом было стоять на посту, есть там покойник или нет, и я отстоял бы стражу до конца.
Не знаю, сколько я там находился, когда ощутил, что за мной кто-то следит. Я поднял взгляд. Сперва никого не было видно - вокруг царила темнота и лишь мой фонарь освещал подходы. А потом я заметил, что на границе света стоит одинокая фигура. Облачена она была в белые одежды, иначе я просто не различил бы её.
Я знал, что должен окликнуть этого человека, но минуту оставался слишком ошеломлённым, способным только стоять, уставившись на него. И он поступал так же. Но, в конце концов, он шагнул на свет. И спросил: "Тебе известно, кто я такой?"
И я ответил: "Ты - Омброс". Разумеется, я сразу его узнал. Вероятно, следовало бы обрадоваться, распознав его. Но я не обрадовался. Ибо зачем Омбросу являться сюда, в это мрачное и опустевшее место, когда все прочие во дворце уже уснули?
Но он улыбнулся, когда я назвал его по имени, словно от удовольствия, что известен даже мне. И сказал: "Мне нужно, чтобы ты сейчас же отправился со мной. Я собираюсь проделать важный эксперимент и ты потребуешься мне как очевидец".
"Мне нельзя покидать пост", - возразил я. И это была правда. Но я сказал бы так и в противном случае, ибо не желал никуда с ним идти.
Но Омброс лишь усмехнулся. "Чего тебе бояться? Или, думаешь, кто-то станет выкрадывать покойника?"
Я подумал, что с его стороны это бессердечно - так говорить о своём усопшем отце. Но спорить не стал. Мне не оставалось ничего другого, как отправиться вместе с ним.
Он вёл меня через неисчислимое множество коридоров и лестниц, всё дальше и дальше от двери, откуда мы пустились в путь. Поначалу меня это удивляло. Затем я припомнил, что он обитал наособицу от своих отца и брата, на самом верхнем этаже дворца. По множеству коридоров и лестниц Омброс провёл меня сюда, в его покои. Тогда это место выглядело иначе, незавешенное покрывалами, как теперь. Но покои были эти самые. Тогда здесь тоже царила тьма, почти такая же, как сейчас. Единственным светочем оказался только мой фонарь, потому что своего Омброс не захватил.
Но во тьме что-то поблёскивало. Это оказалось зеркало, отдельно стоящее высокое зеркало в деревянной раме. Омброс приблизился к нему первым и обернулся, жестом подзывая меня поближе, дабы вместе заглянуть в зеркальные глубины. Вдруг стало понятно - что бы он ни собирался мне показать, оно появится там.
Я приблизился к зеркалу. Взглянул в него. Сперва в зеркале отражалось только лицо Омброса. Но затем я увидел, что там, позади него, есть и кто-то ещё. Тот, другой, был в мундире дворцового стражника, а в руке держал фонарь. Эта фигура страшила меня. Я ощущал, что, если увижу его лицо, то сойду с ума. Но никак не мог с собою справиться. Я поднял на него взгляд.
Тут привратник умолк. Спустя несколько мгновений я понял, что продолжать он не намерен.
- И что? Что ты увидел? - спросил я.
Ответа не было.
Я не понимал, отчего Пум так внезапно замолк. Зачем он начал рассказывать историю, если не собирался её завершать? А, если собирался, то почему так резко оборвал? Но такой финал гармонировал со всей прочей историей, которая от начала до конца представляла сплошную загадку. Некоторое время загадкой даже было, когда всё это произошло. Сперва я было подумал, что Пум описывает случившееся прошлой ночью. Лишь когда он назвал покойного короля отцом Омброса, я понял, что ошибся.
Но понять это можно было и раньше. Ибо Юксиор скончался прошлой ночью, а этими покоями не пользовались со времён его деда. Так утверждал Намброс, да и я сам достаточно видел, чтобы поверить в правдивость его слов.
Но точный срок лишь прибавлял таинственности. Ибо Юксиоров дед, отец Омброса, умер сорок лет назад. Какую обиду мог нанести Омброс привратнику, что тот до сих пор настолько остро её переживал, сорок лет спустя? Я надеялся, что ответ найдётся в его рассказе. Но тут история свернула в помрачение и невнятицу. И когда она закончилась таким образом, мне подумалось - а не был ли привратник столь же безумным, как и сам Юксиор.
Определённым оставалось лишь одно. Пум явился сюда к Омбросу, а не ко мне. Он знать не знал, что Омброс умер, но просвещать его я не собирался. Если ему не было до меня никакого дела, то и мне до него тоже.
- Вам с Омбросом явно будет о чём побеседовать, - заметил я. - И явно, я только помешаю. Полагаю, ты не станешь возражать, если я удалюсь?
Пум не ответил. Я поднялся и подошёл к двери. Потом открыл её и выглянул наружу. Коридор оказался почти так же тёмен, как и покой, лишь в дальнем конце светлело окно над лестничным пролётом. Но и в темноте я различил, что там никого нет.
Внезапно мне вспомнилось ещё кое-что, смутившее меня в рассказе привратника. Я обернулся к нему.
- Эта дверь была заперта. Откуда ты взял ключ?
Пум продолжал хранить молчание. С моей новой позиции его не удавалось увидеть. Я даже не мог убедиться, что он ещё оставался в комнате.
4. Узница
Пройдя половину пути к лестничной площадке, я замер, услыхав звук украдкой прикрываемой двери. Я обернулся и всмотрелся назад. Был виден только тёмный коридор, но этот звук мне явно не примерещился. То же самое я слышал всего минуту назад, когда притворил дверь покоя. А, если мне не померещилось, значит, кто-то другой после меня открыл и закрыл ту же самую дверь. Я сглупил, поверив, что привратник так легко меня отпустит. Он выскользнул вслед за мной в коридор, чтобы утащить обратно. В любой миг из темноты может появиться его чёрная фигура.
И что же мне делать? Без толку и пытаться от него укрыться. Может, он для меня и незаметен, но вот я для него, со светом за спиной, заметен без сомнения. Убегать от Пума тоже бесполезно. Дворец известен ему куда лучше, чем мне и привратник может спуститься и поднять тревогу во всех остальных его частях, раньше, чем я доберусь до другого этажа. Единственной возможностью было вернуться и встретить его лицом к лицу.
Только я решился на это, как пришлось действовать. Вдобавок к моим собственным, послышались ещё крадущиеся шаги и шелест ткани. А через мгновение от темноты отделилась часть в виде человеческой фигуры. Но эта фигура принадлежала не привратнику. Разобрав, кто это, я настолько изумился, что вслух назвал её по имени.
- Литэ!
- Потише! - промолвила она, приблизившись настолько, чтобы ей не пришлось повышать голос. - Или хочешь, чтобы услышал Намброс? Если он обнаружит тебя здесь, то просто убьёт!
Она окинула взглядом коридор, будто ожидая увидеть Намброса собственной персоной. Затем тронула меня за руку.
- Мои покои недалеко. Побеседуем там. Пошли!
Я ничего не ответил. Слишком велико было ошеломление, чтобы подобрать слова. Следовало бы успокоиться, когда оказалось, что я напрасно боялся привратника. Но, хоть мне и стало легче на душе, это затмевала озадаченность тем, что я встретил Литэ в таком месте. Как она тут оказалась ? Что желала сказать мне? И что означало её предостережение насчёт Намброса?
Она заявила, что её покои находятся недалеко, но казалось, что спуск туда почти так же долог, как наша с Намбросом дорога наверх из парадного зала. Окольные пути, которыми мы пробирались, вполне убедительно доказывали, что сам я ни за что из дворца не выберусь. Но изгибы лестниц и коридоров ничего не значили для Литэ. Даже без освещения она решительно и уверенно вела нас, не ошибаясь и не мешкая, пока не остановилась у двери.
Она отворила дверь и, когда мы зашли, вновь прикрыла её за нашими спинами. В комнате царила темнота, но Литэ чиркнула спичкой и зажгла две свечи в парных серебряных шандалах на туалетном столике около двери. Когда мои глаза приспособились к свету, я присмотрелся к окружающей обстановке. На мгновение мне показалось, будто она привела меня в ещё один заброшенный покой. Потом я заметил там и сям несколько знаков присутствия женщины - потрёпанные плюшевые игрушки затянувшегося детства и обилие косметической фанаберии расцвётшей женственности. Но всё это почти терялось на фоне мрачной и тяжёлой мебели, казалось, провожавшей от рождения и детства к старости и смерти поколение за поколением обитателей комнаты. Полог огромного ложа смахивал на погребальный покров.
Литэ отодвинула от туалетного столика табурет и уселась на него, обратившись ко мне лицом. Я остался стоять. С минуту мы в молчании смотрели друг на друга. Литэ выглядела иначе, чем когда я увидел её впервые. Она так и носила траур, но теперь её распущенные волосы ниспадали по спине молочно-белой рекой. Это придавало ей вид более кроткий и прекрасный, чем мне помнилось. Её щеки разгорелись от переживаний во время этого полуночного скитания.
- Намброс рассказал мне, куда поместил тебя, - промолвила она затем. - Когда он выпроводил меня в мои покои, я притворилась, будто иду туда, но позже отправилась тебя искать. Не могу высказать, как радостно снова встретиться с тобой. Я опасалась, что Намброс тебя убил.
- Благодарю, что беспокоишься обо мне. Хотя явно не мысли о моей безопасности отправили тебя на мои поиски.
- Да, не они. Нынешней ночью ты заявился сюда, чтобы передать послание. И ты передал его Намбросу. Мне нужно узнать, каково это послание.
Вот тебе и на. Однако на самом деле такое объяснение не стало сюрпризом. Я лишь задался вопросом - почему не подумал об этом раньше.
- Но почему у меня? - спросил я. - Не легче ли узнать это у самого Намброса?
- На этот вопрос я задам встречный. Ты говорил, что послание предназначено Омбросу. Ответь, ты с ним встретился? Хотя, можешь даже не отвечать. Я сама отвечу. Ты так и не увидел его, правда? Намброс какой-то благовидной отговоркой объяснил, почему нельзя тревожить Омброса. Вместо этого он убедил тебя передать послание ему самому. А после попросил обождать в той комнате и утром исполнить твою миссию. Я права?
- Права. Настолько права, что мне остаётся лишь заключить, что ты сама побеседовала с Намбросом.
- Я уже говорила, что да. Но мне не требовалось, чтобы Намброс пересказывал, что между вами произошло. Когда он столь торопливо увёл тебя подальше, мне стало понятно, что проделано это затем, чтобы я не узнала послание. А когда он сообщил, где поместил тебя, я догадалась - это сделано для того, чтобы тебя не нашёл никто другой. Но к чему такая таинственность? Несомненно, всё это было призвано скрыть от Омброса весть о твоём прибытии. Несомненно и послание тоже хранится в тайне от него и от всех прочих, что могли бы передать его Омбросу. Меня удивляет лишь, что Намброс тебя не убил. Это самый надёжный способ удержать всё в секрете.
Я не находил изъянов в её доводах. Но как же она выставила ситуацию, в которую я угодил. Как видно, этим людям недостаточно было просто узнать изодомогово послание. Они ещё и стремились обойти друг друга: Намброс - не дать Литэ узнать послание, а она - вопреки этому, всё же узнать его.
- Но не запоздали ли подобные предосторожности? Намброс мог утаивать послание лишь до тех пор, пока кто-нибудь не узнает, что оно пришло. Если узнала ты, то почему не велела ему просто рассказать?
Только успев задать этот вопрос, я понял, что он неверен.
- Велела Намбросу? Ты ничуть не представляешь моё положение здесь, иначе никогда бы не спросил о таком. Ты считаешь, что я королева, что могу приказывать и подданные повинуются. Но я не королева. Я узница. Этот дворец - моя темница. А Намброс - мой тюремщик.
Литэ отвернулась от меня. Но этого не хватило, чтобы скрыть, как жестоко я в ней ошибался. Невозмутимые манеры, которое она выказывала, оказались просто маской. Теперь маска слетела и я увидел, что под самой её поверхностью жарко пылает горе.
- Прости, если мой вопрос заставил тебя страдать, - проговорил я. - Я не знал. Да, конечно, слухи ходили. Но слухов много и не всегда легко понять, какие из них истинны. Сегодняшней ночью твой кузен расспрашивал меня о подобном слухе - что его отец убил твоего. Он весьма настойчиво убеждал меня и я подумал, что, должно быть, это правда. Однако затем Намброс это опроверг. А позже, когда мы остались с глазу на глаз, он поведал, что твой отец убил его отца в приступе безумия. Как могут оказаться правдой обе эти истории?
Литэ опять повернулась ко мне. Но её маска восстановилась лишь отчасти.
- Могут, потому что так и было. Правда, что мой отец убил отца Намброса. Но убил не в приступе безумия. Ибо ненависть к тирании - не безумие. Ибо поразить деспота насмерть - не убийство. Но бывает, что, когда сражают одного деспота, на его месте зарождается другой. Так получилось, что из-за смерти моего двоюродного деда в итоге вернулся домой из долгих странствий его старший сын. Это и был тот самый Омброс, что убил моего отца.
Но ты удивил меня, Мадор. Удивительно, что Намброс вообще упомянул при тебе о гибели своего отца. Он изо всех сил старался удержать весть об этом внутри дворцовых стен. Возможно, Намброс старался убедить тебя взамен передать послание ему самому. Но самый факт столь откровенной беседы - явный знак, что живым он тебя из дворца не выпустит.
И в третий раз она остерегала меня, что Намброс покусится на мою жизнь. Но лишь теперь я начал различать за её словами весьма реальную опасность. Причиной, разумеется, служило послание Изодомога. Что же кроется в этом послании? Какая тайна содержится в горстке слов, ценою в человеческую жизнь? Известна ли она Литэ? Уверен, ей известно или когда-нибудь станет известно это от меня. Но как же уговорить Литэ рассказать то, что она знает известно?
- Положение у меня не из лёгких, - признался я. - И ты не делаешь его легче. Ты просишь сообщить тебе послание Изодомога. И в то же время говоришь, что Намброс желает сохранить послание в тайне. Предостерегаешь, что он скорее убьёт меня, чем допустит, чтобы я открыл тебе послание. И сознаёшься, что бессильна защитить меня.
Мне казалось, что такие соображения лежат на поверхности. Но, по всей видимости, они стали для Литэ полной неожиданностью. В любом случае, ответить на них она не сумела.
- Не пойми меня неправильно, - продолжил я. - По этим причинам я не стану тебе отказывать. Большой симпатии к Намбросу у меня нет, как и убедительных причин уважать его желания. Я передам тебе послание, как ты и просила. Но хочу кое-что получить взамен.
Наконец-то у неё прорезался голос.
- Что же это?
- Я хочу, чтобы мне объяснили смысл этого послания.
На мгновение Литэ задумалась. Затем сказала:
- Это честно. Ты прошёл такой путь, чтобы доставить это послание и будет честно объяснить тебе его смысл. Но ты опять удивил меня. Отчего ты полагаешь, будто мне больше твоего известно о послании? В конце концов, ведь это ты разговаривал с Изодомогом. Ты бродил подземными улицами города мёртвых.
- Только вот до нынешней ночи я слыхом не слыхивал ни об Изодомоге, ни о городе мёртвых.
И тогда я поведал ей всё. Поведал почти слово в слово, как рассказывал Намбросу. Литэ слушала так же внимательно, но с куда большим интересом. Она склонилась вперёд в кресле, впиваясь в меня сверкающим взором. Когда я договорил, Литэ прикрыла глаза и вновь откинулась в кресле.
- Что это за послание? - спросил я. - Что значат эти слова?
Она открыла глаза и взглянула на меня.
- Ты прав, Мадор. Ты исполнил свою часть соглашения, а теперь настало время мне исполнить свою. Но я с трудом представляю, откуда начать. Ибо ответ на твой вопрос вместил бы в себя весь целиком жизненный путь моего двоюродного деда Омброса и всю историю моей семьи за последние сорок лет. И даже тогда был бы неполон. Но я расскажу тебе то, что знаю и откуда получила это знание. Возможно, выслушав такой ответ, ты сумеешь его дополнить.
В делах этих я тоже не вполне осведомлена, хотя копила знания о них всю свою жизнь. Разумеется, пока я только росла, то не понимала этого. Мой отец обладал королевским саном, а к нему прилагались соответственные церемониалы. Если власть отца и была меньше, чем следовало, то я, тогда маленькая девочка, в этом не разбиралась. Однако, попадались знаки, понятные даже маленькой девочке. Обособленное существование, которое мы вели, отдельно от настоящей жизни дворца. Приступы угрюмости у моего отца и его отношение к Омбросу и Намбросу.
Мне двоюродный дедушка Омброс всегда казался фигурой устрашающей. Объяснить это нелегко. В нём самом ничего устрашающего не было, если только не бояться старости, молчаливости и одиночества. Но, быть может, мой страх вызывал не столько сам Омброс, сколько поведение окружающих его людей - как они умолкали, когда он входил в комнату и ещё долго молчали, когда его там уже не было. Но мне редко выпадала возможность наблюдать такое. Омброс нечасто выходил к прочим домочадцам, предпочитая свои книги и опыты любому человеческому обществу. Если у него появлялись какие-то дела ко мне или моему отцу, он решал их с помощью Намброса.
Намброс был более открытой фигурой, тем ликом, что его отец являл миру. Но мне он попадался на глаза едва ли чаще, чем его отец. Ибо Намброс нередко покидал дворец по отцовским делам, а зачастую просто затворялся в лаборатории, помогая ему в опытах. Как правило, Намброс посещал моего отца в его покоях. Мне неведомо, что происходило во время тех встреч, потому что я никогда там не присутствовала. Но после них мой отец всегда становился угрюмее прежнего и ходил мрачным несколько дней.
Я сказала, что никогда не присутствовала на тех встречах, но это не вполне верно. Как-то раз я ненароком забрела на одну из них. Распахнув дверь отцовского кабинета, я обнаружила, что он держит совет с Намбросом. Эти встречи всегда вызывали у меня любопытство и я на миг помедлила в дверях, присматриваясь к находившимся в комнате. Я видела, как Намброс беспечно откинулся в кресле, а мой отец стоял на ковре перед ним. Затем они оба повернулись и взглянули на меня. Намброс рассматривал меня так, будто хладнокровно оценивал. Его взгляд вызывал жуткое смущение и я поскорее прикрыла дверь.
Но, когда дверь закрылась, в памяти удержался лишь взгляд отца. Ибо только это собрало воедино все тревожившие смутные ощущения и помогло мне уяснить, что окружающий мир безмерно отличается от того места, где я выросла. Я пыталась убедить саму себя, что ошибаюсь, что неверно истолковала значение отцовского взгляда или он просто мне почудился. Но не находилось никакого иного объяснения тем знакам, что окружали меня, тем загадкам, которым я удивлялась с тех пор, как себя помню. Необъяснённой оставалась лишь одна тайна. Как могло получиться такое? Почему король стал слугой, а слуга королём? В чём кроется секрет власти моего двоюродного деда? Вот тайна, которую я тогда старалась раскрыть.
Но мне очень долго никак не удавалось отыскать путь к разгадке. Я полагала, что многое мог бы рассказать отец, но не желала выпытывать у него то, что он так тщательно от меня скрывал. Расспрашивать слуг мне тоже не хотелось, потому что я, как и мой отец, старалась избегать неловких ситуаций. Впрочем, от этого всё равно не было бы толку, ведь никто во дворце либо не помнил столь давние события, либо не желал о них говорить. Но, по счастью, мне не пришлось довольствоваться рассказами только живых очевидцев. Немало свидетелей тому оказалось среди уже умерших, а некоторые даже оставили записи об виденном. Вот из таких записей я, в конце концов, и узнала историю того, как мой двоюродный дед Омброс пришёл к власти.
Эти сведения весьма помогут понять всю мою историю, поэтому извини, если я стану вдаваться в подробности. Началось это сорок лет назад, когда царствовал мой прадед. У него было два сына. Старший - это мой дедушка, наречённый Юксиором, как и его отец. Младший - мой двоюродный дед Омброс. Трудно было вообразить более различных людей. Ибо Юксиор был человеком прямым и радушным, и истинную радость обретал лишь в компании приятелей. Омброс же тяготел к замкнутости и уединению, предпочитая обществу других людей своё собственное. Если он когда и интересовался компаньонами, то разве только как объектами изучения.
Со временем старый король опочил и упокоился среди своих предков. Для тех баронов, что присутствовали на похоронах и намеревались присутствовать при коронации его сына следующим утром, устроили пир. Это было не торжественное собрание, а устроенное только для того, дабы почтить живого короля и оплакать усопшего. Правил пиром новый король, а вместе с ним и его жена, как новая королева. Был там и Омброс, брат короля. Его присутствие притягивало внимание, ведь уже тогда он нечасто появлялся на людях.
Вскоре, как минуло заполночь, король с королевой удалились. Но, чтобы не завершать празднество раньше срока, их место занял Омброс. Пиршество затянулось до глубокой ночи и явно не собиралось заканчиваться. Оно могло бы продлиться и до зари, если бы ничего не его прервало. Но тут возвратилась королева.