Поэт проснулся холодным утром. Беседку, где он лежал, засыпал желтой листвой гудевший всю ночь ветер. Густой туман окутал старый, заброшенный парк. Сквозь пелену проглядывали бледные очертания осенних деревьев. Карканье ворон прерывало томящую душу тишину. Замерзшие пальцы потянулись к спичкам. Надо разжечь костер, чтобы не окоченеть. В ржавом ведре вспыхнуло пламя. Оранжевые языки, облизывая нарубленные сучья, приятно согревали. Поэт выпил стопочку водки. Закусил хлебом и колбасой. Он вспомнил, как бродил целый день по пустынным улицам города в надежде найти приют. Ветер хлестал по лицу мелким дождем. Ни одна из редакций не принимала его стихов. Они были не нужны, не интересны читателям. Помраченные бульварной литературой умы не откликались на его творчество, не воспринимали его любовь к природе и людям. Всем существом его овладела гнетущая тоска. Дверь в арендуемую комнатушку перед самым лицом захлопнули озлобленные хозяева. Они уже давно не получали ничего кроме обещаний отдать долг. Оставалось одно - спать на улице.
Поэт вспомнил, как случайно забрел в парк. Нашел беседку. Прилег. Еще вспомнил лицо доброй старушки проходившей мимо. Она угостила его кефиром и колбасой. Пожалела продрогшего и усталого. Предложила пожить у себя. Но он отказался. Не хотел стеснять. Волна сожаления прошла сквозь душу. Теперь идти уж точно некуда.
- Милок, - говорила старушка, - приходи к нам в храм. Батюшка у нас добрый, поможет тебе. Найдем работу. Поживи пока у меня. Не забывай Бога. Он тебя не оставит.
- Как вас зовут? - поинтересовался поэт.
- Надежда Алексеевна.
- Надежда Алексеевна, я не очень верю в Бога, - с легким раздражением процедил поэт, - я верю в науку, в искусство, в знание, в человека.
- Ну и как, много наверил? - старушка улыбнулась.
Поэт промолчал. Ему нечем было похвастать. Нечего показать кроме своей нищеты, невостребованности. Всю жизнь он писал стихи, влюбленный в землю, в жизнь. Получал жалкие гроши от издательств. Жена, забрав дочку, давно ушла от него устав жить впроголодь. Единственную квартиру обманным путем отсудил брат. Начались долгие и скорбные скитания по съемным квартирам пока, наконец, платить уже было нечем. Чувство глубокой обиды тяжелым комом подступило к горлу.
- Помолюсь я за тебя, сынок, - взгляд старушки наполнился состраданием, - надоест жить на улице, приходи ко мне. Господь не оставит. Помолись ему и оставь свои обманчивые надежды на людей. Люди не помогут.
Надежда Алексеевна вынула из кармана скомканный листок бумаги, чиркнула адресок и подала слегка удивленному поэту.
- И вот еще тебе иконка великомученика и целителя Пантелеимона. Помолись ему о здравии души и тела. Больной грехами душе нужен целительный бальзам благодати Божией.
Старушка протянула иконку, положила на скамейку бумажный пакет с продуктами и, уходя, напоследок сказала:
- Приходи в храм.
Поэт остался в одиночестве. Мысли, сменяя одна другую, кромсали мозг. Ветер, трепавший листья склонившегося к беседке клена, казалось шептал:
- Подумай, подумай.
Поэт не знал, что ему делать. Вынув из внутреннего кармана куртки иконку целителя Пантелеимона, он внимательно посмотрел на нее. Глаза святого излучали любовь. Лик его был величественным и умиротворенным. Поэт никогда не испытывал этого чувства. Жизнь без Бога резала вдоль и поперек. Хотелось забыться и уснуть. Руки вновь потянулись к бутылке, но он остановился. Нет!
Поэт, пошарив по карманам, достал скомканный листок с адресом Надежды Алексеевны. Внимательно прочитав записку, он встал, потушил огонь и медленным, нерешительным шагом вышел из беседки.