Девочка появилась в доме, когда с грядок снимали кабачки. Они лежали в ряд, словно клавиши гигантского фортепьяно, и черная Девочка казалась среди них, молочно-белых, единственной клавишей полутона.
Глаза у Девочки не вытянутые миндалевидные, не круглые бусины, а как две спелые черные виноградины. У переносицы они начинаются маленькой похожей на каплю бухточкой, в которой скапливаются слезки, и поднимаются вверх, будто удивленно, меж берегов, заросших длинными ресницами.
В черной нарядной шубке с белым вортничком и в беленьких сапожках, она кажется элегантной барышней, одетой к выезду. Гимназисточка в накрахмаленной форме. Девчоночка . Шерстка у нее нежная, мы говорим - бархатная. Нос влажный, кожаный и смешно подрагивает, когда Девочка, очень чуткая ко всякому запаху, слышит в воздухе что-то новое. Нос работает вместе с ушами, одно из которых стоит, а второе - только собирается. Пролетит муха - нос поворачивается за ней. Прошуршит бумажка - нос поворачивается, вздрагивает, морщится и напряженно сопит; встающее ухо взмывает вверх, второе удивленно виснет. А что если пройдет кошка? Тут одними ушами да носом не обойтись! Вот только бы научиться лаять...
Подушечки пальцев из-за белой окраски лап у Девочки розовые, и коготки тоже розовые, совсем крохотные, пробиваются, словно росточки на картошке. Зубы, хоть и маленькие, трогательными не назовешь: цепкие и острые, они оставили уже немало следов на тюбиках крема, тапках, расческах, записных книжках и ножках стульев.
Особое достояние Девочки - хвост колечком, тот самый, из-за которого продавец в зоомагазине поглядывает на Девочку неодобрительно. Продавца зовут Дай-то-бог, потому что в своем маленьком магазинчике, набитом доверху всевозможным кормом, клетками и косточками, он преданно смотрит на покупателя, спрашивающего о каком-то экзотическом "С-33 для длинношерстных собак мелких пород", и разводит руками: "Увы (глаза его, большие и добрые, как у спаниеля, поволакиваются слезой), не могу обещать, но дай-то Бог, к понедельнику будет," - и кожа на его лбу собирается в скорбные складки, как у бассета.
Да-да, даже наш милый Дай-то-бог вздыхает при слове "беспородная" и прежде, чем завесить обычные триста грамм "Педигри", долго шуршит совочком в мешке с кормом, повернувшись к нам спиной.
Спит Девочка нервно, поскуливая и перебирая лапами: то ли потеряла кого-то, то ли испугалась. Поглаживаю красавицу за шерстистым ушком, и плач замолкает, все резкие движения уходят, остается только еле заметное, в полусне, помахивание хвоста. Но вот и оно затихло. Глаза по-прежнему закрыты, но я догадываюсь, что сны стали заметно веселее и даже, пожалуй, вкуснее: тонкие губы стягиваются в трубочку, слышно тихое-тихое причмокивание. То ли теплый мамин живот снится моей Девочке, то ли нежит ее мечта о скором обеде...
А через неделю нам можно будет гулять. Сердитый ветеринар в толстых очках, делая прививку, сказал: "Избалованная у вас собака. Как вы с ней справляться будете?". И потом: "Все. Гулять - через две недели".
И вот - ты спишь, моя девочка, и пока самое страшное, что было в твоей жизни, - это шуршащая газета да запоздавший ужин. И все животные, тебя не любившие, - это всего лишь старая кошка Марго, а люди, которых ты знаешь, умеют только гладить, ласкать, кормить и любить тебя. Скоро мир станет огромным, но и тогда, пожалуйста, помни: своим беспородным хвостом, извивающимся какими-то дикими причудливыми изгибами от безудержной радости встречи, ты, словно лассо, навсегда поймала мое сердце...